***
— Не нервничай, — неожиданно сказал Том. Он шнуровал ботинки, со свистом вытягивая металлические кончики и проверяя, достаточно ли туго сжата нога. Это здание точно не являлось замком: скорее крупным особняком, даже не закольцованным, к чему привык Гарри, прогуливаясь по бесконечным коридорам незнакомых жилищ. Студенты, сопровождающие и вся орда авроров поместились в одном длинном крыле второго этажа – парные комнаты тем дуэлянтам, у кого нашелся сосед того же пола, одиночные для преподавателей и нескольких девочек. Гарри тогда безразлично толкнул дверь первой же комнаты от лестницы. Две кровати, шкаф, ковёр, ощущение свежей уборки, оставившей слишком стерильный воздух, чтобы им можно было нормально дышать. — Я совершенно не нервничаю, — подчеркнул он, наконец справившись с пряжкой ремня. Предыдущий ремень валялся на кровати – как и скомканная парадная мантия, поверх которой лежали две уже оторванных пуговицы и пустой чехол от палочки. Древко из остролиста он держал в руках, успев трансфигурацией вместо бытовых чар заштопать носок, уложить волосы и растрепать все заново. Поддержка Тома больше походила на приказы. «Успокойся», «не нервничай», «не стучи ногой», ещё бы сказал «не дыши, ты отвлекаешь». Гарри нарочно шумно выдохнул, поправляя запонку. Отобрал запасные у Тома: свои он забыл где-то на тумбочке в спальне за много миль отсюда. — Но почему она? — всё-таки возмутился он вслух. — А кого ты хотел? — посмотрел из-под чёлки Том. — Робера? Фамилию француза Том произносил, растягивая «е» вместе с губами: то ли злодейский лисий оскал, то ли предвкушение, не разобрать. — Нет, — раздраженно фыркнул Гарри. — Забей. Никого. — Она не худший вариант, – пожал плечами Том, выпрямившись. — Эрна кажется вполне… милой девушкой. — Э-э-эрна, — протянул Гарри, опустив менее цензурный рифмованный вариант. Впрочем, негромко: у стен есть уши, а девчонки мстительные до ужаса. Ему хватало тёмных глаз Перес. В компактной выборке из четырёх участников вариантов у них действительно насчитывалось немного. Гарри и под пытками не сказал бы, кого он предпочитал, представительницу Дурмстранга с дурной славой школы или лицемерно улыбчивого француза, облапавшего его руку и подмигнувшего после результатов жеребьёвки. Оба вели себя слишком странно, чтобы пытаться изобразить честную игру. Нормальные соперники друг с другом не флиртуют. Но француз выпал Тому – и тот быстро шнуровал уже дуэльную мантию. Какими бы ни были его планы по укрощению недоотравителей, воображаемую корону Риддла не могли сдвинуть никакие многоходовки. Гарри тоже был уверен в победе, но часть пуговиц уже отодрал. Том укоряюще посмотрел в ответ на передразнивание. — Ты победишь, — сообщил он с интонацией «Земля вращается вокруг Солнца». — Если не будешь думать о вещах наподобие «девушкам надо уступать». — Не собираюсь, — отрезал Гарри, резко затягивая шнурок. Не смог вдохнуть, расслабил обратно. — Эта девушка сама за такое нагонит и побьёт. Том неопределённо дернул плечом. За годы общения так и не стало понятно, что он думал о девушках и насколько с ними считался, но даже негласный слизеринский принц не говорил про «кухня-вышивка-дети» вслух. Впрочем, у них в террариуме обитали девицы Блэков и Розье: те могли провести принудительную кастрацию даже за предположение, что дама обязана тихо вышивать в глубинах особняка. Маги могли носить нижние рубашки и не топить в большинстве комнат, пользоваться ночными горшками до последнего и критиковать друг друга за малейшие детали устаревшего этикета, но права ведьм учитывались – да и попробуй возразить волшебнице с палочкой. Дальше Гарри на разговоры не отвлекался и одежду не рвал, так что закончил подготовку за четверть часа до первого поединка. Он шел вторым, Том – четвертым, и в этот раз хотелось поменяться местами. Сразу с кем-нибудь из старших – кто там дуэлировал последним, огромный скандинав? Он не боялся, что победит Эрна, но панибратско-дружелюбное отношение Ульрикссен нервировало не меньше суровости остальных скандинавских морд. На жеребьёвке она с улыбкой отсалютовала палочкой, вышивка на палантине всколыхнулась от движения, взметнувшись морскими волнами. Гарри вежливо махнул ладонью в ответ, больше занятый бледнеющим Уилкисом: слизеринец пытался сравняться цветом лица с мантией Робера. Жоэль смотрел на Тома. Риддл уставился в ответ. Сцена напоминала бы двух павлинов, запертых в одном птичнике, если бы не резкие улыбки обоих: французский мальчик превратился в опасного юношу, Том… Том весь был и острием клинка, и капающим ядом, и тенями в глубинах Запретного леса – просто иногда позволял себе не притворяться, что этот клинок спрятан в безопасных ножнах. Дуэль будет интересной, решил Гарри тогда. Когда сам победит и сможет смотреть без подрагивающих коленей, твердил себе он, поворачивая дверную ручку – Том ушёл получать последние наставления так спешно, будто всё-таки нервничал. Точно победит, ещё раз проговорил Гарри, разворачиваясь на каблуках. Позитивное мышление. Аффирмации и всё такое. И выхватил из воздуха летящий конверт – рефлексы ловца оказались сильнее здравого смысла, гласившего, что нечего прерывать полёт чужих посланий в посторонних зданиях. Но конверт не обжёг ладони, не затрепетал краями, пытаясь вывернуться из руки, и не превратил его в гусеницу за вторжение в частную переписку. Только хрустнул золотой печатью, раскрывшись, показал короткую строчку. Гарри поморгал, наклонив голову, до пятен в зажмуренных глазах, но нелепая шутка не испарилась. Сном это тоже не было. Отдалённо знакомым почерком – то ли тем, которым