***
Сентябрь рассыпался листьями по замковым окнам и глади озера: теперь с высоты гриффиндорской башни было видно, как по синему полотну плавают крошечные жёлтые пятна. Первокурсники научились спрашивать дорогу у портретов и перестали терять расписания; учёба слилась в равномерную рутину переползаний между аудиториями, и студенты шныряли мухами, ещё не успев утомиться от пар; сами мухи тоже шныряли – поздние, громко и недовольно жужжавшие перед тем, как сонно влепиться в какую-нибудь стенку. Гарри потирал глаза, но в стенки не врезался. Он маневрировал между учёбой, квиддичными тренировками и дуэльным клубом скорее с грацией осенней осы, быстрой и беспощадной; ещё успевал писать эссе и общаться с сокурсниками – стоило восстановить социальные связи, угасшие за лето и конец бурного предыдущего года, пока осень снова не обернулась хмурым сонным ноябрём. В ноябре и жить-то не хотелось, не то что общаться. Поэтому сейчас зарисовывал какой-то куст, помогая интерфакультетской слизеринско-рейвенкловской компании со штрафными футами к эссе по травологии. — Это cotoneaster lucidus? — перегнулся через его плечо Мальсибер. Территориальные споры насчёт квиддичного поля не были забыты, но у них установилось хрупкое перемирие. Гарри считал, что вообще-то стоило дуться на Септимуса, но у этой пары всё было так сложно, что он пытался держаться подальше: когда грохнет – а грохнет неминуемо – так больше шансов выжить под осколками. — Это какой-то куст с красными ягодами, — покосился он на картинку в книге. — Да, оно. — С чёрными тоже бывает, — рассеянно прокомментировал Лестрейндж, чья роза принимала какие-то нецензурные очертания. Рисовал он хуже, чем учился. — Это что, мне два рисовать? — обратился Гарри к Олдридж, над чьим эссе сейчас и страдал, подрисовывая к строчкам куцые иллюстрации. — Ну-у-у, — протянула Линда, вглядываясь в пергамент, — вроде да. — Я просто вторую сторону чёрными нарисую, — взвесил Гарри своё желание помогать близким и радовать красивых девушек. Мальсибер подул на свой лист так, что все ближайшие перья на столе затрепетали. И тут же тихо выругался: чернильная капля скатилась, перекрыв строчку. — Ты же волшебник, — осуждающе махнул палочкой Бёрк, подсушивая результаты чужих страданий. — Именно, но должен рисовать лютики, хотя могу их сжечь или трансфигурировать, — фыркнул Вилфорд. — Гарри вон мог к турниру своему готовиться. — Спасибо, я наготовился, — отозвался Гарри. — У нас недельный перерыв до этой… торжественной встречи. Вилкост сказала, что увидит кого в зале – сама закопает. — Снитч свой ловить, — не растерялся Вилфорд, смерив его недовольным взглядом из-за испорченного аргумента. — Надеяться победить нашу великую команду! — Ага, великую, — весело хмыкнула Линда, рассматривая ногти. — Посмотрим в октябре. Гарри довёл линию, встряхивая запястье с пером. Он не собирался озвучивать, кто снова возьмёт кубок школы: всё и так очевидно. Если не убьётся где-нибудь на дуэлях, а он не собирался. — Увидим, — показал все зубы в улыбке Мальсибер. — А пока вон за наших поболеем. Только попробуй облажаться, Поттер. Домой можешь не возвращаться. — А где стимул, кроме угроз? — обернулся к нему Бёрк. — Ты посмотри на его лицо, ему не страшно. Пообещай вечеринку. — Не-е-ет, — поспешно протянул Гарри, который после предыдущих вечеринок Мальсибера завёл привычку таскать в карманах маленький безоар: тот спасал, когда алкоголя в организме становилось слишком много, пусть голова всё равно ныла весь следующий день. — Никаких вечеринок. — Ве-че-рин-ка! — продекламировала Линда вполголоса, чтобы их не вышвырнули из библиотеки. — Я не приду, — заявил Гарри, подняв палец для убедительности. — Оглушим и притащим, куда ты денешься, — предвкушающе оскалился Бёрк. — Итак, ты выигрываешь первый тур, мы делаем вечеринку, там как раз поход в Хогсмид будет. Зря он пришёл помогать с этими лютиками. Сдвинуть Бёрка или Мальсибера с их намеченного пути было сложнее, чем, собственно, выиграть первый этап – хотя ладно, он ещё не видел соперников.***
