***
Гостиная напоминала комнату для неформального допроса – или парного приема у психоаналитика, смотря насколько провинившимся себя чувствовать. Для Гарри с Жоэлем доставили кресла, изящные в своей плотной желтой обивке и отполированном дереве подлокотников, в углу комнаты, чтобы точно не сбежали. Ещё и так близко, что они почти соприкасались локтями. Усесться ещё компактнее не удалось. У ног – чайный столик, за ним кресла хозяев. На фоне тканевых обоев с лимонами они казались персонажами живых картин. Всегда хотелось побродить по хогвартским, но в реальной ситуации побеждало желание оказаться дома, в тишине и желательно без единой французской души в радиусе мили. От остекления одного из стеллажей в очках Жана отражался солнечный блик. На нем Гарри и сосредоточился, чтобы взгляд не бегал: это сразу его выдаст. И так рубашка потной влажностью прилипла к коже, показывая его нервозность всем желающим. Есть хотелось так сильно, что, стоило Сильвен удалиться за пирогом, пришлось втянуть живот: иначе рык морского слона в исполнении желудка услышали бы все. Кроме кошки. Она юркой ящерицей выскользнула из рук сразу, едва Гарри перешагнул порог, и галопом умчалась в крыло, в котором они не были: не догонять же. Мари-Луи с тех пор не было больше пяти минут. Ещё немного, и он бы начал осваивать беспалочковое невербальное притягивание кошек. Экстренно. Одно радовало: воплей «в доме враг» тоже не раздалось. И второе: в дверном проеме появился пирог. За ним Сильвен, дирижирующая палочкой. Блюдо проплыло по воздуху, торжественно опустилось на клетчатую салфетку. Пирог пах оглушительнее, чем все орхидеи теплицы. И выглядел парадно, под стать гостиной: тонкая полоска теста, уложенные спиралью дольки яблок, покрытые блестящей карамелью. Тесто хрустнуло под лезвием ножа. — Итак, как вы познакомились? — мимоходом поинтересовалась Сильвен. — Эм, — замялся Жоэль. И коленом не пнуть: все видно. Для такого лучше бы ужин в столовой, за высоким столом, скрывающим их ноги и перепихивания локтями, но привередничать не стоило. — На межшкольном турнире, — выдал Гарри. Чтобы изобразить радость, пришлось концентрироваться на пироге: прямо сейчас его кусок, осыпаясь крошками, перемещался на тарелку. — В прошлом году. — Да, Гарри участвовал со стороны Британии, — поддакнул Жоэль. Улыбка Сильвен едва заметно потускнела. Обычно французы тактично делали вид, что их не перекашивает от упоминания соседей; англичане поступали так же. Но конкуренцию длиной в минимум полтысячи лет из крови не уберешь. — Вот и начали общаться, — продолжил Жоэль. Получалось у него почти убедительно. — Общие интересы и всё такое. — Меняли детские соки на алкоголь? — строго сощурился Жан. Блик на его очках при повороте головы исчез. Гарри нервно улыбнулся. Вдруг у них и школьные секреты сугубо национальные? Отберут пирог, а ведь карамельная сладость уже почти ощущалась на языке. — Меняли, — неожиданно спокойно признал Жоэль. Жан расхохотался – так же внезапно, как и посерьезнел. Теперь они с Жоэлем казались похожими, как дед и внук, разве что глаза разных цветов. — Разбрасываешься школьными секретами, — нравоучительно покачал головой, отсмеявшись, Жан. — Никто больше не знает, — вставил Гарри. Пока действительно никто не знал, хоть и стоило стребовать с Жоэля детали трюка до того, как они разойдутся: умение менять прозрачный алкоголь на воду могло помочь школьным вечеринкам. Некоторые напитки слишком сильно били по мозгам, чтобы можно было себе их позволить. — Гарри бы никогда, — с улыбкой приложил ладонь к груди Жоэль. «Для этого у нас есть третий», — мысленно дополнил Гарри и состроил лицо попроще: да-да, честен и бесхитростен. На вопрос «так почему же ты пришел с просто турнирным знакомым» ответ они заготовили. Ответ этот чудовищно, до синяка от зубов на плече Гарри не нравился Тому, но даже Риддл признал: игра стоит свеч. Поэтому Гарри опустил взгляд и отработанно повернул лицо, рассматривая рукав Жоэля. Мягко проговорил: — Разумеется. Должно подтолкнуть к очевидным и нужным выводам – а то, что в комнате точно не было Тома, спасало Гарри от очередного «отстаивания территории» в исполнении хладнокровного, хитроумного и ревнивого товарища. — Что ж, чай, — вовремя перевела тему Сильвен, дотронувшись палочкой до заварника. Гарри не поднимал взгляд, чтобы не попасться, и слегка прикусил губу изнутри, сдерживая хохот: со стороны должно смотреться