«Змее легче вырвать зубы, чем отучить её кусаться…»
***
1633
В ночь на 5 июля янычары вплотную приблизились к стенам дворца. Теперь, казалось, никто не мог их остановить. Ярость. Злоба. Ненависть. Вот что читалось в их движениях, криках и взгляде. — Хандан султан, — Кёсем слегка поклонилась, — а куда это вы? — спросила она, заметив в руках слуг сундуки. — Никуда. — Правда? А вот я думаю, что вы решили покинуть дворец? — Тебе кажется. — Нет, не кажется. — Кёсем! Не вставай у меня на пути. Уничтожу! — Вы так заботливы, Валиде. Думать обо мне… в вашей ситуации. — Хатун! — О-о-о, наверное, вы ещё не знаете? — Кёсем рассмеялась. — Так я расскажу… Хаджи не смог расслышать слов хатун, но после них Валиде едва не упала. Перед глазами Хандан всё вдруг потемнело, ноги подкосились. — Султанша…! Султанша…***
— Если ты не ты, эти гнусные предатели захватят власть! Кажется, её слова до сих пор крутились в голове. Её слова. Голос. Взгляд. И всё же он пошёл на верную гибель. Дело, которое могло оказаться для него последним. Собственно, почему? Наверное… как странно, он десятки раз задавался этим вопросом, но ответа так и не было. Нет, в этот момент Мурад думал о другом. Почему из всех Кёсем выбрала именно его? Будто выбирая, она преследовала определённую цель. Но… какую? — Ты ведь понимаешь, что нас могут счесть предателями? — Понимаю. Но это не предательство. — А что же тогда? — Нам по силам спасти великое государство. И мы не позволим алчным беям захватить власть. — Алчные беи? Но кто они? Ты знаешь их имена и звания? Или же… — Юсуф, помоги мне. — Я помогу тебе, друг. Но кто поможет людям? Султанши и паши делят власть, а простой народ страдает, — Юсуф не скрывал своих мыслей по этому вопросу. Наверное, поэтому Мурад так ценил их дружбу. Нынче ведь лесть в почёте, а правда… да кому она вообще нужна?! — Я обещал. Понимаешь? Обещал, что сделаю всё правильно. — Хорошо, — Юсуф похлопал его по плечу, — я с тобой. — Спасибо.***
— Что ты хочешь сделать? — Рустем с сомнением посмотрел на сестру. — Не думаешь же… — ужасная догадка закралась в сердце. — Они убьют тебя…! Это и был твой план?! Выйти к янычарам и ждать, что они вновь уйдут? — Я не жду, что они уйдут. Я лишь верю, что им хватит благоразумия остановить всё это. — Какое благоразумие? Враги жаждут насадить на пики наши головы, а ты собираешься выйти к тем, кто уже испил сладость крови? — Не рискнёшь и не узнаешь. Верно? — Кёсем улыбнулась. Немного нервно. — Имя твоей сестры будут помнить в веках. Так просто я не сдамся. Раз Она шла вперёд. Два Гордая, властная, пугающая. Три Ворота открылись. Четыре Шаг. Ещё один. Ещё. Пять Перед ней — люди. Перед ними — такой же человек. Только уверенная. До последнего будет стоять на своём. Шесть Её будут помнить в веках. «Я — Анастасия-Кёсем. Моих отца и мать жестоко убили из мести. Нас с братом насильно оторвали от родного дома. Привезли в страну чужеземцев. Страну, которая однажды станет моей…» — было единственной мыслью, которая не покидала её столько лет. Может, Анастасия внутри неё давно отчаялась и ужаснулась происходящему. Но Кёсем уже давно для себя всё решила. Анастасия покоится в пышных садах Греции. Кёсем здесь, сжигает и уничтожает всё на своём пути. Анастасия вечно юная принцесса острова. Кёсем своё сердце отдала тёмным водам Босфора. — Янычары. Янычары, — и лишь со второго раза гул стал понемногу стихать, — вы верные подданные нашего султана. Вы дали клятву защищать империю. Ваши братья проливали кровь за падишаха и государство. Почему же сейчас, — она обвела взором присутствующих, — вы здесь? Почему идёте на поводу у предателей? — Кто здесь предатель? Нам