Новые приключения сыщика династии Мин

      Дин Жун опоздал совсем немного, но всё-таки опоздал.       Он уже пробирался к командующему по краю площади, внимательно присматриваясь к прогуливающимся рядом людям, когда прогремел взрыв.       Яркая вспышка и мощная волна, сбивающая с ног.       Разлёт осколков составляет двадцать шагов.       Командующий Ван стоял ближе этих двадцати шагов от места взрыва, и Дин Жуна на мгновение охватила паника. Эти осколки могли погубить Ван Чжи!..       Дин Жун рванулся к нему, не замечая больше ничего вокруг, кроме маленькой фигуры в красном, отброшенной взрывной волной к крепкой кирпичной стене. Краем глаза он видел, что император не пострадал и крепко обнимает растерянного принца, прижимая его к себе, но его сейчас не интересовал император. Его вообще ничего не интересовало, кроме жизни юного евнуха, отважно закрывшего его величество от опасности.       — Командующий! — Дин Жун упал на колени, не замечая, как сильно ударился о жёсткую брусчатку мостовой.       На несколько мгновений, пока он всматривался в бледное лицо, оцарапанное острыми осколками, в надежде уловить в нём признаки жизни, его собственное сердце замерло и отчаянно забилось только тогда, когда Ван Чжи глубоко вздохнул и чуть слышно застонал.       — Командующий… Ван Чжи…       Дин Жун очень осторожно коснулся его щеки, стирая с неё капельки крови. Он видел момент взрыва и понимал, что было бы большой удачей, если бы Ван Чжи отделался этой парой царапин. Взгляд Дин Жуна тревожно скользнул по его фигуре, но на красной униформе, испачканной пороховой гарью, не было видно крови.       — Дин Жун?..       Глаза Ван Чжи приоткрылись, и Дин Жун почувствовал, как ладонь командующего из последних сил сжимает его руку.       — Я здесь. Держитесь. Всё будет в порядке. — Дин Жун очень старался, чтобы его голос оставался спокойным. Он уловил в глазах Ван Чжи немой вопрос и поспешил заверить его, что волноваться не о чем. — Его величество и его высочество не пострадали. Диверсант убит нашими лучниками.       Ван Чжи кивнул и слегка поморщился.        — Как вы? Где-нибудь болит? — Дин Жун осторожно поддержал его за спину, отстранив от холодной каменной стены.       Ван Чжи бросил короткий взгляд на императора, ещё не оправившегося от шока и что-то резко высказывающего подоспевшим министрам, и отрицательно качнул головой.       — Голова немного кружится… Дин Жун, почему ты здесь?       — Потому что я должен быть здесь, — тихо ответил заместитель, понимая, что нарушил приказ, и у командующего есть все основания на него сердиться. — Но я опять опоздал…       В его голосе было столько горечи, что Ван Чжи устыдился своей слабости и поспешил его успокоить.       — Ты успел вовремя. Не переживай, Дин Жун… Лучше помоги мне встать.       Дин Жун подставил ему плечо, и Ван Чжи поднялся, тяжело опираясь на своего заместителя, благодарный ему за то, что он никак не комментирует это досадное происшествие и просто молча поддерживает его.       — Ван Чжи, ты в порядке? Ты сильно пострадал? — донёсся до него встревоженный голос сквозь ещё сохранявшийся шум в ушах.       Он поднял глаза и увидел перед собой бледное лицо императора.       — Ваше величество, не беспокойтесь обо мне. Я благодарю небеса, что уберегли вас…       — Это ты меня уберёг, — перебил его Чжу Цзяньшень. — Кто бы мог подумать, что эти негодяи дерзнут…       — Я выясню, как им удалось проникнуть через наши посты, — поспешил заверить Ван Чжи с поклоном, чувствуя, что его всё ещё шатает от последствий взрыва.       Император тоже это заметил и строго посмотрел на командующего Западной Ограды.       — Ван Чжи, ты сейчас не в лучшем состоянии. Отправляйся в Западную Ограду и отлежись там, сколько потребуется. — Он повернулся к его заместителю и, вспомнив к своему удивлению, его имя, распорядился: — Дин Жун, позаботься о своём начальнике.       — Слушаюсь, ваше величество, — поклонился государю Дин Жун. …       Суй Чжоу видел, что император не пострадал от взрыва и в рассеивающемся пороховом дыму крепко обнимает юного принца. Он видел, как Дин Жун склонился к командующему Западной Ограды и помогает ему подняться. Он видел, как Тан Фань стоит с широко распахнутыми глазами и опирается на Сюэ Лина, судорожно стискивая кулаки и шмыгая носом.       Диверсант появился на площади следом за Тан Фанем, почти одновременно с ним. Отвлёкшись на своего друга, Суй Чжоу не успел распознать опасность в невзрачном незнакомце, следовавшем за Тан Фанем, будто тень… Что это было — совпадение? Судя по тому, как молодой магистрат с ужасом взирает на последствия взрыва, это не было совпадением. Они пришли сюда вместе, и именно благодаря Тан Фаню этот тип сумел проникнуть на тщательно охраняемую территорию.       Сейчас диверсант, который наверняка был смертником и почти успешно выполнил свою задачу, лежал на мостовой, пронзённый острыми стрелами. Других заговорщиков поблизости не наблюдалось, и Суй Чжоу принял решение.       Он крепко стиснул руку Тан Фаня и коротко скомандовал:       — Пошли!       — Ээ… куда?.. — растерянно уточнил Тан Фань.       Он чувствовал тепло руки Суй Чжоу, его силу и уверенность, и ему было радостно и одновременно горько. Он был счастлив, что с Гуанчуанем ничего не случилось и он жив и здоров, но осознание собственной вины, собственной ошибки причиняло боль и терзало сотней острых кинжалов, вонзающихся в душу.       — Домой, — ответил Суй Чжоу и поволок за собой Тан Фаня в сторону переулка, уходящего на север. Надо было поспешить, пока никто не догадался задержать его и начать задавать вопросы, ответы на которые байху Суй очень надеялся получить первым. ***       Ван Чжи с трудом добрался до переулка, где стояла повозка Западной Ограды, тяжело опираясь на Дин Жуна, и тот начал подозревать, что командующий пострадал сильнее, чем показалось на первый взгляд.       — Где Цзя Куй? — слабым голосом спросил Ван Чжи, который и сам чувствовал, что надолго его не хватит.       — Его не было на площади. Должно быть, он стоит в карауле в начале улицы Чэньгуань, как мы и планировали.       — А Суй Чжоу?..       Дин Жун не видел, куда делся Суй Чжоу, совсем недавно стоявший рядом со своими стражниками. С того момента, когда прогремел взрыв и командующего Западной Ограды настигла ударная волна, он вообще ничего не видел, потому что всё его внимание зациклилось на Ван Чжи.       От необходимости отвечать на вопрос и признаваться в своём неведении его спас Цзя Куй, который примчался на звук взрыва, эхом разошедшийся по дворцовой площади и соседним переулкам.       Он сразу понял, что случилось, и с тревогой обратился к Ван Чжи:       — Командующий, вам сильно досталось?       — Не очень, — качнул головой Ван Чжи и невольно поморщился от того, что это движение мгновенно отдалось в висках ноющей болью. — Цзя Куй, возьми на себя охрану. Найди Суй Чжоу и прочешите весь центр столицы, чтобы сегодня больше не было никаких попыток… Нужно обеспечить безопасность…       Лицо Цзя Куя расплывалось у Ван Чжи перед глазами. Он попытался сосредоточиться и закончить свою мысль, но почувствовал, что земля ускользает у него из-под ног и мир вокруг снова погружается во мрак.       