правили его летние эссе на тему этикета пару лет назад, то ли с писем через абонентский ящик восемьдесят три, – кто-то вывел «должна выиграть Ульрикссен». Под первым словом красовалась размашистая черта, в углу – ещё более знакомый набор из граней, обрамляющих круг. Возле этого символа на стене он ужинал целое лето, забыть сложно. — Отличная шутка, придурки, — пробормотал Гарри, встряхнув рукой: самоуничтожающееся послание, ну конечно. Пергамент испарился с синим колдовским огнём, без ожогов, но теперь он не мог всмотреться в почерк. Или догнать Тома с доказательствами. Вряд ли шутка от него – слишком примитивно, на уровне младшекурсников, подрисовывавших закорючки к формулам в готовом эссе, – но этим символом в последнее время не баловались даже люди с альтернативным чувством юмора. Вряд ли Эрне пришло в голову обеспечить себе победу таким способом. Пришлось вытереть вспотевшие ладони о жесткую ткань мантии. Сердце стучало в горле, передислоцировавшись из пяток куда-то к языку. Запаха крови пока не чудилось, но Гарри не любил обманывать себя: ещё несколько минут панических размышлений, и мозг всё вспомнит. Хорошо, если не в середине дуэли, тогда могло сбыться предсказание Вилкост про «ронять палочки из рук». На звание хорошего шутника неизвестный претендовать не мог даже с натяжкой, определился Гарри, делая первый шаг с лестницы. Его ждали в дуэльном зале вне зависимости от экзистенциальных кризисов, и обмороки от паники где попало – последнее, что может допустить репутация. На шестом курсе он собирался всерьёз побороться за звание школьного старосты с Томом – и, к сожалению, нужный значок был всего один. — Вашу палочку, — услышал он в третий раз за сутки, спустя пару поворотов оказавшись перед дверями нужного зала. Если они доживут до шестого курса и значок будет кому вручать. Гарри вынырнул из мыслей, вздрогнув; неловко улыбнулся, провёл рукой по волосам, вытянул палочку из чехла. Аврор без улыбки извлёк свою. Гарри дёрнулся ещё раз, замаскировав под перекатывание на пятки. Второй аврор, подпиравший стену с другой стороны двери, ухмыльнулся. Судя по дурацким усам и пятью золотым вензелям отделки на фут мантии, француз. И дёргал губами он так паскудно, словно владел всеми тайными знаниями на свете, и смешливо щурился свысока. — Разминка? — голос у него тоже был высоким и неприятным. И ресницы выгоревшие, мысленно пробубнил Гарри и опустился на носки. — Разумеется, — подтвердил он, пытаясь сгрести в кучу свои моральные силы и улыбнуться. Не вышло. — Удачного… прыганья, — прокомментировал тот, пока его более приятный товарищ молча протягивал палочку. Остролист потеплел в ладони, плюнув рыжей искрой. Сомнительная поддержка. — Благодарю, — сухо ответил Гарри, подняв подбородок повыше. На миг обернулся – но нет, верх лестницы не могло быть видно, даже если просветить стены, а такие заклинания он за все поиски Тайной комнаты уже знал бы. Колени практически вибрировали. День был дурацким, и авроры были дурацкими, и шутка была дурацко правдоподобной, и Том… Том уже обернулся на него со взглядом, раздражение в котором через секунду поменялось на что-то неразличимое. Гарри быстро изобразил любезный оскал, мысленно показав другу средний палец. Том мог сколько угодно тупить в сложных материях межчеловеческих отношений, но мелкие мимические промахи он считывал прекрасно – и использовал в своих интересах. Так идиотски шутить Риддл не стал бы даже за очень хорошую услугу, так что оставалось не допускать его до мысли, что что-то пошло не так: уже слишком поздно выходить, уединяться и излагать произошедшее. Расскажет, когда победит, вместе посмеются. Червячок «а что, если…» Гарри забил каблуками, маршируя по залу к профессору Вилкост. Полгода назад им недвусмысленно дали понять, что ожидают победы в турнире. Гарри собирался победить, даже если это выведет его в финал с Томом со всеми сопутствующими сложностями. Победить – и не думать ни о золотом сургуче, так совпадающем с прядью волос, ни о начерченном символе, ни о схожем почерке. Исключительно дурацкая шутка. Пока он изображал жертву паралича в коридоре, в зале собрались маги. Развалились на стульях с вытянутыми ногами те, кто вылетел в предыдущем туре: их ждали разве что командные стычки, и то завтра. В конце дуэльного помоста с напёрстками кофе в руках разговаривали организаторы и судьи – мадам Марино не пришла, хотя её личный помощник стоял, уткнувшись в бумаги. У стен с сомнительным успехом сливались с панелями авроры. Именно, кто протащит письмо от Гриндевальда или пособников в охраняемый особняк, вытянул себе аргумент Гарри. Мысль эта вышла хилой, как дохлая рыба недельной давности: сам меньше часа назад думал, каковы шансы, что половина людей здесь – подставные лица. — Итак, Гарри, согласно отработанным связкам… — повернулась к нему Вилкост. Победить. — Удачи, мистер Поттер, — за несколько минут до первой дуэли возник за плечом Дамблдор. Гарри нервно кивнул в ответ. Победить. — Одна минута до следующего поединка, участникам приготовиться, — сухо озвучил судья. Победить. Когда вообще успела пройти целая дуэль, которая длилась точно не две секунды? Гарри прикрыл глаза, выдыхая. Он сидел на ближайшем к помосту стуле, скрестив ноги, и уже ощущал, как слишком туго затянута шнуровка на левом ботинке. Вздрогнул, распахивая глаза: плеча коснулись так, что почти подорвался со стула перекатом, готовый вскинуть палочку. Том, не поднимаясь с соседнего стула, убрал пальцы, спокойный и собранный. Его лицо немного расплывалось перед глазами, мир покрывался тёмными пятнами. — Иди. — И никаких