уже давно не выплачивают жалованье. Походов нет. Нам надоело терпеть все эти унижения. Они находились совсем близко. Казалось, всего пару шагов и янычары, ослеплённые яростью, могут лишить жизни любого, кто попадётся им на пути. — Мы не станем слушать тебя, хатун, — крикнул кто-то. По толпе прошёл гул. Кто-то одобрял, кто-то негодовали, третьи же просто выжидали. Янычары имели огромную силу и прекрасно это осознавали. — Вижу, среди вас есть те, кто жаждет навести смуту. Хорошо. Делайте своё дело. Но знайте же — вы совершаете великий грех. Предательство — это грех! Конечно, вы можете войти во дворец и всех перебить. Но что же тогда останется? А я вам отвечу — ничего! Ежели прекратите это, я обещаю, что ваши слова будут услышаны. Кроме того, вам выдадут тех, кто повинен в сложившейся ситуации. — Не верьте ей! Она всё лжёт! Поддадимся на уговоры и всё останется прежним. Ещё и на казнь отправят. — Клянусь перед Аллахом, ни один доблестный воин не пострадает. Я обещаю. Я защищу вас. — Мы не верим тебе. Не верим! Снести…! Снести всё! — Мустафа-ага, скажи, что вызывает твоё недоверие? — этот человек был из тех, кто любыми способами желал получить своё. А своим он считал место аги янычар. Но Искандер крепко держался. А после его смерти, как полагали некоторые, эта должность перейдёт его сыну Баязиду. И вот он — замкнутый круг. — Как женщина смеет выходить к нам? Где султан? Почему не он говорит с нами? Кёсем с силой сжала кулаки. Женщина? Просто женщина? Терпи, Кёсем. Терпи, Махпейкер. Терпи, Анастасия. — Так много воинов молодых я вижу перед собой. Ваши юные души не испорчены алчностью, не испили жестокости. Вы дали клятву служить своему повелителю. Но что же сейчас? — Мы недовольны нынешним положением дел. В государстве процветает коррупция. Мы требуем справедливости, — крикнул в толпу Мустафа-ага. — А иначе… — в руках мужчины угрожающе сверкнула сабля. — Нечестивец, как ты смеешь… — Сулейман паша, не стоит. Хорошо, — вновь обратилась она к аге, — ваши требования будут выслушаны. Султан примет вас в день выдачи жалованья. Но сейчас вы должны вернуться в казармы и прекратить грабить город. Мустафа-ага, нервно вглядываясь в людей позади Кёсем, словно ждал чего-то. — Если действительно пришли сюда сегодня справедливости ради, уйти должны. И вернуться позже. А иначе султан это примет за попытку мятежа. А с мятежниками разговор всегда короткий. Должно быть, сие слова возымели над воинами должную силу. Всё же большинство из них рассчитывали на нечто иное. А раз уж им обещали решить все вопросы, то… к чему продолжать чинить беспорядки? Грабёж и убийства. Всему стоит знать меру. Янычары выжидающе глядели на предводителя, а тот, должно быть, не получив удовлетворения, всё же решил отступить. За происходящим наблюдали султанши. Хандан, всё ещё не до конца придя в себя, оперлась о руку Хаджи. Тот с беспокойством глядел на госпожу, однако поделать ничего не мог. — Видишь, до чего довела твоя глупость, — говорила Сафие султан, даже не удостоив невестку взглядом. Ту била мелкая дрожь. Ещё бы.! — Хасеки с родинкой решила, что может проворачивать подобные дела за нашей спиной. Значит, крала деньги из казны? Крала и пользовалась ими в личных целях?! Вы что, хотели поднять мятеж с дочерью? — наконец, она направила гнев на Хандан. Та замотала головой. — Нет-нет, Валиде. Мы ничего такого не думали. И Дильруба ничего не знала. Она не… — Верно. У моей внучки больше ума. Но дети вынуждены нести на своих плечах вину родителей. Пользуясь состоянием моего здоровья, ты посягнула на собственность государства, — но в голосе звучало, конечно, посягнула на мою