Для создания семьи достаточно полюбить. А для сохранения — нужно научиться терпеть и прощать. Мать Тереза
– Слава шаху! Слава шаху Тахмаспу! Да коснётся его сабля небес! Губы Хюмейры раздвинулись в счастливой улыбке, из-за чего скулы свело от непривычки. Она вскинула голову, оглядывая собравшуюся внизу толпу воинов властным взглядом, и крепче сжала мраморные перила балкона, чувствуя, как в груди сладким мёдом разливается ликование. Эти поздравления принимала не она, но отчего-то на сердце всё равно было светло и радостно, а в душе теплилась гордость за брата. Ещё одна победа Персидского государства! Ещё один шаг на пути к великому будущему её династии! – Долгой жизни нашему падишаху! Шах Тахмасп стоял рядом с ней, довольно скаля зубы, словно улыбаясь. Хюмейра покосилась на него и только усмехнулась, не сдержав порыва радостных эмоций. Торжество бурлило в её крови, когда все воины, что вернулись с ним из долгого похода на иностранные земли и провозгласили долгожданную победу, а вместе с ними и все жители города вышли на улицы, на все лады провозглашая имя своего правителя. Где-то вдалеке уже слышны были пушечные залпы, во Дворце готовилось великое торжество по случаю победы молодого шаха. Хюмейра не могла не разделить всеобщую радость, тем более, что она, как никто другой, переживала за него все эти месяцы. Она каждую ночь молилась за брата, смотрела на звёзды и даже обращалась к астрологу, чтобы узнать у него будущее. Но вот небеса уберегли её семью и даже послали на землю победу, которая помогла им, как молодому государству, укрепить свои позиции. Пусть теперь наглые османы не думают, что так легко завладеть землями, принадлежащими династии Сефевидов! Тахмасп прижал руку к груди, признательно склоняя голову перед воинами, а затем поднял ладонь в привественном жесте. Толпа одновременно обнажила свои сабли и взметнула их в вечернее небо, возносся благодарности и славу своему предводителю. Хюмейра не могла перестать улыбаться, хотя, видя сдержанную ухмылку шаха, чувствовала себя немного неловко оттого, что её щёки и мышцы под глазами уже начали ныть от постоянного напряжения. Она с нескрываемой гордостью посмотрела на брата, а он ответил ласковой усмешкой. – Смотри, сестра! – зычно провозгласил он, не перекрывая голоса воинов. – Отныне весь мир узнает, на что способны сефевиды! Эта победа – лишь малая часть того, на что способно моё войско! Хюмейра скопировала его оскал и сделала шаг ближе к нему, прижимаясь к его плечу. – Я горжусь тобой, мой великий падишах, – проворковала она. – Вся страна тобой гордится. Ты не зря ступил на этот путь. Тахмасп протянул руку и приобнял её за талию. Хюмейра чувствовала сквозь тонкую ткань своего праздничного платья, как его мазолистые пальцы поглаживают её кожу на боку. – Твои молитвы были услышаны. Победоносные битвы укреплят нас, и мы сможем наконец противостоять армии султана Сулеймана Великолепного. Хюмейра устремила взгляд вдаль, на алеющий закат, и снова не смогла сдержать рвущегося наружу счастья, заметив с высоты балкона простых жителей города, выкрикивающих поздравления. Сейчас ей меньше всего хотелось думать о новой войне. – Султан Сулейман ещё узнает, кто ты такой, мой падишах, – мурлыкнула Хюмейра. – И не только он, весь мир узнает. – Падишаху долгой жизни! Падишаху долгой жизни! Слава тебе, о падишах!***
Праздник был в самом разгаре, когда на ночное небо лениво выползла луна, знаменуя приближение полночи. В воздухе по всему городу гремели салюты, а во Дворце шаха Тахмаспа всё ещё продолжалось веселье с вкусными закусками и дорогим вином. Правитель властно восседал на своём троне, заложив ногу на ногу и раскинув руки по его мягкой спинке. На лице застыло самодовольное выражение, один уголок его губ всё время оставался приподнятым, что считалось в народе добрым знаком. Редко, когда обитатели Дворца видели своего господина в таком хорошем настроении. Хюмейра расположилась на мягких подушках подле брата и с аппетитом уплетала хрустящие орешки в мёде. Она чувствовала себя совершенно раскрепощённой и счастливой и почти не отрывала глаз от Тахмаспа. Специально для праздника он облочился в расшитый золотыми узорами