ID работы: 10789308

but be the serpent under't

Слэш
NC-17
В процессе
2412
автор
Курама17 бета
Mr.Mirror гамма
Raspberry_Mo гамма
Размер:
планируется Макси, написано 1 022 страницы, 65 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
2412 Нравится 992 Отзывы 1492 В сборник Скачать

chapter 28: о любви и смерти;

Настройки текста
Примечания:
      На несколько мгновений все звуки заморозились. Потом доходили частями. Ещё один скрип калитки. Непроизвольный, придушенный на старте вскрик. Глухой стук.       Гарри зажмурился и очень медленно выдохнул, задержав дыхание так, что голова закружилась.       Эта темнота была лучше, чем всё то, что случится, если открыть глаза.       Постукивающий по макушке дождь и вовсе не в тему.       Вдохнуть – шумно втягивая в лёгкие воздух – и посмотреть на мир всё-таки пришлось. Он даже палочку не уронил, вот и держался за неё, как за последнее решение всех вопросов.       Поворачиваться к Тому было страшно.       Тот стоял, по-прежнему развернув плечи и опустив руку с палочкой. Растрепанная челка упала на лоб. Губы сжаты. Голова склонена к плечу, как на особо интересной лекции.       Выглядел он даже не злым: растерянным.       Это могло бы быть уникальным зрелищем, достойным запечатлевания, но шутить Гарри не хотелось. Он только открыл рот и хлопнул губами, закрывая обратно: пережало голосовые связки.       Человек – нет, тело человека – лежало на животе, неловко вывернув руки, и из-под лица на землю вытекала струйка крови. Его чуть не вырвало на месте.       Такой нелепый. Только что шевелился и пьяно бессвязно орал, а теперь вот – лежит. И уже никуда не пойдёт.       Боже, они же опоздают на вечерний автобус.       От последней мысли он прыснул смехом; спешно закрыл лицо руками, потёр щёки.       — Нужно занести в… жилище, — подал голос Том.       Он всё ещё выглядел растерянным, может быть, даже расстроенным. Гарри не мог перевести выражение лица и позу в что-то знакомое и понятное: он давился истеричным смехом, пытаясь замаскировать его под кашель.       Взгляд Тома в его сторону был более понятным. Беспокойство. Раздражение.       В привычной системе координат и функционировать было проще.       — Ага, — кивнул Гарри.       Ни один из них не сделал и шага вперёд. Кровь начала впитываться в землю.       Дождь тоже усилился. Дробные капли долетали до волос и плеч, барабанили по рубашке, трепали траву вместе с ветром.       Гарри уже всерьёз поёживался от холода. Потом от осознания.       — Надзор? — длинный панический вопль, звучавший в голове, вышел удивительно односложным в жизни.       — Не должны, — мотнул головой Том. — И вокруг «грязные магглы», вряд ли у него были… постоянные собутыльники.       — Найдут нескоро, — кивнул Гарри.       Сердце часто стучало в груди, но голова оставалась холодной и спокойной, как при расчёте траектории пике.       — Но надо занести, — снова сказал Том. — Разовое вряд ли засекут, а много левитации…       Гарри кивнул. Шаг вперёд дался тяжело, как будто ботинки надо было вынимать из киселя, а не поднимать с земли.       Недалеко громыхнуло.       Том потёр глаза, но никаких слез в них не было, ни капли подозрительного блеска. Откинул челку со лба. Прошёл оставшийся десяток шагов, уверенно и быстро. Остановился аккурат у пятна крови.       Ну и банальщина, мысленно и недовольно сообщил Гарри грозе. Хуже только снегопад, когда пятна крови на снегу и прочие штуки из детективных романов.       Кстати, про романы.       — Автор смертельного же не отслеживается?       — Нет, — обернулся к нему Том. От его синих радужек остался тонкий ободок вокруг зрачка.       — Отлично, — сообщил Гарри. Вышло похоронным тоном.       Похоронным, ха.       С трёх шагов уже стало понятно, почему Том так выразительно морщил нос.       — Он что, обделался?..       — При наступлении смерти стенки кишечника…       — Да знаю я, — фыркнул Гарри. — Просто… удивился.       Что точно не входило в его жизненные планы, так это перемещение говна в буквальном смысле.       Дивный период бомбардировок дал понять: трупы не страшные даже в поблескивающем потрохами виде, только воняют, и чем дольше, тем хуже. Лично не видел, но наслышан в множестве историй.       О том, что этот конкретный труп и гору проблем им обеспечил Том, Гарри старался не думать. Тем более что Том выглядел полностью вменяемым, разве что мрачным и растерянным. Никаких режимов кровожадности ужасных темных магов.       Он точно имел в виду подобный исход знакомства, но у Гарри не было сил злиться. И так стоял, как дурак, под дождем, рассматривая затылок остывающего тела. А это ещё и руками хватать.       — Может, ногами закатим? — поинтересовался он, пытаясь заглянуть за дверь в саму хижину.       — Нет, — а вот Том перешагнул тело и уже сунул нос внутрь, оценивая масштаб проблемы. — За одежду проще. Штанины твои.       — Ближе к говну? — возмутился Гарри.       — Можно ближе к голове, — пожал плечами Том.       — Фу. Там кровь. И лицо, — не оценил ни один из вариантов Гарри.       Но рисковать левитацией действительно не стоило. То, что к ним ещё не вывалился отряд авроров, было неведомым чудом прорех британского надзора: единственным удачным следствием бомбежек и массовых детских выбросов.       — Давай уже, — скривился Том.       Ткань под пальцами, заскорузлая и грязная, скользила. Из штанин торчали лодыжки с жесткими темными волосами. Носки тело явно презирало как концепт, а стоптанные туфли воняли не меньше ног.       Гарри дышал через раз, чтобы не осквернить композицию ещё и своим завтраком, и неловкими мелкими шагами пятился в хижину.       Том держал свою часть – плечи – так сосредоточенно, словно решал арифмантическое уравнение. Он шёл полубоком, брезгливо отодвигая от себя кудлатую голову, чтобы кровь с лица не закапала одежду.       Пятнадцать секунд шагов в глубь хижины показались получасом.       — Хватит, — приказал Том. — Кидай только аккуратнее.       Гарри только хлопнул ртом в очередной раз, будучи не в состоянии сформулировать свои чувства по поводу тела и его переноски даже в собственных мыслях.       Был человек – и нет. Был человек – и лежит его тело, гора плоти, крови и грязи. Был человек – и вот команда «кидай», отрывистая и безразличная, где «не заляпаться кровью» уделяется больше внимания, чем осквернению. Ну, если пренебрежение можно считать осквернением. Если бы его труп «кидали», ему бы, наверное, было всё равно.       Том тем временем встряхнул руки, вытер о рубашку и потёр лицо. Гарри по очереди сдержал шуточки про особые методы выхода из сложных ситуаций, новый уровень после оленей и, наконец, «спал в одной постели с убийцей». Какие тут, к Моргане, шутки, было непонятно, но только они в голове и летали; поверх странного, разъедающего нутро опустошения накладывалось желание посмеяться и всё забыть.       Он с неприязнью посмотрел на труп. Том разглядывал изломанные конечности с теми же эмоциями. Лица у них были одинаково недовольные, разве что подоплека точно разная: Гарри мечтал отмотать время и врезать кому-нибудь из этих ослов по лицу, чтобы не приходилось сейчас ничего разруливать, Том… ну, видимо, Том жалел, что никаких пыток перед смертью не было.       