***
Волнение вернулось с первым же движением Робера – красивым, чётким взмахом палочкой, академическим до четверти дюйма. Редкие шаги, шорох мантий да вербальные формулы разбивали напряжённую тишину, такую же шершавую, как и ткань, по которой Гарри нервно барабанил пальцами. Соперники начали с азов, прощупывая друг друга, мерцали простенькие щиты, светились границы помоста: к ним ещё даже близко не подходили. Том переводил взгляд с одного на вторую и обратно, сцепив руки в замок на коленях, в тёмных радужках отражались самые яркие лучи заклинаний. Сейчас он даже выглядел на свои почти шестнадцать: всего лишь юношей, а не коброй в теле человека. Было так легко забыть, что этот юноша с идеально гладкими щеками и длинными ресницами уже убивал людей. Гарри постоянно терял этот факт где-то в голове, вздрагивая каждый раз, когда вспоминалось напряжённое злое лицо, или зелёный росчерк заклинания, или странное спокойствие после. Сейчас Том повернулся, дёрнув уголком губ, как будто хотел улыбнуться ему, но передумал. — Protego maxima! — звонко воскликнул Робер, разворачиваясь на месте. Его акцент проскальзывал даже в произношении заклинаний. Малиновый луч осыпался бессильными искрами, те тлели на помосте ещё несколько секунд. Гарри надеялся, что деревянная на вид конструкция действительно хорошо укреплена рунами: лично он собирался использовать много режущих. И первое же применит к Тому, если тот не перестанет шептаться с Эрной: та бесцеремонно подвинула Трэверса с Уилкисом, приземлившись рядом, и что-то шептала практически в ухо Риддла. По правде говоря, Том как раз ничего не отвечал, ограничиваясь кивками. Но и не одёргивал. Ещё раз поправив полы мантии, Гарри выдохнул, убедившись, что дыхательные упражнения всё же необходимы, и принялся рассматривать организаторов. Поединок на постаменте шёл скучно, как идеальная постановка из учебника – русской не хватало наглости, Робер то ли показывал своё превосходство сложными академическими связками, то ли не рисковал лезть вперёд. Тренеры команд как раз переглядывались, и страсти в их взглядах было больше, чем в сражении подопечных. Задирать голову к потолку всё-таки невежливо, поэтому Гарри выстраивал в голове план вечернего монолога: длинного, эффектного и убедительного. У Тома не должно остаться шансов отвертеться только из-за того, что мысли в последний момент свернутся, как сливки на слишком горячей сковороде – первая попытка сделать сливочный соус действительно провалилась с шипением и брызгами масла. На периферии зрения всполохом столкнулись заклинания, смялись в единую вспышку. Робер вскинул руку, заслоняя глаза, и парировал. Итак, не обвиняюще, загнул палец на расслабленной руке Гарри. Любое обвинение в мании контроля выбесит Тома за три секунды, а на «у тебя личная дистанция размером с территорию Хогвартса» мерзавец ещё и поддакнет, не понимая, что в этом плохого, можно поставить на это свою палочку. Бартенева отпрыгнула от ошеломляющего, пристукнув каблуками, ухмыльнулась и протараторила что-то зубодробительно-незнакомое: слишком длинное для того, чтобы быть безобидным. Гарри рассеянно загнул второй палец: намекнуть, что дружба не включает тотальный контроль, в конечном итоге стоит. Робер тем временем отпрыгнул на четверть помоста – то ли у него был чёткий план, то ли он просто ленился ставить щиты. Красиво, но нехорошо. В принципе, эта фраза описывала и то, что происходило на соседних сидениях: Том уже улыбался Эрне, как будто расслабившись от безмятежного разговора, хотя дальней ладонью всё равно сжимал край мантии. Про это ему тоже стоит объясниться. Не про флирт с соперниками, конечно, а про то, что за загадочная игра и чем она ему грозит – если началось с непонятных зелий, то закончиться может и смертельным ядом. Гарри на всякий случай прислушался к своим ощущениям, но чесалось разве что любопытство: заклинания на помосте усложнились, обе стороны решили, что хватит перебрасываться камушками в песочнице. Опустив взгляд на ладонь, Гарри разогнул пальцы обратно. Все эти пункты звучали как отличный работоспособный план, который сложно будет перебить скептическим взглядом. — Победитель первого поединка: Жоэль Робер, — звучно произнёс судья. — Пятиминутный перерыв. Уже? Раньше, чем зазвучали первые аплодисменты, Том уже вскочил со стула. Вилкост тоже встала, видимо, решив переиначить все планы в последний момент; Гарри занервничал ещё больше – он не был готов обсуждать схемы не то что в день поединка, но и сейчас тоже. Робер ликующе улыбнулся сокоманднице, но не пошёл к своим: практически рухнул на стул, с которого только что встал Том. — Поздравляю, — дежурно сказал Гарри, всё ещё глядя на Вилкост: та постукивала палочкой по ладони, как будто была готова вернуть в Хогвартс телесные наказания, если что-то пойдёт не так. Гордый Том скорее сам повесится. — Спсбо, — повернулся Робер, приложив руку к груди: пытался отдышаться, и выходило у него не очень, даже слова получались смазанно-невнятными. Сквозь разлетевшуюся от