***
— Ну, юноши… — сказал Диппет. Тоном, ровным, как застывшее зимнее озеро, но никто не обманывался. Маги его возраста и положения не повышали голос, для страшных вещей достаточно и шёпота. Комната замерла выставкой восковых скульптур в георгианском интерьере. Расставленных, как на суде Визенгамота: полукругом перед председателем. У окон директорского кабинета восседал в багровом кресле Том, внимательный и участливый, как на приёме у министра магии, хотя отбой прозвенел с час назад и моргал он медленнее обычного. Стрелками на его брюках можно было порезаться, взгляд не уступал – острый и цепкий. Приличествующие случаю дифирамбы «столь тщательно исполняющему префектские обязанности мистеру Риддлу» он выслушал стойко, даже не раздулся от гордости. В соседнем кресле примостился Гарри. «А у мистера Поттера пора отобрать значок» ещё не прозвучало, наоборот, тоже мимолётно похвалили за мужество и сознательность. Но реплика только горчила внутри разбитой склянкой вытяжки белладонны: будь он наблюдательнее и витай в своих проблемах поменьше, где-то на этапе яйца всё решилось бы строгим выговором и годом отработок. Парализованный паук – все четыре фута в размахе вытянутых лап, Гарри не ошибся – лежал между ними и осквернял ковёр директорского кабинета уродливой щетинистостью. Существо от самых подземелий перенёс Дамблдор, движением руки превратив в кроху-птицееда и так же развернув перед Диппетом, только глухой стук падения на пол и раздался. Заклинание не затронуло паралич Тома, и, если Гарри что-то понимал в риддловских эмоциях, на секунду на лице друга мелькнуло неохотное восхищение. Тишину экспозиции нарушал сопевший, всхлипывавший и срывавшийся в клятвы «он бы никогда!..» Хагрид. Они переборщили со спектаклем: уже к лестнице директорского кабинета третьекурсника трясло настолько крупной дрожью, что Гарри поймал неодобрительный взгляд Дамблдора в сторону Тома. Тут же оправдывающе пожал плечами: нет, не мы, он сам чрезмерно впечатлился. Между словами оплошавшего Хагрида и двух старост всё равно поверят им. Сейчас Хагрид занимал целую софу и истреблял второй платок, поэтому Дамблдор увидел в занятой мебели повод постоять у стены. Чтобы обмениваться особыми взрослыми взглядами с Диппетом, решил Гарри: декан мог изменить меблировку всего кабинета за пару взмахов палочкой, не то что создать себе кресло. Но стоял у застеклённого шкафа с настолько суровым лицом, будто желание открутить им головы и втихую убить паука колебалось на чашах весов вместе со здравым смыслом. В процессе исповеди всех трёх участников воображаемые весы подрагивали не раз, слишком выразительно переглядывались взрослые. Том лаконичным перечислением фактов изложил, как разошёлся с коллегой, прогулялся глубже по ответвлениям и заметил подозрительный свет. Хагрид учебным прилежанием не блистал, а до студенческих секретов не дорос, так что настенные светильники погасить не догадался – ещё и lumos величиной с небольшое яблоко зажёг. Том практически прошёл по ковровой дорожке, чтобы встретиться с пауком, которого слизеринцы привлекали больше сэндвичей. «А ведь вместо меня мог быть человек с плохой реакцией» осталось не высказанным, но Дамблдор с Диппетом синхронно поморщились. Даже мелкие акромантулы впрыскивали порцию яда, достаточную для весёлого, полного боли и криков путешествия до больничного крыла, а то и в Мунго – паралич одолевал жертву быстро. Между дальнейшими событиями Том провальсировал с грацией опытного лжеца – и не соврал ни одним фактом. Обезвредил существо, попросил Хагрида остаться до прибытия преподавателей, вызвал гриффиндорского префекта. Гарри держал историю «летом обзавелись средствами связи» наготове, но никто про это не спросил. Потом все неприятно перевели взгляды на Гарри. Пришлось класть руки на подлокотники, чтобы не барабанить пальцами по штанам с прюэттовской нервозностью, отрываться от паука и собирать мысли в голове. Рассказ вышел коротким: прибежал, как ответственный староста, и позвал декана. Повезло найти его в личном кабинете, иначе носился бы по всему замку, а не по десятку лестниц. Хагрид сбивчиво поведал, какой Арагог хорошенький, сколько именно дефицитной ветчины он отнял от студенческих трапез и что «малыш» хотел исключительно познакомиться с «Риддлом, эть» без применения хелицеров. Том сощурился. Он всё ещё небрежно держал в ладони обе палочки. — …это беспрецедентная ситуация, — продолжил директор. Гарри с Томом, как потенциальные создатели такого же прецедента и приёмные родители одного василиска на двоих, переглянулись. — Устав Хогвартса позволяет принимать такие решения без привлечения департамента правопорядка, — вступил Дамблдор, как будто они уже всё обсудили за несколько пересечений взглядов, сделали выводы и теперь озвучивали вердикт, а не совещались. — Школа является организацией на самоуправлении. Но проступок серьёзнейший, и он превосходит… более традиционные дисциплинарные вопросы. — Прос– Простите! — неожиданно вструбил Хагрид параллельно с высмаркиванием. — Я не думал! Гарри вздрогнул. Учиться с полувеликаном было несложно. Защищать его от реплик «скудоумный полукровка, почти не человек» тоже – гриффиндорцы никогда не отличались идеальной успеваемостью. Но только сейчас он действительно осознал, что да, полувеликан, и определённо интеллектом не блещет. Если бы не обучал огромного мальчишку первым вальсовым шагам, уже задумался бы, зачем такая… физически сильная несдержанность в школе. Но Хагрид считался своим ещё до момента, как получил гриффиндорскую нашивку. Он на голову и лишний фут в плечах выделялся из череды первокурсников, совершенно не вписываясь. Гарри вот тоже не вписывался, пусть и притворялся – так удачно, что сидел с префектским значком. Отмазать от исключения из школы и тем более тюремных застенок. Дотащить до СОВ. Дать ему шанс на приличное общество. Как «приютский выкормыш», Гарри знал, где оказываются люди без таких возможностей. — Мы услышали, мистер Хагрид, — неожиданно сухо сказал Дамблдор. Гарри вспомнил, что декан и разрешил ему учиться в школе – суматоха сплетен пронеслась среди чистокровок на его третьем курсе. Гарри тогда больше интересовали темы морали. Сейчас тоже, но уже совсем другой морали. — Я бы предпочёл дисциплинарное разбирательство в пределах школы, — велеречиво сообщил Диппет. — Обращение в департамент правопорядка ввиду возраста и… иных особенностей мистера Хагрида неизбежно приведёт к уничтожению палочки и прекращению магического образования. Заслуженному, но… Они снова переглянулись с Дамблдором, будто разделяли общую тайну. Может, и так. Сейчас судьба Хагрида зависела от всех в кабинете, кроме до сих пор парализованного паука. Первое же – вполне обоснованное и законное – заявление в департамент, и одну из палочек в ладонях Тома сломают, а полувеликана отправят… где он вообще жил, с семьёй? В маггловском мире точно не ориентировался. Директор и декан смотрели почему-то на него. Это уже социальный опрос? — Внутреннее разбирательство, сэр, — отчеканил Гарри. Проглотил очевидное «акромантул никого не укусил»: если бы не скорость реакции Тома, какой-нибудь студент мог агонизировать прямо сейчас. Или пара студентов. Поклонники горячей романтики могли зайти и в выстывшие подземелья. Целоваться в ледяных коридорах не холодно, он проверял. — Думаю, продолжение магического образования… поможет. В смысле, больше сломанной палочки. «Куда ему ещё идти» не прозвучало. Даже если у Хагрида имелась семья – или приёмная семья – некуда. Без палочки официальную работу не найти, а в преступных частях магического мира разве что органы продавать, если ты не изощрённо хитроумный. В маггловском полувеликана тем более никто не ждал. Гарри покосился на Тома – Тома, который обычно не раздумывал о настолько тонких вещах, как хрупкие чужие жизни и способы сломать их несколькими фразами. — Никаких