Хотя кто его знает. Гарри до сих пор сомневался, что может угадать, что там в очаровательной голове за синими радужками глаз крутится. Том слишком легко позволял догадываться и улыбался на предположения, значит, они были далеки от истинных мыслей: их он защищал, как Смауг сокровища, и вскидывался защитным цербером уже на приближении.       Поэтому Гарри решил пойти по простому пути: взял и спросил.       — И что теперь? — вопрос сильно отличался от изначального «начерта», но был более актуальным.       Том промолчал.       Внутренности хижины смотрелись не лучше, чем внешняя её сторона. На покосившуюся палку-карниз была нанизана тряпка, в свои лучшие времена (наверное, век назад) бывшая занавеской. Пол – прочные, но изъеденные временем доски – лежал поверх голой земли. На стенах клеевыми разводами виднелись попытки прилепить обои получше. Кровать, стол и сборище разномастных стульев загромождали небольшое пространство так, что с лежащим телом приходилось перешагивать через него, чтобы увидеть все углы.       Благоухало ночное ведро, хотя за дверью ещё полчаса назад жарил полдень. Сейчас в дверной проём холодными брызгами влетал дождь, и темно, как в сумерках.       Гарри потыкал ногой стул, опасаясь, что он развалится прямо сейчас, сел и со вздохом вытянул ноги. Самая сюрреалистичная ситуация в его жизни. А он, вообще-то, перед василиском стоял.       Том тем временем любопытной кошкой обходил владения, небрежно переступая через тело и разбросанные вещи. Прикрыл дверь, оставив сквозняк только от окна. Провёл рукой по стенам. Даже пощёлкал по кровати. Гарри вздрогнул от резкого звука, но на укоризненные взгляды Том не реагировал.       Наконец он пнул ногой одну из половиц и заинтересованно наклонил голову. Присел, подцепив пальцами. Гарри в попытках посмотреть чуть не ляпнулся со стула и брезгливо убрал ногу: подсыхающая кровь почти дотекла до ботинок. Хорошо, что труп лежал лицом вниз. Было бы ещё более неуютно.       Когда он успел стать таким циничным?       Том тем временем брезгливо раздвигал кончиками пальцев сено, извлекая деревянную шкатулку. Время изгрызло её больше, чем доски пола, но кованые вставки прочно держали конструкцию.       Замка не было, но крышка не открывалась.       Том поморщился и коротко прошипел. Свистяще-щёлкающие звуки звучали в этом… жилище гармоничнее, чем человеческая речь.       С последним щелчком шкатулка распахнулась настолько резко, что Том отодвинул её на вытянутой руке. Действительно, могло ведь быть что-то опасное.       Но не было: безо всякой подкладки или обрамления в мелкой шкатулке лежал массивный перстень. Если бы Гарри кто-нибудь спрашивал, он бы сказал, что уродливый.       Том хмыкнул, захлопывая шкатулку, и кинул её в свою сумку.       — Мародёрство, — прокомментировал Гарри.       — С убийством, — кивнул Том.       Боги, во что превратилась их жизнь.

***

      В примитивном душе «Белой Виверны» Гарри мылся минут сорок. Казалось, трупный запах въелся в поры кожи, витал за ним длинным шлейфом.       Если думать логически, ничего там впитаться не могло. Оно и воняло-то не очень сильно: Гарри не хотелось сидеть рядом с трупом, поэтому он вылетел из хижины под дождь через минуту после того, как Том проверил все ящики и полки.       Если что и осталось на одежде, то смылось бы водой, под которой они брели к дороге между Грейт-Хэнглтоном и Литтл-Хэнглтоном драккловы шесть миль. На выходе из деревни никто не следил, куда отправились два странных парня; тело не выглядело как компанейский человек, каждый вечер захаживавший в местный паб, которого могли хватиться; они даже следов особо не оставили – Том поправил засушенную шкуру на двери и аккуратно щелкнул калиткой. Но пока оставались шансы, что кто-нибудь откроет хижину и свяжет эту смерть с их появлением, стоило перестраховаться.       