Гарри безнадёжно опаздывал. Некоторые парадные мантии надевались сложнее, чем бальные платья с корсетами; рассчитав время так, чтобы неспешно дойти до аудитории сбора, он выдернул из шкафа ворох одежды и принялся заворачиваться в слои. Когда поддалась верхняя пуговица, неприятно натягивавшая воротник, и все нужные вещи распихались по внутренним карманам, минутная стрелка уже подрагивала на отметке «надо было выбегать пять минут назад». Как назло, парадные мантии были созданы для дефилирования на официальных мероприятиях, а не для скачек по лестницам. Лестницам, которые уезжали, едва он спешно вылетал в очередной коридор. Том его закопает в глубинах Запретного леса и будет прав: перед срабатыванием портала их ждали ещё нудные речи от министерских чиновников, а Гарри прямо сейчас опаздывал на встречу, где был даже директор. Спрыгнув с лестницы раньше, чем та состыковалась с полом, он притормозил; перешёл на шаг, одёргивая мантию. Успокоить дыхание не выйдет, если он не хочет пропустить ещё и срабатывание портала, но влетать в аудиторию стоило хотя бы не в перекосившейся одежде. После открывания двери на него обернулись все: от Диппета, стоящего в нарядах покроя позапрошлого века, до студентов и министерских клерков. Те были неуловимо похожи. Один, которого Гарри тут же переименовал в Обувную Щётку из-за соответствующих усов, неприятно напоминал Ротбауэра; второй, рыжеватый колобок в болотной мантии, вызывал не такие странные чувства – в точности Слизнорт, только помладше, даже разводил руками он так же плавно. Оба сейчас смотрели на него, как на пикси, вылетевшего из шторы родового особняка среди парадного приёма. Очень короткий, но ещё более мрачный взгляд бросил Том: он сидел на ближнем к чиновникам стуле рядом с Кайлебом Трэверсом, и свободное место оставалось только одно, потому что третье занял Уилкис: его дурацкое имя – Лисандр – пришлось уточнять у Тома раза три, потому что Гарри совершенно не помнил этого шестикурсника. На стуле тот сидел по всем слизеринским традициям выслуживания перед бюрократами: как будто сейчас находится на самом важном собрании в его жизни. Состроив подобающе виноватое лицо, Гарри скользнул на последний оставшийся стул. Дико хотелось откашляться, но, видит Мерлин, его тут повесят за непочтительность. Даже Дамблдор едва заметно поджал губы. Профессор Вилкост, перемещавшаяся с ними на правах тренера этого балагана, безмятежно разглядывала пейзаж за окном. Обувная Щётка прочистил горло, продолжив излагать инструктаж к торжественному вечеру. Или вечеру встреч? Знакомств? Гарри эти тонкости волновали меньше, чем перспектива вырваться из школы-интерната и официальное освобождение на все выходные: ради такого можно было потерпеть несколько часов расшаркиваний с будущими соперниками. Если бы он не знал цель собрания, уже через минуту подумал бы, что их инструктируют на войну: со всеми идеологическими выкладками и намёками на «ведите себя хорошо во славу Британии». Лекция профессора Вилкост в субботу была гораздо короче и приятнее: не хамить бюрократам, не кривить лица и вести себя, как взрослые люди, иначе быстро найдётся другой участник из запасного состава. Убеждало это гораздо лучше, чем идеологически выспренные торжественные речи. Гарри старался не хамить бюрократам уже сейчас даже выражением лица, но, мерлиновы панталоны, как это было тяжело. — Также напоминаю, — даже голос у Щётки был ротбауэровский, совсем без интонаций, скучный, как лекция