Каждый живет, как хочет,
и расплачивается за это сам.
***
1612
— Я так не могу. Не заставляй, прошу. — Не можешь? — девушка посмотрела на собеседника. Она выглядела спокойной, но Искандер прекрасно знал — это лишь видимость. — Что значит «не можешь»? — Я не могу. Правда. Предать великого визиря? Как можно, ведь я… — Ты лишь слуга в его доме. Думаешь, он действительно переживает за тебя? М? — не кричала. Лишь била в цель острой стрелой. — Ежели так, пусть. Живи, а мне остаётся лишь умереть, — Кёсем хотела было уйти, но Искандер остановил её. — Что это значит? Почему ты должна умереть? — Валиде султан меня за сына паши отдать хочет. А я лучше в Босфор кинусь. — Ч-что? П-почему? Что же больше удивило Искандера — возможное бракосочетание? Или факт того, что девушка этого не желала? — Мурад хороший человек, станет тебе опорой. — Хороший? — вырвалось неожиданно. Юноша смотрел теперь на неё с непониманием. — Что с тобой? — Искандер коснулся её руки. Кёсем вскрикнула. Лишь теперь увидел на запястьях собеседницы красные полосы. Как после верёвок. — Кто это сделал? Откуда… — Такой человек, — она вырвалась, отошла, — мой будущий супруг, — с горечью в голосе. — Это он с тобой так? — Я бы стала обманывать? Так считаешь?! — Нет. Но знает ли об этом Валиде султан? Ты должна всё ей рассказать. — Какой с этого прок?! София Веньер-Баффо — моя тётушка. Сафие султан — моя госпожа. Даже узнав правду, как она поступит? Искандер знал — каждый, кто хочет занять положение при дворе, должен забыть о прошлом. Рано или поздно.***
— Сильнее, — с нажимом произнесла Кёсем. — Давай же! Сильнее! — Всё, — на выдохе произнёс Рустем, повязав узелок, — больше не могу. И тебе что, совсем всё равно? — О чём это ты? — Твои руки… — Ах, ты об этом… — говорила так, словно это шутка. — Именно! Ты так и без них остаться можешь. — Правда? И с чего бы это? — Уже столько недель связывать заставляешь. Я ведь уже… — Тише ты! Вот же…! — Рустем резко замолчал. — Я только не хочу, чтобы ты пострадала. Если Искандер поймёт… — И что? Что он поймёт? Может быть, Мурад меня и не бил, но его отец, Мустафа паша, сильно помешал моим планам. Шехзаде Ахмед должен был отправиться в санджак этим летом, а я вместе с ним, — хатун стала вдруг грустной. По щеке скатилась одинокая слеза. — Мой сын бы стал наследником престола. Не пришлось бы… — она подавила тяжёлый вздох. — Но к чему теперь эти слова?! — Но ведь ты всё ещё можешь выйти замуж за Мурада. Он уже в совете. — Сколько Мураду лет? Всего ничего. Он мальчишка, который будет слушать отца до конца дней своих. Ответь же, какой мне в том прок? — Тогда… что же у тебя на уме? — но Кёсем ответила улыбкой. Даже Рустему были неведомы истинные мотивы старшей сестры. а узлы были стянуты до предела. если нужно сыграть жертву, она готова. как иначе добиться своего?***
— Как ты посмела? — Сафие со всей силы влепила племяннице хлёсткую пощёчину. Та, не окажись рядом Бюль-Бюль, точно бы упала. Но остался лишь красный след, который, впрочем, спадёт. Кёсем была готова к подобному. Впрочем, стой перед султаншей хасеки какая или же иной кто, в Босфор бы отправила. Но это же Анастасия, дочь родной и единственной сестры. Много о Сафие султан говорили. Хорошее и плохое. И всё же, о своей семье она не забывала. Бывало, дочерей и сына бранила. Но бросить — никогда. — Ты о чём думала? — девушка вздрогнула. Сердце билось с бешеной силой. И как же иначе? Это ведь Валиде, а не гаремная хатун. Всякому терпению может прийти конец. — Госпожа, я… — Что? — красивые черты исказились в гневе. Глаза пылали яростью. — Ну, отвечай же мне…! — Я это сделала ради будущего династии! — сказала громко. Чётко. Словно ответ уже давно был готов. — Неужели? И что всё это значит? — Великий султан наш — солнце империи. Мы обязаны защищать его. Даже ценой собственной жизни. Однако вы его опора. Без вашей поддержки всё исчезнет. Враги не дремлют. Только и думают, как бы напасть. Эти стервятники хотят уничтожить род османский, извести желают. — И кто же эти враги? — Те, кто лишили жизни