На ходу выжимая волосы и хлюпая рубашкой, Гарри поклялся себе сдать экзамен на аппарацию на следующий день после первого занятия. К счастью, к приходу автобуса не они одни были насквозь мокрые, и жалостливый водитель вопреки экономии включил печку; почти час Гарри трясся от плохой дороги, холода и пережитого ужаса, прижавшись к такому же холодному боку Тома.       Никто пальцами с воплем «убийцы!» не тыкал, но он всё равно вздрагивал от каждого заходящего человека и с конечной станции уходил быстрым шагом. Лучше бы Том и дальше убивал оленей своему василиску. Оленина даже неплоха на вкус.       С этим мнением Гарри зашипел, слишком энергично ткнув уже натертую кожу мочалкой. Придётся смиряться с мыслью, что кожу с себя не сдерёшь, и всё произошедшее тоже. И выходить уже из душа: Том завершил все гигиенические процедуры за десять минут и уже должен был заказать им ужин.       Ужин Гарри тоже попросил без мяса. Вот и будет давиться, как дурак, тушеными овощами за ту же стоимость.       Том с уже подсохшими волосами смотрел в окно. Обернулся, но ничего не сказал: он, помимо краткого решения бытовых вопросов, молчал с самого выхода из хижины.       — Ужин принесли? — разбил тишину Гарри, плюхаясь на кровать и заматываясь в кокон из одеяла.       Аж до сих пор зубы стучали.       — На столе, — кивнул в угол комнаты Том. Голос его был хриплым. — Возьми моё одеяло.       — Э-э-э… — завис Гарри. — Тебе?       — Завернись, — отвернулся обратно к окну Том. — У нас нет перечного.       — А-а. Спасибо, — неуверенно пошевелился в своём коконе Гарри. — А ты?       — Не холодно, — пожал плечами Том.       Гарри скептически смерил его взглядом и подвигал подушки. Потом закрепил края одеяла. Трижды поднял все, что рухнуло. Шепотом пообещал проклятие вечного приклеивания, прижал спиной одну часть и ногой вторую.       Отличный форт получился. Кособокий и разномастный, но хотя бы не падающий… если спиной не шевелить.       — Иди сюда, — бескомпромиссно сказал Гарри. — И тарелки тащи.       Что ж, тушёные артишоки, спаржа и прочий набор овощей в одном вареве действительно был склизко-безвкусным. Но Том бледно улыбнулся, устраиваясь по-турецки в логове из одеял, и жизнь почти текла своим чередом. Гарри даже не стал упоминать, что спуститься в ближайшую аптеку было проще: слишком уж уютно сиделось в теплице из одеял среди сумеречного полумрака.       — Что такое? — спросил слишком наблюдательный друг, когда он перешёл от ковыряния овощей к «гонки между спаржей и горошинами» по тарелке.       Дело, конечно же, было не в овощах. Но он всё равно ответил:       — Невкусно.       — Гарри, — вот теперь в тоне скользило раздражение.       — Что?       Том вздохнул. Гарри рассматривал огрызки сельдерея на керамической плоскости тарелки.       — Ты будешь дуться ещё три недели?       — Я не дуюсь, — обиженно вскинул взгляд Гарри. — Я просто... думаю.       — Окей, — кивнул Том, распиливая тупым ножом своё мясо на тарелке, балансировавшей на колене. — Ты думаешь. О чём ты думаешь?       — Ну, как-то тупо.       Том выдал свой лучший взгляд священника, снизошедшего до глупых прихожан. Именно с таким смирением пастор в англиканской церкви близ приюта смотрел на группу тонконогих детей в чулках, которые вовсю вертелись на скамьях, якобы тайком ковыряли плитки на полу и не желали читать «Книгу общих молитв».       — Что тупо?       — Всё, — махнул рукой Гарри.       — Записался в лагерь моралистов? — улыбнулся Том.       Улыбка вышла кривоватой, без ямочки на щеке, налепленной поверх черт лица неумелым скульптором.       — Да нет, — Гарри отложил звякнувшую тарелку и потёр лицо руками, пытаясь собрать мысли обратно в мозг. — Я не к тому, что это было... убийство. Я бы сам ему шею свернул за такое.       Плечи Тома опустились на полдюйма. Он откинулся на подушку и уже куда более расслабленно спросил:       — Так в чём трагедия?       — Ну... это... это семья? — неловко пожал плечами Гарри. — Даже если он спившийся тупой ублюдок.       Том одним движением брови показал, что он думает о кровном родстве с людьми, которые не являются членами британской монархии, палаты лордов или хотя бы Визенгамота. Но перебивать не стал.       — И я-то свою семью не знаю, может, их вообще нет в живых, — продолжил Гарри, стараясь погасить дрожь в голосе. — Скорее всего, нет. А ты просто взял и... ну, добил. Он действительно не выглядел хорошим человеком и всё такое, но... убивать?       — То есть тебя беспокоит то, что у тебя нет семьи, а я отказываюсь от налаживания отношений с тем, что к нам вышло?       — Вроде того, — ненужным движением поправил одеяло Гарри.       — А я? — снова улыбнулся Том.       Гарри хлопнул глазами. Нет, этот идиот действительно ничего не понимал в семейных и вообще межчеловеческих отношениях.       — Ну, ты заведёшь себе отличную семью и пятерых маленьких диктаторов, всех в тебя, — пошутил он, содрогнувшись от одной мысли. То ли от омерзения, то ли от жгучей ревности, не понять. Наверное, сельдерей был бракованный.       Том тоже дёрнулся, как будто в деталях представил жизнь с пятью маленькими террористами.       — Хочешь, с тобой? — ямочка возникла на щеке. — Детей я всё равно не люблю.       Лицо Тома выглядело абсолютно серьёзным даже с учётом этой улыбки. Гарри не мог понять, обижаться ему или смеяться из-за такого дивного чувства юмора.       — Том, это не так работает.       — Да-да, — закатил глаза Том. — Бабочки в животе, доверие, любовь и всё такое. Не испытываю. Звучит как болезнь.       — Боже, — уткнулся лицом в колени Гарри, — Ты. Невыносимый идиот.       — Зато ты не дуешься, — резюмировал Том, возвращаясь к остывшему мясу.       — Да, я сижу в одном укрытии с убийцей в глубинах самого криминального места магического Лондона. Уууу, страшно. Подай нож.

***

      Несмотря на этот разговор, ни легче, ни проще между ними ничего не стало.       Том ходил загадочный, как сфинкс, и зависал в пространстве. Гарри надеялся, что не над смакованием подробностей своего первого убийства, но Том так политкорректно сменил тему разговора, что этот вариант тоже мог быть.       Гарри… ну, не дулся. Сложно дуться на стихийные бедствия, неудачно сложившиеся обстоятельства, Тома и особенно комбинацию из всех трёх факторов.       Он просто был расстроен.       И видел в кошмарах зелёные отблески с опрокидывающимися телами, каждый раз разными. Игнатиус. Джейкоб. Нэнси.       Они лежали лицами вниз, изломанные и неподвижные, и во снах Гарри хотел убежать как можно дальше, но ноги сами несли вперёд, а руки тянулись поднять голову и посмотреть в разбитое мёртвое лицо.       Просыпался он без воплей, но с судорожным дыханием. Часто металось между рёбрами сердце. Блок сигарет, добытый в Лондоне, испарялся в рекордные сроки.       Где можно добыть зелье сна без сновидений среди уэльской глуши, он не знал. Прогулки по местному редкому лесу не делали сон более крепким: тогда просто вокруг хижины и человека в пространстве сна вырастал лес, скалился темными ветками, шуршал мхом.       Оставалось сжимать простынь, беззвучно ругаться и распахивать окно, выдыхая дым в темноту. Даже она больше не была привычным другом: казалось, что вон за тем кустом обязательно стоит и смотрит тебе в глаза тело.       