ID работы: 10789308

but be the serpent under't

Слэш
NC-17
В процессе
2412
автор
Курама17 бета
Mr.Mirror гамма
Raspberry_Mo гамма
Размер:
планируется Макси, написано 1 022 страницы, 65 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
2412 Нравится 992 Отзывы 1492 В сборник Скачать

chapter 10: асценденты и физиология;

Настройки текста
Примечания:
      Не то чтобы Гарри очень любил соблюдать правила.       Некоторые считались необходимым злом: не бросать ингредиенты в чужие котлы на зельеварении, не играть в морской бой на лекциях профессора Вилкост, вытирать ноги при входе в замок. За такое можно поплатиться жизнью и здоровьем, не успев открыть рот для оправданий.       Были и менее обязательные: скажем, не бегать по коридорам. Как вообще можно не бегать по коридорам в замке, где завтрак на первом этаже, а спальня на восьмом?       В уставе значились и совсем бредовые: не колдовать за пределами учебных занятий. На эти плюнули и старосты, и сами преподаватели, и даже директор. Пока призванный учебник не влетел ни в чью голову, все студенты с конечностями и в гуманоидном виде, а стычки решаются полюбовно и без посещения больничного крыла, профессура не хотела ничего знать.       Внутри каждого факультета и даже спальни существовали свои. Шутить над высокими отношениями Прюэтта и его наречённой можно было только в мальчишеской спальне третьего курса номер один, а над слизнями – вплоть до портрета Полной Дамы. Дальше тоже можно, но с осознанием последствий и того, что в самом неожиданном месте могут найтись чьи-нибудь уши.       Сейчас Гарри старательно соблюдал правило их спальни: сидел в гостиной факультета и не спрашивал Игнатиуса, почему ему выдали пощёчину в коридоре возле холла – то есть почти на постаменте в центре большого зала, учитывая силу хогвартских сплетен.       Менее умный сокурсник, обычно смешливый Джон Белби, уже надулся на соседнем диване после резкой – и справедливо обидной – реплики. Со светлой шапкой волос и пунцовым румянцем он напоминал помидор в парике.       Белби жил в мальчишеской спальне третьекурсников номер два и под правило не подходил. Близко общались студенты примерно так же, как и жили: тесными околокроватными кругами.       Гарри любил своих сокурсников, как и всех студентов Хогвартса, которые лично ему в душу не плевали и жалящими не бросались. Плюс Тома Риддла, который бросался, но был исключением, минус Патрика Пиритса, потому что его мерзкая рожа раздражала и без заклятий, и Такера, потому что нельзя быть занудным таким, особенно если носишь красный галстук.       Но всё-таки радовался, что в кучке нервных первачков прибился к Боунсу, Прюэтту и Уизли – в их комнате царили гармония, редкие взрывы, толерантность к чужим носкам и тактичность, когда дело доходило до «соседа нет после отбоя». К тому же с потенциальным женихом слизеринки никто не округлял глаза, когда со слизеринцами общался Гарри: очень ценное качество.       Поэтому каждая перепалка Прюэтта с Блэк ставила перед сложным моральным выбором – и товарища надо поддержать, и от змеиных нашивок отворачиваться не хочется, Лестрейндж не виноват, что Шляпа так решила. Уизли так же страдал с коллегой по клеткам мозга Мальсибером, поэтому мечта «они никогда не ссорятся и никаких разрывов помолвки» у них с Гарри была одна на двоих.       Но до отбоя – и возможности выслушать реальную историю – оставался аж час, пришлось закинуть ноги на журнальный столик и листать «Квиддич сквозь века». Игнатиус рядом со злобным сопением выдумывал расшифровку натальной карты, ляпая кляксы прямо возле его ботинок. Септимус сел с другой стороны и положил голову на плечо Гарри: то читал книгу в его руках, то игрался с меняющим цвет пером. На Эдгара дивана не хватило, и тот делил второй с Белби, уткнувшись в сборник рассказов.       