***
— Так что случилось с Медоуз? — спросил Эдгар, плюхаясь на свою кровать. Художественный конкурс энтузиастов закончился ничьей, чтобы никто не подрался за звание лучшего художника с выбиванием стёкол оппонентов, и они – Нэнси, Роза, Эдгар и Гарри, Игнатиус с Септимусом куда-то ускакали – поднялись в спальню номер один. Гарри недовольно потряс кистью: суставы считали, что настоящие маги колдуют быстро и смертельно, парой связок и сразу до победы, а не утруждают себя выписыванием вензелей из изморози. Посмотрел на девочек. Эдгар замечал многое вокруг себя, но в случае с каменным лицом Медоуз и её осанкой вида «проглотила доску, забыла выплюнуть» сложно заподозрить, что что-то не так, без дополнительных подсказок. — Ой, — вздохнула Нэнси, приземляясь на кровать рядом с Гарри. Печальной она не выглядела, скорее готовой пересказать все сплетни от А до трёхсотого подпункта Z. — Вы ж слышали про декабрьский список запретов? В будущее резюме Гарри запишет «профессионально чувствую себя дураком». Он был в курсе даже того, что Гитлер лично взял на себя управление сухопутной армией, но не существования какого-то запретного списка. — В общем, — продолжила Нэнси, не дожидаясь ответов, — у неё ж семья ингредиенты поставляет, бизнес такой. Ну и вот. Теперь не прибыль, а одни штрафы, если продолжат, а там трое детей и всё на поставках было. — Что хоть запретили? — решил, что если позориться, то по полной, Гарри. — Какие-то растительные ингредиенты, — пожала плечами Роза. — Думаешь, она нам рассказывает? — Ну, вы же… девочки, — неосмотрительно ляпнул Эдгар. — Ай! Он получил три набора грозных взглядов и один шлепок по голове. Гарри уставился просто за компанию, но с ноткой сочувствия: за больше чем месяц своих отношений умный друг уже мог бы узнать, какие фразы девчонкам говорить не стоит. Гарри вот почему-то знал. — Девочки, — высокопарно проговорила Нэнси, — не всю свою жизнь в спальне рассказывают. Ты ж вот не знаешь, с кем в итоге встречается Уизли? — Ну… — потупился Эдгар. Который вообще-то знал: Уизли-Мальсиберовские игры на грани боёв без правил и ситкома с закадровым смехом утомили всех, кто хоть когда-нибудь участвовал в Разговорах Об Отношениях В Спальне Номер Один. — И ещё говорят, что мы болтаем, — хмыкнула Роза. — Но это сплетни, которые вы узнали из ниоткуда, вы же помните? — От слизеринцев, — махнул ладонью Гарри, чувствуя, как возмущены жестом все кистевые мышцы. — Всегда и всё валим на слизеринцев. — Это не твоя реплика, — расслабленно откинулся на колени Розе Эдгар. — Ну, Игнатиуса же нет, — Гарри, имеющий другое мнение по поводу баланса в отношениях, на Нэнси падать не стал. Притягивать её к себе, впрочем, тоже: если очень долго притворяться тупым, есть шанс, что тебя им и сочтут.***
Открытие Тайной комнаты осложнялось целым ворохом разнокалиберных обстоятельств. Во-первых, двум занятым студентам удалось выщемить время только субботней ночью. В субботу большую часть дня занимал дуэльный клуб. В воскресенье у Гарри аккурат с утра, как только бледное зимнее солнце сделает из сумерек видимость, квиддичная тренировка, и пропускать её было бы подозрительно. Опять же, женский туалет. В любой момент вне комендантского часа там могла обнаружиться девочка, не дотерпевшая до какого-нибудь менее учебного крыла. Хогвартс – замок масштабный и полный загадок, студенты обнаруживались где угодно и когда угодно. У них имелась мантия-почти-невидимка, которую Гарри исследовал и признал рабочей, но у жизни был закон подлости, и не хотелось проверять, кто победит. Во-вторых, почти час у них заняла зеркальная дискуссия о том, сунется туда только Том по праву наследника или с Гарри как «бесполезным прицепом» по версии одной стороны и «жизненно необходимой подстраховкой» по мнению второй. Соседи по спальне постепенно переставали шутить по поводу «передёрнуть по-быстрому» и «идите в душ, юноша, чего вы полог задраиваете», а Гарри не хотел добавлять ещё больше странностей к своим учебным привычкам. Такие закрывания полога без единой полосы под свежий воздух были слишком подозрительными. Но не более, чем упорное желание Тома прихватизировать себе всё найденное, упав в эти знания и утопившись (официальная версия Гарри, высказанная вслух), или убившись к драным книззлам на какой-нибудь ловушке из-за того самого закона подлости (это Гарри не озвучивал, здраво опасаясь, что его найдут повешенным к утру, и плевать, что Том не знает пароля от прохода). В-третьих, страшно до дрожащих коленей