***
Местом для торжественного приёма Гриндевальд выбрал дракклов замок. Прям целый, большой, с башенками и декоративным рвом, через который был перекинут тяжёлый мост на цепях. Гарри никогда не сомневался в самооценке тёмных лордов, но до сих пор не осознавал масштаба проблемы. Они прибыли в обед, оказавшись на площадке для аппарации, огороженной витыми шнурами; ту расчистили от снега до земли, а у выхода стояли с палочками в руках два мага. Мсье Фурнье кинул в корзину цепочку-портал, многословно попрощался и аппарировал куда-то быстрее, чем Гарри успел восстановить дыхание. Только растерянно кивнул уносящейся в вихрь аппарации мантии. Маги оказались милыми людьми: поздоровались, направили в карету и даже посоветовали спросить, что делать, у смены на воротах. Правда, перед этим их обстреляли чарами идентификации, но Гарри не обиделся. Он общался со слизеринцами. Их паранойя включалась уже при рождении. По замку носились десятки людей, сотни предметов и даже видимые домовые эльфы – наверное, чтобы никто не врезался в ушастую мелочь, левитируя очередной вычурный подсвечник. Их с Томом смерили взглядом, как помеху, переглянулись и фамильярно послали куда-нибудь подальше, то есть в библиотеку. Обещались забрать в нужный момент перед празднованием, но после слова «библиотека» можно было и молчать: Том взбодрился, приобрёл вид почуявшей дичь легавой и за провожающей шёл со всей скоростью, которую только позволял этикет. Гарри бы с большим удовольствием погулял по замку, но чем меньше видишь людей, тем меньше шансов, что тебе зададут какие-то неудобные вопросы или нагрузят обязанностями. Тем более что в библиотеку обещали подать лёгкий обед: с «храмом знаний» неведомые владельцы замка не церемонились. Содержимое анфилады из нескольких комнат, уставленных стеллажами, оказалось ничего так. Сумерки за окнами, треть прочитанной книги и присланная провожающая стали полной неожиданностью. Гарри порадовался, что не успел растрепать волосы, измять мантию или сделать ещё что-нибудь предосудительное. Дальше было красиво и скучно. Обычно приёмы предполагались для взрослых дяденек и их политических игрищ, а все дети спроваживались в отдельное крыло бесноваться под присмотром прислуги. Но Гарри успел только кивнуть ровеснице в платье, похожем на зефирину, настолько быстро их увлекли в основной зал – огромный и вычурный, вся барочная красота предыдущего особняка меркла, как червяк перед драконом. Ледяные статуи. Шоколадные фонтаны. Хрустальные многоярусные люстры. Перезвон невидимых колокольчиков. Яма с оркестром. И что это, летающие джобберкноллы? Отличное решение – запустить птиц, которые не умеют орать и не могут помешать музыке. Ещё чуть-чуть, и это звалось бы безвкусицей, но оформители удержались на тончайшей грани. А вот Гарри чувствовал себя шестым пальцем на руке или огненной саламандрой в сугробе: в зал вовсю стекались волшебники. С воинской выправкой и крадущейся походкой; с острыми взглядами, обшаривающими всё помещение; с плавностью черт и уверенностью поступи; с видом «вы холопы у моих ног» и с проницательной услужливостью; со спутницами и спутниками; их была добрая пара сотен, и все никак не младше двадцати. Спасибо скачку роста, что они с Томом не выглядели хоббитами среди великанов, но и только. На них смотрели – с недоумением, узнаванием или как на очередные ледяные статуи. С ними даже говорили – но так, представиться (имена Гарри немедленно забывал), поговорить о какой-нибудь чуши (спасибо летним урокам: он мог обсудить даже хрусталь на люстре на две минуты диалога) да покинуть, как только мимо пройдёт кто-нибудь действительно интересующий. К моменту, когда в зал вплыла основная процессия магов в дамастовых мантиях и ливрейных плащах, Гарри уже успел истерзаться и схомячить половину подноса бутербродов с икрой. Гриндевальд спускался практически под звук труб, шествуя по – конечно, мраморной – лестнице, и слышался только шелест мантий волшебников. Они синхронно склонились в полупоклонах и кивках. Гарри поспешно повторил, думая о совершенно дурацких вещах – не задирается ли рукав мантии, оголяя рубашку, будет ли и эта укладка смываться добрых три часа и каким прибором зачёрпывать шоколад из фонтана, если все гости делали вид, что их фонтаны не интересуют. Неземная красота молодого бога, витающая вокруг Гриндевальда, была уже почти привычной. А вот человек, спускавшийся рядом – нет. Вообще незнакомое лицо. Симпатичное, но незнакомое. Оркестр поднял смычки, готовясь к первым аккордам, и Гарри стремительно ретировался в угол зала. Только сейчас он обратил внимание, сколько пар было со спутниками вместо спутниц. В маггловском мире за такое могло и камнем в голову прилететь, даже если чинно держишься за руку, идя по улице; смертную казнь за «содомию» отменили не так давно. В Хогвартсе было попроще: волшебники, с детства обложенные со всех сторон помолвками и семейными договорами, спокойно относились к любым видам любви, лишь бы в итоге все