как очаровательное смущение. Чай. Прекрасно. Даже если в пироге разведенное зелье правды, он съест свой кусок. Раздавшееся хмыканье все-таки заставило приподнять подбородок – и нервно замереть. Из распахнувшегося буфета вылетели небольшие, тонкого фарфора чашки. Пять чашек. Пришлось приложить усилия, чтобы пальцы не скрючились на подлокотнике кресла: Гарри сцепил их на коленях, как примерный школьник. — Заклинание сбивается? — нахмурился Жан. — Нас четверо. Жоэль рядом застыл, как олень перед смертельным заклятием. Гарри проглотил холодный ком в горле, попытался расслабить связки. Пошевелил пальцами ног в узком ботинке. — Ой, я на экзаменах как раз эту тему рассказывал, — бесстыдно соврал он. — Сколько ему лет? Бывает такое, если… эм… много лет и резкое изменение параметров, плетение ведь сбоит. Вранье было бессовестным, но имеющим отношение к науке: о чем-то таком на импровизированном научном кружке вместо вечеринки рассказывал Руквуд. — Возможно, — недоверчиво – и явно из вежливости – согласилась Сильвен. — Он настроен на количество гостей. — Нас точно четверо, — без улыбки, но довольно уверенно выдавил Жоэль. — Просто уберем чашку, — засуетился Жан. Отодвинул её на край стола, звякнув блюдцем. Для пяти блюдец и четырех тарелок с пирогом места оказалось маловато, но Гарри сноровисто подхватил одну из, передавая в руки Жоэля, и забрал свою. Сильвен третий раз коснулась крышки заварника. Он поднялся в воздух, наклоняясь над чашками по очереди. Пятую тоже наполнил. Над ней поднимался пар, смешиваясь с ароматом от пирога. Тихая жалоба желудка, неуместная здесь, удачно совпала с журчанием чая. — Реверанс для Мари-Луи, — неловко пошутил Гарри. Улыбки в ответ были натянутыми, но хотя бы имелись на лицах: уже хорошо. Гарри покосился на Жоэля. Оказалось, тот смотрел на него в ответ. И глаза у него не синие, и волосы не темные, и мушка-родинка не такая – но Гарри все равно моргнул, представляя Тома напротив, чтобы взгляд вышел подходящим: мягким и сдающим с потрохами всем свидетелям. Конечно, ещё это без вариантов намекало Жоэлю, что они с Томом не просто кофе из кружек друг друга пьют. Но если он до сих пор не догадался, то Гарри – взрывопотам. Карамельная сладость растеклась по языку. Тесто липло к пальцам, и приходилось неловко отряхивать их, чтобы потянуться за чаем – с неуловимо-цветочным вкусом, как компенсация за прекрасный десерт. — Волшебный… ой, то есть, невозможно вкусный пирог, — искренне восхитился Гарри. — У меня такие не получаются. Словарный провал. Но, даже если в семье Монро существовали предубеждения против магглорожденных, на лицах это не отразилось, а Жоэль должен был все понять ещё на этапе конной прогулки: умелый всадник бахвалящегося новичка и по силуэту распознает. — Благодарю, — кивнула Сильвен. — Семейным рецептом не поделюсь, но в целом он готовится так… Разговор потек плавно и ровно: выпечка, национальные блюда стран и вина, «о которых детям знать ещё рано, но пусть запомнят заранее, что не пить». Стоящую на краю столика чашку с остывающим чаем старательно игнорировали. Пантомима с ужимками и нежными взглядами Гарри дала ожидаемый результат. Не стесняясь его присутствия, Сильвен и Жоэль вскоре уже обсуждали неведомую тетушку Жозефин, семейную манеру нарушать указы родителей и успех защиты трансфигурационного мастерства кого-то из троюродных братьев. Гарри пил чай, аккуратно держал ладонь под куском пирога, чтобы не сыпать крошками, улыбался Жану и отчаянно нервничал. Зеркало в кармане штанов, которое чудом поместилось, скрытое рубашкой навыпуск, и сейчас неудобно упиралось в бедро, не подавало сигналов. Каминные часы бесслышно тикали. Темы иссякали. Тени на полу становились длиннее, некоторые световые квадраты превратились в бледные пятна, потом растворились совсем: солнце опускалось. На окнах оседали дробные капли – одновременно с ясной погодой моросил летний дождь. Повторно долитый чай не был бесконечным, хоть и цедил его Гарри микроскопическими глотками: делал вид, что напиток превратился в божественную амброзию. Цветочный привкус настоявшегося напитка только усилился. Выйти в уборную и задержаться, попытавшись найти кабинет и выяснить, на каком этапе застрял Том? Глупая идея. Пойти искать кошку? Ещё глупее. В голове крутились исключительно идиотские мысли, и на разнокалиберные вопросы – родня Жоэля явно не знала, о чем можно поддержать настолько долгую беседу с