***
— Это отбрасывать к той стопке, — указал палочкой Дамблдор. — Документы старше пятидесяти лет налево. Семидесяти – в ящик. Свитки и бумаги не делить. Понятно? — Эть, хорошо, — покосился на груду бумаг Хагрид. — Да, сэр, — отчитался Гарри. До весны оставалось всего несколько недель: уже начинался март. До конца апреля и дуэльного финала – больше полутора месяцев. До момента, когда они лично увидятся с Робером, около пятидесяти дней размышлений и прокручивания вариантов, как ненавязчиво выведать нужное. Поэтому на просьбу присмотреть за отработкой Хагрида в отсутствие декана Гарри откликнулся с энтузиазмом: там-то точно ничего не могло случиться. Заодно допишет нумерологический проект. Цифры в расчётах сходились только в мечтах, однажды проснулся в пять утра от радости, что справился. Встретил суровую реальность багрового полога и мира, в котором ничто не решено и три часа до завтрака. СОВ приближались не менее неумолимо, чем дуэли; Боунс составил учебный план, Том в очередной раз переехал в библиотеку и не пропускал ужины только из-за необходимости присматривать за серпентарием. О поцелуях в коридорах не шло и речи: на кону стояло блестящее риддловское будущее и репутация лучшего заучки Хогвартса. Последний раз табель со всеми высшими отметками выдавали в настолько мохнатых годах, что Гарри подозревал ошибку в документах: в те времена они больше походили на летописи. Встать между Томом и «нужно не ниже» могли разве что люди, которых здесь не было, поэтому Гарри и не пытался – самому бы удержаться в лучшей тройке при таких амбициях. Он бегал по кругу из дуэльного клуба, тренировок, кружка по чарам и слизеринского логова, где – неудивительно с таким предводителем – тоже все дружно уткнулись в учебники перед СОВ. Змеиное пресс-папье прижимало списки вопросов предыдущих лет. Никаких секретных заговоров. Сидение с домашним среди чужих бумажек, не имеющих отношения к экзаменам, казалось выходом из беличьего колеса подготовки. Как декан добился того, чтобы Хагрид с великаньей кровью и соответствующей силой не ушёл таскать весенний навоз, оставалось загадкой. Одной из немногих приятных: присматривать за курсированием тележки на холоде не хотелось. Даже не покурить у теплиц, он героически держался и тренировал силу воли. Сейчас, разглядывая полдюжины ящиков пыльной документации и озадаченного Рубеуса, Гарри забирал «ничего не может случиться» обратно и предчувствовал, что не присматривать его оставили, а консультировать. Должность заместителя директора подразумевала сбор половины макулатуры Хогвартса – вторая размещалась у Диппета. Разгребать это можно было веками. — Вернусь через час, — бросил Дамблдор, копаясь среди бумаг на столе. В традиционно лаконичном кабинете разложился филиал блошиного рынка: там, где не угол для Хагрида и старых студенческих дел, громоздилась бухгалтерская отчётность; где не лежали бумаги, постукивали странные приборы. В песочных часах не имелось песка, зато клубился тёмно-сизый дым. Маггловский антикварный будильник шёл против часовой, дёргал усиками-стрелками быстрее летящих секунд. — Весеннее собрание попечителей, — пояснил Дамблдор, поймав Гарри за разглядыванием документов на столе: сплошь нумерология повышенной сложности и короткие заметки цветными чернилами. Гарри опустил взгляд, не определившись, смутиться ли. Он уже примеривался, как разместить свитки на свободном углу, с которого декан забрал несколько папок. — До встречи, профессор Дамблдор, сэр, — пробубнил Хагрид, переступив на ковре. — Кабинет будет в целости, сэр, — пообещал Гарри, состроив лицо примерного старосты. Даже не пошутил про «без паукообразных» – узнал на днях, что тварь сдали на акромантулью ферму к сородичам. Условия там комфортом не отличались и напоминать Хагриду об этом не стоило. Впрочем, всё ж лучше кормления школьными