***
На ужин слизеринская команда пришла в полном составе, разве что с каменными лицами. Шпионы-рейвенкловцы тоже вернулись со всеми конечностями. Но над Гарри дамокловым мечом висел вопрос списывания астрономии, потом неуместное любопытство победил здравый смысл – не звонить же в полночь, – после наступил завтрак аж через стол от Тома и унылые пары. Ни одной совместной. Поэтому заседания комиссии он ждал, как второго пришествия Мерлина. Мерлин реинкарнировать не собирался. Лефевр на обеде вывернул на себя похлёбку, МакГонагалл напомнила о журнале пропусков, бледного Хагрида практически с ложки кормил бодрый Грюм: вот кому одни приключения и ноль последствий. Комиссия тоже грозила разочарованием. Это Гарри понял, едва протащил Хагрида по всем стылым коридорам на буксире и остановился перед дверью нужного зала – пока пустого, он перестраховался из-за лестниц и явился раньше. Вот и встречал всех прибывающих, причёсанный, в отглаженной мантии, с блестевшим на отвороте лацкана значком и ноющим желанием пойти посидеть на парах вместо этого фарса. Привилегированные хмыри выходили из-за одного и того же поворота, в разной степени надменно кивали ему и приглашать внутрь не собирались. Шерстяная мантия спасала от выстывших коридоров, но подразумевалось, что он же Хагрида обратно и заберёт, даже если не вызовут свидетельствовать. Кивая куклой-болванчиком каждому встречному и задвинув Рубеуса за свою довольно тощую спину, Гарри тихо негодовал. Включил мозг при виде старшего Малфоя, этот дежурного кивка не простил бы. Поздоровался с Дамблдором, деловито подхватившим Хагрида под локоть, – Рубеус почти сравнялся по росту с деканом, – и исчезнувшим в кабинете. За приоткрытой дверью шумел разговор – что-то про закупку посуды и перебои в поставках ветчины. Том вынырнул из того же прохода практически последним, и Гарри рефлекторно почти поклонился, прежде чем осознал. Губы Тома дёрнулись. — Привет, — сказал Гарри, сделав вид, что разминал шею. — Здоровались, — отозвался Том, не потрудившись убрать самодовольное выражение с лица. — Доброго дня, директор Диппет. — Доброго, юноши, — проговорил директор. Он вынырнул вслед за Томом так внезапно, что даже кивнуть ему Гарри забыл. — Надеюсь, вас не затруднит подождать за пределами зала. Возможно, вы понадобитесь как свидетели. — Конечно, — невозмутимо ответил Том. Он тоже стоял в не самом тёплом шерстяном сукне без плаща. — Разумеется, — сообщил Гарри, постаравшись убрать из тона мысленный вопль дикого вепря. К названию школы подходит, к репутации – нет. Едва дождался, пока Диппет проплывёт в зал во всём великолепии своих старомодных мантий. Стоило двери закрыться, звуки тоже отрезало – ну конечно. Бросил: — Околеем. — Руны были бы полезнее, — согласился Том, понизив голос. С рун их и отпустили: преподавательница заверила, что пропуск одного занятия переживут и школьные дела важнее – главное, что переводы сдали, хотя Гарри до сих пор сомневался в своих трактовках лососей мудрости. При появлении Тома температура как будто упала ещё ниже. Злым он не выглядел – разве что традиционно недовольным. Покосился на дверь, церемонно сел на подоконник в ближайшем алькове, извлёк палочку для согревающих чар. Гарри молча подвинулся, чтобы вписаться в полусферу: то ли Риддл не разменивался на мелочи и хвастался магической мощью в своей манере, то ли так заботился, но постепенно теплеющего воздуха хватало на двоих. Внимательно посмотрев на чужие поджатые губы, Гарри решил, что инстинкт самосохранения побеждает и про квиддич лучше не расспрашивать. Запасливый Том вытянул из сумки книгу, принялся читать, закладывая пальцы между страницами – тени скользили по буквам. По его лицу тоже, более сумрачные и не от рассеянного дневного света. Точно не стоит влезать в его родную учебную стихию с «как там бедный Андерсон пытается обойтись двумя охотниками». Том не был замечен ни в одной командной игре за всю жизнь, и даже парные дуэли с Гарри скорее переносил, чем наслаждался, насколько можно было сказать по его эмоциональному лицу мороженой трески. Без напоминаний на эту тему воцарившееся молчание с натяжкой дотягивалось до «почти уютное». Минуты текли, как капли со стен согревавшегося алькова: по одной в столетие. Наручные часы показывали, что в положении оловянного солдатика Гарри выдержал почти полчаса. Книгу себе