пожеланий удачи?.. — пробормотал Гарри, пытаясь встать со стула и не запутаться в ногах. Сзади хмыкнул Робер. Что он делал рядом с ними, непонятно, но занят был самым невинным делом на свете: в последние минуты пытался зачесать волосы. Гарри бледно улыбнулся, на пробу сжал кулак, проверяя, что не вся кровь панически утекла к пяткам, и пересёк линию перед помостом. Победить, даже если он спалит этот особняк адским пламенем и аппарирует перед этим с Томом. Аппарировать он ещё не умел, но это мелочи. — Ну что, готов проигрывать? — бодро спросила Эрна с другого конца помоста. Если в этом палудаментуме, который она выбрала вместо традиционной дуэльной мантии, можно хорошо сражаться, то Гарри – жеребенок фестрала. — Ещё посмотрим, кто сдастся, моя леди, — склонил голову Гарри, пока судья обсуждал остатки организаторской чуши с помощниками. У них оставалось несколько реплик и несущееся по крови возбуждение от предстоящего поединка. Драки, определился Гарри, глядя на блеск чужих глаз. Как назло, волнение и паника выбили из головы запрещенные заклинания: то, что он повторял активнее всего, намереваясь не вылететь – и, что ещё страшнее, не поломать всё в глазах Дамблдора, – из-за одной осечки. Почти выпускнице школы, специализирующейся на всякой дряни, не требовалось держать в голове нормы морального приличия поверх стандартного кодекса. — Обещаю не ранить тебя… слишком сильно, — пообещала она, перекатываясь с пяток на носки. — En garde, — раздалось со стороны. — Я тоже, — не придумал ничего остроумного Гарри, отступая к нужной линии. Он не смотрел ни на зрителей – Тома, – ни на преподавателей, но входная дверь в зал располагалась почти напротив глаз, и прямо сейчас в проём прошла мадам Марино. Гиппогрифа ему в фестрала с тройным сношением. Сердце сейчас уйдёт жить отдельно от грудной клетки. — Êtes-vous prêts, — снова без вопросительной интонации. И снова он совершенно не был готов, но кивнул. — Allez! Пол стал укатываться из-под ног – и да, ботинок зашнуровал слишком туго. Шаг, и поворот, и щит, и бросок вперёд – неудачный, Эрна тоже знала эти связки. Отступление, прыжок, свист древка в воздухе, стук капель – испаряющихся раньше, чем достигли и так скользкого помоста. Если бы они играли в шахматы, Ульрикссен была бы той, кто выучил основные ходы ещё до того, как научиться читать. Малиновое режущее заклятие, отразившееся фантомной болью в руке – давней, риддловской ещё. Почти безобидное колющее, прилетевшее в рёбра, пока он предавался сентиментальности лишние доли секунды. Слишком много думать вредно: едва увернулся от третьего, кинул пленку отражающего щита под ноги Эрне, под него – отвлекающее выворачивание коленей, над, чтобы отлетел в лицо – сглаз порчи зрения. Вихрь палудаментума действительно хорошо работал, мешая понять контуры тела. Промахнулся дважды. — Это всё? — успела вскинуть бровь Эрна, убираясь почти на край платформы: ещё полшага, и наступила бы на линию. На такие жалкие подзуживания Гарри тратить воздух и силы не собирался. Сдвинулся от пеленающего заклинания, наколдовал облако ольховой пыльцы, задержав дыхание: гадость разносилась далеко даже без порыва ветра, который он вызвал сразу после. Эрна сморщилась, часто заморгала, вскинула руку, колдуя головной пузырь: трудозатратное, долгое заклинание. И споткнулась о невидимые подножки. Гарри тренировал эту скороговорку почти месяц. Скользнул вперёд, пометался по краям платформы между лучами, откатился от подозрительно фиолетового, пригнулся от жёлтого. Колени продолжали припадочно трястись, хорошо, хоть руки двигались без проблем – от сгибов запястья и ловкости пальцев зависело многое. Успел нарисовать нужную руну, укрепляющую его щит в середине между ними, и ретировался подальше: вовремя, в него полетела та самая песчаная буря. Осыпалась, достигнув руны, как прах мечтаний скандинавки размазать его за первую минуту. Гарри торжествующе усмехнулся, не забыв продолжить плетение: ему нужно было что-нибудь взрывное и в рамках правил. И колдовать такие масштабные вещи здорово мешали жуки, сформировавшиеся из песка и помчавшиеся к нему с прытью стада маленьких терьеров. Пришлось скидывать плетение, переключаясь на вещи побыстрее. Теперь усмехнулась уже Эрна, кровожадная, как тот, о ком Гарри просто не мог думать в разгаре поединка. Хватило того, что мазнул взглядам по аврорам – те смотрели на бесплатное представление, и, как назло, по диагонали от него оказался тот самый выпендривающийся. Усмехался ли он всё так же паскудно, Гарри не рассмотрел, спасая свои тестикулы от скоростных големов. Заклинания выходили быстрее, чем подключался мозг, траектории менялись инстинктивно, зрение цепляло кусочки мира, но мысли приходили с задержкой. В какой-то момент глаза Эрны оказались даже слишком близко, кровожадное отражение его собственных расширенных зрачков и разметавшихся волос. Потом они лениво перестреливались заклинаниями издалека, уже не тратя воздух на поддёвки – негласный переход драки в дуэль помогал хоть как-то отдышаться. Гарри раскаялся в каждой своей сигарете, начиная с самой первой, потом в курении трубки Бёрка, потом в отсутствии утренних пробежек – но в курении гораздо больше, лёгкие горели. Снова сближение. Танец на узкой части помоста с ритмом бешеного фокстрота. Не зря учился, мысленно усмехнулся Гарри, округляя глаза: каблук ботинка скользнул вдоль края зазвеневшей линии. Избежал ли он заклятия, сам не понял, но вроде конечности на месте. Не переступил. Не дисквалификация. Улыбку с лица напротив стоило стереть, и он снова вспомнил все любимые приёмы Тома. Придвинулся