по истории магии, — что мы, как граждане независимой Британии, должны вести себя в соответствии со всеми устоявшимися этическими правилами, будучи примером для– Как будто нельзя просто сказать «не опозорьте наши седые головы». Людей младше пятого курса здесь всё равно не было: и так очевидно, что они не будут дёргать девочек за косы. Гарри незаметно покосился на соседей. Уилкис по-прежнему делал вид, что хочет в будущем работать в министерстве, и восседал, как будто его лопатки прибили к стулу; Трэверс сомнительно скрытно рассматривал завитки на парадных одеждах Диппета; Том сидел с сосредоточенно-почтительным выражением лица: наверняка думал о какой-нибудь формуле домашнего задания, параллельно отмечая основные тезисы речи. Гарри так не умел, но даже печально вздохнуть не мог: парадная мантия ограничивала почти все нормальные человеческие движения. В горле всё ещё першило. Приходилось часто сглатывать слюну, чтобы не раскашляться на всю аудиторию. Пока справлялся с кашлем, пропустил полминуты речи, но говорил клерк об одном и том же: — В том числе стоит помнить о независимом положении нашего королевства. В случае, если вашего участия желают в разговорах, не признаваемых целесообразными с политической точки зрения… — этот человек просто не умел говорить простыми словами. И, кажется, это были уже почти прямые угрозы. Гарри хотелось по-детски постучать ногой по полу. Он вообще-то с первого раза понял, тут сложно не понять: не возносить оды Гриндевальду и иметь в виду, что везде могут быть его шпионы, независимость Британии, ещё угроза Гриндевальда, ещё независимость Британии, поймаем на сочувствии чужой политической повестке – ваших костей не останется после жерновов британского гнева, и так далее, и тому подобное, et cetera. Хотя на части про шпионов пришлось давить не только кашель, но и смешок – а Том сидел так безмятежно и спокойно, будто ему про черенкование гортензий рассказывали, – лекция всё ещё была абсолютно бесполезной. Вытворить что-нибудь из перечисленного участникам помешал бы здравый смысл, а конкретно Гарри – то, что жернова британского гнева могут показаться мелочью по сравнению с тем, что будет, если он проколется. Гарри всё-таки тихо прочистил горло, поднеся кулак ко рту и получив недовольный взгляд второго клерка. Пафосная речь пошла на третий заход об одном и том же: быть умницами и блюсти честь родных островов. Даже преподаватели смотрели в окно, пока Гарри понимал, что «не его» не только политика, но и любая сколько-либо административная должность. Этим должен заниматься Том – и, может, Уилкис, хотя по расплывчатому риддловскому описанию он так и не понял, симпатизируют ли они друг другу. Отношения с однокурсниками после обнаруженного василиска у Тома наладились слишком резко, чтобы Гарри мог в них разобраться. — Можете пройти к портальному устройству. Касаемся левой рукой, после прибытия выходим из комнаты группой по положению и возрасту, — наконец закончил Щётка. Гарри мысленно уже разделал его на органы и развесил их по классу. Если бы не то, что в парадной мантии сложно наклонить голову, он бы уже уснул даже после пробежки по коридорам. Когда встал, заодно выяснилось, что подол уже успел измять. Девушкам за их возню с платьями стоило ставить памятники. Четыре участника, два преподавателя, директор и клерки окружили цепочку портала; Гарри коснулся её, задев прохладные пальцы Тома, и тоскливо посмотрел во всё ещё злые синие глаза – кажется, их ждёт много часов бессмысленного пафоса. Портал нагрелся, утягивая в привычные русские горки.***