Напряжение аж висело в воздухе, как и удушливая каминная жара – в первые дни после каникул студенты задерживались допоздна, стремясь пересказать подробности всех приключений, включая выдуманные и невероятные. Гора людей при задраенных окнах и натопленных каминах превращала гриффиндорскую атмосферу в нечто осязаемое: плотное, шумно-пёстрое, с щёлканьем карт и звоном выкриков.       — Впиши стихию воздуха, — посоветовал Гарри, не способный функционировать рядом с такими громкими страданиями. В длинном свитке Игнатиус тщательно растянул широким почерком строчек пять, а прорицания уже завтра утром. — Ты ж водолей?       — Ага.       — Ну вот, дальше Солнце, Луна, асцендент…       — В придурке у него асцендент, — сообщил Септимус, соскакивая с дивана под защиту старшекурсников. У него сорвалась тренировка с Мальсибером – не подходить же, когда две напрягшиеся после пощёчины противоборствующие стороны сверлят друг друга взглядами.       Белби воодушевился, будто почувствовал себя отомщённым. Прюэтт посмотрел на Уизли взглядом преданного щенка, удержав его секунды на три. Потом взоржал, конечно, и придвинул к себе другой лист пергамента – этот был уже заляпан до неприличия.       — А ещё лучший друг. Оглядывайся на тренировках, милый. Гарри, что у меня с ацедентом?       — Асцендентом. Меня, вообще-то, даже на прорицаниях нет! Налево посмотри, это вершина первого дома, — указал Гарри.       — Но ты всё знаешь, а я на них сплю. Зря не пошёл, там такие медитации, почти история магии, только с музыкой и вонялками. Асцендент в… эм… раке?       — Я читаю «Пророк» до строчки с издательством, — прокомментировал Гарри. — За три года можно научиться строить гороскопы. Листай до рака.       — «Асцендент в раке даёт пышную грудь и облако волнистых волос», — процитировал Прюэтт, демонстративно приглаживая свои прямые лохмы. — Простите, где?       — Это женская подчасть, придурок, — вставил комментарий Боунс, захлопывая свою книгу. — У тебя там будет что-нибудь про миловидные черты.       — Это у Гарри миловидные черты, а я нормальный!       Гарри нехорошо покосился на этого… асцендента. С прищуром так, демонстративно поджав губы, как старая кошёлка. В генетической лотерее он не проиграл, но не до миловидного же: рожа как рожа.       — «Есть определённая вероятность травм в результате падений или нанесённых животными», — прочитал Эдгар перевёрнутый для него текст. — Гарри, ты его на тренировке с метлы спихнёшь или лично расчленишь?       — Подождёт гиппогрифов, — снова ожил Белби. — И падение, и зверюшка постаралась, и Поттер ни при чём.       — Как вы могли обо мне такое подумать, — прижал ладонь к груди Гарри, переигрывая каждым тоном интонации. — Так я заранее и признался, конечно.       — Поттер снова про убийства? Гарри, лапочка, даже не думай. Мы не можем потерять ловца! — снова ляпнулся на диван Септимус.       — Только мозги.       — Заткнись, Боунс. Гарри, я не виноват, что ты таким родился! Так что там по домам?       — Тебе ещё число судьбы расскажи.       — Шесть, я знаю. Ну Га-а-арри.       Гарри вздохнул, подтаскивая к себе том прорицаний. Проще потыкать в знакомые термины, чем доказать, почему нет – отметку-то поставят не в его табель.       Почти час и пыхтел: пока найдёт нужное, пока продиктует, пока все продемонстрируют приступы остроумия, Эдгар ввернёт очередной способ смерти, старшекурсники якобы незаметно прокрадутся мимо с позвякивающими сумками, Аббот подойдёт попросить помощи с домашним, хотя два с половиной года отлично делала всё сама…       История, поведанная в благодарность, оказалась слишком прозаичной для таких страданий. Неугомонный Прюэтт пошутил про моль раньше, чем связал мозг и рот в единую цепочку, у Лукреции светлые волосы и повышенная обидчивость, результат вспыхнул раньше, чем стороны успели подумать о публике. Всё-таки девочки очень сложные.

