***
Вялая перебранка дала плоды: покрутив в голове все советы, полученные за полмесяца, Гарри повздыхал и пошёл к Боунсу. Тот уже выполнил многоходовый план по получению согласия Аббот – то есть потратил час на рисование схем, а потом в середине плюнул на всё и просто спросил в теплице, пока все разбирали инструменты. На этот раз нужны были не мозги Эдгара, а результат приложения мозгов, то есть Роза. Приглашать при всех на занятии или – ещё хуже – в большом зале Гарри категорически отказывался. Девочки же ходили единой шепчущейся и хихикающей стайкой даже в туалет: в каком составе из спальни выпорхнули, в таком спать и уходили, и на переходах между кабинетами Мерсер всегда сопровождала какая-нибудь подружка. Гарри вёл наблюдение уже пару недель, и Роза общалась с Нэнси чаще всего. План подобраться через подружку был топорным, но хотя бы не включал серенад и коленопреклонений: только неловкое объяснение Аббот, что именно он хочет и почему нельзя намекать заранее никому из подруг. В мальчишеской половине Хогвартса всё устроено просто: все общались со всеми. Гриффиндор показательно не любил Слизерин, те отвечали взаимностью, но на деле – и подальше от преподавательских взглядов – Гарри всё равно мог хлопнуть по плечу Лестрейнджа или одолжить конспект у Паркинсона, не говоря уже о Риддле. Администрация школы делала вид, что верит в противоборство факультетов и не понимает, почему слизеринцы знают ответы на тест, данный за пару до этого гриффиндорцам. Умники из Рейвенкло занимали лучшие классы для экспериментов, но всё равно ввязывались в снежные битвы и учебные обсуждения. Живущие единым коллективным разумом барсуки держались обособленно, но тоже не имелось никаких проблем взять списать эссе или потрепаться в коридоре. Шутили над другими факультетами, конечно, безудержно, порой и дрались, но драки общению не мешают. Разве что друзья обычно были из родной факультетской спальни, но и там по замку бегала россыпь исключений. Девичья социальная система напоминала формулы самоподдерживающихся заклинаний – Гарри как-то заглянул в учебник седьмого курса, он предпочёл бы никогда такого не знать и тем более с этим не работать. Даже не слизеринские девочки умудрялись втроём развести две коалиции, одну классовую войну и три задранных в демонстративной обиде носа, причём стороны и объединения постоянно менялись. Проще было отследить на месте, чем запомнить, кто с кем сейчас не разговаривает. Юные леди ходили стайками неончиков, чётко разделёнными по курсам и факультетам, за исключением отдельных акул и заблудших мальков: некоторые, бедные или просто противные по характеру, не вписывались в строй. И общались стайки соответствующе, имея какие-то свои девичьи тайны и не доступные другим поводы для хихиканья. Заведённый порядок рушился к старшим курсам, когда в дело вступали отношения и поцелуи в тупиковых коридорах. Но девочки-третьекурсницы ещё ходили строго цветными группами, красное к красным, синее к синим, и смотрели друг на друга с забавным высокомерием. До бала и после бала. В преддверии кошмара все конфликты резко откладывались, межфакультетское общение даже внешне налаживалось – надо же меняться заколками, косметикой и затёртыми журналами причёсок, – и шушуканье в углах нарастало. Четыре факультета дам, не жалея своих нервов, перемывали кости благородным рыцарям. Находили разной степени корыстности мотивы даже там, где бедному парню просто мама сказала кого-нибудь пригласить, иначе мантия будет с рюшами шестнадцатого века. Гарри, настроенный на «оттанцевать и забыть», не мог так рисковать. Узнают о подготовке, придумают непонятно что, будут обсуждать полгода и строить умилённые глаза, а у самой Нэнси, не дай Мерлин, могут завестись Завышенные