Моей подруге Петре

Кажется, существует остроумная поговорка о любопытстве. Что-то о том, как оно губит юные души. Если нет, то ее срочно нужно придумать. Правда, меня это не спасет. Я уже подсовываю ровно сложенный листик бумаги под чью-то дверь. Сегодня вечером в гостинице тихо – завтра первый полуфинал. Петра восторженно смотрит из-за угла. Как только мой палец отрывается от края бумаги, я отбегаю к подруге. – Ладно, а теперь рассказывай, откуда ты знала, что сможешь поцеловать Викторию. – Чистая импровизация. Многое пошло не по моему плану. Поэтому я использовала историю про итальянскую лесбиянку. Парней это взбудоражило, им захотелось зрелища. Особенно Томасу. Ты же и сама видела. Я качнула головой. И ради этой информации мне стоило так рисковать? – История хоть настоящая? – Отчасти, – задумчиво произнесла Петра. – Что в записке? – тараторю я, надеясь, что подруга не успеет толком сообразить и все выложит. Девушка цокает, я смотрю умоляющим взглядом. – Там написано: «Бумажные письма – это тоже искренность. Спасибо за вечер и за вино». Я резко срываюсь в сторону двери. Возможно, мне удастся подцепить бумажку, пока адресат не заметил ее. Петра хватает меня за руку. У нее отличная реакция. Мы бы еще немного посоревновались в силе, если бы не звук открывающейся двери. Петра побежала в сторону лестницы, таща меня за собой. Обычно я не такая резвая, но страх подгонял. Два пролета проносятся за несколько секунд. Чтобы успокоить стук сердца и ритм дыхания, мы садимся на последнюю ступеньку. – Не понимаю, нам 14 или 24, – сбивчиво говорю я. Петра опускает голову на мое плечо и тихо смеется. Я улыбаюсь и следую ее примеру. Волосы Петры темнее моих, но под тусклым светом бра разница не так очевидна. Подруга поднимает голову, серые глаза смотрят сквозь меня. Вид у нее такой, словно вот-вот из ее рта сорвется какое-то признание. Я выжидающе смотрю на ее губы. – Пойдем спать, – Петра встает и подает мне руку. Утром меня разбудил запах кофе и свежей выпечки, а не мой ноющий от волнения живот. Я села на кровати и удивилась. Впервые мне так легко и спокойно. Петра объяснила мое состояние просто: – Мы же сегодня не выступаем. – Да, но это полуфинал! Скоро все закончится, не успев толком начаться. Весь день прошел сонно, хотя спать я не хотела. Поболтать с кем-то из других делегаций было немыслимо. Даже стопроцентные финалисты и участники второго полуфинала не вылазили из своих гримерок. В нашей команде все вели себя обычно, будто за их спинами не происходит ничего колоссального. Стены же моего мира начинали сдвигаться. Я вышла побродить по коридорам Роттердам Ахой. Пока выступающие отсиживались в своих норках, здесь сновали представители прессы, волонтеры и прочие работники. Среди этого бардака выделялась фигура девушки, стоящей у окна. Она никуда не торопилась, и мне захотелось с ней поговорить. При приближении я узнала в ней человека, который помог нам с Петрой в первый день разобраться с гостиничными номерами. – Привет, – на пути к окну я постаралась ступать громко, чтобы не напугать девушку. Она тоже поздоровалась, но выглядела растеряно. На ней были джинсы и простая серая футболка. На правой руке в лучах солнца горело обручальное кольцо. Трудно сказать, какую должность она занимает. Я постаралась объяснить свой порыв дружелюбности. Девушка наконец-то улыбнулась. – Меня зовут Каролина. Я из бельгийской команды. Просто сопровождающая. Как только она узнала, что я из Германии, заговорила со мной на чистом немецком. Я рассказала ей о своих переживаниях. – Совсем скоро все это станет незначительным. Но пока мы здесь, нужно ловить момент. Тебе будет интересно вспоминать, как ты грустила на самом масштабном европейском шоу? Не думаю. Каролина хотела сказать что-то еще, но ее перебил телефонный звонок. Настойчивый голос в трубке было сложно разобрать, сама же девушка сообщила свое местоположение и пообещала скоро вернуться. Я не сразу заметила, что говорит она на французском. Целый год отсутствия языковой практики не так уж сильно ударил по моим знаниям. – Мне пора. Может быть, еще увидимся, – бросила Каролина и, не дожидаясь моего ответа, поторопилась слиться с толпой. На петле для ремня в ее джинсах болтался брелок в виде жабки. – Каролина! – повысила голос я. Девушка обернулась и взглянула на меня с немым вопросом в глазах. Только сейчас я заметила, насколько уставшей она выглядит. – Классный брелок, – я показала на себе его местонахождение. На этот раз девушка улыбнулась как-то по-особенному. – Он приносит удачу. Я вспомнила лето 2017 года. Мне было 20, каникулы не сулили ничего хорошего. Петра в очередной раз уехала в Италию к своим родственникам, а я вернулась из Берлина в наш родной городок.