он взять не догадался, пришлось читать о нумерологии в гадании через плечо раздражённого Тома. Тот не выносил вползание в личное пространство, но и демонстративно закрывать или отворачиваться не стал. Комиссия всё ещё расчленяла Хагрида и труп обратно не выдавала. На постукивание шагов они оба вскинули головы, но из-за угла показался продефилировавший по коридору Бёрк. Вообще он тоже должен был сидеть на рунах, но так целеустремлённо шёл к своей башне, что Гарри решил не открывать рот насчёт прогулов через стенку от директора. Том оторвался от нумерологии и посмотрел вслед. За тенями под глазами, с которыми Риддл казался даже симпатичнее, – такой мрачный готический принц, – скрывалась жажда перетравить всю команду Рейвенкло в качестве профилактики и не пойти на матч по причине его отмены. — Не-а, — озвучил Гарри. — Знаю, — отозвался Том, захлопывая книгу. Советов он не спрашивал, так что Гарри изо всех сил молчал. Про случай, обозначенный «великим слизеринским знакомством», тоже. Том делал вид, что всё в порядке вещей, Малфой морщился при встречах, Гарри искренне и вслух желал ему доброго утра, дня или вечера, Дариан улыбался, Эйвери его избегал. Можно поставить десять галлеонов, что о ситуации узнали все остальные члены их маленького клуба размером в половину факультета, но все притворялись, что ничего не было; кто такой Гарри, чтобы рушить эту идиллию. Том поёрзал на подоконнике, дёрнулись от вздоха плечи. Гарри тоже скрестил ноги по-другому, повертев носком ботинка. Мог и в альков сесть, но это приравнивалось к заползанию в пещеру мурены – и не стоило показывать такую тесную дружбу перед попечителями, которые в любой момент могли открыть дверь. За полчаса можно обсосать ситуацию с акромантулом до последней шерстинки твари, а они всё возились. Хагрида не отчислят, в этом Гарри был убеждён. Зато в дальнейшей мирной жизни идиота в свете квиддичных приключений дражайшего друга – не очень. Провинился Уэлч, решил проблему через Слизнорта Паркинсон, самостоятельно заперся в своей секретной комнате Том, но козлом отпущения оказался, конечно, Хагрид. Это значилось крупным шрифтом на морщине между бровями Риддла, разглядывавшего дверь с той особой бесстрастностью, которая обозначала концентрированное недовольство. Рубеусу следовало не нарушать ни одного правила до выпуска и дышать потише, Том недавно читал про языческие жертвоприношения, и козлы там тоже участвовали. Вряд ли Том жалел о таком воскресном подарке – и бонусе к репутации, ведь теперь Дамблдор награждал его больше задумчиво-заинтересованными взглядами, чем задумчиво-в-тюрьму-тебя-посажу-при-первом-поводе-предупреждающими. Но косвенно нахождение акромантула привело ко всем шуткам про обращение с метловищем, с которых хихикали даже бесстрашные старшекурсницы Слизерина. До них у Тома клыки ещё не доросли, улыбался и раскланивался со всем почтением. Можно гладить по носу реликтовых времён рептилию, читать материал ТРИТОНов и распивать чай с Гриндевальдом, но, пока всё это покрыто туманом войны, репутацию приходится зарабатывать более традиционными способами и числиться для старшекурсниц как «просто талантливый красивый мальчик». Слишком красивый, определился Гарри, разглядывая Тома с той же тщательностью, с которой тот смотрел на дверь: ничем не примечательную, ни завитков, ни даже фигурной ручки. Может, самым красивым парнем вселенной и своего любимого политеизма Риддл и не являлся, но для итальянских скульпторов точно позировал бы. Что куда хуже, он движением ресниц повергал из рациональности в пучину сентиментальных дамских романчиков, где сердце танцует гопак при виде возлюбленного и прочая напыщенная чепуха. Своим сердцем Гарри предпочитал управлять самостоятельно, но битву с подростковым гормональным помешательством, кажется, проиграл – Тома хотелось сожрать целиком и оставить себе навечно. Ещё сделать много разных подростковых вещей из шелеста слухов в гостиной, но, весь такой высокомерный в повседневной жизни, Том терял всю спесь, стоило выйти за рамки целомудренных поцелуев. Гарри никуда не торопился и успел понять, что слишком резкими шагами можно спугнуть не только оленей, но всё равно иногда ревновал даже к оживлению Тома при виде древнющего, едва очищенного от пыли трактата – надо как-нибудь переодеться в один. А сейчас тревожился и переживал одновременно. Вот