***
Кэрроу приземлился на спину и охнул. Гарри тоже охнул: он фактически слышал глухой стук, с которым лопатки Стивена проехались по полу фута три, так сильно его отбросило. Благо Гарри стоял совсем близко к помосту, почти на границе линии, за пересечение которой выбрасывали из клуба. Печальные случаи уже имелись, но Вилкост свято блюла границу между дуэлями и студенческими драками. Том опустил палочку, сделал несколько шагов вперёд и наклонился к противнику. Он изобразил самое ситуационно уместное лицо из возможных: тревога, разбавленная сожалением и сочувствием. Как будто Гарри не видел презрительный изгиб губ и восторг в тёмных глазах, когда луч вписался аккурат в грудь Кэрроу. Подёргивающиеся на палочке пальцы. Если бы мог, Том сейчас наступил бы на лежащего Стивена и сломал ему шею. Гарри встряхнул головой, сбрасывая наваждение, и увидел почти ту же сцену: приятно улыбавшийся Риддл протягивает руку помощи сопернику, почти нежно придерживая того за плечи и спускаясь к мадам Дженнингс. — Риддл-Кэрроу, выиграл Риддл, Кэрроу выбывает, — сухо сообщила профессор Вилкост, дописывая комментарий к поединку в пергамент. По правде говоря, писать там было особо нечего: дуэль длилась едва ли две минуты с учётом традиционных расшаркиваний. Том вежливо дал выстрелить парой детских заклинаний, сам погонял по помосту в ответ, даже не двигаясь за щитом. Потом вскинул руку, выпуская веер из трёх: ноги, грудь, голова. Самая простая схема для тех, кто умеет выполнять заклинания очень быстро – в ином случае у соперника есть целые секунды, чтобы убрать свои конечности с пути. Но Том был феноменально быстрым, на грани с невербальными заклинаниями. И с такой силой намерения, что Гарри иногда казалось, что он может произнести «хватит» вместо «finite» и заклинание сработает, не то что просто смазать слоги. Его последовательное исполнение заклятий казалось одновременным. У младшей возрастной группы просто не было шансов. Это понимал даже фикус в углу класса, притащенный на какую-то из особо длительных тренировок, поэтому все ставки делались на других финалистов одной восьмой отбора. Фамилии записывались с отступлением после первых двух, «Риддл» и «Поттер», и Гарри вздохнул. Не выделяться оказалось сложнее, чем он думал. — Поттер, Гриффит, вперёд. Ну вот, ещё и с девочкой. Гриффит – кажется, Магдален, но какая разница, – посмотрела на него огромными карими глазами. Гарри дружелюбно улыбнулся. Понятно, что шансы у девчонки были, только если он сам оступится и сломает шею, но раскидываться унизительными заклинаниями не в его стиле. Посылая заклинание подкашивания ног с неожиданной стороны, Гарри подумал, как Том точно бы воспользовался длинными волосами и проклятием обматывания. Фыркнул. Пролетел пару шагов до Гриффит, страхуя её падение – технически соперник должен просто оказаться без палочки, верно? Ну, палочку она уронила. Потом уже догадался махнуть своей, отменяя заклинание, и извиняюще улыбнулся. — Какой джентльмен, — с издёвкой прокомментировал Мальсибер, нервно постукивавший палочкой по ноге. — Завидуй, — бросил Гарри, помахав рукой девичьей скамейке, где вовсе не расстроенная Гриффит шушукалась с подружками. Девочек в дуэльном клубе было немного, и они быстро отделились в весьма опасную группу. Даже если кому-то из них не хватало физических сил или рефлексов, они добивали изощрённостью и знанием тонких, безобидных с виду проклятий, которые легко обходили стандартные щиты «против силы». Гарри не собирался недооценивать, на что способны эти фурии. Сейчас она премило моргает и не может поставить щит, а через два года держи сюрприз в тёмном коридоре. Подружки помахали в ответ и захихикали. Гарри подвинулся так, чтобы вернувшийся из туалета Септимус мог сесть только рядом с Мальсибером, и с недоумением моргнул в ответ на возмущённый взгляд. Демонстративным недоумением, конечно. Он выслушал столько шуток о сводничестве за последний месяц, что собирался заняться именно этим. — Как второй этап Хэйнса? — откинулся Гарри к стене, вытянув ноги. Согласно жеребьёвке, осталось не так уж и много участников, но уходить лучше всей компанией, а Мальсибер шёл только через три пары. — У-у-у-у, — проныл Лестрейндж. Слизнорт выдал целую речь, связывая одно из популярных косметических зелий, которые они варили, с приближавшимся балом. С его точки зрения, это должно было стать прекрасной мотивацией – хорошие зелья можно было забрать себе, так-то на рынке они стоили десяток сиклей за крохотный флакончик. По мнению Гарри, некоторым бы действительно не помешало: лица с акне были такими… пёстрыми, что перебивали красоту потенциальных платьев. Он благодарил всех богов, что в зеркале отражалась чистая кожа, и на всякий случай умывался несколько раз в день. Но зелье не зря относилось ко второму семестру: мало что трёхэтапное, так ещё и чахнуть над ним, ежедневно забегая проверить. Подземелья Хогвартса позволяли занять целые кабинеты такими многоэтапными зельями, но все эти «добавить через семнадцать часов ровно» никак не согласовывались с ритмом жизни нормального студента. Все, кто вовремя включил мозг, тут же образовали группы по добавлению ингредиентов. Слизеринцы, кажется, и вовсе видели свои только на занятиях, отдав все промежуточные процессы Паркинсону. В гриффиндорском классе в одном котле уже пузырилась розовая жевательная резинка вместо нежно-лилового варева: это Белби ни с кем не договорился и заработался в библиотеке. Теперь он наивно желал что-то исправить, и никто не стал лишать беднягу последней надежды. Гарри даже однажды потыкал мешалкой в это желе, надеясь, что сейчас с небес упадёт прозрение и пара нейтрализующих ингредиентов вернут