приходили под венец в нужной расстановке. Пар из парней в таких условиях насчитывалось немного. Гарри помнил какой-то скандал среди старшекурсников, когда трепетные чувства наткнулись на предубеждения магглокровки, который не оценил ухаживаний и развёл скандал на весь факультет, декана и даже директора. Диппет был птицей высокого полёта, составлял все эти бумажки, без которых школа не может работать, и вмешивался в бытовые дела школы как судья очень редко. Иначе в памяти Гарри это бы и не задержалось. Моменты приёма чередовались между «ох, как красиво» (особо пафосные произведения оркестра, выступления иллюзионистов, дрессированный леопард размером почти с нунду) до «уу, как скучно» (всё остальное). Украшения, платья и мантии быстро слились в калейдоскоп. Леопард, конечно, был крутым, но лицам однокурсников Гарри обрадовался бы больше. Такой приятный вечер не мог длиться вечно. Гарри удачно оторвался от бутербродов, когда люди вокруг подозрительно притихли, и подавил порыв спрятаться за Риддлом. К ним шёл Гриндевальд, весь такой совершенный и похожий на ожившую ледяную скульптуру. На фоне окружающих контраст между обычным человеком и тем, кто видел самую тёмную магию, был очевиден: бледный, едва ли человеческий оттенок кожи, тонкие до остроты черты лица, плавность движений существа, которое двигается в воде, при этом стоя ногами в лакированных ботинках на паркете. Даже глаза казались разных оттенков, но пристально смотреть в лицо Гарри не осмелился, повторяя полупоклон. Полгода назад Гриндевальд выглядел… человечнее. Но кто он такой, чтобы лезть в настолько высокие дела власть имущих даже мысленно. — Маркус, позволь представить моих юных подопечных: Томас Риддл и Генрих Поттер, — негромко проговорил Гриндевальд, кивнув в их сторону. Гарри аж прочувствовал, какими усилиями Том удерживал почтительное выражение лица. Своё имя он недолюбливал, но любые неверные формы ненавидел и считал высшей степенью неуважения, плевком в нежную душу, валуном на тонкую душевную организацию и всем этим одновременно. Похлопать его по плечу и посоветовать расслабиться звучало как последний поступок в жизни Гарри, но мысленно он пожал плечами – спасибо, что не Людовик или «эй, ты». Не пристало тёмным лордам клички спасённых котят запоминать. Может, он просто не признавал плебейски короткие имена для официальных представлений. — Том, Гарри, это Маркус Зоммер: мой партнёр и человек, благодаря которому война скоро выйдет на новый виток. Последняя версия провалилась. Стоять сурикатом и думать было некогда: пришло время раскланиваться с дежурными фразами фальшивой радости. Гарри поймал взгляд Зоммера – видимо, того самого, из-за которого нервничал месье Фурнье. На него смотрели, как на ядовитую жабу перед препарированием, едва спас натянутую улыбку. Это клуб красивых мерзавцев? Тогда Гарри явно не туда зашёл. Второй мыслью, абсолютно неуместной, было имя Зоммера: простое человеческое Маркус. Не то чтобы ему много представлялись, но за сегодня он услышал очень мало вычурных имён вроде «Бартемиус» или «Абраксас». Британские заморочки? Островное чувство юмора, проявляющееся даже в именах? Или люди, которых мамочка наградила длиннющим кошмаром из множества слогов, просто не считали необходимым представляться двум подросткам. — Юноши, ваши рождественские подарки будут ждать вас в особняке, — продолжил Гриндевальд, дав спутнику налюбоваться их выразительными лицами. Это он сказал нормальным голосом, и к ним стали явственно прислушиваться те, кто не нашёл в себе чувства такта и самосохранения. — Вам понравился мсье Фурнье? — Да, он прекрасный специалист, — отреагировал Гарри, спасая нервного стилиста. Если ему пришлось работать с Зоммером, неудивительно, что он настолько издёрганный. Впрочем, Гарри сказал правду: тот действительно нигде не облажался, хотя косметических зелий могло быть и поменьше. Следующая мысль накрыла ледяной волной: подарки? Им? Он никогда не получал подарков от взрослых, не считать же раздачу одинаковых подачек в приюте. Им надо было что-то дарить в ответ? Мерлин, он не купил ни одной вещи. Что можно дать Фишеру? А Гриндевальду? Насколько этично покупать подарок человеку с его же денег и что можно приобрести на лимитированные галлеоны в закрытом от мира особняке? — Я рад, — равнодушно произнёс Гриндевальд. — Развлекайтесь, господа. Ваш портключ сработает в одиннадцать. Золотистую цепочку – такую же, как и та, что принесла их сюда, – взял Том, он же отдувался с прощальными расшаркиваниями. Гарри паниковал и стоял, потупив глаза, чтобы случайно не посмотреть на Зоммера с вызовом – у гриффиндорцев это была врождённая черта, и сейчас она мешала его самосохранению. Арийские мужчины со строго-презрительным взглядом бегали за Гриндевальдом, как собачки за велосипедом. Неудивительно, что его партнёром оказался самый арийский мужчина с самым презрительным выражением из возможных. Нечего тут проявлять характер в тех местах, где твои органы могут вытащить