***
Было темно, холодно и мягко. Гарри вздрогнул, ещё даже не открывая глаз и пытаясь что-нибудь вспомнить. Например, когда он упал с метлы, зачем с такой высоты и почему в больничном крыле не заботятся, чтобы пациенты не превратились в ледяные скульптуры. Впрочем, поверхность под ним не походила на хлопковое постельное бельё. Если подумать, больше было похоже на человека, в которого Гарри вжался во сне, обхватив руками. В ответ в него тоже вцепились всеми конечностями. Волевым усилием распахнув веки, поморгал и посмотрел на лицо Тома, серо-зелёное в рассеянном освещении Тайной комнаты. Его ресницы подрагивали, между бровями легла морщина. Все попытки скрытно уползти, не потревожив, провалились на первой же секунде: Том мгновенно распахнул глаза, темные и недовольные. — Доброе утро, — пошутил Гарри, уже не собираясь слезать со своей импровизированной подушки. Плюс, зафиксированный так, что их носы почти соприкасались, Том с меньшей вероятностью убил бы его за какой-нибудь запоротый кусок. Но рука всё ещё на месте, раз здесь есть Том, значит, это ещё не геенна огненная, да и слишком зябко для ада – они как минимум живы и здоровы, как максимум, всё ещё и получилось. — Утро? — непонимающе моргнул Том. — Мы уснули? — Да вроде просто отключились, — нашарил палочку, лежавшую возле ладони, Гарри. — Tempus. В воздухе высветился циферблат. И при начале всего действа в 8:43 вечера сейчас никак не могло быть 6:30 тоже вечера. — Надолго отключились, — констатировал Гарри. — Надеюсь, нас не ищут по всему замку. — Меня нет, — всё ещё сонным голосом сообщил Том. — Я предупредил, но у меня заботливые соседи, — поморщился Гарри. Он действительно брякнул что-то уже на вылете из спальни, отхватив традиционный набор пошлых шуточек. Оставалось надеяться, что соседи верят в его способность не убиться за ночь в страшном тёмном замке на пятом-то курсе. Ни один из них так и не попытался встать. Гарри повторно посмотрел на часы и положил голову обратно на грудь Тома, ещё и конец плаща импровизированным одеялом подтянул к себе через пару минут. Зазвенел упавший канделябр. Это было самое странное место для «ещё пять минуточек» за всю его жизнь. — У нас хоть вышло? — на всякий случай спросил Гарри, когда эхо от канделябра отгремело во всех проходах. — И как нас твоя зверюшка не сожрала? — Моя зверюшка, как ты выражаешься, не может тронуть меня и не будет трогать тебя, — ну, хотя бы звучал Том уверенно. — Вроде получилось, узнаем позже. Не будешь ли ты столь любезен с меня скатиться? Ты не пёрышко. Тем не менее, при всех возможностях скидывать его Том не стал. Наоборот, пробежался пальцами по спине, как по клавишам фортепиано. — Когда-нибудь скачусь, — хмыкнул Гарри, жалея, что нельзя обнять живую грелку ещё интенсивнее. — Ты тёплый. — В спальнях тоже тепло, — отозвался Том спустя почти минуту. Счастливую минуту визуализаций, как Гарри сейчас закроет глаза и всё, совсем всё проспит, и будет ему тепло и хорошо. — Давай, нас ждут первокурсники. Со стоном, достойным самого паршивого актёра викторианской трагедии, Гарри перекатился на плащ.***
— Какие люди! — восхитился Прюэтт, поправляя полотенце на волосах. — Как свиданка? Гарри поморгал. Что? — Да, как страстная ночь? — высунулся из-за полога Уизли, напяливая носок на растопыренные пальцы. До мозга, который не проснулся даже от марш-броска от глубин подземелий к башне, ещё и через лес с зябким утренним воздухом, наконец дошло. — Очень продуктивно, — определился Гарри, когда закончил хлопать губами, как выброшенная рыба. — Не зря мы тебя прикрывали, — резюмировал Уизли, убедившись, что в первом носке нет дырок, и потянувшись за вторым. — А кто-то спрашивал? — насторожился Гарри. В голове возникли колонны из ожидающих первачков, которые не могут выбрать вкус зубной пасты без консилиума, застегнуть мантию на