***
Март приближался преждевременной капелью, последними попытками февраля проморозить коридоры и проплешинами на земле: старая трава уже сгнила, а новая даже не собиралась появляться. Опыт жизни в каменном замке подсказывал, что выглядывающее из-за туч солнце – заманчивая иллюзия для тех, кто хочет, чтобы ветер сбил с ног и унёс шляпу, но всё равно большинство студентов хоть ненадолго высовывались на улицу. Те, кому нужно было брести до теплиц или гулять с метлой – а с ней сносило ещё больше – наперевес до квиддичного поля, были не так оптимистичны. Гарри же являлся пессимистом в кубе: помимо обязательных травологии, ухода и тренировочных пыток от слишком амбициозного Флимонта его ждали дивные ночные прогулки под звёздным небом. Аккурат от залежей валежника до одного тайного прохода, где в лицо каждый раз прилетает новый паук, потом ещё по холодным коридорам до подземелья, после бодрой трусцой до башни (и сразу в душ, потому что пот аж стекает в носки). Мантия-невидимка всё-таки одна, а их с Томом двое. Лестниц в замке больше сотни. От конца прохода в Запретном лесу до начала прохода в замок добрая половина мили. Повезло, что все соседи по спальне были слишком заняты своей личной жизнью, чтобы докапываться до его отлучек. И что Дамблдор действительно милосерден: собравшись с духом и записав аргументы, которые на месте тут же забыл, Гарри выдал длинную речь «ну невозможно три часа в неделю отскребать пыль и при этом выиграть в отборочных дуэлки». Три превратились в два, зато месяц в полтора. Том раздражённо поджимал губы, но правом голоса в таких вопросах не обладал: Гарри и так получил «удовлетворительно» за два домашних подряд. А Том получил целую комнату каменных полок с ветхими книжками. Нет, Гарри честно ценил доисторические гримуары, древние фолианты и прочие штуки, в которых и пергамент страшно трогать: рассыплется к драным книззлам прямо в пальцах. Но с точки зрения прагматизма наследие Слизерина было сомнительным: василиск со склонностью к геноциду, одна штука; книги на древнеанглийском, античнофранцузском, латыни, греческом и неопознаваемой клинописи, Том едва продрался сквозь несколько текстов со словарём и назвал их безнадёжно устаревшими, но любопытными, полдюжины штук; криво инкрустированные кинжалы грубой работы, пара наименований; гора мелочей вроде хрустальной чернильницы со змеиным силуэтом, которую ещё попробуй помой нормально. Гарри считал, что из всего этого самой толковой была возможность поделать домашнее в идеально тихом, спокойном, лишённом студентов помещении. Чем ближе дело шло к экзаменам, тем меньше его смущала даже гигантская рептилия, потому что некоторая часть школьников осознала, чем же они занимались первую половину года и в какие сроки это теперь нагонять. Все остальные поймут в мае, и там случится форменный кошмар, но и сейчас Тайная комната была заманчивой альтернативой библиотеке: никто не попросит учебник «на минуточку», разве что Том через плечо перегнётся, чтобы прочитать нужную строку. Том считал… Гарри не знал точно, что считал Том, но, когда невзрачный кусок стены впервые распахнулся после диалога с сытым, лениво шипящим василиском, Том практически пискнул от восторга. Гарри немедленно стребовал обещание не лазить в комнату без него и теперь наслаждался зрелищем, как Том рвётся между всеми его делами и стремлением закопаться в бесполезной исторической нудятине вместе с ушами, затылком и завитком волос на лбу. Самого Гарри к святым текстам не допустили, зато потрогал кинжалы – за рукоять, он всё-таки не идиот, вдруг клинки отравлены, – и осознал, что чего-то он не понимает в великих наследиях. Том был счастлив до шальной улыбки и ладно. Ну и «опекуны» прислали ответ, как гордятся их школьными успехами. Гарри мог поставить свою палочку, что летом эта опасная комбинация психопатов добудет сумку с расширением пространства – редкостный дефицит на войне – любой ценой и утрамбует всё, что отсюда можно вынести, чтобы спокойно исследовать.***
