***
Предположил, поворачивая нож в ладони: — Когда на выходных открывают ворота в Хогсмид? Провести вместо кого-нибудь. Пласт масла лег на хлеб, зазубрины ножа оставили нечеткие полоски. Наслаждались завтраками вдвоём, пока могли: на всю столовую пах рыхло-дырчатый свежеиспеченный хлеб, полупрозрачным слоем ложилось масло, возле кружек стояла плошка с законсервированным солнцем апельсинового джема. — Вместо кого-нибудь, — ткнул в слабый пункт Том. — Которых мы денем куда-нибудь. А потом «здравствуйте, это студенты-переростки». Даже выспавшийся и уже прихлебывавший чай с молоком, нежностью он не отличался. — Запереть твою шайку в подвале, оборотное… — пошутил Гарри, отложив нож. — Конечно, они согласятся, — саркастически произнёс Том. — Если ты попросишь? Да, — без сомнений ответил Гарри. Перебрал в мыслях содержимое уже шестого курса. — Ну, Абраксаса можно стукнуть по голове, его не жал… — Обрубаешь свою политическую карьеру, — отозвался Том, поворачиваясь к окну. Сощурился. Его монохромное лицо за часы прогулок набрало цвет: ещё далеко до загара, но, если отбросить инстинкт самосохранения, уже можно назвать цветом молочного поросёнка. Заходить так далеко Гарри не стал бы. Прижал ладонь к груди, не забыв схватить второй тост: — Никакой политической карьеры, я же говорил. — Будешь ночным сторожем, — не поддержал шутку Том. — Открывал окно, начал ледниковый период. — Я на чуть-чуть, — попытался соскользнуть с темы Гарри. Встретил прямой взгляд, когда Том повернул голову и посмотрел поверх чая. Выдержал всего несколько секунд, потому что в чашке у Тома плескался чай, а вот за радужками – незамутненное ехидство и… если очень хорошо всмотреться, фоновая тревога. Только поэтому и ответил честно: — Снова снится муть всякая. — Не повод менять климат и замораживать нас, — сварливым тоном заметил Том. — Спи со мной, чтобы не вставал. «Грелку захотел?», — почти поинтересовался Гарри. Практически ответил честно: «Не поможет». В редкие моменты «уснул первым во время обсуждений» Том не просыпался, потому что Гарри выпутывался из переплетения его конечностей с ловкостью профессионального вора – или просто лежал с открытыми глазами и колотящимся сердцем, пока не засыпал обратно. Шутку с «рядом с тобой – и не вставал?» и вовсе запихнул так глубоко, что в горле запершило. — А, — неопределённо сказал он вслух. — Ладно. Том, как обычно, выкопал под ветками слов глубокую яму дополнительных смыслов: ну, не просто же спать под одним одеялом он предлагал с настолько честным лицом и хитрыми искрами в глазах. Их отношения строились на подначках да подзуживаниях: ну давай, сколько ты сможешь, как далеко ты зайдёшь, прежде чем признаться, что это шутка. Гарри боялся признаться, что шутить давно перестал. Не из страха быть отвергнутым: не после всех случаев, когда Том настолько явно предпочитал его. Не из-за потенциального «нет» и последующей глупейшей ситуации: Том позволял ухаживать за собой так же охотно, как и заботился сам, перетягивая метафизический канат «кто кого перезаботит» и в моральной, и в физической плоскостях. Не из-за «расписаться в принадлежности»: если бы мог, он врос бы под чужую кожу, чтобы быть рядом всегда. Просто, ну. Конкретно этот рубикон форсировать было страшно. — Во имя тепла, — поднял чашку, как кубок, Том. Но они оба подошли к самому краю, когда брызги уже долетают до ботинок.***
Зеленый луч с треском разбился о мишень манекена. — Добиться вызова опекунов в школу, — пошутил Гарри сквозь сбитое дыхание, отскакивая. — Бывает же… в некоторых ситуациях. Том потянулся, сцепив ладони над головой, хитро посмотрел краем глаза. — И тут делегация с сопровождением? Криво, кстати. — Сам знаю, — отрезал Гарри, отходя ещё дальше. Уперся ладонями в колени, протяжно выдохнул, ещё медленнее вдохнул. Легкость движений испарилась ещё быстрее, чем незамысловатость жизни – если последняя вообще была. Палочка послушно грела руку, но мышцы за почти месяц без практики всё забыли: приходилось восстанавливать точность взмахов, скольжение основной ноги на носке, отскоки и прыжки. Пока в зеркалах отражался не дуэльный танец, а судороги, как будто щекочущие чары рикошетили от манекена и сводили мышцы. — Может, у нас большая семья, — добавил он, покрутив рукой в локте. Сделал выпад, по-классически задействовав все плечо. В четверку мишени с двадцати футов: в дуэльном клубе засмеют. — Заинтересованная в нашей учебе. Трудно сосредоточиться, творя чары, продумывая проникновение в Хогвартс и любуясь Томом одновременно. Школьные заклинания не требовали особой точности, но желание бросать их нарочито небрежно заставляло оттачивать каждый жест. Нет ничего хуже, чем надеть невидимую шляпу бахвальства, попытаться выпендриться и провалиться там, где просто