ближе, раскидывая веер безобидных быстрых заклинаний, почти оттеснил Эрну к противоположному краю. Наступать на линию она не собиралась, вертела палочкой так, что та сливалась с воздухом, и шанс получить чужим древком в глаз вышел даже больше, чем поймать заклятие. Будучи на голову ниже, она умудрялась не уступать физически. И снова разошлись ни с чем, улыбнувшись друг другу с ослепительностью натёртых до блеска стилетов. Гарри собирался назвать свою кривую ухмылку именно так. Кажется, звучал сигнал, что прошла половина; так недолго и до ничьей, а он выходил сюда победить – победить любым путём. К чему и устремился, приноровившись находить ритм в колыханиях чужого плаща и прыжках между заклинаниями. Алый луч наконец попал почти в цель: глухо стукнула по помосту отрезанная вместе с лоскутом ткани коса. Затормозив от этого зрелища, он немедленно подставился под чужое заклятие, неловко дёрнув рукой. — Halte! — раздалось сбоку параллельно со вспышкой перед глазами: то ли чёрной от заклятия, то ли алой от судьи. Гарри сглотнул, приопуская палочку. Заклинание законное, он точно знал, но попади оно на пятёрку дюймов в сторону, ближе к шее… Эрна приподняла ладонь, прокручивая палочку в пальцах, ухмыльнулась: теперь точно криво, одним углом рта, уродливо и совсем не похоже на предыдущие сладкие улыбки. — Не бойся, я не буду плакать, — небрежно сообщила она. Извиняться Гарри не собирался, но пожал плечами. Смотреть на Эрну не хотелось, в сторону студентов тем более. По диагонали стоял аврор-француз, рассматривающий его, как диковинную мертвую бабочку на игле коллекционера: то ли переживал за своих, то ли просто форменный придурок. Судья французской скороговоркой обсуждал приёмы с помощниками. Сюда бы Мальсибера. Лучше Лестрейнджа, он тактичнее. На преподавателей смотреть тем более не жаждал, так что опустил взгляд на помост. Откуда кровь? — Тоже не собираюсь, — заторможенно ответил Гарри, глядя, как темно-багровая мантия ещё больше темнеет на рукаве. В филигранно прямом разрезе ткани виднелся конец неглубокой царапины. Лишь бы не близко к уроборосу. И не по венам. Смешной какой-то порядок приоритетов, определился Гарри, зажмурившись и распахнув глаза через полсекунды. Лечить раны в поединках разрешалось, при приостановке – да пожёванная мандрагора, он понятия не имел. — Ладушки, — заявила Эрна, отпихивая половину своей косы к краю помоста. Волшебники умели наращивать волосы, а у конкретно этой точно имелись деньги на лучших магических цирюльников, но внутри всё-таки что-то скрутилось. Не вина, нет. Например, ярость на пропущенный луч, соврал себе Гарри. Пропустить почти своё же фирменное заклятие, отвлекшись из-за девчонок и их трепетных чувств. Том выберет его любимое заклинание, ярко-зелёное. Рукав промокал не быстро: определённо не успеет умереть прямо на помосте, тем более что дежурная целительница наблюдала, чтобы этого не произошло, и тоже что-то тараторила судье. Разве они не должны вежливо разговаривать на нормальном универсальном английском? Ну да, английская элита гору веков разговаривала только по-французски, но это же было давно, да и он для судейской коллегии обычный студент. И рука нерабочая – теперь у него будут фантомные воспоминания о режущем аж на двух, большое спасибо, мироздание, очень кстати. Все возможные плюсы в ситуации он нашёл, но закончить дело и вскрыться прямо здесь хотелось не меньше. — Заклинания и действия участников не являются поводом для дисквалификации, — монотонно произнёс судья. Ну спасибо, как будто они сами не знали. Гарри был действительно благодарен за время отдышаться, но он вообще-то терял кровь, и неплохо было бы её остановить. — Мистер Поттер, вам нужна медицинская помощь? — Нет, — уверенно соврал Гарри вопреки своим мыслям. За медицинскую помощь победу могут отдать Эрне, а он не собирался сдаваться просто так: зря, что ли, на знахарский факультатив ходил. Судья тоже смотрел, как на насекомое. — En garde. Кажется, они должны были вернуться туда же, где и стояли. Гарри ещё раз посмотрел на помост, размазав носком ботинка капли крови, крепче сжал палочку. И снова закрутился гиппогрифом, которому придали ускорение запрещенными острыми шпорами, стоило поединку возобновиться: неплохо бы и лицом вниз не упасть, и кровь остановить. Теперь Эрне мешали разлетевшиеся волосы, ему – скопившаяся усталость мышц и то, что раненая рука разгибалась не так хорошо, как хотелось бы. Взрывное. Водное. Чары ветра. Чары песка, и он уже повторялся. Рвотные и сонные чары, столкнувшиеся с такой вспышкой, что оба шарахнулись по разным концам помоста – не хотелось проверять, что выйдет из сочетания, запах в любом случае отвратительный. Отбрасывание. Приклеивание. Луч, просвистевший мимо его рукава – подозрительно похоже на заклинание для очистки овощей, и волосы встали дыбом от мысли, что случилось бы при попадании в кожу. Самая грань правил, прям последние доли дюйма перед переходом в запрещённые. Кажется, за косу она всё-таки обиделась. Вовремя попав заклятием косноязычия, Гарри успел проморгаться от вспышки перед глазами – и сжал пальцы, не поняв, куда делась палочка. Эрна с царапиной на щеке уже торжествующе вскидывала руки. В ладони она сжимала обе.***