консистенцию. Прозрение задерживалось. — Ты так ноешь, будто лично ходишь смотреть на своё каждый вечер, — прозорливо сказал Септимус, развернувшись к Дариану. — Знал бы ты, чем… неважно, — вздохнул последний. Кажется, помощь отпрыска семейства зельеваров была не бескорыстной. Иногда Гарри представлял себе огромные гроссбухи различных услуг, от «отодвинуться от входа в ванную» до «помочь достать ингредиент», которые студенты заводили сразу после распределения на Слизерин и тщательно подсчитывали, точно ли в их балансе отдать-получить полная гармония. — Но мазать на лицо то, во что ты бросал хвосты… — покачал головой Прюэтт, ехидно поглядывающий на Гарри после вилфордо-септимусовских манипуляций. — Ты думаешь, то, что у них на туалетных столиках, сильно лучше по составу? — кивнул Мальсибер в сторону девичьей скамейки. Младшая Боукер, уронившая рейвенкловца за полторы минуты метким и исключительно неловким для того проклятием, сосредоточенно полировала ногти. — Я думаю, что они могут намазать на себя что угодно, если им надо, — фыркнул Джагсон, которому недавно при горе свидетелей отказали в сопровождении на бал. Впрочем, ему как раз очень нужно было это косметическое зелье. Гарри с парнем, у которого на лбу целое звёздное небо, тоже не пошёл бы. Звякнул таймер, и все дружно развернулись к помосту. Гарри хлопнул ладонями: ничья между Питером Келли, который был записан в его учебный проект, и рейвенкловцем. Всего пара занятий, а Пит уже не только перестал тянуть заклинания по три секунды, но и выстоял пять минут против другого человека. Под недоумевающими взглядами слизеринцев Игнатиус дал пять Гарри, понимающе усмехнувшись. — Вперёд, мой рыцарь, — пнул Вилфорда в спину Септимус раньше, чем назовут фамилию. — Всё для принцессы, — дёрнул плечом Мальсибер, чуть ли не вприпрыжку отправляясь к помосту. Игнатиус повторил жест, но на этот раз Гарри получил локтем в бок от Септимуса и возмущённо покряхтел. Он определённо не хочет спрашивать, насколько шутливыми были последние реплики. Хватило того, с какой шальной улыбкой явился Эдгар после вечеринки, едва уложившись ко времени отбоя. Уже почти неделю они наблюдали эти взгляды от Боунса к Аббот и обратно на всех парах, а Гарри лишился напарника на большинстве занятий. Мерсер, обычно сидевшая с Аббот, тоже. Это неизбежно завершилось тем, что они с Нэнси любовались на голубков и синхронно закатывали глаза: Эдгар передвигал чернильницу, смущённо дарил пушистые перья и наклонялся к хихикавшей Розе, презрев текст лекции и своё желание хорошо учиться. Гарри помогал Мерсер таскать тонну её учебников, но это было совсем другое.***
Насколько напряжённой по эмоциям случилась осень, настолько же расслабленным оказался декабрь. Гарри практически слышал, как над его жизнью щёлкают шарики колыбели Ньютона, отлетая в стороны – то правый, то левый, никогда не двигая остальной ряд, никогда не останавливаясь. Жизнь вошла в ритм: напряжённый, полный ночной учёбы и исследований прямо перед отбоем, но ритм. Щёлк. Все солнечные дни окончательно испарились, сменившись тёмной серостью даже в три часа дня, и тени от свечей стали привычным атрибутом любого помещения. Периодически шла снежная морось, но она превращалась в тонкий слой изморози или грязевую жижу, смотря насколько холодало по ночам. Щёлк. Они выиграли последний квиддичный матч, пусть Гарри и пришлось хромать до больничного крыла, когда на следующий день синяк разросся на всю лодыжку. Зелёно-жёлтый, он портил всю гармонию и неприятно ныл целую ночь. Вспомнить, откуда взялся, было невозможно, но не сломанная нога и ладно. Щёлк. Стартовала зачётная неделя, и мир превратился в пергаментный шорох, надоевший запах чернил, от которого кружилась голова – или от недосыпа? – и акцию «добудь лимитную книгу, которую хотят все». Щёлк. Гарри провёл ещё пару встреч «учебного проекта», и Том заразительно посмеивался, выслушивая приключения ало-золотых воителей в квесте «попади в манекен с разворота». Несмотря на загрузку, они не переставали гулять по замку, но различия с прошлым годом были разительными. Том методично проверял и перепроверял каждый фут пространства, уверенный, что он найдёт то, что ему надо; спокойный и почти расслабленный – не оставалось сомнений, что так и случится. Щёлк. Он, конечно, прошёл в одну четвёртую отбора дуэльного клуба. Хорошее завершение перед перерывом: начиная с зачётной недели, почти все дополнительные активности сворачивались до января. Щёлк. Септимус собрал всё необходимое в кулак, пошёл ва-банк и пригласил Мальсибера сопровождать его на бал. Вилфорд, не отличавшийся лишней высокопарностью, принял предложение за шутку и согласился одновременно. Присутствовавший при разговоре Бёрк ржал на всё крыло замка, и теперь три загонщика, одним из которых был охотник, танцевали вокруг друг друга в сложной игре изощрённых подколок. Щёлк. Щёлк. Щёлк. Гарри поднял голову, улыбнувшись так, как будто он не хочет всё отменить и хорошенько отоспаться. Нэнси сияла в своём платье: простом по крою, но с причудливой вышивкой всего подола и серебристыми бусинами у декольте. Ах, так вот зачем ей надо было знать, в чём придёт Гарри. Он почти умер от ответственности, отглаживая фрак со всем этим миллиардом пуговиц. А потом от ощущения, что он капуста, когда полностью упаковался: сорочка, пикейный жилет, фрак причудливого магического фасона, положить ненужные часы на цепочке в карман, галстук-пластрон, над которым («девичий платочек!») издевалась вся спальня. Спасибо, что тоже белый. Не спасибо, что такой объёмный: Гарри два года привыкал к обычному школьному галстуку, не сковывающему движения, а тут боялся даже подбородок опустить. Лучше бы в обычной