грамотное исполнение сработало бы без проблем. А кто не красуется с усложнениями, тот дополнительных баллов не получает: негласный школьный закон. ЖАБА-экзаменаторы любили фейерверки, а не хлопушки, как делился семейным опытом Прюэтт. «Ты хоть хлопушку покажи сначала», — оборвал его тогда Боунс – но вот СОВ сданы, и впереди уже новый набор экзаменов. Думать о них было проще и приятнее, чем всерьез перебирать варианты практически невозможного. К тому же даже в случае с невозможным нахальство иногда срабатывало: это Гарри узнал, отвоевав спальное место у стены методом «перелечь под утро и сделать вид, что так и было». Четыре дня, как он просыпался, уткнувшись носом в грудь Тома и превратившись в общий спрут из восьми конечностей. Четыре ночи, как Том настолько равнодушно желал доброго сна и засыпал, что Гарри начал сомневаться, точно ли он понял все подтексты предложения. В случае с Томом слова «двусмысленность» недостаточно: он выражался многосмысленностями. И пинался во сне, перебирая ногами во время своих дефиле к воображаемому трону мирового правления, но Гарри это не мешало. — Ну нормальный же вариант, — возмутился Гарри, не услышав ответа. Вытянул руку – не ту, что с палочкой, он не был настроен на спонтанную магическую стычку, – в направлении Тома. — К тому же ты сегодня ничего не предложил. — Я думаю не вслух, — парировал Том. Резким движением вытянул палочку из чехла, выпрямил руку от плеча, застыл в героической позе на доли секунды. Заклинание разлетелось о щит, осыпалось розовыми искрами на деревянный пол, оставило прожженную метку, которая на глазах затягивалась новой древесиной. Запах гари остался. Пятерка. С тридцати футов, паршивец. — И то, что я могу придумать, приносит нам сразу исключение без опекунов и разговоров, — с нотой раздражения добавил он. — К тому же при одном силуэте делегации все… выберут неверный способ приветствия. — Обосрутся, — суфлерским шепотом озвучил Гарри, приложив ладонь ко рту. — Ладно, вариант номер двадцать шесть забракован. — Двадцать семь, — педантично поправил Том. — У тебя плечи перекошены, выпрямься. Вот так Гарри лишился присмотра герра Фишера – все до сих пор носились с последствиями нападения, – но всё ещё выслушивал придирки насчет осанки.***
Тридцать забракованных вариантов. Сорок. Сорок четыре. На этом окончательно отказало воображение: перебрали всё, что знали о магии и могли подумать о защите Хогвартса. Вручая список, каждая буква в котором была выстрадана нервными клетками и часами без сна, а потом выведена аккуратным, резким почерком Тома, Гарри дышал через раз. Хоть и брал свернутый пергамент всего лишь безликий Жнец, как и очередное письмо Тома Абраксасу: не очень понятно, что с их догадками собирались делать дальше. Может, бросить в камин. Всё равно казалось, что протягивает он не тонко выделанную кожу, а человеческие жизни и чуть ли не всю Британию. Открыв дверь столовой несколько дней спустя, Гарри вздрогнул – и снова осторожно выдохнул. За сервированным столом с четырьмя тарелками уже расположились опекуны. Гриндевальд приглашающе махнул ладонью: будто и не было этих недель, наказаний, кошмаров, попыток придумать непридумываемое. Встречало запахом и дымилось жаркое. Отдать должное искусству кулинарии не получилось: казалось, что под ним от напряжения задымится стул. Взрослые изменили своей привычке пытать их во время трапез и устроили чинный тихий обед: звучали разве что просьбы передать солонку и редкое звяканье вилок. Чая нет, отстраненно заметил Гарри. Это разговор не причислен к трудным или они признаны безнадежными? — Ознакомился с вашими предложениями, — отложив тканевую салфетку, впервые после приветствия открыл рот Гриндевальд. — Занимательно. Гарри натянуто улыбнулся. Вытянул ногу, коснувшись ботинком щиколотки Тома. Встретил его взгляд: внешне равнодушный, но он-то знал лучше. Риддл мог сколько угодно упорствовать, что он любит только себя и благосклонно терпит Гарри, но он тоже хотел бы, чтобы все выпустились в том же составе, в котором пришли в Хогвартс. Тем более что старшекурсники, издевавшиеся над ним, уже выпорхнули из школы позориться во взрослой жизни. Какая неудача. — Умеете думать, когда хотите, — отвесил сомнительный комплимент Гриндевальд. — Что ж, судя по количеству опций, вам хотя бы не было скучно остаток каникул. Кажется, Гарри не удержал лицо. Или Том. Потому что Зоммер подключился к монологу: — Но некоторые из них позволили улучшить наши планы. «Следующим, уничтожившим аналитический отдел, буду я», — мысленно поклялся Гарри, растягивая вынужденную улыбку. Скучно. Остаток каникул. Да он нормально спал всего несколько ночей, думая, что от них зависит слишком многое – а тут оказалось, что им перепала факультативная нагрузка, чтобы