претензий к мистеру Хагриду, — ровно ответил Том. — Каждый имеет право на ошибку… и может её совершить. Смотрел он куда-то между директором и акромантулом, но сразу понятно: эти два предложения – подарок Гарри на десять дней рождения наперёд. Том мог повысить свой рейтинг среди особо рьяных блюстителей предрассудков, заработать школьную награду, отомстить за испорченный вечер и просто сделать гадость без последствий, если представит всё в нужном свете, но не стал – и не потому, что красноречие закончилось. Зато Гарри вертел головой, как сова, так что увидел выражение лица Дамблдора. Походило на то, когда он осенью посмотрел на кольцо – только Том понял с первого раза и в пределах Хогвартса наследие предков не надевал. — Отрадно слышать, мистер Риддл, — прокомментировал Дамблдор удивительно осторожным тоном. Мнением Хагрида никто не поинтересовался, но Рубеус его и так выразил: громогласным прочищением носа. — Итак, — резюмировал Диппет. — Считаю, что заседания внутренней комиссии, не менее двух дюжин отработок и эссе про подходящие условия содержания акромантулов на два фута достаточно, но окончательное решение за Советом. Также я уведомлю профессора Кеттлберна, что подрастающее поколение… столь упорное и многообещающее. Комиссия будет созвана в ближайшие дни, до этого момента мистер Хагрид отстранён от занятий. Он посмотрел на растопыренные ноги акромантула. На каждой поблёскивало два мерзких когтя. Выглядел директор уставшим и неожиданно пожилым, как будто в полночь могущественные маги превращались в обычных стариков. Гарри вспомнил последние месяцы. Или даже не в полночь. На фоне непрерывной бомбардировки новостями Диппет ощутимо сдал. — Думаю, вам пора в постели, — произнёс объект размышлений отнюдь не слабым голосом. — Мистер Поттер, проводите мистера Хагрида, пожалуйста. Дату разбирательства я сообщу вам позднее. Мистер Риддл, пятьдесят баллов Слизерину. Том кивнул, прикрыв глаза. Протянул руку к Гарри. В плавности жеста читалось «я твоих идиотов спасаю, но с обезоруженным полукровкой сам разбирайся». Гарри выцепил чужую палочку, мельком мазнув пальцами по тисовой – та потеплела в ответ. Посмотрел на Дамблдора. Тот ничего не сказал, так что сунул непривычное древко в карман вместе со своим. Вне занятий палочки всё равно якобы не использовались, а без неё меньше шансов натворить бед. За Хагридом он собирался ходить второй тенью: слухи неизбежно разнесутся, и хорошо бы подальше от правды, и чтобы Рубеус ничего от себя не ляпнул. — Можете снять заклятие, — обронил Дамблдор, глядя на акромантула. Том неторопливо встал с кресла, неспешно расправил полы мантии. Медленно поднял палочку. Раньше, чем Гарри закатил глаза от излишней театральности, отменил заклинание – и тут же шагнул в его сторону. За полсекунды между снятием паралича и новым лучом, уже от Дамблдора, паук успел щёлкнуть хелицерами на пути к Гарри. Ещё и на ноги перекатился скоростной неваляшкой. Решил отомстить за разглядывание в парализованном виде, раз они вроде как разумные? Просто его кресло ближе всего стояло к двери и потенциальному побегу? Гарри силой воли разжал пальцы – почти выдернул свою палочку. Успел бы, если бы в кармане не оказалось целых две. Том так же неторопливо опустил руку. Над манерностью смеяться больше не хотелось. — Доброй ночи, господа, — произнёс Дамблдор, глядя на эту сцену со смирением мученика. — Доброй, — нестройно отозвались они. Том с ничего не выражающим лицом развернулся к двери. Гарри успел неловко улыбнуться. Хагрид шмыгнул в мокрый платок. Он наконец прекратил рыдать, а вопрос «как убьют ядовитую тварь или на какую ферму по сцеживанию яда отправят» Гарри задаст позже.***