непонятно кем их свежеобъявившегося коллаборациониста – отвечал, не возвращаясь в сознание. Знакомая вибрация возникла в момент, когда Гарри от безысходности решил все-таки застрять в уборной. Вряд ли они увидятся ещё раз, так что неловкость можно пережить. Он поежился, якобы стряхивая крошки. Сумел не отвести взгляд от Жана, излагающего французские мифы: он сыпал именами и названиями мест так часто, что казалось, будто говорит без единого вкрапления английского. Взял скрипнувшую по блюдцу чашку. Задел рукав Жоэля. Тоже условный знак: ура, идем. Внутри теплом растекалась гордость. Том нашел. И, судя по отсутствию приступов чесотки, ничего себе при этом не повредил. Гарри до последнего думал, что придется оглушать, разбираться с последствиями и в панике вызывать взрослых: не могло все пройти так легко. Но прошло, и губы расползлись в улыбке. — Что ж, было невероятно приятно возобновить наше знакомство, — мастерски свернул разговор к прощанию Жоэль. Убедительно ввернул про собак без вечерней прогулки и близость заката. — Спасибо за встречу и десерт, — ещё раз сказал Гарри, на грани гостевой вежливости истребивший треть пирога. — Я обязательно опробую рецепт. Особенно когда Том поймет, что он один остался без сладкого. Больная тема ещё с приютских времён. Через меньше чем четверть часа расшаркиваний они уже перешагивали порог, выходя в неожиданную промозглость двора: дождь, подсвечиваемый лучами, казался теплым только изнутри помещения. Куцее облако сделало ещё один микрошаг по небосклону, и мир заискрился от выглянувшего солнца. Гарри заслонил лицо козырьком ладони – и понял, что проблемы ещё не закончились. За внешней калиткой над дорожкой колыхалось марево. Дождь застывал в воздухе, отлетал каскадом капель от прозрачной, но все-таки заметной внимательному взгляду фигуры. По лбу изнутри приступом головной боли ударили мысли, и цензурных среди них не было. Сильвен и Жан встали в дверном проеме, напутствуя Жоэля на самостоятельную жизнь. К их удаче, кошка появиться не соизволила. К потенциальной трагедии – глядя им в спины, не заметить завихрения в воздухе невозможно. Черт. Дьявол. Проклятие. Фестралья отрыжка. Василисковый выползок. Хваленое умение Тома Риддла продумывать на десять шагов вперёд дало сбой – или он не нашел другого варианта. — Разумеется, я был бы очень рад общаться с вами дальше, — распинался Жоэль. — Тем более что… — Да, — верно поняла заминку Сильвен. — Но все мы рано или поздно через это проходим. К тому же ты живешь с Гарри, не так ли? Том его убьет. Расчленит, препарирует потроха и сожжет адским огнем остатки. Но решение, пришедшее по наитию, было единственным – следовательно, лучшим. — Да, — потупившись, подтвердил Гарри. Дождь неприятно накрапывал, оставался влагой на рубашке и микроскопическими каплями на волосах. А ботинки все равно пыльные. — Мы… мы так хотели. И, шагнув в сторону – вот и заслонит калитку заодно – взял Жоэля за руку. Сжал его ладонь, безмолвно передавая: только попробуй не подыграть. Повернувшись, коснулся сухой роберовской щеки губами. Пришлось привстать на носки, как к Тому. И кожа у него бледная, как у Тома. И завиток волос у уха, неприятно бледный – на этом всё схожее закончилось, и неловкое тыканье губами пришлось завершать, пока актерское мастерство не испарилось. Смущенно улыбаясь и продолжая сжимать пальцы Жоэля хваткой крокодила, Гарри поднял взгляд. Что ж, работа сделана чисто: от таких явных выражений привязанности хозяева дома вежливо полуотвернулись. — До встречи, — прощебетал Гарри, разворачивая оцепеневшего Робера к калитке. — Погладьте от меня Мари-Луи! Орхидеи чудесные. Взгляд из пустоты, прожигающий затылок и кости черепа, он мужественно игнорировал.chapter 54: look like the innocent flower;
14 ноября 2023 г. в 21:52
Примечания:
В предыдущей главе Гарри получает задание, думает о задании, обсуждает план задания и вообще вливается в новую жизнь, где им доверяют что-то сделать, а не только пить чай под присмотром.
Жоэль поправил манжеты. Потом ещё раз. Плотный хлопок лежал идеально, как накрахмаленный.
Он нервничал так очевидно, что хотелось прошипеть что-нибудь мерзкое. Но имелся нюанс: Гарри и сам подрагивал. Нутро дёргало волнением, как перед броском в опасное пике: уверен в себе, но всё равно не знаешь, влетишь ли в землю из-за мелкой ошибки.
Ручка условной метлы уже направлена вниз. Для ошибок и волнений места не осталось.