Такая же широкая улыбка красовалась на лице Джона Белби, который подпрыгнул с воплем «йеее!» на весь класс. — Отлично! — прокомментировал Гарри, шепнув заклинание и движением запястья поднимая манекен. Вот что-что, а дуэльные манекены он теперь может ставить как угодно, когда угодно и даже левой ногой, если умудриться зажать между пальцев палочку. Может, и со своим старым летним другом теперь справится ещё быстрее. «Манекен : Белби, 18 : 1», записал он в блокноте. Тот был тщательно отвёрнут от всех, кто может в него заглянуть, охранялся пуще Той Самой Тетради Тома и содержал столько его педагогических провалов, что Гарри собирался сжечь его в конце года. Он с каждым занятием – они стали чаще, потому что отбор перед пасхальными каникулами неумолимо приближался, а Гарри надо было тренироваться на кошках и сокурсниках, – всё больше уважал профессора Вилкост. Такая мощь. Такое терпение. Такая бесконечная выдержка по отношению к кретинам, которые к четвёртому курсу всё ещё лажают в простейших связках и промахиваются мимо манекена, стоящего в десяти футах. А ведь часть этих кретинов ещё считала себя дуэлянтами и лезла в клуб. За ведение последнего Гарри был готов лично возвести профессору памятник в полный рост, а может, и повыше. Он не обольщался: большая часть успехов подопечных – врождённая грация и часы наработки, а не великие преподавательские навыки. Кто-то – например, Медоуз, дела в семье которой по слухам были совсем плохи, – слился. Несколько человек пришло: в «полноценный» дуэльный клуб они сунуться боялись, зато пробная версия с сокурсниками и манекенами полностью устраивала невозможностью получить по лицу мерзопакостным проклятием. Гарри считал, что эта возможность как раз делает дуэли интересными, а в манекены покидаться любой дурак на чарах может, но тактично молчал. Он тут куратор проекта, зарабатыватель кредита доверия у Дамблдора и человек, получающий запись в список «плюсы за то, чтобы сделать Поттера префектом в следующем году». Под всем этим – спасатель идиотов. На несколько человек меньше глупо уронят свои палочки в случайной стычке, растерявшись. — А у меня не получается, — проныла третьекурсница. Нэнси хмыкнула якобы по другому поводу и отвернулась к окну. Над этим «не получается», исправлявшимся, как только Гарри подойдёт на дистанцию в фут, они смеялись которую неделю. До мелкой ещё не дошло: та двигалась к своей цели с похвальной целеустремлённостью. Лучше бы училась с такой же. Хуже была только Уоррен. — Покажи, что не так, Маргарет, — улыбнулся Гарри, спрыгивая с парты и захлопывая блокнот. Она даже была похожа на Уоррен: мелкая, с мышиными волосами и немного выпученными глазами, разве что без очков и одета приличнее. — Вот, — неубедительно тряхнула запястьем Маргарет. —Brachiabindo! Гарри щёлкнул языком, признавая, что при настолько кривом соматическом компоненте – девочка даже не старалась – заклинание сработать действительно не может. Мелочь затрепетала ресницами. Гарри окончательно приуныл за маской улыбчивого куратора: их точно никогда нельзя знакомить с Миртл, очень повезло, что девчонки на разных курсах. Уоррен после «спасения» из туалета воспылала преследовательскими чувствами к обоим своим принцам и доставляла немало неприятностей. На жалкие попытки девичьего кокетства внимание и не обращали: не она первая, не она последняя. Зато манера выныривать в самые неожиданные моменты с «привет, Гарри!» вызывала подергивание глаз. Что ещё хуже, пигалица делала это демонстративно, перед подружками, и по несколько раз за неделю; откуда в ней столько смелости, не очень понятно, зато совершенно