нужный ряд без мамочки и запомнить расписание без функции «вызвать префекта». Или, ещё хуже, ожидающего декана. Дамблдору точно не объяснишь, что образец факультетского поведения делал за пределами спальни и гостиной всю ночь. — Нет, — отозвался Боунс, принюхиваясь к двум рубашкам: выбирал, какую не жалко на сдвоенные зелья. — Но мы были готовы! — назидательно поднял палец Прюэтт. — А, была одна пигалица, не наша, рано вечером. — Кто? — Уоллен, — наконец определился с рубашкой Боунс. — Или Уоннен?.. Очкастая такая. — Уоррен? — обречённым тоном переспросил Гарри. — Да, эта, — кивнул Прюэтт. — Так и не понял, что хотела, что-то там лепетала. — Для неё меня нет в Хогвартсе, — потёр виски Гарри. — Заболел. Отчислился. Умер. — Крепись, — хлопнул его по плечу Прюэтт. Гарри втянул воздух сквозь зубы, потому что плечо было то самое, поврежденное жизнью, иглой мастера и амбициями Тома. — Уу, понял. Бурная ночь. Обе руки потянул? — Можно и так сказать, — пожал плечами Гарри. — Ты наша ранняя весенняя пташечка, — расплылся в улыбке Уизли. Септимус уже собирал сумку, пока Гарри стоял во вчерашней одежде, без душа, потный и попахивающий всякой дрянью. — Закопаю, — успел нежно пообещать он, хватая сумку для душа, приглаживая волосы (бесполезное занятие) и судорожно вспоминая расписание пар. Ещё есть шансы спуститься вовремя и во главе колонны детей на завтрак, как приличный префект. И забежать в больничное крыло после пар: судя по вате в голове, даже в начале сентября спать на плаще, так и оставшемся в комнате, было так себе полезным делом. Спуститься вовремя получилось – подхватив мелких, пошутив на тему не такого уж доброго утра и порассказывав байки про призраков, он вылетел в холл только слегка взъерошенный и аккурат за три минуты до начала завтрака. А вот бедствия в очках избежать не удалось. — Привет, Гарри! — когда-нибудь он повернётся уже с палочкой в руках и изобретёт вечное silencio. Свалит потом на переходный возраст и спонтанную магию. Он обернулся со спешно натянутой улыбкой. И точно, стоит в стайке подружек. Очень хорошо, что у мелкой появилась какая-то социальная жизнь; очень плохо, что контролирующий преследовательницу Лафингтон выпустился – теперь Гарри и без красивого префекта, и с мерзкой девочкой. Надо будет разобраться с нынешним рейвенкловским старостой, пусть контролирует фан-клубы своего факультета. Мысленный вой подстреленной собаки вышел из голосовых связок во вполне приемлемой форме: — Доброго утра, Миртл, — потому что от «мисс Уоррен» гадкое создание начинало подозрительно моргать и кривить особенное лицо человека, которого задели до глубины его тщедушной сущности. — Как дела, Гарри? — не поняла намёков мелкая. Хотя какая «мелкая», третий курс уже, надо будет убегать кругами на ближайшем танцевальном мероприятии. — Замечательно, Миртл, — солгал каждым звуком Гарри, пытаясь выцепить в толпе хоть кого-нибудь, на кого можно перевести огонь: дверь в Большой зал ещё не открылась. Из коридора, возглавляя толпу детей – причесанных, в выглаженных мантиях и не орущих, Гарри аж позавидовал – выплыл Том. Такой же элегантный, как и всегда, с уложенными волосами и блестящими пряжками наплечной сумки. Как будто не он проснулся на полу час назад, посвятив четверть времени отдраиванию свечного воска от пола. Ну ладно, Том просто помахал палочкой, но тогда он всё равно не был столь прилизанным. Судя по внешнему виду слизеринских первокурсников и их попыткам зализать волосы в небрежные волны даже там, где никаких волн на трёх волосинах в жизни не водилось, дети выбрали себе кумира и собирались его придерживаться. Гарри надеялся, что не в плане характера. Хотя ладно: посторонним людям Том демонстрировал свои лучшие стороны. — Привет, Том! — раздалось на весь холл. Том притормозил с вежливой, но недоумевающей улыбкой. Тайминг он соблюдал идеально: двери Большого зала распахнулись, сквозняк скользнул по ногам, всколыхнув полы мантий. Гарри возликовал и потянул за плечо ближайшего первачка, ну и что, что с жёлтым галстуком, тоже сойдёт: — Давайте, дети, время завтрака. Кто нашёл время нормально уложить волосы, тот пусть с малолетними фанатками и разбирается. Ему срочно нужно отжать самый большой кофейник у семикурсников.***