Поэтому он сцепил ладони за спиной, чтобы не теребить уложенные волосы. Здесь, перед дверью одного из типовых домов французской деревни, они напоминали продавцов ненужной чепухи, разве что одеты были параднее. Люди, назойливо предлагающие тряпье и тускло-медный якобы антиквариат в Лондоне, больше напоминали тошеров, чудом не подцепивших канализационный запах. Гарри же оделся, как миссионер на духовном пути навязывания Библии, даже ботинки начистил. Зря: после дороги по песчаной улице мысы уже потускнели обратно. Рубашка липла к спине от жары и нервов.
Они спорили до демонстративного молчания и поджатых губ, формулируя письмо; слонялись по дому, неловко избегая друг друга, пока ждали ответ; выходили из общественного камина, наступая предыдущему участнику авантюры на пятки и надеясь, что лишнюю секунду горения никто не заметит, а колдовской огонь ничего не сделает с мантией.
Том решил не светиться с самого начала, хотя получать его безмолвную поддержку – или хотя бы держать в поле зрения – не помешало бы. Долго крутился перед зеркалом, пока не убедился, что при движениях мантия не открывает края штанов или поднятую ладонь. Замучил тренировками по ходьбе: оказалось, что идти ровно втроем, не видя третьего участника, не так-то просто – и ещё сложнее, когда нужно выглядеть благопристойно и совершенно не подозрительно, при этом оставляя пространство для невидимки. Гарри защемил край мантии дверьми дома-на-утесе добрую дюжину раз, пока не научился открывать аккуратно, театральным жестом привратника.
Перестраховались дважды: и надетой мантией, и сосредоточенно наколдованным дезиллюминационным. Потом трижды: Том зарылся в учебные записи по работе вредноскопов, желая убедиться, что вся защита дома не взвоет на формально невинное намерение скопировать записи. И четырежды: планы на все буквы алфавита они повторяли, как первокурсники трансфигурационные правила Гэмпа.
Пока что всё шло хорошо.
В глубине дома затихал звонок. Символический: наверняка владельцы знали о них с момента, как безмолвно распахнулась калитка. Гарри старался шагать по гравийной дорожке погромче, шаркая по закругленным камням, и недовольно смотрел на заросли травы вместо привычного и аккуратного короткого газона. Примнется под невидимыми ногами, если Тому придется пройтись там.
Но хорошо, что они распределили роли именно так. Сосредоточенный на цели Том напоминал очеловеченное орудие убийства, даже если обворожительно улыбался и рассыпал вежливые фразы. Сыграть безмятежность не слишком близкого, но тесного знакомства с Робером ему было бы тяжелее. А Гарри, профессиональный староста и опытный участник подростковых вечеринок, мог – и уже настроил себя на лад «просто зашёл со школьным другом к его родне».
Или не просто школьным другом. Варианты они подготовили на все случаи жизни. Ко всем остальным Гарри обращаться не собирался, разве что Том случайно скинет мантию перед всеми, заклинание слетит или стойка для зонтиков распознает в них злоумышленников и ринется в атаку: когда дело касалось магии, случалось всякое.
За путь до двери и тягучие секунды гаснущего звука он успел рассмотреть дом, крохотный в сравнении с садом. Перед двухэтажным коттеджем топорщили ветви дотошно, под линейку побеленные яблони; они обтекали края дома, переходили в шелестящую на лёгком ветру массу растений сзади. Обрамлением заднего плана темнели высокие туи, примыкающие к кованой, сетчатой без излишеств изгороди. Шесть окон фронтальной стороны сияли белоснежными переплетами ярче, чем яблони, текстурный камень стен будто выцвел от времени: того периода, который облагораживает, а не приводит к ветхости.
Жемчужиной в каменной невзрачной раковине стояла перед ними дубовая дверь с витражными вставками матового стекла. Без решетки: магам не нужна физическая защита.
За стеклом замаячил приближающийся тусклый силуэт. Гарри натянул свою лучшую улыбку. Мышцы лица двигались с неохотой: всё-таки нервничал. Дверь распахнулась.
— Mon cher! Хорошо, что вы пришли, скоро будет готов пирог.
Сильвен Монро выглядела лет на сорок моложе ожидаемого. Тёмные волосы сцеплены массивной заколкой, ореховые глаза обрамлены очками, несколько глубоких морщин, увеличенных линзами – всё, что выдавало возраст. Совсем не старушка, пахнущая нафталиновыми шариками и въевшимся кремом для рук, какой Гарри успел её вообразить. Робер замер в её объятиях, и Гарри неловко улыбался его паникующему затылку.
Сильвен тоже. Для объятия с Жоэлем ей пришлось привстать на носки, но даже в такой позе она бросила взгляд, проникающий рентгеновским лучом. Это будет тяжелая проверка актерского мастерства: упомянув в письме «приду с другом», Жоэль и не оставил выбора, и не охарактеризовал Гарри хоть чем-то, выдающим, кто он.
— Вперёд, — деловито скомандовала Сильвен. Говорила она по-французски, низким голосом, гладко и быстро: так, что слова приходилось воссоздавать по согласным и контексту. — Познакомитесь с Жаном. Мари-Луи, не выходи в сад.