ясно, что когда-нибудь она попадётся в очень неудачный момент. Хорошо, если не в пасть василиску или под руку злому Тому, что примерно одинаково по степени смертоносности. Гарри спасало то, что этот учебный проект значился только для гриффиндорцев, и умение бегать по его секретным делам тайными коридорами. Тома – репутация его слизеринской компании, к которой и подойти страшно было, поэтому «привет, Том!» в его сторону не прозвучало ни разу – только томные вздохи и длинные взгляды. Саму Миртл спасал факт, что Гарри все-таки не выдержал и нажаловался Лафингтону на поведение «мелкой из твоей зоны ответственности». Рейвенкловский префект поджал губы и вздохнул, зато ход через туалет вечерами был свободным, без шансов напугать эту плаксу. — Думаю, тут дело в движении запястья, — сказал Гарри вслух, пока Маргарет не приняла его приступ задумчивости за молчаливый флирт. — Смотри. Он положил пальцы поверх тонкого девичьего запястья с браслетом из бусин. Чуть сжал, касаясь пульса. Тот ускорился ровно под указательным пальцем, и Гарри ещё раз мысленно вздохнул. Это было скучно. — Ты заводишь руку вверх… ага, вот так… ведёшь по спирали направо, полторы петли… мелкая петля и росчерк вниз, — слова он сопровождал руководством расслабленной, как вареная макаронина, конечности. Когда Том однажды в преподавательском порыве поправил ему выход из восьмой связки, Гарри чуть руку не вывернул от резкости жеста. У девочки не было шансов не то что завоевать его внимание, а хотя бы хорошо стартовать в дуэлке: даже не особо интересуясь младшими курсами, он знал, что конкуренты растут хорошие. — А теперь резче. Давай, я в тебя верю. — Brachiabindo! — взвизгнула Маргарет, сносно повторяя спираль с выходом вниз. На манекен вяло, но неуклонно упали верёвки, понемногу стягиваясь. Реального оппонента они разве что задержат, никак не свяжут, но и это было неплохо: всего третий курс, ещё и при таких исходных данных. Осенью она не могла яркой меткой в манекен попасть. Гарри подмигнул зардевшейся девчонке и перешёл к Игнатиусу, художественно отращивающему манекену белые волосы. Судя по луку из искусственных ушей, пятнам на груди и теперь шевелюре, нареченная снова чем-то провинилась. До отборочного тура оставалось три недели.***
Потом две недели. Как-то резко, как будто ход календарной ленты ускорялся вместе с пробуждением природы. Неделя. Гарри отменил занятия проекта, завалил проверку по нумерологии, бараньим взглядом уткнувшись в массу чисел, и даже с лестниц порой спрыгивал с разворотом через левое плечо. Сутки. Он щёлкнул по рунам, завершая зеркальную связь, и уткнулся лицом в подушку.***
Как бы Гарри ни предпочитал разборки один на один с медсестрой и судьёй в качестве исключения, на финал отбора набилась почти вся школа. Кто-то пришёл поддержать друзей, кто-то поглазеть, как размазывают по полу соперников, кто-то за компанию, кто-то не хотел оставаться один в гостиной. Нет чтобы на выступления школьного хора так приходили, думал Гарри, нервно сминая галстук в руках. Он настолько нервничал, что подскочил раньше весеннего восхода: пока крался по спальне, собирая вещи, тускло-синяя дымка с клочками облаков сменилась на мазки терракотовой пастели, а кусочек солнца высунулся из-за холмов. За время, когда рассеянный утренний свет преобразовывался в привычные чёткие квадраты на полу, разделённые оконной решёткой, Гарри успел сгонять в душ и рефлекторно надеть школьную форму. Так и пошёл на завтрак, как дурак, очнувшись среди разноцветья выходной одежды. Пришлось нагло идти к концу стола и забирать кофейник, мешая напиток богов со сливками и третью сахарницы. Видят эти самые боги, ему сегодня понадобится. Завтрак закончили раньше обычного: преподавателям требовалось время, чтобы соорудить дуэльный постамент и конструкцию из скамеек. Гарри