***

Летний ветер трепал плечи и волосы прохожих. Я пробиралась сквозь толпы подростков. Они не знали, куда себя деть, поэтому решили скоротать беззаботные часы на ярмарке местных мастеров. За 10 лет ассортимент здесь слабо поменялся, но я умела находить что-то новое. На этот раз меня привлекла палатка с украшениями. Они выглядели старыми, словно провалялись четверть века в бабушкиных шкатулках. Я невольно вспомнила Петру. Ей нравится винтаж. – Ищешь что-то для себя или в подарок? – от мыслей меня отвлекла продавщица. На вид ей было лет 40, и я никогда ее раньше не встречала на этой ярмарке. – Нет, спасибо. Не в моем стиле. Но подруге понравилось бы. – А что в твоем стиле? – Мне нравится ваш жабкобрелок. Женщина взглянула на свою сумку и молча улыбнулась. Мне так хотелось услышать что-то чарующее. Будто бы она привезла этот аксессуар из долгого путешествия или он достался ей от первой любви. Да пусть он хотя бы банально приносит удачу. Молчание наповал убивает момент.

***

Я достала свой телефон, сфотографировала небо с бликами оконного стекла и опубликовала его в инстаграме. Буквы сложились в шуточную подпись: «Мне не нужна вечная жизнь, любовь и слава. Мне нужен брелок в виде жабки». Вот и все. Отпустило. Я вернулась в гримерку. Там было так же спокойно, но теперь меня это не волновало. Со свежими лицами, идеальными улыбками и выразительными взглядами мы готовились ворваться в первый полуфинал. Такие красивые, хоть сейчас в рамку ставь. Для большего веселья делали вид, что для нас еще не все предрешено. Многого сегодня не требовалось. Йендрик, уже порядком натренированный Барбарой, должен был разочек выйти на сцену и поворковать с ведущей. Сразу же следом за итальянцами. Хотя после них сцене явно требовалось время, чтобы остыть. Меня охватило странное чувство гордости за то, что я знакома с этими удивительными людьми. Интересно, могу ли я завтра написать Виктории? Каролина была права. Момент нужно проживать, а не жалеть о том, что он так короток. Мы с Петрой стояли в первых рядах. Своеобразный бонус от причастности к Евровидению. Моя спутница была увлечена итогами голосования. Я же ни за кого не болела, но для себя отметила, что Бельгия прошла в финал. На выходе мы разминулись с Петрой, хотя толпа и не была внушительной. В коридоре из роя людей меня вытащили чьи-то руки. Так легко и стремительно, словно меня подхватил поток ветра. Подхватил и впечатал в стену. Итальянский ураган. Левая ладонь – на моем бедре, правая – на затылке. Дамиано не дает мне ни секунды, чтобы осознать происходящее. Парень приподнимает мое тело и с жадностью впивается в губы. Сначала выходит скомкано и неловко. Тяжело думать об эстетике, когда не знаешь, как дышать. Стена царапает мои локти, пока я не соображаю положить руки парню на плечи. Он мою мысль перехватывает неверно или вовсе не думает о чужом комфорте. Парень резко подхватывает меня, рассчитывая, что я послушно запрыгну на него. Я же пытаюсь выйти из игры. Хоть на секунду разорвать поцелуй и спросить: «Какого черта?» Мои ноги, несправедливо оторванные от пола, удерживаются на бедрах Дамиано его руками. Принимать позу наездницы, которую так жаждет парень, я не собираюсь. Мои действия злят Дамиано. Одной рукой он сжимает мое горло, а другую упирает в твердую поверхность рядом с моей головой. От падения меня удерживает только шероховатая стена, но и она ненадежный спутник. Приходится подчиниться и обхватить ногами чужую талию. Дамиано устраивает перерыв длиной в несколько миллисекунд, чтобы нахально улыбнуться. Даже мои кроссовки не самой первой свежести, то и дело елозящие по брюкам парня, его слабо волнуют. Только сейчас где-то на глубине сознания зарождается мысль, что нас могут увидеть. Выступающие, журналисты, да наши друзья, в конце концов. Дамиано отстраняется, опускает меня на твердую поверхность, но все еще крепко прижимает к стене. Смотрит с высоты своего роста из-под опущенных ресниц, пытаясь выискать что-то в моем лице. Его брови, скулы и губы слегка подрагивают. А выражение лица будто спрашивает: «Не находишь меня дерзким?» Я пытаюсь ударить парня в грудь. Выбрасываю обе руки, надеясь, что хоть одна достигнет цели. Но Дамиано предусмотрительно перехватывает их и по очереди нежно целует каждую. Смотреть в его глаза становится физически больно. Я отвожу голову в сторону. Легким толчком парень отбрасывает меня и отворачивается. К нам подлетает Виктория, следом – остальные ребята. Среди них и Петра. Я пытаюсь прикрыть лицо волосами. На моих губах горит поцелуй. Кажется, его даже можно увидеть. – Я сейчас на таком кураже! – Виктория поясняет свою неуемную улыбку. А заодно и поведение Дамиано минутой ранее. Я так думаю. – Не ты одна, дорогуша, – откликается Томас. Итан возбужденно объясняет что-то Петре. Больше похоже не на разговор, а на поток эмоций. Виктория с невероятной силой захватывает меня в объятия. Со стороны выглядит так, словно она пытается пройти как призрак сквозь мое тело. Взгляд Дамиано мечется по стенам, потолку и людям. Наконец, я перехватываю его глазами и больше не отпускаю. Так все же, позвонить Виктории завтра будет уместно?