прыжков чёлку поблескивал пот на лбу. — Надеюсь встретиться с тобой в следующих турах. Эти взаимные расшаркивания начинали выглядеть странно. Гарри не слушал, о чём Жоэль и Эрна разговаривали с остальными, слишком занятый своими проблемами, но всё равно недоумевал. Или они действительно настолько вежливые и это новые общепринятые правила поведения, или Гарри с Томом притягивали к себе странных людей, как фонари мошек в вечернем летнем саду – что ж, он бы не удивился. К Уилкису и Трэверсу почему-то никто не обращался больше необходимого. — Тоже надеюсь познакомиться поближе, — ляпнул Гарри, мысленно закрывая лицо руками: кажется, думать о том, что именно выходит изо рта, он начнёт лет через двадцать. Эрна смотрела в другую сторону, якобы не слушая, но не сдержала фырканье. — Буду рад, — сгладил эффект Жоэль, знакомым образом наклоняя голову. Гарри уже насмотрелся на позу змеи перед атакой: Том демонстрировал это выражение каждый раз, когда хотел что-то выпросить, а сказать «пожалуйста» принципы не позволяли. Сейчас тот смотрел на них через весь зал, сощурившись, хотя формально слушал помощника судьи. Том даже не пытался сделать внимательный вид, поэтому Гарри ехидно подмигнул, намекая на менее кислое лицо. О позиции ревнивого собственника им тоже стоит поговорить отдельно. Жоэль негромко засмеялся, на этот раз даже искренне – высокомерное выражение лица сгладилось едва заметными ямочками на обеих щеках. Гарри решил, что предпочитает только на одной, желательно левой. — Не пожелал удачи… другу? — Пожелал, — сообщил Гарри, жалея, что в общественных местах нецензурные жесты не показывают: его ладони культурно лежали на коленях. — И ещё пожелаю. — О, — отреагировал Жоэль, коснувшись подбородка. Почти в точности как Том. Гарри имел в виду желание влепить Тома лицом в стену и орать на него, пока тот не осознает все свои проступки за последние почти шестнадцать лет, так что только вздохнул. До «о» в самом оптимистичном случае были годы, да и то даже он понимал, что при всей красоте и внешней обходительности хуже Тома для отношений может быть разве что Уоррен. Если предварительно составить список недостатков, у мелкой даже было больше шансов – никаких василисков, смертельно опасных приключений, убийств и холодного игнорирования, просто страшненькая и плаксивая. Робер как будто считал его настроение, потому что до сигнала к старту они перебрасывались ничего не значившими репликами. Даже его тренер Жоэля не дозвался – тот небрежно махнул рукой, и Гарри осознал, что Вилкост после такого пренебрежения разнесла бы его на отдельные клочки органов. Том ещё раз обернулся, но на улыбку не ответил. Приветствие вышло натянутым: Том стоял в почти танцевальной позиции, сощурившись, Анскеллан напротив него небрежно улыбался, но белые пальцы на палочке показывали большее. — Allez! — отрывисто скомандовал судья. Палочки аж свистнули в воздухе: в этой стычке минутами прощупывать стиль соперника никто не собирался. На третьей секунде уже столкнулись заклинания. На пятнадцатой замерцал первый щит. На двадцать третьей особенно пафосно взметнулась мантия разворачивающегося Тома – ему пришлось практически скользнуть в пируэт, уклоняясь. Гарри не осознавал, что считает эти секунды и слышит из всего шума только отрывистые заклинания знакомым голосом, пока его предплечье не сжали плотнее. — А? — вскинулся он, всё ещё не отрывая взгляда от помоста. У Тома точно был план, – не могло не быть, – но сейчас он тоже перестраховывался, затягивая бой ради прикрытия уязвимых точек. — А хорош, — негромко прокомментировал Робер, не убирая ладонь с его руки. — Сколько стоил его тренер?.. Пришлось оторваться от поединка, быстрым взглядом проверив, кто именно их слушал. Как назло, Эрна уже развернула лицо, и Уилкис с Трэверсом вслед за ней сделали вид, что совершенно ничего не могут расслышать и даже не пытаются. Школьные слухи насчёт того, откуда Риддл такой умный, если он официально сирота из приюта, докатывались даже до Гарри, пусть и перешли в подполье в последние годы – интересно было всем. И опасно близко к той теме, которую он не хотел бы раскрывать никогда. Ещё к воспоминаниям, как Том стоял на колене с кровью на щеке и светился ненавистью. — Вон там сидит, — вложил максимум убедительности в голос Гарри, кивнув в сторону Вилкост. Та рассматривала движения Тома так цепко, как не смотрела даже на боггарта-Гриндевальда на их третьем курсе, и одобрительно кивала. Рядом бесстрастно сложил руки Дамблдор, но Гарри узнавал этот взгляд: если Том и мог сгладить мнение о себе хоть чем-то, то как раз такими поединками на благо родины, и пока он, кажется, справлялся. Осталось неловко пошутить, когда заклинания обоих парней чиркнули по краям помоста: — Хогвартским студентам бесплатно. — Ну да, — недоверчиво вскинул бровь Робер. — Тогда бы она уже была во Франции за любые деньги, ингредиенты и даже органы. Лучшая дуэльная школа, как-никак. Эрна фыркнула так громко, что обернулись даже те, кто до этого действительно не