Новые приключения сыщика династии Мин

      Туманный рассвет окутывал лес, узкую дорогу, ведущую к дому, загородную усадьбу и небольшой отряд вооружённых людей, собравшихся в просторном, окружённом частоколом дворе.       Шан Цзюнь держал речь перед своими сторонниками. Он с пафосом говорил о том, как прогнил действующий режим, как император и его чиновники угнетают народ, как неугодны небесам старые порядки, и только новый благородный правитель, принадлежащий к той же династии, сможет изменить ситуацию и вернуть стране благополучие, а людям — счастливую и беззаботную жизнь.       Стоящим сейчас перед главой организации избранникам выпала великая честь исполнить волю небес и возвести на трон нового императора. Мир и процветание придут в столицу, когда дело Белого Лотоса победит и мандат небес перейдёт к истинному правителю.       Шан Цзюнь умел убеждать, и участники секты Белого Лотоса шли за ним, сами до конца не понимая, в какую опасную игру он втягивает этих простых парней — бывших солдат, дезертиров и разбойников, решивших покончить с преступной жизнью.       — Совсем скоро наступит новый день, когда мы будем приветствовать нашего нового государя. Вы вступите в столицу ночью, тайно, одевшись бродягами или монахами, скрываясь от стражи и пряча своё оружие, чтобы при свете дня стать основой новой армии и новой стражи.       Разбойники смотрели на Шан Цзюня, как на непререкаемый авторитет, и готовы были последовать за ним хоть в логово тигра. Они жаждали богатства и власти, но если одновременно им посчастливится исполнить волю небес, в которую половина из них уже не верила, как не верила ни в бога, ни в чёрта, оставалось лишь гордиться такой почётной миссией.       Шан Цзюнь распустил свой бандитский отряд, которому предстояло в скором времени захватить основные, самые важные посты в столице, и велел хорошо подготовиться к великому дню, который уже не за горами.       После этого он отозвал в сторону одного из заговорщиков и увёл его в дом.       — Красиво врёшь, Шан Цзюнь, — усмехнулся его собеседник, плюхнувшись на стул в маленькой кухне и придвигая к себе бутылку вина.       Шан Цзюнь в ответ лишь пожал плечами и поставил на стол две стопки, ожидая, что ему тоже нальют.       — Все прекрасно понимают, братец Кун, зачем мы идём в столицу, но для истории надо преподнести это дело правильно. Ну, за наш успех!       Заговорщики выпили. Их глаза горели азартом и предвкушением удачи.       — Лун Вэнь не подведёт?       — Он жаждет отомстить за брата, и его не пугает перспектива получить десяток стрел в спину, если он добьётся главного и уничтожит своих врагов. Я сказал ему, что на празднике рядом с императором будет Ван Чжи, и надо было видеть, какой ненавистью загорелись глаза нашего диверсанта. Он справится с задачей, я не сомневаюсь.       — А я должен сейчас проникнуть в столицу под видом чужеземного торговца и выкрасть эту девчонку? — уточнил свою задачу Кун Баоли.       — Да. На всякий случай. Охранную грамоту от ойратского посла я тебе уже дал. Наш будущий повелитель очень ловко подделывает документы… — Шан Цзюнь иронично усмехнулся. — Я хочу, чтобы ты захватил заложницу. И смотри, ничего с ней не сделай, пока я не распоряжусь. В случае неудачи нам может очень пригодиться этот козырь в рукаве.       Кун Баоли хмыкнул.       — В случае неудачи?       — Любой расчётливый план должен включать варианты отступления. Кто знает, чем всё это закончится? Если наш будущий регент со своим прихвостнем Ван Туном не сумеют подчинить себе стражу, мы можем и проиграть…       — Я понял, — заговорщик мрачно ухмыльнулся и залпом опрокинул стопку вина. — Жаль, что мне пока нельзя позабавиться с девицей. С тех пор, как я уехал из Гуйпина, прошло уже больше трех лет. Говорят, она стала очень красивой… Но я в любом случае выполню твои указания, Шан Цзюнь. Какое бы желание разделаться с ней меня не обуревало, я подожду твоего сигнала.       — Тогда не медли и отправляйся в путь. Скоро стража будет меняться, как раз сумеешь проскочить незаметно.       Кун Баоли встал, расправил широкие плечи и довольно усмехнулся.       — Меня устраивает эта часть плана, братец Шан. Если увижу в столице твоего дядюшку, обязательно передам ему привет.       — Даже думать не смей, — оборвал его Шан Цзюнь, провожая до порога. — Дядюшка пригодится нам на следующем этапе, когда нужно будет формировать новую стражу и делить министерские кабинеты.       Кун Баоли не стал с этим спорить и, спустившись с крыльца, коротким свистом подозвал своего коня. До столицы было около двадцати ли, и топать пешком ему казалось совсем не привлекательной идеей. ***       Тан Фань не стал искать новых приключений на свою и без того пострадавшую голову и, последовав совету Суй Чжоу, взял с собой двух стражников префектуры. Он рассчитывал обнаружить своего главного подозреваемого в доме родственников жены, на что неоднократно намекали ему досужие соседки убитого лавочника.       — Если ищете этого плута Лянь Си, поезжайте к его тёще, господин магистрат, — усмехалась хозяйка лавки, торговавшей тканями, и в её голосе была слышна плохо скрытая зависть. — Где ему ещё быть на праздниках, если не у родственников жены? Мои-то родственники все в Шаньси, далековато до них добираться, а у него — чуть ли не за углом…       — Точно, у родителей жены он сейчас, — соглашалась другая соседка, чей муж торговал пряностями и чаем и считался на этой улице главным авторитетом. — Всегда туда ездит на праздники, вино пить и голубушку свою баловать. Тёща же там всё готовит, стол накрывает, а эти — как гости, только есть и пить горазды. Прям как мой зять, чтоб ему пусто было!..       Соседка ещё долго ругала непутёвого мужа старшей дочери, а Тан Фань тем временем выведал у её делового супруга, где же живут родители жены Лянь Си. Оказалось, что «чуть ли не за углом» — это в десяти кварталах от улицы, где жил сам торговец Лянь со своей супругой. Не самый близкий путь, но предусмотрительный Тан Фань кроме двух стражников с оружием взял в префектуре казённую повозку, поэтому не очень огорчился, что до нужного ему дома придётся проехать почти полгорода.       Когда он постучал в дверь ничем не выделяющегося среди таких же аккуратных домиков жилища семьи Чун, открывать вышла хозяйская дочь. Едва увидев тонкие черты лица и волну роскошных чёрных волос, уложенную в незатейливую причёску, Тан Фань понял, что не зря два добрых приятеля, привыкших вместе вести свои торговые дела, разругались в хлам, что привело к преступному порыву. Если предположить теоретически, что его интересовали соблазнительные красотки, он бы запросто убил из ревности её бесстыжего ухажёра. Но Тан Фаня сейчас не интересовали красотки, его интересовало преступление, поэтому он вежливо поклонился и попросил молодую госпожу позвать её мужа.       — По какому случаю его ищет господин магистрат? — удивилась она. — Мой супруг немного нездоров, и если дело не такое срочное…       В глазах молодой женщины мелькнула настороженность, как будто она что-то знала, и теперь опасалась впустить в дом служащего закона.       — Жалобы на него поступают от соседей, — небрежно ответил магистрат, стараясь не спугнуть свою добычу раньше времени. — И это дело срочное, потому что мне ещё надо выслушать все стороны, составить отчёт и наказать кого-нибудь, а праздники ещё не закончились и у меня дома дел по горло.       Насмешливая и немного развязная манера чиновника немного успокоила женщину, и она, поклонившись незваному гостю, провела его в дом. Следом за Тан Фанем тенью скользнули два его подчинённых.       В просторной светлой кухне служащие префектуры обнаружили того, кого искали. Лянь Си сидел за столом и пил уже третью чашку чая, пытаясь избавиться от похмелья, терзавшего его из-за вчерашних возлияний с тестем и его друзьями. При виде чиновников он резко вскочил и уставился на жену.       — Чжилань, кого это ты привела? — его глаза забегали по сторонам, будто искали, куда бы можно сбежать.       — Господа пришли, потому что твои соседи, Лянь Си, опять на тебя жалуются в префектуру, — с вызовом ответила его жена, которой уже надоело видеть пьяную физиономию мужа каждый день с того момента, когда они приехали на праздники к родителям.       