через… кгм, другие органы. Стоило Гриндевальду и его партнёру отойти, Гарри даже не успел с паникой обратиться к Тому насчёт подарочного вопроса – пришлось отбиваться от тех, кто увидел их в паре футов от Гриндевальда и возжелал познакомиться. Начинали они с ритуальных танцев, подходили невзначай и вот этому старичку Гарри точно представлялся час назад, так что возможность поговорить тихо и без свидетелей помахала хвостом издалека. С такой же дистанции, в самых пространных формулировках обсуждая современный курс образования и куда именно он катится, он успел понаблюдать за Зоммером из-под ресниц и успокоиться. Мрачно, презрительно и недовольно тот смотрел на всех, кроме партнёра – а от взглядов на Гриндевальда Гарри смущался и немедленно отводил свой.***
Тридцать первого декабря Гриндевальд появился тогда, когда Гарри был готов видеть даже его аманта, лишь бы хоть кто-нибудь отвлёк Тома от беганья по стенам. Метафорического беганья, конечно. Где не деревянные панели, там обои в цветочек, где нет обоев – окно или эркер. К такому даже прислоняться страшно: вдруг испачкаешь. Дни после приёма проходили подозрительно мирно. Аккурат перед перемещением портключом они сдали отчётную писанину магу с таким лицом, что Гарри был уверен: меньше всего тот ожидал получить школьного вида свитки от каких-то подростков. Подарки-книги после перетряхивания органов порталом тоже получили – основы колдомедицины и сто наиболее популярных в средние века пыточных заклятий, какое дивное сочетание. Особняк никто не украшал, а обдирать туи в саду и выдавать их за хвою Гарри побоялся – и кощунство, и можно получить по ушам. Единственным свидетелем присутствия здесь людей была их грязная посуда, исчезавшая из мойки по расписанию и возникавшая утром на полках буфета. Читай себе да лепи армию снеговиков из рыхлого снега. Однажды незнакомый маг открыл дверь, перепугал их до полусмерти – до вскинутой брови в случае Тома, но это почти символизировало полусмерть, – и, убедившись, что все живы и целы, закрыл обратно. Гарри разрывался между «скучновато» и «поверь, тебе не понравится, если здесь станет весело» с риддловской интонацией. Завёл календарь, перечёркивая даты до обведённой цифры возвращения в Хогвартс. Превратил подарки однокурсникам из мятых свёртков в такие же мятые, но произведения искусства упаковки. В это непонятно где, где они жили, совы не долетали, а своей у него не было – заранее договорились, что обмен случится после каникул. Даже дописал эссе. За полнедели до возвращения в замок. Это не факультетский рекорд, но нечто, достойное празднования, так что несколько проветриваний спустя он научился запекать картошку со свининой. День рождения Тома маячил где-то на границе сознания, но планировался очередным спокойным днём, полным чтения и созерцания снегопада – их заметало так, что открыть дверь на террасу порой не получалось. Шумные сюрпризы Том любил примерно так же, как и душещипательные разговоры. Именно поэтому Гарри символически пнул ногой в чужую дверь с утра пораньше, ужасно фальшиво допел «happy birthday to you-u-u» до прилёта подушки в лицо, победил в суровой битве, замотал Тома в кокон из одеяла и нежно посмотрел в злобно сощуренные синие глаза. Втайне он был уверен, что Том этим наслаждается. Если бы так сильно бесился, уже вломил бы по мозгам, презрев собственную головную боль и прочие последствия колдовства, которое по возрасту не положено – технику безопасности всё-таки не чернилами писали, это каждый дурак с первой пары первого семестра знает. Другое дело, что любым правилом можно пренебречь, если очень надо. Но Риддл неожиданно затих, хлопая чёрными ресницами, смешной и нелепый в одеяльном коконе. И не скажешь, что этот подросток с острым носом и разлохмаченной чёлкой затерроризировал до подчинения стадо чистокровок. Они смотрели друг на друга несколько секунд, прежде чем Гарри с топотом ретировался из комнаты – Том мог разобраться с одеялом и жестоко отомстить. Побитый именинник выполз уже к штрафной кружке какао и трепету ресниц – вышла почти удачная пародия, спасибо Мерсер за образец. Том фыркнул и потерял запал злобного гения где-то между дверным проёмом и первым глотком какао. Гарри отпил свой и приготовился к очередному скучному дню. Однажды пробравшись в секретарскую и покопавшись в документах, он узнал, что Том родился в семнадцать – и ежегодно вручал подарок именно ко времени рождения. Это превращало вручение стандартных дешёвых безделушек, которые он мог добыть, во что-то индивидуальное. На все дни рождения в приюте обязательно пели «happy birthday» – хором, без возможности отказаться и с энтузиазмом похоронного марша. Риддла недолюбливали, и это звучало в каждой строчке. Его подарок и вовсе порой объединяли с рождественским, преподнося аж за неделю – два одинаковых свёртка канцелярии. Том никогда не упоминал, что что-то не так, но Гарри считал это делом принципа. И жалел, что в его тонкой метрике написали только «31 июля (?)» – дату, когда