парадной мантии пошёл, она хоть легко надевается, но зачем-то решил выпендриться традиционными магическими одеждами. В отличие от прошлого года, даже не волновался. У него красивая девочка – впрочем, почти девушка, детские черты быстро менялись. Отличный костюм. Отработанный танец, и он мог головой отвечать за всех сокурсников, которые не прогуливали танцевальные занятия, что они не облажаются. Щёлк-щёлк, стучали шарики в голове, когда он с Нэнси, придерживавшей предложенную руку, спускался по горе лестниц и здоровался со всеми знакомыми. Щёлк-щёлк, стучали каблуки выстраивавшихся пар: ботинки и туфли, блики от украшений и шорох платьев, блестящие глаза и напряжённо поджатые губы. Щёлк-щёлк-щёлк, три счёта, правый поворот, не смотреть на стены – с тем темпом, который они набрали, может и голова закружиться. Гарри, конечно, справился. Задумчиво разглядывая узор платья Нэнси в промежутках между «смотрим в направлении танца», он боковым зрением видел сокурсников, и кручение тех навело на какую-то мысль. Очень ускользающую, мерцающую у границы сознания задумку. Кажется, что-то, связанное с ритмом танца. Когда она окончательно оформилась в голове, почти затормозил, распахнув глаза от неожиданности открытия; вовремя переступил, сориентировавшись, натянул дежурную улыбку обратно. Он планировал стать префектом пятого курса в следующем году. А на третий курс его факультета как раз перейдёт Хагрид: полувеликан, взятый во имя вселенского равенства за неведомые заслуги. Гарри никогда не интересовался этими вопросами, потому что лично ему скромный одногруппник не мешал, а фырканье отдельных радикалов всегда ядовитое, будь то «смесок» или плохая консистенция овсянки на завтраке. Полувеликан. Третий курс. Префект. Уроки танцев. Хагрид, который однажды сломал проход в гриффиндорскую гостиную, врезавшись плечом в портретную раму. Мерлин, он собирался упасть в обморок от ответственности прямо– — Гарри? — едва разомкнув накрашенные губы, спросила Нэнси, и они успели убраться с пути двух слонопотамов из Хаффлпаффа. — Ничего, извини, — притянул её чуть ближе Гарри, решив разобраться в этой проблеме позже. Лучше всего уже в следующем году. Вдруг Хагрид не сдаст экзамены? Милость Дамблдора безгранична, но Диппета точно нет. Сбой помог и с щёлканьем в мыслях, навязчиво пульсировавших отзвуками головной боли где-то у висков. Неприятное чувство подкатывало к горлу, как рвотный рефлекс на втором уроке зельеварения, где Слизнорт решил показать всю вариативность животных ингредиентов; кажется, стоило больше спать на зачётной неделе. Недавно он забегал в больничное крыло на дежурный осмотр, никаких травм головы не находили. Нужно всего-то пережить вечер и ночь до поезда домой, где бы этот дом ни был. Слово «домой» вызывало ещё более необычное ощущение, чем тот факт, что вот он ведёт девушку, незаметно перешедшую из «ну нормальная» в «очень симпатичная», почти в центре бального зала в дорогущем фраке. Кружащиеся пары немного меркли в глазах, как будто верхние свечи тухли одна за одной – хотя свет был на месте, и ничто не предвещало. Отодвигать от себя тарелку на обеде тоже не стоило. Танец заканчивался; Гарри поморгал, лавируя между разбегающихся пар к ближайшей стене, опёрся якобы непринуждённо, выдохнул. — Прости, пожалуйста, — повторил он вслух, убедившись, что в обморок падать не собирается. Было бы… неловко. — Ничего, вампиры в моде. И твои синяки под глазами оттеняют фрак, — безмятежно отреагировала Нэнси. Гарри собирался её расцеловать. Золотая девчонка. — Попрошу. Фрак другого цвета! — фыркнул он, снова вытягивая Нэнси в танцевальную зону – микроскопический перерыв закончился. — И кожа под жилетку, — продолжила сглаживать напряжение Нэнси. — Тебя научить пользоваться тональным средством? — Тон-что? — проговорил, почти не размыкая губ, Гарри – они проплывали мимо преподавательских столиков, и все должны знать, кто тут потрясающий танцор. — Штука для замазывания синяков, — пояснила Нэнси. — Под тон кожи. — Замазывать кожу в тон кожи? — вскинул бровь Гарри, хотя хотелось встряхнуть головой от степени абсурдности. — Замазывать обычную кожу в тон идеальной кожи. Ой, там много всего придумано, ты не хочешь знать. — Совершенно точно не хочу, — с ужасом сказал Гарри. — Спасибо. Ты можешь мне никогда больше про такое не рассказывать? — Договорились, — Нэнси развернулась, опираясь на его руку. Спустя вальс обязательная программа закончилась, и Нэнси целеустремлённо вывела его ровно в группу студентов. Кажется, это затылок Эдгара. — Прекрасно выглядите, Роза, Доркас, — кивнул он девочкам, сцапывая два кубка с пуншем с ближайшего подноса. Пока что безалкогольным пуншем. Можно поставить галлеон, что не дальше, чем через два часа на некоторых подносах будет стоять алкогольный. В ежегодной негласной игре «преподавательские чары vs сообразительные студенты» ёмкости зачаровывал лично Флитвик, каждый раз оставляя лазейки для талантливых: компромисс между наличием алкоголя и официальным запретом на него. И свой пытаться пронести не надо, и студентов развлекает – официальная программа с танцами подростков удовлетворяла не всегда. Эдгар выпрямил плечи и надулся так, словно лично шил платье Розы. Доркас поспешно поднесла кубок к губам, отпивая пунш. Гарри и Нэнси переглянулись. В бледно-зелёных радужках Нэнси плескалось веселье; Гарри мог поклясться, что тоже не удержал выражение лица. — Спасибо. Но даже мы не можем переплюнуть это, — кивнула в сторону Роза. Они все развернулись как раз к вихрю, пролетающему мимо: что-то красное и что-то зелёное, и, Мерлинова борода, разве эти люди не знают про сочетания цветов? Внутренний мсье Фурнье в мозгах Гарри корчился в