Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет. Зигмунд Фрейд
Хюмейра с наслаждением распустила свои прямые чёрные волосы и запрокинула голову, радуясь освобождению от тяжести короны. Платье неприятно сковывало движения и мешало дышать, поэтому она стянула его со своих плеч, прислушиваясь к ощущению прохладного ветра на разгорячённой коже. Шёлковые рукава давно уже упали на пол, серьги и другие украшения были спрятаны по коробочкам до следующего утра. Хюмейра почти не помнила как покинула праздник вместе со всеми, но теперь блаженствовала от приятной усталости и усыпляющей боли в голове от выпитого за столом. За окном всё ещё были слышны отголоски салютов, и каждый хлопок ликующим эхом отдавался в груди Хюмейры, заставляя её беспрерывно улыбаться. Шторы всколыхнулись под порывами ветра, а дальше холод проник в покои Хюмейры, колыша шёлковые простыни её кровати. Она сидела, прижавшись спиной к резному балдахину, и медленно снимала с себя платье, приготовив рядом свободную ночную сорочка нежно-розового цвета. Она не сдержала вздох удовольствия, когда горячего тела коснулась приятная свежая ткань с едва уловимым ароматом розы. Хюмейре так хотелось спать, что она даже не нашла в себе сил сходить в баню на трясущихся ногах. Ей хотелось поскорее забраться под одеяло и придаться забвению, чтобы на утро проснуться бодрой и с радостным осадком на душе. Хруст чистого постельного белья прогнал дрожь наслаждения по спине Хюмейры, и она сладко зевнула, вытягиваясь по просторному ложу. Накрыв плечи, она перевернулась на бок, лицом к окну, и прежде, чем закрыть глаза, с улыбкой подумала о своём брате, поскольку даже сквозь завесу обволакивающего сна слышала его шёпот, читающий ночную молитву.***
Хюмейра открыла глаза и по какой-то причине сразу поняла, что находится не в своих покоях. Кругом различался тусклый свет от свечей, под её ногами стелился узорчатый ковёр, а место, в которое она попала внушало необъяснимый трепет и чувство благоговейного страха, но в то же время завораживало своим великолепием. Взгляд её сразу упал на большую кровать, укрытую золотистым покрывалом. У изголовья лежали подушки такого же цвета вперемешку с теми, что поменьше из бордовой ткани. Мощные балдахины и мраморные стены покоев яснее всяких слов говорили Хюмейре, что она попала в обитель какого-то знатного господина, возможно, даже правителя какого-то государства. Дальше она начала оглядываться, и чем больше деталей в интерьере она подмечала, тем быстрее понимала, что перед ней ни что иное, как покои одного из господ Османской империи. Сердце Хюмейры безудержно заколотилось. Она осознала, что видит сон, и от этого стало не так страшно. Всё вокруг было ей незнакомо, она словно в тумане сделала несколько невесомых и, наверняка, бесшумных шагов вперёд, поняв, что всё это время стояла за прозрачными шторами, которые мешали ей осмотреться получше. Она едва не ахнула, когда взглядом наткнулась на человека, сидящего за столом на троне. Хюмейра хотела выдохнуть, но ком в её горле помешал сделать вдох, настолько прекрасен и величественен был человек, представший перед ней. Она не видела его лицо, поскольку он склонился над какой-то мелкой трудоёмкой работой с указкой в руке, но зато смогла разглядеть его широкие плечи, покрытые простым серым кафтаном, безупречную осанку и многочисленные кольца на его сильных пальцах. Хюмейра не могла оторвать глаз от незнакомца, будто что-то невидимое и непонятное притягивала её к нему. От него так и веяло властностью и мощью, и она внезапно поняла, что внушило ей такой неожиданный страх. Поддавшись первому порыву, Хюмейра сделала шаг, потом другой и вскоре оказался у самого стола, не сводя глаз с человека. Он не обратил на неё никакого внимания, продолжая заниматься своим делом. Волны спокойствия и холодной сосредоточенности, исходившие от него, заставили Хюмейру саму испытать умиротворение, и, поборов стеснительность, она опустила взгляд на руки незнакомца. Оказывается, он мастерил какое-то