нашли примерно годовалого младенца, – да имя, прилагавшееся к кокону из пелёнок. Так себе набор данных, на нумерологии половину вещей он просто выдумывал. После завтрака – на этот раз больше помидоров, чем яичницы, в противовес вчерашней яичнице с помидорами, Гарри в знак большой любви и надежды на помощь с рунами даже почти сделал из этого омлет, – они расположились в гостиной. Несмотря на огромные окна, та всё равно была теплее остальных комнат: кто-то из эльфов разводил огонь ещё на рассвете, и камин за резным экраном потрескивал до позднего вечера. Том уткнулся в эссе – странный человек, который даже в день рождения пересматривает собственное домашнее задание, делая пометки на отдельном пергаменте. Гарри подтащил кресло ближе к окну и позаимствовал книгу пыток. Литографии завораживали своей омерзительностью: и смотреть противно, и оторваться невозможно. За окном снова сыпал мелкий снег. Головы они вскинули одновременно: на краю стола, за которым работал Том, с хлопком возник конверт – плотный, вычурный, с сургучной печатью и штампом из незнакомого символа. С шорохом упал на древесину, прокатился ещё дюйм по скользкой столешнице. Они переглянулись. Том отодвинул эссе, аккуратно закрепил перо, стряхнув лишние чернила. Гарри вытянул шею и кивнул на канцелярский нож – жалко ломать такую эффектную печать. На обратной стороне тонкого конверта было выведено «TMR», и Том любопытно наклонил голову, как прислушивающаяся собака. Если бы Гарри знал, во что это превратится, он бы отправил конверт в топку. Интересно, есть ли шансы наколдовать хроноворот силой мысли? Том чиркнул кончиком ножа по конверту, извлёк несколько плотных листов. Прошёлся взглядом. Округлил глаза. Дёрнул уголками губ – слишком криво для того, что он обычно изображал как «я улыбаюсь». Выглядел он удивлённым и растерянным, и обе эмоции Риддлу не подходили. Даже не пошутить про миллиардное наследство от скончавшегося дядюшки: какой там дядюшка у магглорождённого. Любопытствуя, Гарри вытянул шею ещё дальше, но успел увидеть только обрывок текста убористым почерком – Том быстро прижал листы к столу. — Эй! — на весь дом возмутился Гарри. — Подожди, — недовольно ответил Том, отодвигаясь вместе со стулом, только ножки скрипнули по полу. Ну и ладно. Ну и пожалуйста. Это Гарри вслух и сообщил. — Гарри, подожди, — повторил Том, посмотрев в глаза. — Прочитаю и посмотрим. Уступки от Тома Риддла. Имя вместо фамилии. Кажется, это второе Рождество вне очереди; или, судя по редкости события, день рождения Гарри наступил на полгода раньше. Гордые львы поражений не признают, поэтому Гарри задрал нос и устроился. Скрестил руки. Закинул ногу на ногу. Воззрился в окно с лицом сфинкса, важным и напыщенным. Пантомима ничего не дала, потому что в несчастную пару листов Том уткнулся, как в свиток с концентратом мировой мудрости. Таких текстов не бывает, Гарри бы знал. Панацей, логичных объяснений сути магии и даже способов нарушить законы Гэмпа ещё не изобрели. Потерпев несколько минут, сходил на кухню, с брязганьем ложечки размешал какао в самой большой кружке и вернулся в гостиную, демонстративно отпивая. Этикетно кощунственно, но он расстроен, а для привлечения внимания Тома все средства хороши. Тот успел взъерошить волосы и прикусить нижнюю губу, недоверчиво рассматривая пергамент. Однажды Дамблдор дал балл Слизерину за ответ Тома – и тогда недоверия во взгляде помещалось меньше. — Приве-ет. Здравый смысл – мозги Риддла. Эй, — постучал Гарри по краю кружки, когда пауза стала совсем невыносимой. Наконец-то снова недовольный взгляд. Он уже успел испугаться. — Чувство такта – мозги Поттера, — отразил Том. — Впрочем, эти вещи никогда и не встречались. Знакомься. Какао отставил! Гарри подул на какао, выражая мнение невербально – он, вообще-то, ловкий, – но кружку поставил подальше. Том с видом величайшего одолжения протянул дорогой пергамент, но контролировать не остался: прошёл к своей кушетке, вытянул ноги и воззрился в потолок, как будто там показывали звёзды. Гарри посмотрел наверх, но нет, всё ещё не Большой зал – обычная штукатурка с перекладинами. Обратил внимание на текст. Хорошо, что кружку он отставил и никаких демонстративных глотков не сделал. Сейчас бы отплёвывался какао, обрушив собственную репутацию даже перед стенами. Пергамент начинался с «Том Марволо Риддл», и в этом не было ничего необычного – счастливчик Том, помимо даты и времени рождения, знал даже своё полное имя. Гарри тоже знал, но его «Джеймс» восстановили по буквам, и то только потому, что Джоны и прочие Джонатаны писались сильно по-другому. А под линиями и стрелками пестрели незнакомые факты. «Том Риддл» – ну ладно, даже последней приютской уборщице была известна слезливая история, как нищенка попросила назвать ребёнка в честь отца и деда перед кончиной. Том при очередном пересказе превращался в каменное изваяние и настолько злился, что его сжатыми челюстями можно было колоть орехи. Но «Меропа Гонт»? Ещё перекладина, то