***
— Подождём, — невпопад сказал Том, заходя в комнату вслед за Гарри. Собирался спать тут? Решил устроить из закрытой — за ним щелкнул замок двери — спальни переговорную? Просто не хотел спать, но видеть Робера тоже не намеревался? — Чего? — рассеянно спросил Гарри. Махнул палочкой, зажигая ещё несколько свечей. Проследил за скатывающейся по гобелену звездой: пятиугольной, вышитой нитью цвета меди. Коснулся шершавой вышивки подушечками пальцев. Кто-то, кто жил тут до них, любил смотреть на звезды. — Фишера, — недовольно сообщил Том. Скрипнул окном. Зашуршал чем-то: наверное, искал сигареты. — Зачем-то же нам это… всунули. Гарри повернулся к звезде своей жизни, взявшись за пуговицу у воротника. Если с безмятежным видом бросить в бельевую корзину, то вряд ли Том станет считать свои рубашки и догадается о заимствовании без спроса. Упрекнул: — У «этого» есть имя. Судьба Робера в рейтинге забот располагалась где-то рядом с кубком школы: приятно, если все идет по плану и в хорошем направлении, но силы распределяются по остаточному принципу. А за моральным воспитанием Тома стоило следить. Запустишь на пару месяцев – и вот уже тобой публичные коридоры обтирают. При мысли о деталях обтирания пальцы соскользнули с пуговицы, но Гарри независимо сделал вид, что поправлял воротник. — Он даже без палочки, — охарактеризовал место француза в пищевой цепочке Том. Посерьезнел: — Но и без палочки можно… погулять у океана. — Зато нельзя заметить, — демонстративно дрогнул губой Гарри. В маскировку камня они вложили все, что когда-либо умели, и несколько наскоро состряпанных комбинаций из головы. Обманка в перстне Тома, уже лежавшем среди носков в чемодане, внешне неотличима. Поводов вглядываться в прочную скальную породу – еле раздолбали и с ещё большими трудностями реставрировали обратно – у Робера ноль. — Надеюсь, — бросил отговорку Том. Щелкнул зажигалкой, втянул щеки. Каждый раз казалось, что воздух он берет напрямую из легких Гарри: в них возникали две черных дыры, позванивающая пустота, только неловко и неуместно сжималось сердце. Красивый. И знает об этом. Отворачиваться и облегчать ему жизнь Том не стал: следил, как Гарри справляется с пуговицами, аккуратно расстегивает манжеты, отбрасывает рубашку. Выдыхал дым. Его тут же относило в темноту окна, к далекому шелесту океана. Большая вода бултыхалась ещё прогретой, а воздух остыл: по коже танцевали мурашки. Том рассеянно и умиротворенно улыбался. Сегодняшние проблемы предварительно решены, завтрашние будут завтра, и даже собак они оставили с Робером. Пусть его на рассвете будят. — Спать тут будешь? — всё-таки осведомился Гарри, подходя к окну. Отпускать не собирался, но лучше представить это как самостоятельное решение Тома, чем бороться с его свободой выбора и вредностью. — Ты против? — вскинул бровь Том. Вместо ответа Гарри быстро вытянул руку: сделал вид, что хочет вытолкнуть Риддла и его дурацкие вопросы в придачу из окна. Внизу сад, не переломался бы. Но недооценил чужую реакцию – оказался схвачен за запястье сам. Ногти Тома царапнули кожу. Сигарету тот не уронил, на подоконнике едва ли пошатнулся и теперь смотрел весело и любопытно, снова затягиваясь. — Вдруг он… — для проформы открыл рот Гарри. Теперь «он» могло означать не только традиционную тройку из опекунов и няни, но имя по-прежнему называть не хотелось. Том почему-то развеселился ещё больше. — Ты им сам сказал. — Что?.. — Утром. Даже фыркнул от смеха, почти поперхнувшись дымом. Гарри перенес вес, потянув за руку сильнее: вдвоем с подоконника падать уже не хотелось, в придачу он представлял лицо Робера, когда они неизбежно постучатся в дверь. Один ещё и без рубашки. — Ни за что, — с не совсем наигранным ужасом отчеканил Гарри. — Я ничего такого не сказал. — Значит, ничего такого, — пожал плечом Том. Потянул за запястье обратно. Гарри не дался. Том настоял. В аккуратное перетягивание предплечья они играли с полминуты, пока Том не вздохнул и не провернул сигарету в ладони другой стороной. Сразу бы сказал, что в одно лицо травиться одиноко. Гарри все-таки шагнул вперёд, дернув плечами: холодно. Наклонился к протянутой руке, неглубоко затянулся. Выдохнул дым. Как ни бросай, все равно в голове приятно позванивает табачным эффектом. Или свежестью воздуха, или близостью Тома, или спокойствием наспех налаженного вечера… В котором Том потянул сильнее – уже болезненно – привлекая к себе. Скользнул теплой ладонью по голой шее. Варварски швырнув тлеющий окурок в окутанный сумеречной моросью сад, придвинул ещё ближе, прошептал что-то в губы. Что – Гарри уже не переспрашивал.***