он, минус тщательно скрываемых недоотношений: даже Бёрка не застращать, что, если в Риддла случайно влетит бладжер… что именно дружелюбный, как остриженный агнец, Гарри сделает всей рейвенкловской команде, он не придумал. Но материала набралось достаточно: на последнем кормлении василиска убедился, что его не сданные эльфам подушки на месте, а стопка «книги, которые нельзя держать в открытых местах» Тома размножилась на две и покачивалась при неосторожных движениях. Том ещё раз вздохнул. Третьей стопкой будут мемуары обиженного жизнью маньяка, который из детских комплексов насчёт спорта поработит несколько стран, определился Гарри и пошёл в утешительное наступление: — Ты неплохо летаешь. Судя по дёрганью ресниц Тома, тематику траура он угадал. — Да, — констатировал Том. Не раздражённо и не обнадёженно: так же, как и факт вращения планеты. — Там будет свежий воздух, — воодушевлённо сказал Гарри и подвинулся, проследив, чтобы даже ногу не высовывать из радиуса согревающих чар. На это Том ответить не соизволил: просто повернулся к нему с «серьёзно?» в синих глазах. Лёгкие тени под ними тоже отливали синевой, недовольно отметил Гарри. За окном чудовищно не в тему хлестнул порывом ветер. — Ну, это всего один раз, — в последней попытке ободрения аргументировал Гарри, уверенный, что от сих и до окончания Хогвартса Том на поле не появится, даже если из строя выйдет половина команды. — Хочешь, я добуду ключ от гриффиндорской раздевалки и тебе не придется видеть их до и после матча? — А так можно? — равнодушно спросил Том. Скорее смилостивился: Гарри сам успел понять, что Риддлу, у которого и так проблем с доверием на три Тайных комнаты, уже пришлось переодеваться при всех в запасную форму для финальной тренировки. В квиддичных раздевалках имелись душевые кабинки, но удивительно, как Тома не порвало от ярости на клубок аспидов: в приютские времена он ждал, пока все войдут в купальню или выйдут из неё, чтобы переодеться, и при процедурах омовения тоже сидел тощей надувшейся жабой. Даже сейчас, пережив стирку белья в ручьях, он относился к сниманию своих доспехов из пафосных мантий с излишней щепетильностью. — Нет, — рефлекторно ответил Гарри. Раздевалки всё-таки не зря разделены на факультеты, пусть и находились практически в одном здании: так администрация убрала большую часть воплей про «они берут наши мячи» и «эта форма испачкалась уже внутри шкафчика, козни врагов». Ключ в мире открывающих заклятий тоже существовал символической фигурой, но его старательно передавали из рук в руки, чтобы не войти в какой-нибудь неловкий момент – хотя устраивать свидания в раздевалках могли разве что идиоты или фанатики, на редкость не романтичное место. Вспомнив про Уизли и Мальсибера, Гарри от души понадеялся, что гриффиндорская раздевалка и область его шкафчика ни в чём не участвовала. — Но я могу взять, — на всякий случай добавил он. Том даже задумался на секунду, бросив взгляд в сторону, провёл пальцем по корешку книги. Кажется, Гарри до этого недооценивал его нелюбовь к публичным переодеваниям. — Не стоит, — наконец определился Том. Гарри почти придумал смешную шутку про скорость обдумывания, но Том развил мысль и продемонстрировал свою сучность немедленно: — Сам их выгоню. Саркастично желать удачи в выставлении возбуждённой – или погружённой в траур – квиддичной команды из их же логова было смерти подобно, но дверь кабинета распахнулась раньше, чем театральность Гарри победила бы здравый смысл. Том тут же приобрёл вид деловитый и философский, грациозно перетёк с подоконника в стоячее положение и натянул улыбку «лучший староста». Сквозь дверной проём Гарри разглядел, как Дамблдор вручает Хагриду его же палочку – точно не выгнали, хотя размах отработок только предстояло узнать. Рубеус светился и неловко чесал свою редкую бороду. Том рядом стоял ровно и поглощал любой свет – и даже тепло, потому что заклинание поддерживать перестал. Гарри опять чувствовал себя медиатором между мирами, но подозревал, что это максимализм встрепенулся в придачу к идиотской романтике.***