Мари-Луи оказалась кошкой, вертящейся в дверном проеме. Знакомой породы – или даже разновидности – кошкой.
Гарри мысленно перечислил все интимные предметы гардероба Мерлина. О питомцах они не подумали. Конечно, Том перестраховался насчет распознавания запахов… но кошки вроде бы чувствовали тепло – а матаготы, черношкурые твари с голубыми глазами без зрачков, навевающие фестральную жуть, могли чувствовать что угодно. Их в школьной программе затрагивали по касательной: кошачьи – не самые покладистые пособия для демонстрации студентам.
И Мари-Луи, недовольно подергивая хвостом, смотрела мимо них в пустоту. Впрочем, у неё зрачки были. И шерсть: короткая, жесткая на вид, с дергающейся кисточкой хвоста. Что за дракклова французская мода на кошачьих охранников, нормальные люди заводят собак… Или Томов: та же кошка, только лоток убирать не надо и еду накладывает самостоятельно.
— Мари-Луи нечасто видит гостей, — извиняюще сказала Сильвен, заметив напряженный взгляд Гарри. — Она полукровка и не причинит вреда при нас. Идемте же.
— Конечно, — учтиво ответил Гарри. — Думаю, она почувствовала запах. У меня есть собаки.
«А вот без нас не оставайтесь» считывалось. Что ж, он и так намеревался отвлекать на себя все внимание принимающей стороны, даже если придется изображать непонятливого и чересчур словоохотливого мерзавца. То ещё приключение с его корявым французским.
Дверь за собой закрывал, отойдя на два фута, неловко вытянутой рукой: повезло, что Жоэль отмер и уже щебетал о погоде – июльская духота давала весомый повод поговорить о ней дольше минуты. Ладони на миг коснулась легкая ткань. Том успел зайти.
Операцию, из-за которой они спорили всю неделю, стоило продумывать ещё тщательнее. И отправить к праотцам Морганы мелкие конфликты: теперь, когда способов коммуникации практически не осталось, а действие неминуемо двигалось вперёд, Гарри растерялся.
Мелкие, не затронутые в плане проблемы находились одна за другой. Пол в прихожей, в центре которой вместо столба возвышалась массивная лестница, скрипел под ботинками. В стороны расходились аж четыре двери, все закрытые, с массивными медными ручками. Сильвен сразу повернула направо, и, аккуратно прикрывая за собой дверь, Гарри убедился: язычок замка звонко щёлкает. Хорошо, если только этот.
По пути к гостиной они прошли через ещё две закрывающиеся двери. Наружная компактность обманывала ожидания так же, как и указанный в документах возраст владельцев. Казалось, обувная коробка дома обернулась лабиринтом, и сидит ли в нём Минотавр, непонятно – но клубок нити точно стоило взять с собой. Без сопровождения путь обратно они могут и не найти.
К счастью, кошка шествовала по темному паркету за ними: не наступить бы. Куда направился Том, Гарри не знал, но шёл замыкающим и все двери закрывал с секундной заминкой, страхуя кошку ногой. Мари-Луи повернутыми назад ушами выражала презрение к такому неуважительному эскорту.
— Добро пожаловать, — поднялся из кресла Жан Монро. Седина тронула его волосы, спустилась по аккуратной бороде; время испещрило морщинами кожу. Но темные глаза блестели, плечи развернул в прекрасной осанке, воротник рубашки, выглядывающий из-под тонкого охрового джемпера, отгладил безупречно. Долговязый: на голову выше Гарри, на почти две возвышается над женой. — Как добрались?
— Благодарю, путешествие не доставило проблем, — надменную улыбку Жоэля Гарри был готов расцеловать. — Мадам Сильвен, месье Жан, это мой друг Гарри. Гарри, мадам Сильвен Монро и месье Жан Монро, мои родственники.
— Мое удовольствие, — выдал Гарри. Шагнул вперёд, встречая крепкое рукопожатие Жана. Поцеловал воздух над рукой Сильвен. Она носила несколько колец, под носом оказалось то, что с кабошоном: кажется, лунный камень, полупрозрачный и светлый.
Кольца с камнями вызывали не лучшие ассоциации, но, выпрямляясь, Гарри справился с лицом.
Надо было тянуть время изо всех сил и ещё чуть-чуть. Том должен найти кабинет; Тому следовало перерыть там всё, избегая чар и прочих мер предусмотрительности; Том должен постучать по связному зеркалу с сигналом, что искомое забрано, а перед этим выйти из дома – и не раньше этого момента стоило прощаться.
А тут щёлкающие замки и скрипящие полы, не считая сущности магического дома, в котором долго жили любящие хозяева: такие здания часто обрастали сюрпризами. Как Хогвартс, дающий приют и защиту, пропитанный студенческим духом и в какой-то мере шаловливый: то лестницу уведёт, то давно знакомый проход вывернет в неизвестную часть замка.