сэндвичами. Порции ветчины урезали всё больше, негоже её акромантулам таскать. Повернулся к Рубеусу, едва щелкнула закрывшаяся дверь. — Помощь нужна? — Нет пока, — пробасил Хагрид. Сглотнул, будто испугавшись собственного тембра. Лицо его каждой деталью мимики выражало «да!», но настаивать Гарри не стал. Придвинул стул для посетителей к свободной части стола, плюхнул сумку на ковёр, достал зачатки расчётов на длинном свитке. Пока Хагрид перемежал тоскливые вздохи междометиями и располагался в углу, пытаясь не снести шатавшиеся стопки, Гарри обустроил рабочее место с основательностью зимнего грызуна. И тоже начал изображать, что понимает, что он делает. Работа была не сильно интеллектуальнее, чем у провинившегося – Хагрид вчитывался в даты дел, Гарри подгонял случайные цифры так, чтобы итог совпал с карандашным числом в черновике. Его парой коротких штрихов набросал смилостивившийся Том, но сделал это в библиотеке и вверх ногами со своей перспективы. «Знаешь, я тут не разобрал» даже в мыслях звучало неловко: СОВ сдавать за него Том не будет. У Лестрейнджа вышло другое число. Боунс намудрил с формулами так, что и третьекурснику понятно: не тот ход решения. Под потрескивание дров за каминной шторкой и шуршание свитков писалось хорошо. Даже звучные шлепки падающих бумаг – и человеку меньше Хагрида было бы трудно ничего не снести – вместе с периодическими «ой» не отрывали от идиллии. Приоткрытая форточка приносила почти весенний воздух, холодный и свежий, от буфета с мудреными артефактами вместо чашек пахло шалфеем и почему-то яблоками, маятник Ньютона пощёлкивал в такт мыслям. Щелчок сломавшегося пера совпал с очередным падением свитка – и грозным шелестом неминуемо съезжающей стопки. — Wingardium leviosa, — махнул палочкой Гарри, не дожидаясь, пока ящики рухнут следом. Древко в ладонь он уже стряхивал за меньше чем секунду: дуэльные тренировки доводили движения до автоматизма. — Аккуратнее. Недовольно посмотрел на перо – дешевые гусиные без проблем чинились reparo, но тогда заново очинять. Пошарил взглядом по столу в поисках ножа или органайзера с ним, хоть и не осмелился бы лезть в деканские вещи. Поморгал, разглядев знакомый многогранный символ под свитком со столбцами бухгалтерских подсчетов. Судя по цифрам, есть им ещё больше моркови. — Прости, — пробубнил Хагрид. Секунды шли, сердце перестало заикаться в своём биении, а сюрреалистичная картина перед глазами не менялась: знак своих летних завтраков он был способен распознать и по углу треугольника. Ошибиться сложно. — Ничего, — протолкнул через голосовые связки Гарри. — Ты засекал время? Подвинуть бы бумаги, совсем чуть-чуть, на пару дюймов, приоткрыть край свитка, лежащего под нагромождением других… но Дамблдор мог вернуться в любую минуту. Наверное. Может быть. Идеального чувства времени Гарри не досталось, но пыхтел Хагрид уже очень долго, да и расчёты практически сошлись. — Нет, — обрушил надежды Хагрид. — Так профессор же придёт, эть, вот и закончим. — Да, — сказал Гарри. Пульс клокотал почти в горле, пришлось с усилием сглотнуть. Когда ещё появится шанс узнать больше про передвижения сов и загадочные ремарки Гриндевальда? Дамблдор его сторонником не являлся, они бы… наверное… знали. Так же, как и всё остальное, подсказала разобиженная на турнирные ходы часть Гарри. — Но скоро придёт! — поспешно сообщил Хагрид, глядя на Гарри с расчётами. Так суетился, будто не собственный безразличный к качеству работы префект сидит, а завхоз пришёл проверять чистоту пола. — Хорошо, — выговорил Гарри, силой воли расслабив руку: так и сжимал сломанное перо. — Продолжай. Я думаю, он проверит. Наглая ложь, но ещё полминуты – и Хагрид заметил бы, что отработка идёт не по плану. Даже в туалет его не выслать. Когда Том станет правителем Британии, надо заставить его издать указ, что преподавательские