Закат без шанса на рассвет

      Как назло начинается дождь. Он льёт сплошной стеной, не останавливаясь ни на минуту, а порывы ветра сносят всё на своём пути. Становится холодно. Мне так холодно.       Сейчас бы согреться. Хочется вернуть ветровку и чашку горячего чая.       Я успеваю спрятаться под крышу старой каменной остановки перед очередным раскатом грома. Неужели я проведу здесь весь день?       Через потолок сочится влага, спадая на мои волосы. Вода свободно затекает в укрытие и омывает мои ноги. Я сжимаюсь до размера ребёнка в углу, стараясь хоть на секунду ощутить тепло.       Погода сегодня не на моей стороне. Нет, не так. Погода ненавидит меня. И, возможно, даже хочет убить. Чтоб не мучилась.       Руки начинают дрожать. Уж лучше жара, чем эти водопады в августе.       Сажусь на лавочку, над которой крыша наполовину целая. Чувствую, как на лицо падают будто бы тонны ледяной воды. Мне уже всё равно. Идти ведь некуда. И зачем я пошла к остановке?..       Уже не помню.       Рядом расположен синий, убитый временем, ларёк. Захожу погреться. Внутри холодней, чем снаружи. Работает громкий вентилятор. Я покупаю сигареты с ментолом и зажигалку на последние деньги. Хватает с точностью до рубля. Я улыбаюсь. У меня только что появилось двадцать причин, чтобы жить.       Ухожу, громко хлопнув дверью. Тут же выкуриваю одну сигарету. Мне мало. Беру вторую, а после третью. Вот теперь мне лучше. Дым витает вокруг словно облако из моих разбитых мечт. Забавно, ведь никотин отравляет мой организм, в то время как несбывшиеся мечты раскалывают душу на части.       Я пытаюсь отдышаться. Как плохо, что деньги остались только на это. Или напротив хорошо? Не надо думать, что ещё нужно купить. Как говорится, нет денег — нет и проблем…       Опускаю взгляд вниз. Моё место на скамейке занял какой-то бомж. Он орёт матерные песни и размахивает пивной бутылкой в разные стороны. Не сразу замечает меня. А как замечает, тут же просит дать покурить. Я качаю головой. У меня осталось всего семнадцать причин, и он явно не заслуживает ни одну из них.       Дождь постепенно стихает. Автобуса всё нет. А хотя… Какого автобуса я вообще жду? Вспоминаю всё только тогда, когда смотрю на сигареты. Они не довезут меня до нужного места.       А есть ли нужное место? Нет. Убеждаю себя и смотрю куда-то вдаль. Через минуту автобус уже будет здесь.       Выхожу с остановки и иду по мокрому асфальту. Вода хлюпает в босоножках, но я уже не обращаю на это никакого внимания. Мои мысли заняты другим.       Теперь я ближе к дороге. Раз такого места, где мне следует быть, просто не существует, я сама придумаю его. Напишу историю в голове, а затем…       Нет, пойду куда глаза глядят как и всегда. Они постоянно подводят меня, но я упорно продолжаю им верить.

***

      Я не знаю, сколько и куда иду, но солнце больше не светит по-утреннему. Его лучи теряют свою яркость и рассеиваются. Я окончательно замёрзла. Только это и могу отметить.       Босоножки натёрли ноги. Но я не чувствую боли. Я ничего больше не чувствую.       В голове лишь одно желание — потратить четвёртую причину, а затем и все остальные. Медленно, одну за одной скурить каждую, приближая себя к концу.       Я устала. Очень устала. Перед тем как упасть на землю в десятый раз, замечаю многоэтажки вдалеке. Вокруг много машин, слышатся голоса людей. Мой собственный голос в голове нашёптывает тревожные мысли.       Знакомые серые дома в паре метров от меня. Я уже иду в каком-то дворе. Таком же как и сотни других в нашем городе.       Но что-то внутри подсказывает мне, что я знаю это место. Вот кривая рябина рядом с фиолетовой лавочкой. А вот ржавые качели без сидушки на детской площадке. Всё чаще оборачиваюсь. Меня кто-то окликает.       — Катенька! — слышу я сзади и моментально замираю.       Как же давно, я не слышала собственного имени. Уже и забыла его. Просто перестала использовать при знакомствах и стала выдумывать тысячи новых имен. Я была и Дашей, и Машей, и даже Кариной, но собственного имени не знала до этого момента. Я оставила его в прошлом, как оставляют больного щенка под забором незнакомого дома, — без всяких сделок с совестью, резко и навсегда.       «Катенька», — как глупо это звучит. Как нелепо и тепло одновременно. Давно не чувствовала себя так.       