Дверь хлопнула на сто тридцать седьмом завитке потолочной резьбы. Их вырезали с полсотни, в поле зрения и того меньше, но Гарри считал по кругу и останавливаться не собирался. Щёлкнул замок. Снова тишина. Лежать на шершавом покрывале неудобно. Сто тридцать восемь. Сто тридцать девять. Это молчание смычком играло на скрипке его нервов. Скрипке, на которую успел рухнуть громамонт. Помочиться фестрал. Насрать гиппогриф. — Всё закончилось? — не выдержав, равнодушно спросил Гарри. Сто сорок. Шорох шагов по ковру – с идентичными завитками, насмотрелся, пока расшнуровывал оба ботинка. — Нет, — голос у Тома был таким же отстранённым. Сто сорок один. Назойливая тишина. Пришлось скосить глаза, повернув голову. Том стоял прямо у края кровати: взъерошенный, с вздымающейся чаще обычного грудью и каплями пота на лбу. На мантии болтался оторванный кант, но Риддл выглядел целым. Уроборос, флегматично вспомнил Гарри, продравшись через кисель мыслей. Последние сто сорок завитков рука не болела так сильно, чтобы перекрыть фоновое нытьё царапины. От помощи целительницы отказался – оставалось надеяться, что вежливо, а не как чрезмерно гордый осёл, но он не помнил, – сам убирать след тоже не стал, удовлетворившись остановившейся кровью. Это шрам на самолюбии, а не на руке. Тома должно было неприятно ужалить тем же заклинанием. Наверняка злился. Но смотрел он своим обычным взглядом мороженой трески, чуть наклонив голову и заложив руку за спину. — Тогда чего?.. — вяло махнул рукой Гарри, когда понял, что Том шевелиться не собирается. Наверное, многословно драматично жалел, с каким идиотом он связался. Или ему поручили привести идиота на разбор полетов. Скорее всего, напрочь разочаровался в Гарри и думал, как эффектнее выразить неодобрение, но ему было всё равно. Сто сорок… уже не помнил, сколько. — Отпросился, — сообщил Том. Ну понятно, что не проиграл. Том не мог. Гарри тоже думал, что не мог. Стоило рассказать про конверт, печать, знак Гриндевальда и слишком загадочно ухмылявшегося аврора. Спросить, как празднует победу Эрна и где развесит его органы профессор Вилкост – выходя из зала, в сторону профессоров он не смотрел и имени своего не услышал. — Зачем? — вместо этого спросил Гарри, моргнув. Том потянулся к застёжке мантии. Расстегнул пуговицу. Вздохнул, смешно фыркнул, поперхнувшись воздухом: его шнуровка, поддерживающая спину, не позволяла демонстративно вздыхать. — О твои ботинки споткнуться можно, — вместо этого прокомментировал он. — Пошли, у нас есть три часа. — На что? — вернул взгляд к потолку Гарри. То, что его заставляли поддерживать диалог недоговорками, не означало, что он сильно хочет с кем-то общаться. Не будет же Том жалящими поднимать с кровати, в конце концов. При мысли о жалящем мышцы руки дёрнулись, нарушив идеальную позу дохлой морской звезды, в которой он драматизировал. Кровать и так была слишком узкой, чтобы полностью раскинуть руки. Швыряться заклинаниями в него действительно не стали. Только раздался шорох мантии, прогнулся сильнее матрас – и вот Том лёг рядом на локте, как дракклова маггловская фотомодель. — Ты лёг на мою кровать в ботинках? — возмущённо приподнял голову Гарри. Шея взвыла. Кажется, если сегодня не попытаться реанимировать это душем и разрешенными зельями, завтра он не доковыляет до парных дуэлей не только из-за падения морального духа. — Нет, — отреагировал Том, демонстративно покачав носком ботинка в воздухе, длинноногий подлец. — Но лягу, если ты не пойдёшь со мной. Хватит капризничать. — Я не капризничаю, — сообщил Гарри тоном избалованного ребёнка. Оставалось выпятить губу, но он не готов так унижаться. Тем более что на переигрывание Том мог выбеситься, а сейчас только усмехнулся, вытирая пот со лба рукавом. Над губами – слишком красивыми для такого паршивого дня – тоже оставалась капля пота, но её стирание могло слишком дорого обойтись. Хватало чувств, которые взъерошенный Том вызывал в той части, которая не дулась на девчонку из-за царапины на руке и не драматизировала до «пойду сброшусь с северной башни раньше, чем придется говорить друзьям, что проиграл». Вздохнув – ему расстегнутая мантия не мешала – Гарри тоже перекатился на локоть, постаравшись сделать вид, что предплечье не прошило болью. — Куда ты хочешь, подефилировать по дому? Он даже не кольцом для такого променада, — перевёл тему он. — Нам разрешили сходить погулять по деревне, «если не будем влипать в неприятности и вернёмся до ужина», — судя по стилю, цитировал Том профессора Вилкост. В груди снова кольнуло: то ли от неизбежных объяснений с преподавательницей, то ли от блеска в глазах Тома, раскрутившего его на длинное предложение. Или опьянённого победой. В любом случае, Гарри был расстроен, и Том вроде как не собирался читать лекцию «зачем я связался с ничтожеством», поэтому чужую победу стоило попробовать на вкус: осторожно, чтобы у Тома всё-таки было время выдать обидную фразу и испортить всё заранее. То ли он учился на ошибках, то ли следовал разработанному плану по утешению убогих, но охотно разомкнул губы в ответ – и очнулся Гарри, когда его уже уронили на лопатки, нависнув сверху. Воздуха не хватало, на этот раз не из-за курения и даже не долгого поцелуя: просто невозможно нормально дышать, когда на расстоянии меньше фута такое красивое лицо и чужая чёлка щекочет лоб. — Ты воняешь, — демонстративно скривился Гарри, хотя потом Том пах сильно меньше, чем некоторые одногруппники на обычных парах. — Конечно, мистер «запах-рвотных-масс», — нежно сообщил Том в ответ. — Сам такой, — по-взрослому придумал контраргумент Гарри, пытаясь сложить руки на груди. Получилось: Том откинулся назад и теперь сидел у него на ногах, повезло, что ближе к коленям. Пару раз махнул палочкой, и заклинание очищения было только первым. — Я не просил лечить! — вскинулся Гарри, но тяжело бороться против человека, который зафиксировал его ноги и положил вторую ладонь на бедро. Откуда Том вообще знал лечебные заклинания? — И сгиньте со своими ботинками с моего ложа, сударь. — Ложе освобождено, — заявил Том, отдавив ему колени, смяв покрывало и насмотревшись на лицо, полное сожаления: выселяя Тома с кровати, Гарри не ожидал, что он, ну, выселится. — Идём, у нас мало времени. Он так неспешно перебирал пальцами по древку палочки, что стало понятно: лежать, драматизировать, жалеть себя и свою несчастную долю в ближайшее время не позволят. Надо вставать. — Мудак, — беззлобно пробубнил Гарри, скатываясь с кровати и задирая рукав. Теперь порез только на самооценке: там он всё ещё кровоточил, не затыкаясь. — Да, — спокойно согласился Том, делая ещё шаг вперёд и придерживая рукой за плечо. Гарри собирался пошутить, что он не обморочная девица, но вариант «поцеловать ещё раз» считал гораздо привлекательнее.***
