but be the serpent under't

      — Хочу в замок, — негромко пожаловался Гарри, потирая ладони.       Время Самайна – истончившаяся пелена между мирами, дыхание смерти сквозь обыденность и прочие патетические описания от древних магов, – уничтожающе касалось его кровеносной системы: пальцы мёрзли даже в осенних перчатках.       Но по расчётам профессора Кеттлберна это был лучший момент, чтобы показать пятикурсникам фестралов, поэтому цепочка студентов брела ко входу в лес: к той его опушке, которая формально не считалась запрещённой. Этот маршрут Гарри мог пройти с завязанными глазами, переступая ямы, корни и места с наледью, поэтому незаметно для себя оказался во главе цепочки. Падать было бы больно. До первого нормального снега оставались недели, только припорошило за ночь тонким слоем, но земля уже промёрзла до твёрдости каменных полов Хогвартса.       — Хоти, — поддержал Септимус. — Ещё полтора часа с красавцами.       — Фу, они же мерзкие, — отозвалась Роза.       Девочек – да и не только – не впечатлили картинки, продемонстрированные во время короткой лекции.       — Классные! — поднял указательный палец Игнатиус, любитель всего, что могло оторвать ему руки.       Эдгар только хмыкнул: как человек с инстинктом самосохранения, выступать против мнения собственной девушки он не спешил.       — Увидим, — перепрыгнул корень Гарри.       Здесь тропинка ещё ветвилась вовсю, хрустела листьями с изморозью, обрывалась в неожиданных местах. Стоит отойти чуть в сторону, и уже следовало ходить с палочкой в руках: лесная живность не ограничивалась оленями и кроликами.       То, что они в процессе погони за крольчатиной ещё ни разу не влетели в колонию красных колпаков или чего похуже, Гарри считал благословлением основателей, выданным лично потомку Слизерина. Поэтому от Тома на всякий случай не отставал, хоть и не говорил ему про свои суеверия: засмеёт.       Профессор уже стоял на нужной поляне, засунув руки в карманы шубы: настолько тёплой на вид, что Гарри был готов отдать все свои плащи с серебряными застёжками немедленно.       — Собирайтесь, собирайтесь, — прогудел Кеттлберн голосом, которым можно было созывать громамонтов, — В полукруг, чтобы всем было видно. Скоро придут.       На тёмной листве поляны кусками было разложено сырое мясо; запах прелой листвы смешивался с кровью, и где-то поверх этого ощущалась влажная затхлость – она была в лесу всегда, даже в полдень в середине мая. Гарри ещё не родился, а Запретный лес уже пах так; Гарри умрёт, а влажная тёмная гниль продолжит существовать.       Он передёрнул плечами, стряхивая с себя мысли о жизненном цикле природы. Не лучшее место, чтобы предаваться тоскливым размышлениям: здесь, на почти открытой опушке, на него никакой дементор бы не вылетел, но всякие тёмные и условно тёмные твари любили путников с мрачным настроением. Любили не так, как хотелось бы заплутавшим людям.       А заблудиться легко – на картах в библиотеке контур уходил за пределы бумаги, сам лес лежал небрежной штриховкой, тёмной массой, оттеняющей чёткие линии замковой территории. Гарри понял только то, что, если кролик улепётывает в даль и эта даль подозрительно тёмная – стоит разворачиваться и идти искать другое животное. Иначе охота может закончиться, как в средневековых сказках: тех, не очень добрых, где и трагическая смерть, и хтонь выступает из чащобы.       От шороха листьев пальцы дёрнулись к палочке. Студенты замерли напряжённой линией, гриффиндорцы вперемешку с хаффлпаффцами; кто-то ушёл за плечи соседей и рассматривал стволы деревьев.       В основном магглорожденные. Те, кто точно знали, что увидят фестралов – и не слишком стремились к этому.       Он и сам стоял в тесной компании, наблюдая, как между деревьев двигаются тёмные силуэты. Нэнси разглядывала листья на земле. Доркас сосредоточенно поправляла манжеты. Одна Роза возле Эдгара была беззаботно-любопытной и смотрела вдаль рассеянно, не в конкретную точку.       Гарри вздохнул, засовывая руки в карманы. Пар на мгновение завис перед лицом, рассеялся в воздухе. Хотел бы он видеть просто воздух и смешно катающееся по земле мясо, а не напоминание о телах, разложенных на улицах, и вытекающей крови – слава всем богам этого мира, что теперь они знали способы бескровных убийств.       Мысль прокатилась по горлу холодным шариком и осела где-то в желудке. Она была такой же странной, как и нынешнее времяпровождение – стоять с сосредоточенным лицом, боясь спугнуть приближающихся фестралов.       Если тех вообще могло отпугнуть от бесплатного пира что-то наподобие горстки нервных студентов. Лоснящаяся шкура обтягивала кости так туго, что, казалось, порвётся при движении; угловатые воплощения гнили Запретного леса выплывали из-за деревьев удивительно грациозно, переступали тонкими ногами, поворачивали к ним головы со слепыми глазами. Над их спинами колыхались – хотя ветра не было – кожистые крылья.       Отталкивающее и прекрасное зрелище.       — Вау, — выдохнула Нэнси.       Гарри никогда не сомневался в этой прекрасной девушке.       Первый фестрал замер; вытянувшись в струну, шумно всхрапнул и втянул воздух со свистом, который больше напоминал предсмертные хрипы. Некоторые студенты вздрогнули.       Почти половина из них растерянно смотрела в воздух, не фокусируясь ни на чём. Гарри так и не смог определиться, радуется он за них или сочувствует.       Охарактеризовать взгляд белёсых глаз без зрачков сложно, но вроде бы фестрал смотрел на студентов снисходительно. Опустил морду, на которой едва держалась кожа, плотно натянутая на кости. Схватил ближайший кусок мяса, мелькнули острые клыки.       Лапочка, решил Гарри. В учебнике было написано, что они приручались, как и большинство полуразумных тварей; он бы хотел себе одного. И Тому второго – они даже внешне были похожи, что острые скулы Тома, что ганаши фестрала. Ходили бы вместе, два создания смерти, а Гарри придумал бы своему дурацкое имя – Ванильный Пончик, или Третий Закон Гэмпа, или что-то наподобие, чтобы не только у гиппогрифов были странные клички.       