Августа с шорохом развернула утреннюю газету. — Ну что там? — поинтересовался Гарри, заканчивая намазывать тост. Шедевр с апельсиновым джемом предназначался Нэнси: та почти лежала на столе, сонно моргая, и придерживала голову рукой. Гарри уже налил ей кофе и щедро разбавил из сливочника, сейчас планировал впихнуть тост и готовился слушать занимательную историю, когда Мерсер наконец проснётся. — Чушь, — отрезала Августа. — И злостные инцест… инсинуации? — оживился Игнатиус. — Ори потише, — прошипела Нэнси, поленившись открывать рот полностью. Змеюка подколодная, с нежностью подумал Гарри. К мерзким с утра людям он питал особую слабость, а к Нэнси тем более – ну огонь же девчонка, ещё и успела за лето перейти из категории «мелочь с косичками» в девушку. — Очень страшно, — съехидничал Игнатиус, но на скамейке на всякий случай отодвинулся подальше. — Да про рейды Гриндевальда, — пояснила Августа, поморщившись. Её сложная высокая причёска аж заколыхалась в такт от негодования. Гарри безмятежно долил остатки сливок в свой кофе. — Может, не надо? — скривился Септимус. — Да ладно, интересно же, — влез Такер, и «зануда» вместо имени Гарри прибавлял уже несколько лет. Вот и сейчас: вроде правильно влез, а захотелось кружку ему на голову вывернуть. Недосып негативно сказывался на способности выносить людей. — Якобы, — ядовито подчеркнула Августа, — Жнецы начали оставлять в живых почти всех. В качестве милосердия. Можно ли произнести такое простое слово более саркастично? — Пусть скажут это Лефевру, — вполголоса произнёс Септимус, покосившись на первокурсников. Как и всякая очень конфиденциальная информация, эта разнеслась по Хогвартсу быстрее пожара. Гарри считал, что жалостливые взгляды вредят чуть ли не больше, чем такая радикальная смена обстановки, но предусмотрительно молчал. Не ему становиться между десятком заботливых юных ведьм и мелким хомяком. Напоминать, что в Хогвартсе не один «гриндевальдовский сирота», тоже не ему. — Они ж и раньше не всегда убивали? — нахмурилась Нэнси. Её кофейная кружка уже наполовину опустела, а во взгляд добавилась осмысленность. — Лучше б сами передохли, ублюдки, — проткнул вилкой фасоль Септимус. Изменение его тона ощущалось резко; Гарри вскинул бровь: со всей порывистостью Уизли не был замечен в проклятиях «просто так». Не Лефевра же он жалел. Жест без внимания не остался. — Тётка, — пояснил Септимус, окончательно перестав улыбаться. — Двоюродная. Жить-то жива, только лучше бы… Ну, кофе был вкусным. Цедить его можно было долго, мельчайшими глотками, состроив подобающе скорбное лицо. Что ему ещё оставалось делать? Можно сколько угодно притворяться, что всё решили за него, жертва обстоятельств и так далее, но Гарри и сам понимал ставки: или он с Томом, или закостеневший кусочек магического мира. Ради себя он бы ещё подумал, а вот Том был дороже незнакомых тёток. — Ну что, — разбила молчание Нэнси демонстративно бодрым тоном, хотя выглядела невесело, — пошли на трансфигурацию?***