собственность. Собственность Валиде Сафие султан. — Простите, Валиде. Я не… не думала… — Не думала, что янычары, не получив своего, захотят забрать чужое. Так? — Хандан вздрогнула. Властная свекровь всегда пугала её. — Смела считать, что… станешь хозяйкой дворца? Даже моя кошка разумнее тебя. Ты уже сгубила старших своих шехзаде. И всё меры не знаешь, — с этими словами Сафие покинула Башню Справедливости. Хандан медленно опустилась вниз. — я знаю, что вы месяцами крали из казны. — что ты себе позволяешь? ты что такое говоришь? — только правду, госпожа. у меня есть свидетель. — это бред какой-то! я Валиде султан, тебе никто не поверит. — мы легко можем это проверить. к тому же, кто сказал, что ваше имя будет фигурировать? напротив. вина лежит на паше, жадности которого нет предела. Конечно, речь шла о Дервише. Хандан никак не могла допустить его казнь. Многое за эти годы произошло, но он всегда сохранял свою преданность. — Кёсем, проклятая ведьма! — Валиде зло посмотрела на племянницу Сафие султан. — Зачарованная. И сегодня выжила. Но подожди, однажды и с твоей головы венец упадёт. Своего ты так и не добьёшься. Настанет день и я буду смеяться тебе в лицо, — крикнула Хандан из последних сил. — Султанша, вернёмся в покои… — Хаджи, мы должны избавиться от неё. Любым способом. Мы обязаны. Во имя наших шехзаде, которых она отправила на тот свет. Аллах должен услышать и мои молитвы! Молитвы матери, потерявшей своих детей. Она должна заплатить. Заплатить за всё… — Госпожа, нам нужно вернуться в покои, — у аги сердце разрывается при виде этого. Ему так жаль султаншу, но сейчас ей действительно нельзя проявлять эмоции. Это губительно. — Пусть Аллах покарает её. Их всех! Пусть покарает.! — Валиде, подумайте о себе. Без вас повелитель окажется в опасности. А Дильруба султан?! — Доченька. Моя милая доченька, — Хаджи облегчённо выдыхает. Всё же осталось то, ради чего султанша готова жить. И пускай в её сердце больше места для мести. Уж лучше так. Пускай живёт местью. Пускай боится за детей. Сейчас главное — выжить.***
Кёсем неспешно ступает внутрь. У них определённо ещё есть время. — Сестра, что всё это значит? — Рустем сусмотрит на неё, во взгляде отчётливо читается непонимание. — Что ты задумала? — Передай Искандеру, что всё идёт по плану. — По… какой ещё план? Сестра?! — Что? — спрашивает раздражённо. Ещё бы, слова Мустафы её всё же несколько задели. — Прошу тебя, Рустем, поговорим позже. Предстоит ещё много дел. Каждый, кто проявил дерзость по отношению к нам, ответит за содеянное. Всех уничтожим. Заставим молить о пощаде, — глаза вспыхнули огоньком. В такие моменты паше по-настоящему было страшно. Уж слишком сильно его сестра похожа на старшую Валиде султан.***
— Матушка, что же с нами будет? — звуки за окном стихли, однако никто не знал, быть может, это лишь затишье перед бурей. — Ясемин, — Михримах погладила дочь по голове, прижимая её к себе, — девочка моя. Не бойся. Всё обойдётся. — Но отец. Мои братья. Говорят, мятежники требовали выдать им головы… — девушка осеклась, всхлипнула. — Их ведь не убьют, да? — Конечно. Нашу семью никто разрушить не сможет. Наша связь так крепка, что ни один враг не выстоит.***
Казалось, этот день запомнится одной лишь победой воинов. Точнее, воина. — Вы сегодня очень бледны, госпожа. Хандан с силой сжала кулаки. Какая дерзость. — Должно быть, не спали все эти дни. Думали. — Не забывайся! Я всё ещё Валиде султан. Мать султана Мустафы. — Вы всё же вспомнили об этом. Как хорошо. Тогда… в будущем султанату не придётся ждать удара в спину?! — их взгляды пересеклись. Кёсем глядела на госпожу с издёвкой. — Говорю это для вашего же блага… каждому своё место. И своя роль. Не стоит забывать об этом. — ты рабыня. рабыня, которая должна служить империи. каждому своё место. и своя роль. Сколько времени прошло с того их разговора. Однако Кёсем, кажется, помнила всё до мельчайших деталей. Как голову склоняла, спину гнула, удары получала. Помнила и злилась.***