красивое украшение, от красоты которого у неё заслепило в глазах. Сон был нечётким, и контуры мелкой вещицы расплывались, так что Хюмейре так и не удалось разобрать, что это: кольцо или ожерелье. «Простите, а кто Вы такой? – спросила она, испугавшись тому, насколько незнакомо звучит её голос. – Могу я узнать, где я очутилась?» Человек не ответил и даже не изменил своего положения, и Хюмейра вдруг ясно осознала, что он её не слышит. Она может только видеть этот сон, но не имеет власти его менять. Значит, ей остаётся только наблюдать. Внезапно человек поднял голову, но смотрел куда-то сквозь Хюмейру. Она наконец смогла посмотреть ему в лицо и испытала мгновенный прилив восхищения. Его глаза... Они были великолепны. Яснее самой ясной звезды, но темнее самой тёмной ночи и спокойнее любого океана, который в любой момент может затронуть буря. В них были непоколебимая уверенность, твёрдое осознание своей власти и глубокая бездна чего-то очень опасного, что затягивало её без шансов на спасение. Они были цвета как чистое небо, между ними пролегли глубокие морщины, говорящие о возрасте человека и том, что он много злился или грустил. Почти всё его лицо покрывала густая щетина, но на губах можно было заметить улыбку. Он кого-то увидел, и в его взгляде, прежде излучавшем хладнокровие, появилась ласка. Хюмейра с трудом заставила себя отойти в сторону и обернуться. Она сразу догадалась, что могло так привлечь знатного человека, потому что перед массивными дверьми в его покои, которые уже были закрыты, стояла высокая статная женщина с ярко выраженными изгибами бёдер и груди. Хюмейре сразу бросилось в глаза её ослепительно жёлтое платье в пол с широким декольте. Под грудью и у основания ног тянулись полосы блестящей ткани оттенка потемнее, которые сбоку были закреплены такой же драгоценной брошью, оставляя часть своеобразного пояса свободно колыхаться от её шага. Непрозрачные рукава начинались от плечей и спускались по её изящным рукам почти до самого пола. Незнакомка явно умела подбирать себе образ, поскольку платье идеально сочеталось с кудрявой рыжей шевелюрой её густых волос, нисподающих на грудь и на длинную шею. Хюмейра так и застыла, любуясь красавицей, и не упустила случая всмотреться в черты её молодого лица. Она также улыбалась и смотрела на человека за столом соблазнительным взглядом зелёных глаз. Её взор оставался ласковым и страстным, когда она покорно присела в плавном поклоне, сложив руки перед собой. Внезапная догадка пронзила Хюмейру, стоило ей увидеть ритуальное приветствие. Части одного пазла постепенно находили друг друга, собираясь в цельную картинку у неё в голове. Если эта женщина склоняется перед тем человеком, значит, он определённо обладает неоспоримой властью, а если учесть то, что она находится в каком-то месте Османской империи, можно сделать вывод, что мужчина, сидящий на троне, ни кто иной как... – Сулейман, – сладким шёпотом пропела красавица, выпрямляясь. Её шёпотом долетел до Хюмейры как через толщу воды. – Султан моего сердца. Хюмейре показалось, будто её с размаху кинули в ледяное море. Всё мгновенно встало на свои места. «Султан Сулейман Великолепный, – подумала она, снова переведя взгляд на человека. – Так вот, кто он такой. Я не ожидала, что вражеский падишах может быть настолько красивым и привлекательным». Хюмейра тут же помотала головой, отгоняя странные мысли, и вернулась к своим наблюдениям. Раз он султан, значит, эта женщина его самая любимая наложница, о которой ходит столько слухов. Та самая русская рабыня, что получила новое имя... – Хюррем, – глубоким голосом ответил Сулейман, смотря на свою жену влюблённым взглядом, – как ты красива. Просто ослепительна. Госпожа признательно улыбнулась и медленно, но с гордо поднятой головой приблизилась к Султану, обходя его стол. Хюмейра никогда бы не подумала, что кто-то смеет подходить к падишаху настолько близко, особенно, если он занят. Но Сулейман, похоже, был только рад визиту Хюррем и сразу отложил своё