не мешали большим дядям творить взрослые дела. Или не совсем. Больше всего раздражало то, что они до сих пор не понимали свои роли: всё ещё приблудные котята или уже часть команды? Взрослые не спешили разъяснять. — Впрочем, к делу, — продолжил Зоммер. — Насколько вы уверены, что могли бы организовать мероприятие из второго варианта? То есть победил Гарри с его шальной случайной идеей, которую он записал ближе к пятому десятку – и передвинул на второй пункт, потому что отдавали они только то, что не казалось совсем уж сумасшествием. Том в качестве поздравления пнул ногой в ответ. — Практически, сэр, — ответил он. — Мы уже обсуждали подобное на школьных собраниях и это допустимо с дозволения директора. Иногда проводят. — Диппет обычно всё подписывает, — поддакнул Гарри. Гриндевальд не к месту хмыкнул. Прокомментировал: — Предположим. Если я не ошибаюсь, Гораций Слизнорт? Гарри мог поставить свою заново обретенную остролистную палочку на то, что Гриндевальд к нынешнему моменту знал по именам даже хогвартских эльфов, но не стал ломать чужую постановку. — Да, сэр, — предельно вежливо подтвердил Том. — Он любит… высокопоставленных гостей. Они получают приглашения и проходят через защиту Хогвартса. Правда, мы не знаем, как и по какому принципу выбираются гости. Поэтому первым пунктом он и выписал примитивный и опасный способ: продраться через половину Запретного леса, потом пройти через логово василиска, – хорошо, если сохранившего лояльность своему накормившему его перед летом владельцу, – тайно подняться по перепачканному грязевыми соплями своду. — С «как» при наличии приглашения мы разберёмся, — рассудил Гриндевальд. — Вам необходимо будет организовать эту… вечеринку в нужные даты и с необходимым списком гостей. Иначе придётся выбрать менее изящный способ. «И прольётся кровь», — продолжил Гарри. Встретил взгляд Тома. Раскрутить Слизнорта на вечеринку? Элементарно – ну, для Тома и его прихвостней. Умудриться намекнуть на нужных людей сложнее, хотя Гарри и мог придумать несколько вариантов, как это можно реализовать, не считая нытья и наглой лести. Если Гриндевальд не требовал от них проводить через главные ворота штурмовой отряд, усыплять все четыре факультета и подгонять взбешенного василиска к зданию Министерства, всё казалось подозрительно решаемым. Очень, крайне подозрительно казалось, потому что у них в жизни уже было «просто будем ночевать в Лондоне до конца лета», «просто промолчим про это кольцо» и «просто поцелую его и посмотрим, что будет». За первые два решения Гарри уже получил, а чем закончится третье, боялся даже представить. Том моргнул, оборвав контакт взглядами. — Не должно быть проблем, сэр. — Славно, — остро улыбнулся Гриндевальд. «Потому что проблем вы принесли уже достаточно» осталось не произнесённым – или Гарри снова слишком много додумывал там, где не стоит. — Завтра отправитесь в Лондон, проведёте каникулы дома. Советую восстановить школьные связи. — Разумеется, сэр, — отозвался Гарри на вежливо озвученный приказ. Постарался осведомиться без ликующей надежды: — Одни? Гриндевальд знал их слишком хорошо, чтобы не считать все подтексты. — Ваш французский коллега занят. Собак придётся оставить: достаточно безопасное для вас жилище в самом Лондоне, к тому же вам будет не до выгула. Жильё в зоне действия надзора, придётся вам неделю потерпеть без палочек. — Ничего страшного, сэр, — стоически выдавил Том, не дрогнув голосом. Вероятно, тоже впечатлился перспективой наконец-то побыть одним не в качестве наказания. Или обрадовался, что «французского коллеги» не будет. Или огорчился, что он занят, а не мёртв: его точно удовлетворил бы роберовский некролог, но Гриндевальд предпочитал выжимать из своих подопечных всё. — И я надеюсь, — сцепил ладони на столе Гриндевальд, — что после недели без присмотра вы отправитесь в школу невредимыми. А теперь о средствах связи…***
Косой переулок встретил витринами, умытыми рассветным солнцем. Под нависающими этажами домов ещё лежали, отливая синевой, глубокие тени. Ранние лучи прокладывали себе путь по центру дороги. Редкие прохожие кутались в мантии, и Гарри натянуто улыбался им, расправив плечи: если сундуки с одеждой должны были ждать в квартире, то их отправили аж из маггловского Лондона, выбросив на задворках Чаринг Кросс Роуд. Спасибо, что не в конце Кройдона: тогда путь к центру оказался бы многочасовым. Мантии они взять не догадались, зато на то, чтобы оставить куртки со свастикой в гриндевальдовском замке, ума хватило. Так и мерзли, чеканя шаг по брусчатке. Гарри уже скучал по псам и заранее не скучал по всему остальному. — Вот Вересковый, — сверился с табличкой Том. Проулок утекал в глубь аллеи нагромождением двухэтажных узких домов. Крохотных: входные двери