Во второй двор, где был созван Совет, пустили лишь старших по чину. Мустафа-ага вновь огляделся. Никаких знаков. Что же ему делать? — Чем же недовольны мои рабы-янычары? — Повелитель, — начал ага. Султан не смотрел на него, направив задумчивый взор куда-то далеко. — Мы неоднократно обращались к визирю Кеманкешу паше. Но он и слушать нас не пожелал. Янычарам нужен поход. Его доля — военные трофеи. Кроме того, произошла задержка с выплатами. Кроме того, мы узнали, что должности в государстве распределяются не по заслугам, а по принадлежности к определённым семьям — Каким таким семьям? — Рустем паша брал взятки, будучи бейлербеем Анатолии и Румелии. По закону его должны были казнить, однако… не только жизнь даровали, но и в столицу призвали. Разве такой человек может принимать участие в важных государственных вопросах? Люди могут подумать, что эта милость оказана лишь из-за… ведь паша зять великого визиря, — ага старался говорить уверенно. Но было видно, что тот переживает. Должно быть, в его голове всё выглядело иначе. — Мы требуем снять с должности агу янычар и великого визиря. И казнить Рустема пашу, — последний настороженно посмотрел на родственника. Кажется, и сам Кеманкеш не до конца мог осознать суть происходящего. — Это всё? — наконец, султан посмотрел на янычара. Тот, чувствуя неладное, голову опустил. — Примите наши требования и больше такого не повторится. Какой же выбор сделает султан? Какой…?***
— Он оставил его в живых. В живых оставил, — негодовал Рустем. — Этого дерзкого… — Султан и тебя помиловал. Забыл уже? — Сестра, не понимаю твоего спокойствия. Ведь падишах пошёл на уступки, сто тысяч золотых выделил. Но… ты улыбаешься? — и правда, Кёсем определённо радовалась. Будто бы всё шло именно так, как она и задумала. — Сестрица? — Завтра нас будут ждать прекрасные новости. Ты приятно удивишься. — Но хоть что-то расскажи мне. Знаешь ведь, что я твой самый верный соратник. — Завтра, брат. Лишь завтра.***
Мурад ждал её в саду, чуть задремал, сидя под величественным дубом, что раскинул ветви свои по разные стороны. Благословенный солнцем и луной, радовал он душу. — Мурад, — она легонько коснулась его плеча, призывая вернуться из Царства Морфея в мир реальности, к ней. Юноша, приоткрыв глаза, сам сперва не поверил. Кёсем возвышалась над ним. Словно Ангел Ридван, хранитель Рая. — Долго ждал? — мотнул головой. — Хорошо. Но… почему же не остался в покоях? Там тепло и кровать есть. Мог отдохнуть. Но почему-то вдруг ему стало так тепло именно в эти мгновения, когда она коснулась его. Хотелось ответить тем же жестом, однако Мурад не мог. — Это не мои покои. Более мне не стоит оставаться… — Что ты такое говоришь? Ты проделал огромную работу. Предатели обманом пытались вывезти золото, но ты, — Кёсем чуть приподняла его подбородок, вынуждая встретиться взглядами, — сделал то, на что не каждый мог бы решиться. Ты спас государство. И… я этого не забуду. — опасайся людей во дворце. наложница или паша, но со временем все они начинают жить ради одной цели — получение власти. Вот что сказал ему однажды отец. Сам он, судя по всему, столкнулся с подобным, однако о причине подобных выводов не рассказывал. А Кёсем хатун она такая же? Жадная до власти? Но почему же Мурад так не считает?! Какая причина заставляет думать, что она другая? Лучше, добрее, милосерднее… не наступит ли момент, когда он станет считать иначе, сожалея обо всех поступках, совершённых ради супруги великого визиря?! — Мурад, ты всё сделал правильно. Ты защитил империю, — рукав её светлого платья скользнул на его плечо. Он ощутил новый прилив тепла, когда Кёсем, чуть наклонившись, коснулась губами его лба. А затем ушла, оставляя Мурада совсем одного. Стыд и волнение смешались в одно, когда юноша поймал себя на мысли, что хотел бы продлить секунды этой странной радости.***