есть росчерк тёмными чернилами, к какому-то Морфину? Стрелка к Марволо Гонту? Легенда, как на карте, где отмечено, что ветка Тома Риддла – магглы? До застывшего студенистой массой мозга медленно стало доходить. То есть в реальности это наверняка заняло не больше секунды, но в его воображаемом времени простаивания с пергаментом в руках оно длилось вечно. Какая-то часть мозгов, остающаяся активной в самых стрессовых ситуациях, отметила – понятно, почему дражайший друг так завис, если это даже его выбило в альтернативное временное пространство. Царский, невероятный подарок. Гарри открыл рот. Провёл языком по нижней губе, пытаясь вспомнить английскую речь. Закрыл рот. Посмотрел на Тома – тот всё ещё блаженно разглядывал потолок с широкой улыбкой, абсолютно ненормальной на его лице. Проанализировал, почему дышать стало тяжеловато – кроме понятного шока и неверия по краю сознания бегало «а вот тебе волшебную родословную на блюдечке не подарили». Мысленно дал себе по лицу: это день рождения Тома, и это то, чего Том хотел почти больше всего на свете и искал с момента, как пришло письмо из Хогвартса. Если Гарри сейчас начнёт психовать из-за «а мне вот не дали», то последний мудак и бездушный мерзавец здесь всё-таки не Том. — Поздравляю, — наконец протолкнул Гарри сквозь голосовые связки. Вышло хрипловато. Том перевёл проницательный взгляд – наверняка понял, почему возникла неловкая пауза, – но через секунду его глаза снова затуманились победным блеском. Отвечать тоже не пожелал. Гарри полистал оставшиеся бумаги: пара маггловских газетных вырезок, фотография какого-то дома, портрет пожилого мужчины, похожего на Тома. Сообщение о продаже фабрики. Копия статьи на старой версии английского, где «Гонт» написано с таким количеством вензелей... у них на обоях столько не было. Осторожно положил листы на край стола – Том снова проследил, чтобы те не повредились неведомым путём в воздухе, – и взял в руки кружку, чтобы спешным отпиванием какао замаскировать «что-мне-сказать-прямо-сейчас-Мерлин-я-не-знаю». Несколько прошедших часов ничего не изменили. Том нарушал законы вселенной, нарезая круги по дому с безмятежной улыбкой: поднимался в свою спальню, перекладывал эссе, звенел чем-то на кухне, даже высунул нос в сад, обеспечив сквозняк по всей гостиной. Лист письма он из рук не выпускал. Гарри пытался следовать хорошему примеру, дорабатывая домашние задания, чувствовал, что они поменялись ролями, и тихо бесился. Он не завидовал, вовсе нет. Чуть-чуть, капелюшечку, в глубинах чёрной части своей души, остальное радовалось за Тома и делало ставки на подвижки в слизеринской иерархии. Но неважно. Просто вежливые люди дверями не размахивают! А потом в дом вошёл улыбчивый Гриндевальд в укороченной дуэльной мантии и всех спас. Гарри был готов отвешивать поясные поклоны и стоять на обоих коленях, потому что даже эйфорически счастливый Том не мог игнорировать присутствие столь высокого начальства. Начальство явилось без сопровождения, критически важных новостей и весомых поводов; казалось, что заглянул он просто так, в череде аппараций и реализации многогранных планов. Но в зал собраний всё-таки зашёл, вернувшись с почтовым тубусом в руках – Гарри мог поклясться, что за прошедшие дни никто там почту не оставлял. С другой стороны, даже к дверной ручке зала они благоразумно не приближались. Тубус исчез в карманах мантии, а Гриндевальд решил выпить чаю с подопечными. Гарри бросился было на кухню, надеясь не грохнуть всю посуду от ответственности, но начальство изволило лениво махнуть ладонью. Гарри послушно сел в кресло, Том выпрямил спину ещё больше, пара аппарировавших домовиков засуетились с чайным сервизом. Сердце грохотало. Вот ты видишь великого тёмного лорда в нескольких коридорах, на одном собрании и на одном приёме, а вот он же небрежно вешает мантию на спинку стула и сидит в кресле, закинув ногу на ногу. А рядом оставлено твоё собственное эссе по трансфигурации и перо торчит из открытой чернильницы. Абсолютный сюрреализм. Когда пергамент с его каракулями оказался в тонких пальцах, Гарри вознамерился упасть в обморок от ужаса. — Альбус любит отсылки на заклинания межвидового обмена, можешь добавить lapifors. Guineaefors тоже, — усилил ощущение бреда Гриндевальд, откладывая эссе обратно на столик. — Ага. То есть да, сэр, — нервно ответил Гарри. Откуда у человека, который и в Британии-то бывал разве что в гостях, такие познания насчёт предпочтений их декана? Это какая-то великая тёмнолордовская база знаний? И не учебные вопросы же он пришёл обсуждать? Но ещё десяток напряжённых реплик они говорили действительно ни о чём: формулах третьего курса, похолодании за окном, пыточных заклятиях – то есть книге, которая тоже осталась в комнате. К счастью, Гриндевальд мимоходом поинтересовался, понравилась ли, – как будто мог принять ответ «нет», – а не спросил что-нибудь по теме. Гарри предпочитал рассматривать смущающе-интригующие картинки, а не пытать людей даже