Гарри ёжился, психовал и курил до момента, пока не начинал надсадно кашлять.       Спустя неделю он почти свалился с подоконника, когда дверь спальни распахнулась. В проеме стоял Том в пижаме, а не неведомое чудище, но всё равно пришлось душить крик в зародыше.       — Что? — оборонительно спросил Гарри, тыкая окурком в пепельницу.       Том переступил босыми ногами по ковру, отставил древнюю керосиновую лампу со смешными цветочками на пузатой подставке.       — Ты не спишь ночами, — через секунду уточнил: — И кашляешь мне по мозгам.       — Ну простите, ваше высочество, — фыркнул Гарри, отвернулся к окну и ещё раз вздрогнул. В свете лампы, бликовавшем в створках и остеклении, тело среди теней мозг дорисовывал особенно отчетливо. — Разрешаю спать дальше.       Он так чертовски не высыпался.       — Я бы спал дальше, если бы ты не кашлял на весь дом, — скрестил руки на груди Том.       В полосатой пижаме и со взъерошенным ворохом кудрей вышло не очень выразительно.       — Я бы спал нормально, если бы ты не обеспечил меня кошмарами, — не выдержал Гарри.       Выудил ещё одну сигарету из пачки, щелкнул зажигалкой. И когда он научится молчать, когда действительно стоило бы?       Том стоял несколько секунд с невыразительным лицом.       — Ты говорил, что ты в порядке.       — Я в порядке, — ткнул в его сторону тлеющей сигаретой Гарри после затяжки. В горле снова саднило. — В полном. И не хочу об этом разговаривать. Не будете ли вы столь любезны меня оставить?       Том сделал несколько шагов вперёд. Спальня была слишком маленькой для таких гордых разговоров через комнату; спрыгивать с подоконника и уходить было бы глупо, поэтому Гарри молча следил, как Том устраивается рядом, берет его сигареты и вертит в тонких пальцах.       Вспыхнул на миг огонёк зажигалки.       Лицо Тома отражалось несколькими слоями изображения в распахнутой створке. Лодыжки смешно торчали из штанин: кажется, он решил обогнать ростом фонарный столб.       Гарри не мог выгнать из головы картинку совсем других лодыжек и других штанов, грязных и шершавых под пальцами.       — Что? — недовольно спросил он через минуту молчания, когда Том выдыхал дым, задумавшись и глядя в темноту сада.       — Ничего. Ты же не хочешь разговаривать.       — Ну и вали отсюда?.. — хотел сделать утверждение Гарри, но получился почему-то вопрос. И тот не очень уверенный.       — Всё равно уже не усну, — стряхнул пепел Том.       Синяки под его глазами были не больше обычного. Врёт.       — Ты мне мешаешь, — ещё раз попытался Гарри.       Том только пожал плечами. Боги, богини, волшебники древности и что там ещё есть, как это можно любить?       Но любит же, мрачно резюмировал в своей голове Гарри, глядя на тень от чужих ресниц. Сам выбрал любить. Сам пожинает последствия выбора: Том не был хорошим и никогда им не станет. Кошмары, неприглядные поступки и морально скверные решения прилагались к премилому лицу.       — Том, — вздохнул он. — Я хочу спать.       — Спи.       — Я тебя сейчас из окна выброшу.       Том только смерил его взглядом, подтягивая колени к себе.       — Ты тоже всё равно уже не уснёшь.       — А вот и усну, — обиделся Гарри, спрыгивая с подоконника.       Ещё и чуть не обжёг пальцы, сминая окурок в пепельнице. Поёжился, поглядывая на окно; протопал босыми ногами до кровати; нырнул под одеяло, подвигал подушку поудобнее, проигнорировав то, что всё постельное уже было смято его ночными метаниями.       — Доброй ночи, — выразительно проговорил он, прикрывая глаза.       Сквозь ресницы было видно, как Том выдыхает дым в небо в неровном свете лампы, как расплывается его золотой силуэт на фоне тьмы.