и тремора рук. Им, все мерлиновы тестикулы в полном подсушенном наборе, пятнадцать. Ну, в оптимистичном подсчёте, потому что Гарри до пятнадцатилетия ещё полгода. На такую авантюру нужна дружина из боёвки со страховкой из невыразимцев и оцеплением из половины Министерства, а не два подростка. При попытке хоть как-то рационализировать грёбаный кошмар Гарри бледнел, прокручивал палочку так, что ещё чуть-чуть и сломается, и мечтал спрятаться под собственной кроватью, проспав всё. Поэтому за пятнадцать минут до условленного времени он уже стоял в тени алькова за статуей, практически подвывая от ужаса, но только про себя. Пришлось жёстко контролировать дыхание, чтобы не сопеть, как загнанный фестрал, и не сорвать операцию раньше времени. Гриффиндорцы на таких тупых вещах не попадаются. «Зато отлично и храбро умирают в безумных затеях», любезно подсказал мозг, и Гарри крепче сжал пальцы на палочке. Если с безумной затеей не сможет разобраться самый умный студент Британии, являющийся наследником Слизерина по всем возможным правам, то у него хотя бы будет смешное надгробие: Гарри оставил записку под подушкой, никаких деталей и десяток надписей на выбор. И всё-таки он вопреки всему надеялся, что змею там просто так вырезали. Мало ли, случается. В честь Евы, вкусившей плод от змея-искусителя, и плевать, что маги в основном язычники даже сейчас, не то что в те древние времена. Том вынырнул из теней так внезапно, что Гарри почти заорал. Но только втянул воздух, рассматривая бледное лицо и блеск в глазах. Во имя скрытности, возможности быстро убежать и вместительности мантии-невидимки, рассчитанной на одного (пусть и массивного) мага, зимними плащами они пренебрегли; Том стоял в чёрной рубашке, так что только лицо с кистями и выделялось. Всё, что можно было, они обговорили на каникулах и предыдущим вечером. Так что Гарри молча достал заправленную на пояс мантию-невидимку и накинул на обоих, шагнув ближе к Тому. Ткань проскользила в потных ладонях, растеклась дезиллюминационным заклинанием: его мантии-невидимки и имитировали, будучи очень дорогим и недолго работающим аналогом для тех, кому нельзя было светиться магией. Том стоял близко-близко, фактически дышал в ухо, и точно мог ощущать дрожь коленей. Привычный запах его духов был совсем слабым, и под звенящим озоном притихла книжная пыль. Как истинный гриффиндорец и очень смелый человек, отважно падающий в пике на помеле, скреплённом только чарами, с девяностофутовой высоты, Гарри застыл и не собирался никуда двигаться. Поэтому Том шевельнул рукой, обхватывая пальцами его запястье, и легко потянул из-за статуи. Жёваная мандрагора, он же сейчас нащупает этот бешеный пульс. Гарри двинул рукой, переплетая их пальцы. Ладонь Тома была холодной и сухой, – как будто он не обливался потом, когда нервничал, а превращался в инфернала с температурой окружающей среды. Насчёт «нервничает» даже сомнений не было: обычная версия Тома бы мгновенно пошла, всё быстро сделала, задрала нос и высокомерно помахала рукой с горы сокровищ. Этот Том медлил, двигаясь неторопливо и отточенно. Пересечение коридора в десять футов далось примерно так же тяжело, как весь осмотр замка, вместе взятый. Дверь после толчка отворилась без скрипа; Гарри обернулся, проверяя пустой коридор, и аккуратно закрыл её за собой. Мамочки. Кем бы там его мамочка не была. Чтобы не отставать от Тома, пришлось срочно подходить к раковине. Забавно было стоять, не отражаясь в зеркале: только контуры мантии мерцали, когда они двигались, даже свет дежурного факела не преломлялся. В неровном ореоле тусклого освещения даже собственные руки казались бледными инфернальными граблями. Страшно было до одури. Пальцы Тома коротко прошлись по его запястью, и Гарри глубоко вдохнул, задерживая воздух. Сосчитал до четырёх. Выдохнул. Повторил пару раз. Мозг перезагружался, мысли текли всё более степенно. Их паническое метание в стенках черепа переходило к нервному, но структурированному плаванию в глубинах извилин. Мерлин, это какой-то слишком глубокий уровень рефлексии, нельзя думать про внутренности собственного мозга. Пришлось снова опускаться на колени, и, пока Том задумчиво созерцал змеюку, Гарри расправил широкую мантию в шалаш над их головами. Делать что-то настолько обыденное и детское тоже успокаивало, но он всё равно забыл, как дышать, когда Том приложил ладонь к змее. Это была первая версия из огромнейшего списка, действительно включавшая кровавые жертвоприношения, но про ту часть