шли одна за одной. К каждой вели разного размера лестницы, так что Гарри несколько раз споткнулся на перепадах мостовой и первых ступеней. В тени стало совсем зябко. Они задирали головы к разномастным табличкам: где-то были номера, причем после шестого шел загадочный «0.5», где-то надписи. — Здесь, — потянул Тома за рукав Гарри, разглядев блеклую надпись на втором этаже. — «Гиацинт». — Как бордель, — пошутил Том, высвобождая руку из хватки. Для настолько раннего подъема и зябкого утра он ходил подозрительно довольным. То ли манила перспектива почти неделю жить без надзора и правил, то ли то, что Робер остался во французской глубинке. — Можем устроить, — пошевелил бровями Гарри. — Эм, приватный. — Всё, что пожелаешь, — то ли отшутился, то ли бросил всерьёз Том. С дежурной улыбкой он вышел из обсуждения, отвернувшись – и зашел в дом, отгремев массивным ключом в старомодном навесном замке. Уже потянул руку к палочке, когда опомнился: при всей прелести свободной жизни свечи теперь придется зажигать вручную, вытягивая длинные спички из прихваченного коробка. Несколько минут ушло на возню с сумкой, спичками и новыми, плохо разгорающимися свечами в медном подсвечнике. Затрепетали огоньки на стеблях-фитилях. Они давали ещё меньше света, чем неровно дымящие газовые лампы старых маггловских домов, зато и пыли на мебели не видно. — Не худшее, — оценил клочок пространства с деревянной лестницей Гарри. В арке виднелась кухня, наверху, наверное, располагались спальни. Прошёл на кухню, не снимая ботинок: не верилось, что им ещё и пол помыли, а носки-то тоже стирать руками. — А тут… о. — Что? — отстраненно спросил Том за его спиной. Заскрипела лестница. — Мм, — отреагировал Гарри, сортируя слова в голове. Хотелось материться и смеяться одновременно. — У нас проблемы с разрешением от Диппета. Скрип прекратился. — Что такое? — Он умер, — постным тоном сообщил Гарри, разглядывая некролог. Стопка газет высотой в несколько дюймов – за все лето, наверное, приготовили для изучения – лежала на приземистом скобленом столе, но эта располагалась прямо по центру, как парадная ваза с цветами. Недельной давности. Наверное, всё-таки смеяться. Снова зазвучали шаги, Том подошел со спины, подняв газету. Сдвинул брови, обшаривая взглядом страницу от даты до подписи. Скривил губы так, что появилась обратная ямочка: на подбородке. — После того, как мы сказали аналитикам, что он может помешать, — бессмысленно напомнил Гарри. — Своей смертью, — рассеянно прокомментировал Том. Гарри вместо ответа закатил глаза. Они встретились взглядами. Том положил газету обратно на столешницу, пригладил пальцами. Оперся на ладони. — В случае… проблем с директором обязанности исполняет заместитель. Ни пустых сожалений, ни глупых сочувствий: сразу к делу. Встающее солнце ещё не добралось до крохотного кухонного окна, и коридорные свечи раскрашивали его щёку танцем рыжих всполохов, подчеркивали темноту задумчивого взгляда. — Дамблдор, — ещё более бесполезно произнёс Гарри. Смотреть настолько в упор было некомфортно, так что стал разглядывать мебель. Поддел: — А ты веришь, что своей? — Времена неспокойные, — невозмутимо сказал Том. — Всё меняется. — Да он при создании Статута уже жил, — усомнился Гарри. — Но да, из списка он самый… эм, безобидный, — показал он пальцами кавычки: маг такого возраста и опыта был потенциальной угрозой, даже если просто дышал в пустой комнате без палочки. — …был. Горевать действительно не хотелось: директор был фигурой слишком далёкой, чтобы о нём думать. А вот его заместитель всё осложнял. — Представляю, какой хаос в школе, — перестал рассматривать глупые обои в цветочек и повернулся к Тому Гарри. — Думаешь, он разрешит? — Думаю, что спрашивать буду точно не я, — неприятно улыбнулся Том. — Зато не мне разговаривать со Слизнортом, — попытался утешить себя вслух Гарри. Вышло не очень. Слизнорт был умным, но подкупаемым настолько легко, что несколько медовых речей насчет несомненной важности дорогого наставника продадут эту идею вместе со списком гостей. Дамблдор же наверняка спросит, зачем им это – и он слишком проницателен, чтобы повестись на расплывчатые объяснения. Том дразнить не стал: он смотрел сквозь разложенную газету, прикусив губу, и размышлял. Сведенные брови демонстрировали, что оптимизма в размышлениях мало. — Давай проверим, что тут с посудой, — сменил тему Гарри. Том кивнул, направляясь к кухонным тумбочкам. Они продолжили осматривать дом, перебрасываясь фразами ни о чём: где покупать продукты, когда сходить в Гринготтс, не сделать ли горячий шоколад, потому что августовские вечера уже прохладные, а растапливать камины не хотелось. Проверили спальни, остановившись на ближайшей, бледно-голубой с тяжелым тканевым пологом на кровати. Разобрали