столы должны быть не длиннее руки по диагонали. Документы лежали далеко – дальше, чем Гарри мог дотянуться, не вставая с места. Ещё и подпирали другие свитки, которые при неловком движении хлопнулись бы на пол. Пришлось мысленно засечь время: секунда, две, три… хотя бы «сколько прошло» он должен знать. Гарри отложил перо, якобы случайно повернулся. Рубеус в своём углу сидел, как в партере: даже с наклоненной головой не смог бы пропустить копание в чужих бумагах. До первого вопроса отсчитал всего сорок секунд. Закон подлости не любил Гарри Джеймса Поттера. Гарри Джеймс Поттер отвечал ему взаимностью. — Не могу разобрать, — заявил Хагрид, размахивая затёрто-жёлтым листом. Кажется, он принял угрозу «Дамблдор проверит» близко к сердцу. Гарри подавил вздох, соскользнул со стула, преодолел пару шагов: и на бумажку посмотрел, и убедился, что закрыться спинкой не выйдет. В порыве изобретательского вдохновения махнул палочкой, прикрыв форточку. Оконная створка глухо стукнула, но получившийся сквозняк не сдвинул бумаги, только всколыхнул запах шалфея успокаивающим облаком. Том однажды использовал заклинание, предупредившее о приближении Флитвика – но Гарри его и не помнил, и не смог бы наложить без любопытства со стороны Хагрида. — Тысяча восемьсот тридцать девятый, — бросил Гарри. Восьмёрка могла быть и пятёркой, но шансы на то, что кто-нибудь это перепроверит, трепыхались ниже дна озера. Под смущённое «спасибо» посмотрел на стопки – если Хагрид раскладывал не наугад, час точно был на исходе. Любопытство колотилось внутри ритмом маятника Ньютона на краю столешницы. Вернулся к стулу, отодвинул, шаркнув ножками, сел поближе к нужному углу. Через толстую дверь деканского кабинета даже не услышать звук шагов. Оставался рискованный выход: двигать всё это заклинаниями в надежде на хорошую координацию и то, что декан не войдёт в самый неудачный момент. Можно размахивать тяжёлым оленем, но перемещение массы предметов на четверти дюйма считалось сложнее: слишком много тонкостей, не зависящих от грубой силы. Необходимость отвлечь Хагрида осложняла всё это до невиданных высот, с учётом которых он СОВ по чарам точно сдаст и рейвенкловцев в кружке по аккуратности побьёт. — И стоит проверить, что они все лежат лицевыми сторонами, — принялся сочинять Гарри, не пожалев подопечного даже после тоскливого вздоха. Поднёс руку ко рту, закрывая губы при инкантации шёпотом, коротко и смазано шевельнул палочкой. Подвинуть хотя бы край верхнего документа. — А то в глубины при проверке могут не заглянуть, а посмотреть, чтобы ровно лежало… Даже с не очень наблюдательным и доверчивым Хагридом в обычное время не прокатило бы – он не идиот, как бы не казалось после знакомства с его версией ручного хомячка. Но впечатляли Рубеуса целый час всей комиссией, плюс директор лично сделал выговор, ещё Дамблдор превратил большую часть отработок в перекладывание бумажек, раскидав их по преподавателям и в свои офисные часы… к удаче Гарри, третьекурсник не успел прийти в себя от такого счастья, считал его спасителем и послушно уткнулся в стопки. Сердце стучало так, что дрожали кончики пальцев. Зажатая неудобным хватом палочка тоже. Вслед за этим неровно, чудовищно медленно отъезжал в сторону нужный свиток. Любой звук походил на поворот дверной ручки. Маятник Ньютона щёлкал особенно надоедливо. Показался угол нижней строчки. Гарри прочистил горло, опустив взгляд на нумерологию, покосился на занятого Хагрида. Немного вытянул шею. И как только Том писал ему кусок расчетов вверх ногами: даже прочитать наклонный почерк сложно. Зато в том, что писал декан, не оставалось сомнений. «-аются в самоцель», перекрытое драккловыми поставками моркови, было небрежно перечеркнуто другим цветом чернил; от линии шла стрелка, и Гарри чуть шевельнул палочкой, пытаясь открыть больше. Походило