Гарри тоже думать не хотел. Змея ожидаемо осталась холодным каменным барельефом. Гарри сосредоточился на заклинании, привязанном к браслету, который Том непонятно где и за какие сиятельные заслуги выменял – оно зазвенит, если кто-то в ближайшие полчаса пересечёт незримую линию. Связующее заклинание было уровня шестого курса и помимо зубодробительной инкантации имело такую связку из движений кисти, что Гарри всерьёз задумался просто наладить конструкцию из лески и колокольчика. Но умные и отважные не сдаются, поэтому он передвинулся, прижавшись плечом к спине Тома, и размял кисть. При всех тренировках один раз облажаешься – и на тебе стоит тот самый буйвол из рассказов Флитвика. Фейерверка из искр, дыры в полу или колокольного звона на всё здание не случилось, так что Гарри счёл заклинание успешно выполненным. Острая лопатка Тома впивалась в плечо, но отодвигаться было некомфортно: как будто они могут потеряться, отлипнув друг от друга, на сотне квадратных футов туалета. Гарри ещё раз переполз, чтобы сидеть лицом к змее, поправил браслет на руке. Он холодил запястье так же, как и плитка под коленями неприятно охлаждала суставы – Гарри ещё с факультатива помнил, что это нехорошо и потом резко вставать не надо. Мазать стены кровью, принадлежащей Тому или не совсем, было одним из последних вариантов. Сейчас вроде бы черёд парселтанга: чем ещё различать «свой-чужой» среди потомков, как не языком, который невозможно выучить? Гарри вот пробовал. Ручная змея Тома ухохоталась бы, если бы могла мыслить достаточно абстрактно для чувства юмора. И да: Том тихо, неприятно зашипел, сливающийся шёпот звуков скользнул по помещению и по позвоночнику Гарри заодно. Было в этом что-то от крадущейся к жертве кобры, даже если Том говорил змеиное «привет». Стена не шелохнулась. Том поджал губы, подумал и положил руку на змею перед тем, как прошипеть что-то более короткое. На этот раз по позвоночнику проскользила не только речь, но и шорох отъезжающих внутрь камней. Хорошо, что пальцы Тома едва касались змеи: они могли бы и рухнуть в тёмный зев прохода. Оттуда в лицо прилетело сухим воздухом, прохладным, но затхлым. Как будто никто не посещал этот проход тысячи лет. Как будто внизу только верная смерть. Как будто– Гарри медленно вдохнул, снова задерживая дыхание. Панику стоило запереть в отдельном внутреннем сундуке. К выпуску такими темпами он станет мастером ментальных наук – или поседеет. — Lumos, — шепнул Том. Проход оказался трубой: ужасно сделанной, даже близко не круглой, с сухой слизью на стенках. — Спасибо, что не канализационная в том самом смысле, — нервно прошептал Гарри. Проход открылся так легко, что даже подозрительно. Серьёзно, вторая попытка и одно шипение? Внизу точно смерть. Том хмыкнул, но хмык вышел каким-то истерическим. — А закрыть можешь? — Гарри пришла в голову идея, которую они до этого не обговаривали. Все, что шло дальше открытия прохода, казалось само собой разумевшимся. Кто ж знал, что тут целый трамплин, как паршивая горка для бассейна? Оставалось надеяться, что их не ждали канализационные внутренности Хогвартса – ну, в том самом смысле. Это была бы самая нелепая смерть из возможных. — Вроде, — пожал плечами Том, всматриваясь в трубу, насколько позволял неяркий огонёк. — Я сказал ей открыться, должно сработать и на закрытие. — Тогда стопроцентно внизу какая-нибудь дрянь, — оценил вслух подозрительную легкость ситуации Гарри. — Страшно? — повернулся Том, тени легли на скулы. — Да, — честно признался Гарри. Том неопределенно поджал губы, осматривая туалет, как будто на них может вынырнуть призрак или сам директор. — Тоже, — наконец сказал он. Всё, теперь пути назад нет. За свидетельство момента слабости его закопают прям под ближайшим унитазом, если Тому срочно не подсунуть что-нибудь манящее. — Пошли? — криво улыбнулся Гарри. — В теории я могу веревку подержать, чтобы ты не уехал. Или к умывальнику привяжем. — Мы маги, Поттер, — о, теперь снова «Поттер», как в старые недобрые времена, отлично. — Ты забыл «дорогой». — Для моих нервов, — плебейски закатил глаза Том, умудряясь быть королевой драмы даже на коленях у дыры в туалете. — Заклятие приклеивания помнишь? — Ну. — С подошвой справишься? — Не нуди, — поморщился Гарри. — Если что, левитацией подхватывать? — Именно. Будь любезен, не размажь меня о стены. — Я тренировался, — шепотом повышенной театральности возмутился Гарри. — Надеюсь, не в размазывании, — не мог не оставить последнее слово за собой Том, выныривая