муках. Гарри вгляделся в нарушителей визуального спокойствия. В болотного цвета мантии, официальной до зубовного скрежета и накрахмаленного кружева, радостно скакал долговязый Септимус; его медные волосы – какое счастье, что не ярко-рыжие, это было бы убийственно – взлетали шапкой и падали на уши. Придерживая Уизли за руку и положив свою ладонь на условную талию, мужскую партию танца исполнял Мальсибер в алом, выжигающем глаза сюртуке, попирающем устои дресс-кода. Они явно решили, что эпатировать общественность надо сразу до обмороков и писем родителям, а то двух парней среди нескольких других таких пар никто не заметит. Как Гарри вообще это пропустил аж три танца подряд и все сборы? Видимо, концентрация при головной боли ещё хуже, чем он думал. Или это был тайный охотнико-загонщический план, подразумевающий переодевание в какой-нибудь кладовке. — Да-а-а, — протянула Нэнси, — вот это точно неожиданно. Гарри с Эдгаром одновременно натянули невинные улыбки, но это их не спасло. — Вы знали? — проницательно спросила Медоуз, указывая бокалом почему-то на Гарри: право, как будто он мог быть зачинщиком хоть чего-нибудь эпатажного. Хотя, драккл побери, мог. Обычно и являлся. Он всё-таки был третьим из четырёх обитателей спальни по градусу разрушительности. — Про… эм… интересное цветовое сочетание – нет, — честно признался Гарри. — Вообще да. — И это серьёзно? — с любопытством развернулась Роза. — Чтоб я знал, — ещё более честно развёл руками Гарри. — Я их не спрашивал. Всё равно ж не скажут. — Ой, да ладно с ними, — отобрала его полупустой кубок Нэнси, отставляя обратно на поднос. — Пока мои ноги не умерли от каблуков, я хочу танцевать! — Всё для вас, моя леди, — склонился Гарри в полупоклоне, пока Нэнси якобы надменно задрала нос. К счастью, Нэнси с её каблуками устала раньше, чем Гарри всё-таки выдохся, и в стайке подруг улетела «припудрить нос». Гарри довольно вздохнул, раскланялся – вернее, раскивался – с Олдридж и Бёрком, Хиггсом и МакКиннон (надо будет отдать пять сиклей Прюэтту, он не угадал с хаффлпаффкой), и даже Абраксасу сообщил, что тот прекрасно выглядит. Это был новый стиль язвительности специально для Малфоя. Отчаявшись гасить конфликты и терпеть ехидные поддёвки, Гарри теперь просто расплывался в улыбке и делал комплимент прекрасным волосам, «дивным ланитам», умению витиевато вести беседу или коже выпендрёжных ботинок. Абраксас так смешно терялся, что первый раз и вовсе глупо хлопнул губами. Окружающие веселились. Гарри наслаждался. По самооценке это ударить не могло. Наорать на него при людях Абраксас тоже не пытался. Попытки уколоть в самолюбие обернулись бы против его же репутации, создав гору слухов об отвергнутом поклоннике: они работали даже сейчас, не все поняли изящество замысла. В общем, Малфой теперь огибал его по дуге, лишь бы не выслушивать всё, что могла предоставить богатая на вариативность комплиментов фантазия Гарри. — Поговори со мной, будь добр, — раздалось над ухом так неожиданно, что Гарри почти пролил пунш на себя. С белым жилетом это было бы трагедией: последствия не всех напитков быстро исчезали от бытовых чар. Голос был знакомым до мельчайших оттенков тембра, но Гарри всё равно недоверчиво поморгал, когда увидел рядом Тома. Спокойного, расслабленно придерживающего свой кубок Тома. В образе сбежавшего с небес Аполлона, если бы Гарри кто-нибудь спросил, потому что невозможно быть таким красивым в тряпках любой стоимости. Синие радужки потемнели, и злые глаза выделялись на бесстрастном лице. Судя по «будь добр», между нормальным времяпрепровождением и убийством на детском мероприятии сейчас стояло только умение Гарри сглаживать углы. — Конечно, — кивнул Гарри, обшарив взглядом бальный зал. Том тоже посмотрел в сторону, подсказав направление, и Гарри увидел озирающуюся Мэри: вполне миловидная девочка сейчас поджала губы и взглядом стервятника пронзала окружающих, тоже замаскировав это под беседу с подружкой. Подружку Гарри даже не помнил, но выглядели они как две наёмных убийцы, а не как юные леди. Кажется, Том сбежал от девочки. Интересно, что она несла: Мэри Розье удалось сделать то, чего так долго добивался Маркус Зоммер, несмотря на разницу в возрасте и всё сопутствующее. Развернувшись на каблуках, Гарри пошёл к ближайшему проёму. Небольшие закрытые зоны, как на традиционных балах, в школе подростков по понятным причинам никто не делал. Кое-где висели плотные шторы, символически прикрывающие «места для интровертов» – без зрителей не поцелуешься, но постоять поговорить можно. И, главное, из зала не видно. Девочка из Слизерина вряд ли стала бы проверять все альковы подряд, чтобы закатить сцену. — Что случилось? — негромко спросил Гарри, натягивая улыбку на случай, если кто-нибудь всмотрится в тень. Может, они тут учебные дела обсуждают. Взбрело в голову посреди танцев, что рунный перевод на экзаменах имел ещё одну трактовку. В прошлый раз же прокатило. Том медленно покрутил свой кубок в пальцах. Ещё медленнее поднёс к губам, всматриваясь в содержимое так, как будто там были ответы на все вопросы вселенной. Вообще невыносимо медленно отпил, сглотнув и вернув взгляд на собеседника. — Мэри не умеет замолкать вовремя, — наконец отозвался он. — Боялся вспылить. — О, ты бы разнёс весь зал, и я смог бы поспать, — Гарри чьи-то смерти среди обломков заботили гораздо меньше, чем мысль о больничной кровати. Прям полноценной кровати, с простыней и одеялом. Мерлин. Том усмехнулся и мазнул ладонью по его отросшим волосам, оскверняя выстраданную укладку. Его искренняя улыбка была кривоватой, с одной ямочкой на левой щеке. Что-то внутри скрутилось при виде этого изгиба губ – один уголок выше другого, ямочка