верхушки чемоданных залежей, вдвоем решив, что полностью раскладываться не стоит: они тут едва ли на неделю. Повседневная болтовня ложилась пластами на беспокойство, осевшее в груди, пока оно не осталось спрессованным шероховатым слоем где-то глубоко внутри. Вид Тома, буднично чистящего картошку на табурете с осанкой наследного принца, успокаивал. Гарри все равно прикусил губу и бросил взгляд в окно – день вышел не солнечнее предрассветной серости и пришлось жечь свечи, – перед тем, как неуверенно вернуться к брошенной теме. На некролог прямо сейчас падали картофельные очистки и капли воды, чернила на тонкой бумаге бледнели и расплывались. В других газетах они прочитали достаточно, чтобы понять: пока лежали без сознания и безмятежно гуляли с собаками, Гриндевальд добивал оппозицию безжалостно и бескомпромиссно. Британцы ожидаемо встревожились: от французской вакханалии их отделял пролив – ничто по континентальным меркам. — Не запретили бы мероприятия, — сказал Гарри, опираясь бедром о тумбочку. Том скользнул взглядом по его ногам, задержал взгляд у поясницы, поднял подбородок для контакта глазами. Он так небрежно придерживал лезвие ножа пальцем, что это было почти горячо – то есть было бы, если бы не поднятая тема. Она держала в рамках застегнутой ширинки ещё строже, чем урчащий в предвкушении обеда желудок. — Они «выражают обеспокоенность», — повел плечом Том. — Это ещё не паника, иначе бы тут стояло по три аврора на каждый угол. — Да, но Слизнорт трус, а Дамблдор… Дамблдор, — поморщился Гарри, неопределённо помахав рукой в воздухе. — Почти уверен, что они переписываются. И точно уверен, что Дамблдор проповедует другие взгляды. — Зря гоняет сову, — неприятно усмехнулся Том. — Кого он вообще надеется переубедить словами? «Многоуважаемый не друг, извольте стать миролюбивее и следовать моему моральному кодексу»? Смешно. «Смешно, — подумал после этого Гарри, так же криво улыбнувшись, — что именно об этом я попросил тебя – и ты неохотно послушался». Но, что бы не связывало Дамблдора и Гриндевальда – магический мир тесный, могло быть всякое, – оно точно не влияло на политические ходы патрона. — Очень, — согласился он вслух. — Но, раз у них есть какие-то точки контакта, Дамблдор может следить за его действиями пристальнее министерства. Он-то точно поймет, что голос британской делегации – и нужное место получено. — Вряд ли он сопоставит школьную вечеринку и это, — не совсем уверенно произнес Том. Гриндевальда с Дамблдором точно объединяло одно: их неестественная проницательность и умение связывать разрозненное в систему. Гарри поковырял ногтем край тумбочки. Ойкнул, почти посадив занозу. — Ты прав, — рассудил он, глядя, как Том вернулся к чистке. Мытые клубни мелькали между его пальцами так же, как и бликующее лезвие тонкого ножа. — Паранойя не к месту. Том вскинул взгляд, тут же вернувшись к картофелю. — С нашей жизнью невозможно было её избежать, — хмыкнул он, отбрасывая очищенный кругляш в миску. — Но всё будет нормально. Дамблдор любит тебя, Слизнорт – меня. — Будет, — эхом повторил Гарри. Утешало то, Гриндевальд забрал одно из парных зеркал, сказав, что на случай экстренных ситуаций нужна не менее скоростная связь: если что-то пойдёт катастрофически не так, можно переиграть план из замка. — Где мы бросили спички для духовки?***
Заканчивалась лучшая неделя лета. Никаких ожиданий: нет возможности тренироваться с магией, разработанный план на меньшие запчасти уже не дробился и до поезда в школу не корректировался. Даже беспокойство временно отступило, лежало запертым среди записок в столе. Никаких требований: от одних уехали, до других ещё не добрались. Они спали почти до полудня, зарывшись лицами в подушки и лениво обсуждая что угодно. Перешучивались, заваривая кофе. Бродили по букинистическим, раскрывая книги на случайных страницах, и с деловитым видом гуляли по антикварным: крошечных лавочек в Косом насчитывалось столько, что можно было притворяться, будто бы им есть что обустраивать, до конца года. Гарри не удержался и притащил в дом канделябр, у основания которого таращил глаза глупый тигр. Бронзового тигра назвал Абраксасом и таскал за хвост, в котором предполагалась свеча. Но время летело, и вот пышущий дымом Хогвартс-экспресс уже завтра, а в списке дел осталось одно – то, что они откладывали до последнего: одежда. Во-первых, из мантий безнадежно выросли: даже с учетом того, что лето было нервным и коротким, облачения пятого курса едва доставали до щиколоток. Во-вторых, в планах стояло впечатление Слизнорта, а умудренный лис различал социальный класс подопечного, мазнув взглядом по запонкам. Перспектива ровно завязывать галстук и носить совсем одинаковые, а не просто похожие по цвету носки пугала больше