слушал. Гарри выдал свою лучшую рекламную улыбку. Том теперь должен ещё больше за такие страдания. Тот как раз рисковал: пожертвовал тычком в плечо, не поморщившись, когда заклинание зацепило мантию. Это было опасным ходом – даже если ты уверен, что чётко расслышал инкантацию и знаешь заклинание, соперник мог многое сделать намерением. Гарри беспокойно сжал пальцы, напряг руку под чужой ладонью – Робер тоже увлёкся просмотром так, что продолжал держать его за мантию. — Британцы патриотичные, — рассеянно использовал ужасную отговорку Гарри. Сражение перешло на ту стадию, когда разобрать скороговорку заклинаний даже с такой акустикой сложно – звуки дробились, перекликались друг с другом, сливались в единый шум. Ход оправдал себя, когда Том продирижировал палочкой что-то особенно заковыристое, нахмурившись, словно стоял перед оркестром. Защита помоста вспыхнула искрами; Анскеллан споткнулся, замешкался на одном колене; Гарри привстал на стуле, но только через несколько секунд увидел, почему тот не торопится двигаться. Поморщившись, скандинавец демонстративно опустил палочку. Зыбучий песок. Сложная трансфигурация. Как эффектно – и какой реверанс в сторону Дамблдора, потому что Вилкост считала такие вещи слишком сложными для их возраста и советовала не использовать столь настойчиво, что Гарри выбросил это пижонство из своих планов. Сейчас она смыкала ладони в аплодисментах, к которым скупо присоединились тренеры команд-соперников. Дамблдор улыбался вроде бы удовлетворённо. — Победитель второго поединка: Том Риддл, — не добавил ни единой интонации в голос судья. Видимо, за столько лет перед ним прошёл не один десяток импровизаторов. — Десятиминутный перерыв перед старшей возрастной категорией. Том, всё ещё стоя боком, изобразил полупоклон. Гарри мысленно почти заскулил от ямочки на щеке этого мерзавца: уже растрёпанного и настолько открыто довольного, что это казалось чем-то интимным по сравнению с его обычными масками. Трансфигурация исчезла, едва прозвучал сигнал окончания, но Том всё равно пошёл исполнять все социальные реверансы: подал руку сопернику, что-то прокомментировал и даже изобразил сочувствующий вид. Анскеллан махнул ладонью, прежде чем протянуть её для рукопожатия, и выглядел расстроенным, но не злым: кажется, ночью можно спать спокойно, никто не попытается перерезать Тому горло от обиды. Блеснув высокомерной улыбкой на весь зал, Том кивнул профессорам и отправился к студенческим местам; хлопнул по ладони Уилкиса – тот шёл к Вилкост как на казнь, – тоже что-то пояснил. Усмехнулся ещё раз, после посмотрел на Гарри и Жоэля: тот всё ещё держался за мантию и, кажется, неплохо так сжал его руку за последнюю минуту. Гарри дёрнул губами, не сумев сдержать улыбку. Робер сжал пальцы чуть крепче, прежде чем убрать свою руку. Они обменялись полными безмолвного веселья взглядами сообщников. Гарри мог поклясться, что минуту назад Том улыбался лучезарнее.***
За всю историю их сложных разговоров Гарри сделал несколько выводов, настолько чётких, что те практически отпечатались на изнанке век – но совершенно не помогавших. Во-первых, ему определённо нравилось, когда разговоры происходили в комнатах: тёплых, хорошо освещённых и запертых, без докучливых младшекурсников или возможности наткнуться на профессора в самый неудобный момент. Холодные коридоры, затхлые склизкие помещения и смертельно опасных тварей, – кроме самого Тома, конечно, – стоило оставить в прошлом много лет назад. Во-вторых, никакая подготовка не помогала, когда истекали последние минуты до начала разговора: вся аргументация испарилась из головы, не оставив ни единой мысли. Гарри бездумно перебирал бахрому покрывала, рассматривая кисточки. Не то чтобы жалел, что затеял всё это, но теперь понимал, почему люди предыдущих веков переругивались письменно. Перспектива гонять сов и тратить десятки пергаментных свитков всё равно лучше, чем разговаривать лицом к лицу – там хотя бы можно сбить сову в полёте, если в последний момент передумал насчёт аргумента. Том обладал исключительной памятью на чужие формулировки, а вот Гарри не был уверен, что сможет стереть чужие воспоминания, если ляпнет что-нибудь ужасное. В-третьих, чем старше становился Том Риддл, тем сложнее сидеть с ним в одной кровати. Перекрикиваться через комнату, пусть и небольшую, было совсем глупо, поэтому Том скрестил ноги с противоположной стороны – уже в пижаме, с не до конца просохшими волосами. Ванную он занял так надолго, словно прописывал будущую аргументацию в трёх томах и всех вариантах ответа, и Гарри мог поставить что-нибудь незначительное, что так и было. Сейчас тот сидел красивый и безмятежный, с лёгкими тенями под глазами и цепким взглядом. Расслабленность Тома, хоть и наверняка нарочитая, нервировала. Негромко щёлкнули часы: одиннадцать вечера. Остаток дня с дуэлями старшекурсников, экскурсией по замку и торжественным ужином был невероятно утомительным, и глаза закрывались сами собой, но спать при этом не хотелось: слишком много