Снег искрился, ослеплял, как волны на озере в солнечный день. Гарри сощурился: никакое улучшение зрения не избавляло от дурных привычек. Уже ободранные к середине сезона штанги ворот не бликовали. Пряжки амуниции должны сиять – но это проблемы ловцов. По небу проехались гигантским ластиком, и несколько перистых завитков по углам не спасали от выжигающей яркости бытия: диск солнца на непривычной голубизне февральского неба посылал лучи на землю, те отражались от снега, блики скакали по заполненным трибунам. Посмотреть на потенциальный позор слизеринской команды слетелись все четыре факультета: на обычно полупустых скамьях расселась пара сотен студентов, презревших холод. Трещали они, не затыкаясь. Громко прочищал горло комментатор. Судья уже нёс сундук с мячами, широко расставив руки и раскачиваясь сосной на ветру. На профессиональных матчах к набору мячей вообще не допускались люди с палочками, чтобы не было и шанса повлиять на результат, в Хогвартсе просто выносили без левитации – традиции. Гарри как-то поднимал эти почти тридцать фунтов квиддича, порадовался, что не судья и не надо тащить через половину поля. Игроки выходили из раздевалок двумя шеренгами, казались на снегу россыпью монохромных плащей и цветных пятен волос. Покачивались в руках отполированные мётлы. — Обстановочка накаляется, — бодро потёр ладони без перчаток Септимус. Не нашлось ни единого повода отделиться от команды, так что Гарри сидел нахохлившимся воробьём на ветке, полной возбуждённых гриффиндорцев: от Джойса до Прюэтта, разве что МакГонагалл расположилась с другой стороны, шикать на младшекурсников. Гарри промолчал. На воскресном завтраке студенты уже уминали яичницы и пудинги на скорость, хотя между окончанием трапезы и матчем значился двухчасовой перерыв – не взлетать же с полным английским завтраком в желудке. Том резал свою яичницу с точностью хирурга. Привычный ряд сдвинулся: Лестрейндж уступил место Мальсиберу, и теперь Вилфорд втолковывал что-то, роняя с вилки фасоль. Нервозность слизеринцев можно было прочувствовать через стол – стол, полный предвкушения обнадёженных рейвенкловцев. Андерсон прогуливался вдоль команды для своего предпоследнего слова. Кто кого приобадривал, различить было сложно: Том поднял голову от тарелки и ответил что-то с такой вежливой улыбкой, что кофе всему залу можно было и не подслащивать. Сейчас Том выделялся среди охотников: выбивался из ровного строя, опустил руки, как танцор ирландского степа, и единственный вслушивался в слова судьи. Рядом с ним, нарушив командную линию, стоял Мальсибер с битой – держал её наперевес, хотя остальные, включая выпендрёжника Бёрка, досыпали последние минуты с битами вместо тростей. Все и так знали процедуру до каждой царапинки на сундуке, потёртости на перчатках судьи и количества шагов, необходимых, чтобы дойти до середины поля и выстроиться напротив друг друга. Пока не финал кубка, можно было не просыпаться. Гарри привычно оценивал погоду: сверкающий снег – плохо, отсутствие вечного шотландского дождя, который бывал и зимой – хорошо. Неяркий квоффл на фоне грязи разглядеть сложнее, да и мокрая взвесь в воздухе мешала бы, даже если не носить очки. Снитч должен сиять на всё поле, сокращая время матча и потенциального слизеринского позора. Линда как раз улыбнулась в сторону Тома так, что с трибун заметно. Гарри Линду любил, но сейчас желал неприглядного падения; можно в кучу рыхлого снега, всё-таки девочка. Выражение лица Риддла разобрать было сложно, но волосы тот уложил зря – будет взъерошенной вороной через десять минут, даже если рейвенкловцам хватит мозгов его не трогать. Гарри понадеялся, что слизеринский Андерсон понимал прописные истины, уважал внутрифакультетскую субординацию и осознавал, что стоит кому-то прижать Тома в воздухе – и судьба Уэлча, который посещал только лекционные занятия и вписался в дверной проём у Биннса, покажется ему неплохой. Риддл воздушный прессинг по неопытности мог и не распознать, так что Гарри собирался следить внимательно. Утрамбовал шарф повыше, засунув в него нос, чтобы не тратиться на согревающие чары. И сложнее на улице, и слетит, стоит ему потерять концентрацию, а с попыткой распознать эмоции Тома через сто социальных масок и столько же футов шансов сосредоточиться на заклинании и не было. Завистливо покосился на владельцев биноклей. Таким в основном баловались младшекурсники, ещё не отчаявшиеся переводить фокус между бешено меняющими траекторию игроками, но Гарри что-нибудь придумал бы: очень уж хотел посмотреть на лицо Риддла. По знаку судьи все уселись на мётлы. Вилфорд махнул в сторону