Спускались они в натянутой тишине – Том, потом Гарри, замыкал процессию Хагрид. Шли по коридорам такой же вереницей. Шаги гулко отдавались среди лестничных пролётов, пустых и тёмных. Почти полночь, даже преподаватели к этому времени должны были разойтись. Гарри собирался перескочить на сокращённый путь к гриффиндорской башне, но Том затормозил, обернувшись к ним. — Думаю, дальше мистер Хагрид в состоянии добраться самостоятельно, — сообщил он. — И достаточно умён, чтобы не распространяться о произошедшем, не так ли? Гарри подозрительно сощурился. Хагрид рядом кивнул. Опротестовать решение старосты ему в голову не пришло, хотя их недвусмысленно отправили спать всех вместе, и «спать» Гарри располагалось в том же направлении, что и у него. Но Гарри как раз искал повод в башню не возвращаться. Там придётся идти в душ, разбирать постель, встречать понедельник через одно закрывание глаз и, может быть, красочный сон с кровью и хелицерами. Утром излагать всё Минерве и на пару пресекать все сплетни. От таких мыслей и засыпать не хотелось, поэтому Гарри на правах второго старосты одобрительно махнул рукой. — Идём, — сказал Том, когда спина Хагрида скрылась за переплетением лестниц. Кажется, он ждал ответа или возмущения, но Гарри слишком устал и послушно свернул вниз. Полы мантии Тома шелестели по ступеням, едва слышным рокотом похрапывали портреты – остаточные звуки человечности, созданные художниками. Поход на свидание это не напоминало. Риддл даже не оборачивался, пока петлял по лестницам, вёл по проходам и углублялся в лабиринт, из которого они и вышли пару часов назад процессией с пауком. Там, достав платок, дёрнул за ножку факела. Сократил путь. Прошёл мимо ниши – когда дверь каморки закрыли, она практически слилась со стеной. Гарри мрачно стучал каблуками за ним, потирая глаза. Адреналин спадал; спать после всех нервов тоже не тянуло, но впасть в анабиоз было бы неплохо. Каменные стены сливались по краям зрения, так что он перестал считать коридоры – Том остановился перед очередными кусками древних глыб в, ну, каком-то, десятом или двадцатом. Наклонил голову, без слов махнул палочкой. Иллюзия скатилась с двери – обычной, деревянной и грубой, со щелями между досками, – как упавший со стула плащ. Последней проявилась ручка: совершенно не подходящий к дереву вычурный череп. Том снова посмотрел на Гарри с гордостью ретривера и, раньше, чем он смог всё-таки спросить, небрежно толкнул дверь вовнутрь. Гарри успел заметить дорогую, викторианских времён мебель на фоне кладки, прежде чем упереться взглядом в существо, которое вечером дня всех влюблённых ожидал увидеть меньше всего – а этот день уже включил в себя акромантула и Диппета. — Том, ты поздн– ой, — захлопнул рот Абраксас. Глаза навыкат ему не шли. Сидел отпрыск снобизма и чрезмерных амбиций за столом с, видимо, домашними эссе – перед ним лежало несколько раскатанных свитков и пара книг. За той же столешницей застыли в немой сцене Лестрейндж и Эйвери. Из них Гарри совсем не общался только с Эйвери, который в квиддич не играл, в чарах не блистал и вообще был неприятно близок к юриспруденции – а там Крауч и опасная зона. Комично удивлёнными выглядели все. Гарри подавил порыв фыркнуть от смеха, потому что сам хлопал ресницами, спешно натягивая маску «ага, я сюда нарочно пришёл». — Административные дела, — невозмутимо произнёс Том, заходя в комнату. Гарри не нашёл никаких вариантов, кроме как пройти следом – не в проёме же стоять. Дверь щёлкнула за ним ловушкой египетских пирамид из страшных баек – гриффиндорский префект и целая комната умных слизеринцев после отбоя, у-у-у. — С Гарри все уже знакомы, — продолжил Том. Свободным оставался только один стул между Малфоем и Лестрейнджем, но Риддл непринуждённо прошёл в угол с местным троном: зелёное кресло в тонких узорах вышивки выглядело достойным этого звания. — Какие новости? — Привет, Поттер, — наконец коротко улыбнулся Лестрейндж, положив запястья на раскатанный пергаментный лист. Дариан быстро справился с лицом и делал вид, что застывший Гарри – это привычная деталь интерьера. Малфой вскинул бровь, как будто не желал сдаваться так просто. Напоминало перекошенную