хватило получаса, чтобы взлететь к башне, перепрыгивая через ступеньки, и под смешки соседей поменять форму на дуэльную – другие ботинки, небрежно накинутая мантия. Галстук с шеи сдирал уже на обратном пути, поэтому и крутил сейчас в руках, прислонившись к стене в углу зала. Вдоль трёх стен стояли скамьи, оставляя дуэлянтам – восемь человек младшей группы и восемь старшей, будет по четыре дуэли за сам отбор и дополнительные две за «основной состав» – небольшой клочок пространства со стульями и даже ширмой для особо нервных. Профессор Вилкост вместе с преподавательницей рун завершали последние штрихи у помоста: не тренировочного, те были узкими и длинными, а полноценной площадки с тускло светящейся вязью по периметру. Там же стоял сомнительный усатый хмырь, выданный министерством на растерзание – якобы проверять технику безопасности и смотреть, чтобы школьники точно не покалечились. Может, хмырь и был профессионалом, но профессору Дамблдору, возводящему сложный комплекс щитов для зрителей, Гарри доверял больше. — Скоро там жеребьёвка? — спросил Хиггс. Он сидел на стуле, не открывая глаз, и постукивал палочкой по колену; деревяшка плевалась безобидными искрами, оседающими на полу, и всё это мельтешило в глазах, но Гарри друга не одёргивал. Сам бы постучал, если бы его не подбрасывало со стула настолько, что в итоге обосновался у стены. — Нет, — бросил взгляд Гарри на чашу, из которой должна вылетать разбивка пар. — Мы ж сами писать имена будем? — Да, — бросил Руквуд, сосредоточенно рассматривающий стену. — Чтобы точно случайно вышло. Так вышло, что гриффиндорец в младшей возрастной группе был один, и Гарри по-любому выпадал человек с другого факультета. Всё-таки успехи его «учеников» начались позже, чем прошёл первый этап отбора, поэтому весь Гриффиндор прямо сейчас шумел на скамейках и ждал чуда. Рейвенкловцев получилось аж два – Хиггс и пятикурсник Руквуд, который компенсировал неторопливость заклинаний их изощрённостью, в неприятном для Гарри (и его конечностей) смысле напоминая Тома. Сам Риддл возглавлял партию из четырёх слизеринцев и сейчас безмятежно смотрел в окно, сквозь которое дробился яркий, почти уже апрельский свет. Единственной мало что девочкой, так ещё и хаффлпаффкой была Барбара Боукер. Гарри не особо следил за ней до тех пор, пока не отправил то письмо, но заочно уважал: чтобы вообще пойти в дуэльный клуб в этом мире рукоделия и мнения каждой статуи насчёт длины твоей юбки, нужно мужество. В случае хаффлпаффки к мужеству прилагались какие-никакие навыки – она не плакала, когда падала, сосредоточенно щурилась и не стеснялась бросаться проклятиями в тех, кто смел её недооценивать. Гарри уже получил опыт недооценивания девичьего интеллекта и повторять прыжок на грабли не собирался. Боукер его смущала точно так же, как и остальные шесть участников. В старшей группе было два гриффиндорца, которые обладали всеми шансами пройти в финальную выборку, но это даже не вопрос чести факультета – Гарри просто не мог позволить себе облажаться, когда Том гарантированно пройдёт, и весь следующий год махать вслед платочком, провожая на приключения. Да ни за что. Он порвёт кого угодно, что бы там ни выкинула жеребьёвка, и будет продолжать молиться, чтобы не увидеть Тома на противоположном конце площадки до самой последней дуэли, решающей только то, какая команда будет основной. Вслед за выведенным на пергаменте «Гарри Поттер» упал обрывок «Том Риддл». Том сделал вид, что они с Гарри и вовсе не знакомы, но задел ладонь – мол, только попробуй подвести мои завышенные ожидания. Бросили пергамент прочие слизеринцы: Мальсибер, Лестрейндж и затесавшийся Джагсон. Улетели фамилии Руквуда и Хиггса. Последней возложила обрывок юная дама, встряхнув волосами – с неделю назад она просто пришла на занятия с