***
— Не забывай кормить кошек, — загибала пальцы Минерва. Шла уже вторая рука указаний, и казалось, что пальцы закончатся раньше. — Черепаховая жирная, владелица слабохарактерная, у тебя есть две недели. К кошкам Минерва питала особую слабость: если Гарри гладил настойчивые пушистые комки, открывал портрет после истошного мяуканья и на этом считал свои обязанности завершёнными, МакГонагалл была для хвостатых живым воплощением святого Грааля. Стоило ничего не подозревающему студенту впервые открыть дверцу переноски в гостиной, кошачье тут же телепатическим образом принимало от сородичей информацию, кто защитник, кормилец и чтец лекций, что рыбные кости с обеда едой не считаются. — Ага, — ответил Гарри, как и на пять пунктов до этого, краем глаза поглядывая в окно купе: до отправления поезда оставалось десять минут, и человеческий хаос большей частью расселся по отсекам. Минерва решила, что без инструкций он живым не уйдёт, оставалось только подчиниться: спать хотелось больше, чем возмущаться, что именно она думает о его профессиональной компетентности. Ещё в купе тепло, а за оконным стеклом гудел ветер. Выбор оставался очевидным, выскочит из поезда прямо перед отправлением. О судьбе хогвартских кошек в зимние каникулы до этого года он как-то и не думал: знал, что многие оставляют сов, но те и сами могли себя прокормить – лес огромный, мышей бесконечное количество. Кошек же в замке было больше, чем остающихся студентов, вместе взятых. Повезло, что жабовладельцы забирали своих питомцев с собой, трепетно придерживая переноски-аквариумы: большинство были ядовитыми, и совать руки к чужим земноводным не хотелось. — Надо следить, чтобы мелкие не просыпали завтрак, он всё ещё заканчивается в девять, — продолжила Минерва. — Особенно первокурсники. — Ага, — кивнул Гарри. Большинство первокурсников сейчас носилось по поезду, переутрамбовываясь по разным купе, но младшеньких в замке оставалось много: Гарри поставил свою фамилию в конце списка, одиннадцатой, и по сравнению с предыдущими годами это было почти столпотворением. В учительской лежали списки такой же длины от других факультетов – слишком много семей подумали, что их детям будет небезопасно возвращаться. Выделился только Слизерин: всего две фамилии, Том и неизвестный младшекурсник. От воображаемой сцены, как Том тщательно отмеряет порции всем слизеринским кошкам в их царские вычурные миски, губы непроизвольно дёрнулись в улыбке. — Поттер! — Семестровый отчёт, смазать квиддичный инвентарь, проверять камины, не бросать туда иву, эм, не дать детям утопиться в озере, кошки, водить их на завтрак… — Про озеро я не говорила, — вздохнула Минерва. — Как похожи. — С кем это? — вскинул бровь Гарри. — Я гораздо организованнее Флимонта. И усы не ношу. — Разумеется, — сухо ответила Минерва. — Огромная разница. Он научил нынешний третий забрасывать носки на полог кроватей. Отличный же способ, молча прокомментировал Гарри багровой обивке купе: уже шершавой и потёртой, с ободранными медными уголками сидений, всё-таки ежегодные миграции студентов без травм пережить сложно. Эльфам без разницы, откуда в стирку снимать, а так хотя бы по полу дополнительным ковром не валяются. — Ладно, иди, — вздохнула Минерва, правильно считав его молчание. — Повеселись там. — В пустом замке? — поднялся Гарри, протянув ладонь к медной ручке. — Высплюсь во всех позах. Буду прогуливать ужины, на них дети сами дойдут. Никому ни на какие вопросы не отвечу и галстук не завяжу. — Ага, — кивнула ехидна в теле старшекурсницы. — Иди-иди. Гарри закатил глаза, уже разворачиваясь и натягивая приличное выражение лица: проходом по коридору стоило впечатлить так, чтобы дети вели себя нормально хотя бы первые несколько часов. Шесть уезжающих старост тоже хотели отдохнуть. С подножки он спрыгнул на неприятную наледь: сотни ног утрамбовали выпавший ночью снег до такой степени, что при неудачном движении можно было попасть на филиал катка. Обычный, сотворённый на краю озера, тоже ещё не растаял – но и укреплять лёд там больше никто не собирался, так что стоило прочитать мелким лекцию, кто именно виноват, если они рухнут в ледяную воду. Кальмар выбросит обратно, куда денется, озёрную живность для этого и заводили, но лечить-то потом всё равно придётся. Дети липли ладонями и носами к стёклам, дышали на них, пытаясь нарисовать пиктограммы разной степени цензурности, толкались силуэтами – видимо, в борьбе за лучшие места у окон. Паровоз выдал последний гудок: вагоны окутывало клубами дыма, рассасывающимися ближе к середине поезда, тускло блестели колёса, хлопали вагонные двери. Вагоны двинулись: третий, пятый, седьмой. Дым серым маревом висел в воздухе, даже когда последний вагон укатился с перрона в линию ломано-белых холмов: пейзажи в первые часы не отличались разнообразием, поля да остовы деревьев. Натягивать перчатки было лень, так что Гарри засунул руки в карманы, провожая взглядом поезд. Успел со всеми попрощаться, переобниматься и проверить, что Прюэтт запихнул свой будильник в чемодан, да и увидятся скоро, но без толпы платформа смотрелась странно пустой: два человека да два дежурных преподавателя. Даже кареты стояло две, для них и для профессуры; табун запряжённых фестралов уже увёз пустые экипажи по утоптанному снегу. — Пора, — раздался голос за спиной. Том перчатки как раз надел. Весь он – бледная кожа, тёмные глаза, чёрный плащ, того же цвета перчатки, – стоял монохромной вороной с фоном из пряничных хогсмидских домиков, разве что слизеринский шарф перечёркивал композицию ровными витками. Почти как вчера, только мантия была вычурнее, а перчатки – белыми, как ягоды омелы. Гарри думал, что омелу Том над ними и создаст – прямо в Мерлином забытом углу сада, из комка снега или платка, такую же белоснежную и глупо романтичную. Но Том только стряхнул искры с его волос прикосновением белой перчатки – несколько серебряных крох остались на его пальцах. Опустил руку на щеку, задержав на секунду: сквозь кожу материала тепло пальцев не ощущалось, но неожиданно дружелюбный взгляд компенсировал – и выбил из головы остаток мыслей. Которые вернулись только после взмаха чужой палочки с вербальной формулой: когда Том убрал руку, вокруг них уже испарялась плёнка согревающих чар. — Пора в замок, замёрзнешь, — озвучил Том вчера. — Пошли, — ответил Гарри сегодня, прищуриваясь. Стоило вытряхнуть из головы воспоминания, пусть Том-в-саду и стоял перед ним долгие часы бессонницы: постфактум он и придумал гениальные реплики, и остроумно ответил, и потянулся поцеловать эти красивые скулы. В реальной жизни хлопнул губами, как идиот. И не выспался. И провожал сейчас взглядом экипаж преподавателей – около последнего оставшегося их запряжённая двойка ещё перебирала тонкими ногами, косилась жемчужными веками, похлопывала крыльями. Хотелось прогуляться к пряничным домикам, взять сливочного пива и долго смотреть на снег сквозь витрину пустого кафе, но им и так доверили самостоятельно вернуться в замок – не стоило рисковать. Карета оказалась слизеринского оформления – тёмная зелень обивки, золотая нить на тяжёлых шторках, обтянутый тканью потолок. Том в ней смотрелся ключевым изумрудом: вытянул ноги, сложил в карманы перчатки, отодвинул шторки. По-кошачьи осваивал пространство раньше, чем к нему подлезут с неизбежными вопросами и всё испортят. По короткому цепкому взгляду было понятно: смирился заранее. Поэтому Гарри честно молчал первые несколько минут, глядя, как мимо ползут покачивающиеся в такт карете поля. Запряжённые кони смерти домой не спешили, и торопить их дурацким цоканьем не хотелось – наконец-то никого мешающего, ничьих взглядов, даже Том прикрыл глаза, словно досыпая. — А представь, до конца обучения все путешествия на лодках, — наконец озвучил Гарри, выбрав безопасную тему. — По озеру. — Благодарю, мне хватило первого, — ответил Том, приоткрыв глаза, совершенно не сонные. — Если до этого я ещё не был в точности уверен, на какой факультет хочу… — Всё было не так плохо, — шутливо оскорбился Гарри. Всё было именно настолько плохо: ещё мелкий Уизли с не менее ребяческим Прюэттом практически перевернули свою лодку и ещё три соседних, окатив водой уже тогда высокомерного Крауча и несчастного Боунса. Лодку, в которой сидели и Гарри с Томом, не сумевшие вовремя сориентироваться в налетевшем рыже-медном хаосе. Крауч хлопал глазами, сняв очки и поправляя мокрую чёлку. Боунс, обнадёженный словами старшего брата про «да нет дураков лодки раскачивать, вы ж на первом курсе», постигал свои первые уроки хогвартской жизни. Том, отцепив ладони от борта, задрал подбородок и решил, что с этим он учиться не будет. Гарри тогда помотал головой, поправил очки, которые надел по неопытности и почти уронил в озеро, и осознал, что эти ребята ему нравятся. — Это не было плохо, — педантично пояснил Том пять с половиной лет спустя. — Это было… проясняюще. — Они нашли свои мозги, — уверенно сказал Гарри, запихивая все мысли об артефакторских находках и валявшихся где попало битах в дальний угол головы. — Всё отлично. Остальные ещё хуже. — Это и смущает, — прокомментировал Том. — Твои слишком дрессированные, — почти закатил глаза Гарри. — Вот что ты сделал с Абраксасом? Я думал, он меня взглядом сожжёт, а не родителям представит. — Это было исключительно личным решением Абраксаса, — повернулся к окну Том. За стеклом снова начинал падать снег: первые хлопья влетали, расползались каплями. Слизеринцы и их манера отвечать строго на то, что спросили. — Но какого книззлёныша он так решил? — переформулировал Гарри. — И не говори, что не знаешь. — Не знаю, — дёрнул уголком губ Том. — Придушу. — Не дотянешься. — Не переводи тему. — Когда я её переводил? Ничего не значащая перепалка без миллиарда подтекстов была такой долгожданной и уютной, что Тома действительно хотелось придушить: силой скоропалительных объятий. Сильных, пока не опомнится, не проклянёт и не выбросит из кареты на ходу. Этот может, решил Гарри, посматривая на ухмылку напротив. Он медленным нарочитым жестом потянул ладонь к чехлу с палочкой: конечно, за хоть одно заклинание в пределах кареты, ещё не доехавшей до замка, их повесят прямо на рождественских елях, но извлекать древко и не собирался. — Как бы ты не пытался этого избежать, в… нашей ситуации нужен политический капитал, — правильно понял намёк Том. Ухмылка исчезла: он даже спину выпрямил, как будто приготовился лекцию читать. Картинка перед глазами визуализировалась мгновенно: Риддл в каком-нибудь кресле, так же вытянутые ноги и небрежно расстёгнутая мантия, светлая палочка в руках и вкрадчивый негромкий голос, разносящийся по слизеринской гостиной среди затихших слушателей. А может, всё так и было. Гарри действительно настолько не хотел думать о сложных вещах среди имевшегося хаоса, что не интересовался, что именно делает Том для дрессировки своих аспидов – хватало того, что знаки подчинения те демонстрировали безупречно. — Я не пытаюсь «этого» избежать, — слегка обиженно озвучил Гарри своё чёткое и насквозь лживое мнение. Терпеливо-снисходительным взглядом Тома можно было выкармливать бездомных котят. Вот теперь Риддл определённо раздражал. — Конечно, — сейчас он всё-таки получит по лицу. — Абраксас понял, что упоминать чужие семьи