шехзаде. Ведь это так странно. Махмуда обвинили в заговоре против падишаха. Простите мне мою дерзость, но смею предположить, что это определённо чей-то злой умысел, — султанша села на тахту, всё ещё не сводя с племянницы хмурого взгляда. Тем не менее, женщина позволила ей говорить дальше. Кажется, их мысли всё же были схожи. — Не сомневаюсь, это спланировал Дервиш паша. Уверена, он хочет возвести на трон маленького шехзаде. Не могу сказать, как это допустила Хандан султан. Думаю, за эти точно что-то стоит. Кроме того, паша нынче частый гость в доме великого визиря. Можно предположить, что это лишь совпадение и Мустафа паша всё ещё верен. Однако… меня и прежде терзали сомнения на этот счёт. А после новости о замужестве я решила со всей серьёзностью подойти к вопросу. По этой причине я и просила у вас свободы. Покинув дворец, я могла незаметно ходить и узнавать обо всём. Люди не могут платить так много налогов. Тем не менее, паша не говорит об этом султану. А кого же все винят? Правильно — вас. Да, Валиде. Они говорят, что вы воспитали дурного и жестокого правителя, которому всё равно на народ. Но Хандан султан они с улыбкой вспоминают. Будто не вы на себя забот столько взяли, а она. Конечно, не должно мне говорить такое, однако… — Кёсем изредка кидала на султаншу взгляд, следя за реакцией. Трудно было понять, что же злит госпожу больше. Конечно, их с невесткой отношения всегда были достаточно натянутыми. Однако же султанши вели себя спокойно. Их ссоры не выходили за пределы гарема. Султан, конечно, не знал и половины того, что происходит в женской части дворца. — Конечно, Хандан султан дочь крымского хана. Один из её братьев однажды займёт законное место. Что мы можем против супруги самого султана? Простите, госпожа, зря я всё это говорю, — с каждым словом улыбка на лице Сафие султан становилась всё более злой. — Если бы только… — Только? — Госпожа, я не смею. — Не смеешь? — султанша глухо рассмеялась. — Тогда бы и не начинала. — Хандан султан питает силу из своей родословной, — резонно заметила Кёсем. — Сейчас Крымом правит её дядя. Но у него нет детей. Очевидно, что право наследования указывает на одного из братьев Гиреев. Вопрос лишь в том, кто принесёт больше пользы нашему султану? Шахин силён, умён и дерзок. Его жажда крови не знает границ. Если дать власть такому человеку, беда случится! Однако Мехмед другое дело. И у него есть амбиции, но они не выходят за грань допустимого. И Дервиша он вряд ли станет поддерживать. Конечно, трудно уничтожить крымскую принцессу, но в этом и нет особой необходимости. Без поддержки влиятельных сторонников Хандан султан мало что сможет сделать. Сафие подозвала родственницу к себе, когда же та приблизилась, подцепила пальцами её подбородок. — Ты так похожа на мою сестру. Волосы, глаза, улыбка, — почти с восхищением. — Только взгляд совсем другой. Ты ещё юна… откуда же так много темноты?***
1633
— Если нет хороших новостей, лучше уходи! — Есть, сестрица. И это тебя очень обрадует, — Рустем не сдержал самодовольной улыбки. Кёсем подняла взгляд от бумаг. Раздражение сменилось заинтересованностью. — Музафер челеби наконец закончил своё творение. — Правда? — Да. — Мой дорогой брат. Ты принёс мне просто замечательную новость. Молодец. Теперь осталось ещё кое-что. — Сестрица?***
— Вы слышали, хатун из дворца сделала новое предсказание? — Правда? А что же? — Птица-человек станет предвестником великих событий. — Каких событий, эфенди? Что значит птица-человек? — Верно-верно. Не бывает так. За происходящим наблюдали двое — Рустем паша и Осман. — Что всё это значит? — негодовал второй. — Почему матушка ничего не предпринимает? Не лучше ли заняться другими вопросами? — Я не жажду встретиться с Аллахом так быстро, поэтому стараюсь не злить её. Но ты можешь попытаться. — Да я ведь не о том, дядя. Просто… говорят, янычары недовольны. Задержка с выплатами. Вот-вот бунт вспыхнуть может. — В казне акче почти не осталось. Что делать?! — Что это значит? — То и значит. Но не говори никому. Об этом пока никто не знает. — Но ведь это очень серьёзно. Следует сказать отцу. Уверен, он что-нибудь придумает, — в ответ паша лишь пожал плечами. — Полагаю, сестрица тянет время. Но с какой целью? — это были мысли вслух. Едва ли Осман мог дать ответ. Она была умной женщиной и сложным человеком. Иногда и сам паша с трудом понимал её. Рустем, который знал Махпейкер-Кёсем ещё тогда, когда она девочкой бегала по полям, напевая старую греческую песню. уже давно она не та***