на месте. Гарри застыл, прислушавшись к загадочно ёкнувшему – он, драккл подери, проверял здоровье! – сердцу. Он же не? Он точно не. Да ну к… Моргане. Никак. Это решительно невозможно. Пунш был безалкогольным. Даже в тягучих мерзких кошмарах Гарри не мог испытывать никаких романтических чувств к лучшему другу. — Гарри? — наклонил голову Том. Якобы хаотично выбившаяся волнистая прядь съехала ему на лоб. Она и раньше съезжала, с момента появления у Тома волос, но замирание сердца случилось только сейчас. Гарри уже долгое время гордился своими навыками соврать кому угодно и о чём угодно, но с собой он был честен. Ложь собственному мозгу обычно приводила к горе проблем и осложнений. Так что да, раздери его на кровавые ошмётки органов стая пикси, он действительно испытывает романтические чувства прямо сейчас. Гарри медленно моргнул, переводя взгляд на переносицу Тома – смотреть в глаза было страшно. Драккловы гормоны. Конечно, Том был самым красивым мальчиком ближайших нескольких курсов, если не всех учебных заведений Британии вместе взятых, но это подстава. Катастрофа. Апокалипсис. Или нет, апокалипсис подразумевает перерождение и какие-то приличные последствия нового мира. Это блядский армагеддон. Надо было сию же секунду убедительно врать в ответ, пока гений дедукции напротив не приблизился к правде. Повезло, что Том не был хорош в обработке чужих эмоций. — Ничего, — дёрнул плечом Гарри, ещё пару раз моргнув и потирая глаза. — Устал. За шторой раздавались звуки вальса: нежные переливы, отрывистые касания треугольников оркестра, ещё более дальним фоном шёл приглушённый гул студентов. В голове в такт музыкальным ударам невыносимо щёлкал маятник. Казалось, он ускорялся вместе с сердцебиением, и Гарри зажмурился. Не разобрать, что грохочет: спазм в голове, сдавленное рёбрами сердце или пульс в ушах. Звук льющейся воды стал настолько неожиданным, что он подпрыгнул бы, если бы не оцепенел так сильно – никаких заклинаний ошеломления не надо, не мог пошевелить даже рукой. Зато открыть глаза удалось. Том протягивал свой кубок, убирая палочку – сейчас там плескалась вода. Прохладная, идеально для затыкания начинающейся истерики. Ритм глотков совпал с набатом в груди, плавно замедляя. Гарри неторопливо пил как раз с той стороны, где недавно были губы Т– Нет, это плохая мысль, не надо её думать. — Кажется, тебе перерыв нужен был больше, — отметил Том. Слишком нежно для Риддла. Сейчас эта бережность только вредила. Гарри последний раз визуализировал, как он запирает большую часть мыслей в прочный, обитый железом ящик, запихивая его в самую тёмную и лучше всего запирающуюся каморку сознания, и бледно улыбнулся. — Я буду спать половину каникул. Сутками. Зимняя спячка, — заявил он, отставляя кубок. Том дёрнул губами в ухмылке, не предусматривающей никаких ямочек. Глаза тоже оставались серьёзными. — Я учту. Пора возвращаться к дамам, пока нас окончательно не потеряли. Встретимся после бала? Завтра уезжать, хочу перепроверить... одну вещь. Гарри истерично всхлипнул, замаскировав это под фырканье. Ага. Самообладание. Сотня из десяти. Сейчас голову себе отрежет, и всё будет хорошо. — Окей, — вместо этого кивнул он, медленно выдыхая. — Ты первый. Том, не оборачиваясь, выскользнул из-за шторы. Гарри внимательно посмотрел на ближайшую стену, всю такую каменную и прочную, и со всей имевшейся аккуратностью ткнулся в неё лбом. Он подумает об этом позже. Желательно никогда. Том был самым неподходящим объектом для влюблённости любого вида из всех обитателей замка, включая пожилого завхоза и прыгучие луковицы в теплице. Что бы там его гормоны ни думали насчёт этих глаз, ресниц, скул, завитка волос и милой – сука, дерьмище какое – родинки на лопатке, Гарри говорил себе алмазной твёрдости категорическое нет. Из-за отодвинутой шторы послышались первые звуки предстоящего танца. Фокстрот? Ещё и быстрый? Отлично. С сегодняшнего дня он любит все виды фокстрота настолько, что ближайшая не успевшая сбежать девушка как раз подойдёт для самого замечательного танца в истории этого бала.***
Остаток бала смазался, прокатившись упавшим калейдоскопом по хрупкому душевному равновесию Гарри. Он улыбался как никогда; шутил, стоя в центре больших компаний и наблюдая, как после его слов раздаётся взрыв смеха; нашёл алкогольный пунш, отобрал пятый по счёту кубок у Игнатиуса, отправив его обратно к Блэк; исчертил носками ботинок всю танцевальную зону; покружил Грозную Августу, порадовавшись своему росту – можно не переживать, что ты карлик с великаншей. Ещё немного, и вылетит из комплекции, удобной для ловца. Впрочем, в школьных матчах это не имеет значения. И совсем, совершенно не смотрел на лицо Тома. Только на силуэт и руки: вернув на место своё терпение, Том снова любезно расшаркивался с сокурсниками, вёл свою девушку в танце и, кажется, изъял алкогольный пунш у Паркинсона. Гарри аж фыркнул в свой кубок от мысли, насколько они отражали друг друга этим вечером. Когда окончательно стемнело и стрелки над входом в зал уже приближались к комендантскому часу, студенты стали ускользать в альковы и из дверей. Преподаватели делали вид, что ничего не замечают. Только профессор рун, явно вытянувшая короткую спичку, с тоскливым видом направилась на улицу в бессмысленный патруль. Всё-таки конец декабря, ничего дальше поцелуев даже с согревающими чарами не сделаешь. Замок надо патрулировать, а не розарий. — Прогуляемся? — кивнул он в сторону выхода Нэнси. — Ага, — отозвалась та, немного сонно моргая. Придерживая тонкие девичьи пальцы, он вышел в холл и спустился с лестницы; морозный воздух – не холодно, скорее зябко – охватил плечи. Гарри скинул фрак, протянув его Нэнси: в её платье можно окоченеть даже с этой температурой. Заворачивать девочку в собственный фрак, который доходил ей до колен, оказалось приятно. Гарри вдохнул над её волосами: какой-то ненавязчивый одеколон, тонкие свежие ноты. Точно лучше, чем запах роз. Куст с крупными красными бутонами в углу двора, где все приноровились курить, оглушительно вонял и перебивал дюжины более приятных растительных товарищей. Потом запрокинул голову. Внутренний двор освещался десятком фонарей, в их бледно-жёлтом свете танцевали мелкие снежинки намечающейся пурги. Ветра не было, и они медленно опускались по причудливым траекториям. Зелёные листья кустов искрились налетевшим серебром так же, как и платье Нэнси. Гарри легко провёл пальцем над длинным рукавом, ощущая шершавую ткань и то, как сбилось дыхание девочки. Ну да, очень романтично. Снегопад, вечер, тщательно разделённый на секторы с парочками внутренний двор. Фонари. Хруст дюйма снега, выпавшего на плотную землю, под их каблуками. Принц, который укутал тебя в дорогущий фрак и ведёт с нежной улыбкой, приобняв за плечи. Гарри чувствовал себя таким гадом, что хотел закопаться под землю и умереть там. Том вот вообще не переживал по поводу трепетных чувств девочки, к которой никаких симпатий не испытывает. Это Гарри вспомнил, потому что наконец свернул на прямую дорожку со скамейками. В конце её стоял знакомый силуэт – тоже только в рубашке, его сюртук был накинут поверх искусно инкрустированного платья Мэри. Младшая Розье располагалась спиной к ним, с рукой Тома на лопатках и каскадом причёски, поэтому лицо самого Тома было видно отчётливо. Он что-то говорил Мэри с ласковой улыбкой, наклонив голову, на тёмных волосах уже блестели снежинки. Бросил взгляд через плечо девочки посреди реплики. Гарри подмигнул ему, ненавязчиво разворачивая Нэнси к боковому проходу. И очень вовремя отвернулся, когда Том, задержавший на секунду свой нечитаемый взгляд на его лице, наклонился к Мэри. Нечего быть вуайеристом. Снег всё ещё падал россыпью, преломляя воздух. Кто-то засмеялся за кустами; от замка всё ещё доносилась музыка, игравшая для тех немногих, кому не с кем было искать свободный угол территории. Решение далось так легко, словно его ткнули в плечо с напоминанием не быть тряпкой. На тонком слое снега ближайшей скамейки кто-то нарисовал сердечко; если бы Гарри мог, он бы стёр его к чертям и написал «я-не-знаю-что-я-чувствую», или «я-не-знаю-что-делать», или «я-запутался-помогите». Но он только хмыкнул вслух, опуская ладонь так, чтобы развернуть Нэнси к себе. — Можно? — вышло так хрипло, будто они здесь час гуляли, а не меньше пяти минут. Какая-то часть сознания отстранённо надеялась, что у него не красный нос. Или не синий. Это похоже на инфернала, а целоваться с инферналами никто не будет, верно? Нэнси сглотнула и кивнула, сомкнув ресницы. Принцесса из неё вышла отличная, красивая. Гарри ещё раз хмыкнул, уже про себя, придерживая голову девочки и наклоняясь к её губам. Кажется, ровно год назад он обещал себе ни во что не вляпываться. Кажется, он облажался по полной только за сегодняшний день так, что будет разруливать это весь ближайший семестр. Кажется, ему настолько всё равно, как разрубить этот клубок, что самый радикальный способ подойдёт. И если это действительно было таким плохим решением, как орала рациональная часть мозга? Что ж, последствия будут не сейчас.***
Повезло, что с Томом они договорились встретиться за считанные минуты до комендантского часа, потому что подъём в башню занял неприлично много времени. Сначала Гарри минут десять поводил Нэнси по саду, успокаивая сердцебиение и аккуратно огибая чужие поцелуи разной степени страстности; потом ей понадобилось подправить помаду, чтобы в момент прихода в девичью спальню сохранялась интрига; потом они встретились с Аббот и Боунсом и выяснилось, что интригу можно было и не сохранять. Роза такими мелочами, как сохранность блеска для губ и тщательно заплетённой причёски, не заморачивалась. Эдгар подмигнул, как только девочки отвернулись пообниматься друг с другом, как будто они не здоровались тридцать раз только за этот день. Гарри закатил глаза. Времени оставалось только на то, чтобы кинуть слегка промокший фрак на кровать и вытянуть из шкафа зимний плащ. Оставалось надеяться, что испорченная девичьими пальцами укладка смотрится не слишком кошмарно, зачесать её рукой назад и махнуть рукой в ответ на вскинутую бровь Боунса. Остальных ещё даже не было в спальне, отмазку он придумает позже. Когда Гарри наконец сбежал по узкой лестнице в проход, которым обычно никто не пользовался, Том уже был там: стоял, прислонившись к стене, тоже в плаще и с палочкой в пальцах. Удивительно, но даже не съехидничал по поводу опоздания. — Тебе лучше? — спросил он так вежливо, как будто его интересовало самочувствие Гарри, а не то, обнаружат ли его в коридорах замка с бессознательным однокурсником. — Спать всё ещё хочется, — махнув ладонью, солгал Гарри. Его вся эта излишне бурная по эмоциям вечеринка разбудила так, что хорошо, если он сможет уснуть в Хогвартс-экспрессе. Том сделал пару шагов вперёд, проходясь оценивающим взглядом от его глаз до ботинок. Наклонил голову в сторону. Протянул руку к его лицу, и Гарри вздрогнул, почти отшатываясь. — Помада, — коротко пояснил Том, стирая что-то с губы Гарри. Растёр в ладони, стряхивая с пальцев. Гарри хлопнул губами, восстанавливая речевые способности. С каких пор стоять так близко к Тому стало некомфортно? Они даже спали в обнимку пару лет назад, пытаясь согреться. А. Да. Точно. Проведя рукой по волосам, Гарри улыбнулся, глядя на воротник рубашки Тома. Тот был расстёгнут на одну пуговицу больше, чем позволяли