Тан Фань усмехнулся, оценив эту семейную сцену, и заметил, как торговец быстрым жестом велел супруге уйти. Очевидно, он не хотел впутывать её в свои незаконные дела.       Чжилань сдержанно фыркнула и скрылась за дверью.       У магистрата не было оснований её задерживать, хотя он не исключал, что женщине известно о причинах поспешного отъезда в дом родителей среди ночи накануне Нового года.       — Ну и кто на меня жалуется на этот раз? — спросил Лянь Си, стараясь держаться спокойно, но от Тан Фаня не укрылось, с каким напряжением на лице он проводил жену, и как капельки пота выступили на его широком лбу.       — Пао Чжун, твой сосед и компаньон, — ответил Тан Фань, внимательно наблюдая за реакцией собеседника.       — Пао Чжун?! — Лянь Си вытаращил глаза. — Как же он может жаловаться, если он…       Тут он осёкся, и его взгляд метнулся от двери к стоявшим за спиной Тан Фаня вооружённым стражникам и обратно.       — Если — что? — спокойно уточнил Тан Фань. — Тебя удивляет, что он мог подать жалобу, потому что ты знаешь, что он убит?       — Ммм… откуда же мне знать?.. — промычал Лянь Си, не находя себе места под внимательным взглядом Тан Фаня.       — Ты был у него в гостях. Соседи видели, как ты заходил в его дом, — Тан Фань решил сразу лишить подозреваемого возможности врать и изворачиваться. — У меня уже целая папка показаний собрана, Лянь Си. Все видели, как ты пришёл в дом Пао, но никто не видел, как ты уходил. Ты встречался с Пао Чжуном и убил его, ударив по голове кошельком, набитым деньгами. Испугался того, что натворил, и, не дождавшись утра, взял жену и сбежал к её родителям, отсидеться и переждать, пока страсти улягутся.       Лянь Си, ещё не оклемавшийся с похмелья и растерявшийся от неожиданного напора магистрата, повесил голову, но всё же угрюмо возразил:       — Попробуйте, докажите. Был я в тот вечер у Пао Чжуна, дела с ним обсуждал и пил вино, а потом ушёл, а он остался деньги свои считать, чёртов мошенник. Вот и всё. А остальное завистливые соседи наговаривают.       — Значит, наговаривают, что ты ссорился с Пао Чжуном из-за того, что он на твою жену глаз положил? — подозрительно прищурился магистрат.       — Ссорился — ещё не значит, что угробил его. У меня с ним были денежные дела. Так что, мне невыгодно его убивать…       — Невыгодно? — Тан Фань хмыкнул, стараясь придать своему лицу строгое и недоверчивое выражение. Как у Суй Чжоу, когда Тан Фань клялся ему, что больше не будет влипать ни в какие истории.       — Мы компаньоны, а кроме того, Пао Чжун мне иногда в долг давал. Но я всё возвращал в срок, можете убедиться сами, господин. У него во всех книгах расходных всё записано.       — Нет, ты меня не проведёшь, — нахмурился Тан Фань, решив, что пора пригвоздить оппонента увесистыми доказательствами. — У тебя были с ним денежные дела, вы что-то не поделили, и ты шарахнул его деньгами по голове. Но потом сбежал, забыв забрать то, из-за чего так разозлился. Поэтому на следующую ночь вернулся, залез в тайник и забрал остальные деньги, но тебе не повезло. Я пришёл в этот дом, чтобы поискать ещё улики, и ты ударил меня сзади тяжёлым подсвечником. Знаешь, что положено по законам Мин за покушение на государственного чиновника?       Лянь Си присмотрелся к стоявшему перед ним магистрату и с ужасом осознал, что это действительно тот чиновник, которого он ударил по голове, когда пришёл забрать заначку в доме Пао и неожиданно напоролся на незнакомца. В темноте он не очень хорошо разобрал, кто это был — обратил внимание лишь на форму и силуэт, но сейчас, присмотревшись внимательно, не мог не узнать его. Он задрожал всем телом и ухватился за край стола, чтобы не рухнуть к ногам сурового обвинителя.       — Я не хотел убивать, господин! Клянусь моими предками, я не хотел… Я просто испугался и сбежал…       — Но ты забрал деньги, из-за которых убил Пао Чжуна?       — Не из-за денег, нет, господин… — тихо проговорил обвиняемый, низко опустив голову.       — Из-за этого? — Тан Фань резким жестом вытащил из широкого рукава изящную шпильку для волос, украшенную цветами из бирюзы.       Лянь Си, увидев эту улику в руках магистрата, провёл ладонью по лицу, будто не веря, и повалился на колени.       — Нет, не может быть… невозможно, чтобы вы её забрали… я так хотел вернуть её… Всё из-за неё, из-за моей Чжилань…       — Это принадлежит твоей жене?       — Да, — подтвердил торговец Лянь, видя, что отпираться бесполезно, и настырному чиновнику префектуры всё уже известно. — Это принадлежит Чжилань. Я подарил ей эту шпильку на прошлый Новый год, но она… она была в доме Пао Чжуна, она была там за день до Нового года и оставила мой подарок у него на столе… Когда я это увидел, то так разъярился, что не смог сдержаться и шарахнул этого мерзкого ублюдка тем, что под руку попало.       — Деньгами? — усмехнулся Тан Фань, понимая, что сломил сопротивление преступника.       Лянь Си, тоже понимая, что отвертеться не удастся, и испытывая странное облегчение от возможности кому-нибудь рассказать о своём поступке, уставился в пол и заговорил.       — Мы с Пао Чжуном провернули удачную сделку, и он отдал мне мою долю. Хотя обещал отдать четверть от заработанного, а отдал только десять процентов, я на него не слишком злился. Привык уже, что он вечно мошенничает… К тому же, вещи были не мои, я только посредником был, нашёл ему покупателя…       — А что за вещи? — не удержался от любопытства Тан Фань. Он любил разбираться в деле до самых мелочей и всегда устанавливал в подробностях все факты и обстоятельства преступления. Сведения о том, что за сделку — возможно, незаконную — провернули два афериста, тоже были не лишними.       — У Пао Чжуна был ящик с оружием, который притащил ему какой-то знакомый контрабандист. Не спрашивайте, кто это был. Пао Чжун никогда не обсуждал со мной такие дела. Но этот ящик стоял уже давно, хозяин за ним не возвращался, и Пао решил, что можно продать его содержимое на чёрном рынке. Я потолкался немного среди знающих людей и нашёл покупателя. Сделка состоялась, Пао отдал мне деньги, мы немного поспорили по этому поводу, но я тогда совсем не собирался его убивать. Я взял кошелёк и уже собрался уходить, но тут увидел её шпильку… Понимаете, шпильку моей жены, которую я подарил ей с такой любовью… а она… эх!..       Тан Фаню стало даже немного жаль незадачливого убийцу. Он понимал, что тот действовал в состоянии аффекта, и это обстоятельство можно было представить в суде как смягчающее ответственность. Преступление из ревности, совершённое в порыве страсти, было всё же не настолько мерзким и ужасным, как преступление ради наживы, когда сосед убивает соседа за стопку серебряных слитков.       — Я знал, что этот негодяй пытается ухлёстывать за Чжилань, но никогда не думал, что всё зайдёт так далеко… — Преступник хрипло рассмеялся и отважился поднять глаза на человека, пришедшего его арестовать. — Я не жалею, что убил его, господин магистрат. А её я простил, не мог на неё сердиться, ведь она такая красивая и так любит сладкие речи… Ну что теперь говорить? Я готов ответить за то, что сделал. Дайте мне только проститься с женой.       Это было против всяких правил, и Тан Фань собирался резко отказать, опасаясь, как бы убийца не сбежал у него из-под носа, но ему стало жалко этого не самого честного и не самого умного парня, главной страстью которого была его любимая жена, и он чуть заметно кивнул.       В это мгновение дверь, ведущая в глубину дома, резко распахнулась, и красавица Чжилань, заливаясь слезами, бросилась на шею своему мужу, которого сама же и погубила.       — Я слышала всё, Лянь Си. Прости меня, муж мой, прости, если сможешь… Я никогда его не любила… такая дура, о небеса, какая же я была дура!..       Он погладил её по голове и осторожно отстранил от себя, посмотрел долгим взглядом в её блестевшие от слёз глаза.       — Не реви, Чжилань. Я сам, дурак, виноват. Получу сотню плетей и пять лет каторги — так и поделом мне. А ты меня теперь забудь и живи с миром в моём доме, если захочешь.       — Не говори так, Лянь Си. Пять лет — это не целый век. Я дождусь тебя…       Он в ответ только хмыкнул и повернулся к магистрату, невольно растрогавшемуся от этой семейной сцены.       — Ведите меня в тюрьму, господин.       Тан Фань вздохнул, заставляя себя отбросить неуместное сочувствие, и уверенно проговорил:       — Я арестую тебя, Лянь Си, по обвинению в убийстве Пао Чжуна, совершённом в его доме неделю назад по мотиву ревности в невменяемом состоянии. Пойдёшь со мной в префектуру. Там напишешь признание и посидишь в тюрьме, пока праздники не закончатся. Потом получишь свой приговор — и молись святым на небесах, чтобы каторга была не такой уж долгой, а жена тебя дождалась и больше не гуляла.       Он пропустил вперёд обвиняемого и двух стражников, ставших по бокам от него, и, смерив осуждающим взглядом растерянную молодую женщину, вышел на улицу.       Его подозрения подтвердились, он вычислил убийцу и арестовал его, выиграл спор у своих друзей, доказав, что заговоры и дворцовые интриги не имеют отношения к этому делу, но всё это совершенно его не радовало. Как главный магистрат префектуры Шуньтянь, он, конечно, понимал, что нераскрытое убийство никак не способствовало правосудию в столице, но как обычному человеку, обладающему помимо детективных способностей ещё и способностью к состраданию, ему было жаль убийцу больше, чем его жертву. ***       Сянь Чжень от души поклонилась гостеприимным хозяевам дома Цянь и, повернувшись к слуге, почтительно ожидавшему её у богатого экипажа, украдкой подмигнула.       — Прошу вас, госпожа.       Сяо Пен подал ей руку и помог забраться в повозку.              Этот транспорт он арендовал сегодня утром у хозяина гостиницы, а надетую на Сянь Чжень роскошную накидку, отороченную мехом, взял напрокат у торговца тканями с соседней улицы.       Девушка выглядела, как настоящая знатная дама из столицы, и Сяо Пен, отправляясь утром на задание, окинул свою спутницу одобрительным взглядом и низко поклонился, пряча улыбку.       — Ваша светлость…       — Не дури, — усмехнулась она. — Настоящая куноити должна побеждать не только оружием, но и хитростью. Если ты думаешь, что я выгляжу роскошно, значит, семейство Цянь тоже на это попадётся, и наше дело завершится удачно.       — Я думаю, что ты зря отказалась от своего титула, Чжень-эр, — вздохнул Сяо Пен, как никогда отчётливо понимая, какая пропасть лежит между ним и девушкой его мечты. — Ты рождена быть княгиней и жить в роскоши во дворце, а не мотаться по чужим городам и придорожным гостиницам, чтобы раскрывать преступления.       — Когда я жила во дворце, я была ещё беднее, чем сейчас, — горько усмехнулась она. — Я не жалею о своём выборе.       Её хитрый план удался и, покидая дом семьи Цянь в самом центре Тайюаня, Сянь Чжень сжимала в руке два листа плотной бумаги, скреплённые подписями тех, кто заключил сделку.       Она не дотерпела, пока повозка затормозит перед гостиницей, где они с Сяо Пеном остановились на ночлег, и высунулась по дороге, отвлекая возницу от его работы.       — Сяо Пен, я его получила, этот договор! Мы были правы, ты понимаешь? Здесь две подписи… теперь этот мерзавец в министерстве точно не отвертится!..       Сяо Пен улыбнулся её энтузиазму, но ему тут же пришлось вернуться к управлению повозкой, потому что лошадь собралась наведаться в овощную лавку вместо того, чтобы свернуть в нужный переулок.       В гостинице агенты Западной Ограды переоделись в дорожное платье, наскоро пообедали и, щедро расплатившись с хозяином, собрались в обратный путь.       — Смотри, здесь подписи Шан Цзюня и Шао Мэня, — показала девушка своему спутнику два заковыристых иероглифа под текстом договора. — Они купили вскладчину чайный дом, склады в столице и загородную усадьбу с участком земли. Сложно сказать, что это за место, но где-то недалеко от Пекина.       — Здесь написано: двадцать ли от северных ворот. Кажется, я знаю, где это место, — сказал Сяо Пен.       Он участвовал в ночной погоне за похитителями детей, которая привела Ван Чжи и стражников Западной Ограды к тайному убежищу бандитов.       — Наш командующий будет доволен, — улыбнулась Сянь Чжень, пряча документ за пазуху. — Может быть, даже повысит тебя в звании, и ты станешь байху…       — Нет, это вряд ли, — возразил Сяо Пен. — Два повышения за два месяца — явно чересчур, к тому же, моей заслуги в этом деле нет. Я только послужил немножко моей госпоже. А вообще, это была твоя идея, Сянь Чжень. Так что, и награда должна быть твоей.       — Ну, стать байху — это не моя идея, — фыркнула девица, лукаво покосившись на своего спутника. — Мне вообще не важно, какой у тебя чин. Я бы согласилась… Ой!..       Она резко осеклась и опустила глаза, чувствуя, что заливается краской. Только бы Сяо Пен не понял, о чём она… Это ведь такое неслыханное нахальство — девице первой говорить о свадьбе…       Но он всё понял и тоже слегка покраснел, вспомнив свой конфуз. Он говорил братцу Лу, что сможет к ней посвататься, если станет байху и купит собственный дом, и не знал, что она всё слышала… Но если он действительно этого хотел, то может ли он сейчас воспользоваться шансом и спросить теперь уже прямо? А вдруг она усмехнётся и ответит «Да кто ты такой?..» Проще было сразиться с десятком разбойников или обойти в скачках свирепых степных ойратов, чем задать этот вопрос, но Сяо Пен устыдился своего страха и заставил себя посмотреть ей в глаза. В конце концов, Сянь Чжень всегда ценила его за смелость и решительность.       — Чжень-эр… — он взял её ладонь и поднёс к своим губам, не встречая сопротивления. Его поцелуй был нежным и даже почтительным. — Ты бы действительно согласилась?.. Ты бы вышла за меня замуж?..       Сянь Чжень почувствовала, как её сердце замерло на мгновение и забилось, будто пойманная в силки птица. Она хотела быть насмешливой и невозмутимой, но чувствовала, что тает от его взгляда, от его прикосновений…       — Это что — предложение? — уточнила она, напрасно стараясь, чтобы её голос звучал иронично. Ей очень хотелось услышать, что это так.       Легче было проникнуть во вражеский штаб, встретить врага лицом к лицу и скрестить клинки с лихими заговорщиками, чем задать этот вопрос, но Сяо Пен всё же решился.       — Чжень-эр, ты выйдешь за меня? Я прошу тебя стать моей женой. Когда мы вернёмся в столицу и одолеем заговорщиков, и я… я найду денег, чтобы снять нам дом, и чтобы ты ни в чём никогда не нуждалась. Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива… Я так люблю тебя, милая, больше… больше, чем…       «Больше жизни» — звучало бы слишком пафосно, но это было так.       — Больше, чем свой меч? — улыбнулась Сянь Чжень, позволяя любимому бережно обнять её за талию.       — Да…       — Больше, чем Западную Ограду?       — Ммм… да.       — Ну тогда, я согласна, А-Пен!..       Сянь Чжень повисла у него на шее, целуя его губы, щёки, кончик носа, а он кружил её по комнате и улыбался до ушей.       — Стой! — вдруг спохватилась она и тут же обрела под ногами опору.       — Чжень-эр, только не говори, что передумала.       — Нет, но… Совсем забыла. Если я нарушу обет, который дала богине Гуаньинь, и она рассердится на меня…       В её глазах мелькнуло сомнение, и она расстроенно вздохнула. Как же она могла забыть, в самом деле? А если богиня не простит ей такого бесстыдства и разрушит её семейное счастье?..       — Я знаю выход, — Сяо Пен усмехнулся, стараясь не выдать смущение, и снова обнял свою невесту.       — Да? — она с надеждой посмотрела ему в глаза.       — Ты должна его знать, Чжень-эр. Ты же из Гуанси… Я спросил у одного старого монаха, и он сказал, что в Гуйпине есть храм богини Гуаньинь на горе…       — Знаю, — кивнула Сянь Чжень. — Я часто там бывала, когда мы… когда мои родители…       Она замялась, горько вздохнув, и тёплые губы Сяо Пена бережно уткнулись ей в висок, пытаясь успокоить и унять её печаль.       — Так что же в этом храме? — девушка заставила себя вернуться в настоящее.       — Монах сказал, что на праздник весеннего света святая Гуаньинь может отпустить человека, если он искренне помолится в её храме. Богиня милосердна и не станет мешать нашему счастью, — тихо сказал Сяо Пен.       — Да, когда-то я действительно слышала о таком, — задумчиво кивнула Сянь Чжень и подозрительно взглянула на своего жениха. — Но это местное поверье. Как ты узнал, А-Пен? Почему ты спрашивал монаха?..       