напряжения висело между ними всё это время. — Итак, — протянул Том, пригладив волосы пальцами. — Итак, — согласился Гарри. Начало уже потрясающее, бледно хмыкнул он про себя. Если Том решит ехидничать и сводить всё к иронии, он не проснётся утром, и плевать на последующий скандал. Даже эти мысли были тусклыми, с жалким подобием гнева, который ещё утром бурлил вовсю. Между ними было фута два – длина протянутой руки – и повисшее молчание, зыбкое, как марево над асфальтом в середине жаркого дня; или у него настолько устали глаза, что изображение расплывалось акварелью. В комнате тоже было тепло, но Гарри вздрогнул, поморгав. Мазки на холсте снова превратились в картинку реального мира. — Я слушаю, — ровным тоном произнёс Том. И он в этом мире был портретом, безразлично смотревшим в ответ на зрителя. — Не делай так, — попросил Гарри, разглаживая складку на покрывале. — Как? — приподнял одну бровь Том. — Это лицо, — неопределённо махнул рукой Гарри. — У меня нормальное лицо, — сообщил победитель генетической лотереи, мельком посмотрев на своё отражение в стекле – тусклое и размытое, но зеркал в комнате не водилось. — Это равнодушное лицо, — конкретизировал Гарри. — Тебе что, плевать? — На что? — Не будь придурком. Они снова замолчали. Гарри плотнее сжал пальцы на кисточке: протянул, перекрутил, разжал ладонь. Снова дёрнул бахрому. Том не шевелился, хотя капля с едва подсушенных волос ползла по шее к ключицам – Гарри снова передёрнул плечами от зябкости, глядя на эту линию. — Я не знаю, о чём ты говоришь, — наконец произнёс Том. — На что мне плевать? — На меня, — буркнул Гарри. — И мои высокие чувства. Ладно, просто чувства, — поправился он, потому что подошёл слишком уж близко к очень опасной территории. Неловкая шутка не стоила того. Он и так ощущал себя чертовски глупо. — Как я уже говорил, ты имеешь значение, — осторожно сказал Том, не вложив в слова ни унции искренности: просто набор звуков. Капля впиталась в тёмную ткань пижамы. — И я не понимаю твои аргументы. Можно поставить палочку и василиска сверху, что Том только что проглотил «глупые и нелогичные», насколько тщательно он выговаривал слова. Гарри сощурился. Ладно, он забирал своё мнение насчёт тёмных холодных коридоров и опасных ситуаций: в них обычно Том не успевал принять непонимающий вид. Сейчас он мог сидеть в позе оскорблённого принца до утра, благо свой поединок по постаменту уже отпрыгал. Гарри не так повезло, к тому же завтрак поставили чудовищно рано. — Я тебе их сто раз повторял, — ткнул он в свой пижамный рукав поверх уробороса. Пальцы Тома дёрнулись, но он только разгладил складку на своей пижаме. Та тут же собралась снова; Том посмотрел на ткань, как будто намеревается прожечь её на собственной коже. — Предположим, что я сто раз не понял? — натянуто спросил он. Наверняка начал злиться. Гарри тоже перевёл взгляд на покрывало. У кисточки в руках не хватало четверти бахромы: оказалось, он всё это время выщипывал ворсинки. — Окей, — сказал он в пространство, звуки осели среди тишины. — Я, может, и имею значение. Типа как котёл для зелья. Но я, как бы, человек. Когда он поднял взгляд через секунду, Том смотрел со странно напряжённым лицом: как будто разгадывал особо сложную формулу. — Очевидно, — осмотрительно ответил тот, снова сомкнул поджатые губы. — И я не люблю, когда меня откладывают в кладовку до какой-то там необходимости, — ткань в руках треснула. Гарри мрачно посмотрел на оторванную кисточку и продолжил крутить её в ладонях, как вёрткий снитч. — А ты это делаешь. И ничего не рассказываешь. И не видишь разницы между мной и, например, Абраксасом. Нет, молчи! — вскинул он ладонь, когда Том порывался что-то сказать. — И мы всё равно должны работать вместе, хотим мы этого или нет, так что определись уже, кто я для тебя, потому что всё это охерительно неприятно, — сбивчиво закончил он. Том продолжил рассматривать его лицо, постукивая пальцами по коленям. Можно было представить, как быстро крутятся шестеренки мозгов за этими радужками глаз, даже отвернувшись: это выражение он помнил слишком хорошо. — Я вижу разницу между тобой и Абраксасом, — начал Том так аккуратно, как будто Гарри мог взорваться. Технически он был прав, но всё равно хотелось задрать подбородок и сказать, куда он может идти с такими подачками. — И Абраксас не лезет во все непри– — Том, — оборвал Гарри. — Не надо решать за меня. — Я не хочу, чтобы ты пострадал, — быстро поправился Том. — Не повод игнорировать меня, — фыркнул Гарри, заметив проблеск раздражения на чужом лице. — И это унизительно, между прочим. Кудахчешь, как будто мы сорок лет женаты. Том молча поднял взгляд к потолку. Наверное, умолял какую-нибудь божественную молнию избавить его от второго участника разговора, и чтобы алиби придумывать не пришлось. — Я понял, что тебе не нравится... — и остановился на секунду, откинув чёлку со лба. — Тотальный контроль, — успел вставить Гарри. — ...