Дин Жун успел подхватить его, встревоженно охнув. Цзя Куй тут же оказался рядом.       — Нужно отвезти командующего в Ограду. Цзя Куй, помоги мне.       Вдвоём с телохранителем они устроили Ван Чжи лёжа на лавке в комфортной повозке Западной Ограды. Дин Жун только сейчас заметил, что рукав его красной униформы намок от крови, и поторопил Цзя Куя.       — Вылезай. Дальше я справлюсь сам, а ты должен сделать то, что велел командующий. Защищай императора, Цзя Куй.       Телохранитель молча кивнул, полностью полагаясь на Дин Жуна, и поспешил туда, где стражники обыскивали пришедших на праздник гуляк, прежде чем выпускать их по одному за пределы центральной площади.       Завершение этого вечера прошло для Дин Жуна, как в тумане. Он отчаянно гнал повозку по освещённым праздничными фонарями улицам столицы. Резко придержал поводья лошади у ворот Западной Ограды и подозвал двух стражников, чтобы помогли ему перенести командующего в его покои. Осторожно разрезал рукав его униформы и обнаружил, что два осколка проклятой бомбы застряли в руке Ван Чжи, но эти раны, хотя и кровоточили довольно сильно, не представляли серьёзной опасности. Одервеневшими от напряжения пальцами он снял с Ван Чжи одежду и, внимательно осмотрев его, убедился, что полученные им повреждения не представляют угрозы для жизни.       Ван Чжи крупно повезло, что убийца бросил бомбу уже в падении, получив в спину стрелу, пущенную с крыши метким лучником Западной Ограды. Снаряд немного не долетел до того места, где стоял командующий, закрывая собой императора и принца, но острые осколки всё же достали его. Один скользнул вдоль рёбер, ещё два воткнулись в левую руку и один в плечо, и два поцарапали по касательной щеку, не считая того, что несколько осколков застряли в плотной ткани униформы, не причинив никакого вреда. Синяки и растяжения, полученные от удара, можно было не брать в расчёт после того, как Дин Жун убедился, что это всего лишь синяки, и переломов у Ван Чжи не было. Его беспамятство было вызвано контузией от взрывной волны, но Дин Жун надеялся, что к утру это пройдёт и останется только лёгкое головокружение.       В кабинете Дин Жуна были спирт и целебные средства, необходимые для такого случая, и он знал, что справится. Он не зря столько лет занимался медициной, чтобы иметь возможность применить свои умения на практике.       Дин Жун действовал спокойно и методично, не позволяя эмоциям захлестнуть его, потому что только так он мог действительно помочь Ван Чжи. Он знал, что руки лекаря не должны дрожать, а ум должен оставаться ясным. И он заставил себя сосредоточиться и не думать о том, что Ван Чжи лежит перед ним без сознания и не чувствует его бережных прикосновений, что кровь Ван Чжи остаётся у него на руках и окрашивает повязки, что его дыхание так слабо и поверхностно…       Если он сделает всё, что должен, Ван Чжи обязательно поправится.       Лишь закончив с перевязкой и убрав на место свои бальзамы и бинты, Дин Жун позволил себе снова испытывать чувства и, судорожно вздохнув, опустился на колени возле постели своего пациента. Усталость накрыла его одновременно с горьким чувством вины от того, что он не смог уберечь Ван Чжи. Нужно было нарушить приказ и остаться. Тогда он успел бы его удержать или на крайний случай встать на пути у бомбы вместо него.       Но Дин Жун не успел, и теперь ему оставалось только молиться, чтобы его скромные медицинские познания помогли Ван Чжи справиться с полученными травмами.       Ему было больно смотреть на перебинтованную руку Ван Чжи, лежавшую поверх одеяла, на его оцарапанное осколками металла лицо, и сознавать, что его командующий был в двух шагах от смерти, а он ничего не успевал сделать, чтобы его защитить. Прошлой ночью Ван Чжи спал в его объятиях… а теперь он лежит здесь, ничего не чувствуя и не слыша, но, хвала небесам, и не испытывая боли…       Дин Жун бережно взял двумя руками его ладонь, покрытую ссадинами и синяками, и не смог побороть желание поцеловать её, едва касаясь губами. Это был даже не поцелуй, а жест заботы и поддержки, и Ван Чжи, будто почувствовав сквозь забытьё прикосновение тёплых губ Дин Жуна, приоткрыл глаза и чуть заметно улыбнулся.       — Дин Жун…       — Вы очнулись, командующий? Ван Чжи… — заметив в его глазах укор, исправился Дин Жун. — Как ты себя чувствуешь?       — Нормально. С учётом всего, что произошло. — Его голос ещё не окреп, и Ван Чжи было сложно объясняться длинными фразами, но он нашёл в себе силы сказать главное. — Спасибо тебе, Дин Жун… что нарушил мой приказ и вернулся…       Дин Жун смутился и опустил глаза. Он, конечно, нарушил распоряжение, и готов был получить за это выговор, а не благодарность. Но слова командующего подтверждали, что он сделал всё правильно. Он был нужен Ван Чжи, и Ван Чжи ценил его готовность быть рядом.       Чтобы не поддаваться сантиментам, Дин Жун поспешил сменить тему.       — Выпьешь чаю? С шалфеем и ромашкой. Он снимет боль и поможет уснуть.       Ван Чжи молча кивнул, чувствуя, что уснуть было отличной идеей. При условии, что Дин Жун останется с ним и будет согревать его в своих объятиях, как прошлой ночью.       Он выпил принесённый заместителем лечебный чай и провалился в сон, не успев озвучить своё тайное желание. Но Дин Жун и без того решил, что никуда не уйдёт и будет оберегать его сон, тихонько молясь, чтобы обошлось без осложнений и к утру Ван Чжи почувствовал себя лучше. ***       Суй Чжоу молчал всю дорогу до дома, и Тан Фаню казалось, что он очень сердит. Тан Фань понимал это. Он бы и сам был сердит, если бы старался не один день и не одну ночь обеспечить безопасность на празднике, а в последний момент получил такой удар от человека, которому всегда раньше верил и считал близким другом.       Он не знал, как будет оправдываться, и откровенно говоря, ему совсем не хотелось искать себе оправданий. Он сделал то, что сделал, и хотел получить за это наказание.       — Голодный? — по-прежнему коротко и сердито спросил Суй Чжоу, затащив Тан Фаня на кухню и усадив за стол.       Тан Фань отрицательно мотнул головой.       Суй Чжоу смерил его с головы до ног недоверчивым взглядом, будто не веря, что Жунцин может хоть когда-нибудь не испытывать голода, но не стал комментировать свои мысли вслух и уселся напротив.       — Рассказывай.       Тан Фань хотел только одного — провалиться прямо отсюда в преисподнюю, чтобы его поглотил адский огонь, и он никогда больше не видел это требовательное и суровое выражение в глазах своего друга.       — Гуанчуань, я жуткий негодяй… — чуть слышно проронил он, опустив глаза в стол. — Ты должен меня презирать… Я и сам себя презираю, но я не мог…       Его голос угас, и Тан Фань с трудом удержался от того, чтобы закрыть лицо руками.       