в подобных контекстах не совсем корректно, и компенсировал с избытком. — Зассал лично извиняться, — буркнул Гарри себе под нос. На слух Том тоже не жаловался: пожал плечами, умудрившись даже этот жест сделать отточено-издевательским. — И я набираю политический капитал, спасибо, — погромче сообщил Гарри. — Не знаю, как моя фамилия рядом с этими павлинами может что-то улучшить. — Одним из ключевых лиц партии консерваторов, — скрупулёзно поправил Том. — И супругой, которая, по слухам, примерила мантию серого кардинала. — Вокруг слишком много политики, — посмотрел на носки своих ботинок Гарри, поморщившись. Играть в наращивание репутации на безопасной площадке Хогвартса было даже весело: там поговорил, тут помог, здесь обменялся услугами, в другом месте вовремя поддержал диалог или поддакнул мнению. За пределами замка возникали цепкие взгляды, полутона договорённостей, зашифрованных под вежливые разговоры, и прочие пятимерные шахматы – это явно территория Тома. Как вообще можно выбрать дело всей жизни в пятнадцать, находясь между двух войн, ни в одной из которых участвовать не хотел бы, но влип с ушами, контрактом и палочкой впридачу? — Вокруг нас всегда будет, — обнадёжил Том. — И ты же не думал, что столько ресурсов в тебя вложили просто так? — Может, я стану целителем, — вздохнул Гарри. — Или утки в Мунго буду чистить. Социально полезная профессия. — Конечно. Ещё можно летать на метле за мячиком, — прокомментировал Том. Отдёрнул ноги, чтобы не получить ботинками по лодыжкам, подлец. — Но не прям в политику же лезть, — помахал рукой в воздухе Гарри. Они уже приближались к воротам Хогвартса: стоило заканчивать сложные разговоры. — Где я и где политика. — Ты можешь стать великим, — буднично сказал Том. Гарри вскинул взгляд, уже вообразив издёвку на чужом лице; но нет, выражение Тома не отличалось от обычного – нечто среднее между равнодушием и вежливым интересом к происходящему. Что делать с ехидным, сатиричным, иронизирующим и поддевающим больные места Томом, он знал. Как реагировать на то, что и на комплимент-то не походило – Мерлин, нет. — В очищении уток, — кивнул Гарри, пытаясь свести всё к шутке. Не вышло: Том изобразил сложное лицо, передающее длинную зубодробительную фразу, и Гарри продолжил реплику раньше, чем Риддл успел бы озвучить хоть первое слово: — Я просто… не знаю. Не знаю, что я реально хочу. Карета, качнувшись, остановилась; фестрал всхрапнул – сквозь голосовые связки существ смерти выходили свистяще-стрекочущие звуки. Неприятно напомнило василиска. — И, боюсь, выбрать нам не дадут, — резюмировал он, возвращая взгляд к Тому. — Мы не спросим, — толкнул дверцу Том.***
Ходить по опустевшим коридорам замка днём было непривычно. К полуночным почти одиночным приключениям он приспособился: не раз приходилось красться, выныривая из проходов за гобеленами, обходить главные лестницы коридорами, где горел единственный факел, и шептать пароль сонному портрету. Но залитый неярким зимним светом Хогвартс без студентов в коридорах смотрелся странно до сюрреалистичности. Мантия шуршала слишком громко, ботинки стучали слишком дробно, зябкость помещений, по которым больше не носились сотни студентов, пробирала слишком сильно. Рыцарские доспехи, казалось, могли сойти с постаментов и промаршировать; портреты притихли – никаких картёжных турниров. Вездесущие призраки мелькали белесыми силуэтами на краю взгляда, но тоже занимались своими бессмертными делами: Гарри только однажды наткнулся на Кровавого Барона, но и тот растворился в камне быстрее, чем он успел дежурно кивнуть. Последний раз на рождественские каникулы они оставались на втором курсе – и тогда в каменной глыбе, затихшей и украшенной для горстки неудачников, было одиноко. Три года спустя он скорее растерялся, проснувшись в спальне без соседей. По привычке спросил, кто последний в очереди в душ – голос разнёсся в тишине, мяукнула Булка, в отсутствие владелицы решившая пробраться в мужскую спальню. Окончательно почувствовав себя идиотом, Гарри нашарил тапочки и пошёл получать свою горячую воду вне очереди. Толком не проснувшись даже после душа, он спустился в гостиную за час до конца завтрака. Там зимними мухами, единичными и медленными, слонялись младшекурсники – все десять. На фоне длиннющих столов Большого зала они терялись, поэтому джем на тост Гарри намазывал, сидя как курица в окружении цыплят: мелкие сломали заведённый порядок, облепив прилегающие скамейки, и порой тянулись попробовать его кофе. Отвоёвывая единственный на весь стол кофейник и ёмкость со сливками, Гарри осмотрел соседние – скученных рейвенкловцев было поменьше, хаффлпаффцев столько же. За слизеринским цедил свой переслащенный кофе Том, сидевший через десяток мест от единственного младшекурсника. Вот у кого отдых от префектских обязанностей, мысленно вздохнул Гарри, тянувшийся за палочкой по несколько раз за завтрак: то подопечные пытались соскрести крем с мантии салфетками, как будто и не маги вовсе, то проливали сок, то просто просили показать что-нибудь из незамысловатых магических трюков. От всего остального Том тоже решил отдохнуть. После завтрака он исчез в подземельях, после трапез в следующие дни тоже испарялся – приходил вовремя, с приглаженными волосами и даже галстуком, но для разговоров не задерживался и выглядел как величина уставшая и неприступная. В голове возникали картины торжественного кормления кошачьих или разрисовывания плаката «как я покорю мир» каллиграфическим почерком, но реальность оказалась проще: утомившаяся рептилия впала в зимнюю спячку. Это Гарри выяснил, подпирая стену напротив библиотеки. В