такая форма заботы, — раздражённо посмотрел на него Том. Форма заботы. Смешно, почти как шутки мелких в гриффиндорской гостиной: заботиться у Тома получалось паршиво, зато топтаться по его жизни замечательно. Озвучивать это мнение Гарри не стал. — Именно, — вместо этого сказал он. — И я реально сто раз одно и то же говорил. — Я учту. — Том. — Хорошо, — выдохнул Том, сжав пальцы на пижаме. — Я постараюсь рассказывать тебе больше. За исключением клятв и чужой конфиденциальной информации, — педантично уточнил он, тем самым убрав весь смысл обещания: почти любую информацию можно было считать чужой и конфиденциальной. Но Гарри нужно было не это. — И не быть таким… собственником, — добавил он. — Я не собственник, — отозвался Том, выдержав иронично-оскорблённый тон с ловкостью профессионального актёра. — Ты флиртовал с Робером половину дня. — Ты понял, о чём я, — наклонил голову Гарри. — Не уходи от темы. Не обращаться со мной, как со своими вещами. И я не флиртовал с Робером. — Конечно, — скептически хмыкнул Том. Гарри протянул руку – то ли дружески ударить Тома по лицу, то ли сжать его ладонь, то ли притянуть и поцеловать, презрев все условности и неминуемый удар по носу. Не говоря уже о том, как тяжело Тому будет закапывать его тело на незнакомой территории с горой соглядатаев. За тяжёлой дверью зашуршали. Том резко повернулся, тоже вслушиваясь; тем не менее, он протянул руку в ответ, и сейчас они держались сцепленными пальцами. Гарри сжал свои в безмолвном «что такое?». Том дёрнул плечами, потянувшись второй рукой за палочкой – вероятно, это пахло паранойей на всю комнату больше, чем его средство для душа, но их палочки даже сейчас лежали на ближайшей к обоим тумбочке. Шум повторился: различимый щелчок, неторопливые, уверенные шаги. Начавшийся с едва слышных шорохов, он усилился ближе к их двери, отчётливо прозвучал совсем рядом и стал затихать: что бы там ни было, оно не относилось к их комнате. Подскочивший было пульс сбился с такта, замерев на миг, и помчался дальше. — Кто-то решил поесть на ночь, — неловко пошутил Гарри, глядя на наручные часы. Том тоже посмотрел на его руку, скривил губы. — Не уверен насчёт еды, но тебе стоит поспать, если ты хочешь победить Перес. — У неё нет шансов, — хмыкнул Гарри. — Я же должен встретиться с тобой в финале. Том устало усмехнулся, отпуская его пальцы и спрыгивая с кровати – не так бодро, как обычно, видимо, дуэльные прыжки сказались на мышцах. Гарри отказался от позорных попыток удержать воздух и только схватил покрывало, небрежно сбросив его на пол: сил нормально складывать не было. С него достаточно эмоциональных проблем на сегодня. Хватит и того, что завтра до поединка три сотни раз успеет умереть от волнения, а ведь к ожидаемым вещам вроде трясущихся рук прибавлялись странные разговоры с соперниками: он на такое не подписывался. И так и не спросил Тома, что у того за планы. Завтра. Может быть.***
Теперь он понимал спортсменов, устраивавших фальстарты: приходилось прикладывать все моральные силы, чтобы не выпалить первое заклинание, едва шевельнётся какой-нибудь блик на полу. Бликов металось много – день выпал солнечным, и окна в пол обеспечивали проблемами даже при том, что светили ровно в профиль. Развернёшься неудачно, получишь луч солнца прямо в глаза и прощай, зрение. За эти несколько секунд ошеломлённого моргания его можно верёвками обернуть и бантом перевязать. Хорошо хоть звуков не было: как только перешёл линию, фоновый шум оборвался так резко, что Гарри встряхнул головой и озадаченно посмотрел на судью. Тот не улыбался – видимо, достало смотреть на детские поединки с воплями и импровизацией, когда профессионалы сражались молча, сберегая дыхание и проговаривая только самое очевидное. Или просто был хмурым по жизни. Не угадать. — En garde, — скучающим тоном произнёс судья. Гарри покосился на линию перед ботинками, перекатился с каблуков на носки и обратно. Он совершенно не готов, особенно после того, как Эрна небрежно вытерла пол русским – так же непринуждённо и нагло, как и разговаривала. Встречаться с ней в полуфинале после продемонстрированного не хотелось: какой бы ни была её семья, на тренерах они не экономили. Но до полуфинала надо ещё дойти, переступив через испанку – Перес стояла за своей линией, покручивая палочку в пальцах и сощурившись. Гарри до напряжённого онемения расправил плечи, древко во вспотевшей ладони казалось невесомым. Поворачиваться не время, но взгляды с обеих сторон – Тома и Дамблдора – он ощущал кожей. — Êtes-vous prêts, — отрезал судья так же монотонно, даже не пытаясь поставить вопрос интонацией. Наклонять голову в кивке тоже было тяжело, как будто в подбородок упирался тяжёлый воротник: его и быть не могло, дуэльная мантия никак не сковывала движения. Хорошо, что не имелось возможности посмотреть повтор поединка: наверняка он двигался, как марионетка. — Allez! Казалось, Гарри моргал дольше, чем длилось короткое слово – и, распахнув ресницы, он уже скользнул в сторону. В обычной речи Перес тараторила, проглатывая часть слов, как будто произносила скороговорки; что