Сяо Пен немного смутился, но решил ответить правду.       — Я… я проводил разведку… ну, на всякий случай… А вдруг ты бы согласилась?..       Сянь Чжень широко улыбнулась и ласково чмокнула его в щёку.       — Я согласилась.       Под окнами гостиницы послышался шум какой-то ссоры и лошадиное ржание, и жених с невестой были вынуждены вернуться в реальный мир, в чужой город, где они выполняли важное задание главы Западной Ограды, и где на каждом шагу их могла подстерегать опасность.       — Чжень-эр, нам пора возвращаться в столицу. — Сяо Пен бережно застегнул на невесте плащ и поцеловал её в нос. — Если сейчас отправимся в путь, к вечеру будем уже в Чжили. Заночуем на постоялом дворе около Баодина.       — Ты прав, А-Пен. Нельзя забывать о деле, — согласилась она. — Мне бы хотелось провести с тобой этот вечер и пойти посмотреть на фонарики на городской площади, но командующий нас ждёт. Ему очень нужен этот документ, и мы не можем подвести его.       Лошади уже ждали их во дворе гостиницы, и двое путников в неприметной дорожной одежде выехали из Тайюаня, когда зимнее солнце уже начало клониться к закату. ***       Свеча уже почти догорела, и Ван Чжи приходилось напрягать глаза, чтобы продолжать работать. Перед ним на столе была разложена схема Запретного Города и прилегающих районов.       Он ничего не упустил. Все подходы к центральной площади перед дворцом будут перекрыты. Никто не сможет туда попасть без тщательной проверки. И всё же какое-то тревожное чувство не отпускало его.       — Ваше превосходительство, скоро уже рассвет. Вы сегодня совсем не собираетесь спать?       В дверях кабинета возник знакомый силуэт Дин Жуна, и Ван Чжи, вскинув радостный взгляд от карты, невольно усмехнулся своей реакции на него. Он определённо по нему соскучился. Всё то время, что заместитель шпионил в тылу врага по его приказу, ему не хватало спокойного голоса и ненавязчивой заботы Дин Жуна.       — Я хочу быть уверен, что у заговорщиков не будет шансов. Нельзя ничего упустить. Завтра… — Ван Чжи посмотрел на остаток свечи на столе и устало вздохнул. — Нет, уже сегодня. Последний день Праздника Фонарей. Если они и решатся на какую-нибудь подлость, то именно сейчас. Мы с Суй Чжоу расставим посты так, чтобы ни одна мышь не проскочила без контроля… А ты почему не спишь, Дин Жун? Ночь уже на исходе.       — Как я могу спать, если не спит мой командующий? — Дин Жун мягко усмехнулся и прошёл в кабинет. — Сделать вам чаю?       Ван Чжи отрицательно качнул головой.       — Если хотите что-нибудь обсудить…       — Нет, всё уже решено. — Ван Чжи встал и сдвинул в сторону карту. — Охрана будет выстроена так, что никто чужой не сможет пробраться к стенам дворца. Мы всё рассчитали. Но всё равно как-то тревожно.       — Ставки слишком высоки, — согласно кивнул Дин Жун.       Он перехватил взгляд Ван Чжи, чуть заметно моргнувшего в ответ на это замечание, и подумал, как же вымотался его шеф от этой напряжённой битвы умов и нервов, которую навязали ему очередные враги его величества. Сколько уже ночей он не спит толком и чахнет над этими планами и докладами своих агентов? Сколько ещё ночей им предстоит провести в бессонном ожидании и тревоге?..       — Завтра… уже сегодня… будет сложный день. — Дин Жун посмотрел на Ван Чжи с плохо скрытой мольбой в глазах. — Вам надо отдохнуть, командующий.       — Ван Чжи. — исправил глава Западной Ограды, подняв усталые глаза на заместителя. — Мы же договорились, что титулы и чины не имеют значения, когда мы не на службе.       Дин Жуна всё ещё удивляли неожиданно мягкие ноты в его голосе, будто Ван Чжи просил его вместо того, чтобы привычно отдавать приказы, но он решил, что это просто ночное наваждение. Если командующий Ван выспится нормально, утром всё встанет на свои места, и они снова вернутся к привычным ролям. Начальник и подчинённый. Господин и слуга. Полководец и его адъютант.       — Ван Чжи, — улыбаясь одними глазами, исправился Дин Жун, и его шеф в очередной раз отметил, что ему нравится, как это звучит в его устах. — Будет лучше, если я провожу тебя в твои покои и ты поспишь. До утра ещё несколько часов…       — Да, ты прав. Не имеет смысла перепроверять всё это в сотый раз.       Ван Чжи свернул карту и спрятал в стол стопку документов, которые так и не успел внимательно изучить. Он сделал всё, что мог, и оставалось лишь надеяться на милость небес, которые всегда защищали его величество как истинного правителя Мин.       Дин Жун помог Ван Чжи снять жёсткую чиновничью шапку и избавиться от тяжёлых парчовых одежд. Он так давно этого не делал, но сейчас привычные действия успокаивали и навевали наивную мысль, что всё будет хорошо. Так, как и должно быть.       — Я не стану будить тебя, Ван Чжи, — тихо сказал он. — Можно спать хоть до обеда. Праздник во дворце начнётся, когда стемнеет, и мы ещё успеем проверить посты и распределить охрану.       Ван Чжи сонно кивнул, опустив голову на подушку. Ему хотелось удержать Дин Жуна ещё хотя бы не надолго, чтобы чувствовать его спокойную уверенность, согреваться мягким светом в его глазах, что-нибудь обсуждать — всё равно, что… но усталость брала своё. Сквозь наползающую дремоту он почувствовал, как Дин Жун заботливо укрыл его одеялом.       Когда Дин Жун был рядом, все тревоги и сомнения, мучившие Ван Чжи уже несколько ночей подряд, казались не такими уж непреодолимыми, и его душа согревалась при мысли о том, что, что бы ни случилось — он будет не один, с ним всегда будет друг, на которого можно положиться. Всего лишь друг?.. Он уже и сам не мог ответить себе с полной определённостью, кто же для него Дин Жун. И что не менее важно — кто он для Дин Жуна?       Заместитель, ничуть не смущаясь тем, что ему приходится выполнять функции слуги, убрал верхнюю одежду в шкаф, убедился, что окно тщательно закрыто и холодный ночной воздух не проникает в спальню, и потушил свечи, горевшие на столе. Ему хотелось задержаться ещё чуть-чуть, остаться рядом с Ван Чжи и смотреть, как тот спит, хотя бы ненадолго сбросив груз бесконечных забот о благе государства. Но, конечно, кто он был такой, чтобы допустить подобную дерзость…       Ван Чжи слышал, как Дин Жун тихонько шуршит складками униформы, убирая его одежду на место, как задувает свечи, стараясь не шуметь, чтобы не мешать ему уснуть… В этом было столько уюта, давно забытого им в бесконечном скольжении по тонкому льду придворных интриг, что ему захотелось остановить время и выбросить из головы все навязчивые мысли о завтрашнем дне и о подлых заговорщиках, так и оставшихся на свободе и готовых нанести свой удар.       Осторожные шаги Дин Жуна направились к двери, и Ван Чжи почувствовал, что не хочет его отпускать, поймав себя на крамольном желании уснуть в тёплых объятиях своего заместителя. Как будто, он мог себе это позволить… Как будто, он мог надеяться, что Дин Жун позволит ему быть кем-то большим, чем господин и начальник. Как же его удержать? Просто сказать — «не уходи»? Если бы это было так просто… Но что, если завтра у него уже не будет такого шанса?       Ван Чжи негромко окликнул заместителя:       — Дин Жун…       — Я здесь, командующий. Ван Чжи. — исправился он, когда тот фыркнул, будто рассерженный кот.       — Ты… можешь остаться?..       Неуверенность? Дин Жун мог поклясться, что никогда раньше не слышал в его голосе неуверенность. Как будто, он мог ему сейчас отказать… Разве он мог ему вообще когда-нибудь отказать?       Дин Жун видел, как устал Ван Чжи за последние несколько дней, с каким напряжением он ждёт от неуловимого врага какого-то подвоха и переживает, что не может одолеть заговорщиков и предотвратить грозящую императору опасность. Не было ничего странного, что в такой ситуации даже такому гордому и упрямому человеку нужна была поддержка. И он просил Дин Жуна об этой поддержке, потому что верил ему больше, чем кому-то ещё в этом мире.       Разумеется, Дин Жун не мог ему отказать.       — Да, я останусь. Спи. Я посижу здесь рядом и подремлю немного, — шёпотом откликнулся он, пытаясь найти в темноте кресло, в котором можно было вздремнуть.       — Но тебе тоже надо выспаться. Лучше ложись и поспи рядом со мной. Как бы двусмысленно это ни звучало… — Ван Чжи хмыкнул, стараясь, чтобы смущение в его голосе не было заметно за маской иронии.       У Дин Жуна на мгновение перехватило дыхание. Он действительно хочет?.. Одна мысль о том, чтобы спать рядом с Ван Чжи, чувствовать тепло его тела, случайно касаться его во сне заставила его сердце бешено колотиться, но он ответил сдержанно и спокойно.       — Если ты так хочешь, Ван Чжи. Я сейчас.       Дин Жун нырнул бы за ним в омут с головой — что уж говорить о том, чтобы нырнуть всего лишь в холодную постель. Он быстро скинул униформу и прилёг на край кровати. Ван Чжи прильнул к нему ближе, будто пытался согреться, и его ладонь скользнула по груди Дин Жуна и остановилась у него на плече, всё ещё стянутом плотной повязкой.       — Дин Жун… всё в порядке?..       Дин Жун повернулся на бок, и его губы оказались так близко от щеки Ван Чжи, что он мог бы поцеловать его — но, конечно, он не осмелился. Это мгновение близости было слишком хрупким, и слишком легко было разрушить наваждение… Затаив дыхание, Дин Жун осторожно обнял Ван Чжи, не обращая внимания на ноющую боль в руке. Его ладонь бережно погладила спину Ван Чжи, и он улыбнулся в темноте, почувствовав, как тот расслабился в его объятиях.       — Всё в порядке, Ван Чжи. Всё будет хорошо. Спи…       Спать в объятиях Дин Жуна было намного теплее и уютнее, чем одному, и через пару минут Ван Чжи действительно уснул, сражённый усталостью, а Дин Жун ещё долго не спал, стараясь не двигаться, чтобы не потревожить хрупкий сон своего юного начальника.       Он смотрел на спящего Ван Чжи в рассеянном свете заходящей луны, пробивающемся в узкое окно, и мучился от того, что позволил и себе, и ему выйти за рамки привычной субординации. Не нужно было этого делать. Будет сложно вернуться обратно, когда поздний рассвет заставит их снова стать теми, кто они есть.       Сон разгладил озабоченные складки между бровей Ван Чжи и усталые морщинки в уголках его губ, и становилось очевидно, как он ещё молод. Ему всего восемнадцать, а он уже тащит на своих плечах такой груз государственных забот, какой не по силам многим искушённым министрам и бывалым военачальникам.       Его круглые щёки слегка ввалились, под глазами залегли синяки от бесконечных бессонных ночей… по-девичьи длинные ресницы могли бы показаться наивными, но когда он проснётся, под ними обнаружится жёсткий и решительный взгляд…       Дин Жун испытывал пронзительное желание защитить Ван Чжи, не позволить этому жестокому миру угрожать его телу и душе. Он подумал, что готов убить за него любого, чтобы избавить его от постоянной опасности, угрожающей со всех сторон, от подлецов и завистников, жадно выжидающих малейшей его ошибки.       Дин Жун точно знал, что, пока он жив, он всегда будет на его стороне, что бы ни происходило вокруг. Он не может предать его доверия. Он не может предать своих чувств к нему. Хотя Ван Чжи совершенно ни к чему о них знать. Господин и слуга. Начальник и заместитель. Они не имеют права на другие чувства, кроме верности императорскому дому.       Если небеса позволили им пару раз проявить непозволительную слабость, это ещё не значило, что можно пренебрегать и дальше своим статусом и долгом.       Дин Жун был благодарен судьбе за эти мгновения близости и доверия, когда Ван Чжи раскрывал перед ним свою душу и принимал его любовь, которую он так неловко пытался выразить, не находя правильных слов и смущаясь искренних жестов.       Когда он, наконец, тоже задремал, первые лучи рассвета уже начинали золотить стены Запретного Города. Наступал новый день, и столица готовилась проводить уходящую зиму яркими огнями и праздничными гуляньями. ***       Тан Фаню так и не удалось обсудить с Суй Чжоу результаты своего расследования по делу об убийстве лавочника-контрабандиста, потому что Суй Чжоу этим вечером не пришёл ночевать.       Магистрату хотелось рассказать ему о деле и о своих ощущениях от удачного раскрытия преступления, которым он теперь вовсе не собирался хвастаться и гордиться. Намного проще с точки зрения морали было преследовать отпетых бандитов и заговорщиков, покушающихся на государя, чем распутывать постыдные семейные тайны и выносить приговоры запутавшимся в житейских страстях бедолагам.       Тан Фань немного беспокоился за друга, но вспомнил, что тот честно предупредил его о том, что может не вернуться, потому что слишком занят на службе.       Тогда Тан Фань решил лечь спать, не дожидаясь его возвращения и ограничившись парой купленных по дороге домой пирожков на ужин. Один вечер он вполне мог так продержаться и надеялся, что в животе у него не станет урчать от голода. Если же подобное безобразие продолжится, придётся ему по дороге домой заходить в гости к сестре и самым наглым образом устраиваться за её семейным столом.       Готовить Тан Фань так и не научился, и максимум, на что был способен — это порезать овощи для салата и кинуть в кипящую воду заранее приготовленную лапшу. Но в случае с лапшой успех был не гарантирован, потому что можно было запросто переварить её, и тогда аппетитные тонкие полоски теста грозились превратиться в липкую противную массу, которую согласилась бы съесть только всеядная свинка, живущая на задворках у Дун-эр.       Когда утром Тан Фань уходил на службу, Суй Чжоу всё ещё не было, и магистрат, уныло вздохнув, приготовился снова терпеть бесконечные одинокие часы, проведённые в тоскливом ожидании. Перспектива наносить визиты семейству Лао Пэя не слишком его манила, потому что для обретения душевной гармонии ему нужен был не просто кто-нибудь знакомый рядом, а именно он, этот неуловимый и деловой Суй Чжоу, который, как обычно, проводил на службе дни и ночи напролёт.        Тан Фань понимал, что такая несправедливость существует в мире не потому, что Суй Чжоу было наплевать на его чувства, а потому что он был служащим императора, и интересы его величества всегда должны оставаться для него на первом месте. Так же, как и для Ван Чжи, которого Тан Фань не видел с той ночи, когда тот отправился в Северный Двор расследовать преступление, которое должен был расследовать Суй Чжоу.       Тан Фань чувствовал себя немного виноватым оттого, что просиживает штаны в префектуре и расследует банальные бытовые преступления, когда его друзья ежедневно подвергаются опасности, вступая в противоборство с опасными и безжалостными заговорщиками. Но он дал слово Гуанчуаню не впутываться ни в какие истории, связанные с Белым Лотосом, и слово это держал, как бы ни было ему скучно и уныло разбирать дела о воровстве на рынке или спорах соседей из-за захвата чужой земли.       Дел в префектуре в эти праздничные дни было немного. Дежурные стражники старались не принимать никаких жалоб у просителей, взывая к их совести и уговаривая по возможности договориться полюбовно. Примерно в половине случаев эти уговоры убеждали спорщиков, и они приходили к мировому соглашению, не обращаясь к главному магистрату.       Ближе к обеду Тан Фань понял, что жителей столицы сегодня больше интересует праздничное гуляние, чем решение судебных споров, и отправился домой. Он зашёл по пути на рынок и купил разных овощей, решив, что приготовит на ужин салат и похвастается перед Суй Чжоу, как продвинулся в сложном мастерстве кулинарии.       Уже подходя к дому, он заметил, что какой-то странный человек, укутанный в ойратский балахон, неотступно следует за ним.       Тан Фань остановился у ворот дома Суй, отметив краем глаза, что в доме не наблюдается никаких признаков присутствия хозяина, и резко повернулся к преследователю.       — Что тебе от меня надо?       Тот совершенно не растерялся и, не снимая скрывавшего его лица капюшона, с усмешкой уточнил:       — Вы ведь господин Тан, да? Главный магистрат Тан?       — Да, это я. А кто ты такой и почему ты следишь за мной?       — Я — человек, посланный к вам с поручением, — негромко хмыкнул незнакомец, и Тан Фаню послышалось что-то зловещее в его вкрадчивом голосе. — Вы ведь хотите получить весточку о Суй Чжоу, с которым вы не виделись с прошлого утра?       