зеркале, неудобно оттопыривающем карман сейчас, за двадцать минут до этого отображалось редчайшее для учебного года зрелище: взъерошенный Том с отчётливым следом на щеке – то ли угол подушки, то ли книга. Наскоро сляпанный план он выслушал скептически, потирая глаз и поглядывая за пределы зеркала. Жить через все этажи замка и множество лестниц было далеко не так здорово, как в соседних спальнях, во все приключения добавлялся элемент «вытащи Тома из уютного угла через тёмные холодные подземелья». Но на этот раз повод был весомым во всех смыслах. Мистер Ромен Лефевр, ни на фут не похудевший, но научившийся завязывать свой галстук, скатился к завтраку с покрасневшими глазами. И он был не первым за прошедшие несколько ночей, в которые Гарри наслаждался идеальной тишиной и тем, что носки лежат там же, куда и бросил вечером. Может, хорошим человеком он и не был даже в своих глазах, но жизнь мелких без семей казалась совсем паршивой. Ни украшения замка, ни блюда праздничного ужина, ни игры в снежки с гиканьем и валяниями их не развеселили; то один, то другой таскались в совятню – чтоб на лекции так ходили, младшие курсы, а уже прогуливают одряхлевшего и равнодушного к пропускам его занятий Биннса. Стоило сделать поздний рождественский подарок, а одному совершать подвиги и ходить по пустынным коридорам скучно. Шаги раздались издалека: в настолько застывших тихих пространствах даже Том не мог подкрасться в своей излюбленной манере. Подошёл, молча кивнув – даже в мантии, для полного комплекта формы не хватало только галстука. Библиотека встретила полумраком. Невольно вспомнился третий курс и их бдения за глобусом – но теперь осквернить священное пространство со стеллажами могли разве что они вдвоём, даже библиотекарши не оказалось на месте: только на стойке белел раскатанный пергамент, чтобы студенты сами отмечали, что они берут. Гарри стукнул палочкой по ближайшему светильнику: зажигать все ради первых же полок было лень. Ореол света растёкся по полу, заблестели форзацы книг. Те зашуршали страницами в их руках: Том помогать даже не собирался, но флегматично пролистывал выдернутые наугад томики потолще – то ли изображал деятельность, чтобы не разговаривать, то ли действительно просматривал детские сказки. Многое пришлось прочитать на младших курсах, чтобы не хлопать глазами после чужих отсылок. Гарри подтянул рукава джемпера и наклонился к полке: стоило найти что-нибудь доброе и не слишком зачитанное, из того, что магглорождённым на ночь точно не давали. — Возьми эту, — посоветовал Том через несколько минут, поворачивая обложкой тонкую брошюру: та почти выпала из тяжелой книги в его руках. — Чудесная рождественская сказка. Прямо для гриффиндорцев. — Своему ужастики читай, — отозвался Гарри, прищуриваясь. Чтобы рассмотреть название, пришлось разогнуться и подойти. Про ужастики он ляпнул наугад, но оказался прав. — Мохнатое сердце, серьёзно? Детям на праздники? — Про чудеса любви, — пожал плечами Том. Несколько дней почти не общались, а уже хотелось приложить его стеллажом и каждой книгой по отдельности. Незавершённый разговор висел между ними, как камень, удерживающийся в центре паутины; покалывал колючим воротником свитера или чересчур тесными ботинками – и говорить вроде не о чем, и помнишь постоянно. — Чудеса кретина, решившего, что без чувств ему лучше живётся, — пробормотал Гарри чуть более язвительно, чем стоило бы. Том растянул уголки губ, небрежно пролистывая страницы: замелькали резкие контуры иллюстраций. — До этой… девушки всё у него было хорошо. Гарри повернул голову, рассматривая остальные книги стеллажа. Здесь точно должно быть что-нибудь доброе из разряда сказок о единорогах, несущих любовь и радугу. То, что он мог выдумать на ходу, вряд ли получилось бы добрее сказок Бидля: у него тоже были и высокие замки, и могучие правители, и даже чародей, решивший, что жизнь с контролем каждой эмоции даст ему больше возможностей – но совершенно непонятно, что со всем этим сделать и как вывести хороший конец в этой сказке. Или хотя бы удовлетворительный, где никто не умирает. Ладно, он согласен был снизить ставки: где не умирает ни рассказчик, ни чародей. — Но он же захотел жену, — с запозданием парировал Гарри. — Смысл в жизни без чувств, если и тебя никто не любит, и ты никого не любишь? Том тоже повернул голову, но к окну – как будто там можно было рассмотреть что-то, кроме сумерек за частым переплётом и их тусклых отражений. — Не знаю, — повёл он плечом так легко, что сразу стало понятно: лжёт. — Мы же о сказке говорим. Там либо любовь, либо смерть, либо всё сразу и смерть из-за любви. — Выбираю первое, — фыркнул Гарри, цепляя пальцами ближайший корешок: хотя бы не чёрная, есть надежды на оптимизм. Том хмыкнул, захлопывая обложку и запихивая брошюру обратно. Задвинул в стеллаж: книга гулко стукнула о стенку. — Вокруг слишком много чувств, — наконец передразнил он недавний разговор, в точности скопировав поттеровскую интонацию. И рассмеялся, отшагивая в сторону, чтобы хлопок ближайшей книгой прилетел не по плечу.***