кафтан с высоким воротом, обрамлённым соболиным мехом. Его тёмные волосы были красиво уложены, на каждом пальце обоих рук сверкало по кольцу, а в светло-зелёных глазах плясали искры огня от ближайшей к нему свечи. Хюмейра в своём платье цвета закатного солнца выглядела почти простолюдинкой рядом с ним, но её это нисколько не беспокоило. Единственное, что немного её раздражало, это прозрачные шёлковые рукава и крохотная корона, которая неприятно давила на голову. Но что поделать, по такому поводу можно и потерпеть. Заиграла весёлая музыка, и на середину ковра выбежали наложницы в раздельных платьях, которые оставляли на их теле полосу открытой кожи в районе талии. На каждой из них были украшения, но только у одной из всех пятерых была на голове золотая цепочка с бусами по периметру. Наложницы, которых Хюмейра лично отобрала для праздника, начали танцевать восточный танец, синхронно двигаясь под музыку. Их движения были плавными и такими соблазнительными, что даже Хюмейра невольно залюбовалась. Тахмасп поднёс ко рту кубок с вином, но так и не сделал глоток, не в силах отвести глаз от прекрасных девушек. Сначала наложницы танцевали все с опущенными головами, так как смотреть на своего шаха им было не позволено, но потом одна из них, та, что единственная была в цельном платье, вскинула голову, устремив пленительный взгляд прямо на Тахмаспа. Её густые брови, глаза и губы были подведены сурьмой, на шее красовалось драгоценное колье, а по рукам спускались прозрачные рукава из шёлка. Она завораживающе улыбалась и до конца танца так и не отрвала взор от своего господина. Хюмейра знала эту девушку. Её имя было Сахие, и среди наложниц она славилась своим острым умом и хитростью, а также умением получать желаемое. Вот и сейчас, похоже, она твёрдо преследовала намерения заворожить шаха своей красотой, и Хюмейре вскоре начало казаться, что ей это удалось. Тахмасп полностью посвятил своё внимание Сахие, не сводя с неё восхищённых глаз. «Ну, всё, братец, – подумала про себя Хюмейра, – ты попал в плен». Тахмасп внезапно встал с места, прерывая мелодию, и словно по сигналу наложницы прекратили танцевать, замерев с опущенными головами. Даже Сахие склонилась, как подобает, сложив руки перед собой. Хюмейра удивлённо подняла взгляд на шаха. Неужели ему не понравился танец? В пугающей тишине Тахмасп обвёл пристальным, но немного блуждающим от выпитого алкоголя взглядом всех присутствующих, задержавшись на Сахие. Он слегка улыбнулся и спустился с возвышения, размеренным шагом приближаясь к ней. Когда расстояние между ними исчезло, а губы Тахмаспа оказались возле её уха, шах тихо спросил, так что слышала только сидящая недалеко Хюмейра: – Как твоё имя? – Сахие, господин, – скромно ответила девушка, приседая в поклоне. Теперь она совсем не походила на ту дерзкую красавицу, которой была в танце. Тахмасп ласково улыбнулся, забавляясь её кроткостью, затем поднял руки и медленно расстегнул первые две пуговицы на платье Сахие, открывая её ключицы. Девушка вздрогнула и задержала дыхание, не зная, что ей делать. Шах наклонился и впился губами в одну из выступающих косточек, шумно вдыхая аромат её духов. Глаза Сахие резко распахнулись, но она не посмела отступить назад, хотя всем своим видом выдавала замешательство. Тахмасп выпрямился и снова приблизился к уху красавицы, придерживая ворот её платья. Теперь он что-то прошептал настолько тихо, что даже для Хюмейры это осталось загадкой. Зато она увидела, как девушка мгновенно побледнела, а спустя секунду кинулась к ногам шаха, неистово прижимая к лицу его подол. Тахмасп усмехнулся, жестом приказывая Сахие встать, и молча вернулся на своё место, давая разрешение на то, чтобы праздник продолжился. – Что ты ей сказал? – шёпотом спросила Хюмейра у брата, хотя из-за музыки её всё равно никто не мог услышать. Тахмасп загадочно прикрыл веки, сверкая глазами хищника. – Она теперь моя, – в предвкушении ответил он, и у Хюмейры упала челюсть. Шах заливисто засмеялся. – Сестра, ну и смешная же ты! – сквозь смех поддразнил Тахмасп и закинул в её раскрытый рот виноградинку. – Этой ночью я могу позволить себе развлечься! Праздник продолжался, наложницы