Ночь опустилась на Стамбул. Жители сидели в домах, опасаясь за свои судьбы. Их обуял страх. Несколько дней янычары чинили беспорядки в городе. Кто знает, что может послужить новым поводом для подобного. Да много разных слухов ходило. Один хуже другого. Одни винили Хандан султан, вторые старшую Валиде. Иные твердили, что всё это кара Аллаха за грехи людские. И что много бед ещё падёт на головы отступников веры. И никто из них не догадывался, что в эти самые минуты происходит самая настоящая казнь. — Как ты посмел предать династию? Как смел думать, что можешь выставлять требования? — янычары окружили Мустафу. Тот, лёжа на холодной и сырой земле, залился смехом. Истекающий кровью, он всё ещё являл собой пример истинной дерзости. — Вы, — он обвёл взглядом присутствующих, — слушаете приказы какой-то хатун! Глупцы! Она жаждет захватить власть, а вы все ей в этом помогаете. Это вы предатели. Жалкие псы! Надеюсь, однажды Аллах… — но договорить мужчина не успел. Воин, совсем ещё мальчишка, вонзил саблю в израненную плоть. Мустафа-ага закашлялся, чувствуя приближение собственного конца. — Ты, — обратился он напоследок к Искандеру, — заплатишь за это. Всевышний всё видит. Всё. Ты сам падёшь от руки той, ради кого предал это государство. Ты и твой сын… — если эти слова и испугали агу, виду он не подал. — Вы все… — мужчина закрыл глаза. Теперь уже навсегда. Такая же участь ждала и соратников Мустафы, с коими тот замышлял избавиться от паши и членов его семьи.***
— Что всё это значит? — узнав о произошедшем накануне, Рустем вновь посетил дом зятя. Кёсем, как и обычно, сидела в покоях, читая книгу. Словно бы ничего и не произошло. Но… произошло ведь. — Как ты пошла на это? Как? Почему… — Что «почему»? — Мустафа-ага, Орхан и… — Ещё с десяток предателей. — Их тела выставили на городской площади. К чему это всё? Разве… султан не помиловал их? Что скажут члены Совета? — Все они живут милостью старшей Валиде. Станут болтать лишнее, отправятся к предкам. — А Дервиш? Его поддерживает Хандан султан. — А её кто поддержит? Правильно — никто. Сейчас бы ей выжить, куда уж тут интриги плести? — Расскажи-ка, как так вышло, что ты в столь короткий срок нашла средства для выплаты? В казне пусто было, а сейчас… слышал, твой кетхюда нашёл золото. Будто бы всё в Египет отправить хотели. Сестрица, что означает твоя улыбка? — А что, по-твоему, она может означать? — вопросом на вопрос ответила Кёсем. — Братец, я и не думала, что ты считаешь меня настолько наивной. Полагаешь, я могла позволить одурачить себя? — То есть? Подожди-ка, — Рустем задумался. Действительно, произошедшее выглядело более чем странным. — Янычары, которых Искандер сам воспитал. — Не могли же они правда его предать. Верно? — Бунт. Ты… — Я? Смешно, братец. Я лишь подтолкнула. Ни один человек не был убит. Торговцы… и те выжили. А почему же? — Значит, это была лишь игра? — Почему же? Бунт был. Против власти. Другой власти. А эти глупцы поверили. Поверили, что смогут сломить меня этим… — Кёсем залилась смехом. — Глупые предатели! Сами себе яму и вырыли. — И как же на это смотрит старшая Валиде? — Это