занятие, разворачиваясь к ней и слегка отодвигаясь назад. Женщина без тени смущения присела на колени Султана, а он обнял её за талию, притягивая к себе, словно делал это уже не раз. Хюмейра невольно улыбнулась, почувствовав невероятно сильную привязанность и любовь этих людей, которая заставляла её сердце выпрыгивать из груди, а дыхание ускоряться. Они продолжали улыбаться и дарить ласковые взгляды друг другу, от которых что-то в груди Хюмейры сладко сжималось, оставляя привкус горечи на языке. Они так счастливы, так упиваются страстью и любовью! Хюррем склонилась над столом Сулеймана, разглядывая его работу, а потом в невинном кокетстве повернула голову набок, заглядывая Султану в глаза. – Ослепительнее даже этого украшения, что ты для меня делаешь? – спросила она, словно хотела к чему-то поступиться, нащупать почву. Одной рукой она опёрлась на стол, так что её локоны упали через плечо. Сулейман улыбнулся шире, но не ответил и на мгновение опустил взгляд на драгоценность, словно раздумывая. Хюррем пристально разглядывала профиль султана, и от блеска её глаз Хюмейре почему-то стало не по себе. – Так, я, по-твоему, лучше, – продолжала настаивать Хюррем низким шёпотом, – или рубин? Госпожа не дождалась ответа и нежно прикоснулась рукой к щеке Сулеймана, поворачивая его голову к себе и накрывая его губы своими. Страсть охватила их, заставив сгореть в жарком поцелуе длиной в несколько мгновений. Далее Хюррем отстранилась, её ладонь скользнула по шее падишаха, и она наклонилась к его уху. Сулейман с готовностью подался вперёд, прислушиваясь, и Хюмейре пришлось задействовать всю остроту своего слуха, чтобы тоже услышать. – Сулейман, – бархатным голосом растянула Хюррем имя султана, словно пробуя его на вкус. Шёпот слетел с её губ, подобно ветру, и проникнул в сознание, сведя с ума. Обладатель столь красивого и величественного имени приподнял уголки губ в ласковой улыбке, пока госпожа медленно отклонилась от него, опуская руку. Их взгляды снова встретились. – Дорогой, ты же любишь меня – неожиданно прошелестела Хюррем. Брови Султана поползли вверх, выражая изумление. – Что это ты вдруг? – удивился Сулейман. – Сомневаешься? Хюррем безобидно склонила голову к плечу, смотря на своего падишаха снизу вверх. Хюмейра непонимающе нахмурилась, не догадываясь, какую цель преследует госпожа. – Скажи мне это на ушко, – сладким голосом попросила она. – Ещё раз мне скажи... – Ну, слушай, – улыбнулся Сулейман, и снова их губы сошлись, но на этот раз даже в воздухе чувствовались желание и страсть. Султан обхватил своими широкими ладонями голову Хюррем, примяв её волосы, и она сделала то же самое, из-за чего их руки скрестились. Хюмейра могла бы вечно наблюдать за этой милой сценой, но Хюррем неспешно прервалась и встала, проскользив пальцами по груди Султана. Он, словно подчиняясь, последовал за ней, а она взяла его за руку, ведя к застеленной кровати. Хюмейра проводила их заинтересованным взглядом, но стоило Хюррем упасть спиной на кровать, а Сулейману нависнуть над ней, притесняя одной рукой сбоку и запуская вторую ей в волосы, как она сразу поняла, что именно сейчас будет происходить. – Повелитель, – выдохнула Хюррем, – ни одна другая женщина в мире не подарит тебе покой, не станет отрадой, только ранит твоё сердце. Сулейман почему-то нахмурился, однако через секунду он наклонился к своей госпоже и снова увлёк её в потоки страсти. Они изнывали и тосковали друг по другу, и Хюмейра мгновенно почувствовала себя лишней. К счастью, ей не пришлось наблюдать их воссоединение, потому что покои падишаха начали растворяться, а вскоре и вовсе стёрлись с глаз хатун, оставив после себя лишь темноту.***