ж, заклинания она проговаривала ничуть не медленнее. Даже без линии и защиты на помосте весь мир будто обрубило с первым заклинанием. Существовали только испанка, линии, которые нельзя переступать, и неприятная сухость воздуха, настолько стерильного, что отсутствие запахов казалось странным. Гарри двинулся по полудуге, чередуя плёнки щитов с ошеломляющими заклинаниями: поддерживать и то, и то одновременно сложно даже с такими способностями к концентрации, как у Тома. Сам он хорошим шахматистом не был и играть в длительные стратегии даже не пытался. Обменявшись бесполезно сверкнувшими заклятиями, они одновременно шагнули назад; сглотнув, Гарри услышал собственный пульс, трепетавший где-то в горле. Параллельно списку заклинаний и непрерывному мату в голове крутилась мысль, что чем быстрее он справится – тем раньше окажется дома. Сомнительная мысль для дуэльного аффекта, но отличная мотивация. Простояв секунду, они одновременно двинулись в разные стороны. В него полетел ворох пернатых комков агрессии – мелкие птицы наподобие канареек стремились выклевать глаза, не иначе, – сам бросил под ноги сопернице плёнку льда. Та прокрутилась на носках, почти пошатнулась, но не упала. Снова затормозили, криво улыбаясь друг другу, как две акулы. Перешагнуть. Вскинуть руку. Ошеломляющее. Трансфигурация. Щит. Заклинание для удлинения рукавов одежды. Ещё щит. Отпрыгнуть. Мир смешивался в ворохе всполохов и разворотов, разве что иногда Гарри тормозил возле линий, за которые нельзя вылетать: скороговорка чужих заклинаний не позволяла продвигаться вперёд. Мария была быстрой, быстрее, чем многие члены хогвартского клуба, и не менее изобретательной, чем он сам: кажется, в качестве мести за рукава его только что попыталась задушить его собственная мантия. Гарри кашлянул, оттягивая ворот рукой, и чуть не улетел на льду – пользоваться его же приёмами соперница тоже не гнушалась. Это начинало затягиваться, и Гарри устал, и Гарри злился, и Гарри хотел к Тому, поэтому практически вкрутился между двумя заклинаниями, рискованно махнув рукой, чтобы удержать равновесие. Всполох. Вспышка. Шаг. Искры, практически незаметные в таком ярком солнце. Он едва ли отслеживал, какие заклинания проговаривал, и оставалось надеяться, что все они помещались в рамки правил. Палочка вылетела из рук Марии, прокатившись по половине помоста. Гарри даже под пытками не смог бы назвать заклинание, которым он это сделал. Солнечные лучи ударили по глазам. Пришлось поморгать, чтобы увидеть группу сидящих студентов. Том улыбался. Домой.***
Звякнула бутылка сливочного пива: пытаясь подтянуть её к дивану, на котором развалился, Гарри перестарался с призывом. Едва поймал, поморщившись от холодного стекла, ткнувшегося в руку. Избежать вечеринки было невозможно: она надвигалась как цунами с момента, когда они наконец-то вернулись в замок. Никакие «может, на следующих выходных?» в случае с Олдридж и Бёрком не срабатывали, и отвертеться не удалось даже старшекурсникам – впрочем, те не особо старались. Уилкис у своего соперника выиграл, Трэверс проиграл, но расстроенным не выглядел – сейчас разглагольствовал о чём-то в другом конце комнаты, помахивая палочкой, и возле его руки крутился вокруг своей оси бокал. Дешёвый, но трудоёмкий трюк работал отлично, судя по количеству слушающих девчонок. Гарри хватило флирта на остаток года и ещё немного, так что он отработал обязательные социальные активности, неловко изложив, как именно обезоружил Перес – если бы ещё помнил, надо будет аккуратно выспросить у Вилкост на разборе, слишком уж она многозначительно щурилась после всех боёв. Разнос неминуем. Потом растянулся на диване, который пришлось отбивать у хаффлпаффцев: вот и минус спортсменов с почти каждого факультета. Слизеринцы, гриффиндорцы и хаффы пришли за своими, а рейвенкловцы проникли на правах организаторов вечеринки, и просторная комната заполнилась людьми. С отобранным диваном действительно повезло, пусть его и пришлось делить с Томом – тот сидел, небрежно отодвинув его ноги, и перебрасывался названиями дуэльных приёмов с Бёрком. Тот ни драккла не понимал, но пил вовсе не сливочное пиво, так что кивал убедительно. За разговорами крутились незамысловатые маггловские песни с пластинок граммофона – и то, как его добыли, оставалось чуть ли не большей загадкой, чем «каким местом он думал, подставляясь под заклинания». Том всё ещё предоставлял лучшую дружескую поддержку, раскритиковав почти всё, что следовало после кивка. В победной эйфории Гарри только закатил глаза, но поставил себе отметку отомстить: у Вилкост точно всё ещё найдётся, что сказать им обоим. — Look at me, it's got me loving you ma-a-adly, — протянула Линда слова с пластинки, дефилируя к ним со своим стаканом. Кажется, не выспался от нервов только Гарри: студенты выглядели омерзительно бодрыми для воскресного вечера. — Ну что, чемпион, с кем пойдёшь на бал? Слава всем богам, Мерлину, его отпрыскам и ближайшим магическим тварям, что вопрос она задала тихо. Гарри не хотел