плотву, которую дёрнули крючком за жабры. Эйвери сидел настолько ровно, будто Гарри был Дамблдором или сразу Диппетом. Том расслабленно смотрел на них всех, и палочка в его руках успокаивала. — Новости… — продолжил Лестрейндж. — Адриан застрял на свидании, Вилфорд тоже. Орион не вовремя зашёл к брату и теперь прячется от Друэллы. В Британии тихо. Руны Арманена непереводимы. Гарри собирался молчать и исчезнуть отсюда при первой же возможности, а потом долго орать на Тома, что нельзя устраивать такие сюрпризы на ночь глядя и без моральной подготовки длиной в полгода. Но не выдержал: — Они искусственные. На базе древнескандинавской поэмы. Возьми «Секрет рун», я его сегодня сдал. Малфой подцепил с парты своё перо с серебряным наконечником и потянулся к чернильнице. Если это демонстративное игнорирование, то такие перформансы он устраивает зря. — Спасибо, — отозвался Лестрейндж, опустив взгляд на пергамент. Он должен Дариану пирог с кухни за моральную поддержку в логове… врагами их не назвать, но в глазах у всех читалось одно: «что оно здесь делает, Том, зачем ты это притащил, Том». Риддл тем временем вывел сложную связку палочкой, произнёс инкантацию своим невозможным тенором – и со стуком, заставившим Эйвери подпрыгнуть, приземлилось второе кресло. Без узоров, но мягкое на вид и даже на четырёх изогнутых ножках той же конструкции. Вряд ли оно продержится дольше нескольких часов, но демонстрация силы пробирала до встающих дыбом волос. Гарри быстро просчитал варианты, разглядывая всю комнату сразу: притащенный точно не из подземелий резной светильник, конец косы Малфоя с тёмно-синей лентой, лежащий на тартановом бархатном жилете, фарфоровая тарелка с хлебными крошками, книга с биографией Волчановой на краю стола, ближе всего к креслу Тома. В углу местилась портативная печь, обложенная кафелем с орнаментом: кажется, чертополох. Продолжать стоять было глупо. Гарри плюнул на всё, выпрямил спину, прошёл к любезно предложенному креслу и по пути сцапал книгу Тома. Как будто через вязкую жижу брёл: за его шагами следили все, пусть и из-под чёлок. Том вытянул ноги и уставился на печной огонь. Моргал он медленно и губы поджал, то есть феноменального, отрабатываемого годами риддловского спокойствия оставалось на считанные часы – донимать его при его же… людях взрывоопасно. Потом допросит с пристрастием, решил Гарри и открыл книгу на первых страницах: если не дали почитать «Антиквара», то хотя бы это будет заменителем. Мягкой кровати и яблоневых брёвен в камине тоже не хватало, но кто-то из компании слизеринцев пользовался хорошими духами, а Том трансфигурировал действительно удобное кресло – сойдёт. Он успел пролистать несколько страниц, не вникая в расплывавшийся перед глазами текст, прежде чем раздались первые осторожные шорохи. — Так что хотел? — Лестрейндж, спаси его Мерлин на СОВ и ниспошли лучшие оценки за умение разряжать обстановку. — Две фермы в компенсацию, конечно, — это уже Малфой, только он так выпендривался с акцентом. — Нашёл дурака, — произнёс незнакомый голос. Эйвери. — Они вообще австрийские, нет? — Именно. Угадай, с чьих денег акции. Воспетые в легендах сборища слизеринцев с жертвоприношениями, алтарями, клятвами на крови и вызовами демонов оказались обычной гриффиндорской посиделкой, только с ассортиментом едва знакомых имён и очень высокой политикой. Настолько высокой, что Гарри и с книгой пыток бы уснул, а держал скучную биографию неинтересной волшебницы. Но Том притащил его с собой или покрасоваться добычей перед подчинёнными, или наоборот, в каком-то извращённом жесте доверия – стоило ценить, терпеть и не спать, даже если потрескивание щепок в печке складывалось в колыбельную. Может, они все решили поиграть в занимательное развлечение «не выдай гриффиндорцу ни кната ценной информации». Пока Малфой на самом деле высчитывал планетарные траектории, прибегая к коллективному слизеринскому разуму каждые