Сизые тени листвы скользили по поверхности ажурного столика. Обтекали края белоснежных тарелок, скатывались со сливочного масла; солнце падало вытянутым бликом на нож и танцевало искрами-звёздами на жидкости цвета молочного шоколада в чашках. Ни столика в саду, ни окружающих его стульев в этом доме не предполагалось, но маг, желающий выпендриться, может многое – даже если ему пятнадцать. Два ценителя красоты, сопровождаемые тоскливым взглядом третьего, соорудили сцену для пасторального завтрака за дюжину минут. Вскоре пришлось доставить четвёртый стул. — Живут на юге страны, — излагал герр Фишер, придерживая свой кофе. — В уединении: дети и внуки разъехались. Оформляют свои… изыскания. Выглядел наставник благодушно: каверзных вопросов не задавал, знание щитов заковыристым заклятием исподтишка не проверил и щурился на солнце, согласившись разделить с ними завтрак. Под сенью старой яблони вместились все. Гарри сидел по левую руку от Фишера, с видом на запущенные клумбы; рядом пристроил ноги Том. Он располагался не больше чем в футе, обозначив и территориальные претензии, и границы своего терпения к чужакам. Гарри потешался про себя, но отодвигаться на нейтральное расстояние, сохраняя равную дистанцию между всеми, не стал. За подработку дипломатом не платили. По правде говоря, ни за что не платили… не считая еды, жилья, одежды, учебников и не переводящихся карманных в коробке «на сигареты» – можно признать, что купили их со всеми потрохами и даже моралью. Робер замыкал круг и вовсю строил вид, что соседство его не напрягает. Намечающийся в доме шторм разбился о скалы воспитания и заново не собирался: все упражнялись в любезности и оборачивали словесные кружева бантами. Том не забывал неудачную попытку принудительной дружбы. Гарри выбрал свою сторону и пытался не слишком влюблённо пялиться. Жоэль уже понял, во что влез, но ещё не осознал, что выход из паутины не предусмотрен. — Одно из них вам и нужно, — продолжил Фишер. — Затворнические собиратели сказок никого не интересуют, так что проблем у вас возникнуть не должно, но оставлять следы нежелательно. «Обойдитесь в этот раз без трупов», – перевёл Гарри и кивнул. Вряд ли Тома интересуют убийства пожилых фольклористов: к ним, двум доживающим почтенные магические столетия старичкам, их и отправляли. То ли за недописанной книгой, то ли за сборником статей, то ли просто забрать и подменить черновики. Это предполагалось выяснять на месте, потому что учтивости и благородства в научной среде было не больше, чем на фронте: даже в тихой сфере сбора старых преданий да записи частушек кипели такие страсти, что пара учёных отошла от дел и общалась только с избранными, и то в основном о выращивании цветов. — Этот должен договориться о встрече, — не церемонясь, Фишер указал ладонью на Робера, — и помочь вам с французским, я вас, лентяев, знаю. Том перевёл взгляд на клумбу с ликорисом. Нашли что садить к безобидным цветам; впрочем, временному месту обитания Риддла подбор растений подходил. «Но нас же ему не учили» Гарри утрамбовал поглубже в горло. За обрывочные знания французского они вообще попали сюда, а нужные сведения среди множества франкоязычных бумажек он действительно без словаря не найдёт. Вламываться в гости с несколькими томами словарей было бы странно. Даже просто вламываться странно – но тут к делу подстегивался факт, что старики были дальней роднёй Робера, расплевавшейся с его семьёй раньше, чем то же самое повторил Жоэль. Наверное, поэтому кражу – потенциально бескровную, умеренно