в мыслях. В фарфоровых чашках, настолько тонких, что тёмная жидкость просвечивала сквозь стенки, осталось меньше половины. Гриндевальд кивнул на пергамент: растерявшийся Том всё ещё держал его в руках. — Надеюсь, я не ошибся с выбором. Доволен? — Да, очень, сэр! — непривычно эмоционально сообщил Том. Мерлин, он смотрел на Гриндевальда так, словно тот снял для него с неба все звёзды. Гарри улыбнулся против воли и сохранил картинку в памяти: когда-нибудь будет продавать людям, уверенным, что Том абсолютно всегда вёл себя как надменная задница. Или наоборот, никогда никому не покажет, потому что это редкое зрелище принадлежит ему. Ну, и виновнику всех эмоций, хотя тот вряд ли занимался рытьём в родословных лично – по статусу не положено. Виновник тем временем усмехнулся в чай перед глотком. Ему подходила эта холодная, полная резных завитушек комната, в которой Гарри всё ещё периодически ёжился от богатства вокруг. — Дальнейшие поиски на тебе, но, во-первых, поздравляю, не-магглокровный юный друг… — если бы люди могли лопаться от радости, ошмётки Тома уже лежали бы по всей комнате. — ...во-вторых, я могу ошибаться, но Гонты – дальние потомки Слизерина. Том практически всхлипнул. Или взвизгнул. Звук не поддавался идентификации. Гарри спешно взял свою чашку и принялся цедить чай, наученный гипотетическим опытом с какао – если сейчас продолжатся откровения, то здесь сидели два последних человека, перед которыми он хотел бы позориться. Где-то в мире существовал ещё герр Фишер, но он выловил их на приёме и сообщил, что уроки продолжатся только летом. Гарри ни капли не расстроился. Гриндевальд весело посмотрел на Тома и продолжил с заговорщической улыбкой, извлекая из кармана – в котором точно не могло столько поместиться – длинную трубку: — Легенды гласят, где-то в вашем замке Слизерин оставил для своих потомков спрятанную комнату. И кто знает, что там хранится. Итак, Гарри хотя бы догадался, с какой целью их изволили посетить, но всё ещё не понимал, с чего такие реверансы. Раньше всё было проще: вот задание, вот шифр для писем, вот имена родственников, свалите с наших глаз, детки. Личные посещения и задушевные разговоры за чаепитием в его картину мира не вписывались. — Да, такие легенды были… — протянул Том дрогнувшим голосом. Он вызубрил всё, имеющее отношение к любимому факультету, ещё на первом курсе. Всё-таки это входило в план по завоеванию. — Так как заняться вам всё равно нечем, можете параллельно с учёбой разведать, правда ли это. У вас же всё в порядке с учёбой? — проговорил Гриндевальд. На просто просьбу предложение не походило. — Да, сэр! — синхронно ответили они. Гарри вспомнил свой семестровый табель: ну да, это ближе к «нормально», чем к «позор». Не все «превосходно», как у кое-кого слишком умного, но в первой десятке курса удержался. Гриндевальд отставил чай, ловко засыпал табак, неторопливо провёл взятой из ниоткуда зажжённой спичкой по кругу. К стандартным запахам дома – горящее дерево от камина, зимняя прохлада от приоткрытого окна, предгрозовая свежесть от духов Тома – добавились табачные ноты. За окном начинались ранние зимние сумерки, но блеск в глазах Риддла мог осветить всю гостиную. Гарри мысленно застонал. Днём это был просто энтузиазм. Сейчас энтузиазм будет преобразовываться в планы, а составляющий планы Том был невыносимо дотошным и раздражался на каждый чих, а если это планы по чему-то важному, то он ещё и не расскажет до последнего, а так как повесили это на них двоих, – ну ладно, не повесили, Гарри и сам рад порасследовать какую-нибудь загадку, – то надо будет выпрашивать, какие мысли водятся в извилинах риддловских мозгов… Длиннющую цепочку непрерывных выводов снова прервал Гриндевальд, небрежно бросивший перед тем, как поднести трубку к губам: — Только учтите, что там может быть какое-нибудь чудовище, не умрите раньше времени. Где-то между «раньше времени», отозвавшемся толпой ледяных мурашек по позвоночнику, и полным осознанием глубины проблемы Гарри непочтительно переспросил: — Чудовище?.. — Да, какая-нибудь доисторическая тварь. Древние маги любили такие сюрпризы. Исследуйте заранее, они обычно почти неубиваемые и злые, — пояснил Гриндевальд лёгким тоном, как будто советовал добавить заклинание к учебному эссе. — Не может быть просто какой-нибудь кровной проверки? — так же легко спросил Том, не дёрнув бровью. А гриффиндорец без страха, но с отвагой, тут почему-то Гарри. — Не с той эпохи. С огромными семействами того времени кровь могла всплыть внезапно и в неожиданном бастарде, — лекторским тоном пояснил Гриндевальд. — Охрана надёжнее. Впрочем, помещение до сих пор не нашли – и не все исследователи согласны, что это физическое место. Слизерин мог отличиться. Том аж поморщился, явно оскорблённый мыслью, что кто-то подбирался к его открытию. То, что ещё утром он ничего про свою связь с хогвартскими секретами не знал, Риддла явно не смущало ни капельки. — Но надеюсь на ваше благоразумие и на то, что вы не