Магистрат напрягся. Не такие посланцы должны были приносить ему вести о Суй Чжоу. Но они с Гуанчуанем действительно не виделись уже больше суток, и невольная тревога закралась в сердце Тан Фаня. Что случилось с его другом? Почему он так и не вернулся домой? Почему послал такого странного типа передать ему сообщение?..       — Говори, — внезапно охрипшим голосом велел Тан Фань, опустив корзину с овощами к своим ногам.       — Байху Суй не может сам передать вам привет, господин Тан, — всё с той же опасной усмешкой отозвался посланец. — Он попал в переплёт. Бандиты схватили его и собираются убить. И не просто убить, а помучить…       При этих словах у Тан Фаня заныло где-то в животе, и он попытался ухватить незнакомца за потёртый плащ, чтобы вытрясти из него всё, что он знает, но тот ловко увернулся.       — Не спешите, господин Тан, а то так и не узнаете, как вы можете спасти господина Суй. Вы ведь хотите его спасти?       — Откуда ты знаешь, что с ним случилось? — стараясь держать себя в руках, спросил Тан Фань. — Ты один из тех бандитов, которые схватили Суй Чжоу?       — Вижу, что люди не врут о вашей проницательности, господин главный магистрат, — ехидно подтвердил человек в балахоне. Он знал, что сейчас преимущество на его стороне, и не боялся говорить с чиновником таким наглым тоном. — Да, мой босс послал меня сказать, что вы можете выручить своего друга, если выполните все наши условия и не станете сообщать властям.       — А как вы докажете, что действительно держите его в плену? — спохватился Тан Фань, который от первоначального испуга так растерялся, что принял на веру всё, что говорил незнакомец.       — Вы должны узнать вот это.       Бандит снова хмыкнул и протянул магистрату блестящую пуговицу с изображением серебряного фазана. Точно такие пуговицы украшали униформу байху Северного Двора, и Тан Фань с трудом удержал её в ладони, почувствовав, что его начинает трясти.       У негодяя была пуговица от формы Суй Чжоу, а сам Суй Чжоу уже больше суток не появлялся дома… и никто не передавал Тан Фаню никаких сообщений о том, почему он так задерживается. Неужели это правда — то, что говорит сейчас этот подлый разбойник, и Суй Чжоу действительно в беде?..       — Как я могу быть уверен, что это именно его вещь? — всё же спросил Тан Фань, чувствуя, как заплетается его язык от волнения. Его разум всё ещё сопротивлялся осознанию того, что Суй Чжоу попал в переделку, но в душе молодой магистрат уже был согласен отдать бандиту всё, что у него есть, только бы избавить Гуанчуаня от нависшей над ним опасности.       — Он ушёл на службу в этой форме, разве не так? — спокойно уточнил бандит. — Он не вернулся домой, потому что по дороге свернул не в тот переулок. Мы заманили его туда, и пока пытались скрутить его, пуговица оторвалась. Мой босс подобрал на всякий случай…       Тан Фань почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он представил, как злодеи напали на ничего не подозревавшего Суй Чжоу, избили его и уволокли в свои подвалы в то время, как наивный Жунцин ждал его к ужину…       — Что вы от меня хотите? Какой выкуп вам нужен? Я не богат, но постараюсь собрать денег…       — Деньги? — бандит снисходительно усмехнулся. — Господин Суй стоит намного больше, чем кучка жалких монет. Вы должны оказать нам услугу, господин Тан.       — К-какую?..       Тан Фань ощутил, как его горло сжимает самый банальный и непозволительный для чиновника его уровня ужас. Сейчас его поставят перед выбором — спасти Гуанчуаня или предать интересы службы. Ибо чего ещё могут желать от служащего префектуры такие люди, как эти мерзкие вымогатели?       — Совсем не сложную, господин Тан. Для вас это не будет стоить ни медяка. — Бандит немного помедлил, будто специально нагнетая обстановку, хотя его собеседник и так уже был на грани нервного срыва. — Сегодня вечером, как вы, кончено, знаете, на дворцовой площади будет завершаться Праздник Фонарей. Там будет много чиновников и сам император, они будут радоваться и запускать в небо летающие фонарики… Моему боссу тоже хотелось бы туда попасть, но пройти на площадь не так-то просто. Стража в этом году особенно лютая. Вот такого человека, как уважаемый господин Тан, пропустят запросто, а таким, как мы, путь туда недоступен.       Тан Фань опустил голову, стараясь, чтобы разбойник не увидел в его глазах отчаяние. Всё оказалось ещё хуже, чем можно было предполагать. Это не обычные бандиты — это те самые заговорщики из Белого Лотоса, и им нужен император, — догадался магистрат. Что же ему делать?..       — Пойдёте сегодня вечером на площадь и возьмёте с собой слугу, — продолжал бандит. — Остальное — не ваша забота. Если всё пройдёт гладко — завтра отпустим Суй Чжоу целым и почти невредимым.       «Что значит «почти»? Он пострадал? Они избили его, ранили… может быть, пытали?..» — мелькнула в голове Тан Фаня мучительная мысль.       На одной чаше весов была жизнь Суй Чжоу, на другой — будущее Империи Мин. Теперь Тан Фань понял это совершенно отчётливо и проклял свою несчастную судьбу, заставляющую его делать такой невозможный выбор.       — А если… если я откажусь?       — Тогда байху Суй больше не увидит белого света. Ему придётся умереть, и не просто умереть, а мучиться и страдать. Долго мучиться и сильно страдать, прежде чем умереть.       Тан Фань с усилием сдержал стон. Нет, он не может допустить, чтобы Суй Чжоу страдал. Он сделает всё, что в его силах, чтобы его спасти. У императора есть ещё куча защитников, он окружён чиновниками и солдатами, вся Императорская Стража и Западная Ограда будут охранять его… Они сумеют о нём позаботиться — а о несчастном Гуанчуане не позаботится никто, кроме него.       Видя его нерешительность, посланец заговорщиков выудил из висевшей на поясе сумки какую-то подвеску и протянул Тан Фаню. Тот, не отдавая себе отчёта, взял эту вещь, и обнаружил, что держит в руке стянутую шнурком прядь чёрных шелковистых волос. Все его сомнения мгновенно улетучились, как утренний туман, и он принял решение, что он должен делать.       — Если не поможешь нам, в следующий раз получишь уже не волосы, а ухо, а потом и всю голову, — угрожающе заявил бандит.       — Нет, — прохрипел Тан Фань. — Я… я всё сделаю… Я пойду на площадь.       — Что ж, это хорошо, что Суй Чжоу не придётся умирать, как бродячему псу. — В голосе шантажиста послышалось удовлетворение. — Мой босс так и знал, что вы хороший друг, господин Тан. В таком случае, за четверть часа до начала первой стражи приходите на угол улицы Цяньмэнь. Там вас встретит человек, одетый слугой. Проведёте его на площадь перед дворцом, и больше ничего от вас мы не потребуем. Можете возвращаться домой и ждать своего друга. А если обманете — знаете уже, что получите вместо него.       Незнакомец резко развернулся и исчез в начинавших сгущаться сумерках.       Тан Фань без сил прислонился к воротам дома, в который так спешил вернуться всего лишь несколько минут назад, и медленно сполз на землю. До условного времени оставалось ещё около полутора часов, но что он мог сделать? У него не оставалось выбора. Если заговорщики следят за каждым его шагом, он может поставить в опасность Гуанчуаня, просто выйдя из дома не в том направлении, не говоря уже о том, чтобы бежать во дворец и пытаться предупредить императора и чиновников.       Он, не сдержавшись, всхлипнул, поднялся, опираясь рукой о стену, и подобрав с земли брошенную им корзину с овощами, поплёлся на трясущихся ногах в свою комнату. Надо было успеть переодеться в гражданское платье и собраться с духом, чтобы совершить своё безумное самопожертвование. После этого он станет государственным преступником, оказавшим содействие заговорщикам, и Суй Чжоу, вероятно, будет презирать его всю оставшуюся жизнь… Но это было уже неважно. Главное, чтобы его жизни ничто больше не угрожало, ну а Тан Фань… Тан Фань исчезнет из неё и не свяжет императорского стражника своим позором. ***       Суй Чжоу обходил посты, выставленные вокруг Запретного Города, вместе с Ван Чжи и Дин Жуном, и ничего не подозревал о терзаниях своего друга. Ему удалось немного вздремнуть в караулке Северного Двора, и перекусить холодным шашлыком и лепёшками с тофу, которые заботливо принёс Сюэ Лин. На пару минут он задумался о Тан Фане, расстроившись, что тот наверняка сидит голодным, если не догадался отправиться к сестре, но служебные заботы тут же увлекли его своей круговертью. Почти до вечера он был занят организацией охраны города и дворца, выслушивал доклады своих подчинённых, корректировал схему установки постов на подступах к главной площади и лично допрашивал подозрительных субъектов, задержанных стражниками при въезде в столицу.       