***

      С утра он открыл глаза в пустой комнате.       Тяжелые шторы были завешены; керосиновой лампы не стояло нигде; даже пепельница блестела хрустальными гранями, чистая, как будто только что с фабрики.       Как будто ему всё приснилось.       Не приснилось, с неудовольствием отметил Гарри, всем телом ощущая количество складок постельного. В горле тоже как будто нагадили чайки. Они же словно орали всю ночь между висков: в голове свистело.       Или это свистел чайник внизу? Если чайник, значит, Том уже давно проснулся. То есть сейчас дико позднее утро.       Омерзительно.       В короткой перемычке коридора между двумя спальнями стояли напольные часы. Утро оказалось не совсем поздним: девять тридцать. То, что сейчас не полдень, утешало. Остальное оставалось невыносимо раздражающим.       Гарри облокотился о кухонную арку и скрестил руки на груди.       Том, созерцающий чайник, обернулся.       — Утро, — коротко сказал он, отворачиваясь к коллекции заварок.       — Утро, — согласился Гарри с тем, как элегантно были опущены всякие утренние характеристики. Действительно ни капли не доброе. — Не кофе?       — Пуэр, — хмыкнул Том.       Он стоял ещё в пижаме, без следов расчески на отросших волосах. Под глазами обозначились синяки, которые у Гарри уже приобретали вид северного сияния: все оттенки от фиолетового до нежной зелени.       Точно не приснилось.       — Пуэр и утром. Ай-яй.       — Сигареты и ночами. Бедные твои лёгкие.       — Сам курил.       — Ну мне же надо было… — Том отвернулся к чашке, оборвав фразу. Бросил заварку. В хорошие дни он устраивал почти чайные церемонии, но этот день «хорошестью» точно не отличался.       — Что надо? — попытался вскинуть бровь Гарри, но не преуспел. Лицом оно ощущалось как нервный тик.       — Ничего, — спокойно протянул руку за чайником Том.       Чтоб он кипятком обварился.       Гарри фыркнул и продефилировал к своей турке.       — Я не нуждаюсь в присмотре.       Струя воды дрогнула, но капли не разлетелись дальше чашки.       — Конечно, не нуждаешься, — снова включил свой мерзко-терпеливый тон Том. — Я просто обследовал кольцо и нашёл одну вещь.       Гарри покосился на сосредоточенное лицо. Врёт. В первой части фразы точно.       Но спорить и ловить оговорки в такое гадкое утро не хотелось, так что он уступил смене темы:       — И что за вещь?       — Позавтракаем – покажу, — поставил чайник на место Том.       После такого оказалось, что наспех почищенный апельсин в одно лицо – тоже вполне себе завтрак. Том даже не успел допить свой чай, но тянуть не стал: поднялся наверх за шкатулкой.       Вернулся и со шкатулкой, и с палочкой. Видимо, всё было действительно не так просто.       — Только руками не хватай.       — Я похож на идиота?       Судя по взгляду Тома, тот действительно решил побыть хорошим вежливым другом и не подкалывать на очевидную провокацию. С чего бы это.       Шкатулка так же открылась после шипения; Том подхватил кольцо кончиком палочки, опустил на стол – то глухо стукнуло, падая. Стол не взорвался. Камень не раскололся. Том стоял торжественный, как надувшийся индюк.       Гарри недоуменно посмотрел на всю эту композицию.       — На камень смотри, — нетерпеливо сказал Том.       Кажется, стоит бросать вечернее чтение с лампами. Для того, чтобы разглядеть тонкие выемки в камне, пришлось сощуриться.       — Это?.. — снова не смог собрать в кучу все слова Гарри.       — Да, — не менее многословно выразился Том.       — Начальству ты это, конечно, показывать не собираешься, — наклонил голову Гарри, воссоздавая в памяти все прошлогодние обеды.       Символ Гриндевальда, знак победы над смертью из детской сказки, перепутать было сложно. Имя самого тёмного лорда называть вслух не хотелось: мало ли. Магия есть именование и намерение, меньше взываешь, к чему не надо, меньше неприятных неожиданностей.       