из-под мантии. — Или ты можешь здесь подо… — Щас. Том только вздохнул, погасив свет и обрабатывая подошвы ботинок: проклятие временной липкости не только отлично склеивало противника с полом дуэльной площадки, но и имело множество бытовых применений. Карабкание по дико подозрительным древним трубам среди слизи, например. На паре расскажешь – весь класс обхохочется. Пока что хохотать хотелось только Гарри, ступающему в эту плесень своими недешёвыми ботинками с палочкой в руке, браслетом на запястье и мантией-невидимкой за поясом. От нервов. На первом этаже никаких дыр в планировке, кабинеты плотно стыковались друг с другом, так что падать точно очень высоко и больно: куда-то в подземелья, если не ещё ниже. Ещё и свет надо поддерживать. Не авантюра, а СОВ по чарам досрочно. — Мне нужно проверить, закрывается ли он с человеком внутри, — сообщил Том таким лёгким тоном, как будто он не опускал этой фразой сердце Гарри куда-то в пятки. — Проверяй, — отозвался Гарри не менее легко, сжимая пальцы на палочке и судорожно вспоминая, нет ли у него клаустрофобии. Даже если да, было поздно поворачивать назад: Том наловчился шипеть без промедлений, единым плавным звуком. Оказываться изнутри в момент этого скрежета было ещё неприятнее, чем смотреть в провал. Гарри дотронулся до камней: тоже какой-то барельеф. Чуть надавил ладонью. Открываться по намерению или толчку руки проход не собирался. Идеальная ловушка для всех, кто выбесил слизеринских наследников. Раньше, чем он успел прочувствовать всю гамму переживаний по этому поводу, напротив снова возникло лицо Тома с этим выразительным оценивающим взглядом. — Не умер, — отчитался Гарри. Том молча шагнул вперёд. Практически протянул руку, опираясь на стенку, но опомнился: свет палочки высвечивал потёки, выглядевшие ещё противнее, чем слизнячьи потроха на зельеварении. Камни съехались за его спиной, снова запуская притормозившее сердцебиение. Спускаться было несложно: труба больше напоминала выбитый проход, крутой, но не вертикальный. Иногда подошвы проскальзывали по нанесённым отложениям и они оба замирали, но бытовые заклинания – великая вещь, и отработанное часами висения на метле чувство баланса тоже помогало. Когда через две минуты их не сожрали, не разрубили падающими решётками и не пронзили внезапной стрелой, Гарри даже немного вдохновился. Мемуары написать по понятным причинам конфиденциальности не выйдет, но внукам будет что порассказывать. Исключительно гипотетическим внукам: что делать с чудовищем класса пять икс, Гарри нынче представлял, а с живой девочкой в том самом плане – нет. Страх затих, обернулся вокруг затылка и постукивал в такт мелким шагам. Было душно и холодно одновременно, пар вырывался изо рта и кружил в ореоле света от палочки. Тот же ореол обеспечивал их тенями: искорёженными и длинными, расползающимися по стенам прохода. Идти пришлось недолго. Гарри не засекал время первого шага, но минутная стрелка часов уползла едва ли за пять делений, когда Том притормозил и остановился. Опустил палочку, указывав на ещё более тёмную и мрачную дыру – проход резко становился круче, обрываясь концом трубы. Гарри прислушался, но не услышал никакой текущей воды или другой гадости, в которой можно было утонуть. — Прыгать? — обречённо спросил он, переставляя ступни ёлочкой, чтобы точно не свалиться. Шёпот неприятно разошёлся по проходу, и неуёмное воображение тут же представило, как к нему сползаются десятки змей. — Да ну, — рассеянно отозвался Том, увеличивая яркость света. — Смотри, высоко, но не критично. Гарри подполз ещё ближе. Окей, падение больше походило на прыжок с высоты роста, это плюс. Перед глазами высвечивались не только тёмные (и даже на вид чертовски твёрдые) плиты пола, но и множество мелких костей, это минус. С другой стороны, эти кости были точно не человеческими, и Гарри добавил это в список положительных моментов сегодняшнего мероприятия. Дольше думаешь – сложнее прыгать, решил Гарри уже в процессе полёта вниз.***