сложную в организации и не подразумевающую боя – на них и повесили. Гарри отхлебнул кофе. Вместе с гриндевальдовскими эльфами пришла благодать, сливки по расписанию, сахар и прочие плебейские атрибуты благостной жизни. Стоило ожидать, что какое-нибудь поручение им тоже дадут сразу же: чтобы не привыкали к хорошему. Но пока задание казалось приемлемым. Жоэль сидел тихо, поддакивая в нужных местах. Том встал с нужной ноги и даже помог с завтраком. Псы развалились на солнечном газоне двумя шерстяными ковриками. От ароматов – в причудливом парфюме завтрака смешивались кофе, свежая трава и отдаленный запах цветов, благоухал джем в пузатой открытой банке, тонко звучали яблони, на которых начинали завязываться ранние плоды, – кружилась голова. Казалось, что они попали в Вальхаллу досрочно, за особые старания. — Могут ли они помнить о нашем… визите, сэр? — прагматично уточнил Том. — Не вижу проблем, — поставил звякнувшую чашку на блюдце Фишер. На его безымянном пальце блеснуло тонкое кольцо. Наставник женился? Нашлась же особа, не пугающаяся тяжелого взгляда. Или нашёлся. Спрашивать Гарри постеснялся. — Нам нужны только копии, они и подозревать не будут. Ожидаю, что вас не придётся спасать и во Франции не возникнет слухов о ворах в научных кругах. Вот Гарри под этим взглядом становилось не по себе. Он сразу же пообещал: — Постараемся без этого, сэр. Как нам потом передать копии? Не ломать же медальоны: тогда за неимением врагов открутят головы уже им. — Пришлёте мне сову, — расслабленно повёл плечом Фишер. — Она найдёт. У меня отпуск. — Свадебный? — не выдержал Гарри. Но стоило подложить соломы под своё падение: — Простите, сэр. Фишер дёрнул губами. Неприспособленные мимические мышцы выдали оскал: аналог улыбки у мужчины, который считал социальные реверансы тратой времени. Для человека, вынужденного даже в отпуске заходить к подопечным и разъяснять им новые правила игры, он выглядел чересчур умиротворённым, и Гарри мысленно поблагодарил неизвестную спутницу жизни наставника. — Свадебный, — подтвердил Фишер. — Не всё же чужих детей дрессировать. — Поздравляю, сэр, — почти хором отозвались объекты дрессировки. В воображении Фишер-младший выходил забавным карапузом, постигшим жалящие заклятия тогда, когда другие дети учатся зажигать свет для проказ. Гарри прикрыл усмешку чашкой. — Но, — предупреждающе сощурился Фишер. — Если вы что-то натворите, меня из отпуска отзовут. А я его долго ждал. Понятно? «Конечно, сэр» тоже вышло хоровым. Гарри переглянулся с Жоэлем: тот тренировочной дрессуре не подвергался, но уровень угрозы оценил верно. У учёных не оставалось шансов покрыться мхом в своей келье: они не могли облажаться на первом, упрощенном до примитивизма задании.***
— Ничего не понятно, — заявил Гарри, откладывая бумаги. За разработку плана взялись, едва хлопок аппарации Фишера затих в воздухе. На задачу дали полмесяца, но не явишься же к незнакомым людям, к тому же живущим непонятно где, без приглашения; семья Робера порвала родственные связи так давно, что имена ученых тот узнал из бумаг, оставленных Фишером. Для таких исходных данных времени оставалось не так уж и много. В бумагах, пестрящих французскими именами и зубодробительными терминами, Гарри ничего не понял. Военный совет длился вторые сутки, и к этому моменту с Жоэлем примирились даже собаки: он безропотно переводил всё, не насмехаясь над эрудицией напарников. Имел чувство самосохранения. — «Представления и обряды политеистического и анимистического происхождения в похоронно-поминальной обрядности народности ашанти и их динамика», — без запинки прочитал Робер. Потёр глаза. — Не знаю, кто такие ашанти. — Африканцы, — рассеянно отозвался Том. Ему досталась вторая часть публикаций. — Динамика развития… и чего-то… орхидеи gymnadenia conopsea. Они же сказки собирали? Робер поднялся, заглянул через плечо Тома. — И цветения. Может, и орхидеи. Впечатлились мифом об Афродите. — Не вижу в их интересах древнегреческой мифологии, — прокомментировал Гарри. Два умника свалили на него мозговой штурм, поэтому