Если у Гарри ещё оставались какие-то иллюзии насчёт своих навыков после всех тренировок с бойцами Гриндевальда, то на практике с Флитвиком они сломались окончательно: громко и с треском. С таким же треском взорвался деревянный голем, заставив отпрыгнуть в сторону стремительно и совсем не грациозно. Рубашка мерзко прилипла к телу, ноги уже подрагивали, а Флитвик продолжал помахивать палочкой, не произнося ни слова – даже не сдвинулся с места, на котором кивнул для начала поединка. Гарри считал личной гордостью то, что ещё не выронил остролистовое древко. Том, скучающе вытянувший ноги на стуле в стороне, держал tempus: истекала финальная минута перед ничьей. — Неплохо, мистер Поттер, — прокомментировал позор Флитвик, спрыгивая с помоста после сигнала: традиционное возвышение с его ростом смотрелось комично, но Гарри уже убедился, что никакой рост размазывать соперников не мешает и репутация профессора была заработана не зря. — Спасибо, сэр, — выдохнул Гарри, бесцеремонно усаживаясь среди погасшего защитного рисунка. Палочку он всё-таки не выронил, но и пробить щиты хотя бы раз не смог – какая атака, тут бы за пределы линий не вылететь. Всего две попытки подуэлировать, почти четверть часа бросания детских заклятий в манекен из стартовой позиции – никогда его хват палочки не поправляли так тщательно, – и вот руки подрагивали вместе с ногами. Стоило задуматься, почему профессор Вилкост никогда не стояла на другом конце помоста напротив студента: явно не из-за периодических повторений, что скоро удалится на пенсию. Трэверс с Уилкисом пропустили всё веселье, резюмировал Гарри, вытирая лицо рукавом. Рождество каждый год, а такие шансы могут и не повториться. — Думаю, стоит сделать перерыв, — жизнерадостно заявил Флитвик, выписывая набор завитков кончиком палочки: на парте в углу класса возник пузатый чайник, зажурчала вода. Точные чары с тридцати футов. Действительно мастер. — Или хотите ещё раз попробовать друг с другом? — Хотим, — тут же отозвался Том. Сломать ему стул взглядом не удалось. Предатель. — Мистер Поттер? — Хотим, — процедил Гарри, отдирая себя от помоста. Уступить Тому? Да никогда. — Тогда я, — посмотрел в сторону гаснувшего времени Флитвик, — отлучаюсь на десять минут, прихожу и застаю вас целыми, а класс не разнесённым. — Конечно, сэр, — кивнул Том. И убрал дежурную вежливость с лица, как только за Флитвиком захлопнулась массивная дверь. Теперь губы искривились в ухмылке: острой, практически плотоядной. Гарри прокрутил палочку в руке; это выражение он знал и обычно не был впечатлён его последствиями. Том мог быть нежным, но точно не в вопросах размазывания по помосту ближнего своего. Взмах чужой палочки замерцал в воздухе заглушающим заклинанием. Гарри кивнул, отходя на стартовую позицию; потом кивнул ещё раз – начали. Первый луч прилетел, когда он только вскидывал руку. Дракклова медленная реакция утомлённого тела. Крутнулся на пятках, уходя в сторону, на пробу кинул обезоруживающее в безмятежную улыбку – Том, конечно, отмахнулся. Удовлетворение с чужого лица следовало убрать, и Гарри двинулся вперёд, перескакивая на разные стороны помоста. С палочки веером слетали заклинания: быстрые, мелкие и пакостные. Они гасли в дрожащей плёнке щита, долетали до носков ботинок только безобидными искрами. — Перестраховываешься? — ухмыльнулся Гарри, пятясь назад. — Жду, когда ты начнёшь, — пожал плечами Том. Не зря пятился: возле колена чиркнул малиновый луч. — Ой-ей, — остановился Гарри. Поднял руку к подбородку, изобразив высокие размышления. Том терпеливо крутил палочку в опущенной руке: оба знали, что между играми с жертвой и контратакой проходит меньше секунды. — Как-то я не в настроении. Everte statum. — Устал бегать вокруг манекена? — с не менее нарочитым сочувствием поинтересовался Том. — Titillando. И двинулся по часовой стрелке небольшими шагами. Гарри тут же отразил движение, перекатившись в другую сторону. — Тоже детские вещи используешь, — пожал плечами Гарри и отдёрнул ногу от луча. До момента перехода брачных игр в реальную дуэль оставалось ещё несколько заклинаний: стоило морально готовиться, Том уже хмурил брови, обдумывая свою пакость. Грандиозную, ведь он был достаточно любезен, чтобы дать минуту дошкольного темпа на «наладить дыхание». — Тебе сейчас больше и не надо, — пожал плечами мерзавец. — По лезвию ходишь, — предупредил Гарри, отслеживая, с какой стороны солнце. Зимнее и низкое, оно не слепило глаза и даже не делило помост на теневую и солнечную сторону, но шанс поймать Тома каким-нибудь ярким лучом был. — Вроде только по помосту, — дёрнул губами Том. И скользнул вперёд, тоже выпуская несколько заклинаний подряд. Формул первого курса среди них уже не было. Время ускорилось: шаг, прыгнуть в сторону, формула, два шага, новая инкантация, щит. Перебежать, щит лопается ворохом синих брызг, раньше, чем они оседают на пол, в его сторону уже летит два луча. Откинуть знакомый палочкой, пригнуться от второго, два шага ближе, три назад, ещё. — Эй! — выкрикнул Гарри через минуту, больно приземлившись на колено. Он предусмотрел всё. В рамках дуэльного кодекса. То, что Том может соскочить с помоста, в расчёт траекторий не входило. — Так веселее, — ублюдок не прекращал улыбаться. Будь здесь профессор Вилкост, отправкой на «успокоительные медитации до конца семестра» дело бы не ограничилось. Но даже Флитвик вышел, удобно ограничив время, а Тому давно стоило напомнить о моральных принципах и боевом этикете. Поэтому Гарри тоже спрыгнул за пределы защитных рун и линий, бросая обжигающую удавку. Промазал, но перевёл бой на новый уровень – в ответ прилетело режущее. Дуэлировать со своим кривым отражением всегда странно, думал Гарри, целясь в левый бок Тома – правым тот сегодня уже грохнулся. Том так же старательно не трогал его обожжённое плечо. Зато не побрезговал бросить мерзость отложенного действия, от которой мышцы ныли бы ещё несколько суток. Пришлось отпрыгнуть. Даже скорость колдовства у них одинаковая – феноменальная для их возраста, но, фестрал Риддла укуси, одинаковая. Так что результат боя решало то, кто насколько устал, и это не Том прыгал весь предыдущий прогон под