оказываться кормом для пираний: в комнате крутилась минимум треть пятого курса. — Ты бы ещё громче спросила, — проворчал он, прищуриваясь: свет резал глаза. Ещё немного, и отключится прямо на этом диване, а завтра бодрящая трансфигурация первой же парой. — С тобой уже нельзя? — Увы, занято, — мгновенно отреагировал Бёрк. Хоть бы потрудился сменить довольный вид на виноватый. Том посмотрел сверху вниз. Гарри поднял руку над лицом: и убрать это снисходительно-развлечённое выражение лица, и закрыть свечи на светильнике. — Вы разбиваете моё сердце, — проговорил Гарри, прикладывая вторую ладонь к сердцу: пиво пришлось отставить. — Мерсер разбивает твоё сердце, — педантично уточнил Бёрк. — И её Ке-е-евин. — С ним всё так плохо? — поинтересовался Гарри. Нэнси уже сказала, что нет, но с влюблёнными бывает всякое; он почти покосился на Тома, но сдержался. — Да нет, — подумав, села прямо на пол Линда, притянув к себе его пиво под возмущённым взглядом. — Воспитанный зануда. Неплохой парень, но тебе проигрывает, честно. — Любовь зла, — патетично воздел руку Гарри. — Можешь меня не утешать, всё равно снитч не отдам. Бёрк взоржал, как деревенская кобыла. Том вежливо дёрнул уголками губ. В другом конце комнаты раздался взрыв хохота: там были свои шутки, но поворачивать голову лениво. — И заставляет отказываться от вечеринок в пользу свиданок, — поддакнула Линда. — Но половина префектов здесь, а Гиббс пообещал их не замечать. — Я тоже скоро откажусь от вечеринок, — проследил Гарри за тем, как исчезает остаток его честно призванного пива, — Только в пользу сна. — Слабак, — фыркнул Бёрк. — Утомился, бедный, — демонстративно похлопала его по висевшим в воздухе ногам Линда. Гарри чуть с дивана не сполз от потери равновесия. — Но ты там решай, у меня уже спрашивали, свободен ли ты. Как будто я знаю. — У-у-у-у, — закрыл лицо руками Гарри. — Я пойду с призраком. Доспехами. Мак… кстати. На этот раз Линда засмеялась так громко, что на неё обернулись из других концов комнаты. — Ты не в курсе?.. — махнул рукой Гарри, пытаясь выжать мысли из сонного мозга. За личной жизнью старшекурсниц он не особо следил. Может, у неё там помолвка три года как. — Пока ни с кем, — ответил вместо Олдридж Том, и это было очень подозрительно. — Её недавно спрашивал… неважно. Ни с кем. — У тебя есть шанс, — отсалютовала пустой бутылкой Линда, — Но лучше беги сейчас. Мы прикроем. Идея была дурацкой, как его дуэльные решения, и сложной в реализации: с Минервой дальше «привет-пока» и тренировочных разговоров он начал общаться только в этом году, и то потому, что обоих поставили старостами. Не лучшая предыстория для того, чтобы приглашать девушку на важное мероприятие, особенно когда девушка старше и могла иметь свои планы. Но лучше варианта Гарри в памяти не нашарил, поэтому захныкал, скатываясь с дивана: до отбоя добрый час, но такие вопросы требовалось решать незамедлительно. Даже в лучшем случае ему придётся поторговаться. Том тоже встал, куда более элегантно. — И ты, Брут? — поинтересовался эрудированный Бёрк. — К парам не готовился, — невозмутимо солгал Том. — Дамблдор не будет учитывать, что я за честь Британии выступал. А вот это уже правда; Бёрк поморщился, взмахом руки давая своё королевское разрешение – отношение Дамблдора к Тому к пятому курсу заметили уже все, у кого были глаза. Не так уж и сложно, учитывая перекос между количеством подробных ответов и выданных Слизерину баллов. — Идите уже, префекты. Гарри подмигнул, подтягивая к себе мантию – похолодало достаточно, чтобы не ходить по коридорам в джемпере, даже если пройти надо было пару этажей. Проскользнуть между студентами и бесшумно выйти за дверь тоже оказалось несложно. Закрывшаяся дверь отрезала звуки вечеринки: заглушающие заклинания студенты Хогвартса осваивали быстрее учебной программы. Том наконец позволил себе устало потереть глаза и направился в одну с ним сторону: до ближайшей лестницы им по пути. Гарри преодолевать на, кажется, шесть этажей меньше. Слизеринцам он завидовал разве что тогда, когда приходилось бегать с завтрака за забытыми вещами: влетаешь в башню запыхавшийся, чужие кошки бросаются под ноги погладиться, портреты сонно моргают, а тебе ещё мчаться обратно, прыгая через ступени лестниц. — А ты кого приглашаешь в итоге? — в рамках поддержания светской беседы и своего любопытства спросил Гарри. — Свою коллегу, — ответил Том, неподражаемо выделив интонацией последнее слово. — Плагиатор. Ты же говорил, что фу? — притормозил Гарри от такого неожиданного решения. Том неопределённо приподнял руку, как будто собирался ей махнуть, но передумал. — Остальные хуже. Как и у тебя. — Отличные у нас девчонки, — возразил Гарри из принципа и перепрыгнул через тень в коридоре – прыжок отдался болью в икрах. Повезло, что завтрашней квиддичной тренировки не было: Септимус сжалился после убедительной речи, почему его лучший ловец упадёт с метлы от переутомления, умрёт и виноват будет он, Уизли. — Я просто не хочу с ними потом встречаться. — А я