несколько минут. Судя по тому, что люди из первой дюжины учебного рейтинга строчили домашние задания поздним воскресным вечером, что-то с расчленением младенцев и колдовством над запрещёнными артефактами действительно происходило. В какие-то другие дни, когда Том после одиннадцати – всех студентов к этому времени загоняли в гостиные, – на попытки дозваться через зеркало не реагировал. Теперь можно было говорить «ага!» ему в лицо, но дорогу Гарри не запомнил. И, читая про любимую кошечку великой волшебницы, вовсю размышлял, к чему такие жесты. То есть по какой причине сейчас, если собрал своих подхалимов Риддл предыдущей осенью, а односторонне поссорились из-за этого они почти год назад. Если Том вообще понял, что это была ссора, слишком быстро и нервно всё тогда прошло. Щёлкнули наручные часы: половина первого. Будто по негласному приказу, аспиды стали собираться. Абраксас сгрёб в сумку свитки и книги единой стопкой, проскользнул между стульев, обернулся у самой двери. — Доброй ночи, Дариан, Персиваль, Том. Неимоверный придурок. — И тебе, Абраксас, — отозвался Гарри, улыбнувшись с зубами. С Малфоем они на имена ещё не переходили, но раз тот так выпендривался… Малфой коротко кивнул – будто по затылку шлёпнули. Так как Том повернул голову, могло быть всякое. Вышел. Дверь за его спиной зарябила иллюзией: эта комната точно не настолько проста, как «идти по подземельям и открыть старый класс». Следующим через пять минут попрощался Эйвери, и его «ночи, Том» определяло суть местных отношений лучше, чем все описания. — Ушли сплетничать, — не выдержал Гарри, когда из условно посторонних остался один Лестрейндж, и тот уже дул на пергамент со свежими чернилами. Том развернулся, устало моргнув. — Привыкнут. — Добро пожаловать в клуб нытья Абраксаса Малфоя, — напыщенно кивнул Дариан. — Вам оказана высочайшая честь отсель и до смерти от скуки слушать, как его ужалила кусачая орхидея. — Они же не жалят. — Именно, — подтвердил Дариан. — Давно пора было, Том. Удивительно, но Лестрейндж не забился в агонии на полу под лекцию «и без тебя знаю, что мне пора, а что нет». Гарри почувствовал себя оскорблённым где-то на два дюйма внутреннего бурления. Почти пятнадцать лет вместе, а у Тома всё ещё обнаруживались новые грани – например, другие друзья, которых он терпит. — Я пропустил много жертвоприношений?.. — вскинул бровь Гарри, отложив книгу. — Без тебя – никаких, — сообщил Том, разглядывая его лицо. Это шутка, признание в любви или отсылка к запрету влезать в неприятности без него? Гарри покосился на Лестрейнджа, но Дариан сидел с нарочито нейтральным лицом, колдуя над подсыхающими чернилами. Якобы надписи интересовали больше диалога, а сам он – предмет мебели, навроде хрустальной чернильницы Малфоя, которую тот заткнул пробкой и оставил. То, что даже Дар ничего не разбирал и притворялся ветошью, снимало полдюйма пенки из воображаемого кипящего котла. — Отлично, я их не поддерживаю, — обозначил свою позицию Гарри, вставая с кресла. Завтрак от всех их приключений на более позднее время не переносили, а жаль. — Мы идём? Как бы он ни любил Лестрейнджа и его здравый смысл, «административные вопросы» акромантульих убийств стоило решать наедине с Томом – например, завтра. Озвучивать всё, что крутилось в голове, тоже. Гарри составит череду пунктов и раскатает длинный пергаментный свиток. Том кивнул, взмахом палочки гася огонь в печи: щепки затрещали, но вторым жестом он убрал дым, третьим – захлопнул заслонку. Лестрейндж сгрузил половину бумаг на край стола, прижав стеклянным пресс-папье. Конечно, со змеёй, и глаза у той поблескивали зеленью. Дверь за ними стёрлась в небытие вместе с черепом-ручкой – только разводы, похожие на глазницы и зубы, остались на тёмном камне. Том удовлетворённо кивнул, положив руку на голую стену вместо двери. Лестрейндж зевнул в ладонь. Гарри сдержался, но короткому пути до слизеринской гостиной позавидовал. Когда по