River of Love and Loss

Она любила его, но странной любовью. Порой Карл всерьез сомневался — любила ли вообще? У каждого из них был свой собственный мир. Вот только у Гейзенберга всегда хватало мужества вылезти из него, протереть машинное масло с рук, взяться за молот и отправиться на встречу лицом к лицу со своими демонами. Донна же всегда была до невозможности отрешенной. Насколько трепетны были эти робкие моменты, когда глядела она на своего любимого исподлобья — преданно и нежно, протягивала хрупкие пальцы, цеплялась за него, как за последний оплот, чуть дыша. С неимоверным трудом давалась ей эта простая искренность: она дрожала, и в темных глазах блестели слезы. И на каждый ее несмелый порыв Карл реагировал со всей страстностью. Нерешительные касания холодных женских рук разжигали в нем пожар, воздымали бурю. Мужчина бросался к ее худым коленям, целовал в ладони, жадно вдыхал запах ее бледной кожи. И она таяла от бессилия в его крепких руках, отдаваясь покорно его власти над ней и его любви. А он старался не злоупотреблять этим как мог. Но время прошло. Воспоминания с каждым днем все сильнее рассыпались в прах. Его губы и руки забывали, как блуждали по ее нагой коже, по ее вечно молодому и прекрасному телу. Сердце рвалось и бешено колотилось, будто норовя сломить ребра, стоило только на одну необъятную секунду припомнить ее округлые, хрупкие плечи или тонкий девичий стан. И как глядела она на него: тогда, под непроницаемым покровом сумрака, вдали от чужих глаз. Словно и впрямь любила. Любила ли? Она проснулась одной февральской ночью. В полумраке было не различить, но веки ее были красными и горели от слез. В спешке Донна зажгла свечу и кинулась, как одержимая, во двор, по пути сонно шатаясь из стороны в сторону и утирая никак не унимающиеся слезы. — Карл! Карл! Ее жалобные вскрики перебудили, должно быть, половину деревни. В одной только белой сорочке, босая, с горящей свечой в руке, она напоминала призрака неупокоенной невесты. Но Карл был далеко, и никого более Беневиенто к себе не подпускала. Девушка стояла на площади, окруженная со всех сторон жителями деревни. Ее заносило крупными, мокрыми хлопьями снега, кожу хлестал безжалостный ветер и кусал нещадно мороз. Простояла бы она там еще хоть немного дольше, кто знает, может быть, так бы и умерла. А может, она и хотела в ту ночь умереть... Гейзенберг прибежал раньше тех, что были посланы за ним. Набросил на плечи Донны потертый плащ, подхватил на руки, прижал к своей тяжело вздымающейся груди. Свеча выпала из ее пальцев в сугроб. Карл не помнил ни одной даже самой въедливой обиды. Она снова была его Донной — крошечным, беззащитным созданием, брошенным на произвол судьбы, предоставленной своим хладнокровным страхам. Он должен был защитить ее. Он готов был положить на это собственную жизнь, если бы потребовалось. Но уже через неделю она оправилась после той страшной ночи, и не пожелала даже взглянуть на мужчину, до которого так отчаянно пыталась докричаться сквозь кромешные холод и тьму. Все вернулось на круги своя.