принесло пользу государству и нам. Султанша не станет задавать вопросы. — Польза? Торговцы разорены, у бедняков и крыши над головой не осталось. Даже площадь подожгли. — Ветхие домишки, которые не были способны согреть суровой зимой. Площадь, которая стоит без дела. Я же нашла выход лучше. Выделим деньги на постройку вакфа. Ещё таверны. — Таверны? — Рустем, казалось, совсем не понимал замысла сестры. — Люди там только пить станут все вместе. Болтать всякое. — Именно! — в глазах Кёсем появился нездоровый блеск. — Торговец, бей или человек из простого народа, что их объединить может? Одна беда на всех. И мы протянем им руку помощи. Поможем построить новый мир. Мы на себя возьмём расходы. Жильё, одежда, еда. Окажем такую услугу, после которой о нас станут говорить доброе. Нас винили во всех грехах, но мы оказались лучше. Вот что будет передаваться из уст в уста. — Покровительница народа Кёсем хатун. — Старшая Валиде, брат. Без её поддержки бы ничего не вышло, — губы тронула лёгкая улыбка. — Но всё же странно. Как так вышло, что ты узнала про золото? Говорила же, что понять ничего не можешь. Такой грустной была. Между тем… — Бедная Хандан султан. Сама себя в ловушку завела. Между тем, рядом с ней притаился змей. Опутал, чары наслал. Никто снять не сможет. — Змей? Кто же это? — Всему своё время, братец. Нас ведь сюда рабами привезли. Били, унижали, прямо в лицо смеялись. Но мы выжили. И стали сильнее многих. И всё же в их взгляде я до сих пор читаю презрение. Чужеземка, визири и беи не признавали меня долгие годы. Меня столько раз травили, нож в спину вонзали, моим близким угрожали. И всё мало им. Ждут, как бы побольнее ударить. Но это ещё не конец. Однажды я займу такое место, что они все склонят головы. Уже сейчас многие из них боятся. О каком месте идёт речь и как Кёсем собирается его занять, Рустем не понял. Однако же спросить не решился. Если его сестра что-то задумала, то получит это любой ценой. Произошедшее накануне тому подтверждение.***
— Поздравляю, Кёсем хатун, ты прекрасно справилась. Слава Аллаху, всё обошлось. Я так боялся за нашу султаншу, — ага посмотрел на Валиде. Та выглядела несколько подавленной. Должно быть, эта неделя сильно вымотала её. — Больше никто не посмеет вредить нашей госпоже и государству. — Но мы не можем останавливаться. Ты прав, Бюль-Бюль. Дервиш паша так этого не оставит. Полагаю, он вступит в союз с супругом Дильрубы султан. Султанша отличается от своей матери. Более жестокая. И у неё есть власть. Нам повезло первыми узнать, что золото из казны отправляется в Египет. Но это ещё не всё. Знать благоволила покойному шехзаде. В память о Махмуде они могут и в дальнейшем активно поддерживать Хандан султан. И Дильруба об этом знает. Дадим ей повод и она незамедлительно воспользуется ситуацией. Поэтому необходимо принять меры. Самое важное… — Кёсем, — холодные пальцы султанши опустились на плечо хатун, — продолжим в другой раз. Мне нужно отдохнуть, — женщина побледнела, глаза выглядели уставшими. — Приходи завтра. — Госпожа, быть может, стоит вызвать врача? — предложил евнух, но та лишь качнула головой. — Я немного устала. К вечеру станет лучше. Кёсем и Бюль-Бюль переглянулись. Оба понимали, что что-то здесь не так. Но делать нечего. Пойти против приказа Валиде нельзя.***