***

      Ещё одним правилом Хогвартса был запрет на проход в соответствующую секцию библиотеки всем, кто не дожил до хотя бы пятого курса.       Это правило считалось шатким: содержимым запретной секции Гарри не интересовался, но даже он пару лазеек знал. Правда, все они подразумевали, что ты любимчик у преподавателя и действительно берёшь книги по нужной теме под его присмотром.       Гарри смело признавал себя любимчиком аж двух профессоров, но по полётам запретных книг точно не было, а профессору Флитвику будет очень сложно объяснить, зачем ему древние легенды Хогвартса. Тем более что в общих секциях располагалось с полсотни талмудов, не считая хрестоматийной «Истории Хогвартса»: толстых, содержательных и отцензуренных специально для юной аудитории, не готовой читать про средневековые обычаи и запрещённые сейчас ветви магии. То, что они когда-то преподавались даже не факультативами, а наравне с трансфигурацией, Гарри узнал от Тома в очередном порыве риддловского нудения про ограниченность знаний.       Вообще-то он надеялся на самого Тома и неистовую любовь Слизнорта к его протеже. Но на очередной встрече – Гарри сделал вид, что завязывает шнурки, Том просто махнул рукой, отсылая своих друзей в начале коридора – он выдал минутную речь, которая сводилась к тому, что так рисковать репутацией он пока не готов.       — Да ладно, он тебе простит даже труп в своём кабинете, — фыркнул Гарри, поднимаясь с пола.       Стоять на коленях перед Риддлом – это чесать ему самооценку, по каким бы поводам эти колени на землю ни были опущены. Том и так невыносимо раздувался от гордости остаток каникул, заучивал наизусть свою новую родословную – других причин смотреть на неё так часто и долго Гарри не находил, – и застывал у окон в приступах планирования. Приступы завершились тем, что уже на Кингс-Кроссе Том сообщил «сходим в библиотеку через неделю» тоном главнокомандующего и снова превратился в мудака при переходе стены, ускакав к Лестрейнджу с Малфоем нарочито неторопливым шагом.       — Пока нет, — сообщил Том, сделав акцент на первом слове. — Но ночью на обходе может и сделать вид, что не заметил. Тебя же любит Дамблдор?       Гарри пожал плечами. В случае с деканом никогда не понять, кого он там любит. Вот кого не любит, кристально ясно, и, если их поймают вдвоём, Тому влетит куда больше.       — Нам точно туда надо?       — Обходить с лупой восемь этажей в замке, где половину проходов не угадать без пароля, или посмотреть в книге намёки на местонахождение? — вскинул бровь Том.       — Ну ладно, — признал поражение Гарри. — Когда?       — После астрономии на следующей неделе? Придумаешь повод, там два этажа разницы. И выбираться из гостиной не надо.       — У вас же там не портрет, — пробурчал Гарри.       Почему-то только Гриффиндору повесили болтливую надсмотрщицу. Прецедентов не было, но даже последнему дураку понятно, что обитатели портретов могут доложить профессорам, кто выходил ночью. Чудовищная дискриминация – хаффлпаффцы тоже только притворялись милыми.       — У нас оповещение прямо в спальню Блэка. И мистер префект дорого берёт за выход, — сморщил нос Том.       — Фу, — оценил перспективу Гарри. Если бы все их вылазки звонили по мозгам Флимонту, их бы задраивали в башне от отбоя до рассвета. — Ладно, бывай, у меня травология.       — Удачного землекопания, — ухмыльнулся Том, разворачиваясь к лекционным классам.       Гарри когда-нибудь подарит ему рубашку с вышивкой «скотина обыкновенная». Когда научится делать мощные универсальные щиты.

***

      — Скоти-и-ина, — прошипел он в ладонь Тома, морщась.       Он и сам видел тень преподавателя, заходящего в коридор. Вовсе не обязательно так пинаться, чуть ли не с ноги запихивая в альков и прижимая к стене. Каменной, холодной и чертовски твёрдой, особенно если приложиться затылком.       Гарри, конечно, не совсем идиот. Поэтому сначала постоял минуту, проморгавшись и выдыхая через раз, подождал, пока стихнет шуршание и шаги – судя по пыхтению, Слизнорт, – и только потом возмутился. На грани слышимости, но злобно.       Том тоже соображал быстро, поэтому отдёрнул ладонь раньше, чем его мстительно укусят.       — У меня нет навыков нарушения всех известных правил, — огрызнулся тот, выглядывая из алькова.       До двери библиотеки оставалось двадцать шагов, до полуночи – час, до момента, когда Гарри попросил сокурсников представить его похороненным и распятым, именно в таком порядке, часа четыре. Те слегка обиделись, что подробностей приключения не будет, но – слава Гриффиндору! – согласились прикрыть, если кто-нибудь заметит, что он со всей группой в башню не вернулся.       — Да, ведь ты такой законопослушный, — может, пререкания были и не лучшим решением, зато весёлым. — Пойдёмте грабить библиотеку, мистер будущий префект школы.       В полутьме не видно, закатил ли Том глаза, но Гарри очень надеялся, что да. Дразнить его было прекрасным занятием и посильным вкладом в воспитание выдержки. Ещё спасибо скажет, когда станет префектом. Если не закопает хладную поттеровскую тушку в Запретном лесу раньше: всё-таки так плотно общаться в Хогвартсе было новым для обоих опытом, и иногда Гарри казалось, что скоро он может перегнуть эту палку.       Как бесстрашный лев, Гарри первым выдвинулся вперёд, на носках проскользив к дверям. Посмотрел в обе стороны: стены, пол, из звуков только их дыхание и ветер где-то за окнами в углу коридора. Даже огонь свечей не колебался от случайного сквозняка.       Если преподаватели не хотели, чтобы студенты нарушали комендантский час, зачем они оставляли часть освещения? Шах и мат, профессорская логика.       На самом деле у него дрожали колени, но Гарри победил боггарта, пережил взгляд Зоммера и подпиливание ногтей. После такого бояться какой-то отработки за посещение студенческой библиотеки – а он, между прочим, студент! – глупо.       Толкая тяжёлую дверь, он надеялся, что там действительно не стояло никаких «сигналок». Эту информацию Гарри заранее выторговал у старшекурсников, вкатившись в разговор со всей наивностью первачка, спрашивающего, откуда берётся еда на столах. Разговор был об амурных делах и с подробностями, старшекурсники густо покраснели – явно не от жара камина – отпустили пару скабрёзных шуточек в духе «мал ещё», но поделились, что библиотека на ночь не запиралась.       Гарри понял две вещи. Во-первых, он больше не сможет спокойно сидеть в уединённых уголках за стеллажами. Во-вторых, огромная часть хогвартских приключений проходила мимо из-за того, что по ночам он спал в своей кровати, и пора было это навёрстывать.       Пожилая библиотекарша не любила громкие звуки и отрываться от своих «книг для лёгкого чтения» размером с три трансфигурационных талмуда, так что дверь была прекрасно смазана и распахнулась бесшумно. Гарри, придержав её ладонью, скользнул на ковёр – ура, здесь сложно стукнуть каблуком ботинка на весь коридор – и обернулся, поджидая Тома.       Двери за ними закрылись с лёгким щелчком, и оба выдохнули. Теперь, если никому не придёт в голову заглянуть прямо в библиотеку, они могут хоть бегать кругами.       — Alohomora, — шепнул Том, пройдя несколько десятков стеллажей и ткнув палочкой в символический замок. По правде, решётку, отделяющую шкафы Запретной секции от остальной части библиотеки, можно было просто перелезть. Или даже просочиться сквозь прутья: со старшими курсами, может, и не сработало бы, но они оба не толстые.       Но смотреть, как растворяется в воздухе калитка, было приятно. Мощь магии и всё такое. Даже если это заклинание первого курса.       Гарри зажёг огонёк на конце палочки, окончательно расслабившись. В отличие от обычных секций, полки здесь не подписывали, да и надписи на большинстве книг стёрлись; имелся плюс – шкафов стояло не очень много, имелся и минус – всё равно больше, чем один.       Пришлось стукнуть палочкой по затылку Тома, потому что тот застыл с плотоядным взглядом маньяка.       — История! — прошипел Гарри.       — Помню, но там энциклопедия проклятий…       Том, как уже четырнадцатилетний человек, мог записаться в дуэльный клуб: так как там учили бросать заклинаниями в живых сокурсников, то студенты даже после малого совершеннолетия не допускались ещё год. Якобы четырнадцать – минимальный возраст зарождения мозгов в юном организме.       С одной стороны, всё логично: строгий регламент в аудитории клуба не мешал устроить кабацкую драку в коридоре, а навыки-то оставались. С другой – Гарри бесился, потому что родился он летом, в клуб не мог вступить аж до следующего сентября, а у почти всех друзей день рождения был в учебном году. Оставалось сидеть, завидовать и слушать шутки про хор лягушек, в который пускали даже без собственной жабы и музыкального слуха.       Том написал заявление в клуб в первый же день после каникул, поэтому к проклятиям питал особый интерес: проигрывать он не любил и не умел.       Гарри только гневно фыркнул, обводя рукой стеллажи:       — У тебя ещё четыре курса всех размазать, а нам надо найти историю. Давай, быстрее найдём – меньше шляться ночами.       — Мне казалось, тебе нравится, — хмыкнул Том, но провёл палочкой вдоль ближайшей полки.       