заклинаниями мастера чар. И решило: первое всерьёз сработавшее заклинание прилетело со спины, пока он пытался не споткнуться о помост, забыв, что это не тренировочная комната гриндевальдовского особняка. На оба колена всё равно приземлился, ноги отозвались болезненным намёком, сколько именно падений они могут выдержать за день. Выбило воздух из лёгких, окунуло голову под ледяную воду; Гарри спешно вскинул руку без палочки, останавливая бой. Зажмурился, проморгался. Сине-зелёные пятна продолжали скакать перед глазами. Уши заложило, как будто действительно под воду нырнул. Под воду, где тебя мало что топят, так ещё и рукой за горло придерживают. В висках постукивало, пока он медленно считал до пяти. Неуверенно опустил руку – контуры предметов нормально различает и ладно. В уличной стычке уже лежал бы мёртвым, но Том честно ждал, находясь непонятно где – мир слишком плыл вокруг перевёрнутым калейдоскопом, чтобы понять. Хмыкнул где-то. Помост Гарри видел чётко, так что встал, опираясь на него, вслушался в тишину. Мерзавец успел заглушить звуки своих шагов. В принципе, руку можно было вскидывать второй раз, уже со сжатым кулаком – мол, тормозим, – но так просто сдаваться глупо. Может, победить не выйдет, но он сделает всё, чтобы Том страдал. В пределах, за которые их потом не размажет уже Флитвик. Том явно уже пострадал от факта, что ему пришлось наложить ненавистное дезиллюминационное на свою прекрасную голову. Когда Гарри огляделся из-под куполообразного щита, Риддла в аудитории не было. Не будь геометрия стен такой пляшущей, можно было бы прищуриться и попытаться выцепить по мерцанию движений, но тошнота всё ещё подступала к горлу. — Oppugno, — проявил фантазию Гарри: сквозь щит в зал вылетело с полсотни комаров. От траты сил качнуло, но даже фантомные комариные укусы были очень неприятными. И зудели они, как настоящие. Щит разнесло лучом; Гарри развернулся, вскидывая палочку, бросил пробный expelliarmus в никуда. Вскочил на помост, оказавшись спиной к стене. Сражаться с невидимым противником, который шепчет формулы тише шума в ушах, было невыносимо. Колени подрагивали. Мозг подбрасывал адреналина на каждый шорох. Движение точек-студентов за окном – мелкие снова решили устроить снежную битву – вызывало рефлекторное желание бросить туда что-нибудь обезоруживающее. За разбитые стёкла их бы точно не похвалили, с таким студенческое reparo могло и не справиться. Но самым нервирующим считалось молчание Тома: их время без преподавателя истекало. Стая комаров успела испариться, не обнаружив цели. — И?.. — спросил в никуда Гарри, разглядывая противоположный угол класса: декоративная арка наконец прекратила двигаться. В следующую секунду он впечатался плечом в стену, охнув от неожиданности. Перед глазами мелькнула радужная плёнка: спадало дезиллюминационное. Том прижал его к стене, зафиксировав рабочую руку и небрежно придерживая свою палочку – кончик упирался в подбородок. Наклонил голову, рассматривая. Серьёзное выражение лица сочеталось с ироническим весельем в глазах: поразительно, сколько всего могут передать синие радужки. — Запрещённые методы, — хрипло прокомментировал Гарри, пытаясь покрутить неудобно вывернутым запястьем. Ощущение бабочки, нанизанной на иглу у коллекционера, было не из приятных. Пот щекотал подбородок, сползал на воротник рубашки – будет сушить прямо здесь. Едва ли полтора фута до застывшего Тома тоже не способствовали душевному равновесию. — Ну, окей, — смиренно протянул Гарри, когда понял, что отвечать Том не собирается. — Отпусти. — Скажи «пожалуйста», — хмыкнул Том. Стоял он настолько серьёзный, что внутри себя наверняка устроил праздничную вечеринку имени интеллектуальных боевых ходов. — Пошёл нахер, — растянул губы Гарри. — Язык, — цокнул языком Том. Как будто его можно было расстроить такой мелочью. Мозг был чересчур занят для лексического анализа речи: лицо Тома со слишком красивой формой губ находилось ближе приемлемого, а если спешно опустить взгляд, то грудь тоже вздымалась быстро и часто – как будто он всё это время бегал кругами. Том явно поймал направление взгляда, потому что сделал полшага вперёд, согнув руку. Теперь предплечье он фиксировал куда нежнее, синяка не останется, зато сам стоял неприлично близко. — Неа, — сказал Гарри, вскидывая бровь в ответ на подлые манипуляции. — Да?.. — с той же громкостью отреагировал Том, на этот раз улыбнувшись: той ехидной, мерзкой улыбкой, которую Гарри особенно не любил. Обычно она означала «плевать мне на твоё мнение». — Сейчас Флитвик вернётся, — отрезал Гарри, презрев единогласное голосование своего организма за вариант «наклониться и поцеловать»: Риддл не хотел целоваться, он хотел стать победителем моральной игры. — И никаких «пожалуйста». — Да?.. — повторил Том вкрадчиво, наклонив голову. Палочку от подбородка он убрал, медленно проследив её кончиком до груди. — Ни за… — начал Гарри, но дух его слаб, и плоть его не лучше: — Да. В конце концов, он хотел отлепиться от стены, которая холодила лопатки сквозь мокрую рубашку. Это была официальная версия, потому что кому он врал: ещё пять секунд созерцания серьёзного и красивого Тома, и просто капитуляцией дело не обойдётся. Том торжествующе приподнял уголки губ; снова сжал пальцы, наклонился на расстояние дюйма между их лицами. И подсёк ноги Гарри слитным движением, едва зазвенели сигнальные чары: так вот чем он был занят всё то время, когда не разбрасывался заклинаниями. — Мерзавец, — выдохнул Гарри, оказавшись на помосте в неловкой позе: Том продолжал фиксировать его за руку, пока не убедился, что никто здесь не сломает позвоночник и не отобьёт многострадальные мозги. Улыбка не оставляла сомнений: идеально рассчитал время для наибольшего разочарования. Потом отпустил предплечье, демонстративно навёл палочку на грудь. — Мистер Поттер, — укоризненно сказал Флитвик, закрывая за собой дверь. — Простите, — без энтузиазма отозвался Гарри. — Мы целы, класс тоже, сэр. И отказался от руки Тома, фыркнув при подъёме. Мышцы ныли, пальцы подрагивали, но сейчас он выпьет чай и отомстит: никакая усталость не помешает.***