Ближайший потенциальный Пончик шагнул вперёд, подбрасывая кусок мяса, и строй студентов дрогнул. У слизеринцев и рейвенкловцев этот же табун должен был быть через пару дней: у копытных сытная неделя.       Кеттлберн, наоборот, подошёл поближе.       — Сейчас они съедят первую порцию, и вы сможете покормить их с руки. Или погладить, если кто-то хочет. Они любят ласку, — жизнерадостно заявил он. Магозоологи были страшными людьми: грубый шрам через щёку явно не убавил любви к хтоническому зверью.       — Любят ласку?.. — подрагивающим голосом уточнил Блетчли. Он стоял практически в третьем ряду, спрятавшись за спиной у Боукер.       Барбара, скрестив руки на груди, пристально рассматривала табун. Гарри отвёл взгляд. Может, она и не видела смерть своей семьи, но на похороны тогда уехали обе сестры. Вернулись только через неделю, молчаливые и враз повзрослевшие.       — Да, несмотря на внешность, это дружелюбные к людям создания, — кивнул Кеттлберн. — Это не существа смерти; они появляются для живых, для скорбящих, и напоминают нам о тех, кто остался позади. Не бойтесь встретить одного.       Гарри беззвучно хмыкнул: ни по кому он не скорбел. Но звери были красивыми, а формулировка достаточно успокаивающей.       — Можно? — показал он на лоток с мясом.       — Конечно. Только на раскрытой ладони, ни в коем случае не сжимайте пальцы.       При взгляде на ближайшие клыки совет казался очевидным. Если нормальная лошадь может прикусить и сломать пальцы, сжимающие морковку, то эта ест мясо – и вряд ли расстроится, если к животному случайно добавится свежее человеческое.       Мясо холодило пальцы не так сильно, как он ожидал, но липло к перчаткам и воняло – кажется, совсем не гривастые лошадки с костяными гребнями шей предпочитали тухлятину. Вряд ли такое очистишь бытовыми заклинаниями, придётся возвращаться с перчатками в карманах. Гарри обернулся, пытаясь найти вожака табуна – ещё долго ходить по территории, которая принадлежала совсем не людям, стоило познакомиться нормально.       Сделал несколько шагов, протягивая мясо на раскрытой ладони. Капли дробно падали с перчатки на землю. Несмотря на заверения Кеттлберна, ощущалось как подношение смерти.       Жеребец вытянул шею, фыркнул в воздух, рассёк пространство: как будто не шёл, а переплывал Стикс, преодолевая сопротивление воды. Из Гарри получался сомнительный Харон, но ассоциация звучала интересно и холодила нутро больше, чем ноябрьский воздух.       Щёлкнули клыки, дыхание – удивительно тёплое – коснулось ладони сквозь перчатку. Конь жевал, посматривая на него тускло светящимися глазами.       Странно, что они ни разу не встречались раньше, но выходу такого существа из тёмного леса Гарри бы не обрадовался. А сейчас, осмелев, протянул вторую руку к шее – кажется, лошади любили, когда их чесали там. В детстве, настолько раннем, что воспоминания всплывали отдельными клочками, приютский сторож разрешал гладить свою кобылу, и она смешно хлопала губами.       Фестрал вытягивать губы не собирался, но и не отодвинулся, когда Гарри поскрёб костяшками по гладкой шкуре: даже не лысой, как казалось издалека, с бархатной шерстью странной текстуры. Под пальцами чувствовалась каждая кость.       — Верно, мистер Поттер, — заметил Кеттлберн, подбрасывая на землю ещё мяса, чтобы фестралы не ушли по своим загадочным делам. — Вы ему нравитесь.       В молочных глазах никакой симпатии не было, но он всё-таки точно заведёт себе одного и назовёт Пончиком. Не став наглеть, Гарри отступил спиной назад. Жеребец флегматично отвернулся к мясу, клацнув клыками перед молодняком. Это практически приравнивалось к «подружились и не будем пугать друг друга в тёмном лесу».       Когда его не съели, остальные студенты тоже потянулись к мясному лотку. Нэнси, критически сморщившись, выдернула небольшой кусок голой рукой.       — Вот так? — повернулась она, развернув руку.       — Почти, — сделал несколько шагов Гарри, стянув грязную перчатку и поправляя тонкие пальцы так, чтобы у фестрала не было шанса цапнуть. — Можешь кормить.       Выдохнув – пар закружился в воздухе, – Нэнси подошла к ближайшей кобыле. Та вскинула голову, услышав скрип листвы. Скептично посмотрела на протянутую руку. Вытянула нос, обнюхивая воздух возле мяса; схватила, мотнула головой. Смешно задвигала ганашами, пережёвывая.       Спина Нэнси под плащом расслабилась, зашевелились лопатки. Гарри тоже выдохнул: в последнее время он и так чувствовал, что кругом облажался со всеми возможными людьми, было бы совсем глупо посоветовать хват и потом носить пироги в больничное крыло.       Как отмотать пару недель и повести себя более умно, было непонятно, поэтому он просто пронаблюдал, как Нэнси трёт глаз тыльной стороной руки.       — Кто? — спросил на грани слышимости, взмахом палочки очищая её ладонь.       — Прохожий. Осколком, — поморщилась Нэнси.       Несколько секунд они стояли в молчаливом понимании: два человека, осознающих, как страшно иногда ходить по городским улицам или оставлять полоску света в ставнях.       — Теперь ты живёшь в безопасности, — бесполезно сказал он.       — Гриндевальд, — едва слышно ответила Нэнси, обернувшись.       — Не в Британии, — пожал плечами Гарри. К этому моменту он уже научился выдерживать нейтрально-осторожное выражение лица.       — Пока, — хмыкнула Нэнси.       На это ему нечего было ответить.       В последнее время таких ситуаций становилось даже слишком много.