К перемешиванию органов во время портальных перемещений он привык настолько, что приземлился на ноги; на миг прикрыл глаза, но мир перестал кружиться быстро, и он не опозорил британскую делегацию хотя бы в первые секунды. Было бы неудобно свалиться под ноги Уилкису, который как раз рассматривал его с непонятным выражением лица: то ли как насекомое перед бросанием в котёл, то ли как первачка, не умевшего завязывать галстук – ничего приятного во взгляде не было. Гарри зубасто улыбнулся в ответ, убедившись, что все выстраиваются в организованную группу по парам. Подавится, если откроет свою змеиную пасть. Рядом молча встал Том, ошеломительно красивый в синеве парадной мантии, и Уилкис отвёл взгляд. Интересные перестановки в слизеринском королевстве. Недовольно посмотрев на Тома – непонятно, дулся тот за опоздание или просто не считал нужным разговаривать, – Гарри огляделся: он опоздал на часть речи, когда говорили, куда именно они перемещаются, и так и не спросил. Но комната была совершенно обыденной, наверняка в каком-то из замков: высокие потолки, тяжёлые деревянные двери перед ними, никаких окон. На стенных гобеленах вились мотивы азиатских легенд, но это ничем не помогало: многие богатые семьи баловались покупкой диковинок. Спасибо, что без китайских ваз. Делегация наконец выстроилась во главе с Диппетом и клерками, гордо надувшимися по обеим сторонам. Следом возвышался Дамблдор и стояла Вилкост, которая в парадной мантии меньше напоминала бабушку и больше боевую колдунью; Трэверс что-то шептал на ухо Уилкису, и, наконец, рядом стоял безмятежный Том. Гарри поднял подбородок так, как будто в его горло уже упирается чужая палочка, и развернул плечи: первое впечатление и всё такое. Том, заметив это, дёрнул уголком губ. Пихать его локтем было уже поздно: двери распахнулись. Утешало то, что следующее помещение тоже было незнакомым: Гарри знал, как жизнь любила вносить его лицом в грабли, и боялся напороться на какой-нибудь из гриндевальдовских замков в качестве резиденции для их «дружеской встречи юных спортсменов». Британская делегация прибыла первой, и их встречали целой стоящей группой: человек десять, стоимость одежды которых светилась в буквальном смысле всякими вензелями вышивки, и все на вид чиновники. Мерлин, за что ему это. Потом чужая группа развернулась, и Гарри сбился с шага, едва сдержав маггловское чертыхание. Им улыбалась Моника Фабия Марино, уже без огромного мехового манто, но всё ещё в содержимом целой ювелирной лавки. Рядом с ней стоял высокий молодой человек с прилизанными волосами; Гарри смутно помнил его как сопровождающего на том самом балу. Уже поздно разворачиваться и убегать, верно? Том тем временем успел обогнать его на два шага, даже не дёрнувшись и сохранив приятную улыбку на лице. Так вот к чему были подлые намёки про «потом узнаешь, кто она». Гарри собирался закрыть его в ближайшем туалете и хорошо, со вкусом, максимально качественно избить по этому красивому лицу за то, что не предупредил заранее. Но оставалось только улыбаться, и он сделал более широкий шаг, скрадывая расстояние. Организаторская и британская делегации уже обменивались социальными расшаркиваниями, рассыпаясь во взаимных комплиментах. Диппет целовал руку Марино – на вид они были почти одного возраста, а Гарри, к своему сожалению, знал, сколько веков Диппету. Тот преподавал ещё в те времена, когда стрельба из лука считалась модной. Хотелось провалиться сквозь землю, но только скользнул ближе к Тому и, убедившись, что их не видно за людьми, ущипнул того за бок. Сквозь все слои мантии даже морально навредить было сложно, но менее детские способы выразить обиду он использует позже. Зал, куда их привели, был рассчитан на полсотни человек точно, с фуршетными столиками, гардинами и несколькими дверями; успеет отловить Тома в одиночестве и высказать все свои мысли. И его самооценку – так опозориться с главой европейской дуэльной комиссии, Мерлин, за что он такой тупой, почему она не представилась с должностью, почему он вообще попросил Тома утащить его на тот танец и как он это будет расхлебывать, – и Тома, уже успевшего пронзить его взглядом, спасла открывшаяся во второй раз дверь. Настало время знакомиться с соперниками.***