Рожа основателя была куда хуже идеального лица его дальнего потомка. Если быть честным, совсем уродливой. Или скульптору мало заплатили, или Слизерин не отличался эстетическим вкусом. Архитектору при этом заплатили достаточно, поэтому зал был с размахом, бассейнами и колоннами. Малахитовые столбы оплетали декоративные змеи. В резервуарах поблёскивала при свете палочки вода – застывшая, маслянистая на вид. Его высочество основатель стоял каменным унылым столбом, впечатляющим своей колоссальностью и унижающим самой концепцией: как бы ты не двигался, ты оказывался у ног статуи, маленький и ничтожный. Их всё ещё не убили, и это было чертовски подозрительно. Гарри даже начал надеяться, что у него есть шанс вернуться раньше утра, особенно если удастся подпрыгнуть и подтянуться к краю трубы. Об этом надо было думать раньше, чем прыгать из неё. Если бы Том был не так занят вертением головой и параноидальной проверкой каждого шага на ловушки, он бы уже высказал всё, что думает. Гарри пытался быть оптимистичным. Они всё-таки ещё живы. Плюс вряд ли сомнительно почтенный почти старец, воплощённый в статуе, лично ковылял со своим посохом под таким уклоном. Это явно аварийный выход или какая-нибудь система подачи провизии. Должна быть нормальная дверь, открывающаяся в приличный проход. Пока что боковые проходы не походили на приличные. Им пришлось обследовать каждый: камень, затхлость и кости мелкого зверья вместо ковра, подло хрустящие под ботинками на все катакомбы. Ни великой библиотеки темнейших гримуаров, ни гор золота, ни завалящего перстня. Медальон, болтавшийся у Тома на шее и тускло блестевший в свете палочки, выглядел самой дорогой побрякушкой этого подземелья. Вот и стояли у статуи, как дураки. Впрочем, это же слизеринцы. Как будто они могут положить вещь на нормальное видное место. Даже то, что они до сих пор здесь дышали, могло быть просто каким-нибудь проклятием очень длительного действия: чтобы ничтожный посягатель на сокровища агонизировал неделями, а не скучно умер за минуту. Поэтому Гарри сильно не расслаблялся и даже достал пергамент-шпаргалку – это в приключенческих фильмах и легендах герои такие быстрые на импровизацию и гениальные решения, он, как правильный герой, подготовился и едва знакомые заклинания выписал списком. Непосредственных угроз вроде бы не было, поэтому Гарри опять перевёл взгляд с Тома на страшную рожу. Сощурился, поднимая палочку. — Она не цельная, — сообщил Гарри, наклоняя голову. Да, теперь он был уверен. Все стыки статуи были аккуратными, едва заметными даже с учётом грубой отёски; но нижняя челюсть с козлиной бородкой выделялись резкой, темнеющей щелью. Том шепнул заклинание, не утруждая себя ответом. Свет его палочки погас; остался ореол люмоса Гарри, тени на стенах заострились. Змея на ближайшей колонне блеснула глазами из кристаллов. Рот статуи осветился: бледный, рассеивающийся на глазах туман, выделивший контуры большого прохода. — Вот это уже больше похоже, — проговорил Том. — Мантию на себя. И свет тише. Закатывать глаза от командного тона было неуместно, так что Гарри накинул ткань на плечи, отмечая, сколько пятен уже посадил на рубашку. Набросил капюшон. Ощущение растекающейся слизи отодвинуло другое, всё это время висевшее у края сознания – пристального, недоброго взгляда, хотя revelio никого не показывал. В план входила мысль, что Тома, как наследника всего и вся, могут не убить из любви к кровиночке. В варианте древних чистокровных семей эта любовь была порой страшнее, чем многие пытки, но неважно. А вот Гарри в любом случае попадал под расхитителя гробниц, потому что отважного спутника героя легенды обычно в проверки «достоин ли» не включали. Свет из ниоткуда смотрелся странно, поэтому Гарри оставил огонёк, больше похожий на светлячка. Проморгавшись, он всё ещё мог разглядеть колонны и массивные каменные ступни, как будто всё это время в помещении находилась подсветка без источников. Том с зелёными отсветами на бледной коже казался ещё более неземным – или инфернальным, с какой стороны посмотреть. — Тут тоже наверняка парселтанг, — заметил он, стоя напротив статуи гротескным отражением. И, не дожидаясь ответа, прошипел примерно то же, что и предыдущей стрёмной двери после стрёмного прохода стрёмного туалета. Если бы Гарри надо было резюмировать всю эту авантюру в одном слове, это было бы «стрёмный». Статуя осталась неподвижной.***