Суй Чжоу нетерпеливо дёрнул головой, уже собираясь задать ему хорошую трёпку за то, что теряет время, но посмотрел на поникшую фигуру Тан Фаня, на безвольно опущенную голову и дрожащие руки, которые он не знал, куда деть, и вертел в них лежавшее на столе яблоко, и тяжело вздохнул.       — Жунцин, я прошу тебя. Объясни мне коротко и ясно, что произошло. Почему ты привёл на площадь убийцу? Ты не знал, кто он?       — В том-то и дело, что знал!.. — воскликнул Тан Фань, осмелившись поднять взгляд, пылавший раскаянием и стыдом. — Суй Чжоу, ты должен меня арестовать, потому что я государственный преступник!       Суй Чжоу вздохнул ещё громче. Он хотел получить чёткий и внятный рассказ о событиях и их причинах, а вместо этого выслушивал невнятные признания неизвестно в чём.       — Жунцин, послушай. — Суй Чжоу отобрал у него яблоко и накрыл его руку своей крепкой ладонью, одновременно успокаивая и призывая сосредоточиться. — У меня мало времени. Я должен вернуться на площадь, пока моего отсутствия не хватились. Расскажи мне, кто этот человек и почему он пришёл с тобой. Обещаю, что не стану тебя винить, не разобравшись.       Тан Фань старался не смотреть ему в глаза. Ему было стыдно за то, что он попался на крючок, как сопливый мальчишка, и так подвёл Гуанчуаня. А ещё поставил в опасность его величество и всех, кто был с ним на празднике…       Суй Чжоу молча ждал его объяснений, и Тан Фань заставил себя преодолеть мучительный стыд. Лучше, он расскажет сейчас Гуанчуаню, чем потом какому-нибудь следователю в Министерстве наказаний… Какой позор — и это главный магистрат префектуры Шуньтянь!.. Хотел выручить друга — а сам стал жертвой хитрого мошенника и создал этому другу неразрешимую проблему.       — Гуанчуань, я не знаю, кто он. Думаю, бандит из секты Белого Лотоса. Он перехватил меня вчера на улице за два часа до начала праздника и стал угрожать…       — Угрожать? — ладонь Суй Чжоу, всё ещё лежавшая поверх руки Тан Фаня, заметно напряглась. — Они нашли, чем тебе угрожать?.. Физически? Они тебя били, Жунцин?..       При мысли о том, что жестокие разбойники схватили Тан Фаня и мучили его, избивая в тёмном переулке, у Суй Чжоу все внутренности свернулись в комок. Это он виноват, что бросил его одного и совсем не заботился о его безопасности… Он занимался своими делами в то время, как Жунцин оставался один на один с этим безжалостным миром. А он ведь совсем не боец, и никак не мог сопротивляться этим подонкам.       — Нет. Но лучше бы били… — тихо ответил Тан Фань и снова сорвался на эмоции. — Он заставил меня, понимаешь, он меня обманул, а я… я ему поверил… какой же я непроходимый идиот!..       Суй Чжоу пришлось сжать его ладонь чуть крепче, и это подействовало. Как ни странно, этот жест успокаивал и давал силы продолжать.       — Он сказал, что ты в плену. Что бандиты тебя где-то заперли и пытают, и если… если я не соглашусь… в общем, грозились прислать мне твою голову. Он отдал мне вот это… — Тан Фань протянул другу пуговицу с серебряным фазаном и тихонько всхлипнул.— Прости, Гуанчуань… Я действительно думал, что ты в беде… Я хотел тебе помочь, а сам только всё испортил…       Он скользнул рассеянным взглядом по сильной фигуре Суй Чжоу в форме Императорской Стражи и убедился, что у него все пуговицы на месте.       — Но почему ты не пришёл в Северный Двор? — недоумевал стражник.       — Я боялся… — голос Тан Фаня спустился до хриплого шёпота. — Они следили за мной. Я не мог никуда пойти, чтобы не подвергать тебя опасности…       Суй Чжоу всё понял. Он почувствовал страх и отчаяние Тан Фаня, встретившегося с незнакомцем на пустынной вечерней улице. Он представил, как Тан Фань прокручивает в голове последствия своих действий и понимает, что не может поступить иначе, как он с тяжёлым сердцем выходит из дома и готовится погибнуть сам, чтобы спасти Гуанчуаня…       — Перед тем, как уйти из дома, я написал прошение об отставке, — тихо сказал Тан Фань, снова опустив голову и пряча взгляд от своего друга.       Он не представлял, как Суй Чжоу сможет простить его, и есть ли вообще в этом мире хоть кто-то, кто найдёт его глупые объяснения убедительными. Сейчас, когда Гуанчуань сидел рядом с ним на кухне и держал его за руку, они действительно казались глупыми — но только не тогда, не в тот момент, когда воображение Тан Фаня так живо рисовало ему картину истекающего кровью Суй Чжоу в мрачном подвале на окраине города.       — Сожги его и забудь об этом, — устало сказал Суй Чжоу и встал, увлекая за собой Тан Фаня. — Ты не должен переживать об этом.       Суй Чжоу крепко обнял Тан Фаня и почувствовал, как тот напряжён, будто натянутая тетива арбалета. Он ласково погладил его по спине.       — Жунцин, успокойся. Я сейчас иду обратно во дворец и вернусь ближе к полуночи. Никуда не уходи и жди меня здесь, что бы ни случилось.       Тан Фань кивнул, всё ещё не веря, что Суй Чжоу не ругает его, и вместо того, чтобы презрительно отвернуться, мягко поглаживает по спине.       — Не впускай в дом никого и никого не слушай. Если я не приду сам — пришлю Сюэ Лина. Ты же его знаешь и ни с кем не перепутаешь?       — Угу…       — Тогда завари себе чаю и постарайся больше не мучить себя этими мыслями. Всё будет хорошо. Поговорим, когда я вернусь.       Когда Суй Чжоу отстранился и направился к двери, Тан Фань, отчаянно охнув, удержал его за рукав.       — Гуанчуань!.. Ты… ты меня прощаешь?..       В его глазах было столько отчаяния и мольбы, что Суй Чжоу почувствовал себя жестоким злодеем, бросающим беззащитного юношу на растерзание всем его внутренним демонам.       — Мне нечего прощать. Я должен до конца своих дней благодарить судьбу за то, что у меня есть такой друг.       Он вышел за дверь раньше, чем Тан Фань осознал, что же именно сказал ему Суй Чжоу, и без сил опустился на порог своего дома, чувствуя, как горячие солёные слёзы защипали в уголках глаз. ***       Цзя Куй за свою непростую карьеру прошёл долгий путь, на котором он побывал и успешным боевым командиром, и заключённым в императорской тюрьме. Его не смущали ни высокие чины, ни сложные задачи, ни ответственность перед Империей. Он служил командующему Западной Ограды сначала ради выгоды и свободы, а позднее, когда узнал его лучше — потому что считал его одним из немногих, достойных того, чтобы служить, не жалея собственной жизни.       Когда Ван Чжи, раненый и едва стоявший на ногах, велел ему защищать императора, Цзя Куй принял это поручение без малейших сомнений. Он быстро организовал стражников Западной Ограды, чтобы они оцепили примыкающую к дворцу часть площади, где оставались император и вельможи, и разогнали по домам остальной народ, и без того спешивший покинуть опасное мероприятие. Вместо праздничного фейерверка сегодня в столице взрывались настоящие боевые бомбы, и никому не хотелось случайно попасть под раздачу.       Цзя Куй беглым взглядом окинул площадь и увидел, что Сюэ Лин в отсутствие своего байху не менее успешно организует действия стражников Северного Двора, взявшихся проверять людей, спешивших покинуть дворцовую площадь, чтобы случайно не упустить возможных пособников диверсанта.       