неровно обрезанным каре, и Гарри мысленно записал «волосы лезут в лицо» в список её недостатков. После должного количества нудятины, вступительных речей и пота, проступавшего на скользких ладонях, чаша выплюнула бумажки в руки бесстрастной Вилкост. Даже студенты затихли, такая тишина висела не на всякой потоковой паре. — Порядок младшей группы: Руквуд – Риддл, – стала сухо зачитывать профессор, и Гарри выдохнул от облегчения. — Хиггс – Боукер. Лестрейндж – Джагсон. Поттер – Мальсибер. Два слизеринца смерили друг друга мрачными взглядами. Хиггс улыбнулся Боукер, не ответившей на улыбку. Гарри дал пять Вилфорду: не лучший вариант, потому что слабым дуэлянтом Мальсибер не был, но хотя бы не бить девочку. И точно будет весело, даже если позорно. Том и Руквуд смотрели друг на друга, как две кобры, не поделившие кролика на нейтральной территории. Том даже выспался для приличия, судя по тому, что тени под его глазами как будто никогда и не существовали. Руквуд был на курс старше, на одну семейную библиотеку изощрённее и, по слухам, твёрдо вознамерился попасть в Отдел Тайн: туда брали лучших. Впрочем, их семейная библиотека вряд ли была сильно хуже. И Том собирался быть как минимум правителем всея Британии, взлетев по политической карьерной лестнице и наступая на оппонентов. Гарри смял галстук в руках до такой степени, что дальше им только подоконники протирать.***
Багровый луч заклинания разбил щит, и Руквуд тяжело, медленно рухнул на колени, выронив палочку. Том отбросил волосы со влажного лба и улыбнулся настолько искренне, насколько вообще мог улыбаться отдельно взятый Том Риддл под взглядами больше чем сотни студентов. Гарри наконец выдохнул, поняв, что задержал дыхание на почти всю финальную минуту: росчерки заклинаний, летающие кисти рук с палочками, скользящие шаги и разлет дуэльных мантий завораживали. Дуэль длилась почти пять минут, на которых она официально закончилась бы ничьей – то ли Тому надо было посамоутверждаться перед аудиторией, то ли Руквуд был действительно так хорош. Почти половину этого времени оппоненты стояли за щитами, раздумывая над тонкими проклятиями, и в целом поединок напоминал шахматную партию; это было бы не зрелищно, если бы не факт, насколько сложно было удержать щиты и исполнять такие зубодробительные даже в произнесении штуки. На их учебных тренировках у Тома редко сбивалось дыхание. Сейчас он кивнул мадам Дженнингс, что в порядке, спрыгнул с помоста и направился к стульям; Гарри видел блестящий от пота лоб, расширенные зрачки, чаще обычного вздымающуюся грудь. Тем не менее, на стул Риддл сел с видом, как будто вернулся с послеобеденного ленивого променада, и выдал отточенную улыбку сопернику. Тот махнул ладонью, тоже сваливая от колдомедицины – Том не давал ни единого шанса его дисквалифицировать, поэтому и повреждений у Руквуда не было.***
— Мегера, — флегматично сообщил Лестрейндж, глядя, как Хиггс поспешно уворачивается от канареек. Заклинание было простеньким, но за Джейкобом уже находился скользкий ледяной пол, а рассекание палочкой воздуха он услышать не мог: получил на второй минуте временную глухоту. — Да, как-то резко, — рассеянно согласился Гарри, переводя взгляд на хаффлпаффскую часть скамеек и к судьям. Профессор Вилкост с каменным лицом держала пергамент, несколько раз уже потянувшись пером, чтобы отметить нарушение. Но кончик пера не коснулся свитка, значит, технически дуэль продолжалась. Они почти год были в одном клубе и на тренировочных стычках, но Гарри до этого не замечал такой хлёсткости и жёсткости исполнения заклинаний; Барбара, раскрасневшаяся и с копной разлетающихся при поворотах волос, загоняла Хиггса в угол прямо на грани дуэльного этикета. — Говорят, у неё семью на континенте вырезали недавно, — скучающим тоном прокомментировал Джагсон, щёлкая