сменяли одна другую, но Сахие среди них больше не появлялась. Тахмасп потерял интерес к их танцам и теперь увлечённо общался с Хюмейрой, кубок за кубком осушая вино и закусывая лукумом. Хюмейра так давно не болтала с братом о всяких пустяках, что даже успела забыть, как с ним бывает весело. Он рассказывал ей о прошедшем походе, а она в ответ делилась с ним скучной рутинной во Дворце. Она также не упустила случая признаться, что очень скучала по нему, на что молодой правитель только рассмеялся да так громко, что на миг его голос перекрыл течение мелодии. Никто давно не слышал от шаха такого чистого уверенного смеха. Хюмейра потеряла счёт времени, но спать ей совсем не хотелось. От выпитого в крови горело желание веселиться, но всё же веселье немного притихло, когда к Тахмаспу подошёл слуга и что-то сказал ему шёпотом. Взгляд брата мгновенно помрачнел, он с силой стуснул зубы, так что его челюсти заходили. Хюмейра нахмурилась, но не успела она спросить, что случилось, как двери в покои распахнулись, и на пороге возникла стройная женщина в дорожном плаще и с кинжалом за поясом. Её волосы в изящном беспорядке покрывали расправленные плечи, а под плащом виднелось красное платье, подол которого растекался по полу, словно кровь. Голова женщины была высокомерно вздёрнута вверх, помогая ей окинуть торжество придирчивым взглядом. Руки она держала в свободном положении и даже не поклонилась, оказавшись в покоях падишаха. Тахмасп резко вскочил и быстрым шагом приблизился к гостье, которую Хюмейра, разумеется, сразу узнала. Её сердце взволнованно забилось, а непонятное предчувствие охватило её существо, заставив тоже встать и последовать за братом. Шах остановился перед женщиной, осматривая её оценивающий взглядом, а она выразительно склонила перед ним голову, глумливо улыбаясь. Напряжение, возникшее между ними, вынудило Хюмейру замереть поближе к брату, чтобы в случае чего предотвратить вспышки ярости. – Фирузе Бегум Хан, – лениво протянул Тахмасп с почти незаметным презрением. – Ты не вовремя. У меня сегодня торжество. – Ни одно торжество в этом Дворце не обходится без меня, дорогой шах, – насмешливо парировала гостья, снимая с плеч накидку и небрежно кидая её в руки одного из слуг. – Мне не нужно Ваше приглашение, чтобы прийти. Хюмейра нервно закусила губу, предупреждающие покосившись на Тахмаспа. Он был явно раздражён и недоволен визитом этой особы, но ещё хуже было то, что Хюмейра тоже её знала, правда близко с ней никогда не общалась. Для Фирузе Хан она была пустым местом, прислугой, с которой можно обходиться, как душе угодно. Однако она держалась и старалась не обращать внимание на пренебрежительное отношение госпожи к ней, проглатывая все насмешки и обиды. Сейчас она была даже рада тому, что Фирузе не посмотрела в её сторону. – Оружие, – коротко приказал Тахмасп, холодно кивая на кинжал за поясом гостьи. В глазах Фирузе появились непокорность и досада. Она что-то негромко прошипела сквозь зубы, но всё же вынула метательное приспособление и отбросила его в сторону с глухим стуком. Затем она демонстративно подняла руки над головой, прокрутившись вокруг своей оси, и замерла, прожигая Тахмаспа недобрым взглядом. – Вот и славно, – не без удовольствия процедил шах, прищуриваясь. – Добро пожаловать на праздник, Фирузе Бегум Хан. Он развернулся и подал одобрительные знак музыкантам, которые тут же вернулись к прерванной мелодии. Фирузе проводила правителя самым ненавистным взглядом, на какой только была способна. Хюмейра неловко топталась на прежнем месте, не решаясь поздароваться, но госпожа заметила её первой и с лестной радостью улыбнулась ей. – Хюмейра, – усмехнулась она в ответ на её вежливый поклон. – Что, наш львёнок превратился в злобного льва? – И Вам добрый вечер, госпожа, – выдавила дежурную улыбку Хюмейра, выпрямляясь. – Пройдёмте! Вы, наверно, устали с дороги. Она простёрла руку, приглашая Фирузе последовать за ней, и под строгим взглядом своего брата позволила ей занять место рядом с собой. – Что-то вы какие-то хмурые, – задумчиво заявила Фирузе, делая большой глоток вина, и взмахнула рукой музыкантам. – Эй, там, сыграйте что-нибудь поживее!