***

      Зеркало в кармане вибрировало уже минуты три, а Гарри всё никак не мог отделаться от Прюэтта.       — Не знаю, — повторил он, притопывая носком ботинка, как нервный гиппогриф. — Щитки Минерва убирала, у неё спрашивай.       Ботинки были компромиссом между пижамой и путешествием через холодный коридор в душевые: хотя до отбоя оставалось ещё добрых два часа, Гарри с боем выгрыз этот вечер у софакультетников, домашних заданий и тренировок. В планах было проспать лицом в подушку все восемь часов. Планы сносило всей мощью Хогвартс-экспресса и прюэттовского личного мнения.       Сейчас он быстро докажет Прюэтту, что никто не трогал его утерянные щитки – скорее всего, те валялись под скамейкой в раздевалке или в шкафчике для всего подобного, а тот не догадался посмотреть, – ещё быстрее ответит Тому, что все важные вопросы переносятся на завтра, помоется, упадёт лицом в подушку и будет спать как младенец. Вероятно даже, как человек под действием зелья живой смерти: без шевелений и снов.       А то через несколько дней он мог превратиться в живого инфернала, способного только на невнятные «ы-ы-ы», а неделя намечалась тяжёлой: дуэльные тренировки на выходных, риддловские выкладки в перерывах – тот всё ещё собирался сдавать все СОВ, поэтому нервно смотрел даже на тех, кто громко дышал в библиотеке. Студентов он не штрафовал, зато мозги Гарри препарировал профессионально и так успешно, что общаться с ним стало невозможно.       Гарри жизненно, даже смертельно необходимо было хорошо поспать, вкусно поесть и не слушать никого хотя бы полдня.       — Но она не заходила в мужскую! — патетично взмахнул руками Прюэтт, как будто между «женской» и «мужской» половинами раздевалки не стояла одна хлипкая дверь. Официально запертая во избежание всяких инцидентов, но что такое запертая дверь для магов, если открыть её можно простой alohomora.       Как честные молодые люди, знавшие количество проклятий, сглазов и порч в магическом мире, они всегда стучались долго и до ответа. Зато сами леди заходили одолжить полироль или вязь для прутьев, порой символически стукнув по дверному косяку. Минерва видела его в трусах со второго курса, что осложняло назревающий бал.       — И не будет же она перекладывать наши вещи!       — Ты удивишься, — вздохнул Гарри, на прошлой неделе лично закрывавший этот шкаф потерянных вещей с ноги: дверца сопротивлялась, чей-то тюбик с иссохшей мазью для суставов пытался упасть на голову.       Зеркало, замолкшее на секунду, снова мелко задрожало. Повезло, что он накинул мантию поверх пижамных штанов и ближайшего попавшегося джемпера: хотя бы слышал. Не повезло со всем остальным.       Опущенная рука ощущалась как обычно, значит, Том не умирает прямо сейчас. Но Риддл не из тех людей, кто настойчиво пытается связаться так много раз из-за того, что ему нужно уточнить учебную формулу; вероятно, Гарри уже ждёт психологическая кастрация за то, как долго он не отвечал.       — Но щитки Септимуса на месте, — постучал ладонью по столбику кровати Игнатиус.       Гарри поморщился: сегодня для головы не хватало только громких звуков.       — Слушай, давай завтра? Поищем вместе. Или откроем шкафчик, — миролюбиво предложил он. — Я спать хочу.       — Ладно уж, мистер префект, — махнул рукой Прюэтт. — Я в карты. Минерву сам спросишь.       Ну конечно, при всём градусе возмущения у него оставалось чувство самосохранения, а разговор с МакГонагалл ещё и переложил на хрупкие префектские плечи. Гарри ещё даже про бал не поговорил, дико занятый чем угодно, лишь бы не объясняться, потупив глаза: на более выспавшуюся голову взбалмошное приглашение казалось неуместным. Стоило повторить нормально, но для этого предстояло стоять и нервничать, и складывать слова так, чтобы никого не обидеть.       Поэтому Гарри просто показал жест «окей», чтобы Прюэтт наконец отстал, и почти побежал к кровати, как только тот закрыл за собой дверь. Плюхнулся на скрипнувший матрас, взмахом палочки закрыл полог, ещё несколькими поставил простенький глушитель звуков: если ткань не отдёрнут, ничего услышать не должны.       Намечавшийся душ в подогретой воде плакал так же, как и глубины его души.       Ещё полминуты копался в складках мантии, пытаясь найти, где начинается карман – влезало в единственный, самый глубокий, и то с трудом. Повезло, что зеркало не разбил в процессе. Если бы вязь рун могла не только светиться, она бы уже кровоточила багровой жидкостью, когда он наконец поставил зеркало напротив лица – той кровью, которую Том из него выпустит за промедление.       Технически ещё вчера Гарри сообщил, что собирается отдохнуть и нормально поспать, так что он не виноват. Но лицо всё равно состроил не самое недовольное: мало ли, что случилось, с недавних пор Том действительно не лез в личное время и требовал того же самого.       Том, отразившийся на амальгаме, предстал взъерошенным, словно его выпустили с особо жестокой квиддичной тренировки. Гарри видел его за ужином: с носом и даже затылком в книге, но прилизанный, как и обычно.       Сердце нервно дрогнуло.       — Гарри, — начал Том, не размениваясь на приветствия и фамилии. Голос у него был странным. И лицо у него было странным. Ладно, всё из этого было странным. Его похитили, но дали записать предсмертное послание?       — Д– — успел начать Гарри, перекладывая зеркало в другую руку, чтобы отражаться не в таком ужасном ракурсе.       Но даже поднять тон для вопросительной интонации не успел.       — Унассбежалвасилиск, — выпалил Том.       Сердечная мышца передумала сокращаться. Гарри моргнул. Потом сомкнул ресницы ещё раз.       — ...не тупи, кретин, — как раз успел скороговоркой закончить фразу, которую он напрочь прослушал, Том. — Бегом ко мне.       — Но… — нервно посмотрел на полог Гарри.       Невидимый кулак разжался, бросив сердце прямо в рёбра. Мысли летали стаей встревоженных ворон, тоже врезаясь в стенки черепа дробным стуком.       Он ничего не понимал и вместе с тем вертел в голове «ЧТО?!», настолько огромное, что темнело в глазах.       — Бегом! — отрезал Том, разворачивая зеркало так, что за его лицом оказалась чёрная дыра: видимо, открытый проход Тайной комнаты. — Мантия, лес, аппарируй сюда.       — Я в пижаме, — растерянно сказал Гарри, уже откладывая зеркало и второй рукой отдёргивая полог: в спальне никого не было.       Но и это счастье закончилось с распахнувшейся дверью.       — Гарри, ты не видел мои… — начал Боунс, начиная обрисовывать руками контуры предмета.       — Потом! — почти крикнул Гарри, вытягивая ящик из тумбочки. Оставалось надеяться, что зеркала не видно. Ещё больше хотелось, чтобы Том просто пошутил в своей извращённой манере игры на нервах окружающих, только вот шансов ничтожно мало.       