не хочу потом предварительных помолвок, — усмехнулся Том, выражением лица показывая шансы девушек на вожделенное кольцо. — Тебе не писала наша семья? Гарри вздрогнул – то ли от перемены темы, то ли от коридорного холода. В этом проходе окон не было, но он мог представить, как за стенами осенний ветер воет матёрым оборотнем. — Нет, а что? — Я бы остался на Рождество в замке, — задумчиво проговорил Том, останавливаясь на лестнице. И продолжил раньше, чем Гарри успел что-то сказать: — Вазы, совы… — А, — захлопнул рот Гарри. — Думаешь?.. Том умудрялся выдавать свой лучший снисходительный взгляд, даже стоя на две ступеньки ниже. — Думаю, — подтвердил он. — Но ты можешь… — Нет, — оборвал Гарри почти обиженно. — Ты опять? Том с улыбкой вскинул ладони. Очень фальшивой улыбкой. — С тобой проще, — пояснил он так безмятежно, как будто руководствовался исключительно практической выгодой, а не ночной договорённостью. Эта ночь случилась как будто год назад. А прошедший день протянулся бесконечно растягивавшейся резинкой, которую скоро отпустит чья-нибудь рука, чтобы больно щёлкнуть Гарри по лбу. Только зябкость коридора мешала мечтать о том, как здорово было бы лечь на пол и заснуть здесь. — Неудивительно, — хмыкнул Гарри. Разговор без контекста – и в масштабном пространстве хогвартских лестниц, пустых и едва освещенных, – звучал потрясающе странно, но даже здесь был шанс, что их подслушает кто-то из запозднившихся студентов. — Я запишусь. До встречи. Том всё-таки махнул ладонью, мельком улыбнувшись и спускаясь по лестнице: он растворился в тенях всего через несколько пролётов, как будто и не был человеком никогда, только скоплением теневых сгустков. Гарри до башни было куда быстрее, поэтому до портрета он добрался за пять минут быстрого шага – слава изученным проходам. И почти влетел в третьекурсников, протараторив пароль. Те дёрнулись, как будто на них вынесся внезапный призрак – хотя к третьему-то курсу и в Хогвартсе никто даже не вздрагивал от такого, – и Грюм спешно захлопнул книгу. — Я такой страшный? — с остатками располагающей улыбки поинтересовался Гарри. Книгу дети тщательно обернули в самодельную обложку из пергамента; вторую, так же нелепо замаскированную, в руках держал Хагрид – та в масштабах крупных ладоней казалась небольшим сборником лирики из тех, что порой читал Том. Или популярным в последние годы чапбуком. — Н-нет, Гарри, — пискнул тот же товарищ, что не испугался на уроке танцев. — Тоже так думаю, — сообщил Гарри, решив, что чем меньше он знает о предпочтениях нынешних третьекурсников насчёт скабрезных картинок и глупых рисунков, тем крепче будет спать этой ночью. — Минерве не показывайте. Кстати, где она? Грюм, ободрившись, ткнул в противоположный конец комнаты. Минерва действительно сидела там, обложившись учебниками и задумчиво водя пером по губам: значит, не сильно занята. Так поздно в воскресенье никто всерьёз не учится. Кивнув мелким – или ему показалось, или там прозвучал облегчённый вздох, – и развернувшись на сто восемьдесят, Гарри приземлился на соседнее с коллегой кресло и наклонился, понизив голос. — Деловое предложение. — Обходами не поменяюсь, — отозвалась Минерва, не отрывая взгляда от формул. Что ж, вероятно, кто-то всё-таки учился даже в такое время. — Сам с Риддлом по подземельям гуляй, там холодно. — Погуляю, — охотно согласился Гарри, потому что лучше тихих подземелий с вышколенными Томом слизеринцами считал только второй этаж: там можно сразу навестить василиска. — Хотел спросить, не хочешь ли ты погулять со мной до бала, по балу и ни минуты после бала. — На балу, — рефлекторно поправила Минерва. Потом задумалась, потянулась к очкам, посмотрела ему в лицо. Гарри состроил самый щенячий взгляд из возможных, поморгав. Внятных аргументов у него не было. Логической подоплеки тоже. — Я умею танцевать, ты же знаешь, — дополнил он. — Мантия красивая, никаких поцелуев в саду, никаких нудных разговоров. — Никаких поклонниц, которые меня съедят? — рассеянно уточнила Минерва, снова глядя в записи. Не исключено, что заканчивала подсчитывать домашнее – Гарри за столько лет знакомства, пусть и поверхностного, успел понять, что мальчики идут у Минервы после учёбы и квиддича, и, может быть, чего-то третьего. — Не должно быть, — максимально уверенно пообещал Гарри. — Ты только скажи, что я тебя месяц назад пригласил. Это «да»? — Это «я подумаю», — ответила Минерва. — Это пока самое неромантичное приглашение за все годы. Звучит привлекательнее остальных. — Я стараюсь, — улыбнулся Гарри, стекая с кресла, пока обдумывание не перешло из «предварительно да» в «не подождать ли мне другого принца». — Доброй ночи! Если ему так везло, значит скоро что-то должно было прилететь аккурат в лицо и очень неприятно, резюмировал он, прокрадываясь в спальню: никого из соседей на вечеринке не было, значит, они могли устроить неприятный шумный сюрприз. Хорошо бы, чтоб прилетел торт от друзей, а не неприятности от жизни. Но, в любом случае, скоро он наконец-то будет спать.