чётками в руках. Гарри прокрутил в руках палочку, чиркнув по воздуху. Сжал гладкое тёплое древко пальцами. — Думаешь, мстить будет? — заинтересованно повернулся Лестрейндж к сопернику. — Хаффы, — пожал плечами Мальсибер, бросающий непонятные взгляды на Гарри. Выступать последними было не лучшим вариантом: они оба уже завелись, а надо было выдержать полторы чужих дуэли. — Не совсем по отчаянной мести. — Старшая с гриффиндорцем встречается, — тоже дёрнул плечом Джагсон. — Британские Боукеры в трауре, ей летнюю свадьбу отложили. — Юфимия? — напряг память Гарри, вспоминая, как наткнулся на Флимонта с его дамой сердца. Его собственное сердце неприятно, стыдливо сжалось в груди. Какова вероятность того, что между письмом, реакцией и «вырезали семью на континенте» нет связи? — Да, — бросил Джагсон. — Тише, девочки, — открыл рот молчаливый Руквуд. Лестрейндж недовольно обернулся, потом кратко посмотрел на Тома. Том, расслабленно следящий за нанесением лёгких телесных повреждений в официальных рамках, на миг опустил ресницы. Слизеринцы тут же обзавелись серьёзными выражениями лиц и действительно затихли. Гарри очень веселила эта динамика их факультетских отношений. Руквуда, судя по краткому смешливому взгляду, тоже, но у Гарри было больше привилегий и закрытой информации. К облегчению, затопившему Гарри до кончиков пальцев жаркой волной, Барбара проиграла: так увлеклась втаптыванием оппонента в грязь, что пропустила рывок Джейкоба, отчаянный, но тщательно выверенный. Повреждений больше было у него, но палочку уронила она. В глубине души Гарри считал дуэльные поединки очень плохим подобием реальных боёв: герр Фишер как-то показал, как реальные боевые маги решают такие вопросы за первые десять секунд. Падать носом вниз в полностью спеленутом виде, пусть и на маты, Гарри не понравилось. Над потрёпанным Хиггсом уже махала палочкой не слишком обеспокоенная мадам Дженнингс, а Боукер устроилась на самом дальнем стуле, уставившись в стену. Кажется, она сдерживала слёзы. Том на секунду встретился взглядом с Гарри. Его глаза блеснули отсветом от настенных факелов, но Гарри прочитал в этом «видишь, к чему приводят эмоции в процессе работы?» – это был их давний, бесконечный и бессмысленный спор. Гарри закатил глаза и хлопнул по плечу поднимающегося Лестрейнджа. В следующей стычке он ставил на Дара: лучше иметь в команде друга, чем едва знакомого и раздражающего пятикурсника Джагсона.***
За пять минут до старта его дуэли у Гарри начали дрожать руки; он пропускал между пальцами шершавую ткань галстука, медленно, сосредоточенно дышал на счёт. Перед глазами мелькали вспышки: Дариан со вкусом размазывал соперника. Двигался он, как Том, заклинания использовал, как Том, и даже вот эта манера скользить на полтора шага назад от щита была неуловимо риддловской. Не с такой скоростью, конечно. И не с такой точностью. Но не оставалось сомнений, что Лестрейндж в «клубе» Тома был, а Джагсон – нет: слишком ошеломлённо пятикурсник хлопал глазами на некоторые пассажи. Гарри пару раз сомкнул ладони, когда часть зала зааплодировала, а Лестрейндж смешливо раскланялся. До этого он даже не замечал звуков от зрителей – они азартно комментировали каждое шевеление и трансфигурированный песок в глаза оппоненту, но мозг фильтровал эти звуки, превращая их в невнятный гул. Дуэльная мантия – облегающая чёрная катастрофа с разлетающимся подолом, так сложно застегнуть во всех нужных местах, зато так удобно ходить, – не подразумевала карманов, так что галстук пришлось оставить на стуле. Гарри сознательно не смотрел ни на скамейки с болельщиками, ни на участников отбора; механически повернулся к помосту, дошёл до него почти маршевым шагом. Хлёстко провернул палочку в ладони, улыбаясь профессору Вилкост и запрыгивая на возвышение. Она открывала рот