Дорожка узкой змеёй вилась по холмам; брусчатка на ней топорщилась чешуйками – осадки и время обтесали старые камни. Лестница и вовсе петляла скользкой лентой, по ощущениям бесконечной – они шли меньше получаса, но мышцы говорили, что все пять. — Бросаю курить, — сообщил Гарри, вымеряя, куда поставить ногу. Корка льда на некоторых ступенях уже научила его аккуратности. — Ещё вверх потом, — то ли согласился, то ли усугубил страдания Том. — На руках понесёшь. Это какой-то метод пыток. — Котьи лбы. — Что? — Котьи лбы, — повторил Том. Поёжился, подтягивая воротник плаща повыше. Снег здесь, может, лежал и не сугробами, зато ветер не щадил: ещё немного, и Гарри был готов плюнуть на вероятное действие надзора, наколдовав своей рептилии шапку. Вроде бы на территории чужих государств магия несовершеннолетних не отслеживалась, но, во-первых, в военное время все эти правила глупо менялись почти еженедельно, во-вторых, их просили не лезть в неприятности. — Название брусчатки такое, — соизволил пояснить тайное знание Риддл, справившись с плащом и засунув руки в карманы. — Как черепа кошек. Гарри промолчал насчёт того, что кожаные перчатки в такой холод носят только позёры и выпендрёжники. Не только Тому совершать добрые поступки. Ещё предстояло выяснить, как он отпросился: с такими мерами безопасности экскурсий тем более не предусматривалось. — Как черепа недоношенных младенцев, — пробурчал Гарри, утрамбовывая ладони в карманах. Промолчал он в том числе и потому, что сам перчатки не взял вообще. Том засмеялся, покачав головой. Кажется, это был первый раз за… сколько? Полгода? Стоило всего-то феерически просрать дуэль, приуныл Гарри. И целуют, и на свидания вытаскивают, и шутки сразу смешные. — Хватит, — произнёс Том, отсмеявшись. — Что? — принял невинный вид Гарри. — Это не было плохим сражением, — тактично, как и всегда, проехался по самому больному Том. — Я облажался, — уныло протянул Гарри, подбирая ступеньку получше. На выбор имелись две из «сломать шею сразу» и «ещё пожить», но его отпустили под ответственность Тома, пришлось ступать на вторую. Деревня мигала ранними вечерними огнями достаточно близко, чтобы этот разговор не успел уронить его в смертельную рефлексию. — Ты облажался, — ещё более неприятно подтвердил Том, взглянув на него из-под чёлки. — И ты проиграл. — Спасибо, я заметил, — прошипел Гарри чуть более ядовито, чем стоило бы. — Но это не было так плохо, как ты себе надумал, — перепрыгнул через ступеньку Том. Теперь Гарри фыркнул совсем гневно: ладно аргумент, но этот идиот собирался убиться и лишить его последнего приятного в жизни. Скривился. Похолодало к вечеру прямо в такт настроению, и мороз покалывал нос изнутри. Ответить было нечем, так что ещё полсотни пологих ступеней пришлось пыхтеть молча. Деревушка вынырнула внезапно: только думал, что скорее застрелится, чем пойдёт обратно, и пусть его хладный труп левитируют, и уже уткнулся в неожиданный венок на столбе. Как и многие поселения мерлиновой давности, это начиналось с фермы, продолжалось лепящимися друг к другу каменными домиками и узкой полосой извилистой улицы. Кажется, там снова виднелись ступени. Уже можно начинать орать? Том тем временем плевать хотел на его икроножный кризис и уже остановился на середине моста – неширокий и каменный, тот пересекал быструю, не замёрзшую реку. Засунув руки в плащ, под которым виднелась дуэльная мантия, с уже приглаженными кудрями и стоящий вполоборота, бледный от природы и холода, Том напоминал фэйри. То ли божественно, то ли безбожно красивый, уведёт в царство холмов и не вернёт. И эта безнадёжная затея любого смертного целовала его в ответ, улыбнулся Гарри, запинав своё желание страдать подальше. Том показал свою ямочку на левой щеке, и всё, включая неминуемый разнос от профессуры, неловкий совместный ужин и сокрытие информации о письме, отошло на задний план. Драккловы гормоны. Конечно, хотя бы Тому он мог рассказать о том конверте и содержании – но какой смысл, если проиграл самостоятельно, намереваясь при этом победить? Никакого, резюмировал Гарри, ступая на улицу деревни. Здания отрезали путь ветру – он завывал где-то между крыш, и тут же стало теплее, словно их окутала древняя магия. «Чувствование магии» относилось к разряду пассажей из древних легенд; однако в подобных местах, где на таких же бельевых верёвках много веков назад могли висеть Мерлиновы панталоны, волшебство вплеталось в жизнь: вдоль низких оград танцевали светлячки, шуршала по одной из крыш двигающаяся сама по себе щётка, проплыла по улице дородная дама, с подозрением посмотревшая на незнакомцев. За ней, брезгливо поджимая лапы, семенили два чёрных кота с хвостами-морковками и подранными ушами. Машинально улыбнувшись леди и бросив взгляд на котов, Гарри