Солнечный день раскрасил класс трансфигурации квадратами светотени. Та ложилась на изгибы парт, искажалась на полу и шевелилась в такт облакам за окном: с осенним ветром те летели быстро, и по лицам студентов тоже пробегали тучи, не всегда из-за теней. Лекция по трансфигурации предметов со сложными рисунками на поверхностях – по-научному это звучало гораздо сложнее, но Гарри и этого хватало – была действительно мозгодробительной. Ещё даже не началась практическая часть, а он уже ставил крестики на расчерченном пергаменте Нэнси, получая аккуратные нули в ответ. На середине пары поле пришлось расширить на несколько ячеек: слишком уж легко игралось. Окончательно проснувшаяся Мерсер была куда интереснее формул, описывающих текстуру. Конспект Гарри планировал скатать у Хиггса: тот сидел за партой перед ними, и его ряды строк совсем не походили на две закорючки с тремя крючками у Нэнси. Рядом с Джейкобом строчил что-то про ланиты и персты Бёрк, подыскивающий новую жертву для романтических прогулок вокруг осеннего, пестрящего багровым плющом замка. Через ряд, среди своего маленького клуба подхалимов, сидел вариант для списывания номер два – Том. Абраксас как раз протягивал ему вычурное перо с серебристой вставкой у наконечника; зная Малфоя, Гарри даже сказал бы, что с серебряной. Гарри закатил глаза. Он помнил, как тщательно Том выбирал свои орлиные, лаконичные и прочные. Эти слизеринские социальные реверансы даже умиляли. Сам он жил с пачкой гусиных: зачем тратить целые сикли, когда можно спустить пачку кнатов, всё равно у него в сумке любое сломается. — Позер, — наклонилась к его уху Нэнси. — Кто? — повернулся Гарри. Прядь волос Нэнси тут же пощекотала ему нос, пришлось закрыть рукой, чтобы не чихнуть на всю аудиторию: Дамблдор бы вышел из своего медитативного состояния «читаю лекцию и делаю вид, что не замечаю возни в гриффиндорском секторе». — Малфой, конечно, — пояснила Нэнси. — Он общается с Квентином и вечно говорит, какие у него дома канделябры золотые. После прошедшей ночи слово «канделябры» вызывало у Гарри сомнительные ассоциации. С холодом, шелестом чешуи и потрясающе тёплым мягким Томом, стоп, про это больше не надо думать, сейчас середина пары. — Квентином?.. — неопределённо прожестикулировал Гарри. Никаких Квентинов на пятом курсе и вообще на Гриффиндоре он не помнил. С другой стороны, в Хогвартсе столько студентов, что спасибо, что он способен различать по лицам хотя бы свой поток. — Рейвенкло, шестой курс, — сказала Нэнси, увлекшись рисованием пера на углу пергамента. — Вы вроде лично не знакомы. — Приступаем к практике! — раздалось на аудиторию. По местам стали разлетаться бруски глины – будущие вазы с росписью. Нэнси продолжила раскрашивать перо, не дрогнув, даже когда брусок размером с кирпич пролетел над её макушкой к задним партам. Гарри начал о чём-то догадываться. — А-а-а-а, Квентин, — протянул он. — И насколько красив Квентин? — Я тебя сейчас кастрирую, — пообещала Нэнси, покосившись на Хиггса с Бёрком. — Тише! Гарри сверкнул ехидной улыбкой. Рейвенкловца он, может, и не знал, но теперь точно познакомится: никто не может обижать его бывшую девушку даже в теории. То, что девушка сама кого угодно может обидеть после их импровизированных занятий недодуэльного не-совсем-клуба, во внимание не принималось. — Он блондин? Брюнет? — Гарри собирался оторваться за все подшучивания о его жизни, полученные за годы. — Гарри Джеймс Поттер, — Мерлин, и когда успела запомнить второе имя, — ты невыносимый идиот. — Я прекрасный идиот, — прижал ладонь к сердцу Гарри. — Мистер Поттер, мисс Мерсер, — закончилось терпение у Дамблдора. — Продемонстрируйте мне превращение. Мистер Риддл, напомните классу формулу. Ну конечно, на столе у Тома уже стояла амфора с батальной сценой, подозрительно напоминающая стрёмную китайскую вазу Гриндевальда. Но смотрел Дамблдор не на амфору. Сощурившись, тот всматривался в руки Тома с палочкой; помимо аккуратных запонок на манжетах, там разве что тускло поблескивала полоска кольца с тёмным камнем. Мысль взорвалась в голове Гарри так, что он почти на стуле подпрыгнул. Кольцо. Камень. Тончайшие линии рисунка, которые можно увидеть в преломлении света. Дракклов гриндевальдовский знак, ну и что, что символ детской сказки, за