прямой лжи преподавателю. Врать они умели прекрасно, а вот с галстуками стоило взять мастер-класс у Тома. Он сейчас вышагивал впереди, рассекая будничную толкучку узкими плечами: денди на выгуле, Джордж Бо Браммелл, магическая версия. Гарри тащился следом, маневрируя между мальками: как водится, в последний день все вспомнили, что что-то не докуплено к школе. Они бы и вовсе не выходили из дома, только… — Том! — Абраксас Малфой помахал из-под вывески нужного магазина. …только вот змеиный молодняк смог организоваться исключительно сегодня, впихнув одёжный в череду посещений нелюбимых тётушек, тоже отложенных до последнего. — Хей, Поттер, — кивнул Лестрейндж. — Как жизнь, как отдых? — Блистательно, — сухо отозвался Гарри, рассматривая прилично одетого, уложившего волосы, без единого изъяна на коже Малфоя. За суматошные каникулы он успел отвыкнуть от мысли, что Томом придётся делиться с кем-то, кто не является напрямую за них ответственным – если конкретнее, то вообще посторонними лицами, пусть они и ночевали вместе пять лет. То есть он рад был видеть Дариана… но. — Не так уж и плохо, — вежливо ответил Том, пока они обменивались немного неловкими кивками. К счастью, толпу мимо несло с достаточной скоростью, чтобы избежать социальной проблемы рукопожатий: в том, кто, кому и в каком порядке, Гарри бы запутался намертво и случайно влез в какую-то из слизеринских коалиций. С них станется. — Похоже на то, — прокомментировал Абраксас, встретив взгляд. Гарри изобразил независимый и неприступный вид. При всех его внешней бестолковости, пастельной блондинистости и тонких шелках одежды Абраксас обладал умом – иначе не держался бы так высоко что в учебном рейтинге, что среди немногочисленных друзей Тома. Дариан, помимо прочего, отличался неприятной проницательностью: Гарри был уверен, что он знает ещё больше, чем показывает блеском глаз, но не собирался спрашивать – и ещё подозревал, что на прямой вопрос получит легендарно-политическую речь, содержащую все нужные слова, но ни унции смысла. Поэтому он просто гриффиндорец, таскающийся компаньоном за клубком аспидов. Ничего примечательного. Никаких измен государству, завтраков с грозой континента и тем более убийств. О которых он помнил каждую минуту, но отстраненно, за пленкой шока и стенкой принятого решения: между чьей-то жизнью и Томом он выбирал очевидное. Они неловко стояли у крыльца магазина. Абраксас сливался с манекенами за блестящей витриной, Гарри проверял чистоту ботинок, за спиной какая-то дама громогласно бранилась, требуя скидку на драконью печень, пока продавец ещё громче объяснял ей правила рыночной экономики. — Пойдем, — решил за всех Том, разбив молчание. Колокольчик над дверью звякнул четырежды, меняя тон на каждом входящем. Гарри дежурно улыбнулся мраморным колоннам, позолоченым многоярусным люстрам и надраенному до зеркальной амальгамы полу. На стенах тоже были зеркала, раздвигающие пространство настолько, что в сочетании с полом в черно-белую шахматную клетку они делали пространство бесконечным, норой, в которую упала кэрроловская Алиса, а вот и кролик: из-за манекена вынырнула владелица. Высокая, ростом с Тома, пышнотелая леди задавила их авторитетом, едва приблизившись. — Мантии, — утверждением спросила она, оглядывая их: Гарри в рубашке и презрении к магической моде, Том в наброшенном для приличия жакете, уже чуть коротком в рукавах, Дариан в подходящем, но незамысловатом, и Абраксас решил побыть франтом в расшитой жилетке. Что возмутительно, ему шло. Её каблуки по мере приближения отстукивали их похоронный марш. Гарри уже убедился: женщины страшны, а ведьмы, устроившиеся в своем деле и прогнувшие мир под себя, ещё страшнее. — Белье, — открыл рот Абраксас: ему точно не привыкать к властным тётушкам. — И средства для укладки, — беспощадно перебила ведьма, остановившись напротив Гарри. При разнице в пару дюймов роста – не в его пользу – казалось, что сейчас отчитают и поставят писать строчки «я всегда буду укладывать волосы по утрам». Он вообще-то уложил: ну, как обычно, зачесав ладонью, пока Том пыхтел с расческой напротив зеркала. — Разумеется, мэм, — безропотно ответил Гарри. Это не его поле битвы. Перетерпеть и целый год не надо будет ни докупать, ни штопать: в дорогие материалы буквально вшивались и вплетались цепочки рунных ставов, позволяющих выглядеть не потрепанно. С темпом их жизни пригодится. На всякий случай добавил: — Всё в школу. — Выбирайте ткани, — повела рукой мадам. Зеркала на одной из стен разъехались: там на перекладинах висели все цвета радуги и ещё немного колористики, располагающейся за пределами человеческого зрения. Манекены повторили жест мадам неестественными медленными движениями. Гарри не вздрогнул – по крайней мере, внешне. Выглядело