последние полчаса Гарри цедил кофе и перечитывал то, с чем уже разобрался дуэт знатоков французского. Фишер выразился определённо: ему – то есть Гриндевальду – нужны были статьи о предметах, связанных со смертью. Провести логическую линию к поддельному камню смог бы и умственно отсталый. Это всё осложнило, но не обсуждать же при Робере – и не отказываться от задания. Нервничали они раздельно. Напряжение задерживалось у висков, горчило у корня языка, прижимало холодные пальцы к шее; неприятности – вот что их ждало. И грандиозные, с примесью кровопролития проблемы, если добытое не удастся преподнести под правильным углом. Провести человека, крутящего правительства нескольких стран вокруг своего пальца, как одно из колец. Звучало как «это невозможно». Гарри собирался скрутить невозможное в рог взрывопотама. Сосредоточенно помечающий нужные статьи Том выглядел спокойным. Он считал, что вряд ли люди, исследовавшие, как африканские племена закапывают или сжигают своих покойных, писали о конкретном артефакте; ещё менее вероятно, что нитка тянулась до Англии, а уж о нахождении потенциально искомого под прогнившей половицей хижины семейства, считавшегося угасшим ещё в прошлом веке, мог подумать разве что гениальный провидец. Озвучь кто-нибудь из обладающих талантом прохиндеев пророчество с деталями, перстня бы под половицей не лежало. Будь исследования достаточно важными, на дело не послали бы подростков. Подозревай Гриндевальд их в неверности всерьёз, не было бы никаких музеев и утренних чаепитий. «Неприятности, – зудело мерзким предчувствием. – Это всё приведёт к неприятностям». Гарри глотнул кофе, перекрывая зуд горечью непривычного сорта зерна: среди разнокалиберных неприятностей они бегали с рождения, и надо же – ещё живы. И это пройдёт, цитируя Гриндевальда, который, в свою очередь, будто учил наизусть фразы исторических личностей. Может, и учил. Кто знает, что входило в классическое образование в те времена. Робер вот минут десять распинался о способах получить приглашение к дальним родственникам, не нарушив негласные нормы этикета – то есть об отсутствии оных. Если желание отдалившегося от семьи отпрыска наладить контакт со второй половиной родни ещё можно понять, то два взятых с собой «друга» и в целом напрашивание в гости в рамки нормального поведения не влезали. Бумага с наметками плана покрывалась снитчами и человекообразными каракулями: неизвестный Жнец у виселицы, он же под туалетным отверстием, ещё один подходит к гильотине. Детализировать личности Гарри отказывался даже на бумажках, которые уйдут в камин. План не придумывался.***
— Предположим, я приду. Жоэль шел вдоль берега, засунув руки в карманы. Океан обветрил его кожу – и как будто стер лишнее. Лоск позолоченных одежных нитей и геля для волос стек бесследно, почти приросшая маска надменности осыпалась. Без всего этого – и с необходимостью работать вместе, без которой злопамятный Том превратил бы Робера в кресло и садился каждый день – Жоэль оказался странным, но дружелюбным парнем. — И приду с вами, — продолжил он, уворачиваясь от псов: Альбрехт с Генрихом традиционно соревновались, кто принесет в дом больше песка и лучше испортит мебель. Гарри даже помыл их пару раз: сообразил, что запах псины и океанические заплывы все-таки связаны, и после долгих прогулок по побережью воняло сильнее. — И что мы с ними сделаем? — Заговорим, — предложил Гарри. — А кто-нибудь выйдет… в туалет. — Я не буду изображать приступ диареи, — открестился Том. Поморщился: отросшая челка хлестнула по глазам. Он волосы уложил, но ветер уже все исправил. Зато их не сносило с края утеса: после первой же попытки выгулять псов, не спускаясь, они все записали себя в кружок любителей океана. Тем более что действительно классно: волны шелестят, солнце дробится бликами по воде, уже несколько часов прогревая её. Собаки усвистать никуда не могут: пространство ограничено. — В такой долгий не поверят, — рассудил Жоэль. — Может… обеспечить им? В клуб юных любителей – и неохотных наблюдателей – жестокости он влился неплохо. Мог