завышенные риддловские стандарты приличия. На шее виднелось едва заметное в полумраке пятно, портящее бледную кожу. Ещё раз мысленно пнув ногой гремящий ящик в глубинах сознания, Гарри протянул руки и застегнул пуговицу, блеснувшую перламутром. Кончики пальцев горели, хотя что шероховатость рубашки, что гладкость кожи Тома были самыми обычными. К носу пробился грозовой запах, неуместный в затхлом воздухе прохода; там же были посторонние ноты – явно духи Мэри. Цветочные. Фу. — Кто бы говорил. — Будем делить кладовки для мётел? — улыбнулся Том в ответ. Без ямочки. — Щ-щас, — неискренне возмутился Гарри. — В пылище. Там даже прятаться противно. — Пылища, как ты говоришь, давно вытерта, — фыркнул Том, направляясь дальше по проходу. Куда он там хотел, Гарри не знал, но какая разница: они всё равно уже нарушили правила, колокол отбоя прозвучал, когда Гарри только начал спуск по лестнице. Том целенаправленно шёл по замковому коридору, когда затормозил так, что Гарри почти вписался в его плечо; уже собирался сказать всё, что думает по этому поводу, но только обиженно посмотрел на вскинутый указательный палец. Пожал плечами. Том, конечно, не увидел: он к чему-то прислушивался. Гарри тоже застыл, пытаясь различить стук ботинок преподавателя, но услышал только хныканье. Или скрип. Но скорее хныканье. И раздавалось оно из женского туалета. Ну, это карма. Руководство к действию. Напутствие от судьбы. Что угодно, но оно определённо делало этот вечер ещё более интересным; Гарри готов был притормозить ещё пару часов назад, но не знал, как сказать стоп-слово. Том повернулся, чуть приподняв бровь. Всё было понятно без слов, и Гарри кивнул, преодолевая остаток расстояния до нужной двери. Ну, не профессора же им звать: влетит всем участникам. Он постучал костяшками по дверному косяку. Хныканье остановилось. Девочка из туалета издала полузадушенный всхлип, будто очень старалась исчезнуть и притвориться, что её здесь нет, но было поздно. Она уже наткнулась на профессионального принца, драккл подери всю эту ситуацию в общем и должность принца в частности. — Мисс? Вам нужна помощь? — мягко сказал Гарри. Распахивать дверь и нести утешение было чревато: вдруг она там… ну, мало ли. В ответ раздалось только дыхание загнанного фестрала. Девочка (девушка?) точно пыталась сдержаться, но слишком уж качественно развела истерику. Том прокручивал палочку в пальцах, задумчиво глядя на дверь туалета. На плачущих девочек любого возраста ему было наплевать, Гарри мог поклясться в этом на крови. Как и в том, что сейчас в синих глазах мелькают десятки вариантов, как совместить утешение, получение плюса к репутации будущего префекта и осмотр вот этого туалета, который они, конечно, проверяли, но Риддл ратовал за дюжину перепроверок каждого – помещения в Хогвартсе за семестр закончились. — Мисс? — повторил Гарри, чувствуя себя придурком. — Позвольте вам помочь. Пафосным придурком. Но обычно фразы из любовных романов на девочек действовали хорошо. Подождав несколько секунд в качестве вежливой формальности, Гарри ещё раз стукнул по косяку: — Можно я открою дверь? Раздавшийся всхлип можно было интерпретировать как «да», если использовать достаточно воображения. Недостатком последнего Гарри не страдал, поэтому нажал на дверную ручку, бросив взгляд на лицо Тома – оно на глазах менялось на ласково-участливое. Потёртая бронзовая ручка послушно опустилась, и дверь распахнулась без скрипа. Медленно, потому что Гарри с трудом мог заставить себя вломиться в женский туалет, когда внутри девочка, даже если та дала условное разрешение. Всё-таки девочка, а не девушка. Мелкое нелепое создание, сжавшееся на подоконнике. Кажется, из Рейвенкло – он не помнил всю малышню по лицам и ориентировался по ученическим нашивкам, а это недоразумение сидело без мантии, только в свитере с катышками, юбке и криво натянутых гольфах. Сжавшаяся девочка казалась крохотной, и две тонюсенькие косички, огромные очки и красное опухшее лицо её не красили. Увидев Гарри и стоящего за его плечом Тома, ребёнок скривился ещё больше. — Можно мы войдём? — исключительно ласково спросил Том. Гарри мог сказать, не оборачиваясь, насколько потрясающим принцем на сером коне он выглядит. Девочка кивнула, вздрогнув при этом так, что стало понятно: истерика давняя и долгая. Сидение на ледяном низком подоконнике в одной юбке тоже здоровья не добавляет, и она наверняка замёрзла. Гарри молча протянул платок, который удачно сунул в карман, а не оставил вместе с фраком. Том, окинув мелочь оценивающим взглядом, создал из своего платка стакан и начал наполнять водой. Гарри нервно хмыкнул от шутки в собственной голове: кажется, судьба у Тома сегодня такая, людей от стрессовых вещей отпаивать. Увидев платок с вышитой монограммой, девочка расплакалась ещё отчаяннее, но тут Гарри уже ничего поделать не мог. Только опустился на пол, чтобы не нависать. Плитка неприятно холодила колени даже сквозь брюки. Том усмехнулся краем рта, глядя на Гарри сверху вниз. Так паскудно, что, если бы не рыдающий прямо сейчас ребёнок, Гарри ткнул бы его под колени и плюнул на разрушительные последствия. У него вообще-то тоже истерика. Ну и что, что молчаливая. К счастью, девочка эту улыбку не застала: она сосредоточенно пила, сжав стакан обоими руками. К моменту, когда она протянула стакан обратно Тому, тот уже снова светился сочувствием. — Как вас зовут, мисс? — спросил Гарри, тыкая Тома пальцем в голень. Тот снова посмотрел сверху вниз, уже не так довольно, но намёк понял: тоже опустился на пол с царственным выражением лица, как будто он здесь не пачкает брюки плиткой туалета. — М-Миртл, — насморочно всхлипнула девочка. — Миртл Уоррен… — Рейвенкло, мисс