Том сощурился. Кажется, злобно. Гарри слишком хотел спать, чтобы расшифровывать эти эмоции.       — Это моё.       — Да я и не претендую, — дернул плечом Гарри. — Но ты уверен, что сможешь замаскировать?       — Я и не собираюсь носить... при нём, — явно усомнился в его интеллекте Том.       — Уверен, что тебя не повесят? — безразлично спросил Гарри.       Выдержать тон нужной бесцеремонности было несложно, но внутренне он поморщился от одной мысли. Операции «Том снова затеял какую-то чушь» становились утомительнее и опаснее с каждым разом. Когда-нибудь его распотрошат на органы, а Гарри будет стоять с видом «я предупреждал».       Кажется, недосып здорово влияет на его жизнелюбие… и здравомыслие, вероятно, тоже.       — За что? — озадаченно посмотрел Том. Переигрывал с удивлением. — Это вещь моей семьи. Я не обязан рассматривать все царапины.       — Как знаешь, — устало согласился Гарри.       Несмотря на кофе в желудке, на все разборки между мелкими и не очень магами ему было плевать с высокой перины вожделенного дневного сна, который начнётся вот сейчас, когда он поднимется в спальню и отключится до обеда.       Том снова непонятно посмотрел в его сторону и завис, рассматривая расписную тарелку в буфете.       Может, тоже спать хотел. Неудивительно.       Хлопки крыльев оказались неожиданно громкими: они оба вздрогнули.       — Вспомни… начальство, — проныл Гарри, направляясь к кухонному окну и крупной сипухе.       Совы в такие защищённые места могли прилетать только от определенных адресантов, и это точно не были их хогвартские однокурсники.       Сипуха торжественно протянула ногу. Гарри отвязал свёрток, игнорируя все намеки на печенье: ни печенья, ни бекона, а апельсины они сами съедят.       Развернул записку, заплясавшую перед глазами латиницей, поморгал, пока текст выстраивался в строчки, почитал по диагонали.       — Возрадуйся, — прокомментировал траурным тоном. — Нас ждут прям завтра.       Том вздохнул, вглядываясь в разводы заварки в его чашке.

***

      Портключ извлёк из тела все органы, перемешал их и запихнул обратно, кажется, не в том порядке.       Гарри приземлился на ноги, но согнулся, придерживая рукой живот. Они что, в Америку перемещались? Или портключ делал кто-то криворукий, хотя в данном случае это исключалось. Он даже думать более-менее сформировано боялся, хотя почитал книги Тома по чтению мыслей и теперь знал, что содержимое чужой головы надо ещё распаковать, никто фоновые намерения окружающих не читает.       Том рядом рассеянно моргал. Счастливым он тоже не выглядел, хоть и пришёл в себя быстрее.       Комната без опознавательных знаков: стандартный околоэдвардианский интерьер, стеновые панели, резные углы кресел, широкий камин. Судя по размеру, дом волшебников. Незнакомый. Комната даже без окон; впрочем, мало кто делал окна в каминной.       Ошеломленные перемещением органы чувств включались один за одним. Гарри наклонил голову. Что-то было сильно не так, но он, даже безмятежно проспав половину дня и потом ещё всю ночь, не мог понять, что.       Том дёрнул уголком губ и уже открыл рот, но раздались лёгкие шаги.       Они оба стряхнули палочки в руки непроизвольно, на отработанных рефлексах: древко скользнуло по ладони раньше, чем в голове оформилась первая мысль.       Одновременно до Гарри дошло, что же ему мешало: в воздухе пахло солью и железом, и это был совсем не запах моря.       — И вам хорошего дня, дети, — раздался знакомый голос, более звонкий, чем положено по возрасту.       В проёме, тоже придерживая палочку в расслабленных пальцах, стоял Гриндевальд. Верхняя вычурная пуговица на рубашке была расстёгнута, рукава и вовсе закатаны почти до локтей.       На лице спокойная, ленивая полуулыбка, золотистые кудри аккуратно лежали вокруг лица.       На ближней к щеке пряди волос виднелись багровые следы крови.       Гарри чуть на ковёр не вывернуло.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.