этим воплощением древней истории тоже много кто гонялся. Они оба такие идиоты, какое бы значение Дамблдор не считал с причудливого символа. Если он сейчас разглядит или подойдёт ближе, решив, что не почудилось... — Disperges, — шепнул Гарри, смазанно махнув запястьем и вложив минимум возможной силы. Пожалуйста, только не в голову Хиггса, он не переживёт постыдных извинений и не сможет расспросить про Квентина. Кусок глины послушно треснул с оглушительным хлопком, разметав мелкие кусочки глины по соседним партам. Некоторые студенты взвизгнули. Бёрк опрокинул чернильницу на свои письмена и выдал такой матерный загиб, что Гарри аж заслушался. Нэнси, видевшая все манипуляции, просто озадаченно посмотрела: ну да, человека, пожившего среди маггловских взрывов, не испугать какой-то хлопушкой. Даже Том обернулся; его гениальные мозги работали очень быстро, поэтому с безразличным видом, приподняв бровь, он прокрутил кольцо камнем на внутреннюю сторону ладони. — Ой, — виновато сказал Гарри, похлопав ресницами. — Простите. Можно мне другой брусок? — Дополнительный фут к домашнему заданию за отвлечения на занятиях, мистер Поттер, — осуждающе сообщил Дамблдор, к счастью, отвлекшись от Тома и его манипуляций. Взмах палочки собрал глиняную крошку, унесшуюся к мусорке. — И будьте любезны, поменяйтесь местами с мистером Такером. — Прости, — успел шепнуть он Нэнси, сгребая записи, пока никто не увидел, что ещё и лекцию не записывал. — Потом расскажу. Надо будет срочно придумать вменяемую отговорку внезапного сумасшествия: и для Нэнси, и для осуждающе оборачивающихся студентов. И вазу преобразовать. Мерлин, он действительно даже не запомнил формулу.***
Гарри в который раз пожалел, что Флимонт уже выпустился. Квиддичный капитан во вратарских перчатках выглядел всё равно более безобидно, чем капитан, залихватски перехватывающий биту. Да Септимус свой капитанский значок полировал чаще, чем Гарри свой префектский. И сейчас стоял, как гордый статный лев, скрестив руки и сжав пергамент со списком потенциальных игроков. Блистательный образ портили только дырка в носке и страдание на лице. — Прошла неделя учёбы. — Да, — подтвердил Гарри, прислонившись головой к столбику кровати. Его эта неделя вытрепала, как флаг на вершине гриффиндорской башни. Если бы он там наличествовал. Суровый шотландский ветер превращал любой флаг в тряпку так быстро, что это было прекрасной метафорой того, как хогвартская учёба полоскала мозги Гарри. — А мы всё ещё не отобрали игроков, — продолжил Септимус. — Да-а-а, — протянул Игнатиус, раскладывая свои инструменты по пазам артефакторского набора. Септимус вздохнул, как скаковая лошадь перед стартовым выстрелом: грозно так, предвкушающе. — И что? — самостоятельно выкопал себе могилу Боунс. Ответа долго ждать не пришлось. — Неделя! — практически возвёл руки к небу, то есть потолку, Септимус, но тогда он уронил бы записи и перо. — У нас всё ещё нет основного состава! Августа уходит! Флимонт выпустился! Гарри непонятно как и когда играть будет, но Гарри я не отдам! Джойс сомневается, хочет ли он продолжать! — Отдашь, — угрожающе выговорил Гарри, обнимаясь со столбиком и подложив себе подушку, — если будешь так громко ныть. — Тебя спасают только твои навыки, — посмотрел на него, как на предателя, Септимус. На взгляд Гарри, друг слишком уж серьёзно относился к капитанской должности. Обычно раньше начала третьей недели даже предварительные списки не утверждались. То ли дело обязанности префекта: он успел сдать добрый десяток разнокалиберных отчётов, и умным из них был всего один – соотнесение имён-фамилий с колдографиями первачков. Хоть запомнил их наконец. — А Августа чего? — всё ещё незаинтересованно уточнил Боунс. — Личная жизнь, — произнёс Септимус с такой скорбью, словно Августа лично убила его любимого питомца. — И помолвка