Весь следующий день Хюмейра ходила в глубокой задумчивости и рассеянно выполняла все свои обязанности. Ни одна мысль ещё не посетила её голову, всё вытеснил странный сон, который она видела праздничной ночью. Образы любящих друг друга султана и госпожи не выходили у неё из головы, перед внутренним взором всё мелькали картины их поцелуев. Хатун была больше, чем уверена, что это был необычный сон. Свои обычные сны она быстро забывала уже на утро, а тут ей удалось запомнить каждую деталь, даже изумрудное кольцо, которое она заметила на пальце Хюррем, не прошло мимо неё. Хюмейра была суеверной и легко поддавалась навождению о вещих снах. Что если это видение предсказало ей чьё-то будущее? Или рассказало уже о прошлом? Разумеется, об этом Хюмейра никому не сказала, списав всё на недосып и опьянение. Тем не менее, разум её хоть немного прояснился, когда Фирузе заставила её выйти на конную прогулку в сад, чтобы подышать приближением скорой весны. Набросив на плечи красный плащ и оседлав своего верного скакуна, Хюмейра отправилась вслед за госпожой по знакомым тропинкам. Её окружали высокие деревья, над головой пели птицы, а сквозь переплетение могучих ветвей можно было рассмотреть краешек голубого неба. Хатун любовалась пробуждающейся природой, вдыхая запахи цветов, но даже свежий воздух не в силах был прогнать её мысли. Фирузе гордо вышагивала на вороном жеребце впереди, так что Хюмейра могла видеть только её спину и капюшон, скрывающий волосы. Она поймала себя на мысли, что безумно хочет поведать ей свой сон, но вовремя вспомнила, что таким непостоянным людям, как племянница Тахмаспа, лучше не доверять свои секреты. Немало огорчившись и потеряв всякий интерес к прогулке, Хюмейра повесила голову, снова погрузившись в раздумья. Она даже не заметила под ногами лошади ямку, из-за чего животное не сообразило и оступилось, подвергнув ногу. Хюмейру качнуло в сторону, жеребец недовольно заржал, и хатун пришлось взяться на поводья, чтобы вернуть друга на ровную дорожку. Фирузе обернулась и замедлила шаг, привлечённая лошадиным возмущением. – В чём дело? – довольно резко осведомилась она, не скрывая раздражения во взгляде. Хюмейра пристыженно опустила голову, поровнявшись в госпожой. – Простите, госпожа, мой конь подвернул ногу, ничего страшного, – затараторила хатун, лихорадочно подбирая оправдания, но Фирузе только холодно кивнула, а потом её взгляд неожиданно смягчился. – Пойдём дальше вместе, – предложила она, дёргая лошадь вперёд. Хюмейра по привычке восприняла эти слова как приказ, поэтому послушно пристроилась сбоку от госпожи, стараясь не обгонять её. Она чувствовала на себе её пронзительный изучающий взор, и невольно пожалела о своём выборе. – Ты какая-то задумчивая, крошка, – заметила Фирузе, участливо наклоняя голову в её сторону. – Что с тобой? Не выспалась? – Похоже на то, – невуренно выдавила Хюмейра, радуясь тому, что почти сказала правду. – А я тебе говорила, что нельзя закусывать вино виноградом, – строго отчитала её Фирузе. – Прошу прощения, госпожа, но я не помню такого, – мягко возразила ей хатун, борясь с желанием улыбнуться. Фирузе с притворным раздражением закатила глаза, недовольно фыркнув. – Ну вот, я же говорила. Понапьётся молодёжь, а потом даже шайтана не вспомнит! Хюмейра поспешно прикрыла рот рукой, когда осознала, что заливается звонким смехом. Она мгновенно взяла себя в руки и откашлялась, сделав вид, что ей интересна трава под копытами лошади. Фирузе насмешливо смотрела на неё и, кажется, сама едва не смеялась. – Если у тебя что-то случилось, ты всегда можешь прийти ко мне и всё рассказать, – серьёзно посоветовала Хюмейре госпожа. Хатун даже повернулась к ней от удивления, подумав, что это шутка, но в голосе Фирузе не было ни презрения, ни глумливости. – Я тебе помогу. Хюмейра долго всматривалась в спокойные глаза госпожи прежде, чем склонить перед ней голову в знак почёта. – С-спасибо, госпожа, – запнувшись, поблагодарила её хатун, всё ещё пребывая в недоумении. – Я учту это. – Вот и славно, – улыбнулась Фирузе, весело подмигивая. Она хлестнула коня поводьями, пустив его рысью, и крикнула ей через плечо: –Давай, Эмре! Скачи! Хюмейра поднатужилась, приводя в движение своего крупного жеребца, и бросилась в погоню за Фирузе, на ходу стараясь не думать о злополучном сне и том, что ожидает её этой ночью.