Гарри закатил глаза, поёжился – никаких согревающих чар и даже каминов ночью, а на улице, вообще-то, январь – и принялся аккуратно вытягивать книги наугад, полагаясь на интуицию ловца. Способ поискать по ключевым словам он не знал, да и выдёргивать книги магией опасно – мало ли, отожрёт руку, проклянёт прикосновением или заорёт на всю библиотеку. А так ладонь в рукав мантии завернул и можно вытаскивать, удивляясь, сколько в мире языков и насколько древними могут быть сборники.       Когда вдали раздались голоса, он как раз извлекал особенно тяжёлый талмуд. Почти уронил, вздрогнув, спешно толкнул обратно и опустил палочку к полу: шкафы плотно смыкались стенками, но отсветы в проходе может быть видно.       Какие, к дракклам, люди в двенадцать ночи в библиотеке?       Точно не преподаватели: Слизнорт здесь уже прошёл, а больше одного взрослого на пару этажей не гуляло, этот факт про график патрулирования знали даже законопослушные студенты.       Том тоже кинул гневный взгляд в проход и погасил свет своей палочки, присев у массивного глобуса – в его тени попробуй ещё разгляди, что происходит, – с книгой, которую держал в руках. Гарри приём оценил и перетёк туда же, устроившись на ковре и сунув палочку в карман.       Свет остался только лунный, превращающий серый ковёр почти в воды озера: тёмно-синие, зыбкие. Наверное, что-то такое было в слизеринской гостиной. Зато возник запах: остатки озоновых духов Тома причудливо мешались с библиотечной сухостью воздуха. Предгрозовое такое напряжение, соответствующее ситуации.       На близком расстоянии нос покалывали древесные ноты, почти как стеллажи, и запах бумаги – старой, пожелтевшей и потрёпанной. Видимо, Том придерживался девиза «ношу библиотеку с собой» после всех этих потрескивающих гроз и свежести только пролившегося дождя.       Гарри вот не заморачивался. Какой флакончик мсье Фурнье дал, таким Гарри и брызгал. Раз в неделю, когда не забывал в суете утренних поисков парного носка.       Голоса стали более чёткими: кажется, студенты. Очень глупо хихикающие студенты. Они с Томом были куда лучше в навыках конспирации.       — Чшшш! — прошипел первый голос, бесполый в своём шёпоте.       — Ой, да ладно, старина Гораций же уже свалил, — ответил ему женский и высокий. — Какие вообще люди в полночь в библиотеке?       Гарри повернулся к Тому. Он мог поклясться, что в глазах у них обоих читалось «умные».       Но пришедшие в категорию умных не входили, поэтому топтали как громамонты и приближались. Гарри напрягся: они-то прекрасно спрятались, прижавшись плечами друг к другу и накинув капюшоны мантий, но дыра в ограждении Запретной секции всё равно видна даже в полумраке.       К счастью, шаги, вызывавшие подёргивание сердца в груди, остановились раньше. По проходу долетели блики от света палочки и очередное короткое хихиканье.       Плечо Тома рядом дрогнуло – кажется, он вздохнул – и Гарри ощутил, как это бессовестное создание засовывает руку в карман его мантии. Извлекая его же палочку с тускло светящимся огоньком, Том вскинул брови под капюшоном в безмолвном «что?» и раскрыл книгу на коленях, чуть сдвинувшись, чтобы ничто в проход не отсвечивало.       Вот это хладнокровие. И наглость. Их палочки были с одним пером из одной и той же жопы феникса – Дамблдоровского, кстати, Том очень смешно бесился по этому поводу, – поэтому ими можно было даже меняться. Но до сих пор это оставалось сугубо теоретическим фактом, потому что любой маг скорее обменялся бы нижним бельём, чем дал кому-то в руки свою палочку без предварительного обезоруживания.       Том же сжимал одиннадцать дюймов остролиста так, будто делал это всю жизнь. Предательская палочка держала даже яркость света. Можно было мстительно погасить заклинание, но книга на коленях Тома действительно оказалась какой-то древней историей Хогвартса – и когда успел найти. Поэтому Гарри только пихнул плечом в отместку, очень осторожно прислонился к глобусу – вдруг скрипнет – и стал вслушиваться в звуки библиотеки.       Глупые смешки. Шёпот – на этот раз негромкий, слова смазывались в один долгий звук, почти как в парселтанге. Шорох – как будто люди ходили между шкафами, но, к счастью, не приближались к ним. К сожалению, это всё ещё было слишком близко, через несколько рядов, даже очень-очень тихо Тому на ухо не возмутиться. Тот тем временем аккуратно листал страницы, вчитываясь в готический шрифт и устаревшие конструкции. Гарри посмотрел в книгу как раз на главе студенческих наказаний и очень обрадовался, что такое обращение осталось в средневековье.       — Кажется, я нуждаюсь в дополнительном обучении, — кокетливо заявил женский голос, и до Гарри начало доходить, что же там, за парой рядов стеллажей, происходит.       Иногда он думал, что слишком медленно соображает для человека, у которого такие отметки по ЗоТИ и результативность ловли снитча. К счастью, эта заторможенность распространялась в основном на чужие чувства: кто на кого за что обиделся, например. Или на выверты девичьей логики. Но всё равно неловко, когда до последнего портрета на стене уже доходило, а до Гарри нет.       — О, я с радостью, — промурлыкал второй голос, и Гарри наконец определил, что это всё-таки парень.       Всё, что угодно, лишь бы не багроветь варёным раком. Раком. Мерлин. Надо думать про асцендент, вот.       К моменту, когда перешёптывания стали тише и страстнее, он успел трижды порадоваться темноте, многократно пожелать выскочить с воплем «снимите номер!» и раскаяться, что вообще зашёл в библиотеку.       Умные люди, вообще-то, проверили бы обстановку. Правда, обнаружение двух третьекурсников с противоборствующих факультетов в Запретной секции, ещё и двух именно этих третьекурсников – то, что превратило бы их репутацию в дымящиеся руины раньше времени.       Уизли и Мальсибер в такой ситуации однажды изобразили, что они кровные враги в разгаре драки, хотя шли устраивать дружескую битву на запуливание бладжера «до середины поля и обратно». Завидев вдали завхоза, Вилфорд быстро оценил, что наказание за драку лучше отработок за вскрытие школьного сарая с инвентарём – и радостно треснул Септимуса по спине. Тот в процессе имитации слегка увлёкся. Отработки им всё-таки достались, зато матч сыграли сразу после взбучки и без подозрений.       С Гарри и Томом так не сработало бы. У него до сих пор не было даже замечания за драку или стычку в коридорах: когда растёшь в приюте, учишься бесить противников так, что виноваты в глазах воспитателей они сами. Так что официально Гарри считался дружелюбным, как щенок ретривера. Том же был воплощением ангела небесного в глазах всех преподавателей, кроме Дамблдора; тот скорее придумал бы самые коварные планы из тех, что может осуществить четырнадцатилетний подросток, и точно не поверил в «мы тут решили подраться в Запретной секции».       Обратная сторона хорошей репутации: чуть что, и всё сразу перейдёт как минимум на уровень заместителя директора.       А им ещё нужна огромная, невероятной длины фора на «облазить весь замок и сунуть нос во все подозрительные места, сколько-либо связанные со Слизерином».       Слизерин, к сожалению, основатель. Связано с ним могло быть что угодно. Даже холмик в глубинах Запретного леса.       — Ты умеешь накладывать заглушающие? — на всякий случай поинтересовался Гарри, почти прижав губы к уху Тома.       Тот покачал головой, бесшумно переворачивая страницу. История славного факультета Слизерин в вычурном изложении – не то, что Гарри хотел бы читать прямо сейчас, но всё ещё приятнее, чем смотреть на ковёр и слушать. Спасибо, что всяких… физиологических звуков дальше поцелуев не было.       — Выйду и первым делом научусь, — прокомментировал Гарри через ещё пару минут.       — Стану префектом и продолжу традицию запирать студентов в подземельях, — едва слышно ответил Том, пролистывая остаток книги.       Пятен румянца у него, насколько Гарри мог видеть, не было. Только раздражение на лице, по которому мелькали переменчивые тени. У них здесь всё-таки таинственное приключение, ради которого приходится жертвовать ночным сном и бодростью на утреннем тесте по рунам, а у кого-то превращение библиотеки в проходной двор с бордельными оттенками.       Его молитвы сбылись: заглушающие не понадобились. Нацеловавшись, нашептавшись и, судя по звуку, грохнув какую-то книгу с полки, студенты с хихиканьем выскользнули из библиотеки.       — Никогда не буду таким же тупым, — проворчал Гарри, убедившись, что библиотечная дверь захлопнулась.       — Повтори это в разгаре полового созревания, — прокомментировал Том, засовывая книгу на место и проходясь по второй полке. Всё ещё с его палочкой в руке, между прочим. — Напомню, когда ты будешь таскать сумку за девочкой и заглядывать ей в глаза.       — Фу.       — Фу. Ищи давай.       Гарри проглотил фразу о том, что ближе – на целых полгода! – к ужасным гормональным решениям находился как раз Том, и сделал вид, что перебирает книги. Со своим умением находить драккл знает что пикси пойми где он уже определился. Чьё наследство, тот и копается, его задача – чтобы никаких физиологических похлюпываний в этой части библиотеки.       Он аж поморщился под недоумённым взглядом Тома. Фу, как это ужасно звучало даже в мыслях.