Ожидания. Объяснять всё это Аббот он, конечно, не стал: просто состроил щенячьи глаза и сказал, что не хочет портить сюрприз. Поэтому через пару дней шёл к боковому коридору второго этажа, нервно одёргивая мантию. По узкому проходу в основном срезали путь гриффиндорцы, которым нужно было между травологией и обедом забежать в душ – у других факультетов имелись более удобные пути миграции. Роза сказала, что это лучший момент, и так заговорщически косилась на него всю пару в теплицах, что и слепой бы что-то заподозрил. Передумать было проще, чем поскользнуться на ступенях у входа в замок. Это на словах всё легко. И в плане. И в голове ещё вчера, когда Роза передала Эдгару, чтобы Эдгар рассказал Гарри, что Нэнси не собирается прогуливать сбор ягод бузины и всё в силе. В реальной жизни в голове воцарилась звенящая пустота, колени вспоминали боггарта и подрагивали, а холодные ладони внезапно вспотели так, что пришлось вытирать о мантию. Гарри затормозил у входа в коридор, как будто влетел в стену, поморгал в ответ на взгляд рейвенкловского старшекурсника. И принялся анализировать свои чувства с неприятным подозрением. Не хватало ещё бабочек в животе и прочих ужастиков из любовных романов. Слава Мерлину, никаких насекомых в желудке не завелось. Вспомнив внешность Нэнси, убедился, что симпатичная девочка самой красивой в мире не стала, бледно-зелёные глаза не превратились в изумруды, писать стихи в честь прекрасной дамы не тянуло. То есть он точно не влюбился: просто паниковал, как и любой человек мужского пола, который ещё ни разу не приглашал никаких девочек ни на какие балы. Он и танцевал-то дюжину раз. На экспресс-уроках герра Фишера. Воспоминание о Риддле, тоже вынужденном вальсировать то с пустотой, то со спотыкающимся Гарри, немного приподняло моральный дух. Ещё раз взвесив силу воли и обещание Розе, он нацепил на лицо безмятежную улыбку, покосился на часы и направился в глубь коридора. Расчёты сбылись: с другого конца раздался девичий щебет. Бежать при отсутствии окон было некуда – да и Аббот могла убить за дезертирство, а спальня номер один полным составом насмехалась бы до конца жизни. На одну чашу весов легла паника такой величины, что сейчас его боггарт обзавёлся бы двумя косичками, на вторую – перспектива морального расчленения, зверски растянутого до конца учёбы. Гарри не хотел проверять, насколько друзья изощрённы в своих подколках, поэтому непринуждённо пошёл навстречу судьбе. Аббот постаралась и каким-то образом оставила из боевой гриффиндорской девятки только Доркас Медоуз, заодно в нужный момент закончила говорить, практически толкнув Мерсер в спину и придержав Медоуз за локоть. Так Гарри узнал, насколько эффектно даже самые юные женщины реализуют свои грандиозные планы. На весь коридор попахивало манипуляцией, но, опять-таки, он сам ввязался и первым начал. — Привет. Улыбка приклеилась к лицу так нелепо, что щёки болели. Не быть ему таким непринуждённым, как Риддл – искренне улыбался тот раз в столетие, но повседневную маску дружелюбия натягивал легко. — Ой, привет, — остановилась Нэнси, придержав наплечную сумку. Судя по лицу, ничем не расстроена и не злая. От раздражённой девочки Гарри мог и убежать, и плевать на репутацию, ведь она точно скажет «нет». Собственная мантия с мятыми рукавами и пятном на кармане вдруг показалась дико неподходящей, волосы – не к месту взъерошенными, ботинок из-под подола выглядывал грязный. Гарри поспешно приставил ногу, маскируя непредусмотрительность, и сглотнул. План был элементарным, как рухнуть в пике и дёрнуть ручку метлы перед землёй: выглядит и звучит страшно, но исполняться должно в два счёта. Даже слова заранее подготовил – не умоляюще, не нагло, без тупых шуток и вежливо, но