— О, не думаю, — произнёс Жоэль Робер. Если бы не высокомерная надменность каждой черты лица этого светловолосого юного бога, Гарри бы назвал его вторым по красоте парнем помещения: после Тома, конечно. — Вероятно, встречи разнесут по дням. Хотя почти все представители Шармбатона приехали как будто на модный показ, а не на дуэльный турнир: красивые, празднично одетые и вежливо-улыбчивые, они смотрелись единой командой даже при том, что собственно французов было всего два – Робер и девушка из старшей двойки. Мария с непроизносимым набором вторых имён и фамилий, умудрившаяся собрать пышный хвост из кудрей, родилась в Испании; Фердинанд Анна Михилс, и Гарри собирался забыть это имя через минуту, был голландцем. Но обходительно-вежливыми они все были настолько, что Робер даже будущие стычки политкорректно именовал «встречами». — Но мы же не можем пропускать много учёбы, — пробасил Берингер Рёд, который вообще-то был всего на год старше, но больше напоминал вставшего на задние лапы бурого медведя. Гарри очень не хотел бы сталкиваться с ним в физическом поединке, да даже под подножку влетать – после такого с пола можно и не подняться. — Мы и не будем, — уверенно ответила девушка со светлой косой до поясницы, тоже из Дурмстранга. — Мастер сказал, что это только на выходных. — Мастер? — вскинул бровь кто-то из русских. Их фамилии были абсолютно непроизносимыми, Гарри сломал свой мысленный язык, пытаясь запомнить двух парней; с девушками было проще – А-на-ста-сь-я тут же разрешила называть себя Нэнси, а четвёртая просто не представлялась, мрачно держась за всей группой. — Эрна хотела сказать, главный мастер, — пояснил ещё один дурмстранговец. — Директор?.. — Да, директор, — бодро кивнула Мария. Она выделялась из небольшой группы: единственная, кто к началу октября сохранил хоть какой-то загар. Гарри думал, что умеет поддерживать вежливые разговоры ни о чём, ровно до этого мероприятия; как только все взрослые официозно расшаркались друг с другом, всех участников спровадили в отдельный угол комнаты, где подразумевалось, что шестнадцать человек с совершенно разными жизнями тут же найдут общий язык. Хотя им, вообще-то, драться – ну ладно, дуэлировать, это более благородное искусство драки, – меньше чем через месяц. Пока что он запомнил только Робера, который бросил на него надменный взгляд, едва успев зайти в помещение, Марию, медведя Рёда и Нэнси-которая-Анастасия. И то, как Том бросил его, уже улыбаясь второй русской девушке; та пока что отвечала без восторга, но смешливого парня из дурмстранговской делегации она и вовсе проигнорировала. Уилкис стоял памятником британскому снобизму, разглядывая сад за окном. Трэверс нашёл общих знакомых с француженкой и вовсю жестикулировал, рассказывая, где они вместе путешествовали. Гарри поднял взгляд к расписанному потолку и вздохнул.***
— Он действительно такой гений, как его описывают? — кивнула в сторону Тома Эрна. Через час напряжённого перебора тем он наконец запомнил своих соперников; разговор тоже стал попроще – участникам принесли пунш, и, кажется, в массивную сплющенную чашу всё-таки плеснули рома. — А его описывают? — полюбопытствовал Гарри, поворачиваясь в сторону Тома и почесывая руку под мантией – все эти парадные слои были дико неудобными. Том как раз улыбался Роберу так, как будто хотел от него план французского правительства, и поправлял волосы. Гарри уже привык, что эта падающая прядь отзывается мурашками по его