гриффиндорской трибуны, и по закаменевшему рядом Септимусу Гарри понял, что не он один такой невменяемый – это успокаивало. Взнёсся звук второго свистка, чуть замешкавшись, взлетели игроки. Рассёк воздух квоффл, мелькнул синий плащ рейвенкловского охотника. Матч начался. Сразу бодро: не успел Гарри проморгаться и как следует сощуриться, как уже нашёл Тома только из-за того, что остальные хаотично заметались вслед за квоффлом. Кто-то успел громко хлопнуть по бладжеру. Следить за самой неторопливой фигурой было легко, но и в воздухе, подобно ловцам, Риддл не завис: видимо, посчитал, что это будет совсем позорно. В кучу драчливых сине-зелёных чаек тоже не полетел. Нырнул под своего же ловца, придвинулся ближе к воротам, вильнул от бладжера, который нёсся вообще не к нему – если не наблюдать целенаправленно, выглядело как правдоподобная квиддичная активность. Гарри мог поставить всё своё снаряжение и мазь от ушибов, что прямо сейчас Том окончательно решил, что дополнительные учебные баллы всех этих страданий не стоили. Он собирался править как минимум Британией, какие коэффициенты активности. Но коэффициенты стояли между выходцем самого бедного района маггловского Лондона и вершиной магического мира так же прочно, как Слизнорт восседал на своих встречах клуба и расхваливал всесторонние таланты протеже. Протеже теперь отрабатывал репутацию так, что уже растрепал причёску. Холод пощипывал нос, скамейка тоже не грела. Гарри внёс в план «запереть Тома в душе до тех пор, пока он не превратится в распаренного розового аксолотля»: вряд ли тот умел нормально дышать при зимних нагрузках. Мимо трибун зелёной вспышкой пронёсся Мальсибер, и Септимус выбрал этот момент, чтобы рассматривать облака. Гарри считал себя хорошим другом и ничего комментировать не стал. В потёмках септимусо-вилфордовских отношений можно заблудиться быстрее, чем в слизеринских подземельях: Уизли то возвращался злющий незадолго до отбоя после политических дебатов вместо свидания, то сматывался со своей битой на спарринги, то мурлыкал что-то себе под нос, собираясь в Хогсмид – слишком хаотично, чтобы разобраться. В поле зрения мелькнул квоффл – его уронили прямо в руки рейвенкловцам, и даже не Том. Он висел в стороне и недовольно обозревал поле. Ловец держался рядом, вокруг этого великолепия кружил второй слизеринский загонщик – Мальсибер с лицом убийцы пытался выбить бладжером рейвенкловского вратаря. Видимо, тоже мёрз и мечтал о раздевалке вкупе со скорым концом позора. После него при любом исходе матча полагалась вечеринка соперников, Бёрк уже распаковал свои запасы и попросил старост обходить нужный класс. Желательно позора Рейвенкло, всё-таки определился Том, когда избегать мяча стало невозможно: квоффл после паса сокомандника понёсся в его сторону, кучка рейвенкловцев – тоже. Гарри не мог увидеть с такого расстояния, но был уверен в том, что щенячьими глазами пасовавшего можно растапливать ледники – как и в том, что Риддл помрачнел. Но неожиданно опустил ручку метлы, нырнул, выхватил квоффл из воздуха и отбросил куда-то – судя по тому, что «куда-то» оказалось третьим слизеринским охотником, целенаправленно. Раньше, чем Гарри успел некультурно заорать и испортить себе легенду, от композиции отбил бладжер подлетевший Мальсибер – и так мощно, что почти в Линду, та элегантно отклонилась и помахала рукой в издёвке. — А я думал, с метлы свалится на первой минуте, — Гарри вот думал, что Прюэтт намертво залип на слизеринской трибуне с наречённой где-то среди девиц, но нет. — Да ну, — отреагировал Уизли. — Все ж зачёт сдавали на первом. — Как будто это кому-то мешает падать… — прокомментировал в пространство Джойс. Намекал на осенний случай с одним неудачливым ухажёром, одолженной метлой и совершенно не впечатлённой девицей, которая даже в больничном крыле потом не навестила. То, что кто-то может попытаться повторить их давний подвиг с надписью в воздухе, почти профессиональные квиддичные игроки Гриффиндора не учли. — Умеет он летать, — буркнул, отметив очевидное, Гарри. Пошевелил пальцами в карманах, пронаблюдал, как Том успел бросить какую-то шутку своему ловцу: судя по жестам, тот ржал невоспитанным мерином. Бросить в полёте, потому что рейвенкловская охотница точно не рассчитывала, что «замена на один матч» полетит на неё с настолько сложным лицом: затупила на