больше на шифр, чем на каракули или неудачный росчерк пера. Дверная ручка дёрнулась в повороте. За меньше чем секунду, удерживая сердце в пределах хотя бы пяток, Гарри подвинул документ обратно левитацией и переместил собственный свиток рукой: мол, весь шорох из-за этого. Проверить, лежат ли бумаги на том же месте или он разрушил всю конструкцию, времени не оставалось – Дамблдор шагнул через порог. — Reparo, — безмятежно сказал Гарри, указывая палочкой в руке на перо. Люди возраста декана – не самого почтенного, но ладно, – могли бы двигаться и помедленнее. Он умирал от паники. — Без приключений, сэр. Скатал свиток расчетов, бросив взгляд на остальной стол – вроде не разъехалось, дым в песочных часах не темнее обычного, ничто из загадочных приборов не взвыло. Разве что его совесть, самый загадочный прибор всего Хогвартса, но совесть он затыкал профессионально. Окей, убедился, что знакомая сова прилетает к Дамблдору не просто так. И что ему с этим делать?***
— И что с этим делать? — раздался голос Септимуса, когда Гарри на правах старшего пропустил Хагрида в портретный проход и зашёл сам. Знал бы я, мысленно ответил Гарри. Ничего против домашних работ на его столе декан не имел. Стопки Хагрида не проверил, только отлевитировал заполненный ящик в другой угол. Расположение бумаг на столешнице не прокомментировал. Гарри все равно казалось, что он ошеломительно облажался и лезть в так заманчиво подставленную переписку было плохим решением. Импульсивным, как заведение гигантского паука. Даже на сигнальные и оповещающие чары не проверил, идиот, хорошо, что руками не трогал. Тому обо всём стоило рассказывать, написав речь заранее и сгладив провальные моменты выдуманными обоснованиями, иначе он вылезет из подземелий, проникнет в спальню и протестирует весь ассортимент пыточных заклятий. Некоторые из них казались многообещающими, но в совершенно других применениях, взбешенный Риддл о таких не догадается. Септимус сидел совсем рядом с портретом: видимо, пришёл поздно. Семикурсники не вставали с лучших мест у камина с обеда, когда у них начиналось время на самоподготовку без пар. Остальные рассаживались у стен и в укромных углах, тоже забегая в спальни и библиотеку только взять нужные материалы – или игры, как в случае с безмятежными младшими курсами. Удобные, тёплые и уютные места расхватывали быстро, в порядке живой очереди и занимали намертво, так что тройке пятикурсников пришлось ютиться ближе к центру комнаты, на выходе со сквозняками – хорошо хоть воздух в гостиной прогрелся. Прюэтт ковырялся в гремящей жестяной банке, обманчиво безопасной на вид. Затесавшийся Такер уткнулся в историю магии, как будто это поможет ему что-то запомнить. Септимус мрачно рассматривал стеклянный шар, похожий на тот, что стоял во французском пабе. Такие безделушки к выпуску оказывались у каждого студента: или сценка зацепила, или подарили, или курс прорицаний вынудил. Кажется, как раз в конце пятого года страдальцы с даром или без пытались рассмотреть будущее в мутном тумане, иногда по ошибке покупая шары с сыплющимся снегом. В этом шаре снег не падал. Вообще непонятно, что там падало: за стеклом хаотично крутились тени, всполохи молний среди грозового неба и отголоски рыжего зарева. Выглядело апокалиптично. О штормовом тумане никто не рассказывал, но и за прорицаниями Гарри не следил с тех пор, как вычеркнул их из дополнительных предметов. — Надеюсь, ты не про СОВ спрашивал, — пошутил Гарри, придвигая ногой ближайший пуфик, пока не отжали. Низко, неудобно, но хотя бы мягко и тепло: пол в замке всё ещё был таким холодным, что на ковре по-турецки не посидишь. — Нет, — отрезал Септимус, непривычно мрачно. — У меня эссе про отношения. — Варварское отношение к конфиденциальности, — отметил Гарри. Хорошо, что не пошёл на курс. Свои отношения он выстроит как-нибудь