скоро. — Не всем же дело до высоких идеалов квиддича, — так, Эдгара надо было очень срочно спасать. — Так когда поставим отбор? — перевёл тему на актуальную Гарри. В его расписание дополнительные часы надо было впихивать с боем, и желательно бронировать их как можно раньше. — В том-то и проблема! — махнул пергаментом Септимус. — Слизеринцы заняли поле на обе половины воскресенья! — У них там что, весь факультет пробуется? — вскинул голову Игнатиус, чуть не проткнув покрывало какой-то острой штукой. — А вот у Риддла спроси, — негодующе фыркнул Септимус. — Это он у Слизнорта быстренько всё подписал, в учительскую отнёс и штамп поставил, морганов любимчик. — Не… эм… Андерсон? — с трудом нашарил в памяти Гарри имя капитана слизеринской команды. Формального капитана: игроком тот был, может, и неплохим, но авторитетом на факультете не обладал и в планах по завоеванию Слизерина от Тома его не было. Значит, фигура выставлена на доску лично Слизнортом после долгих умасливаний. Нечего и запоминать. — Ну как же, лично Риддл, — ещё немного, и это был бы патетический вой. Гарри поморгал, прикидывая, насколько быстро он уснёт, если положит подушку ещё и под голову. Зачем Тому квиддичная команда? Ну да, запасной игрок, но они все действительно могли уложиться в полдня. Он не хотел летать в какой-нибудь особенно мерзкий, холодный и ветреный вечер при том, что можно было подвинуть слизеринцев, если у Тома нет какой-нибудь сверхважной причины. — Гарри, — тем временем подозрительно долго смотрел на его лицо Септимус. — Нет, — на всякий случай открестился Гарри, ещё не зная, от чего. — Но вы же… ммм… живёте. — Я живу. Риддл живёт. И что? — вскинул бровь Гарри. Перед неминуемым проигрышем он собирался хорошенько побороться. — И общаетесь, — воспревал духом с каждым словом Септимус. — Иногда, — не стал врать Гарри. Каждый день всё лето с совместными ночёвками и общей татуировкой – это же тоже «иногда», верно? — Ну пожалуйста, — сразу использовал грозное оружие жалобных глаз Септимус. — Меня он пошлёт на подходе. Вы неплохо ладите. И ведь даже «а что мне за это будет» не спросишь, он в Гриффиндоре. Как «что будет»: полёт в ясную погоду, от которого в любом случае не отвертеться – те, кто не пришёл на отбор, в команде появиться не могли никак, а Гарри ещё собирался взять очередной кубок. — Я подумаю, — не стал долго тянуть он, всё-таки придвигая вторую подушку. После таких моральных травм, как необходимость переубеждать Тома в чём-то, можно и поспать час до ужина. — Но если он меня тоже пошлёт, я не виноват. — Конечно-конечно, — закивал Септимус. — Но он тебя вроде любит. Гарри невнятно хмыкнул, убирая висок от твёрдого столбика. — В крайнем случае, скорми ему ягоды койотильо, — окончательно утомился Эдгар. — Все будут плясать вокруг с реанимацией и воскресенье освободится. Пора красть его травологический справочник. Может, поменяться на брошюру страшнейших пыток человечества. Эдгар оценит. — А Олд-Бейли, ох, сердит, воз-вра-щай должок, гудит! — фальшиво пропел Прюэтт – видимо, хотел завтра не проснуться.***
— Придержи своих аспидов ненадолго, — улыбнулся Гарри. — На полдня воскресенья, например. — Зачем? — Том не соизволил оторваться от книги, только придержал страницу пальцем, отчеркивая строчку. Нашёлся он – неудивительно – в библиотеке, в одном из закутков, горящую лампу которого не было заметно из прохода. Гарри подозревал, что этот сумасшедший решил держать свою астрономическую планку и сдать все СОВ на высшие баллы, но спрашивать не собирался: ему дорог мозг, спасибо. — Нам нужно новичков отобрать, — сообщил он, перекатываясь с пяток на носки. Перед Томом лежал очень уж толстый талмуд: пока он ещё добрый, стоило переходить к теме сразу. — И? — Два обхода и горячий шоколад утром, — зашёл с козырей Гарри. — Горячий шоколад есть на завтраке, — не