собственной спине, но теперь пришлось прихлопывать ещё и чувство собственничества: Том выбрал для разговоров самого неприятного парня делегации, который менял свой презрительный изгиб губ только на улыбку, показывающую слишком много зубов, чтобы быть искренней. — Конечно, — фыркнула Эрна. — Мы же уточняли, с кем будем дуэлировать. Квиддичист, юный гений, сын политика и будущий дипломат. Гарри в этом перечислении выглядел совершенно не так круто, как ему хотелось бы. Ещё стало понятно, что он подготовительными данными совершенно не озаботился: не то что впервые слышал фамилии соперников, но не знал даже, кто из собственной команды сын политика, а кто дипломат. Уилкис, наверное. Он открывал рот только для фраз, к которым нельзя было прикопаться даже с лупой: «будьте любезны передать тарталетку, пожалуйста» и «не долить ли вам пунша?». Унылым молчуном при этом не выглядел, и Гарри возмечтал о такой сверхспособности. — Том очень умный, да, — подтвердил Гарри, выдержав подходящую случаю рекламную улыбку. Тем более что к их диалогу прислушивался какой-то из преподавателей Колдовстворца: если Гарри умирал в своей парадной мантии поверх костюма, то их одежда была ещё сложнее, с таким количеством позолоты, что можно инкрустировать викторианский особняк. — Надеюсь, что мне выпадет один из вас, — сказала Эрна, почёсывая нос с мелкими веснушками. — Так желаете проиграть, леди? — пошутил Гарри, попытавшись незаметно почесать локтём бок. Надо найти, где здесь туалет, и содрать этот пиджак к жженым дракклам: всё равно под мантией не видно. — Вот ещё, — перекинула за спину косу, которая с такой толщиной сама по себе могла быть боевым оружием, Эрна. — Хочу сильных соперников. Оказавшаяся рядом русская Нэнси одарила её тем самым неподражаемым девичьим взглядом, который сулил быструю, внезапную и неприятную смерть. Гарри на всякий случай извиняюще улыбнулся за чужую прямолинейность и уточнил: — Есть ещё четыре. Эрна придвинулась ближе; теперь они стояли, опираясь бёдрами о подоконник, немного в стороне от остальных. Можно было разглядывать детали сада с россыпью статуй и фонтанов, но Гарри предпочитал рассматривать лицо скандинавки: или она действительно такая открытая, или это хитрый план, и он не хотел оказываться в центре чужих планов, не зная об этом. — Робер лучший студент Шармбатона по академическим дисциплинам, — очень тихо проговорила она, наклонившись почти к уху Гарри. — Перес просто быстрая. Русские больше наглые, чем техничные. Она отодвинулась, практически кокетливо заметив: — А вас обоих побить просто почётно. — Это мне льстит, — отсалютовал пуншем Гарри, карминовая волна плеснулась в стакане. На самом деле он хотел Тома сюда сию секунду, чтобы тот разложил по полочкам, почему конкуренты делятся информацией, которая теоретически может упростить ему жизнь: ни в добрые намерения, ни тем более во флирт он не верил. Но Том всё ещё разговаривал на грани кокетства с блондинистым французом; если бы Гарри не знал его так хорошо, он бы точно поверил в симпатию с первого взгляда. — До встречи на площадке… я надеюсь, — повторила движение Эрна, направившись к своему товарищу: рыжеватый и смешливый Арне нравился ему больше, но был слишком занят разговорами с русскими. Хлопнула створка двери: с балкона вернулись взрослые. Блуждать по замку в поисках уборной Гарри не рисковал – вот так повернёшь пару раз и пытайся найти дорогу обратно, как идиот, – так что решил, что балкон тоже подойдёт для тихого стягивания пиджака. Заодно стоило выдернуть Тома из его слишком длинного разговора. Ещё десять минут, и это уже будет пренебрежением по отношению ко всем остальным командам. Обычно Том был более аккуратным в выражении своих симпатий. Проскользнув мимо соперников и мимолётно