и что-то говорила, но это снова был шум, бессмысленный и бесполезный. Гарри знал дуэльный кодекс и традиционные слова наизусть. Мальсибер сощурился в ответ на улыбку, делая пару шагов от края помоста. Был ли у него шанс? Ну, нет, решил Гарри, перекатываясь с пяток на носки и размяв рабочее запястье. Побеждает тот, кому больше надо, и Гарри было совершенно необходимо порвать всех. В конце концов, ему через пару месяцев об этом отчитываться, и он просто умрёт, если после такого количества тренировок проиграет какому-то студенту. Гарри ещё раз сверкнул улыбкой, склоняясь в приветственном поклоне, и в финальный раз обвёл взглядом окружающий мир: хронометр в руке Вилкост, Дамблдора у подрагивающей линии стационарных щитов, лица возбуждённых школьников, группку своих соперников – или будущих товарищей по команде, кто знает. Наткнулся на взгляд Тома, который перестал делать вид, что рассматривает потолок, и теперь изображал замороженную плотву со своим безразличным выражением лица. И резко успокоился, скользнув ведущей ногой вперёд, чтобы оттарабанить первое заклинание. Мальсибер тоже работал с Томом: это было очевидно, скользило между его движениями, оборачивалось вокруг выбора заклинаний. Но Гарри был лучше. И Гарри был ближе. Гарри знал, как танцевать между тенями, умел вертеться угрём и не боялся рухнуть на колени на помост вместо того, чтобы вскинуть щит – это пришлось сделать в первую же минуту, избегая парализующего проклятия. И ещё раз, отправляя своё с низкой точки. Маги в основном были удивительно беспечны, бросая заклинания с высоты своего роста и ровно в грудь оппонента. Дуэли – это проверка творческого мышления, решил Гарри, бросая веер из трёх: все безобидно увеличивали части тела, но они же были настолько редко используемыми, что пробивали щиты, а внезапно раздутая рука или ухо могли сбить с толку. Вилфорд почти балетным пируэтом увернулся от всех. Кровь в Гарри пела, сердце часто стучало в груди. В него самого всё-таки что-то попало – смутно знакомое, сжимающее грудь фантомным недостатком кислорода, – и прыгать горным козлом стало тяжелее. Гарри бросил обиженный взгляд, взмахом палочки возводя щитовые чары: нежно-голубая мыльная плёнка с формой настоящего щита, искажающая лицо Мальсибера напротив. Тот тоже тяжело дышал. Будь они на тренировке, Гарри вскинул бы два пальца вверх: мол, перерыв, дайте кислорода бедным мышцам и мозгу. Хронометр тикал, беззвучный за его шумным дыханием, так что Гарри на выдохе ляпнул «Hesitace lingue!» – и завершил заклинание в прыжке, неловко дёрнув запястьем, но не смазав движение. Он тоже может использовать слизеринские хитрости. Оппонент с заиканием просто не выговорит большинство сложных проклятий. Когда Мальсибер возмущённо открыл рот и захлопнул обратно, Гарри возликовал. Коротких боевых проклятий было немного. Шансов попасть из прыжка тоже, но не зря их так гоняли на квиддичных тренировках. — Seta! — раздалось звонким голосом Вилфорда. Сам шерстью покрывайся, подумал Гарри, бросаясь на пол. Том как-то считал скорость заклинательных лучей: из спортивного интереса, но Гарри очень пригодились эти выкладки, теперь он знал, насколько быстро надо уворачиваться. — Fumos, — вскочил с коленей он, помотав рукой в воздухе по сложной траектории. Из палочки повалил тёмный дым, много и быстро. Он должен был осесть в воздухе через десяток секунд, но десять – это почти идеальное преимущество, потому что отменяющее дым Cliario Airos Мальсибер выговорить без заикания не смог бы. — Agglutium, — прошептал Гарри, указывая куда-то в направлении соперника: заклинанию не нужна была точная цель, оно просто приклеивало к полу ботинки и было отработано до автоматизма этими драккловыми спусками по трубе. — Incarcerous. Он надеялся, что Вилфорд успел выставить руки перед падением.