всё равно жутковато. — Благодарим, — ответил за всех Том. Он непринужденно опирался на основную ногу, с которой можно легко перекатиться и выхватить палочку. Жизнь научила их параноидальности, но уроков по посещению мест высокой моды не хватало. — Девочки, — позвала владелица. Абраксас почти обернулся, но это была не поддевка из-за его длинных волос, собранных лентой в бунтарском жесте человека, игнорирующего современную ему моду. Среди манекенов зашевелились те, что в одежде попроще: это выпорхнули из спрятанной между зеркал подсобки консультантки. — Элла, — грудным голосом прогудела ведьма. — Энни. К вашим услугам. — Весьма признательны, мэм, — расшаркался Абраксас. — Но мы пока сами… — начал Дариан. —...посмотрим, — завершил Гарри. Улыбнулся Лестрейнджу. Выбор тканей оказался не так уж и ужасен – не считая того, что Гарри из вежливости поинтересовался у Малфоя, как прошли его каникулы. — Посещали фестральи скачки в конце июня в Леоне, разумеется, завтракали на La Croix-Rousse с Беранже, их младшая, Эль, только поступила в Шармбатон… забеги прошли скучно, Франкель едва перебирал костями, хотя победил, разумеется, я заработал свои экю… купил его портрет в зеленую гостиную, хоть увидел, как выглядит… мама всё равно её не любит, там мебель от тети Присциллы, и не выбросишь, эта карга вернётся с небес… — Если миссис Харрис на них попала, — саркастично заметил Дариан, разглядывая два одинаково черных отреза. Драккловы слизеринцы, знающие или породнившиеся со всем магическим светом. Конечно, не только слизеринцы. Родичей Прюэтта тоже можно найти даже в Австралии. Мысль вертелась в голове, уносила свой хвост раньше, чем Гарри успевал поймать. — Она куда угодно попадет, — приторно-убийственным тоном – цитировал маму? – протянул Абраксас. Повел ладонью: стойка с темно-синей тканью отлетела от стены, подлетев к его груди. Пощупал, сморщился, отослал обратно. — Говорят, даже любовник рыдал от счастья, когда она наконец… ну, не будем. Беранже протащили по всем музеям, мама отговорилась, а меня заставили ходить с Эль – бегает и бегает, и носится, и вскрикнула, когда в национальном дракон повернулся, на нас весь холл смотрел… Гарри тихо выдохнул, отворачиваясь к тканям. Стоило возносить молитвы Мерлину за то, что они не пересеклись. Абраксас поддерживал Гриндевальда – настолько, насколько человек, знающий, что на нём это никак не отразится, высокопарно мог вести разговоры о политике Южной Африки из Северной Америки. В жизни мог бы и заорать похлеще Эль. Было бы неловко. — Плавание под парусом с де Толедо… — продолжал Абраксас, — Посетили обед Монтекукколи, там ещё Пирсы были и половина Блэков, больше Блэков, чем гостей, как обычно… — Покоряют мир простейшим из способов, — пошутил Дариан. — И приятнейшим, — подвигал бровями Абраксас. Омерзительно. Том тоже так считал: дернул уголками губ в неодобрительном жесте. Иногда – часто – казалось, что физические проявления чувств для него тоже про завоевание и манипулирование: блаженно прикрывал глаза вполне искренне, но было у него перед поцелуями и не только такое… такие искры в глазах, складывающиеся в бегущую строку «я расчетливый мудак и заставлю тебя стонать, чтобы восхититься своей властью». Вероятно, это должно было расстраивать. Гарри это возбуждало. Лестрейндж хмыкнул над ухом, и Гарри опомнился, спешно переведя взгляд на ткань в своих руках. Снова забыл, что они не наедине и рассматривать Тома, размышляя о нём же с наверняка глупым лицом, уже не стоит. — Ненавижу покупки, — ляпнул он, наскоро выдумав причину, по которой он смотрит по сторонам вместо выбора материала. — О, мы ходили на осмотр приватной галереи Жака Дусе, того, из деверей Розье, — снова влез Абраксас. — Экскурсия тоже приватная, разумеется. Maman была в экзальтации. Papa бы поддержал тебя, он всё вспоминал экскурсию на табачную фабрику с Бёрками… Гарри всё-таки посмотрел на Тома. Кажется, одна и та же здравая мысль пришла к ним в головы одновременно; последовала короткая перепалка взглядами: льстить Малфою не хотел ни один, но Том с ним всё-таки жил и неофициально отвечал за слизеринскую сторону предприятия, так что сомкнул ресницы, признавая поражение, он. И вступил в беседу, бросив без интереса: — Твоя семья водит знакомство со всеми… имеющими власть на континенте? — Практически, — осторожно ответил Абраксас. Всё-таки слишком умный. — У нас много родственников. И других родственников. И их знакомых. Но общаемся не со всеми. — К сожалению, все мы не можем избежать Блэков, — пошутил уже Лестрейндж вполголоса, отворачиваясь от тканей. — Мэм? Консультантку он подозвал не вовремя. Гарри перехватил инициативу, добавив лести: — Всё равно здорово иметь возможность пообщаться с такими лицами. Дариан сощурился, прежде чем