Через почти полчаса Гарри пожалел, что не захватил к пергаменту ещё и перо: записывать не сработавшие варианты, чтобы не загружать гениальный мозг хмурого Тома. Обошёл весь зал по периметру, задирая голову у колонн – змеи на них вились к сводчатому потолку. Посветил в резервуары с водой, убеждаясь, что если там и есть дно, то лучше в него не всматриваться. Посидел по-турецки почти у самой статуи, размышляя о гибкости человеческой психики. Вот только что ноги тряслись, а вот скука смертная. Он бы и подремал там, но пол был действительно твёрдым, воздух – прохладным, а инстинкт самосохранения всё ещё трепыхался в пределах рёбер. Даже обследовал все те проходы, где тупики и заваленные части были довольно близко. Все кости всё ещё были древними настолько, что могли рассыпаться в труху, и не человеческими. Это утешало. — Время? — спросил Том среди шипения так неожиданно, что Гарри почти подпрыгнул. — Час. Том вздохнул, прикладывая ладонь к глазам. Говорить «старый хрыч с его манией на сложные загадки» было непредусмотрительно, поэтому Гарри просто ещё раз демонстративно посмотрел на часы. В девять утра они скакали по дуэльной площадке, в следующие девять утра ему висеть в воздухе, и этот вопрос был отличным шансом утащить Тома спать. Тот как раз устало посмотрел из-под ладони. — Пошли искать выход. — Правый – тупик, левый не смотрел, там сзади ещё пара обвалов, — кратко отчитался Гарри. — Тогда левый, — пожал плечами Том. Сильно расстроенным он не выглядел: проход они нашли, в безопасности убедились, никуда от него этот протухший склеп не денется. Древние маги были существами предусмотрительными: не приходилось наклонять голову или прижиматься друг к другу. Каблуки ботинок едва слышно стучали по полу, сглаженному слоем отложений. Слизи меньше не становилось. Она как будто устилала всё, засохшая до хлопьев. — Надеюсь, там не прячется гигантский слизняк, — неловко пошутил Гарри, обходя очередной островок. — Слизнорт бы умер от зависти, что такого нет в его клубе, — проговорил Том. Внимательности он не терял: потирал глаза, но постоянно шептал что-то смутно знакомое. Отличный разрушитель проклятий бы вышел, если бы не амбиции на уровне императора всея магического мира. Гарри пытался придумать остроумный ответ следующую минуту. Получалось не очень: спать хотелось больше, затхлость воздуха и недостаток кислорода перекрывали даже боевой азарт. Втайне он надеялся на то, что проход неведомыми путями выведет к гриффиндорской башне, но шансы были нулевыми. — Зато у меня есть целая группа завидующих, что их в этом клубе нет, — наконец сказал Гарри, заглядывая за угол. Даже от этого прохода отходили отростки, но все они заканчивались тупиками. В одном месте камень отвалился, и обнажилась земля с торчащим корнем. Значит, они все-таки под подземельями, но не смертельно глубоко. Слово «смертельно» в этом месте приобретало новые значения, иронично-правдоподобные. — Не то чтобы они многое потеряли. У тех, кто не приглашён, всё равно хода в действительно стоящие социальные круги нет, — флегматично отозвался Том, проходясь по половине друзей Гарри так же легко, как и по слизи, и с примерно таким же выражением лица. — Эй. Это мой маленький клуб. Там даже есть мои друзья, — изобразил обиду Гарри. — Чего-то добиться в жизни могут только члены моего клуба, — хмыкнул Том. Гарри аж затормозил. Чертыхнулся, выравниваясь — каблук ботинка уехал вместе с равновесием. Какого-какого клуба? Этот вопрос он и задал вслух, спокойно и вкрадчиво. Том моргнул, поворачиваясь. За его плечами выросла размытая тень от света палочки. — Я с осени с ними встречаюсь, — сообщил Том ровным тоном. — Или тебе официальное название? Гарри как будто ткнули палочкой в кадык. Или ножом в спину. Если не драматизировать, то, по крайней мере, стукнули по голове. То есть Том взял и не сказал. После всего. Нет, после всего. Это «всё» было настолько всеобъемлющим, что Гарри непроизвольно сжал пальцы на палочке – к счастью, он не первокурсник, чтобы lumos гасить из-за сбивчивых мыслей. Ну ладно, он всё-таки драматизирует. Но имеет полное право! — Нет, мне не нужно официальное название, — вышло неправильно, натянуто. Том заметил. — Что не так? — Ничего, — легко пожал плечами Гарри, направляясь дальше по проходу. Совсем-совсем ничего. Ты на него часы жизни, ползать по трухе и бронировать квиддичное поле, а он даже не удосуживается за столько времени сказать, что уже сбил свой маленький клуб фанатов темной магии. Интересно, кто в нем? Паркинсон? Малфой? Кого там Том записал в пресмыкающихся и будущих коленопреклоненных? Том нагнал его за пару шагов, длинноногий мерзавец. Пошёл рядом, в шаге от левого плеча. Смотрел он вперёд, и Гарри ощутил толчок медленного, тягучего гнева внутри. Не то чтобы перед ним кто-то был обязан оправдываться, конечно. Взял и сделал. Взял и не сказал. Мелочи. Наверняка даже и не подумал. — Гарри, — обратился Том. Гарри безмятежно повернулся, расслабив лицо. Не хватало ещё здесь подраться. В глубинах подземелий они разнесут замок, сейчас он был в этом уверен. — Гарри, — повторил