бы стать правой рукой Тома, но Гарри подозревал, что воздушно-капельные связи тут важнее показателей морального компаса. — И даже если они одновременно удалятся в уборную, то будут удивлены, когда они вернулись, а мы… где-то, — отмел Гарри. — Усыпить? — загнул второй палец Том. Иногда он считал, сколько вариантов уже забраковали. Руки заканчивались быстро. — Хотя проснутся и тоже удивятся. — Плюс особо нечем, — добавил Гарри. — Тут даже аптечных трав не нарвать. Кстати, во Франции же есть магические кварталы… — Базовое снотворное продадут, — кивнул Жоэль. — И даже поменять… можно. Если взять с собой сонный чай. Он переглянулся с Гарри. Пришлось погасить усмешку: детали трюка с шампанским на дуэльном вечере Том так и не узнал. — Мы возьмем черный, а они заварят зеленый, — прокомментировал Том проблему большую, чем технические возможности обмена жидкостей. — А добавить зелье двум пожилым магам… Они вряд ли настолько глупы и ненаблюдательны. — А жаль, — вздохнул Гарри. — Жаль, — подтвердил Том. — Альбрехт, nein! Komm her.***
— Белладонна, — озвучил Жоэль, нарезая морковь. Лезвие ножа ритмично стучало по доске. Два потребителя овощей крутились под ногами и неудобно тыкали мордами под локти: получали по носу, но отставали ненадолго. В следующий раз на кухню не зайдут. В будущем бульоне зарождались первые пузыри. — Это розмарин, — Гарри смерил его взглядом, с сомнением покосившись на свои руки. — Да нет, — опасно махнул ножом в ладони Жоэль. В быт без магии он почти вписался и даже особо не роптал, но и проколы случались: с тех пор Гарри предпочитал помогать в готовке. — Добавить им белладонну? — Ботаникам-любителям орхидей, — скептически напомнил Гарри. — Дать популярное растение и убедить в его безобидности. — Драные портки Мерлина, — огорчился Жоэль. Ругательства он перенимал ещё быстрее, чем навыки маггловской готовки.***
— Нам бы руку славы, — пробормотал Том, не открывая глаз. Накануне они играли в сотворенные, заранее крапленые карты до поздней ночи – а теперь ленились вставать. Даже жаворонок Жоэль не шуршал шагами внизу: все его передвижения сдавали бдительные собаки. Сейчас Альбрехт спал у них в ногах, сунув длинный нос в складку одеяла, а Гарри лениво перебирал переплетенные пальцы и кружил подушечкой по ладони Тома. — У нас нет руки славы, — терпеливо сообщил очевидное он. Том вслепую потянулся ближе, ткнулся сонной щекой в плечо, пощекотал копной пушистых волос. Гарри коротко поцеловал его в макушку. Альбрехт вознегодовал: вскинул морду с шальным взглядом. Его уши торчали смешными лопухами, и Гарри хихикнул. Получил едва ощутимое сжатие пальцев в ответ: Тому на смеющейся подушке было неудобно. Он заерзал, приподняв голову, встретил взгляд Гарри помутневшей синевой не проснувшихся глаз. Но там уже танцевали веселые искры, и Гарри предугадал реплику до того, как Том хрипло пробормотал: — Давай повесим Жоэля. — Что? — театрально, но тихо возмутился Гарри. — Нет. Но улыбка уже невзначай протиснулась на лицо, развела уголки губ. Том улыбнулся в ответ. Теперь потянулся уже Гарри: не поцеловать это чудовище невозможно. Но остановился в дюйме от губ, чтобы прошептать: — У нас нет времени сушить и мариновать кисть. Том засмеялся в поцелуй. Альбрехт звонко и обиженно гавкнул. Пора вставать.***
Время текло размеренно, но неумолимо. Оставалось бесполезно и безнадежно хватать его пальцами, пытаться задержать обсуждениями и тихой злостью: вариант, устраивающий всех, не придумывался. Атмосфера дома над океаном была, как при отливе: вот обнажила дно, многообещающе отступила вода, вот даже можно гулять по песку и ловить крошек-крабов, больно щиплющих руки клешнями, вот десятки футов берега открываются июльскому солнцу… только снова придет вода, и там, где оставались следы их босых ног и отпечатки лап, будет бултыхаться прогретый суп из медуз. Иногда больно жгущихся, сказал Жоэль как консультант по всему французскому, включая океанических обитателей. — Кабошон, — бросил он в очередной словесной игре. Играли в основном в развитие словарного запаса Жоэля, но