улыбнувшись второй русской девушке, Гарри приблизился к нужной компании. — Господа, — обратился он к Роберу, который повернулся с профессионально-дружелюбным выражением лица. — Дадите ли вы мне возможность похитить друга на время? Том только усмехнулся, никак не собираясь помогать и придерживая свой стакан тонкими пальцами. — О, конечно, — снова показал все отбеленные зубы Робер. — Для такого юноши любой каприз. Гарри удержал дежурную улыбку и все свои мимические мышцы. С ним что, флиртуют? Робер и Этье обменялись быстрыми взглядами, одинаково улыбнувшись: на издёвку это не походило, скорее на то, что у них была какая-то общая шутка. Французы определённо были странными. — Пошли, — согласился Том, пригубив остатки пунша. Рука под мантией Гарри зачесалась совсем уж отчаянно. В принципе, если бы его стукнули по голове тупым топором, реакция была бы такой же ошеломляющей. Он клинический идиот. Под слоями одежды неприятно вспотела спина, но рука чесалась в одном и том же месте: аккурат там, где был набит тонкий контур уробороса. Том, аккуратно поставивший стакан на ближайший столик, повреждённым не выглядел. Как-либо травмированным, умирающим или околдованным тоже: обычная его «политическая» маска. И шёл спокойно, не пытаясь упасть на пол в агонии, как в деталях успел вообразить Гарри. Рука у него чесалась… сколько, минут пять или десять? Если бы это был быстродействующий яд, Тома не стало бы в первые десять секунд – но здесь точно нет идиотов, которые стали бы травить какого-то участника межшкольного мероприятия. На всякий случай нашарив взглядом Дамблдора – взрослые уже расселись по диванам у камина, выглядя так, как будто наконец-то сгрузили всю свою ответственность в отдельный вольер и могут поговорить о высоком, – Гарри толкнул дверь. В лицо подул тёплый воздух: где бы они ни были, здесь в сентябре ещё держалось тепло, пологом висящее над землёй. Балконная балюстрада походила на ту, на которой он безмятежно курил в гриндевальдовском доме, поэтому Гарри смело опёрся на неё бедром и смерил взглядом Тома от ботинок до чёлки. — Что? — вскинул бровь тот. — Мы разговаривали с Жоэлем. С тобой я могу поговорить после завершения. Сама вежливость, как и обычно. — Ничего, — наклонил голову Гарри, обдумывая, что ему делать. Подойти к преподавателям и развести скандал? Придётся объяснять, как он об этом узнал, потому что Том ведёт себя как обычно. Не то чтобы такие вещи были запрещёнными… но их точно не стоило делать до совершеннолетия, самостоятельно и с выбитой в коже физической привязкой, не говоря уже о том, как ему открутит шею тот же Том, если о его личном секрете узнает Дамблдор. И о потенциальном международном конфликте. Или случае, когда выяснится, что Том в полном порядке, а обвинение уже повиснет в воздухе. Спрашивать у Тома, как он себя чувствует, тоже бесполезно: по нему видно, что ничего нового, с погрешностью на необходимость всем нравиться вместо игнорирования неугодных. Оставалось импровизировать, надеясь, что никто не обратит на них внимание через стеклянную дверь балкона: вроде бы все группы людей были заняты друг другом. Гарри отлип от балюстрады, сделав два шага ближе к Тому; тот наблюдал за ним, любопытно приподняв брови, но пока ещё ничего не подозревал. Положил руку на плечо, притягивая ближе к себе: к счастью, Том был выше всего на полголовы, и дотянуться губами до уровня его скул было легко. Ощутив, как Том напряг мышцы под его ладонью, Гарри быстро пошарил в кармане свободной рукой и прижал к чужим губам безоар, как будто предлагал сигарету: — Ешь. Бесконечную секунду ему казалось, что Том сейчас вырвется, выхватит палочку и очень громко спросит, что это было, испортив всю задумку. Но тот послушно открыл рот, губами задев пальцы