Том, дёрнув бровью, как будто хотел иронично вскинуть. Но лицо его осталось равнодушным, на той грани усталости, когда нет сил изображать дружелюбие. — Что случилось? Объясни. — Ничего, — с огромным удовольствием сообщил ещё раз Гарри. От приказного тона волна эмоций прошлась вдоль рёбер, опадая в солнечное сплетение. — Я не понимаю, — остановился Том, и в этот момент, нахмуренный и уставший, наверняка замёрзший в этой рубашке, он казался почти милым. — И я хочу понять. О, мистер Риддл и его топорные способы анализировать эмоции через других людей. Гарри бы сыронизировал что-нибудь на эту тему, но он ментально не мог разогнуться от жестокого пинка в живот. Физически-то всё было в порядке, конечно. Поэтому он сделал ещё пару шагов по инерции, притормозил – не стоило улетать к неизведанным ловушкам без наследника доисторического стрёмного хрыча. Поднял левое запястье, постучал по часам. Тени от палочки снова заплясали по стенам; Том опустил свою, так что сложное выражение лица было не прочитать. — Время, Том. Пора ускоряться, — мягко сказал Гарри, всей гладкостью интонации передавая, в чью именно жопу и с какими спецэффектами могут идти такие друзья, которым ты нужен только для достижения их целей. Комично, что сейчас январь. Ещё немного и у них бы был год без единой ссоры. Надо было ещё в прошлый раз запомнить, что Тому люди нужны только для решения его задач. Том небрежно пожал плечами, поднял палочку и пошёл вперёд. К моменту, когда свет скользнул по чертам его лица, оно снова было тем же: спокойно-снисходительным. Можно было подумать, что недавняя уязвимость приснилась Гарри в качестве его тайного желания.***
Проход сужался: незначительно, но сначала он стал ниже, а потом им пришлось идти ближе друг к другу. Древняя облицовка местами переходила во влажный спрессованный грунт. Этот спертый холод воздуха, смешанный с запахом свежей осенней могилы – Гарри честно понятия не имел, откуда в его голове такие ассоциации – мог бы погасить свечу или факел, если бы они не были умными предусмотрительными магами с огнями на палочках. Гарри почти хихикнул, представив себя с канделябром наперевес. Хороший металлический подсвечник – неплохая угроза древним чудовищам. Том бросил нечитаемый взгляд через плечо. Эти взгляды теперь доставались ему дважды в минуту, как по расписанию. Чужая мания контроля подпитывала обиду, которая медленно переплавлялась внутри из плескающегося гнева: вот океанические волны, а вот маленький свинцовый шарик. Вроде и не мешает, и зудит где-то между рёбер, стоит костью, попавшей в горло. Смеяться расхотелось. Гарри принял самый независимый и спокойный вид из возможных. Он умный и почти взрослый человек. Он не будет унижаться детскими разборками, кто, кому и что не сказал. Особенно с учётом того, что Том воспринял это «не сказал» как должное, как будто и не обязан был. Объяснение, почему это не так, займёт гораздо больше нервов, чем молчаливое дистанцирование. Тоже взрослый мальчик, разберётся уже как-нибудь со своими аспидами. А с найденным склепом повышенной заброшенности Гарри, конечно, поможет. Потому что нормальные друзья не отказываются от своих обещаний. И вообще. Сейчас мысль о том, чтобы даже теоретически рассматривать Тома как социально адаптированного человека, способного на какие-то отношения, вызывала истерический смешок. Раньше, чем Гарри успел накрутить себя до нового витка злости, проход окончательно превратился в земляной тоннель и пошёл под уклон. Гарри аккуратно потыкал палочкой распорки: на трансфигурации им хорошо вбили формулу проверки плотности вещества. Перекладины явно помнили ещё старину Салазара, но держались крепко. Том молча ждал, ступив вперёд тогда, когда Гарри развернулся. Ещё через пару минут намечающейся клаустрофобии путь наконец закончился. Тяжёлым даже на вид, покрытым пятнами ржавчины люком – таким же круглым, как и первая входная дверь, всё ещё шире размаха рук Гарри. Гарри попробовал прикинуть, сколько же они шли, но терпел неудачу раз за разом. Они долго друг на друга смотрели? А сколько минут они ссорились? Или нет, это совершенно точно не ссора. Но сколько они говорили и тратили на бесполезные, но имевшие шанс спасти им жизни заклинания? Часы показывали час семнадцать после полуночи. Хорошо бы обойтись без временны́х аномалий. Гарри слышал о таких: заходишь в комнату нормальным человеком, выходишь седой и с пепелищем в глазах. Мало того, что застрять было бы чудовищно неприятно, так ещё застрять с Томом… потенциальная