Катенькой можно назвать девочку-соседку на даче, младшую сестру на день рождения, да кого-угодно. Только не меня. У меня нет имени. У меня ничего нет. Больше нет даже меня самой…       Может, мне послышалось? Ведь звали наверняка не меня. Просто совпадение. Или игры разума после длительного голода… Но во дворе никого больше нет. Только я и голос позади.       Кто-то аккуратно касается моего плеча. По телу пробегает дрожь, как если бы меня окатили холодной водой. Моё имя вновь произносят. На этот раз прямо над моим ухом, уже не так громко. Оборачиваюсь. Старушка. Соседка. Наталья Николаевна. Воспоминания о ней обрывками всплывают в моей памяти.       — Что с тобой случилось? — тоскливо спрашивает она.       Я опускаю взгляд на одежду. Футболка снова грязная и порвана по краям. Когда я только успела?       Мне неприятно смотреть на себя. Неприятно видеть эту женщину из моего прошлого. Неприятно заглядываться на знакомую рябину и качели. Хочу уйти. Меня останавливает морщинистая, иссушенная рука.       — Пойдём, — произносит женщина и внутри всё снова замирает.       Я иду за ней, не зная почему. Словно за последним маяком в бескрайнем океане смерти. Я тяжело вздыхаю.       Мы входим в наш подъезд. Поднимаемся на второй этаж. Вижу дверь её квартирки и дверь моей квартирки прямо напротив. Всё так знакомо и ново одновременно. Будто бы всё, что происходило в прошлом, было не со мной. У меня словно было несколько жизней и каждая из них была отдельно от меня. Здесь умерла одна из них. В элитной новостройке — другая, в борделе — ещё одна. Неужели пришёл черёд и этой жизни?..       Повозившись с замком, меня приглашают в дом. Краем глаза я отмечаю, как из моей бывшей квартиры выходит молодая пара с коляской. Не удивительно, что моей квартиры больше нет. Сколько же воды утекло с тех пор…       Прохожу на кухню, не разуваясь. Начинаю курить прямо за обеденным столом. Наталья Николаевна молчит. Не пытается меня остановить, одёрнуть, ударить в конце концов своей морщинистой рукой. Женщина садится напротив.       — Где ты пропадала столько времени?       Я не отвечаю. Не знаю, где столько времени пропадала Катенька. Я оставила её здесь. Она всё время была здесь. Решаю пожать плечами.       Старушка приносит мне небольшой старческий чемоданчик, плотно чем-то набитый.       — Когда ты пропала, хозяйка выкинула все твои вещи, — аккуратно подбирает слова Наталья, осознав, видимо, как мне не нравится имя из прошлого. — Собрала сюда всё, что успела…       Представляю, как мои вещи валялись рядом с мусорными баками. Как бездомные присматривались к ним, выбирая, что получше. Как их мяли, пытались примерить… А Наталья Николаевна тщетно пыталась спасти хоть что-то.       Открываю чемоданчик. У него сломано левое колесо. Высыпаю содержимое на пол.       Сигарета выпадает из рук.       Абсолютно ничего.       В чемодане всё это время меня ждал разбитый кофейник, несколько цветных кофточек и два студенческих учебника. Да у некоторых после пожара сохраняется куда больше имущества. Все эти вещи я бы с радостью обменяла на пару жёлтых купюр, даже не раздумывая. Только вот кому они нужны…       Между одеждой замечаю маленькое круглое зеркальце, что раньше лежало в моей косметичке. Тоже разбито. Быстро убираю его в сторону, чтобы не мучаться от воспоминаний.       — Это всё? — спрашиваю я.       Наталья ничего не говорит. Но, даже не поднимая глаз, я знаю — только что она кивнула. Кивнула печально, по-старчески.       С самого начала я не увидела ещё одну вещь. Кусок ткани, сложенный в несколько раз. Моя ночнушка.       Шёлковая ткань с золотистыми нитками. Одно только робкое прикосновение к ней вызывает в голове события недалёкого прошлого.       Кажется, снова чувствую запах дорогих французских свеч. Снова в полумраке. В элитной новостройке. С ним.       — Ты любишь меня? — наивно поинтересовалась я как-то поздно вечером.       Мы сидели рядом на большой кровати. Мои ладони лежали на его груди. Дыхание было прерывистым. С каждой секундой он сильнее сжимал меня в своих объятиях. Тяжело было вздохнуть.       — Больше всего на свете, — бросил он, не смотря в глаза, перед тем, как полностью меня раздеть.       Ночнушка уже на полу, слегка переливается на свету. А мы снова слишком близко. Я лежу под ним. Издаю наигранные стоны. Я продаю себя. Продаю задорого. Без остатка.       И так каждую ночь. День за днём. Я помню каждый из них. Никогда не забуду.       «Больше всего на свете я ненавижу тебя», — могло сорваться с моего языка той ночью. Но я промолчала. Промолчала, как и всегда.       Возможна ли любовь за деньги?       