***

      На факультативе знахарства – четвёртой паре следующего дня – он поднял голову со стола после звона колокола, вздохнул и приготовился внимать. Сегодня значилось первое практическое занятие по исцелению гематом, пусть «практика» и состояла в движениях палочки.       Такими темпами до конца курса к первому заклинанию и дойдут. Интересно, можно ли заклинанием, лечащим синяки, избавиться от синяков под глазами? Он бы попробовал. Проникновение в Запретную секцию оказалось куда скучнее (и безрезультатнее), чем они планировали, но точно таким же утомляющим, как они и ожидали. В спальню Гарри приполз к часу ночи, недовольный и сонно спотыкавшийся, а завтрак ради нарушителей комендантского часа никто не переносил.       Поэтому руны с утра тянулись невыносимо и прямо по мозгам – особенно та часть, где прекрасно выглядящий Том сделал перевод раньше всех и забрал учебные баллы Слизерину. Трансфигурацию следом он почти проспал, и ещё предстоял поиск прилично записанного конспекта. На послеобеденном зельеварении варево спас внимательный Боунс. До ужина оставалось только короткое знахарство, и «дойти до него» считалось делом чести.       Пара с прекрасными характеристиками: всего один слизеринец – Адриан Паркинсон, ему по семейному бизнесу положено, – целый цветник девчонок, не отвалившихся после первой демонстрации крови, и Линда Олдридж отдельным пунктом списка. Никаких семестровых экзаменов и находящихся где-то очень далеко СОВ. Даже учебные баллы не раздавали.       Этот факт отпугнул от факультатива всех заучек, которые пытались впихнуть в двадцать четыре суточных часа как можно больше дисциплин, и не затрагивал Гарри – он вносил свой вклад в перебрасывание рубинов, стабильно выхватывая из воздуха снитч. Да и кому, как не квиддичному игроку, понимать важность целительских чар без необходимости куда-то тащиться. Так что становиться целителем он не собирался, но и истечь где-нибудь кровью во цвете лет по собственной глупости тоже.       Поэтому, щурясь на яркий свет – шотландская погода вспомнила, что скоро календарная весна, и солнце нещадно сияло через высокие окна, – внимал вступительному слову про кровоток.       Линда рядом задумчиво рисовала цветочки на схеме кровеносной системы. В ладони с розовыми ногтями она сжимала бело-бирюзовое перо, подрагивающее при движениях, рядом стоял пушистый пенал, на губах Олдридж едва светился блеск – косметику в школе не одобряли, но и неяркий макияж негласно признавался допустимым – а сама она чертила ромашки поверх реалистичной схемы половины тела, прямо с кровью и мышцами.       Олдридж считалась необычной девчонкой, – обычные в квиддичные команды не попадали, сморщив носы от одной мысли о том, каково летать среди грязи и ранними промозглыми утрами, – но Гарри всё равно подозревал, что такую… психически устойчивую надо ещё поискать. Поэтому сидел рядом с ней на факультативе, забив на кучку мальчиков-хаффлпаффцев и гендерную солидарность.       Ладно, ещё ему нравилось знать, что все из этих хаффлпаффцев сами хотели бы сидеть на этом стуле, но перед началом каждого занятия Линда приветливо улыбалась ему. Какая-то тёмная часть внутри довольно урчала. Глупо портить всё приглашением на прогулку он не планировал. Всех мальчиков, которые погуляли с Линдой за руку по коридорам замка, она переводила в разряд бессловесной мебели и завоёванного трофея.       Шутить про квиддичные тактики, – два ловца могли бесконечно придумывать реплики на эту тему, благо Гриффиндор и Рейвенкло не сходились в смертной битве за пределами поля, – и обсуждать смешные названия костей было веселее, чем оказаться в списке «то, с чем я уже поигралась». Иногда Линда даже помогала с рунами: отец-пространственник рассказывал ей много неочевидных значений, которые на третьем курсе ещё не затрагивали.       На практической части пришлось встрепенуться, преодолев сонные порывы. Палочка рассекала воздух с танцующими пылинками легко и быстро – движение было элементарнейшим на фоне того, что они проходили на чарах, сложнее воссоздать и удержать в голове тонкий рисунок капилляров.       — Прекрасно, мистер Поттер, — донеслось от преподавательницы. Та раз в две недели приходила проводить пары из Святого Мунго, отрываясь от смены, и сейчас выглядела так же бодро, как и Гарри.       Пару сразу после каникул и вовсе отменили, слишком уж волшебники любили праздновать Рождество с размахом. Иногда размахом в прямом смысле: празднование могло закончиться увеличением в пять раз, отращиванием длиннющих щупалец или даже превращением в жидкость, не говоря уже о банальных отравлениях, неудачных трансфигурациях и пьяных травмах. Медики отмечали эти дни как худшее время в году и на смены отправляли самых отчаянных, а студенты потом слушали отцензуренные байки, как не надо нарушать технику колдовской безопасности.       