выпустите что-нибудь опасное резвиться среди мелких наследников, — Гриндевальд даже не удосужился принять серьёзный вид, помахав рукой среди дымовых колец. Те разлетелись, как облака в ветреный день. — Тебя что-то беспокоит, Гарри? Гарри беспокоило всё, от наличия Гриндевальда в этой комнате до загадочного монстра Слизерина, на которого наверняка наткнётся своим очаровательным носом Том, и надо срочно выучить десяток заклинаний, как можно лучше расчленяющих любую неведомую опасность. Чтобы быстро и с гарантией, как гильотина. Но вслух он сообщил только крохи сомнений, пожав плечами: — Ну, неубиваемое чудовище звучит как вызов, — и улыбнулся собственной шутке, надеясь, что вышло не криво и не панически. — А вообще просто волнуюсь. Ну, случайно сделать что-то не так. Эм, подставить всех. Слова выталкивались из горла с трудом: произносить такое было стыдно, как расписываться в собственной ничтожности. Но с такой ответственностью жить ещё страшнее. — Насчёт этого можете не беспокоиться. Гриндевальд точно понял, какую часть сомнений – где ему приставляют палочку к горлу и используют все заклинания из подаренной книги по очереди – Гарри не изложил. — Вы, конечно, очень важная часть плана, но нам пока не до острова. Учитесь себе и радуйтесь. И вы не единственные, кто связан со мной в Хогвартсе, так что даже в худшем случае мне доложат. Гарри сглотнул и улыбнулся. Внутреннего параноика наличие ещё каких-то соглядатаев, которые могли доложить, что он не очень-то старается в разговорах о политике, не радовало. «Важная часть плана» тоже – когда речь идёт о насильственном переделывании мира на новый лад, стоять пятым деревом в третьем ряду приятнее. — А кто ещё, сэр? — всё-таки осмелился спросить он. Пока Гриндевальд выглядел добродушным. — Информация не для вас, — ой, ой и ещё пять раз ой. Впрочем, злости в голосе не было. — Но у нас есть планы, планы B, планы С… и аналитический отдел, который знает суть планов от D до Z, так что, поверьте, беспокоиться вам не о чем. Кажется, захват мира был действительно ужасно занудной штукой. После фразы «аналитический отдел» Гарри начал подозревать, что это связано с бюрократией. Фу. Он не хочет захватывать мир никогда-никогда. — У нас есть пара сокурсников, которые от слова «аналитика» воспарили бы в небеса без метлы, — сказал он вслух вместо этого, пытаясь поддерживать видимость вежливой беседы, а не завуалированной раздачи приказов с одной стороны и выпытывания, останутся ли они в живых, с другой. — Ужасные зануды. — Сознательные рациональные люди, — поправил Том. Слава Мерлину, свои бумажки он отложил, пусть и на край стола рядом с собой. — Сказал зануда. — Сказал человек, которому пришлось умолять переделать нумерологическую формулу, потому что проверить свиток вовремя не удосужился. А вот это ударило ниже пояса. Прям по самому святому. Вымотанный зачётной неделей Гарри сделал тупейшую ошибку в самом конце расчётов, переписывая на чистовик: никаких «умолять» там, конечно, не было, но глаза жалобного оленя и всю свою убедительность включить пришлось. Повезло, что мятый черновой вариант сохранился в сумке и репутация позволяла такие просьбы, потому что эту же работу хотели переписать и действительно облажавшиеся студенты. Гарри попытался одним глазом недовольно покоситься на Тома, показывая, кто тут ночью задохнётся под подушкой, а вторым на Гриндевальда – осознать, насколько разрушена его репутация и не раздражён ли тот детскими пикировками. За меньше чем полчаса наедине с грозой Европы они перешли от почтительной нервозности к подшучиванию. Как такой лёгкий в общении человек умудрялся отстроить пару сотен последователей по линейке, непонятно. Как рядом с ним задержался стопроцентно дикий зануда Маркус Зоммер – тоже. Вот и сейчас Гриндевальд улыбался, глядя на их перепалку, как на возню малышей в песочнице, и молча курил свою трубку. Может, ему просто нужно было отдохнуть от всех этих вышколенных Жнецов. — Ладно, юноши, мне пора, — поднялся он, щелчком пальцев очищая трубку и взмахом руки призывая мантию. Вот это мощь. И мастерство, конечно: беспалочковой магией грезили все студенты Хогвартса, только одолевшие первые несколько занятий, и они же быстро понимали, насколько редким и крутым это было. — Слушайте Глёкнера и Ротбауэра до конца каникул, влезайте только в санкционированные неприятности, перекрасьте бороду Альбусу… ах, да, портключ в Лондон появится в день отъезда, сами доберётесь до вокзала. До встречи летом. С резким хлопком Гриндевальд исчез раньше, чем они успели договорить слова прощания – только лёгкий запах табака, смешанный с одеколоном, и остался. Чашки из-под чая тоже исчезли. Гарри начал думать о том, чтобы выпросить эльфов в постоянное личное пользование и не относить всё это в мойку. — Ты слы-ышал? — протянул Том. Кто заменил Риддла и кого стукнуть, чтобы вернуть привычную версию. — Мы не пойдём убиваться о чудовище Слизерина. Том, Мерлин, обычно голос разума – это ты. — Конечно, не пойдём. Мы разработаем план, поищем в библиотеке… — ...