Убедившись, что больше никакой опасности не витает над главной площадью столицы, он направился прямиком туда, где император распекал своих чиновников, совершенно шокированных неожиданным инцидентом, и встал на колени перед правителем Поднебесной.       — Ваше величество, я Цзя Куй, служащий Западной Ограды. Мне поручено охранять вас до того момента, пока вы не вернётесь во дворец.       Чжу Цзяньшень, всё ещё бледный и слегка растерянный, жестом велел ему подняться.       — Я знаю, кто ты. Встань рядом с принцем, Цзя Куй, и охраняй прежде всего его.       Цзя Куй молча поклонился и исполнил волю государя.       Закончив отчитывать служащих дворца, император подошёл к принцу Ютану и негромко спросил:       — Хочешь вернуться во дворец, сынок? Праздник испорчен, но мы должны благодарить небеса, что все уцелели.       Юный принц, подняв на отца встревоженные глаза, покачал головой.       — Если мы сейчас вернёмся во дворец, не будет ли это означать, что мы испугались и сбежали? И тогда люди, которые устроили всё это, решат, что сломили и запугали нас, правителей Великой Мин. Ты же сам не хотел отменять праздничную церемонию, отец…       Чжу Цзяньшень действительно не пожелал отменять праздник на площади, чтобы не давать повода заговорщикам считать, что император Мин их боится. Он устало улыбнулся, соглашаясь с сыном.       — Ну что же, тогда завершим этот вечер и отпустим фонари в небо в память о предках и с молитвой о мире и процветании.       Чиновники, составлявшие императорскую свиту, были вынуждены последовать примеру своего монарха, и вскоре десятки ярких бумажных фонариков взмыли в небо над Пекином. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась, и каждый, кто отпустил свой фонарик, загадал желания на следующий год, и большинство этих желаний были добрыми.       — О чём ты просил небеса, когда отпускал свой фонарик? — спросил принца Чжу Цзяньшень, положив ладонь ему на плечо и провожая взглядом ярко-жёлтого бумажного дракона, уплывающего в ночное небо.       — Я загадал, чтобы в нашей стране всегда был мир, и наши подданные жили благополучно и уважали законы.       — Это желание достойного правителя Поднебесной. Я горжусь тобой, сынок.       — Спасибо, отец.       Улыбка императора стала шире, когда он почувствовал, как принц вложил свою ладонь в его руку, стараясь, чтобы придворные не заметили этого вопиющего нарушения этикета. ***       Наложница Шао была очень красива, но её портило капризное выражение лица и затаившееся в глубине бездонных чёрных глаз коварство. Сейчас, когда они с братом остались наедине, воспользовавшись тем обстоятельством, что все придворные слишком заняты последним праздником уходящей зимы, Шао Ляньхуа даже не пыталась изображать милашку.       — Ты, должно быть, с ума сошёл, старший брат! — резко выговаривала она, сверля Шао Мэня недовольным взглядом. — А если бы кто-нибудь догадался, что ты встречался с тем человеком, чтобы заграбастать власть в государстве? Сейчас на него начнётся охота по всей Поднебесной, и что ты будешь делать, если его поймают и он тебя сдаст?..       — Не волнуйся, сестрица, не сдаст. У меня с ним чёткие договорённости, — пожал плечами советник Шао. — А если станет совсем уж жарко, он свалит в свой Цзиань и снова станет мирным купцом.       — Думаешь, ещё не поздно это сделать?       В глазах наложницы, давно утратившей благосклонность повелителя после рождения младшего принца, на мгновение мелькнул страх. Сейчас она не находилась на вершине власти и не могла вертеть его величеством, как её счастливая соперница, эта бесстыжая Ван Чжэнэр, но всё же у неё был свой маленький дворец со слугами, и почти любые её прихоти исполнялись за счёт императорской казны… А что будет, если они проиграют и вместо того, чтобы обрести Империю, потеряют всё?..       — Сегодня снова неудача, — рассерженно буркнул Шао Мэнь, не глядя на сестру. — Но, думаю, рано сдаваться. Чжу Цзяньшень слишком ленив и добродушен, он не способен долго удерживаться на плаву без своих советников. Если уничтожить их или хотя бы сделать так, что император сам отстранит их от дел, наши шансы сразу поползут вверх.       — Не боишься, что ждать этого придётся слишком долго?       — Чтобы занять трон Империи Мин, можно немножко потерпеть, — устало усмехнулся Шао Мэнь. — Но захватить власть после смерти действующего императора всё ещё выглядит заманчиво.       — И что же? Этот император никогда не отдаст концы, будь он проклят! — со злостью выдохнула отставная наложница. — Твои планы всегда проваливаются, братец.       — Да, сегодня нам снова не повезло, — Шао Мэнь иронично посмотрел на сестру. — Тебе бы очень подошёл траур, Ляньхуа. Белые одеяния цвета белого лотоса*… Но уже второй раз проклятый Ван Чжи всё испортил. Говорил же я этому болвану, что нужно сначала избавиться от Ван Чжи, а потом уже замахиваться на его величество.       — Твои соратники ни на что не способны, старший брат, — разочарованно заметила Шао Ляньхуа и на пару мгновений погрузилась в задумчивость. По её лицу пробежала тень сомнения. — Но может быть, само небо противится нашим планам? Уже второй раз Чжу Цзяньшеня спасает его удача. Ты не боишься разгневать богов, Шао Мэнь?       Её брат только презрительно фыркнул.       — Удача зависит не от неба, а от хитрости и упорства. Если императора нельзя отравить или убить случайной стрелой, когда он выезжает за город, потому что он никуда не выезжает, что мешает сделать это с его верными прихвостнями? Этот Ван Чжи и старый лис Лю Цзян вечно портят нам все планы, а ещё императорский родственничек, гордый байху Суй, который не берёт взяток. Подумаю, как убрать их с дороги. А если их не будет, нам будет намного проще добиться нашей цели.       Ляньхуа с сомнением покачала головой в ответ на его самоуверенные слова.       — Главное, продолжай строить из себя богатого идиота при дворе и не засветись со своими планами раньше времени, старший брат. Почти все, кто поддержал твои идеи, уже в тюрьме. А если сегодняшнее происшествие повлечёт новые аресты, скоро у тебя совсем не останется людей, которые смогут принести тебе шкуру дракона.       Шао Мэнь, заметив, что к ним приближаются несколько служанок с корзинами белья, поспешно поклонился сестре и ответил самым любезным тоном:       — Боюсь, меня ждут дела, милая Ляньхуа. Спасибо за мудрые советы.       За полчаса до этого разговора Шао Мэнь стоял в свите императора на главной площади столицы и напряжённо ждал. Он ждал, что его удача наконец улыбнётся ему и повергнет в прах его ненавистного соперника, сидевшего на троне Поднебесной и беспечно встречавшего очередную весну праздником с фейерверком.       Он был уверен, что такой фейерверк столица запомнит надолго. Но когда пороховой дым рассеется и подданные в ужасе бросятся врассыпную, спасая свои жизни, он выйдет на сцену, чтобы навести порядок и уверенно возглавить страну на пороге хаоса и смятения.       Советник Шао, довольно незаметный среди придворных интриганов и казавшийся не особо хитрым и ловким, просчитал все ходы наперёд, но какая-то неведомая сила снова помешала ему достичь заветной цели.       