Они вновь выехали в лес. Карета остановилась на дороге, а вот Кёсем и Мелике проследовали дальше. — Я обязан пойти с вами. — Тогда и в гарем вместе пойдём, — теперь она казалась более мягкой. Речи не сочились ядом. Почему-то факт этого каждый раз останавливал Мурада. Что же это? Страх разочаровать? Но откуда…? Мурад остался на своём месте, провожая госпожу обеспокоенным взглядом.***
Дом, в который они вошли, лишь снаружи выглядел неопрятным и бедным. Внутреннее убранство же было вполне приятным. Не дворец, конечно, но жить можно. На пороге их встретила старая хатун. Кёсем кивнула ей и та начала говорить, словно все вопросы были известны ей заранее. — Она плохо спит, госпожа. Мало ест. С постели уже и не поднимается. Лекарства принимать отказывается. — Мелек хатун, ведь нужно заставить. Пусть через силу их пьёт. Но… — Мелике, хватит! — Кёсем подняла ладонь к верху, призывая к тишине. — Госпожа… Оставив присутствующих без ответа, супруга паши прошла в отдалённую комнату. В ней-то и находился тот самый человек, ради которого они выбирались в эти места. — Эйджан, — Кёсем улыбнулась, — я скучала, — она взяла со стола тарелку с кашей. Однако женщина есть отказалась. Ожидаемо. — Верно. Моя старая подруга позабыла обо мне. Ведь я не заслуживаю доброго отношения. Я, которая отдала собственного сына в руки смерти. Наверное, было бы куда лучше, погибни я. Я всегда приносила одни лишь несчастья. Так ты думаешь, правда же? — молчание служило горьким ответом. — Тогда продолжай. Если ты умрёшь, не останется никого, кто мог бы донести миру правду. Все вокруг станут считать меня убийцей. Ты одна знаешь, кто забрал жизнь шехзаде Ахмеда. Пока ты жива, жива и правда. Но нельзя принуждать человека. Если в твоих глазах я заслуживаю самое жестокое из наказаний, так тому и быть, — Кёсем вскочила со своего места и поспешно вышла из комнаты. Эйджан, обессиленная, протянула было к ней руку. Но собеседница и не заметила. Пусть. Так даже лучше.***
Место, в которое он пришёл, было поистине прекрасно. Конечно, этот сад не мог сравниться по величине с дворцовым, однако обладал удивительным многообразием деревьев. Сад утопал в цветах. — Мурад, — наконец, он увидел её. Кёсем стояла рядом с кустом роз, вдыхая их нежный и тонкий аромат. Поманила взглядом. Юноша сократил расстояние между ними в несколько широких шагов. — Красиво, правда? — улыбнулась. Протянула стебель розы. Мурад, должно быть, лишился всякого намёка на внимательность. Шипы вонзились в кожу. Он поморщился. — Так быть не должно, — Кёсем, позволив цветку упасть на землю, обхватила своими руками его руку. Подула на ладонь. Мимолётная боль сменилась наслаждением. — Госпожа, я… — он хотел было уйти, но Кёсем не позволила. А Мурад действительно хотел уйти? И правда не заметил, с какой лёгкостью та позволила цветку, который ещё несколько мгновений назад дарил ей успокоение, упасть на землю? Но вот она истина - зачем дорожить тем, что более не приносит пользы?***
— Повелитель, — Кёсем протянула мужчине каштаны, тот съел их через силу. Но хоть что-то. — Господин, вы пугаете нас, — султан сильно исхудал, аппетита не было. Лицо стало бледным, вид болезненным. — Видно, вновь вас кошмары мучают? — Мустафа кивнул. — Один хуже другого. Меня преследуют тени. Они повсюду. Иногда я словно теряю связь с этим миром, — Кёсем слушала, не перебивая. — Я боюсь. Боюсь, что однажды эти тени заберут меня. Украдут душу. Иногда кажется, что тени — это люди вокруг меня. Они только и ждут, когда бы напасть. — Повелитель, — она взяла его руки в свои, — вы наш господин. Правитель этой великой империи. Вы — потомок великих Османов. Будь тень пылью или человеком, ей вас не сломить. Никогда. Кроме того, вы не только султан, но и Мустафа, в которого я всегда верила. — Кёсем, — мужчина улыбнулся. Казалось, они вернулись в те времена, когда и речи не шло о троне. Были только шехзаде Мустафа и Махпейкер хатун. Они вместе играли, смеялись. Но отчего же игры стали такими жестокими, а смех холодным? Что с ними стало? — А если тени уже внутри нас, Кёсем? Что делать тогда?***