впечатлился Том. — С обходами справляюсь, спасибо. — В слизеринскую гостиную, — поиграл бровями Гарри. — Собственноручно. Том всё-таки повернулся, откинув чёлку со лба. Тень от лампы делала его похожим на панду; истощённую такую панду – резко выделялись скулы. — Минимум отработка за проникновение в чужую гостиную, — педантично уточнил он. — И тебя там съедят. Гарри был оскорблён в лучших чувствах; раньше бы уже ляпнул что-нибудь обидное, но теперь здесь находилось полторы змеи, спасибо уроборосу на плече и долгим годам тренировок выдержки. Плюс он не собирался использовать вариант с койотильо: даже если добыть ягоды, Том до паралича успеет разрезать его на кровавые клочки. — Подавятся. Вам же не нужно всё воскресенье, у вас там полтора игрока недостаёт. — Двоих в основу и троих в запасные, — с непроницаемым лицом поправил Том. — Это не на час. — Но и не на день, — присел на край парты Гарри. Завоёвывать территорию и нужное решение нужно любыми методами: он уже тащился в библиотеку после ужина, значит, живым не сдастся. На гриффиндорских новичков Тому совершенно точно плевать, апеллировать к совести бесполезно, стоило брать личным примером. — И мне тоже надо потренироваться нормально, — продолжил он. — После того, как эти… мошки отфильтруются. У нас список на полтора листа пергамента! — Зачем тебе? Ты и так неплохо играешь, — пожал плечами Том. — Неплохо?.. — подавился возмущением Гарри. Вот теперь он был оскорблён во всех чувствах, не только лучших. — Я потрясающе играю, — фыркнул он. — Но ещё есть все остальные игроки, и ты же сам знаешь, что пробы с нуля быстрыми не бывают. Отожми от своего серпентария пару часов, не умрут. — Не умрут, — согласно кивнул Том. — Но меня Мальсибер попросил, ему, цитирую, нужно хорошо опробовать второго загонщика. — В раздевалке опробует, — не выдержал Гарри. Если ещё кто-нибудь ляпнет, что Том его любит, он разобьёт этому человеку нос. Том любит только быть на вершине социальной иерархии. — Ну То-о-ом. Мне придётся переносить наши занятия, — указал куда-то в пол он, намекая на кормление чешуйчатой питомицы. — Или пропускать дуэлку. Или не писать эссе на все четыре пары. Или… — Хватит, — пробежался пальцами по книге Том. Судя по хватке, с ещё большим удовольствием он бы сейчас сжал пальцы на шее Гарри, но почему-то сдерживался. — С девяти утра до часа достаточно? — Да, конечно, — кивнул Гарри, не выдавая своего ликования. Он едва ли надеялся на два часа. — Спасибо. Мне поправить графики или сам зайдёшь? — Сам, — посмотрел на наручные часы Том. — И это только за… намёк с вазой. И улыбнулся. С ямочкой. Гарри аж моргнул, первоначально подумав, что слабая улыбка – это иллюзия от неровного освещения. Это Том только что пошутил вместо традиционного слизеринского «ты мне – я тебе», с которым Гарри к пятому году совместной учёбы всё ещё не смирился? После того, как отдал ему часы родного факультета за просто так? — Да не за что, — на всякий случай махнул рукой Гарри, пытаясь сдержать ответную улыбку и совершенно не преуспевая. — Но я застрял с тем дополнительным футом эссе. Как ты сделал сцену с плотной текстурой? — Садись нормально, — приказал Том, со вздохом закрывая книжный форзац и потянувшись за палочкой. — Покажу. Он даже недовольным не выглядел. Что за чудесный вечер.***