отшагнуть к Элле – или это была Энни? – и заговорить вполголоса, показывая на один из манекенов. Можно было готовить почву более грубыми методами. Ведь зачем придумывать сложности, когда задавака знатного происхождения был знаком со всеми сливками общества. Гриндевальд хотел получить приглашения для определённых людей? Гриндевальд их получит – если, конечно, нынешняя неловкая лесть и объяснения полунамёками приведут Абраксаса к нужным выводам. — Определённо, да, — согласился Абраксас, сжав пальцы на ткани. Он не мог напрямую ткнуть в происхождение Гарри: ведь рядом стоял Том. Он не мог проигнорировать фразу: ведь, опять же, рядом стоял Том, и разговор начал он. Том же мешкал, потому что ему нужно было на дюйм подвинуть гордость, а она и так шаталась на привычном пьедестале. Но с Малфоем в команде заговорщиков добиться результата проще, даже если он и будет думать, что Гарри с Томом просят для себя. Стремление обзавестись кругом знакомств пошире да забраться по социальной лестнице повыше – чуть ли не факультетская слизеринская черта: подозрений не возникнет. — Гарри имел в виду, — начал он, переводя стрелку на причинно-следственных рельсах, — что довольно сложно познакомиться с нужными лицами, не будучи связанным родством… вовремя. Взгляд Абраксаса стал ещё острее. — До момента, когда эти знакомства могут стать необходимыми? — быстро схватил смысл он. — Именно, — подтвердил Гарри, потому что лицом Тома – тем, что под вежливой маской – снова можно было окислять молоко. — Конечно, есть встречи Слизнорта… — Там только его бывшие ученики, — пренебрежительно бросил Лестрейндж. Оказывается, слушал все это время, пока вокруг него летали измерительные ленты. Их отражения дробились в начищенных зеркалах противоположной стены, и казалось, что Дариана обвивают желтые змеи. Только сейчас Гарри заметил, как близко он стоит к Тому, и оправдал себя тканью в руках. Время разжать пальцы: он задумчиво якобы разглядывал один и тот же рулон последние пять минут. Развел руками: — И приходится ждать окончания школы. В лучшем случае. Терять время. Он повернул подбородок к Тому, но смотрел на Малфоя. Абраксас тоже бросил взгляд на Риддла. Тот повернулся ко второй консультантке, якобы выйдя из разговора, но даже Абраксас мог соединить несколько жирных точек. — Вам так идёт багровый, — обхаживала Риддла Э-вторая. — Думаю, пришло время пригласить в наш клуб… ещё более весомых лиц, — сказал вполголоса Гарри. — Выпуск скоро. — Через два года, — с демонстративным ужасом приложил ладонь к груди Дариан. Посерьезнев, уточнил: — Но да, самое время. Дальнейший их разговор раздробился, как шахматная плитка в отражении зеркал, прерываемая манекенами. Абраксас спасал свою ленту для волос из клубка измерительных, потому что заклинание затронуло их все: — Может принять за неуважение. Что мы просим других гостей. Гарри приложил рукав к ткани цвета мокрой кладбищенской земли, удивляясь сравнениям в своей голове: — Да ему польстит. Такие… мм, слизни в его огороде. Том отвлеченно прокомментировал, хоть разговор заботил его гораздо больше, чем параллельная беседа о форме отворотов: — Может. Поэтому надо предложить в нужном тоне. — Ананасовом, — с постным лицом пошутил Абраксас. Гарри хихикнул, незамедлительно состроив серьёзное лицо: к нему приближалась Э-первая, и за ней летел рой острых на вид булавок. — И гель для укладки, будьте добры, — обречённо попросил Гарри, становясь на одну из шахматных клеток. Булавки проснувшимися пчёлами завихляли вокруг. Шевелиться было страшно, и через клетку – на черной – так же задрал подбородок, спасая свою шею, Дариан. — Конечно, — одновременно с консультантом ответил Том, расположившись на белой клетке и набросив темно-багровую мантию. Ему так шло, что Гарри даже придержал шутку про смену факультета. Ну, ещё и потому, что треть его личного гардероба была зелёной в разных оттенках, Том мстил бы долго, изощренно и не только вербально. — Но найдётся ли у… не его бывших учеников желание посещать такие мероприятия? «Такие» было произнесено тоном, превращающим предложение «школьные, скучные, напыщенно пафосные не в меру и с детьми» в оттенок интонации. Гарри почти зааплодировал способности спихивать самые тяжелые их вопросы на чужие плечи, ещё и так ловко, что задумавшийся Абраксас не задался вопросом: «почему тот, кому больше всех надо, не порассуждает над этим самостоятельно». — Пообщаются с рассветом нации, — скромно и сдавленно прокомментировал Дариан. — Смотрины могут быть обоюдными. — Можно преподнести как шанс, — разродился мыслью Абраксас. — В школу же обычно пускают только попечителей. — В общем, решаемо, — подытожил Гарри с искренней радостью. Самое сложное было решено. Оставалось и вовсе невыполнимое: заказать одежду.