Задумавшись, Гарри упустил франкоязычный щебет: слова сталкивались, сливались в поток и разбивались брызгами у лба. По крайней мере, обращенное к нему предложение Жоэля он не понял. Пришлось переспросить:
— Я извиняюсь, что?..
— Экскурсия к орхидеям. Сейчас. Пока пирог готовится, — повторил Жоэль. Снова защебетал, уже обращаясь к владельцам: что-то «парле англе», и «мон ами», и «‘арри».
— Я говорю по-английски, — вступил Жан. И говорил прекрасно, с королевским акцентом времён середины Ганноверской династии. — Но Сильвен…
— Прошу меня простить, мой уровень владения английской речью не столь высок, как у моего супруга, — улыбнулась Сильвен.
Хозяева переглянулись, разделяя одну неизвестную шутку на двоих. Жоэль рядом переступил с ноги на ногу, сглотнул: дёрнулся кадык. Мозг Гарри работал на пределе, рассматривая и анализируя каждую деталь, подбирая слова из внутренних словарей и сборников этикета – придется расплачиваться вечерней головной болью, не иначе.
— Эм, — замешкался Гарри. — Понятно. Нет, ваш уровень английского восхитителен. Эм, спасибо за то, что говорите на нём. Мой французский действительно… не слишком хорош.
Проблемой меньше – или больше, если подумать о том, что теперь он не мог отделаться дежурными фразами, свалив всё на языковой барьер.
— Думаю, время пройти в оранжерею, — сменила тему Сильвен. — Это направо. У нас внутренний двор, и в нём…
Она направилась к одному из проходов так быстро, что Гарри едва успел мазнуть взглядом по обстановке гостиной. Возле тканевых обоев с изображением лимонных деревьев местилась мебель теплых тонов, потолок подпирали стеллажи, полные безделушек, дневной свет дробился в их стеклах и падал беспорядочными бликами на пол. По пути к выходу из комнаты пришлось обогнуть только кресло и приземистый чайный столик: приятный для хождения подростков-невидимок минимализм.
Ещё бы ковры положить. Но пятна света, по которым они шли, украшали наборный паркет. Анфилада комнат смыкалась кольцом, уроборосом планировки, и они вышли в ту же прихожую с обратной стороны лестницы. Кошка остановилась у ног Гарри, недовольно избивая хвостом дверной косяк.
Где бы не бродил Том, оставлять его с духом дома в черной шкуре не стоило. Но идти за ними в теплицу и вкушать прелесть сада Мари-Луи не собиралась: коротко озвучив мнение насчет гостей и суеты, запрыгнула на тумбочку.
— Можно погладить красавицу? — приторным тоном спросил Гарри, улыбаясь кошке с тем же выражением, с которым признавался Дамблдору в «не только просрочил на неделю, но и вообще потерял».
Мари-Луи не впечатлилась: уставилась на него в упор и хлестнула кончиком хвоста по тумбочке. Сильвен ответила расплывчато:
— Можно попробовать, если осторожно. Она не всегда… коммуникабельна.
«Зато я коммуникабельный, — мысленно фыркнул Гарри, позволяя кошке обнюхать кончики пальцев. — Знали бы вы, насколько, вы бы меня сюда не пустили… и я бы век вас не видел».
Стоило брать дело в свои руки в буквальном смысле. Растянувший губы в застывшей улыбке Жоэль годился только на роль канарейки для фонового пения: красивой, но в напряженных ситуациях не соображающей. У него и не было шансов: ни приютского детства, вынуждающего играть по формальным правилам и читать между строк, ни межфакультетского выживания с восхождением из низов в популярные парни, ни выживания в принципе. «Хватило наглости уйти из семьи» не могло сравниться с поиском василиска почти в тапочках. Может, он и учился достаточно быстро, чтобы огибать Тома по широкой дуге и не опозориться в первый же день в ставке аналитиков, но до воспитанных улицей гибкости и скорости мышления холеному домашнему мальчику ползти и ползти.
Гарри вытянул руку, почесал теплое кошачье горло кончиками пальцев. Коварно подкрался мелкими полушагами, постепенно сгибая руку и не переставая чесать. Со скоростью квиддичного охотника забрал свой приз, то есть сгреб Мари-Луи в захват рук и зафиксировал локтем покрепче, чтобы не остаться с исполосованным лицом. Заурчал:
— Замечательная кошка. Восхитительная кошка. Дружелюбная кошка, не так ли?
Взгляд Мари-Луи обозначал крупными буквами готическим шрифтом: если бы они разувались, то инцидента с ботинками было бы не миновать, а пока он жив из-за гостеприимства и пристального взгляда Сильвен. Но у Гарри имелся хороший учитель, он же предмет поклонения слизеринских и не только кошек, опыт обращения с опасными тварями и наглость. А вот выхода не было.