коридорам разнеслись шаги, дёрнулись они втроём. Дариан извлёк палочку – быстрее, чем половина студентов дуэльного клуба. Гарри нервно подпрыгнул. Том повернул голову так резко, что прядь волос выехала из укладки – единственное, отличавшее его утреннюю версию от «Риддл, истощённый жизнью и идиотами, одна штука». В конце коридора показался Адриан Паркинсон – с разведёнными пустыми ладонями, мрачным лицом и, кажется, засосом на четверть шеи. При виде Гарри сбился на полшага, но подошёл к ним, как будто гриффиндорский префект в тайном слизеринском месте – явление в порядке вещей. — Отличное свидание? — не улыбнувшись, спросил Том. — Почти, — поднял руку к шее Паркинсон. Он входил в тройку главных хогвартских зануд, поэтому у Гарри прямо сейчас с треском рвалась картина мира. — Небольшая факультетская проблема. Пришла пора Гарри делать вид, что его здесь нет. Какими бы кнутами и пряниками Том не управлял Слизерином, они это никогда не обсуждали – да и имелось неведомое обоснование тому, что Гарри привели на безобидную полуночную встречу с домашними заданиями, а не какое-нибудь факультетское сборище политических речей. Некоторые вещи он и сам знать не хотел. — Излагай, — ровно произнёс Том, сделав жест, будто смахивает паутину с глаз. Тоже мечтал об объятиях с подушкой под пологом. Гарри не раз заходил в его спальню ранним утром разбудить к завтраку – будущий властитель Британии обнимал ногой одеяло и смешно тыкался носом в подушку. — Уэлч принял… неважно, — сказал Паркинсон, всё-таки посмотрев на Гарри. — В общем, повредил внутреннее ухо, я наткнулся, когда шёл к вам. Дженнингс и Слизнорт уже в курсе, всё решили, баллы не сняты. Том выглядел слишком мрачным для такого оптимистичного отчёта. Дрессированные у него товарищи, ещё и со всем справились, не дёргая префекта. Гарри нашарил в голове обрывки знахарских знаний: ну, пошатается человек с неделю с плохой координацией, отстранят от половины занятий по благовидной причине, как и Хагрида. Судя по «принял», выслушает лекцию от Слизнорта, что нужно употреблять, чтобы последствий не случилось. Кто такой Уэлч, он не помнил, но подобные повреждения в магическом мире решались успешно – разве что долго. — Андерсон протрезвел и наорался, — добавил Паркинсон, поморщившись. — Зовёт меня, — утвердительным тоном задал вопрос Том. — Зовёт, — кивнул Паркинсон. Лестрейндж тоже скривился. Где-то между четырьмя студентами был закопан воняющий труп, но Гарри стоял единственным не посвящённым в контекст. В сравнении с акромантулом в подземельях – по расположению этой комнаты стало понятно, почему Том так выбесился от «выпускал погулять», ведь его драгоценных подопечных могли и укусить, – накурившийся студент считался мелочью. До оргии не дотягивало. — Неприятно, — спустя несколько секунд трагичного молчания прокомментировал Том. — Что неприятно? — влез Гарри. Том сам его сюда притащил, пусть и отдувается. Паркинсон и Лестрейндж воззрились, как на идиота, а ведь одного из них он называл другом. — Матч с Рейвенкло через неделю, — осторожно сказал Лестрейндж, пока Том рассматривал каменную кладку. — Ну, — не понял Гарри. Матч как матч. Бёрк все уши прожужжал, насколько ему не нравится летать в феврале и почему Гриффиндору так повезло оказаться в весенней четверти сетки. Ничего важного в почти дружеской стычке не было – этот сезон на фоне турнира казался скучным, как лекции по истории магии. — Оливер – охотник команды, — продолжил Лестрейндж. Окей, кажется, Оливер – это Уэлч. Что-то такое Гарри помнил. Мельком. В слизеринской команде его интересовали загонщики, вратарь и ловец, охотники у них менялись каждый сезон. — И? Том наконец открыл рот. — И запасной охотник в команде Слизерина только один, — произнёс он с такой расстановкой, что объявление по радио о начале войны и то звучало более смазано. «Я» он мог и не добавлять: Гарри сам поспособствовал вписыванию фамилии «Риддл» в тот список.