Он видел, как неприметный серый человек пересекал площадь следом за магистратом префектуры, и на всякий случай отошёл подальше от места, где император готовился запускать свои фонарики. Как и всех присутствовавших придворных, его слегка ослепила вспышка взрыва, но вопреки его ожиданиям, вместо поверженного на землю императора, осторожно открыв глаза, он увидел императора, гневно ругающего стоящих рядом военных чиновников. Они прошляпили незнакомца и подвергли его величество такой опасности!.. Император уверенной походкой направился к Ван Чжи, который как ни в чём не бывало поднялся и склонился перед государем, которому всегда так преданно служил, что от этой преданности у Шао Мэня уже начало сводить скулы…       Чёрт бы побрал этого Ван Чжи. Чёрт бы побрал хранимого небом Чжу Цзяньшеня. И чёрт бы побрал сестрицу Ляньхуа, из-за которой в хитроумном мозгу Шао Мэня почти год назад возникла шальная мысль возвести на трон своего малолетнего племянника, чтобы стать правителем великой Империи в качестве регента и любимого дяди императора. ***       Двое дюжих разбойников поклонились господину в сером дорожном платье и показали на дверь подвала, в котором раньше хранилось вино, а теперь лежали на холодном каменном полу неподвижные тела двух пленников. Старая деревянная дверь давно сгнила, и её заменили на широкую решётку, сквозь которую можно было запросто просунуть руку. Это обстоятельство не понравилось Кун Баоли, о чём он немедленно сообщил своим сообщникам.       — Дверь плохая, зато замок хороший, — усмехнулся бандит, казавшийся чуть старше и опытнее своего подельника. — Не беспокойтесь, господин. Отсюда даже мышь не убежит, не то что такая красотка.       Кун Баоли посмотрел на бледное лицо пленницы, лежавшей на боку у кирпичной стены — так, как бросили её притащившие сюда из трактира бандиты. На ней была простая дорожная одежда и грубые сапоги, но под одеждой всё же угадывалась изящная фигура, а рассыпавшиеся из пучка роскошные волосы не скрывали тонкой красоты её лица.       Предводитель преступной шайки невольно залюбовался девушкой, жалея, что она всё ещё спит. С каким бы удовольствием он прижался своими грубыми губами к этим манящим соблазном нежным губкам девчонки, заставляя её извиваться от страсти. Или от отвращения — это было неважно. Он в любом случае сумел бы подчинить себе эту строптивую княжескую дочь. А стражника можно просто убить, не заморачиваясь лишними церемониями. Но он поклялся своему боссу, что пока не станет трогать пленницу…       Кун Баоли грубо выругался себе под нос и отвернулся, чтобы больше не видеть невинного соблазна у себя перед носом.       — Господин, что-то не так? — угодливо спросил младший из бандитов.       — Всё так, ребята. Вы отработали своё серебро, — усмехнулся Кун. — Сколько ещё они будут спать?       — Трактирщик плеснул им сонного зелья от души, — отозвался второй разбойник. — Проспят сутки, а то и больше. Но если надо разбудить, можно окатить холодной водой — такой приём и мёртвого поднимет. Лично я бы разбудил эту красавицу…       Оба бандита хохотнули, но, не встретив понимания у сурового господина Куна, который был сейчас их заказчиком, то есть человеком, который платит им деньги, смахнули с лиц сальные усмешки.       — Сторожите как следует, — распорядился Кун Баоли, повернувшись к выходу. — До моего возвращения сидите здесь и не вздумайте спать. Уж не знаю, как там действует ваше зелье, но если пленники дадут дёру — я с вас живьём шкуру спущу.       Бандиты сдержанно поклонились, выражая готовность служить господину всеми своими силами и, дождавшись, когда грозный заказчик уйдёт, переглянулись и хмыкнули в унисон.       — Как-то здесь холодно, братец, — проворчал младший разбойник. — Может быть, не будет никакой беды, если мы сыграем в картишки наверху, в доме.       — Точно, не будет, — поёжившись, согласился старший. — Эта парочка пусть здесь дрыхнет, всё равно ведь никуда не денутся. А потом вернётся господин и сам здесь устроит охрану. ***       Когда Суй Чжоу вернулся домой, была уже глубокая ночь. Свет на кухне ещё горел, и он сразу направился туда, подозревая, что Тан Фань так и не смог уснуть и мается сейчас от бессонницы, меряя шагами узкий проход между столом и плитой.       Тан Фань на самом деле уже устал расхаживать по кухне и сидел за столом в странной полудрёме, уронив голову на руки и почти не замечая ничего, что происходит вокруг.       Суй Чжоу подошёл к нему и ласково погладил по голове, не зная, как ещё выразить сочувствие и поддержку. Тан Фань мгновенно очнулся и поднял на друга покрасневшие измученные глаза.       — Гуанчуань… Ты вернулся? У тебя всё хорошо?..       — Отлично, — сдержанно кивнул Суй Чжоу, присаживаясь на стул возле Тан Фаня. — А ты так и не поел. Даже чаю не выпил. Хочешь, сделаю свежего?       — Нет, — Тан Фань качнул головой, не понимая, почему Гуанчуань так заботится о нём вместо того, чтобы оттащить в свою тюрьму и наподдать по шее для науки. — Вообще ничего не хочу. Хочу, чтобы со всем этим было покончено.       — Считай, что уже покончено, — тихо и серьёзно отозвался Суй Чжоу. — Надеюсь, ты сжёг своё письмо в префектуру, как я тебя просил.       — Нет. Но если ты хочешь, сожгу. Это всё равно ничего не меняет. Я пособник заговорщиков, и только чудо помешало мне стать соучастником массового убийства.       В его голосе, глухом и почти невозмутимом, Суй Чжоу уловил даже больше отчаяния, чем в предыдущих близких к истерике эмоциях.       — Ты не сообщник. Ты сам — жертва преступления, Жунцин. Тебя шантажировали, и у тебя не осталось выбора…       Тут Суй Чжоу глубоко вздохнул, понимая, что выбор у него был. Выбор есть всегда. Но он сделал свой выбор — и выбрал его, Суй Гуанчуаня, склонив чашу весов в своём сердце в пользу дружбы, а не гражданского долга. Смог бы он сам так поступить?.. Суй Чжоу сейчас не мог найти ответа.       — Был выбор, — устало подтвердил Тан Фань. — И я его сделал… И знаешь, Гуанчуань, если бы это всё не было дурацким обманом, я бы ни за что не пожалел об этом выборе. Совсем недавно я рассуждал, как это неправильно — выбирать одного человека, когда в опасности вся страна, но я тогда не знал… Не думал, что один человек может значить так много…       Его голос дрогнул и сорвался, и он опустил глаза, боясь встретить осуждение и упрёк во взгляде Суй Чжоу, но тот молча встал, подошёл к нему и, подняв сильной ладонью его подбородок, посмотрел прямо в глаза.       — Жунцин…       Тан Фаню показалось, что Суй Чжоу сейчас поцелует его, и он в смятении опустил ресницы, чтобы не видеть, как это будет. Не видеть, а только чувствовать…       Но вместо этого Суй Чжоу медленно провёл кончиками пальцев по его щеке и отстранился, будто что-то помешало ему довести своё намерение до конца. На самом деле ему помешало понимание того, что он бессовестно злоупотребляет наивной юношеской привязанностью Жунцина, который и сам до конца не осознаёт порой, что творит.       — Жунцин, забудь обо всём. Это был просто кошмарный сон. Никто кроме меня и двух моих парней, которые пропустили тебя на площадь, не знает, что тот человек пришёл вместе с тобой. Они будут молчать, потому что они и сами нарушили приказ.       — Но… неужели никто действительно не понял?.. — не поверил Тан Фань, слегка разочарованный тем, что поцелуй так и не состоялся. Хотя, какое право он имел думать о поцелуях, когда ещё минуту назад совершенно серьёзно думал об отставке и тюрьме?       — Все были заняты своими делами и не наблюдали внимательно, — подтвердил Суй Чжоу. — Ну, наверное, ещё Ван Чжи догадался…       — Ох… Ван Чжи!.. — Тан Фань ощутил, как резануло его душу воспоминание, которое он всё это время старался отогнать и спрятать поглубже. — Ты думаешь, он сильно пострадал? А что, если он?..       — Я видел, как Дин Жун помогал ему встать, — стараясь оставаться спокойным, сообщил Суй Чжоу. Он действительно считал, исходя из того, что видел своими глазами, что с Ван Чжи всё должно быть в порядке, но явное смятение Тан Фаня поколебало его уверенность. — Наверняка он отделался парой ушибов и царапин…       — Бомба взорвалась в нескольких чи от него!.. — не поверил Тан Фань и удручённо уронил лицо в ладони. — Что же я наделал, Гуанчуань… Ван Чжи серьёзно ранен, и император едва не погиб, потому что я такой дурак…       Суй Чжоу, стараясь не поддаваться внезапной тревоге за Ван Чжи, которая всколыхнулась в его душе от покаянных стенаний Тан Фаня, решительно встал и подошёл к плите. Спустя пару минут он протянул Тан Фаню дымящуюся пиалу с чаем.       — Выпей, Жунцин. И отправляйся спать. Мы ничего не исправим, сидя здесь и предаваясь страданиям.       Тан Фань неохотно взял из его рук пиалу и сделал несколько глотков, стараясь не всхлипывать от раздиравшего его чувства вины и безграничной усталости. Суй Чжоу добавил в чай душистой мяты, и этот успокаивающий аромат постепенно проник в душу Тан Фаня, вытесняя из неё все мысли и чувства.       — Пойдём, я провожу тебя в спальню, — позвал Суй Чжоу, видя, что тот готов сползти под стол и так и остаться там спать до утра. — Завтра я схожу в Западную Ограду и узнаю, всё ли там в порядке.       — Но ты думаешь, с Ван Чжи ничего страшного не случилось? Он не умрёт?..       — Он не умрёт. — почти сердито отрезал Суй Чжоу, категорически отрицая такую возможность. — Не накручивай себя, Жунцин. И вообще, утро вечера мудренее.       Он закинул руку Тан Фаня себе на шею и дотащил его, падающего с ног от утомления, в его комнату, молча раздел и уложил в постель.       — Спи. Ничего больше не случится. Я здесь посижу ещё минуту и тоже пойду спать, потому что устал, как собака.       — Гуанчуань… — умоляюще прошептал Тан Фань, не открывая глаз.       — Нет, я уйду, и ты знаешь, почему. Если после сегодняшних происшествий мне снова приснится кошмар, лучше, чтобы ты не попадался мне под руку, Жунцин. ***       Ван Чжи приоткрыл глаза и обнаружил, что лежит на своей кровати в Западной Ограде, и в узкое окно напротив робко пробиваются первые лучи рассвета. Голова слегка кружилась, а тело ломило так, будто по нему проехался военный обоз, и Ван Чжи сразу вспомнил события минувшего вечера: праздник на площади, яркую вспышку взрыва, полные тревоги глаза Дин Жуна…       Дин Жун сидел рядом и тихонько клевал носом. Судя по глубоким синякам у него под глазами, он просидел здесь всю ночь и под утро всё же сдался усталости.       — Дин Жун, — позвал его Ван Чжи, сам удивившись, как тихо и охрипше звучит его голос.       Дин Жун тут же сбросил с себя дремоту и встревоженно склонился к нему.       — Командующий, как вы? Вам лучше?       В голосе заместителя было столько беспокойства, что Ван Чжи почувствовал себя виноватым за то, что доставляет ему кучу хлопот.       — Намного лучше, — соврал он. — А что во дворце?       — Во дворце всё спокойно, — доложил Дин Жун. — Цзя Куй вернулся полчаса назад. Его величество посчитал, что должен исполнить церемонию до конца и всё же отпустил в небо свои фонарики, а потом отправился спать. Народ с площади разошёлся, всех обыскали, но не нашли ничего подозрительного. Никто больше не пытался проникнуть через охрану. Видимо, этот диверсант был смертником-одиночкой и не связан с преступными группировками в столице.       — Вряд ли одиночкой. Его наверняка послал советник Шао и поджидал момент, чтобы взять правление в свои руки, — не согласился Ван Чжи и решительно посмотрел на заместителя. — Дин Жун, мы должны арестовать Шан Цзюня и его сообщников, и чем скорее, тем лучше.       Нужно было положить конец опасным планам заговорщиков, и это было важнее, чем валяться в постели, зализывая свои раны.       — Прошу вас, командующий, не спешите снова ввязываться в это дело. — В голосе Дин Жуна прозвучала мольба. — Вас контузило взрывной волной, и кроме того, я вытащил три осколка… Вам нужно отлежаться хотя бы четыре-пять дней.       Ван Чжи недовольно поморщился.       — Слишком долго. Завтра на рассвете мы схватим всю банду, которая скрывается в загородном притоне Цянь Тая. Если мы не ошиблись в расчётах, и если они всё ещё там.       — Больше негде, — вздохнул заместитель и покачал головой. — Но только не завтра. Вам пока ещё рано вставать с постели.       — Я должен их остановить, — упрямо возразил Ван Чжи, чувствуя, что он бы при всём желании не смог сейчас встать и забраться в седло. — Я и так допустил вчера это покушение, потому что слишком медлил. Нельзя упустить их снова, Дин Жун. Поэтому — завтра на рассвете.       Дин Жун снова вздохнул, посмотрев на бледное лицо Ван Чжи, выражавшее непреклонную решимость.       — Согласен, мы больше не имеем права упустить заговорщиков. Но вам совсем не обязательно участвовать в этом лично, командующий. Вы можете поручить это мне.       Ван Чжи с сомнением взглянул на Дин Жуна, который выглядел так, будто не спал двое суток и тоже был не совсем здоров.       — Что скажет на это доктор Пэй?       — Да какая разница?       Дин Жун пожал плечами, но тут же пожалел об этом неосмотрительном жесте и, не удержавшись, поморщился от боли. Это не укрылось от внимательного взгляда Ван Чжи.       — Вот видишь… Ты тоже ещё не готов к серьёзной драке. Поэтому не спорь.       Он почувствовал, что потратил на это обсуждение последние силы, и утомлённо прикрыл глаза. Нельзя было допустить, чтобы враги его величества снова улизнули у него из-под носа. Нельзя было позволить им придумать новые способы захватить власть в стране и воплотить их в жизнь. А значит, он не имеет права лежать здесь в мягкой постели и перекладывать на заместителя решение своих проблем… Хорошо, что Дин Жун здесь. Если командующий Западной Ограды всё же не сможет исполнить свои планы, у него есть соратник, который продолжит его дело.       Дин Жун заметил, как Ван Чжи облизал пересохшие губы, и поспешил развести целебный отвар из трав, по вкусу напоминающий терпкий чай.       — Прошу вас, выпейте, командующий. Это поможет восстановить силы.       