Кошки действительно чуткие существа: Мари-Луи от души запустила когти в плечо и, будто насладившись дрогнувшей улыбкой, принялась выглаживать о него щеки. Альбрехт и Генрих наверняка сойдут с ума, но, даже если кошачье перекрывало чужие запахи из вредности, Гарри это только на пользу.
— Поразительно, — прокомментировал Жан. — Она редко идет на руки.
— Гарри любят животные, — вставил свой кнат Жоэль.
— Что ж, в оранжерею ей можно. Если ты не будешь её отпускать, дорогой, — предупредила Сильвен. — Некоторые виды опасны для животных.
— Разумеется, буду держать, — искренне обрадовался перспективе таскать два фута кошатины Гарри. С рук не спустит. И в гостиную с собой вернет. Кошка старательно дырявила рубашку, выпуская когти, но ткань-то точно чинится за десяток секунд.
С заднего крыльца картина сада была намечена мазками импрессионистов. По боковой изгороди полотном спускались бугенвиллии, заменившие традиционный британский плющ, завитками рассыпались герани, трепетали листьями несколько оливковых деревьев. Ветер ласково коснулся кожи, взъерошил траву, зазвенел цветами, и не в метафорическом смысле: лимонно-желтые соцветия, похожие на лодочки со стрельчатыми сердцевинами, звучали перестукиванием колокольчиков. Точно что-то из магической ботаники. Пахло чаем, настоянным на травах, и предчувствием дождя, хоть облака пока и не предвещали: только начали сгущаться из небесной краски.
Хозяева пошли вперёд, разбавив полотно двумя крупными пятнами: багровой блузкой Сильвен и охровым джемпером Жана. Их руки почти соприкасались, и на жену Жан смотрел чаще, чем на дорогу.
Выдохнув и переглянувшись с Жоэлем – несмотря на мягкую, надетую маской улыбку, его светлые глаза смотрели внимательно и серьезно, – Гарри двинулся следом. Обувь зашуршала по дорожке из булыжников: те самые закругленные, отполированные временем «котьи лбы», про которые однажды говорил Том. Гарри обернулся, плотнее обхватывая кошачью грудь, и бросил взгляд на окна. Ни одна из занавесок не шевелилась: ни следа присутствия. Оставалось молиться и отвлекать кошку изо всех сил.
Теплица, длинная и приземистая, бликовала стеклами за деревьями. За остеклением и снежно-выбеленными балками виднелись цветы: они стояли на полу и на стеллажах, обвивали веревки у потолка, образуя джунгли. Неторопливо покачивались, будто от ветра – но, когда Сильвен скрипнула дверью, с мечтами о вентиляции пришлось попрощаться.
Преддождевую духоту садового воздуха сменила не менее душная влажность теплицы. Казалось, что тут ещё жарче, градусов тридцать; горло неприятно душил застегнутый воротник, натягивающийся ещё больше, когда кошка вертелась на руках.
Мари-Луи активнее впилась когтями, потянулась носом к ближайшему цветку, мяукнула, почти не открывая пасть. Гарри неловко отшагнул к высокому стеллажу с тонкими перекладинами, где стояли цветы поменьше, и поймал взгляд Жана.
Все меньше верилось в то, что пригласили их из пробудившихся родственных чувств или в качестве плевка в лицо остальной части семейства: слишком спокойными и отстраненными казались хозяева. Оставалось надеяться, что из любопытства. К допросу они готовились, но стоило скрутить самонадеянность: где пара подростков и где люди, профессионально разбирающиеся в непонятных фактах и недоговорках. Их подопытные тоже вряд ли рассказывали фольклорные истории быстро и добровольно.
Какофония цветочных запахов кружила голову. Видимо, стеллажи делили теплицу на секторы не зря: если бы все цветущее располагалось как попало, аромат нокаутировал бы посетителей.
— Это самые простые сорта, — повела рукой Сильвен. — Ничего примечательного. Можно пройти сюда…
В «сюда» – пять шагов вперёд – воздух стал прохладнее. Из горшков торчали невысокие стебли, на них красовались, как казалось, обезьяньи носатые морды: цвета апельсиновой корки и красного спелого яблока, в крапинку. В застывшей улыбке Жоэля появились эмоции, Гарри не сдержал тихий смешок. Цветов-мартышек при всем разнообразии школьной флоры он ещё не видел.
— Это «дракула», — дотронулась до одного из лепестков Сильвен. — Или обезьянья орхидея, да. Капризный цветок. Мари-Луи, тише.
Это кошка на руках Гарри утробно заурчала. Или зарычала. Он не слишком разбирался в кошках, но звук, низкий и грудной, отдающийся вибрацией уже в его ребрах, встревожил.
— Может, ей не нравится запах, — предположил Гарри. Отходить ближе к выходу не стал: о том, могут ли помеси матаготов чувствовать вторжение в жилище издалека, он знал ещё меньше, чем о кошачьем пении.
— Возможно, — с сомнением ответила Сильвен. Заправила прядь волос за ухо. — Какие у вас собаки, Гарри?