Гарри – он постарался не вздрогнуть, – и, поморщившись, проглотил. Оставалось надеяться, что махонького кусочка камня хватит на... что бы там ни было. Том всё-таки был очень умным, поэтому вытащил палочку и махнул знакомым жестом: чары отвлечения внимания, уровень шестого курса. Не спасёт, если кто-то на них уже смотрел, но Гарри ощутил себя ещё большим идиотом. — А теперь объясни, будь любезен, — лёгкую улыбку стёрли с его лица, заменив на поджатые губы, глаза тоже стали серьёзными. Чудовищно хотелось закурить, но это почти последнее, что Гарри мог здесь сделать. — Связь, — коротко ответил он. — Не сразу понял, что… что срабатывает. Ты пил пунш. — Говорил же, не больно, — хмыкнул Том, отворачиваясь к пейзажу. Его пальцы дёрнулись, как будто тоже хотел потянуться за сигаретой, но Том только положил руки на шершавый камень перил. — Догадался, отвёл сюда, вспомнил про безоар, — отчитался Гарри. Благодарностей в ближайшие сутки он не ждал: Том скорее сейчас сожрёт его заживо за то, как долго догадывался. — Понял, — отозвался Том, разглядывая поля с таким лицом, словно он анализировал мазки огромного полотна. Потом обернулся, вглядываясь в комнату за стеклом: посмотрел на преподавателей, на группу из студентов. Гарри затих, прислонившись к балюстраде и прокручивая пуговицу на рукаве. Он всё ещё понятия не имел, что делать. — Сказать этим? — кивнул он в сторону британских чиновников, разглагольствующих о чём-то у камина. — Подожди, — нахмурился Том. — Сейчас не нужен такой конфликт. — Сделать вид, что ничего не было? — иронично проговорил Гарри. С мстительностью Тома этот вариант был примерно таким же вероятным, как и то, что сам Гарри возжелает стать министром магии. — Определённо нет, — рассеянно пробежался пальцами по камню Том, коснулся подбородка. Дёрнул уголками губ, как будто придумал шутку: — Но можно сыграть в эту игру. — Плохая идея, — тут же отреагировал Гарри. — Замечательная, — откликнулся Том. — Мне не хотели причинить вреда, поверь, это можно сделать куда быстрее. — Я не первокурсник на первом уроке зелий, — обиделся Гарри. — Это будет интересно, дорогой, — шире улыбнулся Том, ещё раз цепким взглядом окидывая студентов. — Я ещё проверю, но это что-то, вызывающее симпатию. Очень интересно. — Ни капельки не интересно, — прокомментировал Гарри. — Я теперь буду ходить с полным желудком безоаров. Можно я просто убью французов? — Нельзя убивать таких милых молодых людей, — неопределённо пошутил Том. — Пока ты не уверен, что это они. И в принципе в рамках турнира нельзя. — А кто еще? — вскинул бровь Гарри. Том посмотрел на него с укоризной, но ответить не успел: по глазам ударил блик открывающейся двери. — Мистер Поттер, мистер Риддл? — это был второй раз за последние годы, когда Гарри совершенно не был рад видеть Дамблдора. — У вас всё в порядке? — Да, профессор Дамблдор, — немедленно отозвался Том со спокойной полуулыбкой. — Вышли на воздух, сейчас вернёмся. Гарри постарался убедительно улыбнуться. Дамблдор посмотрел на них обоих, прежде чем вернуться к разговаривающей компании; оставалось надеяться, что последние их реплики были тихими, потому что иначе они уже по уши в проблемах даже без подлитых зелий. Дамблдор не из тех людей, кому можно рассказывать про «да мы пошутили про убийство», когда дело касается Тома Риддла и гриффиндорской традиции подводить всех под неприятности. — В общем, не трогай французов, — повторил Том, поправляя лацканы мантии. — И, кстати, все эти эмоции мне не понравились. — Ещё бы, — фыркнул Гарри, но Том уже сделал пару шагов к нему, обняв и коснувшись подбородком плеча. Раньше, чем Гарри успел отмереть, тот уже отодвинулся и сверкнул быстрой улыбкой: — Развлеки русских. И вошёл в комнату, небрежно пригладив волосы.