В ящике ничего полезного – хотя что тут вообще могло пригодиться и зачем он тратил драгоценные секунды, – не нашлось. Только вывернул заодно чернильницу: неплотно закрытая пробка отвалилась, содержимое начало пропитывать ковёр.       — Блядь, — прокомментировал он чернильнице, Боунсу и всему миру сразу. — Мне надо идти, прикрой, пока.       Эдгар открыл рот, но спросить уже не успел: Гарри вылетел в дверной проём, в последний момент схватив палочку. Хлопнула и осталась сиротливо открытой дверца шкафа – это он вспомнил про зимний плащ, набрасывая тот на плечи уже на ступеньках башни.       Он сейчас умрёт от сердечного приступа и не надо будет ничего решать.       — Щитки?.. — вскинулся Игнатиус, оторвавшись от карт.       Сидящий с ним Такер с любопытством посмотрел на Гарри: взъерошенного, в пижамных штанах под распахнутой мантией и с палочкой в руках.       — Потом, — снова едва успел сказать он, уже притопывая перед портретом, который отъезжал так чудовищно медленно. Успел собрать любопытные взгляды от трети факультета.       Что ж, возвращаться будет ошеломительно неловко.       Ещё более ошеломительно неловко станет, если возвращаться ему окажется некуда, потому что этот жабо-куриный сын – то есть дочь – истребит всех жителей замка. Хорошо бы подставиться первым, потому что потом его адским пламенем сожжет Гриндевальд, заживо, после множества часов пыток.       Перепрыгнул половину лестницы. Оперся на перила, избегая исчезающей ступеньки. Помчался по коридору, застёгивая мантию на ходу.       Мысли в голове поредели: остались бежать, и почему не научился аппарации, и не-у-же-ли о-ни за-бы-ли за-крыть про-ход – прямо в такт бегу по ступенькам.       Из окон тянуло сквозняком; почти в начале зимы стены покрывались изморозью, и даже пол скользил, если мчаться по нему, как олимпийский спортсмен.       К Моргане олимпийские игры, он должен бежать ещё быстрее целых восемь этажей.       Том даже не сказал, где он будет – и не важно, что Гарри сам не дослушал.       Не мог же василиск самостоятельно откатить этот валун, закреплённый магией больше, чем физикой? За столько лет уже справился бы.       Гарри собирался найти эту чешуйчатую мразь и убить её. Авадой. Пятью, для верности.       Почти упал на колени, сворачивая за гобелен, неловко схватился за жёсткую ткань – не сорвать бы со стены. За тканью вилась узкими ступенями лестница, и шансы сломать шею резко взлетели, зато экономит два этажа бега.       А потом найти Тома и сказать ему… хотя за что сказать, они оба вчера выходили в состоянии «нет сил поднять голову». Гарри недавно поскользнулся на листьях и лежал под скептическим взглядом ещё секунд десять, потому что вставать ленился, а твёрдая земля казалась отличным матрасом для сна.       И сейчас поскользнулся бы, если бы не перебирал ногами так тщательно, что колени выли на одной ноте.       Вылетев из-за другого гобелена, – тот хлопнул по стене на весь коридор, – задел плечом какую-то мелочь. Мелочь тонко вскрикнула.       Блядь, определился со всеми чувствами на этот вечер Гарри, разглядывая лицо Уоррен: девочка уже морщилась от помеси боли и недоумения. Или от скрипа ботинок, с которым он тормозил, но обычно мир был более жестоким.       — Простипожалуйстаяоченьспешу, — наклонившись, протараторил Гарри.       Уоррен дёрнулась назад. Верно, вид у него совсем сумасшедший.       Надо будет извиниться. Завтра, потому что он снова стартовал, практически перемахнув метр до отъезжающей лестницы. В голове мелькнул план прыгнуть и протестировать амортизирующие квиддичные чары в боевых условиях, но тогда Том из принципа обучится прикладной некромантии, чтобы измываться над его трупом… если выживет сам, конечно.       Сколько минут прошло от последнего звонка Тома? Куда он там мог успеть дойти? А сколько от первого, во время которого Гарри безмятежно болтал о щитках и надеялся на крепкий сон?       А сколько от момента, когда рептилия выползла, причём этот момент мог случиться почти сутки назад?       — Че-е-е-рт, — прошипел на ходу Гарри, пробуксовав на повороте второго этажа.       Повезло, что по зимнему замку особо не разгуливали, и всю эту скачку могло увидеть всего несколько удивлённых лиц. Любой встреченный преподаватель – и он бы никуда не убежал. А может, и ушёл бы: сразу на отработку, двухчасовую, под лекцию о нравственном аспекте бытия префектом и примером для окружающих.       Точно накаркал, потому что на вылете в холл пришлось тормозить в проёме: там завхоз разговаривал со Слизнортом. Снова скрипнули подошвы. Гарри судорожно одёрнул мантию так, чтобы не было видно пижамных штанов, и попытался по периметру зала независимо пройти к двери. Мокрый, потный и взъерошенный, с дыханием загнанного фестрала – даже если бы он был невидимым, судорожное сопение бы всё выдало.       — Мистер Поттер!       Это катастрофа. И катастрофа только потому, что у него закончились матерные слова.       — Добрый вечер, профессор Слизнорт, — обернулся Гарри, пытаясь улыбнуться.       Получилось лицо чихающей землеройки. Он надеялся, что несколько горящих факелов давали слишком мало света, чтобы кто-нибудь озаботился его физическим или душевным здоровьем.       — О, вы спешите, — тем не менее, совсем слепым Слизнорт тоже не был. — Ах, молодость… Но я ненадолго. Хотел спросить, так как вы в последнее время…       Гарри физически не мог остановить ногу, чтобы прервать нервное постукивание ботинком.       — ...часто ходите с мистером Риддлом, то…       Договаривай, раздражённо подумал Гарри. Даже наскоро приклеенная улыбка отваливалась. Он начал медленно продвигаться к дверям: так, просто чуть-чуть идёт, не обращайте внимания.       Как этот фестралом траханый василиск всё-таки мог выйти?       — ...мистера Риддла? — неожиданно закончил Слизнорт.       — А? — тупо переспросил Гарри. Драные пикси. Он прослушал самое важное.       — Я спрашивал у вас, не знаете ли вы, где мистер Риддл сейчас, — терпеливо повторил Слизнорт. — У нас была назначена встреча по поводу одного чудесного зелья, да-да, настоящее открытие в зельеварении, но он не пришёл. Для него это достаточно... необычно.       Гарри вскроет Тому шею и оставит умирать в лесу.       — Ох, — сказал он вслух, представляя в деталях, как блеск улетучивается из широко раскрытых синих глаз. Потом он, конечно, вонзит в себя кинжал сверху. Потому что жить без этого придурка невозможно. — Боюсь, что нет. Но он говорил мне, что у него возникли какие-то срочные дела. Вероятно, он забыл вас уведомить?.. — отговорка звучала очень, очень плохо, Том его сам убьёт.       Если сейчас не лежит в лесу, как минимум окаменевший, как максимум мёртвый, а огромная рептилия не ползёт убивать всех в Хогвартсе. Гриффиндорцы с башни не спрыгнут, а запасные проходы ещё открывать надо.       — Он, к сожалению, так устаёт в последние недели, — почти умоляюще продолжил Гарри. Требовалось избавиться от обоих собеседников любой ценой сию секунду. — Скорее всего, забыл.       — Вероятно, — Слизнорт выглядел искренне расстроенным. У Гарри закололо ту часть сердца, которая не пыталась разорваться на части и вылететь из груди. К привкусу крови от долгого бега во рту добавилась ещё и вина.       — Если увижу, обязательно передам, но мне, к сожалению, оченьнадобежать, — ускорил речь Гарри так, что смазались слова, и всем телом навалился на дверь.       Драккл. На себя тянуть.       Этот вечер позорнее уже не станет, зато смертельнее может быть, решил он, упираясь пятками в пол и открывая тугую дверцу в воротах.       — До встречи, мистер Поттер! — раздалось вслед уже тогда, когда он метнулся в сторону и судорожно выдернул из кармана палочку.       Вроде бы никто за ним не наблюдал, но это уже мало волновало. Гарри стукнул себя палочкой по затылку, тщательно выговорив disillusionment. Руки перед лицом оставались видимыми: бледными и трясущимися. Пришлось медленно выдыхать, закрывать глаза и выписывать этот вензель ещё раз.       Не дожидаясь, пока мерзкая воображаемая жидкость растечётся до его ног, побежал в сторону тёмных лесных верхушек. Земля хрустела и проскальзывала под ногами: дневной снегопад только слегка припорошил жидкую грязь, и его следы оставались широкими мазками среди белого полотна. Упасть легче, чем на той винтовой лестнице.       До леса так долго бежать. Гарри почти заорал на всю территорию от злости, когда после очередного покалывания в боку вспомнил, что он мог выдернуть манящими чарами метлу кого-нибудь из одногруппников: его собственная стояла в квиддичной раздевалке в шкафчике, защищённом от таких посягательств.       Том действительно убьёт его сразу после того, как они найдут василиска и наследник загонит своё наследие обратно. Прямо сейчас Гарри плевать хотел на приказы Гриндевальда: усыпить навечно, даже если потом усыпят их.       Ноги разъезжались на снегу, холодный вечерний воздух колол лёгкие изнутри, першил в горле, практически горел в носу.       Лес приближался медленно. В доме, в котором работал Кеттлберн, горел свет: рыжие отблески лежали на синеве снега, и Гарри практически проехался по ним, в очередной раз поскользнувшись.       Его следы на территории не были единственными: вдали можно было разглядеть парочку, решившую погулять у озера в безветренную погоду. Прямо сейчас они трогательно держались за руки на фоне льда, блик от палочки отражался в синеве; Гарри прищурился на бегу, но не смог разглядеть цвета шарфов.       Собственный, конечно, остался в шкафу. Если он не умрёт от василиска, Тома, Гриндевальда или сердечного приступа, то совершенно точно встретит смерть от воспаления лёгких.       Под рокот этих мыслей влетел прямо в лес, нависающий тёмным валом, и прислонился к ближайшему дереву; под рёбрами кололо так, словно туда втыкали один за одним стилеты.       Где Том и почему он сам не догадался взять с собой зеркало?       Луч прилетел из ниоткуда; Гарри отшатнулся, вскидывая палочку, но опоздал – в него попали. Finite мозг распознал, когда он почти отмахнулся режущим в ответ. Действительно боевым заклятием его уже бы убили. Браво, будущий великий маг.       — Ещё и тебя искать, — отозвались тени голосом Тома, и тот соткался из пустоты, шагнув вперёд: бледно-серый, как сумеречный снег, в чёрном вихре мантии. Блеснула брошь-змея на лацкане. — Лес огромный. Поползла, скорее всего, охотиться. Искать трупы или… каменные трупы. Это если не стала глотать целиком.       Говорил он короткими резкими фразами так тихо, что едва можно было расслышать. Сердце Гарри успевало отстучать целую пулемётную очередь за одно предложение.       — Трупы кровоточат, и– — начал Гарри.       — И к ним слетятся хищники, даже если она наестся и ляжет переваривать, — закончил Том, кивнув. — Сейчас холодно. Должна быть медленной. По следам уползла от замка. Они свежие так что… так что есть шансы.       Дрожь в голосе Тома пугала сильнее самых реалистичных фантазий.       — Увести её можешь только ты, — напомнил Гарри.       Кажется, его просьба про «привлекать к своим планам» исполнялась слишком буквально и в самом худшем смысле: с возможностью умереть в любой момент.       — Поэтому я тебя тут и жду, — раздражённо прошипел Том. — Чтобы ты не наткнулся один. Бегом.       Обернувшись, Гарри шепнул ventus, вытаскивая палочку – порыв ветра всколыхнул тонкий снег, разметав по ближайшим следам. Так хотя бы не проследить, куда именно он пошёл, преодолев границу леса.       Тома уже пришлось догонять, оскальзываясь: промокший грунт с гнилыми листьями поверх был даже хуже, чем ледяные лужи, те хотя бы просто неприятно хрустели.       — Дезил… в общем, стоит? — проговорил Гарри, опираясь рукой на ближайший ствол, влажный и шершавый.       — С таким сопением? — обернулся Том. — Не спасёт. Смотри.       Стоило возблагодарить Слизерина за вес его питомицы: след, начинавшийся от закрытого сейчас валуна, проминал грунт.       Том шагнул в колею, хлюпнула земля под каблуками.       — Я следил, чтобы она не выползла в сторону замка. Такую тушу не пропустить, так что пойдём по следам. Всё постороннее убивай. Я уведу её, как увижу. Если что-то пойдёт не так… — Том провёл рукой по волосам, бессмысленно оправил лацкан мантии. — Придётся убить её. Ты здесь для этого.       — Ага, — нервно ответил Гарри. Да, он определённо накаркал насчёт своего участия в риддловских планах.       — Пошли, — бросил Том, уже шагая по продавленной земле: шел он широко, не скрываясь. В сжатой ладони тускло горел кончик палочки: если на полянке, сощурившись, можно было различить очертания предметов, то дальше даже голые деревья надвигались тёмной массой.       Гарри двигался параллельно через несколько футов, пока не начался мелкий кустарник; там пришлось перепрыгнуть за левое плечо Тома. На каждый шаг грязь отзывалась неприятным чавканьем, липла к подошвам.       Клятая рептилия как будто решила покружиться между деревьев. Перешагивая через бревно, вдавленное в землю, Гарри пытался вспомнить змеиные повадки: разве они не должны нюхать воздух, а потом целеустремлённо ползти к жертве? Или она не могла определиться? Огромная неповоротливая змея точно не сможет добыть таких оленей, как меткий Том, хорошо бы ей быстро об этом догадаться.       Оставалось надеяться, что лесной переполох не привлечёт внимание профессора Кеттлберна или его крапа, и молиться насчёт снегопада: без сугробов продавленную землю можно заметить, даже не особо приглядываясь.       Проходя мимо обтёсанной коры дерева, блеснувшей в слабом свете, передёрнул плечами. Ладно, если они не умрут, уже потрясающе, с остальным можно разобраться позже.       Том застыл так резко, что Гарри ткнулся в его плечо; прокрутил палочку в ладони – пятно рассеянного света дрогнуло, проваливаясь в темноту ещё большую, чем деревья. Темнота сверкнула белесыми глазами в ответ.       Фестралы.       Вернее, одна скелетная лошадь, остановившаяся на их пути; голова из темноты, наклонённая то ли с любопытством, то ли с угрозой. Клыки в закрытой сейчас пасти были слишком свежи в памяти.       Том как будто превратился в камень и без василиска; выражения его лица не различить, так что Гарри предположил худшее и аккуратно сжал чужое плечо, выходя вперёд.       — Привет, огромную змею не видели? — брякнул он, помахав рукой в воздухе.       Фраза была глупейшей, зато магические твари – куда более разумными, чем обычные лошади. Том за спиной раздражённо выдохнул, словно не мог поверить в такой идиотизм. Гарри ещё раз сжал пальцы: на одного убитого фестрала приходился целый табун оставшихся плотоядных, и вряд ли создания смерти знали, что студентов Хогвартса есть нельзя – не зря существовал запрет на заход в глубины леса. Это глубинами ещё не считалось, но и разрешённой территорией не было уже футов двести.       Тишину – ещё один минус Запретного леса, здесь всегда безжизненно, невероятно тихо, – разбило фырканье. Фестрал повернулся, уходя в сторону: он огибал кусты куда грациознее, чем Гарри, только мелькнул безволосый хвост.       — Зато нас не рвёт табун фестралов, — прокомментировал Гарри скептичной тени за спиной.       Дальше в следе поблескивала вода; хотелось взять Тома за руку, вернуться в замок и сделать вид, что они ничего не видели и отношения ко всему этому не имеют.       Том шагнул вперёд. Продолжилось тихое хлюпанье грязи. Кажется, в сказках с «мальчики идут одни в загадочное тёмное место» как раз начинались мёртвые тела и грустные для мальчиков приключения. Гарри обернулся, но высветленное пятно опушки уже скрылось из вида: единственным кругом света в его жизни оставался Том, причём во всех смыслах.       Несмотря на адреналин, холод проникал под мантию, покрывал кожу мурашками. Палочка подрагивала в замёрзших пальцах.       Том остановился, вскинув свободную ладонь. Гарри послушно затормозил, сжав палочку ещё крепче: ещё чуть-чуть, и сломалась бы.       Чешуя блестела так тускло, что сливалась с мокрыми листьями.       Гарри закрыл глаза рукой раньше, чем успел додумать мысль; но никакого броска огромной кобры не случилось – кольца рептилии остались на месте. Зато раздался клокот: среди затихшего тёмного леса эти стрекочуще-щёлкающие звуки казались ещё более угрожающими.       Немного странно, что Том мог издавать подобное в ответ. Но он отреагировал слитным шипением: сложно различить тон в громком шёпоте, но казалось, что это был аналог змеиного мата. По крайней мере, в голове Гарри крутился только он.       Пришлось растопырить пальцы, чтобы узнать, что происходит: видно стало не сильно больше – только силуэт Тома на фоне чешуйчатой махины. С таким контрастом ещё сильнее заметно, что Тому не исполнилось даже шестнадцати.       Пока у сомнительного наследия с ещё более сомнительным наследником шли переговоры, Гарри неловко переминался с ноги на ногу: казалось, что замёрзли даже кости. Оборвался на середине движения, когда Том повернул голову – тем не менее, взгляда от василиска он не отрывал и палочку держал поднятой.       — Она поела, но хочет приближающихся людей. Иди отгони.       — Как– — заикнулся Гарри, перебирая, каким образом змеюка могла услышать людей в лесу и кого понесло в запрещенные места в такую мерзкую погоду. Если Кеттлберн, им конец.       — Отгони, — резко повторил Том. В его тоне проскользнуло что-то, похожее на отчаяние, так что Гарри решил справляться с проблемами, когда они подойдут к носу.       — Да, ваше величество, — нервно фыркнул он, убедившись, что василиск не собирается бросаться на голос. — Disillusionment.       Сверху словно вывернули ведро ледяной воды. Он сдержал шипение, шепнул «lumos» – слабый, едва освещающий грунт под ногами, – и быстрым шагом отправился назад, выбирая путь по памяти. Вслед раздался недовольный стрекот рептилии и откровенно злое шипение Тома – и когда он стал различать интонации в череде странных звуков?       Видимо, когда к обычной горе проблем добавилась смертельная опасность.       До поляны он почти добежал, тщательно прислушиваясь: никакие оборотни – слава Мерлину, не полнолуние, – не крались, бешеный нунду из темноты не вылетал, отсюда было видно, как у дома профессора Кеттлберна покачивается на ветру висящий фонарь.       