Дин Жун помог Ван Чжи приподняться и поднёс чашку к его губам. Тот жадно выпил отвар и снова уронил голову на подушку. Его клонило в сон, но было ещё одно дело, которое он должен успеть обсудить со своим незаменимым помощником.       — Дин Жун…       — Слушаю, командующий.       — Этот убийца… Он пришёл с Тан Фанем. — Ван Чжи прищурил глаза и поморщился скорее от досады, чем от боли. — Он смог пройти беспрепятственно через все посты, потому что он пришёл с Тан Фанем, а Тан Фаня знает вся наша стража. Я в этом совершенно уверен. Видел, как заговорщик следовал за магистратом практически до того момента, когда бросил бомбу… Что ты об этом думаешь?       Дин Жун слегка растерялся. Он ни за что бы не поверил, что главный магистрат Тан из префектуры может быть пособником Белого Лотоса. Но если командующий утверждает…       — Я думаю, что пока недостаточно информации, чтобы делать выводы, — честно ответил он. — Вы хотите, чтобы я проверил?       — Нет. Вообще-то, я и сам не верю, что он может быть замешан, — Ван Чжи устало усмехнулся, подумав, что проявляет непростительную предвзятость. — Дин Жун, найди мне Суй Чжоу. Пусть придёт вечером, чтобы обсудить это дело и остальные наши планы. Я не успел сделать это вчера… И пусть он передаст его величеству, что со мной всё в порядке. Я приду на доклад, как только у меня будет, что сообщить о ходе расследования.       Ван Чжи, пострадавший от взрыва, измученный болью и почти лишившийся сил, всё же оставался Ван Чжи и не мог проигнорировать необходимость отчитываться императору о ходе расследования. В его глазах, с упрямым вызовом горевших на бледном, как мел, лице, читалось, что он не намерен сдаваться.       Сердце Дин Жуна заныло от переполнявшей его преданности и желания служить Ван Чжи, не жалея сил и самой своей жизни. Он бы отдал всю свою кровь, чтобы поддержать его и вернуть покидающие его силы.       — Не беспокойся об этом, Ван Чжи. Его величество поймёт всё правильно. А тебе сейчас нужно поспать хотя бы часов десять.       — Тебе бы тоже не помешало, Дин Жун. Могу представить, как ты устал.       — Не так уж и устал, — возразил он, понимая, что не сможет бросить Ван Чжи в таком состоянии. — Я лучше посижу здесь на случай, если буду тебе нужен. Поспи… Всё будет в порядке.       Ван Чжи закрыл глаза и протянул руку Дин Жуну, переплёл свои пальцы с его пальцами, сцепив их в замок, будто хотел сказать «я полагаюсь на тебя», «я ценю, что ты здесь». В этом жесте было столько искренности и доверия, что Дин Жун не удержался и, мучительно вздохнув, поднёс к губам его расцарапанную ладонь.       Уже засыпая, Ван Чжи почувствовал, как Дин Жун бережно согревает его холодные пальцы поцелуями. ***       Во дворце кипели страсти. Сторонники и противники — все хотели воспользоваться вчерашним происшествием и выразить его величеству своё отношение к этому вопиющему инциденту прямо в центре столицы и, если представится случай, к главе Западной Ограды.       Суй Чжоу, получив через Цзя Куя сообщение от Ван Чжи, поспешил к государю, чтобы заверить его, что командующий Западной Ограды по-прежнему на посту и принимает все меры, чтобы не допустить повторения этой опасной ситуации.       Следом за Суй Чжоу просил аудиенции Лю Цзян, глава Департамента императорских печатей, и настойчиво предостерегал его величество от лживых языков, высказываясь в защиту Ван Чжи и Западной Ограды. Если они и не смогли предотвратить происшествие во время праздника, то сделали всё возможное, чтобы его величество, как и его подданные, участвовавшие в гуляниях, не пострадали. Ещё он очень осторожно намекнул своему государю на то, что корни преступления следует искать во дворце, и было бы совсем не лишним не подпускать слишком близко к своей монаршей особе проходимцев вроде советника Шао. Да и госпожу Шао лучше держать на расстоянии, чтобы у неё не возникало соблазнов позариться на власть, которая не могла принадлежать ей по статусу.       Император ценил мудрого советника Лю и, отметив, что его предостережения очень похожи на недавние заявления Ван Чжи, сделал вывод, что, скорее всего, эти двое правы. Он будет очень внимательно относиться к Шао Мэню из Министерства церемоний и, если подозрения в отношении него подтвердятся, немедленно сошлёт его куда-нибудь подальше от двора и столицы.       Потом настал черёд недоброжелателей, которых представлял Шан Мин.       Демонстративно держась за больную поясницу, он встал на колени перед императором и низко поклонился.       — Ваше величество, позвольте мне выразить глубочайшее сожаление, что прошлым вечером вам пришлось подвергнуться такому чудовищному нападению. И где? Прямо у ворот дворца!.. Если бы Восточной Ограде было доверено охранять вчера подступы к главной площади, уверен, мы не допустили бы такого.       Чжу Цзяньшень, хотя и казался некоторым своим подданным ленивым и беспечным правителем, вовсе не был таковым, и при необходимости мог становиться проницательным и даже немного коварным. Он сразу понял, к чему Шан Мин завёл этот разговор, но решил, что не будет мешать ему высказаться до конца.       — Ваше величество, Западная Ограда не справляется со своими обязанностями. Вы так доверяете ей, полагаясь во всём на молодого евнуха Вана, но командующий Ван не способен противостоять вашим врагам. У него не хватает жизненного опыта, он не может раскрыть козни злодеев, искушённых в интригах и войне. Разве Восточная Ограда позволила бы вчера убийце проникнуть сквозь свои кордоны и посметь приблизиться к вашему величеству, чтобы совершить такое кощунство?..       Очернить Западную Ограду перед лицом государя было для её давнего соперника отдельным удовольствием. Шан Мин уже понял, что неуклюжие попытки племянника с его Белым Лотосом поколебать устои Империи ни к чему не приведут, но не мог отказать себе в удовольствии укусить побольнее Ван Чжи и его сторонников.       — Ты забываешь, что помимо Западной Ограды охрану вчера несла стража Северного Двора, — заметил император, лениво переворачивая листки какого-то доклада перед носом Шан Мина. — А Северный Двор возглавляет твой заклятый приятель Ван Тун.       — Но Суй Чжоу теперь сам по себе, — не удержался Шан Мин и тут же, осознав свою ошибку, низко поклонился. — О… нижайше прошу меня простить, ваше величество. Этот недостойный чиновник не смеет обсуждать господина Суй, пользующегося вашей благосклонностью.       — Вот и не обсуждай, — сурово сдвинув брови, император посмотрел на Шан Мина так, что тому стало не по себе. Наверное, всё же зря он завёл этот разговор… но разве можно было упустить такой момент, чтобы насолить проклятым конкурентам?..       — Слушаюсь, ваше величество. Но если вы позволите, я смею вас заверить, что Восточная Ограда всегда готова сменить Западную на самых важных постах, чтобы не допустить повторения такого происшествия, какое потрясло вчера всю столицу.       — Хочешь сказать, что справился бы лучше Ван Чжи? — не скрывая иронии, хмыкнул Чжу Цзяньшень.       — Ваше величество, но ведь он никак не справился. Западная Ограда не смогла обеспечить вашу безопасность, а командующий Ван только на словах занимается делом. Он сейчас должен перевернуть весь город вверх дном, и что же он вместо этого делает?..       