середине схемы, отбросила мяч по диагонали. Том оторвал обе ладони от рукоятки, сердце Гарри дёрнулось вместе с траекторией чужой метлы. Риддл неловко, но вполне целеустремлённо забрал квоффл левой рукой – и, выровнявшись, полетел передавать. «Кому» он выбирал на две секунды дольше, чем стоило бы, но мысленно Гарри аплодировал стоя: выпусти его самого в строго командную работу охотников, и сильно лучше бы не получилось. Ну, всего раза в три лучше. Всё-таки он знал все основные схемы и приёмы – невозможно пройти школу Идеального Капитана Флимонта Поттера и остаться невинным ловцом, не державшим других мячей. Он наконец выдохнул. Получилось резко, пар от дыхания взвился в воздухе облачком. — Ожидал худшего, — беззлобно сказал Септимус, тоже замерший. — Боунс пропускает представление. — Нужно оно ему, — фыркнул Гарри. Эдгар ни квиддичем, ни слизеринским префектом не интересовался, поэтому сейчас грелся у камина в почти пустой гостиной с Розой. — Это мы тут… — Ради любви, — демонстративно вздохнул Септимус, даже не подозревая, насколько Гарри был солидарен с его словами. — К квиддичу, — разбил атмосферу Джойс. — Я никого тут не люблю. — А нас? — немедленно повернулась Минерва. С ней было сложно разобрать, когда шутит, а когда уже готова брать в руки ближайший моргенштерн: кокетливый тон сочетался с каменным лицом. — Вас всенепременно, — голосом Джойса передразнил Прюэтт. Гарри фыркнул, наблюдая, как Том перестраховывался и терял все шансы врубиться в толпу. На заднем плане ловцы играли в салки, но отблеск снитча он даже натренированным глазом не видел. Том периодически оборачивался на них, и Гарри по спине мог прочитать его умоляющие взгляды, для простых смертных выглядевшие как проклятия – но, даже если ловцы бы впечатлились, снитч сам решал, когда ему выскользнуть из ниоткуда. В легенду «он всё время на поле», утверждённую правилами квиддича и производителями мячей, ни один ловец не верил. Нет его там. Они не слепые. Матч шёл почти полчаса, а хлеба и зрелищ публике всё ещё не досталось: среднестатистическая дружеская стычка, настолько вежливая, что зубы сводило. То ли из-за новичка на поле и благородства обеих сторон, то ли из-за баллов турнирной таблицы игроки чинно перебрасывались квоффлом, как девицы на пляжном волейболе. Сторона Гарри, ответственная за благополучие временного охотника, ликовала. Вторая – нормальный квиддичист – уже лежала в унынии и рассматривала редкие падающие снежинки. Гарри вынул руку из мантии, поймал одну на прохладные пальцы. Распознал в мелких ледяных веточках руну наутиз. Точно переучился с лососями мудрости. Вздохнул, стараясь помедленнее втянуть морозный воздух: ни нужда, ни принуждение, ни конфликты его не радовали. Ещё и снежинка не стряхнулась с пальцев с первого раза, даже не растаяла вмиг, попав на кожу – так и улетела к ботинкам. — О! — оживился рядом Септимус. «О» гриффиндорских квиддичных капитанов не значило ничего хорошего, поэтому Гарри вскинул голову так, что шея хрустнула. Игрок в зелёном плаще штопором падал к земле. Сердце остановилось. Потом несмело, гулко бухнуло по рёбрам, почти сломав изнутри. Понеслось карьером к финишной ленте, той, где окончание жизни от приступа, а ему ещё и шестнадцати нет. И ближайшим человеком, которому разрешалось рвать на нём одежду и трепетно прислушиваться к дыханию, был Том. Который скорее пнёт ботинком и издевательски поинтересуется, не хочет ли он унести непарные дырявые носки даже в могилу как самое ценное. Эту идиотскую мысль Гарри додумывал, уже осознав, что игрок нёсся вниз с метлой в обнимку, весьма целеустремлённо и волосы у него были на десяток тонов светлее. Слизеринский ловец. Рядом почти в мешке из раздувшегося плаща летела Линда. — У-у-у, — так же глубокомысленно прокомментировал Септимус, когда они разошлись по сторонам, побоявшись вписаться в землю. Гарри уже согрелся от стресса и не так сильно желал окончания матча, но тоже поморщился. Ради того, чтобы поскорее ссадить несчастного Тома с метлы, он бы прыгнул до амортизирующих чар. Но ловцы играли по правилам, так что матч продолжался. И найти в нём Тома уже было затруднительно. Ноль опыта в командных взаимодействиях тот компенсировал своим ишачьим упрямством и теперь изображал, что умеет играть в квиддич, так уверенно, что Гарри стоило зайти в раздевалку за мазью: завтра этот