Как и предполагал Ван Чжи, император не пожелал уклоняться от участия в ежегодном празднестве, и теперь перед стражей стояла ответственная задача не допустить возможного покушения и перехватить убийц до того, как они смогут подобраться к его величеству.       Остановившись на углу широкой площади, раскинувшейся перед главными воротами дворца, Суй Чжоу вопросительно посмотрел на своих спутников.       — Кажется, всё предусмотрели. Если кому-то и удастся проникнуть в столицу, избежав досмотра у городских ворот, здесь-то уж точно наши люди сразу вычислят незнакомца.       Ван Чжи задумчиво кивнул, а Дин Жун, ещё раз окинув внимательным взглядом площадь и примыкающие к ней здания, склонился перед командующим.       — Думаешь, мы что-то не учли? — Ван Чжи благосклонно посмотрел на заместителя, зная, что его замечания обычно бывают точными и своевременными.       — Я бы поставил двух лучников на крыше этого дома, — Дин Жун указал на высокую крышу ресторана, расположенного как раз напротив входа во дворец. — Оттуда отлично контролируются соседние улицы.       — Согласен, — кивнул Ван Чжи. — Те два переулка будут перекрыты, а с крыши можно увидеть, если кто-то с оружием решит явиться на площадь с севера или с востока.       Он помнил, что путь в загородное поместье Цянь Тая ведёт через северные городские ворота, и если его догадки относительно новой базы заговорщиков были верны, они должны были прийти оттуда.       Дин Жун подозвал стражника Западной Ограды и передал ему распоряжение, которое немедленно было исполнено.       Как и планировал командующий, все доступы на центральную площадь были под контролем верных императору солдат, и никто посторонний без тщательной проверки не смог бы приблизиться к его величеству.       Когда Суй Чжоу ушёл, чтобы ещё раз проинструктировать своих подчинённых о порядке пропуска гостей на праздник, Ван Чжи повернулся к своему заместителю.       — Возвращайся в Западную Ограду, Дин Жун. Мы сегодня отлично поработали, и осталось лишь дождаться завершения этой ночи, чтобы вздохнуть с облегчением. А завтра можно будет снять часть охраны и проверить тот загородный дом…       Дин Жун с сомнением посмотрел на шефа. Конечно, Ван Чжи собирался остаться здесь до окончания праздника, чтобы убедиться, что его величество благополучно вернётся в свои императорские покои, но заместитель считал, что его место — рядом с начальником, и он должен защищать его и прикрывать от любой угрозы так же, как сам Ван Чжи защищал императора. Что, если он сейчас уйдёт, а Ван Чжи окажется в опасности?..       — Командующий, я могу остаться? Если наши враги всё-таки решатся на нападение, ни один человек не будет лишним.       Ван Чжи отрицательно качнул головой. Он видел, как устал Дин Жун, сопровождая его весь день по городу, проверяя посты и инструктируя стражу. Его заместителю вообще следовало оставаться в постели, пока он окончательно не поправится. Ван Чжи уже почти привычно кольнуло раскаяние, что он не запретил Дин Жуну сразу заниматься делами. Теперь нужно было отправить его в Ограду, отстранив от участия в главном на сегодня деле, и при этом не сильно обидеть.       — Дин Жун, здесь достаточно стражи, — стараясь сохранять беспечный тон, усмехнулся Ван Чжи. — Ты же сам убедился, что все доступы на площадь перекрыты. Суй Чжоу тоже здесь будет. Мы на всякий случай побудем рядом с его величеством, а ты отправляйся в Ограду, и если вернётся сестрица Сянь с документами, немедленно доставь их мне. Это очень важные доказательства против Шао Мэня, и мне бы хотелось убедиться, что я не ошибся.       — Слушаюсь.       Дин Жун сдержанно поклонился. Ему нечего было возразить на это поручение, и если Сянь Чжень действительно привезёт доказательства, было совсем не лишним передать их сразу императору. Хотя, по всем его расчётам, агенты, отправившиеся в Тайюань, должны вернуться не раньше завтрашнего утра.       Дин Жун уже собирался уйти, чтобы исполнить поручение, но что-то удержало его. Какое-то смутное беспокойство, противным холодком закравшееся в душу. Он снова поклонился и, подняв глаза, перехватил взгляд Ван Чжи.       — Командующий, прошу вас, будьте осторожны…       — Не беспокойся обо мне, Дин Жун. — Ван Чжи устало улыбнулся. — И не жди меня, я вернусь ближе к утру.       Он проводил заместителя долгим взглядом, чувствуя, как его сердце согревается от осознания того, что Дин Жун будет ждать его, что бы он ему ни сказал. И дождётся, потому что Ван Чжи не может обмануть его и обязан вернуться, что бы ни случилось этим вечером в центре столицы. ***       Двое путешественников расположились за столиком в придорожном трактире. Оба были в запылённых дорожных костюмах, ничем не выделяясь среди таких же странников, вынужденных коротать этот праздничный вечер далеко от дома. На лицах обоих читалась усталость, но в душе теплилась светлая радость от того, что теперь они были не просто соратниками и друзьями, а парой, женихом и невестой, будущей семьёй.       В плохо освещённом зале кроме Сяо Пена и Сянь Чжень было ещё несколько путников, решивших заночевать здесь по дороге в Пекин. Лохматый широкоплечий трактирщик наливал им вино, и вся компания что-то бурно обсуждала, смеясь и стуча стаканами об стол.       — Завтра утром уже будем в столице, — улыбнулась Сянь Чжень и допила слегка остывший чай. — Наша миссия оказалась успешной, и можно будет попросить отпуск…       Она зевнула, чувствуя, что глаза слипаются и мысли начинают путаться, будто от сильного утомления. Это было странно, потому что путь в Тайюань они проделали почти без остановок, но устали намного меньше. Может быть, сказалась эмоциональная встряска, закончившаяся счастливым объяснением?       — Да, такую награду я смогу выпросить у командующего, — согласился Сяо Пен. — Но сначала нужно разделаться с врагами его величества и обеспечить мир… да, мир в столице… и только потом — отпуск…       Он почувствовал, что его язык слегка заплетается и, посмотрев на свою спутницу, подпёр щёку кулаком. Что бы это значило?.. Почему так хочется спать, и голова тяжёлая, будто с похмелья?..       Девушка кивнула, попыталась тоже подпереть щёку рукой, безуспешно борясь со сном, но уронила голову на согнутый локоть и не нашла в себе сил подняться. Её глаза закрывались вопреки её воле, и шум в голове сливался с невнятным шумом вечернего трактира.       — Чжень-эр, ты что?.. — спросил Сяо Пен, почувствовав, что что-то не так. — Ты в порядке?       Она что-то промычала сквозь сон, заставив его встревожиться ещё сильнее. Не может быть, чтобы она так устала в дороге. И он сам… Он мог скакать сутки в седле без сна и отдыха, почему же сейчас он так подозрительно вырубается, будто бы крепко выпил? Но ведь они пили только чай… Чёрт возьми, что подлил им в чай этот подлый трактирщик?       Сяо Пен понял, что неспроста вкус чая показался ему непривычно сладким. Это была ловушка. Хозяин трактира, видимо, сговорившись с дружками ограбить одиноких путников, опоил их какой-то дрянью, и теперь…       — Чжень-эр, не спи! Вставай… Нам пора уходить…       Он попытался встать, чтобы растолкать Сянь Чжень и постараться вытащить её на свежий воздух, но пол под его ногами закачался и окружающие предметы поплыли перед глазами. Сяо Пен из последних сил поднялся, опираясь на стол и сконцентрировав взгляд на своей невесте. Нужно увести её отсюда. Нужно защитить её от придорожных бандитов…       Он сделал два шага к любимой, но пошатнулся и свалился к её ногам. Сянь Чжень уже крепко спала и ничего не видела и не слышала.       — Ага! Готовы, — хрипло рассмеялся трактирщик и подозвал своих дружков, изображавших весёлых путешественников. — Вяжите их, братцы! Отвезём в наш секретный подвал, там их сам Ван Чжи не найдёт…       — Ха!.. — откликнулся один из подельников. — Лихо ты пошутил, братец. Смотри, не сглазь.       — Заткнись! — оборвал его трактирщик. — Наше дело — сдать их господину Куну и получить свои денежки. А остальное — это его проблемы.       Сообщники обыскали Сяо Пена и забрали у него меч, кинжал и кошелёк с деньгами.       Наблюдавший за этим с порога трактира Кун Баоли сдержанно усмехнулся. Стражник, сопровождавший Сянь Чжень в поездке, его совсем не интересовал. Но ещё совсем немного — и эта дерзкая девчонка, погубившая его брата и разрушившая его карьеру, будет в его руках… ***       Тан Фань негнущимися пальцами закрепил на голове повязку, одёрнул светлое гражданское платье и, тяжело вздохнув, переступил порог комнаты. Он, возможно, больше сюда не вернётся, и Гуанчуань снова будет жить один. Или с Дун-эр, если ему будет скучно одному. Они так подходят друг другу: оба любят кулинарию и не любят, когда кто-то учит их жить.       Главное заключалось в том, чтобы Гуанчуань сюда вернулся, чтобы он был жив, был в безопасности.       Тан Фань аккуратно закрыл за собой дверь и, собравшись с силами, сделал несколько медленных шагов по улице, уводившей его к центру города. До начала праздника оставалось около получаса. Как раз достаточно, чтобы дойти до площади и встретить там таинственного босса, от которого сейчас зависела жизнь Суй Чжоу, и наверняка, не только его.       Тан Фань чуть ускорил шаг, понимая, что он уже не сможет изменить свой выбор. Никакая сила в мире не вынудит его передумать, потому что, передумав, он сам, своими руками, убьёт Гуанчуаня. А если он выполнит требования заговорщиков — кто знает, как всё пойдёт, и возможно, императору удастся избежать опасности, потому что вокруг него столько стражи… А у Суй Чжоу никого нет, кроме Тан Фаня, и будет последним предательством бросить его на верную смерть…       Тан Фань вспомнил, как когда-то, не так уж и давно, обвинял Ван Чжи, что тот ставит жизнь его величества выше жизней его подданных. Но разве сейчас, выбирая жизнь Суй Чжоу, он не поступает так же, не ставит жизнь одного человека — пусть даже самого близкого и дорогого — выше всех остальных, кто может пострадать от его измены?..       Изводя себя этими мучительными размышлениями, Тан Фань почти не заметил, когда достиг переулка, выходящего на улицу Цяньмэнь. Отсюда до центральной площади идти было не больше десяти минут. Он невольно оглянулся по сторонам, увидел на углу улицы стражников, внимательно наблюдавших за прогуливающимся по улице народом, и почти уже решился броситься к ним и умолять о помощи, но услышал за спиной вкрадчивый голос.       — Господин Тан, вы очень пунктуальны. Это хорошо. Ваш друг уже совсем измучился в темнице…       — Он жив? С ним всё хорошо?       Тан Фань резко обернулся к незнакомцу, по голосу очень напоминавшему вымогателя, нарушившего пару часов назад размеренный ритм его жизни.       — Не беспокойтесь, господин магистрат. — По лицу стоявшего за спиной Тан Фаня мужчины скользнула усмешка. — Мы держим своё слово, пока вы держите своё. Не кажется ли вам, что мы уже опаздываем?       Со стороны площади раздавался радостный гул голосов и звуки музыки. Разноцветные фонарики покачивались на ветру, освещая путь и создавая у прохожих праздничное настроение. Никто вокруг не знал и не мог подумать, какое злодейство готовится в этот самый миг, никто не видел отчаяния в глазах симпатичного юноши, целеустремлённо прокладывающего путь в сторону дворца, никто не понимал, что творилось в его душе, когда он остановился перед знакомым стражником из отряда Суй Чжоу и небрежно улыбнулся ему.       — Господин Тан, доброго вам вечера! Прошу вас, проходите, — стражник, узнав лучшего друга своего начальника, уважительно поклонился ему.       — Этот парень со мной, — слегка охрипшим от волнения голосом сообщил Тан Фань, кивнув на своего спутника. — Я обещал ему показать фейерверк на площади.       Они беспрепятственно прошли охрану и двинулись к тому месту, где его величество в окружении чиновников и придворных собирался дать старт началу праздничного фейерверка, следом за которым сотни светящихся бумажных фонариков должны были взмыть в тёмное вечернее небо.       Тан Фань чувствовал за спиной тяжёлое дыхание злодея и не смел отклониться от цели. Он беглым взглядом скользнул по площади, по окружавшим её домам и стенам величественного Запретного Города. Увидел лучников на крышах и стоявших в перекрытых переулках солдат, готовых отразить внезапную атаку. Но мог ли кто-то остановить дерзкого диверсанта, пробравшегося сквозь такие надёжные посты Северного Двора? …       Дин Жун мерил шагами коридор между своим кабинетом и кабинетом командующего и не мог избавиться от нарастающего чувства тревоги. Казалось бы, не было никаких оснований для щемящего ощущения опасности, преследующего его с того момента, когда он оставил Ван Чжи на дворцовой площади в окружении надёжной охраны и верных солдат императора. Но что-то мешало ему успокоиться и просто ждать его возвращения. А Дин Жун был намерен его дождаться, несмотря на небрежное замечание командующего, что не стоит этого делать.       Он чувствовал, что чертовски устал, но не мог поддаться соблазну завалиться в постель в то время, как Ван Чжи остаётся на посту, оберегая его величество.       Сделав ещё два круга по узкому коридору, Дин Жун понял, что ничего не может сделать со своим беспокойством, и направился к воротам. Там оставались стражники, которым этой ночью выпало охранять Западную Ограду.       — Чен Мин! — окликнул он парня, стоявшего ближе к воротам.       Тот с готовностью повернулся к начальнику.       — Слушаю, цяньху Дин.       — Я иду на главную площадь. Если вернётся госпожа Сянь и привезёт документы, принеси их туда и отдай лично мне или командующему.       — Слушаюсь.       Таким образом, и поручение Ван Чжи оставалось под контролем, и ничто больше не удерживало Дин Жуна в стенах Западной Ограды. Он поспешил к Запретному Городу, очень надеясь, что интуиция всё же обманывает его и угроза существует лишь в его утомлённом воображении. …       Тан Фань подошёл уже так близко к главным действующим лицам праздничного вечера, что видел, как император обнимает одной рукой наследного принца, показывая ему особенно красивые фонарики в небе над дворцом.       За своей спиной молодой магистрат скорее чувствовал, чем слышал, неумолимую поступь врага. Что же ему делать, как помешать его коварным замыслам и спасти тех, кто не ожидает беды и радостно смотрит на небеса?..        Взгляд Тан Фаня, затуманенный отчаянием, скользнул по чиновникам, окружавшим императора на почтительном расстоянии, по красной униформе Ван Чжи, дальше, ещё дальше направо… и упёрся в стоявшего рядом со своими стражниками Суй Чжоу. Нет, невозможно. Его безжалостный преследователь сказал, что Суй Чжоу в плену, он на грани гибели — как же он может стоять здесь и невозмутимо отчитывать за что-то Сюэ Лина?..       Суй Чжоу повернул голову и тоже увидел среди гостей праздника Тан Фаня, приветственно махнул ему рукой. Тан Фань не выдержал. Он развернулся к следовавшему за ним по пятам заговорщику, хотел оттолкнуть его, повалить на землю, но тот ловко увернулся, уходя в сторону и вперёд.       — Гуанчуань!.. — завопил Тан Фань, бросаясь к своему другу через разделявшее их пустое пространство площади, куда не допускали обычных горожан.       — Жунцин?!.       Ван Чжи тоже видел Тан Фаня. Но он видел и незнакомца у него за спиной, и чувствовал излучаемую им опасность. Он поднял руку, чтобы привлечь внимание лучников, засевших на ближайшей крыше, но не успел дать им сигнал.       В тот момент, когда Тан Фань со всех ног бросился к Суй Чжоу, его неприметный спутник так же стремительно и резко рванулся в сторону императора. Он на ходу выхватил из широкого рукава маленький смертоносный снаряд и изо всех сил швырнул его вперёд, уже падая на землю, сражённый стрелами стражников Западной Ограды.       Бомба летела в его величество, и Ван Чжи не оставалось ничего иного, кроме как встать у неё на пути. Его отбросило к стене взрывной волной, в ушах зазвенело, и он провалился в темноту, не успев увидеть, как император в таком же отчаянном порыве закрывает собой своего сына.