он бессовестно мухлевал, используя французские термины. — Крокембуш, — блеснул заемной эрудицией – ведь это Робер научил названию сладости – Гарри. — Коллаборационизм, — встрял Том. Из звуков остался мерный стук: это Гарри заполнил неловкую паузу, почесав ближайшего пса возле тощей ляжки. Тот восторженно забил ногой по полу. Вот бы с людьми можно было обращаться так же просто. — Камуфляж, — ответил Жоэль негромко. Обиделся. — Камфора, — влез Гарри. — Том, не дерись. — Не воюю с безоружными, — улыбнулся Том. Натянуто, неприятно. Издевательски. Жоэль поджал губы. — Я извинился, — сказал он. — Извинения были приняты, — почти пропел Том. — Мы же… коллеги. Измываться он только начал, донося свою холодную месть порционно, то есть точечными касаниями, но эта история уже дурно пахла. Робер вернет свою палочку в сентябре – и непонятно, сгинет ли из их жизни, раз уж идеологически вцепился в Гриндевальда. В таком обществе за спиной не стоило оставлять даже завалящего тщедушного врага, но Том обиделся, и Том злился, что все взаимодействия за пределами комнаты ограничены лишним свидетелем, и Тома заносило. — Консенсус, — вне очереди заявил Гарри. Жоэль открыл было рот, но Гарри вскинул ладонь: в голове ужом вертелся убегающий кончик мысли. Том заинтересованно наклонил голову. — Кстати про камфору, — медленно выговорил Гарри. — Слышал, она горючая. Старики могут жечь камин вечерами? — Предлагаешь сжечь их дом? — вскинул бровь Том, не избавившись от издевательского тона. Гарри посмотрел с неудовольствием, но одергивать не стал. Яд бродит. Пора сцеживать, пока они все не сцепились: он и сам пару дней как хотел кому-нибудь нахамить, но временно ограничивался зеркалом. — Предлагаю посмотреть горючие усыпляющие вещества, раз уж мы пока за «усыпить», — раздельно произнес Гарри. Закинул ногу на ногу, посмотрел в пустой камин. Пыль они не смахивали, и группа фарфоровых пастушек приглушенно бледнела на каминной полке. Возвышались остановленные часы с медным циферблатом. Заброшенность дома давила на нервы – но не устраивать же уют, когда непонятно, чей он и на какое время они тут осели. На дракклову вечность, утверждал внутренний пессимист, который не мог обнимать своего же парня за завтраком и при единственном зрителе воздерживался даже от шутливых комплиментов. — Олеандр, — через минуту молчания назвал Том. — Но заменить дрова ещё сложнее, чем чай. — А потом мы сталкиваемся с ещё одной проблемой, — проговорил Жоэль. По певучему тону понятно: гадость скажет. — Они просыпаются, и что? Думаете, спишут на свой возраст? — Раньше об этом подумать не мог? — всё-таки огрызнулся Гарри. — Увы, — пожал плечами Жоэль. Сдулся. Том тоже задумался, поддевая ногтями обивку кресла. Щелканье нитями раздражало. — Тогда кто-то надеется на нашу мантию и проникает скрытно, — скучным тоном рассудил Том. — А кто-то идет пить чай. — Мантию-типа-невидимку, — пояснил Гарри Жоэлю. — Но она… короче, будешь громким и активным. — Придется, — вздохнул Жоэль. — Я точно, эм, пью чай. Взгляд Тома Гарри встретил своим, упрямо-настаивающим. Смущаться, отговариваться зачатками французского и тянуть время перед людьми, которых они собирались обмануть, не хотелось. Тем более пить чай с Робером: все их хрупкое взаимодействие втроем держалось на том, что Гарри намеренно и демонстративно уделял внимание Тому, обезоруженный Том почти не брызгал ядом куда попало, а Жоэль благоразумно ходил по яичной скорлупе, не влезая в чужие дела. К тому же отпускать Тома в неизвестность без того, чтобы стоять за его спиной – а лучше идти впереди, он быстрее реагирует, – было… неприятно. Вдруг у стариков среди библиотеки морг. Том залюбуется и застрянет. Или ещё что-нибудь из невозможных, но быстро оккупировавших мозг вариантов. — Ты хорошо читаешь по-французски? — коварно и риторически спросил Том. Гарри опустил ресницы. Вопрос решен не в его пользу, и Том ещё поплатится. Жоэль, воспрявший на глазах от перспективы остаться с менее противным «коллегой», тоже. — Тогда нам все ещё нужен план, — резюмировал Гарри. — И письмо.