В воздухе оседала холодная морось – то ли дождь, то ли снег. Здесь густая мёртвая тишина уже разбавлялась звуками: скрип фонаря, шорох ветвей, его собственное сбивчивое дыхание. Расслышать что-то иное было сложно.       Приложив руку к груди и попытавшись дышать максимально тихо, Гарри всё-таки уловил лишние шорохи: похоже на громкий шёпот нескольких человек. Если это младшекурсники решили прогуляться в запретное место, он им шеи посворачивает, даже если не гриффиндорцы. Минус сто пятьдесят баллов с каждого, а насчёт своего присутствия в лесу объяснится позже.       Махнул палочкой, потушив свет, заодно приглушил звуки своих шагов – молясь, чтобы заклинание сработало, на дуэльных тренировках оно получалось через раз. Двинулся параллельно дорожке. Та вела к поляне, на которой они встречались с фестралами и гиппогрифами, и оставалось надеяться, что никто из табуна не решил вспомнить приятную трапезу. Если сейчас за плечом возникнет клыкастая морда, он заорёт на весь лес, и никакие заклинания не спасут.       Он аккуратно нащупывал участки земли без снега, чтобы не упасть с грохотом и не спугнуть студентов, но те не особо скрывались – силуэты, стоящие на самой границе леса, любопытно вглядывались в темноту. За ними вырастал сверкающий огнями замок. Тёплый и уютный, мрачно подумал Гарри, пытаясь пошевелить пальцами ног в ботинках: кажется, вместо его ступней было две ледышки, и ноги уже немели от холода.       Не младшекурсники. И самый очевидный вариант – выйти со значком префекта и наставить отработок до конца семестра – не сработал бы, потому что префект из него сейчас, в пижамных штанах, с гнездом на голове и подрагивающими руками, был так себе.       Когда одна из фигур зажгла свет на палочке, Гарри пришлось зажать себе рот рукой, чтобы подавить длинную, экспрессивную и очень громкую нецензурную тираду. Нэнси не могла устроить себе романтическое свидание в каком-нибудь другом месте? Кажется, они же гуляли вдоль озера, так какого траханного фестрала?       — Краси-и-иво, — протянула Нэнси, любопытно оглядываясь, пока Гарри пытался продвинуться вперёд, не запутаться в валежнике из кустов и не наступить на все хрустящие ветки по очереди. — Только страшно.       — Не бойся, я с тобой, — улыбнулся недоумок в рейвенкловском шарфе.       Ке-е-евин, мрачно передразнил про себя Гарри. Правильный молодой человек, который не в курсе, что правила в некоторых случаях всё-таки стоит соблюдать, а не выгуливать девочек по опасным местам. Он же даже от агрессивной собаки не отмахался бы, судя по тому, как сейчас хлопал глазами – а Гарри только задел плечом ветку так, что капли с неё осыпались на землю с постукиванием. Без ветра это звучало действительно странно.       Он застыл в позе, от которой ныли мышцы, судорожно перебирая варианты. С ровесниками включать префекта ещё более бесполезно: только усугубит ситуацию. Попросить Нэнси уйти – может, от неё и отоврался бы, но рейвенкловский старшекурсник точно спросит, какого драккла это было, что он здесь делает и по какой причине командует.       По причине их скорой смерти, ответил самому себе, перебирая уже более морально спорные варианты. Оглушить? Василиску ничто не мешает подумать, что это ей подготовили жертв и время ползти. Напугать заклинанием? Кевин может вообразить, что он рыцарь, и пойти спасать даму, а к спонтанному сражению с членовредительством он не готов – всё равно придётся тихо оглушать. Напугать звуком? Нэнси не из трусливых: может и пойти вперёд посмотреть, что творится. Зря он гриффиндорцев в дуэльном кружке так подбадривал.       Нэнси, держа в ладонях чужую руку, шагнула на тропинку. Сердце Гарри панически сжалось, стремясь покинуть это глупое тело.       И он выбрал абсолютно неэтичный, аморальный, сложный в исполнении вариант, который в случае неудачи мог свернуть чужие мозги вплоть до путешествия в Мунго.       — Confundus, — на выдохе прошептал Гарри, мысленно проговорив «прости» и вложив всё своё намерение, чтобы они сию секунду отправились в замок греться. Повторил ещё раз, быстрее, на Кевина: — Confundus!       Святые Мерлиновы панталоны, пожалуйста, пусть он не повредит им сознание. Они ещё даже не проходили это на чарах, и сведущим в ментальных штуках был только Том, и имелось такое количество вариантов, как всё может пойти не так, что рука со вскинутой на всякий случай палочкой тряслась крупной дрожью.       Нэнси тоже вздрогнула, как будто ей на голову упала холодная капля.       — Ты замёрзла? — проговорил Кевин: вышло похоже больше на барахлящее радио или заевшую пластинку, чем на его голос.       Гарри оставалось только молиться. Он подарит Нэнси пять коробок шоколадных конфет. Он даст Кевину любой план по завоеванию девичьих сердец. Он смирится с тем, что его лучшая подруга встречается с каким-то рохлей. Пожалуйста.       — Да, — поправила шарф Нэнси, всё ещё глядя в глубину леса. Кажется, её взгляд был расфокусирован, но Гарри с десятка шагов скорее догадывался об этом, чем действительно мог рассмотреть. — Пошли в замок?.. Хочу поближе к камину.       — Конечно, — сразу согласился Кевин. Шагнул к Нэнси, взяв её руки в свои, продолжил: — Хотя я тоже тёплый.       Когда он наклонился к губам Нэнси, Гарри захотелось провалиться сквозь землю и никогда в жизни не вылезать. Оставалось надеяться, что это был не первый поцелуй, но в контексте всех обсуждений… что ж, он ужасно портил жизнь всех, с кем дружил.       Кроме Тома. Том портил жизнь лично ему.       Часы на руке тикали бесшумно, но Гарри был готов истерично притопывать ногой, ожидая, когда эта парочка невообразимых кретинов наконец развернётся к замку, и поскорее.       Надо будет проверить хотя бы Нэнси – паршиво наложенный confundus отдавался дезориентацией, заметной для окружающих, и это было бы очень-очень плохо.       