почти прижался к стене. Выпуклые, неприятно светлые глаза без зрачков уставились на него в ответ; маленьких монстров с гриффиндорской Булочкой объединяла разве что физиология. Задрав хвосты, кошачьи проплыли дальше по переулку за владелицей. — Купим потом одного, — бездумно озвучил Гарри. — Тебе пойдёт. — Не думаю, — так же рассеянно бросил Том, наклонив голову. — Хотя шерсти нет, это плюс. — И посетителя убить может… — поёжился Гарри. — Тоже плюс, — уже бодрее заявил Том, осматриваясь. — Где-то здесь должен быть поворот к гостинице. В тихом узком переулке казалось, что деревня почти вымерла, но Том оказался прав – через несколько поворотов и одно протискивание вдоль ограды на звук голосов они вынырнули сразу на главную улицу. Перепутать сложно: тут могли разойтись не два, а добрый десяток магов, которые вовсю прогуливались и выныривали из магазинов, в лицо дохнуло горячим паром от открытой жаровни, а Том почти зацепил затылком низкую деревянную вывеску «Poney fatigué». Та скрипнула. Том с независимым видом отошёл на шаг. Гарри решил сохранить это воспоминание на случай его мирового господства: можно будет шантажировать, что покажет избирателям. На вывеске качался толстый понурый пони с кудрявым чубчиком. — Я отойду на минуту, — Риддл слишком быстро справлялся с выражением лица. — Подождёшь? — Конечно, — Гарри постарался улыбаться не слишком разочарованно. — Чуть пройду по улице. Он слишком рано поверил в благотворительность, альтруизм, благие намерения и прочее, совершенно Тому не свойственное. Тот даже его проигрыш мог обратить в повод зайти за чем-нибудь сомнительно законным или сделать пакость дальнему своему, пока никто не видит. — Не потеряйся, — блеснул зубами в улыбке Том, развернулся, плотнее засунув руки в карманы, и направился вниз по улице так уверенно, будто знал дорогу. Гарри закатил глаза, замаскировав это под поднятую к небу голову. Небеса не отличались от шотландско-январской версии: серые, хмурые и непривлекательные. Никакого романтично падающего снега или хотя бы первых звёзд, как стемнеет, будет совсем уныло. — Je peux vous promettre de passer un bon moment. Вздрогнул, обернувшись. Его окликнули почти из переулка: из проёма двери выглядывала девушка чуть старше него, в платье, не подразумевавшем выход на холодную улицу – с такой смелой глубиной декольте и в обычном доме холодно будет. — Эм, — поморгал Гарри. Да. Нужно носить с собой карманного Лестрейнджа. — Pardon, madame… mademoiselle… je ne parle pas français, — более уверенно закончил он. Герр Фишер мог бы гордиться. Как сказать «я здесь просто стою», он уже не знал, поэтому развёл руками. — Petits garçons, — фыркнула девушка, почесав мушку на щеке. — Ne restez pas plantés là. Дальше оскорбления – он вообще-то почти совершеннолетний – и отрицания Гарри ничего не понял, так что повторно улыбнулся и отошёл на пару шагов. Кажется, он умудрился остановиться рядом с каким-то входом «для своих» местного борделя – или где могли работать девушки, зазывающие прохожих посмотреть на декольте. Том обхохочется, если узнает, где именно бросил приунывшего друга. Независимо поправив плащ, решил пройтись вверх по улице. В магических анклавах он разве что в Лондоне и гулял; это не напоминало Косой переулок, даже если опустить французскую речь со всех сторон и то, что с него успела посмеяться группа магов у паба. С Косым улицу объединяло разве что стремление владельцев украсить свои заведения позаковыристее. Невинные светлячки над оградами меркли по сравнению с феерией, вдоль которой он шёл, вспоминая каждую ступеньку до этого и все прыжки по помосту: икры ныли. Арки из светящихся цветов, танцующие иллюзорные феи и фонтан серебристо-шипучего зелья прямо в витрине аптеки легли поверх дневных впечатлений яркими мазками, сгладили обиду, так и оставшуюся комком в горле, до приемлемой лёгкой досады. Гарри вовсю крутил головой: это не походило на основное магическое поселение Франции, но дюжина заведений растянулась вдоль улицы, перемежаясь ухоженными домами, калитками в переулки и очередным мостом – река петляла сквозь деревню крупными притоками. У дверей висели таблички, ближайший номер «64» постоянно менялся, цифры перетекали друг в друга с брызгами жидкости за стеклом: наверное, зельевар. Столкнувшись взглядом с мальчиком, выглядывавшим из окна, Гарри вздрогнул и продолжил идти. Меньше всего хотелось ещё раз объяснять, что по-французски он разве что парой дюжин глаголов и поговорит. Несколько минут, отведённых на загадочные дела Тома, заканчивались, пора возвращаться к углу позора. Но он всё равно прогулялся почти к самому мосту: когда ещё пустят поисследовать. К тому лесным грибом приклеилось небольшое здание, настолько старое, что сетка из засохшего плюща на нём закрывала камни; без витрины, но над дверью болталась вывеска со скрещенными волшебными палочками – сложно перепутать назначение магазина. Возле собралась группа магов – как на подбор одеты в плащи, с ухоженными бородами, у одного чудом держащийся монокль, некоторые крутили в руках трости. Тараторили на французском они так, что Гарри распознал разве что «найти» и «невозможно», хоть и слышал речь издалека. Услышав что-то про ящики – или коробки, или сундуки, или перевозки, он действительно плохо понимал французский, – решил, что не так уж и хочется идти в горку ещё тридцать футов, тем более что торговая улица переходила в частные дома. Тома около «угла позора» не нашлось даже с тем, что спускаться тоже не торопился: читал заголовки книг, иногда понимая смысл, вглядывался в тусклые витрины – часть магазинов