Я не знаю. В ту ночь я ответила бы, что нет. Однако, получив новый клатч следующим утром, снова солгала себе. Выходит, что меня можно купить. Как жвачку на кассе в магазине, как дешёвую книгу перед очередной поездкой на поезде… Или я вообще бесплатный пакет?..       Я сжимаю эту вещь в своих руках. Пальцами разглаживаю мягкую ткань. Это последнее, что осталось от былой роскоши. Нет, я не возьму её с собой. Просто не смогу. Выкину в ближайшую мусорку.       Хотя, кому я вру? Губы с дрожью складываются в подобие улыбки. Я, скорее, от себя избавлюсь, чем от последней более-менее ценной вещицы.       Поднимаю взгляд на старушку. Она тихо плачет, прижимая руки к бледным щекам. Ей меня жалко. Мне себя не жалко.       — От вас можно позвонить?       Наталья кивает и протягивает кнопочный телефон.       По памяти набираю номер. Длинные гудки. На линии явно не торопятся ответить.       Спустя две минуты трубку всё-таки поднимают. Звук старого дискового телефона. На фоне очень шумно говорят люди. Играет шансон.       — Слушаю, — едва разборчиво хрипит женский голос.       Не сразу могу произнести хоть слово. Меня опережают.       — Если вы коллекторы, то идите нах…       — Бабушка, — останавливаю я её. — Это я…       Она несколько раз хмыкает, будто вспоминая есть ли у неё внучки, и если есть, то сколько их вообще.       — А, Катька… Ты! Сколько раз говорила тебе…       «…меня так не называть», — продолжаю за неё, а затем быстро перебиваю.       — Мне… нужна помощь, — произношу я и ухожу в себя.       Больших усилий стоило это сказать. «Мне нужна помощь», — это последние слова утопающего, который барахтается в бескрайнем океане смерти уже не один месяц и не знает, к какому берегу плыть, чтобы спасти свою уже бесполезную жизнь. Но прозвучало это наивно. С привычной мне фальшью и игривостью.       Наталья громко чихает после того, как вдоволь наплакалась. Я дарю ей раздражённый взгляд и возвращаюсь в свои мысли.       Поможет ли мне троюродная бабка и в этот раз?..       И в этот раз. Какая важная фраза. В третий, если говорить правду. Ей никогда дела не было до меня. В детстве она избавилась от меня как от гнилого зуба. Только два раза отправляла по пятьсот рублей. Да и то, потому что я давно голодала, а до стипендии оставалась неделя. Пообещала ей всё в скором времени вернуть. Но вернуть я так и не успела.       — Денег не дам, — говорит она после короткой паузы.       Как я и думала. Зачем я вообще пыталась?..       — Но… я ведь вам…       Последние слова я произношу максимально тихо. Ничего уже не изменишь. Нужно сбрасывать.       — Седьмая вода на киселе, — смеётся мужской голос прямо в трубку.       На той стороне нажимают на сброс раньше меня. Быстро набираю номер заново. Мне сообщают, что номер больше недоступен.       Заблокировала. Снова бросила. На этот раз и муженька-алкаша (или уже и не муженька) своего повеселила. Спасибо громкой связи.       Тяжело выдыхаю и встаю с холодного пола. Телефон в ярости швыряю на стол. На глазах появляются едва заметные слезинки.       Наталья ставит старинный чайник, похожий на самовар, на плиту. Назойливый звук нагревающейся воды. Приподнимая крышку, женщина добавляет туда какие-то травы, по-видимому, чай и не забывает про ромашки. Однажды я уже сидела за этим столом после нудных лекций и пила ромашковый чай. Снова перепутала. Катя. Точно, это она была здесь.       Мне уже давно следует забыть. Обо всём, что было со мной. И эту квартирку тоже. С каждым днём это только сильнее обжигает…       А, что ты думала, (намеренно решаю пропустить своё имя)? Покрасишь волосы, порвёшь со всеми знакомыми, найдёшь богатого мужика и всё? Заживёшь долго и счастливо?.. Я усмехаюсь. Прямо как в сказках, которые я так любила…       Наталья поспешно обнимает меня и уходит в другую комнату. Я напрягаю уши востро.       — Есть один центр рядом с Питером… Там тебе могут пом…       Не дослушиваю её до конца. Лечить меня что ли решили? Не выйдет.       Я что больная? Мне что нужна помощь? Да у меня всё отлично! Так сейчас ей и скажу.       Решаю снова ничего не говорить. Хватаю свои вещи вместе с чемоданчиком и выскакиваю на лестницу, где слышно как чайник свистит. Я уже почти на улице. Мне вслед кричат. За мной бегут.       При выходе из подъезда встречаюсь с семьёй, что теперь проживает в моей квартире. Приторно улыбаюсь им, пропускаю их в дом, а после захлопываю дверь прямо перед лицом Натальи Николаевны.       Снова убегаю. Снова не знаю куда. Кажется, это стиль моей жизни. Новой жизни.