Наколдованные венки не осыпались: хвоя благоухала в коридорах, ленты подрагивали на замковом сквозняке. Разве что ягод омелы стало ощутимо меньше – нацеловавшиеся студенты откручивали на память. На одну, брошенную среди коридора, Гарри почти наступил. Чертыхнулся, выравнивая руку с палочкой: левитировать высокие стаканы непросто и без неожиданных помех. Обиднее потери концентрации сейчас были бы только осколки у стены слизеринской гостиной. Но к пятому курсу удавалось воздерживаться от таких эпических провалов. Балансируя палочкой между пальцами, он нащупал в кармане гладкое стекло; постучал по краю рунной вязи – по ней расплылся зелёный свет. Тома долго ждать не пришлось: в кругляше отразились недовольно сощуренные глаза, потом тот отодвинул руку, продемонстрировав лицо, едва различимое в полумраке. — Выходи, — бодро заявил Гарри, не отодвигая своё зеркало: лучше быть с искажёнными чертами и ракурсом снизу, чем испортить сюрприз. — Что случилось? — одновременно с ним спросил Том. Судя по воротнику рубашки, спать он даже не ложился, но фоном висел тёмный полог кровати: отлично, было бы неловко, если бы Риддл обстряпывал свои загадочные мрачные дела в других глубинах подземелий. Полночь перед последним днём года, середина каникул, удобное время для мрачных дел. — Никто не выполз, — превентивно решил проблему Гарри. — Просто, ну, выйди из террариума. — Сказал обитатель львиной клетки с подогревом, — невозмутимо ответил Том. — Зачем? Право, как будто они общаются месяц, а не почти полных пятнадцать лет жизни Тома. Гарри состроил осуждающее лицо. — Куда? — наконец задал более осмысленный вопрос Том. Видимо, смирялся. — Просто из гостиной выйди, — притопнул каблуком Гарри. — Ну срочно. Держать и зеркало, и левитацию было несложно, но с каждой минутой всё более раздражающе. — Надеюсь, ты истекаешь кровью, — буднично прокомментировал Том, встав с кровати: мелькнула их вычурная спальня и тёмное окно. — Пять минут. — Значок префекта можешь не полировать, — сообщил Гарри уже собственному отражению, слегка взъерошенному, но бодрому как никогда: за прошедшие дни он отоспался на месяцы вперёд. Из камней стены Том шагнул через три, с плащом поверх рубашки и палочкой в чехле. — О, — всё, на что хватило притормозившего Риддла. — С днём рождения, дорогой, — иронично взмахнул свободной рукой Гарри, в последний момент заменив «придурок»: успеет ещё отыграться за предыдущую тренировку. Если ему не показалось, и в глазах Тома в момент, когда их прервали, действительно мелькнуло разочарование, отыграется качественно и продуктивно. — Я же обещал шоколад к гостиной собственноручно, — добавил Гарри, потому что Том так и стоял, разве что раз моргнув. — Да, — невпопад сказал Том. Видимо, его впечатлили масштабы парящего продукта эксплуатации домовиков. Воспользовавшись тем, что префекта в пустом замке ещё попробуй поймай, Гарри продефилировал от башни до кухни безо всяких проблем. После пришлось воспользоваться смекалкой и щенячьими глазами – если в каком-нибудь уединённом коттедже попробовать свои способности в выпечке он ещё мог, то на хогвартской кухне справиться со старинными печами шансов не было. И так пришлось пропустить традиционное вручение в семнадцать вечера – по причине уважительнее некуда, на кухне перед самым ужином ни одного свободного эльфа не водилось. Потерзавшись, Гарри решил, что полночь суток рождения тоже подойдёт. Ещё почти час болтал ногами, сидя на пустом столе, ждал, пока впечатлённые проникновенной речью эльфы приготовят торт, и готовился левитировать коржи вместе с шоколадом – для Тома ещё и с шапкой взбитых сливок. Ещё несколько лет назад равнодушный к сладкому, сейчас тот подозрительно часто сгребал все ближайшие банки джема со слизеринского стола: кажется, для таких гениальных мозгов всё-таки нужно много топлива. Сейчас топливо висело почти перед его лицом, подрагивая в воздухе – и было бы здорово, чтобы Том не понял ассоциацию с подёргиванием оленьими трупами перед мордой василиска. — Ну-у, — поторопил мыслительную деятельность Гарри. — Давай, пока я всё под ноги не грохнул. Шестнадцать лет, большой крутой чародей и всё такое, ты тоже умеешь, я знаю. Том, моргнув, отмер; хотя можно было поставить свою палочку: прилети к нему заклятие, а не стаканы горячего шоколада, отмахнулся бы за доли секунды. — Спасибо. Пошли. — Куда?.. — теперь настала пора Гарри озадаченно моргать. — В гостиную, — к Тому слишком быстро возвращалось самообладание: уже усмехался. — Ты хочешь есть в коридоре? — А мне туда можно? — Конечно, нет. Идём. Слизеринская гостиная обросла сплетнями и перетолками, как камень на дне озера, заросший илом в три слоя. Прюэтт сочинял про пленённого тритона в аквариуме. Уизли, связанный со Слизерином в том числе воздушно-капельным путём – и Гарри старался не думать, каким ещё, – травил байки про десяток секретных проходов на одну гостиную, портрет Салазара с нравоучениями и кусающиеся книги на полках. За почти пять лет учёбы успел услышать разнокалиберные небылицы от обсидиановых колонн до «спят в гробах». Слизеринцы, конечно, строили загадочные лица в ответ на