— Наглости этой хатун нет предела. Мой сын-повелитель покинул дворец, не сказав ничего мне. И всё после разговора с ней, — негодовал Хандан султан. — Госпожа, полагаю, так даже лучше. — То есть? — За пределами столицы нынче безопаснее, — Дервиш усмехнулся. — Вот-вот вспыхнет бунт. Возможно, повторится история с *делом бейлербея. — Аллах. Тогда многие пострадали. — Но какое совпадение. Ведь Рустем паша до недавнего времени был бейлербеем Румелии. Он же вводил непомерные налоги. Однако его не казнили, напротив, вызвали в столицу. — Верно-верно, — султанша закивала головой. — - История всегда повторяется. Рано или поздно. Кроме того, в казне нет денег. Главное, чтобы Дильруба хорошо за всем следила. Им наконец выпала возможность избавиться от старшей Валиде. — Родственники, которыми Сафие султан так гордилась, сами подвели её к краю пропасти.***
Если кто и переживал о происходящем, точно не Кёсем. Хатун вела себя удивительно спокойно, словно не над её головой занесён острый меч. А вот люди вокруг неё явно переживают. За вечер к ней, кажется, человек с десять пришли. Много разных слухов ходило. Бунт вот-вот произойдёт. Янычары потеряли всякое терпение. Их уж теперь ничего не остановит. А столица что? Всё ведь снесут на пути своём. — Сестрица, мы должны покинуть столицу. Если бунт… — Покидай, если хочешь, — ответила она, даже взглядом брата не удостоив. — Сестрица.! — Что? Подготовьте всё. Бунт начнётся, поезжайте в Эдирне. — А ты? А Валиде? — Будем смотреть по ситуации, — между тем, Кёсем продолжала читать одну и ту же страницу, возвращаясь к тем же строчкам. Так делала она в минуты волнения. И правда, на кону стояло так много.***
Холодным утром сентября столицу Османской Империи посетило «чудо». Люди удивлённо глядели на небо, по которому плыл-летел человек. Птица-человек. — А я говорил. Говорил, что всё правда. Человек стал птицей. Вот же…! — Человек летит. Люди не знали, что всё это сулит им. Много слухов разных ходило. Второй хуже первого. А что же происходило во дворце? Чем были заняты те, кто должен нести ответственность за государство и его жителей? Знали бы они правду…***
— Сестрица, ты так долго ждала, когда Музафер челеби закончит своё творение, но в итоге не получила ничего. В чём же был смысл? — Брат, — она подошла к нему, — ты был прав. Не так уж я умна, выходит, — грустная улыбка тронула губы. — Я лишь человек, который думал о себе слишком многое. И всё же… я могу кое-что сделать. — Сестрица? — Рустем действительно был обеспокоен. Кёсем могла совершить ошибку, но никогда прежде она не выглядела настолько подавленной. Что же послужило тому причиной? Бунт был лишь вопросом времени. Да и его можно подавить. Но… почему же она ведёт себя подобным образом? Нет, тут точно что-то не так. — Не переживай. В любом случае, твоей семье ничего не угрожает. Отправь Михримах и Ясемин к Хюмашах. Я предупредила своих людей, в Румелии их будут ждать. В случае, если произойдёт непоправимое… они смогут покинуть империю. — А ты, сестрица? Они и тебя не пощадят. — Верно. Янычары могут быть очень жестокими. Но я не покину столицу, не оставлю людей умирать в одиночестве. Никогда. — Сес… — Кроме того, и Сафие султан не покинет Топкапы. — Это самоубийство! — Верно! Но я не покину это место, даже если… моя жизнь окажется под угрозой. А тебе, брат, осталось решить — будешь со мной до самого конца или… покинешь? — она посмотрела на него. Рустем тяжело сглотнул. Не приказ, лишь выбор. — Не только тебе сейчас тяжело, я дам шанс всем.***