На знахарстве особенно сильно прилетало за «почесать палочкой лоб» или «засунуть её в задний карман».       — Гарри, — вкрадчиво сказала Линда, и он замер, как кролик в свете фар. Этот тон он знал. В прошлый раз после такого пришлось приглашать Мерсер на бал.       — Да?..       Спиной он ощущал взгляды: хаффлпаффцы традиционно смотрели, как ему улыбается Линда, часть девочек – как он улыбается Линде в ответ.       К счастью, Нэнси оказалась такой же умной, как и он сам в ситуациии с Олдридж: поняла, что романтики можно ждать только в случае величайшего неохотного одолжения, и продолжила общаться как ни в чём не бывало. Плюс пятьдесят очков Гриффиндору. Гарри особенно нежно улыбался ей в коридорах и подсказывал на уроках от облегчения.       Зато остальные обрели какие-то надежды и начали рассматривать его как, ну, мальчика. Гарри не сомневался в том, что он мужского пола, но чьим-то мальчиком становиться в ближайшее полугодие не собирался: спасибо, ему хватило одной шутки Тома, чтобы представить этот кошмар в деталях.       — Покажи ещё раз движение запястьем, пожалуйста, — продолжала кокетничать Линда, бросая быстрый взгляд куда-то в сторону.       Кажется, там сидел Адам Фоссет. Фоссета не жалко, так что Гарри охотно подыграл:       — Конечно. Всё для вас, леди, — и наклонил голову в сторону, чтобы издёвку смогла прочитать только Линда.       С приближением Дня влюблённых люди сходили с ума, а те, кто ещё не свихнулся, начинал странно себя вести за компанию. Как и перед балом, все эти социально-кокетливые танцы стартовали заранее, чтобы к моменту торжественного похода в Хогсмид пара точно нашлась.       Гарри свой план на День Розового Кошмара знал чётко: если за пару оставшихся послеастрономических вылазок не найдут ничего в библиотеке, то именно тогда планировали обследовать замок в поисках чего-нибудь слизеринского за пределами одноимённых факультетских комнат. Их Том уже осмотрел, мрачно признав, что все обнаруженные места содержат разве что нычки с алкоголем. Во всеобщем любовном помешательстве Хогвартс оставался полупустым – идеальное время.       Когда после финального колокола Линда присоединилась к рейвенкловкам и те стайкой упорхнули, чтобы оставить свои учебники в башне, Гарри окликнул Фоссета. Жизнь человеческая скоротечна и быстро прерываема, а даже самые тихие хаффлпаффцы – довольно грозные соперники, если их хорошенько выбесить.       Олдридж могла шутить сколько угодно, но стоять между разъярённым барсуком и его намеченной добычей не хотелось – ни одна девочка того не стоила.       — Не тупи, пригласи девчонку, — миролюбиво сообщил Гарри, как только они оказались без слушателей.       — Ты?.. — начал Фоссет. Высокий, с острыми скулами и аккуратным пробором, он портил всю свою красоту выражением лица: напряжённо-обиженным, брови домиком, глаза сощурены.       — Ни за что, — стремительно окрестился Гарри. — Просто друзья.       — Ла-адно, — недоверчиво протянул Фоссет. — Но тебе легко сказать. Это ты с девочками просто берёшь и общаешься, Поттер…       — И, заметь, я с ними и сижу, — подколол Гарри, мгновением позже сообразив, что он, вообще-то, пришёл налаживать мир и строить дружелюбие. — Прости.       — ...как будто они тебя не интересуют, — одновременно с ним договорил Фоссет, и Гарри очень захотелось забрать своё «прости» обратно. Заодно завернуть в ткань, пропитанную гноем бубонтюбера, обклеить шипами нунду и хорошенько проехаться по лицу Адама за гадкие намёки. Гадкие не из-за ориентации, конечно, а из-за чужой ехидной улыбочки.       — Не все люди повёрнуты на гормонах, Фоссет, — вместо этого улыбнулся он, стараясь повторить мерзкую ухмылку злого Тома. — А ещё, знаешь, социализация. Умение разговаривать с людьми. Любого пола людьми.       — Извини! — примирительно, но неискренне вскинул ладони Фоссет. — Я забыл, что ты маггло…       — Ещё хуже, Адам, — закатил глаза Гарри. Он устал, и злился, и мечтал о сэндвиче: не до расшаркиваний. Зря полез в чужие дела. — Моё воспитание тут ни при чём, просто не надо огрызаться. Берёшь пергамент, пишешь приглашение, покупаешь конфеты, отправляешь совой, если страшно. Она на тебя полпары смотрела.       Бессовестно преувеличивал, но чего только не сделаешь ради чужой самооценки и собственного спокойствия.       — Да? — продемонстрировал чудеса невнимательности Фоссет. Даже пропустил чётко считываемое надменное оскорбление. — Ну тогда…       — Тогда дерзай, — Гарри подмигнул, хлопнул того по плечу и свалил дальше по коридору, пока не пришлось побуквенно диктовать приглашение или пока до Фоссета не дошло, что по нему только что проехались. Соперник обезврежен и убеждён, что конкуренции нет.       Дальше Линда разберётся сама, и к дракклам этические разборки. Чтоб он ещё хоть раз влез. Раздавшееся вслед запоздалое «спасибо!» не компенсировало объём моральных страданий.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.