закрылась ещё до их прихода, зимние выходные, совершенно не сезон, хотя он боялся представить, сколько людей здесь в Рождество. Опасливо посмотрев на замаскированную дверь, убрался на другую сторону улицы, ближе к компании всё ещё не разошедшихся магов, и попытался изобразить статую. Почти подпрыгнувшую в нелепом испуге статую: Том подкрался за караваном из дам с чемоданами, которые летели ровным строем, пихаясь пузатыми боками. Дамы уверенно направлялись к «Уставшему пони», Том, уступив дорогу отставшему леопардовому саквояжу, повернул к Гарри. — Скучал? — поинтересовался мерзавец, налюбовавшись его круглыми глазами. — Нет. Даже не представляешь, насколько нет. Ни капельки, — отчитался Гарри. — Нагулялся? Том коротко поднял глаза к темнеющему небу – культурная версия закатывания. Джентельмены снова прыснули смехом. Показывать им язык некультурно – вдруг смеялись всё-таки не с них, ни драккла не разобрать в тихой тарабарщине, – так что, когда Том протянул ладонь, Гарри даже не стал ронять его на землю. Просто пошёл следом, сжав прохладную руку: видимо, тоже случился порыв джентельменского поведения, раз Риддл снял перчатки. Или эти перчатки уже испачканы в чьей-нибудь крови. Для убийства без заклятий Том выглядел недостаточно растрёпанным, но сегодня Гарри не мог ещё раз верить в оптимизм, слишком больно грохнулся – пусть даже физически остался стоять на помосте, хлопая глазами. Стоило выбросить это из головы немедленно. Повезло, что Том быстро потянул его к определённой двери и толкнул ту так уверенно, будто был владельцем дома. Заведения, быстро понял Гарри. За зелёной дверью безо всяких вывесок и табличек скрывался крохотный паб: пятёрка столиков, стойка с блеском бутылок за ней, висящие на стене кружки. Это всё он заметил, когда наконец оторвался от росписи на треть стены – среди зелени леса стояли рядом фестрал и единорог, создания, которые в реальном лесу и на милю друг к другу не подойдут. — Романтичненько, — ляпнул Гарри. — Сам попробуй найти место вечером в выходной, — недовольно проговорил Том, утягивая его к боковому столику уже за рукав. — И не «романтично», а персонажи легенды. — Да я пошутил, — соврал Гарри, разглядывая интерьер. Хорошо, что проглотил полную версию с «примитивно романтично». Название места тоже красовалось над всеми бутылками, обновлённая позолота тускло сияла от свечей. La vie et la mort. Если это не романтично, то он отрежет себе татуированную руку, но не стоило смущать Тома: судя по времени, за которое Гарри успел прогуляться по улице до моста и обратно, он действительно заглянул всюду. Или кого-нибудь зарезал в переулке, всегда оставалась такая вероятность. Может, даже предыдущих посетителей, сидевших за этим столиком. — Я возьму, — бросил Том, отходя к стойке. Стало неловко. Чуть менее неловко, чем отрезать девушке косу, и сильно менее, чем предстоящее столкновение взглядами с Вилкост и Дамблдором, но тыкать Тома в его сложные отношения с романтикой тоже относилось к запрещённым приёмам. Гарри подозревал, что тот сосредоточенно изучил какой-нибудь рыцарский роман и выписал все необходимые жесты, чтобы не облажаться в отношенческой стороне жизни. И продолжает выписывать, судя по тому, что периодически Том порывался погладить его по щеке или взять за руку с видом храбреца, бросающегося в море – в его случае героизм выражался в сосредоточенном взгляде маньяка-убийцы. По столу стукнули кубки. Гарри вскинул взгляд: Том усаживался напротив, скрипнув стулом и дежурно улыбнувшись пожилой паре. На стеллаже за ним располагалась коллекция статуэток, паб претендовал на изысканность росписями, канделябрами и готическими надписями этикеток. — Спасибо, — постарался искренне улыбнуться Гарри. Во-первых, Том старался, во-вторых, деньги Гарри взять забыл и надеялся, что этот промах уже предусмотрен. — Грог, — коротко прокомментировал Том. — Пей осторожно, на ужин должен вернуться трезвым. — Я не так быстро пьянею, — фыркнул Гарри. Подумал, поправился: — На той лестнице протрезвею. Если вообще по ней поднимусь. Том хмыкнул в ответ. Повернулся к статуэткам, небрежно выдернул с полки одну. Поставил на стол снежный шар: конечно, с единорогом и фестралом, что ещё могло быть в этом заведении, полном копытных. Главное копытное положило голову на скрещённые руки и уставилось на то, как падает наколдованный снег. Он выглядел как прелестный рыцарь, и это Гарри ещё даже не глотнул грога – впрочем, быстро исправил это недоразумение. Рома туда, несмотря на то, что Том едва-едва походил на совершеннолетнего, плеснули от души. Вечер стал веселее в считанные минуты. В пабе пахло печёными яблоками и морозом, хотя плащи они скинули и не мёрзли; голоса пар и компаний сливались в равномерный гул, полный картавости; кто-то невидимый перебирал клавиши рояля – кажется, между барной стойкой и аркой на кухню, закрытой размытой пеленой заклинания, стоял ещё и граммофон. Снег кружился за стеклом шара, возникая из ниоткуда и опадая на траву. Грог шумел в голове навязчивой песней с французским акцентом. Том потягивал свой, придерживая кубок тонкими пальцами, свечи у стены выделяли половину его лица и тонкий изгиб губ. — Спасибо, — ещё раз рассеянно сказал Гарри непонятно на что, когда грога осталось на несколько глотков, а здравого мышления – на несколько минут. Пора идти к той бесконечной лестнице, чтобы успеть к ужину с трезвыми и честными глазами. — Всегда пожалуйста, дорогой, — неожиданно мягко отозвался Том. — А теперь рассказывай, почему ты такой испуганный зашёл в дуэльный зал и из-за чего пропустил обезоруживающее третьего курса.