зверюшка – ну не верил он в отсутствие сюрпризов – Слизерина не была милее только потому, что он всё-таки умный человек. Где ощущение предательства и где реальная агония смерти. Том прошипел какую-то ерунду, довольно хрипло – если парселтанг вообще имел такие оттенки тембра. Люк отъехал в их сторону. В нос шибануло оглушительным количеством запахов – всё ещё мокрая земля, прелые листья, ноты гнили и угасания, сглаженные снежным покровом. Запретный лес, мог уверенно сказать Гарри, готовый раскинуть руки и рухнуть на родную землю прямо сейчас. — Revelio, — вместо этого сказал он, почему-то тоже хрипло, и прочистил горло. Отголосок заклинания пометался среди неодушевленных объектов и затих: в пределах сотни футов никого не было. Гарри все равно выдернул из-за пояса мантию-невидимку, и Том подошёл ближе, остановившись в полушаге с самым нейтральным лицом на свете. Гарри подходить не стал: их ноги всё равно вряд ли увидят в безлюдном лесу. Том скороговоркой прочитал заклинание, отбивающее их запахи, дико редкое в бытовом применении – наверняка тоже понял, где они. Ох, как же очаровательно сейчас будет возвращаться в замок по зимнему лесу в одной рубашке. Здесь точно водилось зверьё выше третьего класса опасности. Гарри почти заскучал по комнате с маслянистыми бассейнами. Накидывать согревающие тоже чревато: мантия отлично послужила бы куполом для привязки, но имелся шанс разрушить все тонкие плетения чар, а они и так выдыхались скорее, чем хотелось бы. Шаг за пределы прохода был самым промозглым и неудобным в его жизни. И это ещё у него были нормальные ботинки без шанса зачерпнуть сугроб, в отличие от вычурных оксфордов Тома. Том, не дожидаясь просьб, закрыл проход. Спустя столько повторений шипение стало привычным, как постукивание пальцев Прюэтта. Гарри тем временем огляделся. Тёмные стволы деревьев, разрезающие ткань ночной реальности, стояли не слишком близко друг к другу; ближайшие полсотни футов и вовсе занимали рыхлые шапки снега с грязными пятнами земли. Обернувшись, он не увидел люк, через который прошёл минуту назад: ни дрожания в воздухе, ни преломления света. Иллюзия была настолько качественной, что он был уверен – протянет сейчас руку и пальцы мазнут только по древесной коре да валуну, который можно было заметить, только зная, что он здесь есть. Гениальный уровень магии. Кажется, это даже та самая поляна, возле которой он помогал профессору Кеттлберну кормить гиппогрифов. Это было бы смешно: тот краткий отблеск mysterium quarere над весенним ковром цветов, который мог привести их сюда сильно раньше. Холодные пальцы на запястье снова оказались неожиданностью. Том пугал его в третий раз за вечер. А огорчал – миллиардный за неполных пятнадцать лет, любезно подкинуло подсознание, пока Гарри переминался с ноги на ногу и смотрел на палочку в чужой руке – она указывала направление. — Пошли, — согласился он на невысказанный вопрос. Идти ночью по Запретному лесу было необычным ощущением, но, опять же, мелочи по сравнению с воображаемой долиной смертной тени и реальным затхлым залом со змеями. Гарри устал, замёрз и был готов сожрать половину кухни вместе с эльфами. Поэтому ковыляние по бурелому шло тем самым лесом, по которому они передвигались: зная, где тропинка, Гарри вышел ровно на неё и сосредоточенно месил грязь. Маги не следователи, да и отпечатки ботинок припорошит утренний снегопад. Крап Кеттлберна вряд ли обратит внимание на запах студентов, если они швыряют по опушкам несколько раз в неделю сотнями. Это если они не напорются аккурат на дежурного преподавателя в это совсем нецензурное время, когда заканчивались все обходы. Пока что Гарри был намерен нырнуть в замок через одну из боковых дверей, про которую мало кто знал из-за появления только по выходным, а дальше путь был отработан. — Доброй ночи, — тихо сказал Том, как только они оказались на особенно продуваемой сквозняками развилке между подземельями и лестничным холлом. Видимо, поэтому он стоял не так прямо, как обычно, и сжимал пальцы свободной руки. Гарри вот тоже восстанавливал кровообращение, перебирая палочку в пальцах – браслет он уже отдал, а больше крутить было нечего. То ли из-за негромкости голоса, то ли из-за неровного разворота плеч Том казался меньше и уязвимее. Какая очаровательная иллюзия. — Ночи, Том, — кратко отозвался Гарри, разворачиваясь на каблуках. Стоило прикинуть, что врать соседям насчёт больного горла, которое завтра его неминуемо ждало: очень уж хриплым вышел голос.