без необходимости рассказывать преподавателям даже в самых общих чертах. Обитатели спальни номер один уже окрестили его человеком, скрывающим всю жизнь от любимых друзей, – не в таких мягких выражениях, – но подколки были терпимыми и справедливыми, а Гарри не сдавался и отшучивался до последнего. — Сам выбрал, — вздохнул Септимус. — Чтобы точно не про работу… Поморщились все одновременно. Апрельское собеседование насчёт СОВ, предметов и карьерных планов надвигалось не менее неумолимо, чем турнир со всеми разборками с Робером, квиддичный финал и экзамены со строгой комиссией хрычей, которых после стольких лет сложно впечатлить. Большая часть студентов была к «жажду работать вот там» не ближе, чем в начале года; Гарри ещё и подальше – сейчас он хотел работать вампиром, запертым в тёмном склепе в наибольшем отдалении от политических интриг. Декан подобных заявлений не поймёт. Надо было придумать что-нибудь правдоподобное, исключающее «да тут есть шансы, что меня летом сдадут в концлагерь магглам на опыты, если вы лично в Азкабан не посадите». Из их спальни один Прюэтт двигался в направлении своего артефакторского ремесла так успешно, что гулял с Руквудом чуть ли не больше, чем с наречённой: с удивительной для гриффиндорца изворотливостью добывал рекомендации. Семья Эдгара противилась потенциальной карьере писателя, а будущая часть семьи – родители Розы – ожидали зятя с приличествующим заработком. Септимус сам не знал, чего хотел. Гарри знал, но пора было забыть о наивных мечтаниях про спокойную жизнь. Такер оторвался от книги, облегчённо отложил прямо на пол в раскрытом виде и под настороженным взглядом Септимуса взял шар в руки: — Окей, как я закончу Хогвартс? Кажется, ему никто не рассказал, что гадания не так работают. Но шар меняться не собирался: так и сверкал тусклыми редкими молниями в синем дыму. Гарри показалось, что порой молнии складываются в руну наутиз, но он проморгался и передумал: не хватало ещё видеть неблагие предзнаменования то в снежинках, то в дешёвых стеклянных шарах по четыре сикля штука. Если его извлекли из шкафа Септимуса, шар мог быть побит жизнью, битами и запахом носков, даже если не роняли. С таким не только апокалипсис покажешь. — Бракованный же, — скривив нос, поставил шар обратно Такер. Тот почти укатился со столешницы: подставка у него существовала символически, для аккуратных людей и уже без одной ножки. Гарри легко поймал катившийся апокалипсис в ладонь. Тот оказался холодным: к почти ледяному гладкому стеклу его ни жизнь, ни прогретая гостиная ни готовили. Шторм издевательски моргнул кривым крестом из молний, хотя вопросов Гарри не задавал. Магия есть намерение, прорицания есть… вообще-то чушь краповская, но, даже не появляясь на парах, он знал: без чётко сформулированных вопросов ответов не выдают. Жизнь была бы слишком простой и в Хогвартсе минимум пять курсов бы не учили. Если не считать вопросом непрерывно ноющее на краю сознания «и что со всем этим делать?», но вариант «выжечь весь мир до горящей земли и плачущих небес» подходил разве что Тому в моменты его драматических заскоков. Да и прорицательского дара у Гарри не наскреблось бы и на расшифровку чайной заварки: пробовал, только блюдца потом споласкивать от разводов. — Бракованный, — смело подтвердил Гарри, отставив шар на столик. Аккуратно, чтобы три ножки выдержали. — Но картинка красивая. Следующий храни отдельно от носков. Или с чистыми. Такер брезгливо скривился и посмотрел на ладони, но Гарри своей цели достиг: Септимус дёрнул губами практически в улыбке и вид приобрёл не такой озабоченно-трагичный. — И что за… штука? — развернулся Гарри уже к Прюэтту, на всякий случай даже не придвигаясь ближе. Он собирался наконец провести время с друзьями, то есть сделать всё, чтобы не пришлось докладывать Тому последние новости прямо сейчас.