— Борзые, — ответил Гарри, почесывая большим пальцем кошачью холку. — Альбрехт и Генрих. Очень королевские, как и Мари-Луи. Наверное, ей не нравится конкуренция.
Когда Сильвен улыбалась, её темные глаза поблескивали, а возле щеки виднелась небольшая ямочка.
Гарри перевел взгляд на стену, где сквозь узор из необычно крупных листьев через затянутое влажной матовостью стекло было видно, как колыхалось оливковое дерево. Дом отсюда почти не просматривался. Что там делал Том? Нашел ли кабинет или библиотеку?
— Бульбофиллум фаленопсис, — указала на листья, сквозь которые он смотрел, Сильвен. — Вы с собаками живете во Франции?
— Экземпляр из Новой Гвинеи, — добавил Жан с гордостью. Кажется, за жену: на цветы он почти не смотрел. — Красавец.
— Ага, — вежливо прокомментировал Гарри. Соцветия в сравнении с листьями были мелкими, а донесшийся аромат тухлятины совсем не радовал нос.
Что хуже, заочно хваленая коллекция орхидей оказалась не такой уж и большой: до конца теплицы шагов пятьдесят, если обходить центральные горшки и поворачиваться ко всем экземплярам. Сейчас он бы предпочел полное описание каждого зеленого или не очень куста из огромного ботанического сада.
Что ещё трагичнее, вопрос проигнорировать не мог – и не знал, что ответить, какой стороной повернуть ложь, чтобы озвучить её искренне.
— Я приехал на лето во Францию, — решил не начинать знакомство с наглого вранья Гарри. — И псы живут здесь. Бегают по побережью на прогулках, отмываем потом их и песок отовсюду. А это что за виды?
Не дай Мерлин спросят, где конкретно – потому что он не знал. Побережье длинное, может быть всякое. Или «с кем» – наполовину честный ответ «с опекунами» повернет беседу в неудобную сторону, а все остальные… в такие глубины сидских холмов тоже лучше не заходить.
Но желание похвастаться коллекцией вкупе с этикетно обоснованной тактичностью перевесили набор вопросов:
— Дендробиум, — с одной стороны. Палец с кольцом указал на другой стеллаж: — Ванда.
Мари-Луи уже не вырывалась из рук, но утробно, тихо бурчала и хлестко била хвостом по боку Гарри. Рубашка снова стала прилипать к коже, хоть на щеки иногда и дул безвкусный, наверняка магический сквозняк. Что-то такое было в секторе четвертой хогвартской теплицы: душно, жарко и сквозит одновременно. Отработок там старались избежать, обменяв повинность на более трудозатратные, но не роняющие в обморок тачки навоза.
— А как вы их поливаете? — продлил экскурсию Жоэль.
Умение изображать интерес точно стояло факультативом в Шармбатоне или в списке французского воспитания рядом с «научить читать»: Робер справлялся блестяще.
Сильвен защебетала, сбиваясь на французский. Кошке надоело сидеть на руках, и она попыталась вытечь, извернув позвоночник в практически невозможную для животного позу. Гарри, не теряя улыбки, шикнул. Их процессию замыкал Жан, стоявший совсем рядом, так что даже не шлепнуть: приходилось стоически маневрировать руками и подставлять рубашку под когти, чтобы тварь не смылась на… кажется, её интересовали верхушки стеллажей.
Сильвен перешла на сложную латынь и профессорским жестом поправила очки. Жоэль внимал. Жан смотрел на жену так, что стоять рядом было бы неловко даже без их намерения украсть – то есть скопировать без спроса, выкрутился с формулировкой Гарри – материалы.
Про трепетность долгих отношений думать не хотелось: у него-то не было шансов на такие. Но в некоторые авантюры стоит лезть, даже если заранее известно, что они плохо закончатся.
Стараясь не морщиться от когтеукалывания – спасибо, что не орала, да и школьные кошки на Кингс-Кроссе выкручивались куда отчаяннее – Гарри огибал наземные горшки и держался спиной к цветам, растущим на древесных стволах: прыгнет еще, потом не поймаешь.
Пафиопедилум – недоразумение с пятнистыми листьями. Более симпатичные катасетумы.
— Перевернутая орхидея, — махнула в дальний конец теплицы Сильвен. Там горшки свешивались с потолочной балки, а корни будто заменили соцветиями: росли они снизу. — Меняет запах в соответствии с периодом цветения. Гарри, не подноси Мари-Луи, сегодня должна быть корица, она не любит.
— Разумеется, — кивнул Гарри, исхитрившись бросить взгляд на наручные часы. Десять минут. Это не экскурсия, а забег на короткую дистанцию.
Может, если все-таки случайно отпустить кошку в грандиозный полет на верхушку стеллажа, временем поимки он…
— Время для чаепития, — вступил Жан, посмотрев на наручные часы: кажется, в мире орхидей он был только спонсором и ценителем всех интересов жены по умолчанию. — Идемте.
Помоги им Мерлин.