Две фигуры, трогательно держась за руки, брели к замку. Мелкий, только начавшийся снег кружился в свете фонаря. Казалось, что у него из груди только что забрали что-то важное, – или забрали давно, и этот шов только что разошёлся из-за бешено стучавшего сердца, – но снова не было времени, и Гарри почти побежал назад.       За эти несколько минут Тома могли окаменить, съесть, порвать на части и… воображение у него работало действительно хорошо.       Решение плюнуть на скрытность и срезать путь через кусты было ошеломительно плохим – несколько веток хлестнули по лицу, деревья, вылезавшие из ниоткуда под свет палочки, каждый раз казались монстрами, направление плавало перед глазами: он знал, куда бежит, но всё равно вылетел на нужное – и пустое, совсем пустое, – пространство с другой стороны.       Кровь стучала в ушах и оседала неприятным привкусом во рту. Этот же запах витал в воздухе, напомнив о мясе для фестралов, но рассеянный свет от палочки выхватывал слишком мало деталей: непонятно, лежало здесь что-то или нет. Темные пятна перед глазами не помогали. Гарри почти захныкал, ступая по листьям, и встряхнул головой: никаких обмороков где попало, умирать от ужаса стоит хотя бы не среди грязевой лужи.       Пятна крови на листве он нашёл больше по запаху. Что ж, тут хотя бы не было останков съеденного Тома. Несчастное животное Гарри уже не жалел: между всем тем, что могло произойти, и какой-то сожранной зверюшкой он предпочитал последнее.       Растерянно обернувшись, обнаружил примятую землю – кажется, уползло оно туда же, откуда и пришло. Тогда имелись шансы, что Том договорился со своей капризной собственностью.       Можно было закрыть лицо руками, но ещё нельзя орать от облегчения на весь лес. Гарри на всякий случай шепнул accio – ко всему переполоху не хватало только оставить змеиную чешую странных размеров, – и пошёл по следам, опустив палочку в землю. Тишина леса теперь казалась условной: как будто он шуршал, скрипел стволами деревьев, завывал ветром. В реальности и дуновения не было, влажные волосы не шевелились. Мантия мерзко хлюпала мокрым подолом.       Гарри намеревался убежать отсюда при первой же возможности и обратно не возвращаться даже на уроки по уходу за существами, но без Тома он не уйдёт, даже если здесь раздастся вой оборотней и выйдет полная луна.       Почти вскрикнул, когда Том снова вынырнул из теней; тот смотрел сквозь, и Гарри чертыхнулся, скидывая дезиллюминационное.       Такого облегчения на лице Тома он не видел много лет. Покрасневших блестящих глаз тоже.       Они шли друг к другу молча, негласно остановившись у широкого ствола дерева: пусть ветра и не было, холод пробирал до костного мозга. От отступающего адреналина подкашивались ноги.       В подрагивавшем свете палочки было видно, что щёки у Тома действительно влажные, и не от снега – тот уже валил хлопьями сквозь тёмные когти нависших ветвей, оседал на волосах. Под носом бледнела розовая полоска стёртой крови.       — Вернул, — сообщил очевидное Том. Судя по дрогнувшему голосу, возвращение обошлось ему дорого.       — Хорошо, — ещё более бессмысленно ответил Гарри, приваливаясь плечом к дереву: морально он уже был готов упасть на колени, но земля такая холодная, что лучше постоять.       Вдали ухнула сова. Никто из них даже не вздрогнул. Здесь вообще когда-нибудь кричали птицы? Кто-нибудь уже крадётся их убивать? Неважно.       — Следы заметёт снегом, — указал Гарри. — Я посмотрел, чешуи не осталось.       — Ей не понравилось, — могильным голосом произнёс Том. — Холодно. Поймала первое попавшееся животное и решила полежать, чтобы вернуться. Не уверен, что смогла бы, они же холоднокровные.       — Я т-тоже, — стукнул зубами Гарри, пытаясь вспомнить вербальную формулу согревающего заклинания: мысли, недавно метавшиеся в голове, теперь текли, как Стикс – медленно и в царство смерти. — Хорошо, что не понравилось. Второй раз и я умру.       — Не будет второго, — мотнул головой Том, вытер щёку тыльной стороной ладони. Гарри не собирался комментировать ничего из этого, но криво улыбнулся земле. Даже выше пояса на мантии виднелись грязевые разводы.       Всё-таки нашарив в памяти хотя бы это заклинание, он стряхнул мокрую грязь под ноги и сунул палочку в карман: так, чтобы кончик неярко светился сам по себе.       — У тебя руки трясутся, — негромко сказал Том, жестом указывая на его ладони.       Действительно тряслись, как после долгой-долгой тренировки или очень неудачного падения. На фоне мантии ещё и белели, как первые снеговые островки в низинах. Пальцы Тома тоже подрагивали; тот быстро опустил руки, поморщившись.       — У тебя тоже, — на грани слышимости ответил Гарри.       Протянул руку, перехватывая чужие пальцы, холодные и влажные. Том, всё ещё невероятно бледный, просто смотрел на сцепленные ладони; его плечи подрагивали даже при глубоком дыхании.       — Том, — окликнул Гарри, ещё тише, чем до этого: скорее воздух вырвался паром из разомкнутых губ.       Том поднял взгляд. Его дыхание тоже оседало паром в воздухе; кажется, если бы не дерево ровно за его спиной, уже опустился бы на землю.       Пришлось сделать полшага, придержав его второй рукой за плечо: теперь точно не упадёт.       — Что? — выдохнул Том, моргнув: складка между бровями, подрагивающие ресницы, мокрые взъерошенные волосы.       Гарри набрал воздух, чтобы посоветовать вернуться в тёплый сухой замок – и, потянувшись вперёд, коснулся своими губами чужих.       Это совершенно точно было худшим решением в его странной жизни. Но в такие омуты надо прыгать с головой, желательно ещё с камнем на шее.       Губы у Тома были только чуть теплее пальцев. Те дрогнули в ладони Гарри, сжимая сильнее.       Вопреки всем ожиданиям, палочки с формирующимся пыточным проклятием не случилось. Том только разомкнул губы, немного наклоняя голову.       И поднял вторую руку, коснувшись волос Гарри.       Самый красивый парень Хогвартса? Самый превосходно целующийся парень Хогвартса, даже если заочно решить за всех остальных. Том определённо был хорош во всём, что бы он ни делал. О моральных вопросах целования лучших друзей Гарри собирался подумать позже.