проникнем в запретную секцию, потому что всё, что вне её, ты стопроцентно давно обшарил, попадёмся, получим по ушам… — Нет, — почти оскорблённо отрезал Том. — Мы мирно и бесследно почитаем нужную информацию, исследуем замок, найдём комнату и составим план, как не умереть в процессе. Не путай меня со своими однокурсниками. — У них максимум – подкинуть жаб в девичьи душевые и покурить в розарии. Не победы над чудовищами. — Ещё скажи, что они узнали бы и не побежали повергать всей толпой. Гарри поднял руки в жесте «сдаюсь», потому что да, побежали бы. Именно поэтому за третий курс Гриффиндора негласно отвечал он. Ещё имелся умный Боунс, но тот слишком часто витал в облаках, чтобы отслеживать факультетские течения, и хуже общался с Игнатиусо-Септимусовской парой. Те считали неделю без шалостей впустую прожитым временем. — Но я-то не они! — Да, тебе при рождении выдали немного мозгов, поэтому ты мой друг. Гарри закатил глаза, внутренне изумляясь. Насколько же Тома пришибло новостями, что он начал говорить комплименты, пусть и специфические? Настолько же странные, как и его дружба – та, в которой можно не замечать друзей по полгода и общаться с ними только на каникулах. — И ты просто не можешь угробить своего друга из-за того, что какой-то там дальний предок защищает свои древнющие знания, — сказал он вместо своих мыслей. Зря он озвучил слово «знания». Том уже открыл рот, чтобы прочитать лекцию по теме своего Великого Наследия, так что пришлось извлекать джокер – засунутую под кресло коробочку – раньше времени. — И вообще, с днём рождения. Теперь ты снова сможешь хвастаться, что на полгода умнее. — Я не хвастаюсь, я уведомляю, — отрезал Том, но подошёл, чтобы забрать коробку. Даже без пыли: эльфы действительно круто убирались, Гарри вот под креслами никогда не протирал. Забыв про лекцию, Том подцепил ногтями картонную крышку. Гарри стоял, немного натянуто улыбаясь: он старался, не раз поднимался к школьным совам и целых полгода не скидывался на квиддичный журнал, но по сравнению с родословной это всё-таки ничто. Том смотрел внутрь коробки несколько долгих и мучительных секунд. Как же сложно дружить с людьми, которые в любой непонятной ситуации делают нечитаемое лицо. — Спасибо. Гарри приготовился расстраиваться остаток вечера. Помимо журнальной подписки – конечно, ему и так давали почитать, но не докидывать кнаты в общий счёт было неприятно, – весь декабрь отрывался от учёбы, чтобы наложить на подарок какие-нибудь новые чары. И с Флитвиком советовался насчёт сочетаемости: заказанное серебро, брошь-змея в две фаланги пальцев размером, пришла декоративной и пустой. Его неловкие эксперименты могли рвануть – никакая защита специальных экспериментальных классов, отданных под фантазию студентов, не спасла бы. Тома ждало много сюрпризов, старательно уложенных слоями плетений. В общем, было из-за чего огорчаться, если брошь улетит на дно риддловского чемодана. До этого года и шанса для таких страданий не возникало: в приюте выпрашивал у поварихи сделать яблоко с карамелью, в раннем детстве находил причудливые камушки, в Хогвартсе на рождественских каникулах и вовсе преподносил огоньки в банке. Том летом отдаривался тем же. Прочие праздники они игнорировали по негласному соглашению: что ещё делать двум сиротам без денег. Несколько резких шагов Тома стали неожиданностью, Гарри почти отшатнулся. И замер, оказавшись в объятиях. Обнимался Том с такой же ловкостью, с какой обсуждал свои эмоции: как бревно. Скорее просто обхватил Гарри руками, как статую, не прижимая к себе и поставив на лопатки кончики пальцев. Как на танце с Мэри, хохотнул он про себя, неловко протягивая руки в ответ. У него опыт объятий был примерно таким же: теория, наблюдения и пара случаев, когда квиддичная команда очень уж радостно праздновала победу. В случае с Томом «стиснуть всеми силами» вряд ли годилось, но любые эмоциональные штуки от него стоило поощрять, а то из людей, которых весь мир не особо любит, вырастают маньяки-психопаты, он читал. Том имел все задатки, так что спасибо, он этим займётся: свихнувшийся друг в волшебной тюрьме Гарри не устраивал. Забив на рациональные рассуждения, Гарри притянул Тома чуть ближе, – так, что запах его духов, или туалетной воды, или что использовал этот эстет, перебил все остальные в комнате, – и почти положил подбородок на чужое плечо. — Спасибо, — повторил Том. Оказалось, если лежать подбородком на человеке, то его голос отзывается гулкой дрожью. Выждав полсекунды – не слишком поспешно, но и без ужасной неловкости, – Гарри отстранился, улыбаясь. Даже если это разовая акция на фоне исполнившегося желания, обниматься с человеком, который не хочет задушить тебя от победной радости и не придумает потом ничего романтического, как девочки, было классно. Загадочные чудовища Слизерина, последствия любезностей на балу, весенний семестр? Да ну это всё к драным книззлам. Всё у них будет здорово.