— Вижу, что ждёт тебя впереди большая победа. Ты так высоко взлетишь, что деревья будут казаться маленькими. — Ну, это ты мне и в прошлый раз говорила. Что же ещё? Ничего с тех пор не изменилось? Хатун в упор посмотрела на собеседницу. Кёсем прикусила язык. Шеисте, будь это дар или проклятье, силой всё же обладала. Многое предсказала. Смерть Махмуда, что самый наследник султаном станет. Об опасностях всегда предупреждала. В какую войну вступать, а какую лучше оставить. Так молва о колдунье и пошла. Только лица её никто не видел. По крайней мере, не знали, что это именно она была. Между тем, Шеисте хатун находилась рядом с людьми, зоркий взгляд её, казалось, проникает в самую душу. Вот и Кёсем, умея сдерживать эмоции, не могла противиться силе Шеисте. Она бы и рада отказаться от такой помощи, но каждый раз пересиливало желание узнать больше. — Я всё тебе сказала. Только ты не всегда понять правильно можешь. — Может, это ты непонятно говоришь. — Гордыня — страшный грех, Кёсем. Она губит людей рядом с тобой. И с тобой так произойти может. — Ты видишь это? Или только беспокоишься? Шеисте провела свечой перед собой. Огонь мерцал в её тёмных глазах. На мгновение Кёсем показалось, что она разучилась дышать. Горло словно сдавили невидимые руки. Женщина начала стучать по поверхности стола, ноги задрожали, а глаза стали закатываться. Больно. Так невыносимо больно. Но всё прошло, стоило Шеисте коснуться её. Кёсем упала вниз, пальцами дрожащими обхватила шею. Нет, болезненных прикосновений больше не было. Посмотрела на Шеисте, та, словно знала всё с самой первой минуты, лишь укоризненно покачала головой. Твердишь всем, что смерти не боишься, но это не так. Смерть всех нас страшит. Кого-то больше, кого-то меньше. — Ты это специально сделала? Скажи, ты ведь меня лишь пугаешь, да? — Не остановишься и вот какая участь тебя ждёт. — Когда-то ты сказала, что я рискую потерять всех своих близких. Но всё обошлось. Ты говорила, что следовать правилам — самое важное, что я не должна гневать Всевышнего. — В таких вопросах ты никого не слушаешь, — с горечью изрекла Шеисте. — Я не желаю тебе зла. Я за многое тебе благодарна, однако… перейдёшь черту и никто помочь не сможет. Твоя душа… — Не стоит беспокоиться за мою душу. Сама знаешь, что было нелегко добиться столь высокого положения. Но это того стоило. — Правда? Сын не приходит к тебе во снах? Ты не чувствуешь его запаха, не слышишь голоса? — Он стал угрозой, которую я устранила. Что же в этом плохого?! — Понятно. Мои слова лишены смысла, верно? — с надеждой. Словно пытаясь достучаться до горячего сердца, которое когда-то билось в груди. Когда-то… А что сейчас? Холод во взгляде, лёд на душе. Такая она… власть. Пойдешь к ней и назад дороги отыскать уже не сможешь. А там темно. Только человек это поздно понимает, когда уже изменить ничего нельзя. Пытается вырваться, а не может. Но Шеисте, кажется, продолжала верить, что человека перед ней ещё можно спасти. — Моя сестра Махфирузе… я говорила ей, что не надо всего этого. Что дворец — место слёз и горечи. Но она не желала слушать, открыть глаза на правду испугалась. И поплатилась собственной жизнью. — Тем не менее, её сын наследник престола. Настанет день и он станет султаном. А ты сестра его горячо любимой матери. — А что принесёт ему этот султанат? А нам? Об этом ты подумала? — Разве ты думала об этом, когда захотела отомстить? — было это сказано от обиды или нежелания продолжить разговор. Однако же Кёсем не жалела о своих словах. — Мы все делаем выбор. И нет нужды притворяться теми, кем мы никогда не являлись. Полагаешь, я должна испытывать жалость?! И к кому же? К людям, чьи души чернее самой ночи… мы все пришли на эту землю грешниками. Разница лишь в том, что некоторые слишком слабы духом. Они не хозяева своей судьбы, не могут преодолеть себя. Они не святые, а всего лишь рабы собственной беспомощности. — А какой ты была раньше? Ведь когда-то ты верила в добро и справедливость. Уже забыла? Ты была Анастасией. Маленькой девочкой, привезённой из далёких краёв. — Анастасия умерла…***