оптимист не встанет. Рейвенкловцы пропустили два мяча, слизеринцы – один. Профессура на своей трибуне разместилась так основательно, что у них точно не было проблем с согревающими чарами. Судья висел на краю поля и зорко следил, но у Гарри имелось подозрение, что без стакана горячительного его взлёты не обходятся: попробуй столько времени почти не двигаться и наблюдать за чужим то расправлением павлиньих перьев, то раздуванием горловых мешков, смотря как у команд дела. Команда индивидуализма и сепарации имени Тома Риддла как раз получила квоффлом в плечо. Гарри даже не отследил, от кого; Том, судя по трагичному взгляду на падающий мяч и позе ошарашенного суриката, тоже. Квоффл не бладжер, спина не мозги, Риддл не сахарная девица, но синяк будет. В прозрачном воздухе снова до самого леса, спугнув вороньё, взвился свисток: пока Гарри был занят различением оттенков эмоций по фигуре, второй спринт ловцов закончился удачно. В сторону ста шестидесяти баллов мерно перещёлкивалась рейвенкловская табличка. Удачно не для той стороны, для которой хотелось бы.***
Поток с трибун растекался медленно. Пока младшекурсники шумно ссыпались по лестницам и вытаптывали тропинки до грязи, а фанаты гудели с разной степенью энтузиазма, Гарри успел поменяться местами с Минервой на вечернем дежурстве и передать запретную зону от Бёрка. Но всё равно стоял неподалёку от раздевалок ещё долго, забрав из своей нужный флакон и наблюдая, как расходятся команды. Линда помахала, приглашая праздновать с ними, но он помотал головой; из слизеринской раздевалки сначала высыпались два охотника, потом Андерсон с загонщиком и ловцом, после, наконец, Мальсибер – тогда Гарри потерял компаньона по унылому стоянию, потому что они с Септимусом, на вид совершенно не расстроенные исходом матча, пошли вслед за командой Рейвенкло. Правильно, кому нужны результаты дружеских матчей, когда главная цель – хорошенько налетаться перед общей вечеринкой. Под Гарри, наконец бросившим согревающие чары, уже снег превратился в чавкающую лужу, а Тома всё не было. Семь минус два, потом ещё три, потом один – в слизеринской раздевалке оставался только один человек, если он не научился аппарировать сквозь все щиты Хогвартса. Посомневавшись напоследок ещё минут пять и окончательно захлюпав ботинками в образовавшейся грязи, Гарри обернулся – никто не смотрел – подошёл к чужой раздевалке и толкнул дверь на запретную территорию. Всё равно Септимус тут точно уже был. Риддл обнаружился на скамейке возле ближайшего шкафчика, живой, растерянный и, кажется, смертельно уставший. Всё ещё в квиддичной форме, он вытянул ноги и напоминал взъерошенную ворону после междугороднего перелёта. Встрепенулся на появление Гарри, натягивая неуместную маску высокомерия, но узнал и снова расслабил плечи. — С посвящением, — бодро заявил Гарри, захлопывая за собой дверь и задвинув щеколду: в мире врывавшихся сокомандников проще закрыть физически, чем надеяться, что те постучатся из вежливости. Ключ висел с внутренней стороны, никто лишний не помешает. — Переодевайся уже, вредно в мокром, мышцы застудишь. Прошёл к переходу в женскую раздевалку, – юных леди в этом наборе слизеринской команды не было, так что там хранился хлам всех четырёх факультетов и судьи, – тоже накинул крючок. Стянул свой тёплый плащ, закрепил на вешалке. Том молчал. И сидел. Даже голову не повернул. — Я не встану, — наконец разомкнул губы он. Прозвучало констатацией синевы неба или жадности Слизнорта. — Все так говорили, — повысил степень жизнерадостности тона Гарри, наслаждаясь морщиной между чужих бровей. Том никогда не утверждал «летать просто» или «в квиддичных командах только дураки» – и даже не намекал на это, в отличие от идиота Такера – но то, что он наконец прочувствовал прелести квиддича, пролилось патокой на чёрные части души Гарри. Сам он после первых тренировок скатывался со скамьи сразу на пол с воплями, что больше никогда. Спустя время привык. Потом нашёл зелье имени Карла Филдса и проклинал зельевара после каждой суровой тренировки, но по мышцам гель старательно размазывал. Грациозно двигающийся по дуэльному залу Том будет удивлён, какие именно мышцы могут болеть после полётов – вряд ли он так метался по полю на финальной тренировке. — Давай-давай, — нежно сказал Гарри, убедившись, что Риддл собирается смотреть в сборище старых