Очевидно, Шан Мину ещё не доложили, как командующий Ван прошлым вечером защищал его величество.       Император вздохнул, подумав о Ван Чжи, и понадеялся, что тот восстанавливает силы в Западной Ограде и не подвергается новым опасностям, как того желал его противник.       — Тебя больше должно заботить, что делаешь ты, Шан Мин, чтобы защищать интересы Империи, — строгим тоном проговорил его величество, давая понять, что не намерен обсуждать с ним главу Западной Ограды. — А ты только сидишь в своём особняке и ноешь о том, что никто не умеет работать. Боюсь, в твоём возрасте приходится больше думать о радикулите, чем о благе государства и раскрытии опасных преступлений. Не пора ли тебе задуматься об отставке?..       Это было сказано так невозмутимо и с такой спокойной уверенностью, что Шан Мин едва не поверил, что именно для этого сюда и явился. Подумать об отставке и просить императора не гневаться на его бездействие и низкие результаты работы.       — Даю тебе две недели, Шан Мин. Если не раскроешь те старые дела о вымогательстве и кражах из дворцовой кухни, отправляйся на покой и воспитывай внуков сестры. Потому что сына сестры воспитывать уже поздно.       Шан Мин с низким поклоном попятился из кабинета его величества, так и не поняв, что хотел сказать император последней фразой. Пожелание достойно провести старость в окружении родных? Или тонкий намёк о том, что ему известно о преступлениях его племянника?.. ***       В окнах дома, скрытого за стволами вековых деревьев, горел огонёк. Сообщники обсуждали свои дела и делились ближайшими планами.       — Прошли уже сутки, а я до сих пор не знаю, чем закончилась наша авантюра, — в раздражении заявил Шан Цзюнь. — И мне это совсем не нравится, братец Кун.       — Что, совсем никакой информации, даже слухов? Можно же послать в город лазутчика, если наши сторонники не спешат порадовать тебя новостями…       — Столица полностью закрыта. В город не впускают никого без специального разрешения от Императорской Стражи. После окончания праздников пропускной режим только ужесточился.       — Думаешь, дело провалилось?       — Совершенно не исключено. — Шан Цзюнь вздохнул и подошёл к окну, выходившему на узкую лесную дорогу. — Но не исключено также, что ушлый господин регент не спешит поделиться с нами властью и скоро пришлёт сюда стражу, если ему удалось её подчинить. Пришлёт за нами, приятель.       — Значит, ты ему не веришь? — с подозрением уточнил Кун Баоли.       — Я уже самому себе скоро верить перестану, — хмыкнул его собеседник. — Посижу здесь ещё день или два, и если ничего не изменится, дам дёру в Цзиань. А то как бы нам не дождаться здесь тех, кто придёт отправить нас на виселицу.       — Но ты же говорил, что об этом месте никому не известно.       — Шао Мэню известно, — негромко сообщил Шан Цзюнь. — И чем больше я об этом думаю, тем меньше верю в его готовность выполнить свои обещания. Но сейчас мне нужно знать, что происходит в столице. У тебя есть человек, который мог бы туда пробраться через все посты?       — Есть пара знакомых бродяг, но они не со мной, — ответил Кун, ненадолго задумавшись. — Они сами по себе, просто готовы за хорошее вознаграждение сделать всё, что угодно.       — Тогда отправь их в город. Пусть узнают, что там происходит. — Шан Цзюнь вернулся за стол и смерил сообщника пристальным взглядом холодных недоверчивых глаз. — Тебе удалось захватить заложницу?       Он опасался, как бы Кун Баоли не нарушил свои обещания и не сотворил с дочерью давнего соперника что-нибудь, выходящее за рамки их договорённостей.       — Двух заложников. Но если парень тебе не нужен, можно его просто убить, и концы в воду, — невозмутимо проговорил Кун. — А девицу оставим себе. Она хороша, братец Шан! Я её видел. Жалко будет отдавать такую кралю обратно, если придётся выкупать свою свободу у стражников императора, но что уж тут поделаешь — своя шкура дороже… ***       Дин Жун помог Ван Чжи сесть на постели и подал ему чай.       День уже подходил к концу, и почти весь этот день командующий проспал, восстанавливая силы. Сейчас он уже не выглядел таким бледным и измученным, его не терзала лихорадка, и боль в рваных осколочных ранах была терпимой. Дин Жун мог быть доволен, что его снадобья действуют безупречно.       — Сянь Чжень так и не вернулась? — спросил Ван Чжи, и Дин Жун уловил в его голосе тревогу. — Она обещала быть здесь к Празднику Фонарей.       — Меня тоже немного беспокоит её отсутствие, — признался Дин Жун, который очень надеялся, что вместе с девушкой вернётся и Сяо Пен, совсем не лишний в предстоящей им вылазке в логово заговорщиков. — Возможно, они задержались на празднике в Тайюане. Если бы что-то случилось по дороге, нам бы уже доложили.       — Согласен, — кивнул Ван Чжи. — Но всё же направь туда запрос.       — Слушаюсь.       В дверь тихо постучались, и, не дожидаясь ответа, на пороге появился Цзя Куй.       — Командующий, пришёл байху Суй. Мне проводить его сюда?       — Лучше в кабинет.       Когда Цзя Куй вышел, Ван Чжи позвал заместителя, совмещавшего сейчас в одном лице ещё и функции лекаря, и слуги. Тот заваривал новую порцию чая с учётом явившегося гостя.       — Дин Жун, помоги мне одеться.       Дин Жун неодобрительно покачал головой, но спорить не стал, потому что знал, насколько это бесполезно. Если его упрямый начальник что-нибудь решал, его не могла свернуть с пути даже шаровая молния.       Ван Чжи встал с постели сам, но тут же пошатнулся, и ему пришлось ухватиться за Дин Жуна, мгновенно оказавшегося рядом.       — Прошу вас, не спешите, командующий. Может быть, лучше встретите Суй Чжоу здесь? Он же ваш друг и это не официальный визит…       — Но мне придётся задавать ему неудобные вопросы.       — О главном магистрате?..       — Да. Поэтому лучше в кабинете.       Дин Жун со вздохом смирился и помог Ван Чжи одеться и преодолеть коридор, показавшийся ему сейчас необычно длинным.       — Если я понадоблюсь — я буду здесь в коридоре, — предупредил он, понимая, что Ван Чжи предпочтёт разговор с другом вести без свидетелей.       Увидев Ван Чжи, бледного и едва стоящего на ногах, Суй Чжоу поспешил к нему.       — Ван Чжи, ты в порядке? Мы с Тан Фанем переживаем, что ты серьёзно пострадал при взрыве…       — Я почти в порядке, — усмехнулся командующий Ван и поискал глазами ближайшее кресло. Он не хотел, чтобы Суй Чжоу видел, как ему сложно держаться, потому что лишние эмоции могли помешать серьёзному разговору. — Я позвал тебя, чтобы обсудить наши дальнейшие планы. В конце концов, мы должны уже положить конец козням заговорщиков. Но сначала, я должен задать тебе один вопрос. Извини, Суй Чжоу, если он покажется тебе странным, но мне очень нужен честный ответ.       — О Тан Фане? — опустив глаза, догадался байху Суй.       — Да. О Тан Фане. * В Китае и других странах Восточной Азии белый цвет является цветом траура, как в России и Европе - чёрный.