— Сестрица. Кёсем устало вздохнула. Кажется, это уже начинало входить в привычку. Рустем всегда приходил в тот самый момент, когда Кёсем видеть никого не желала. — Что-то опять случилось? Если ничего серьёзного, поговорим после. — Дело в том… в столицу прибыл бывший ага янычар. Кёсем нервно сглотнула. Кто прибыл в столицу? — Зульфикар…? — сердце пропустило несколько ударов. Её обуяла странная тревога. Перед глазами пронеслись события прошлого. Она будто почувствовала запах крови. Той самой, что вытекала из раны Хюмашах. Тошнота подкатила к горлу. На несколько секунд прикрыла глаза, сделала глубокий вдох. В области груди неприятно кольнуло, но Кёсем, пересилив себя, позволила брату продолжить. — Я видел его. Он сопровождал старшую Валиде султан. — Старшую? — Верно. Я и сам удивлён. Кроме того, они беседовали вполне мирно. — Мирно — это как? И мы с Хандан султан не переходим черту. Ведь для окружающих всё может казаться иным, а как на самом деле… так что? Ты ведь знаешь Сафие султан, она и взглядом убить способна. — Не могу сказать с точностью, но не похоже, что они в плохих отношениях. Впрочем, мы не можем знать наверняка. — Не можем, однако… это правда очень странно. Валиде не из тех, кто так просто забывает обиды. Зульфикар виновен в смерти Хюмашах султан. И всё же его помиловали. С должности аги сняли — да. Но разве ж это наказание? Только не для Зульфикара. Он и сам свою службу ненавидел. Так что… — Кёсем осеклась. — Мой кетхюда, — её вдруг осенило. — Верно. Именно на нём и настаивала Валиде. Уверена, что за этим стоит нечто большее. Узнай всё о нём. Кто мать. Жива или мертва. Братья и сёстры, тётушки и дядюшки. Обо всех. Ничего не упусти. — Разве он тебе не приглянулся? — кажется, прозвучало чересчур двусмысленно. — О чём это ты, братец? — взгляд у Кёсем колючий. Того гляди, убьёт прямо на этом самом месте. Рустем и сам уже пожалел о своей несдержанности. — Больно язык у тебя длинный. Не находишь?! — на это мужчина никак не отреагировал внешне, а про себя усмехнулся. Что-что, а тронуть его сестрица не сможет. Он обладает острым умом, который не раз уже оказывался полезен. Нет, Кёсем, конечно, жестока, но не безрассудна. Женщина и сама это прекрасно понимала. — В будущем следи за своими словами и действиями. Меня не станет и ты ко дну пойдёшь. И это чистая правда. Пока едины, могут рассчитывать на большее. А по отдельности нет, не выживут. — Я лишь хотел предложить. Если мальчишка надоел тебе, тогда… смерть единственного сына, думаю… — Да, я ещё припомню Зульфикару ошибку прошлого, но не так. Точно не сейчас. Мальчишка сослужит нам хорошую службу. И лишь потом, вдоволь им наигравшись… — Кёсем не стала договаривать. Улыбка была красноречивее любых слов. Метод у неё почти всегда один — жертва должна быть полностью готова. Кёсем не была лишена честолюбия. И все эти люди, что были до Мурада и будут после, лишь усиливали и усилят это её качество. Так всегда было и так продолжится. — Но смерть — это избавление. Живым всегда труднее. Так к чему спешить? Погляди, — сказала она, подойдя к окну. Мурад стоял в саду, не поднимая взгляда. — Я могу приказать убить его. Хоть сейчас. Но это не принесёт мне радости. — Так ты хочешь оставить его в живых? — Нет. Но цепные псы нынче редкость, — тень улыбка впервые промелькнула на её лице. Рустем не сумел сдержать усмешки. Мальчишке было бы проще умереть, так он подумал, однако мысли свои оставил при себе. Тогда супруга паши не подозревала, что своими собственными руками создаст чудовище. Чудовище, которое однажды заберёт её жизнь.