самые невероятные слухи, не подтверждая и не опровергая. Самым необычным элементом слизеринской гостиной в итоге оказалось шагание прямо в стену. Несмотря на опыт с барьером на Кингс-Кросс, ко всем похожим штукам Гарри относился нервно: мало ли, вдруг основатель решил убедиться, что обиталище его студентов увидят только достойные люди с зелёным цветом галстука. На нём галстука не было, но всё равно зажмурился, пока лица не коснулся более тёплый воздух. Обсидиановыми колоннами слизеринцев обделили. Они были из, кажется, малахита. В остальном представление Гарри о детях подземелий не пошатнулось: аквариум с тритоном отсутствовал, в каминах тускло трепетал вполне обычный рыжеватый огонь, за масштабным панорамным стеклом – и как в подземельях вообще оказалось, с каждым годом он всё больше веровал в чудеса магии, – теоретически плескалась вода. Сейчас там только зыбкими контурами отражалась мебель – вычурная, с причудливой резьбой, прострочкой кожи и росписью на столиках, но он успел привыкнуть к дорогой обстановке. Том взмахом палочки отправил еду на столик, вторым разжёг поярче камин. Обходить всю гостиную, блуждая среди колонн, было неловко, вытягивать ноги на диване – тоже, но диван казался меньшим злом. — А твой мелкий не нажалуется? — всё-таки поинтересовался Гарри. По правде говоря, наказаний за проходы в чужие гостиные в Хогвартсе не было. Но и об инцидентах он тоже не слышал: все, кто всё-таки побывал не только в своей, партизански молчали. Том ответил снисходительным взглядом, располагаясь в кресле. Ну да. Младшекурсник и человек, мнение которого учитывают даже выпускники. Торт дурманяще пах на всю гостиную. Ещё казалось, что она пропиталась духами Тома: озон и грозовое потрескивание. Надвигающийся шторм смешивался с хвойным венком над камином, а где-то под этим плескалась стоячая, ещё не затхлая вода, неумолимая и тёмная. Гарри пробежался пальцами по коже дивана, разбивая тишину. Скрежетнул по столу стакан с шоколадом: не только в гостиной Гриффиндора имелся запас столовых приборов на случай очень поздних ужинов, Том уже извлёк чайную ложку и уничтожал шапку из взбитых сливок. В массивном кресле он смотрелся принцем в интерьерах своего дворца. — Какие планы? — поинтересовался Гарри, утягивая кусок торта. В почти половину первого говорить на сложные темы не хотелось, но когда ещё поймаешь Тома без его возможности отпереться. — Вежливо опросить Дамблдора, — повёл плечом Том, поднимая взгляд. — Встретить студентов. Выиграть турнир. Сдать СОВ. Закончить школу. Управлять Британией. — Шоколад же без ликёра, — пробормотал Гарри, сжимая в ладони свой стакан. Пожалуй, шоколадный торт с горячим шоколадом – это то, в чём он переборщил, но Том не жаловался. И забавно разграничивал желания с планами. Можно было бы посмеяться, если бы не факт, что Том всегда говорил именно то, что хотел бы сообщить, подбирая аккуратные формулировки. Ни использованный глагол, ни масштаб операции не были ляпнуты просто так – вроде фразы, которую бестолково загадываешь на падающую звезду. Узнавать такие детали его жизненных планов в середине ночи на стыке военных лет было… проясняюще. И пугающе. И ещё что-то на «П», местами не совсем цензурное. Том безмятежно отламывал торт ложечкой на весу, презрев этикет. — Опросить так опросить, — не стал ломать момент Гарри, отпивая шоколад. — Опросим. — У тебя есть претензии к остальному? — проницательно наклонил голову Том. Какой же красивый. — Конечно, нет, — в очередной раз соврал Гарри. Разговор в замковой гостиной – даже пустой – был не тем моментом, когда стоило спрашивать про политический контекст, оставалось перевести тему с резкостью улепётывающего снитча: — Вкусный торт? — Да, — кратко ответил Том, стирая тыльной стороной руки усы из сливок. К счастью, руку вытер платком. Облизывания и так горящий мозг бы не пережил. Шоколад закончился быстрее, чем наступившая тишина: уютная, с фоновым плесканием озёрных волн и позвякиванием ложечки. Как будто в замке и вовсе никого нет, а они снова одни, в безопасности, и ничто не нависает сверху, и ничего не надо экстренно решать. Том смотрел на огонь, подперев голову рукой, расслабленный и спокойный. Часы щёлкнули на руке: надо было идти проверять, что никто из мелких не рыдает в гостиной вместо сна. Безмятежный перерыв истёк. — Пора, — с сожалением сказал Гарри, не шевельнувшись на диване. Слизнорт определённо выбивал факультету дополнительное финансирование: в башне мебель стояла сильно попроще. Не вставал он, конечно, не из-за мягкости обивки. — Ещё мелких на завтрак вести. — Наседка, — беззлобно заметил Том, перетекая в стоячее положение и дожёвывая прилагавшийся к шоколаду лист мяты. — Признавайся, привязал своего к его кровати, — подколол Гарри, со вздохом поднимаясь. — Разумеется. «Попасть в слизеринскую гостиную» было неполным подвигом: если отвлечься на рассматривание озера, каминов и картин, то все каменные стены казались совершенно одинаковыми. Гарри обвёл взглядом помещение, потому что спрашивать, где у них здесь выход, было бы совсем неловко. И дёрнулся, когда Том – ехидно улыбающийся, всё понявший Том – оказался у плеча, обогнув низкий столик. На этот раз он потянулся первым, смешливо хмыкнув в процессе. Кратко коснулся губ – своими губами с привкусом шоколада и мяты, как в самых паршивых романах, которые девочки скрывали под подушками. Посмотрел с непривычно мягким выражением – сейчас, когда их лица разделяло всего несколько дюймов и смешивалось дыхание, можно было рассмотреть даже блики на радужках глаз. — Теперь пора. — С днём рождения, — повторил Гарри, бестолково улыбаясь.