Уоррен, верно? — улыбнулся Гарри, рассматривая лицо. Третий курс, не старше. Может, даже второй: будучи на третьем, она бы была в платье и после бала. Если бы кто-нибудь её пригласил, мысленно вздохнул Гарри. Уоррен не была красивой. Не была и симпатичной: всеми шансами сгладить черты лица и вылечить кожу она не пользовалась. Впрочем, это лет двенадцать. В двенадцать Гарри тоже не заморачивался по этому поводу, хотя у девочек вроде работало по-другому. Лезть в эту гущу комплексов не хотелось. Гарри пригладил свои волосы, ощущая неприятный остаток геля и думая, как бы поскорее загнать девочку к её подружкам. — Вас провести в башню, мисс? — прочитал его мысли Том. — Нет! — вскрик был почти паническим, и девочка зажала рот руками: точно вспомнила, что они тут после отбоя в части замка, где не оправдаешься «вот уже под порогом гостиной». Том, не теряя улыбки, шёпотом и взмахом палочки закрыл дверь. Та щёлкнула, пройдясь сквозняком по затрепетавшему пламени светильников. Итак, поздний вечер, два крайне задолбанных человека и тупая девочка, мрачно подумал Гарри, сохраняя ласковое лицо будущего префекта. Как он сейчас понимал Тома. — Вас обидел кто-то из сокурсников? — положил Гарри ладонь на мокрую руку девчонки. Спасибо, что без соплей. Платок он обратно не попросит. Уоррен так зарделась, как будто на «вы» её называют первый раз в жизни. Гарри вздохнул: экземпляр выдался зашуганным. Зачем он вообще вышел из башни, можно же было пытаться уснуть до поезда. — Н-не– — Мисс Уоррен, — терпеливо сказал Том. — Мы точно не будем рассказывать про эту ситуацию. Но сейчас комендантский час, и вам надо быть в башне. Мы можем проводить. — Нет! — слишком громко повторила девочка, и Том едва заметно поморщился. Выигрывая время, налил второй стакан воды. Мелочь, судорожно глотая воду и всхлипывая, бросила на них непонятный взгляд. Гарри почти закатил глаза: ну конечно, даже в разгаре истерики пигалице льстит, что у её ног на полу сидят два популярных почти старшекурсника. Это читалось в её огромных глазищах, увеличенных очками, почти как бегущая строка. — Если хотите, можете не рассказывать ничего про ситуацию, — продолжил Гарри. — Но мы всё-таки проведём. Можем подождать здесь или за дверью. — Это… вы с бала, да? — кивнула она на их одежду. — Да. — А мне… мне сказали, что меня никто никогда не п-пригласит! Вообще никто! Потому что я у… уродина! — снова начала всхлипывать Уоррен. Мерлин, сколько слёз в одной маленькой девочке. Тут уже должна была быть лужа. — Кто сказал? — мягко спросил Том. Гарри порывался шикнуть, но вовремя понял, что иногда добавление взрывоопасного ингредиента в котёл необходимо, чтобы зелье вообще сварилось. Видимо, так и здесь: надо было дать девочке прореветься, а потом оттащить её в башню и доложить Лафингтону, чтобы лучше следил за своей мелкотнёй. — О… — Уоррен снова высморкалась, — Оливия! Хорнби! Она меня обзывает, всегда, всегда, всегда! — Зря, — уверенно сказал Том. — Поверьте, не стоит верить людям, которые пытаются уронить вам самооценку. Уоррен подозрительно посмотрела на Тома, который даже в положении «сидя на плитке» выглядел как молодой греческий бог. Потом переглянулась с Гарри. Гарри попытался сделать взгляд «ага, понимаю тебя, мелкая, самооценку такому ещё попробуй урони» не слишком понимающим. Не хватало тут ещё детской влюблённости в первого же человека, который пришёл и сказал что-то ласковое. Хотя первым как раз был Гарри. О нет. — Тебе легко говорить, — всё-таки ляпнула она, и Гарри захотелось побиться головой о кафель в приступе испанского стыда. — В любом случае, такие слова ничего не значат, — пошёл спасать ситуацию Гарри, пока эго Тома не взорвало эту комнату. — Может, она завидует. Может, сама комплексует и срывается на других. Не стоит из-за этого плакать в туалетах… и, видимо, пропускать ужин? Уоррен со всхлипом кивнула. Всё понятно: обиженная, уставшая, ещё и не поевшая вовремя девочка. Если у неё ещё тот период активности репродуктивной системы, про который Гарри боялся даже думать, то картинка полностью складывается. Или она просто глупая и обидчивая, кто знает. — Вот пропускать ужин из-за всяких… не очень умных сокурсниц точно не стоит, — авторитетно сообщил Гарри. — Она-то поела. Кажется, это было плохим решением: Уоррен снова сморщилась, как перед продолжением плача. Том бросил взгляд «ну ты и придурок». Гарри попытался выражением лица передать, что очень сожалеет и «сам бы утешил, осёл». Уоррен неожиданно всхлипнула и почти упала вперёд. Гарри рефлекторно подхватил её и выяснил, что это была попытка утешиться в объятиях. Его объятиях. Прямо со свитером с катышками, сопливым носом, шмыгающим где-то у уха, и всем дрожащим девичьим тельцем. Видимо, аура Тома «войди в моё личное пространство и ты умрёшь в агонии» читалась даже в самых экстремальных жизненных ситуациях. Тот, мерзавец, воспользовался положением и ехидно растянул уголки губ, поглядывая на паникующего Гарри. Потом перестал улыбаться: резко, как будто кто-то стёр его выражение лица в обычную нечитаемость. Гарри недоумённо нахмурился, поглаживая ладонью спину всхлипывающей девочки, и вслушался: вроде бы разведённый ими шум никого не привлёк, в коридоре шагов не раздавалось. Том сделал очень сложное выражение лица и кивнул в сторону. Гарри скосил взгляд, насколько мог. Ничего не понял. Вопросительно вскинул бровь. Том закатил глаза и показал ладонью на ближайшую раковину, стоящую в трёх футах от них. Гарри чуть развернулся на коленях, мысленно попрощавшись с брюками, и сощурился. На краю стены возле умывальника была выгравирована небольшая, но очень чёткая – ни с какой фигурой не перепутать – змея в виде буквы S.