— Руки из жопы вынули! — разрывался Септимус, которому даже не надо было использовать sonorus, чтобы передать степень своего негодования. — Ноги туда сунули! Куда летишь, утырок? Гарри переглянулся с Игнатиусом и пожал плечами. Уизли действительно воспринимал капитанскую должность слишком серьёзно: с отбора уже ушёл второкурсник, который едва смог сделать серпантин с подсказками всей действующей команды и почти плакал от капитанских комментариев. Шёл третий час, и остались самые бесшабашные. Вспоминая, как наставники с милейшими улыбками обтирали им стены, Гарри молчал и не вмешивался. Не его зона ответственности, и влезет только в случае, если Септимус распугает всю потенциальную команду. Гриффиндорцы не зря сидели под знаменем льва: бешеные вопли большинство только раззадоривали. К сожалению, конечности у них от этого не выпрямлялись. Гарри крутанулся вниз головой, уходя от чужой дубинки – бладжер ему даже по волосам не чиркнул, а вот торпеда из третьекурсника могла и снести. — Прости! — крикнул ребёнок, уносясь ввысь. Оставалось надеяться, что в пике он так экспрессивно не падает, а то придётся опробовать знания по реанимации прямо на поле: если очень постараться, можно и амортизирующие чары пробить. — Пойду я, — сообщил Гарри, когда выпустили ещё с полдесятка тренировочных мячей для игры на выживание. — Снитч там поищу… Игнатиус показал «окей» рукой в перчатке и тоже шарахнулся в сторону, уже от девочки с квоффлом. Гарри проследил взглядом неровную траекторию полёта последней. Ну, в худшем случае их команда будет просто очень целеустремлённой. Снитч он и так поймает, просто нужно будет в три раза быстрее, пока эти ослы с мётел не попадали. Или Септимус не взорвался: он уже приобрёл интересный багровый оттенок, который с рыжими волосами смотрелся как помидор перед взрывом. Снитч был исключительно предлогом: его замедленную тренировочную версию Гарри поймал уже трижды, легко обошёл единственного желающего его заменить и дольше утешал этого четверокурсника, чем летал за мячом. В финальный раз он планировал сжать трепещущие крылышки перед самым окончанием отбора, чтобы не мелькать лишний раз перед глазами Уизли: в спортивном азарте он мог и членов команды ролями поменять, чтобы точно веселее было. К раздевалкам уже тянулись настоящие и будущие члены слизеринской команды. Их действительно было немало, но Гарри интересовал только Том: как почётный запасной игрок, обязанный хотя бы взлететь на метле где-то в пределах отбора, тот брёл с записной книжкой в руках и что-то пояснял Мальсиберу. Гарри помахал им сверху, присвистнув, но ответил только Вилфорд, и то неприличным жестом. Дулся за отобранное поле. — Поттер! — рявкнул Септимус, и Гарри снова дёрнулся в воздухе. На этот раз вопль был предупреждающим: в его локоть болезненно впечатался бладжер. К счастью, тренировочный, к ещё большей радости, буквально на излёте своего разворота в воздухе, а не после хорошего пинка битой от кого-то из новичков. Зато он не пропустил, как вздрогнул на ходу Том. Резкими звуками того испугать было сложно, но… Что «но», додумать не удалось: мозг догнал последствия удара и взвыл матерными частушками. Пока Септимус разорялся про происхождение из куриной задницы, «вы куда единственного нормального ловца угробить решили, как вас на поле выпускать, жабы крюконосые» и прочие нелицеприятные эпитеты поникшей кандидатке в загонщицы – Минерва чуть ли не ногти полировала у вратарских колец, она в себе ни капли не сомневалась, – Гарри тихонько поныл в воздух и побаюкал локоть. Вроде без перелома. Наверное, даже без вывиха: отлично гнётся, только больно. Максимум синяк. Том тем временем поднял голову, и с небольшой высоты было видно, что лицо у него отчётливо бесстрастное, в переводе на риддловский значит «недовольное». Заметив взгляд Гарри, он коротким движением ткнул себя во внутреннюю сторону плеча, замаскировав под «поправить сумку». Что ж, тогда была хоть одна хорошая новость: ритуал сработал. Осталось дождаться вечера, чтобы узнать по звонку через зеркало в деталях, как это всё чувствовалось и почему у Тома настолько мрачное безразличие. Гарри машинально выхватил пролетавший снитч второй рукой и фыркнул. Пора было валить к Септимусу и морально поддерживать: тот сделал все нужные пометки ещё полчаса назад, Гарри сам видел, нечего так увлекаться на глазах у команды конкурентов.