шкурок от квоффлов до конца жизни. А ведь ходил миф, что слизеринцы организованные. Видимо, скрупулёзное складывание носков Тома по цветам относилось к индивидуальным особенностям. — Душ. Я тебе потом мазь дам, будешь бегать от поклонниц. — Не буду, — возразил Том, подтягивая к себе одну ногу. — И ходить не буду. — Не будешь завтра, если не пойдёшь в горячий душ, — отрезал Гарри. На правах опытного спортсмена он наконец мог покомандовать. К тому же Том раз в столетие вёл себя, как нормальный подросток – стоило насладиться моментом. Потом отойдёт, проспится и отомстит. Пока он только с тоской смотрел на свои ботинки: с выдернутыми эглетами, но не расшнурованные. Поднялся – Гарри готовился страховать, но Риддл преувеличивал масштаб трагедии раз в пять, потому что даже не покачнулся. Подтянул к себе учебную сумку, такую неуместную в квиддичной раздевалке. Направился к душевому отделению. — Я уже всё видел, — подал голос Гарри, представив, как Том со своей священной кожаной сумкой пытается не намочить одежду в условиях квиддичного душа, сурового, как и вся спортивная жизнь – брызгал он во все стороны и никак не регулировался. Игроки ещё на втором курсе пережаловались друг другу и поняли, что в раздевалках стоят одинаковые кабинки. — И сюда никто не зайдёт. Технически мог кто угодно, забывший помыть снаряжение или подсушить прутья метлы, но во имя риддловских трусов и чести Гарри был готов забаррикадироваться изнутри и обороняться до последнего. Том смерил его взглядом. Гарри пожал плечами. Что бы ни придумал мнительный Риддл, он умел держать свои гормоны при себе и не собирался осквернять квиддичную раздевалку настолько приятными воспоминаниями: в её гриффиндорскую копию каждую неделю таскаться и раздеваться до трусов. Парни не поймут. К тому же Том обычно не смущался пользоваться своим выигрышем в генетической лотерее – ну, пока этот выигрыш не трогали руками с похабными намерениями. Зато сейчас Гарри пожалел, что открыл рот и упростил чужую жизнь: влажную от перепада температур защиту Риддл сбрасывал удивительно быстро для человека, который только что не мог встать со скамьи. Следом хлопнулся – скорее хлюпнул – плащ. Улетел на скамью джемпер. Если бы они находились в дамском романе из тех, что разносила по фразам Нэнси, у Тома бы застряла пряжка ремня или ещё что-то, требующее немедленного открытия в четыре руки. Но жизнь была суровее: он отлично справлялся с раздеванием самостоятельно лет с трёх. Оказавшись без квиддичных щитков, ботинок и перспективы играть в каких-то ещё матчах – бедного Уэлча в следующий раз выпихнут под прицелом палочки, если что-то случится, – он быстро вернул себе уверенность. Мышцы у Тома водились только из джентельменского набора дуэлянта, всё ушло в мозги, но всё равно зрелище приятное: не такой палочник, как пару лет назад. — Что? — вскинул бровь Том, аккуратно положив ремень на стопку одежды и взяв полотенце. — Любуюсь, — правдиво отозвался Гарри. Том посмотрел в потолок в своём вежливом жесте, заменяющем закатывание глаз – и ожидаемо застыл, сжав пальцы на полотенце, как только Гарри встал со скамьи. Элегантность движения испортила мантия, хлюпавшая мокрым низом при каждом шаге. — У меня тёплые руки, — во избежание жестокой мести сказал Гарри, вскинув ладони, как будто по ним можно определить температуру. Сделал ещё пару шагов. Том следил за ладонями, как кобра, готовая принять дружескую помощь за попытку нападения. Параноик: план по нападению у Гарри имелся, и не такой грубый, как «развивать эти сложные отношения в месте, где Тому дико некомфортно». Это было бы так же провально, как и вручить ему веник роз: даже на ингредиенты не покрошить. Риддла стоило переигрывать его же методами и вести по такой сложной траектории, чтобы сам запутался, иначе поцелуй в лоб на смертном одре будет их максимумом. Поэтому он только положил ладонь на чужое плечо, пробежавшись пальцами по мышце около шеи и потыкав в будущий синяк. Том выразительно скривился. Уже начал открывать рот: точно собирался сообщить о том, что пальцы у Гарри холодные и слишком не отрубленные, чтобы доставлять удовольствие в этот паршивый день. — Вот видишь, — опередив его, прокомментировал Гарри. — Только душ тебя и спасёт. Нам ещё… питомца кормить. И меня душ спасёт, подумал он, остановив палец на быстро бьющейся жилке. Холодный.