Все дни, что янычары устраивали погром в столице, Изабелла находилась в доме подруги детства. — Вы должны как можно скорее покинуть город. — Да, отец отдал приказ. Но… на душе мне очень тяжело. Мои братья должны тут остаться. Как же можно бросить их? — Да. И о Педро ничего неизвестно. Его корабль попал в шторм. И в день, когда должен был приплыть, обрушились все эти беды. Я лишь надеюсь, что мой брат не пал жертвой их гнева. — Не думай так. Лучше помолимся. — Думаешь, Бог услышит? — голос ядом пропитан. Будто и не Изабелла вовсе, а кто иной. Незнакомка с прежним лицом, а речи… какие-то чужие. — Что ты говоришь? Аллах велик. Я уповаю на милость его. — Матушка моя была богобоязненной женщиной. Повторять ещё любила — молись, крест свой не теряй, не греши. Будь чистой и непорочной. Моя матушка… — Изабелла засмеялась, но вместе с тем на её глаза глаза навернулись слёзы. — Если бы она знала, что всё так закончится. Мой отец забыл о ней, а хозяйкой в нашем, — темноволосая выделила последнее, — заняла другая. Мерзкая и отвратительная. Ей никогда не сравнится с моей матерью. — Знаю, тебе больно, но… может быть, стоит дать человеку шанс? — глаза Изабеллы загорелись недобрым огоньком. Она в упор посмотрела на подругу. — Человек? Та женщина никто! Она изменила моего отца. Из-за неё я пережила столько унижений. — Понимаю. И всё же… — Понимаешь? — улыбка сквозь слёзы промелькнула на лице. — Ты, не познавшая холод зимы и горе, можешь меня понять? Как странно… Наверняка, в любой другой ситуации девушка не позволила бы себе столько вольности. Но возможность скорой смерти и выпитый крепкий напиток давали свои плоды. — Прости. Не знаю, чем могу унять боль твою. Если бы ты мне подсказала… — Мне нужно подышать свежим воздухом, — поднявшись со своего места, девушка вышла. Она чуть пошатывалась, однако помощи принять не пожелала.***
— Что-то мне здесь кажется странным, госпожа. Сафие султан отказывается покидать дворец. — Валиде султан всегда славилась своим упрямством. Слышала, будучи наложницей, она отказалась переехать во дворец слёз, угрожая убить себя и шехзаде. Султан приказал выбить дверь. Наследник слёзно умолял оставить его мать, поэтому повелитель сжалился. А жаль. Сафие султан болезнь этого государства. Она и все, кто ей служат. И эта… Кёсем. Она не знает своего места. Но очень скоро их правление подойдёт к концу. Оставшись здесь, она станет лёгкой добычей. Бунтовщики не ведают жалости. Кровь застилает им глаза, гнев заглушает крики. — И всё-таки я был бы осторожнее с… — но слушать вторая Валиде не желала. Ей так хотелось верить, что это последние дни для всех врагов… нет, она не станет думать иначе. Просто не может. — Вот увидишь, они не смогут спастись. В этот раз. Наступает моя эпоха. Эпоха матери султана Мустафы, — Хандан улыбнулась, довольная собой. — Больше никто не посмеет указывать мне, дочери крымского хана.***
Мурад с удивлением отмечал, что супруга паши выражает ледяное спокойствие. Будто не над её головой занесён острый меч. Впрочем, в глубине души этого он и ожидал. Такой человек не может бежать с поля битвы. — В эти самые минуты мир разделился на две части. Одни люди, забыв о своей преданности, готовы помочь открыть ворота Топкапы. Вторые, рискуя всем, с ужасом ждут прихода нового дня. А ты, Мурад, кто? — Отец учил, что без преданности нет государства. Воин должен быть готов сложить голову на благо государя. Но… как понять, что есть благо? — Наш султан мудрый правитель, но есть люди, которые мешают ему. Они шепчут красивые слова, однако речи их — яд. Есть лишь один выход, — она встала, надвигаясь на него, — поражённый участок следует отделить. Лучше отрубить руку, чем умереть. Верно? — Что вы хотите этим сказать? — Есть одно крайне важное дело. И лишь ты, — чуть подалась вперёд, шепча на самое ухо, — можешь сделать всё правильно. В тот самый момент Мурад понял, что эта женщина стала иметь над ним определённую власть. Она натянула тетиву и стрела попала точно в цель. Неожиданно? Или это было лишь вопросом времени? Кто знает… в этом мире всё так непредсказуемо.