не в выспренно-манерном стиле. Нэнси уже наклонила голову и вопросительно приподняла брови, а губы расклеить всё ещё не удавалось. — Ты что-то хотел? Аббот за её спиной сделала страшное лицо. Доркас стояла античной статуей, вся такая бледная и с длинной косой, но Гарри всё видел: уголки её губ тянулись вверх. — Эм, да, — открыл рот он. Дальше было проще: — Я тут… хотел… в общем, пошлисомнойнабал. Ну вот. Потолок с нервюрами не рухнул, и даже ветка не упала. Окна в соседних коридорах не вылетели. В проход не забежала взбесившаяся мантикора и даже не зашёл никто из слизеринцев – для их тонкой душевной организации такое приглашение считалось оскорбительным и достойным перемывания даже костного мозга. Нэнси крепче сжала сумку, и так отлично держащуюся на плече, комично распахнула глаза. Она не ожидала, что её кто-то пригласит? Нашёлся человек, который решился раньше, и она просто никому об этом не говорила? Всё-таки не купила платье и собиралась честно проболеть тот день? — Эм… прости, что? — отлично: просто не расслышала. — Пошли на бал. Ты. Я. Платье. Танцы, — медленнее повторил Гарри, чувствуя, как с каждым словом его рейтинг Очень Храброго Мальчика растёт – пусть даже только для него и двух сопровождающих. — А, — ещё больше растерялась Мерсер. — Ой. То есть да. Я согласна. — Хорошо, — поспешно сказал Гарри, пока согласие не забрали обратно. Как продолжить, он не знал. Уходить было неловко. Медоуз за спиной Нэнси уже открыто переглядывалась с Аббот, и не миновать его честному имени тура обсуждения в девичьей спальне. — Какой цвет ты наденешь? — спасла положение Нэнси. — Зелёный. Ну, тёмный такой. Как болото… короче, зелёный, — с каждой репликой слова изо рта выходили всё легче. Ещё немного, и он сможет идти на драконов с силой формулировок вместо оружия. Или хотя бы не запинаться. — Встретимся тогда за полчаса у выхода из гостиной, хорошо? — Да, — зачем-то дважды кивнула Нэнси. Сумка съехала с плеча и теперь висела на локте. — До встречи. Ой, спасибо. Это упало последней каплей в пруд душевного спокойствия: сверкнув улыбкой, подмигнув нервным тиком и плюнув на выглядывающие грязные ботинки, он ретировался. Это всё было сложнее, чем двухчасовая варка контрольного зелья, и только чуть-чуть легче, чем нумерологический расчёт своего полного имени. Надо было срочно найти Боунса, рассказать о позоре, отчитаться, что его партнёрша мало помогала, и вытащить играть в снежки: ближайшей парой была астрономия – успеют и наиграться, и отмыться, и одежду высушить.***
Сплетни неизбежно зашелестели шёпотом студентов за его спиной, но о решении не пожалел. Пока парочки определялись с украшениями, гоняли сов за такими же, но не лакированными туфлями и ходили на открытые танцевальные уроки от старост, Гарри благополучно сдавал зачёты: ни новых серёжек, ни пошагового плана вечера от него не ждали. Нэнси продолжала кивать в коридорах, разговаривать ни о чём в гостиной и вести себя, как нормальный друг, только с косичками. Поэтому Гарри получил последнее «выше ожидаемого» за расшифровку древненормандской надписи, закрыв этим зачётную неделю, морально подготовился и в назначенное время стоял в гостиной, расчёсанный и даже подлечивший синяк на скуле – звери, а не хаффлпаффцы, чуть матч не продули. Только последние дураки могут считать барсуков безобидными: в отличие от их талисмана, хаффы в зимнюю спячку не впадали. Даже мантию выгладил. После вытряхивания из глубин чемодана она смотрелась болотной шторой, но на нём выглядела сносно – неплохая такая штора цвета тёмной травы, драпированная в нужных местах, без сотни пуговиц и пяти рядов оборок. Теперь он выглядел как мальчик из хорошей семьи, и с этой шутки пришлось смеяться про себя и самостоятельно – никто не понял бы контекста. Разве что Риддл, но за семестр они заходили дальше «привет» раз десять. Даже очки надел! Их герр Фишер выдал после «криворукий ротозей, открой глаза», неприятного осмотра и вывода, что очки для чтения не помешают. Гарри водрузил их на нос в третий раз после примерки. Вообще он предпочитал щуриться, но с очками, начищенными ботинками, жилетом и рубашкой под мантией можно было выглядеть как щёголь и порадовать леди. Септимус в своём зелёном топтался рядом. Они уже пережили шутки про двух слизеринцев от сокурсников, не обременённых чувством юмора, и стоически терпели. Боунс копался в спальне, пытаясь отпороть карман без последствий, Прюэтт улетучился к подземельям, так что им оставалось ждать Нэнси и Агату. Уизли дотянул до момента, когда к девочке целеустремлённо направлялся Такер, и напугал её скоростью подбегания. Гарри по-дружески не смеялся на весь коридор. Запыхавшийся Септимус распинался о том, как всегда хотел пригласить только её, не обращая внимания на круглые глаза и нулевую степень взаимного знакомства. Агата внезапно для всех согласилась – как выяснилось позже, чтобы попросить Септимуса познакомить её с пятикурсником-хаффлпаффцем из квиддичной команды. Девичье коварство не знало границ. Гарри поправил очки. От скуки он оттачивал жест, подсмотренный у Крауча: элегантное движение среднего пальца. И перемычку поправил, и оппонента послал, и не придерётся никто. Осталось научиться не тыкать себе в глаза. Нэнси выпорхнула в стайке остальных бабочек через приемлемые пять минут после назначенного времени. Старшекурсники рядом томились у стены: их дамы, видимо, только приступали к туалету. Девочки смешно пихали друг друга, осматривались, как будто не видят эту гостиную с этими же мальчиками – ну да, теперь причёсанными, но разница невелика, – каждый день, и разбредались по кавалерам. — Прекрасно выглядишь, — шагнул вперёд Гарри. На этот раз он решил не запинаться любым путём и вызубрил десяток фраз, которые можно повторять весь вечер. — Ой, спасибо, — забавно опустила глаза Нэнси. С платьем принцессы он угадал: всё такое пышное и местами шифоновое, как кремовая пенка на кофе. Оставалось надеяться, что по пути к залу Мерсер не замёрзнет: согревающими чарами мог и поджечь случайно, а хуже замёрзших девчонок были только голодные. Косы сменились колоском, в ушах поблёскивали шарики-серёжки, и вообще Нэнси непривычно светилась. Гарри мысленно вздохнул и изобразил полупоклон, подавая руку. Если ради девичьих мечтаний придётся вечер изображать грациозного аристократа, – или дрессированного медведя, смотря как выйдет, – он справится. Четырнадцать лестниц спустя всё ещё не жалел. Нэнси не делала микроскопические шажочки «я-на-каблуках», не пыталась навернуться с каждой исчезающей ступеньки и не задирала нос, проходя мимо девочек в совсем дешёвых платьицах. Гарри, только милостью Гриндевальда вышагивавший в качественном сукне, оценил. Если бы не чужие деньги, тоже сейчас шёл бы в трансфигурированной школьной мантии или наспех сшитой фризовой. Перекраску, адаптацию под запросы и спешную починку «мама прислала вот это, оно немного помялось» старшекурсники наладили как бизнес, и в обед в гостиной выстроилась очередь с кнатами в руках. Что ещё лучше, она тоже тихо восторгалась убранством замка безо всяких попыток завести диалог о погоде. Нервюры, колонны и некоторые своды арок украсили в самом начале декабря, но сегодня неведомые декораторы расстарались. В коридорах танцевали маленькие безобидные огни, рамы портретов покрывал нетающий снег, свисающие омелы они негласно обходили по дуге, но даже на тех вились ленты. На финальной лестнице Нэнси крепче сжала его руку: из-под потолка бесконечным потоком сыпались снежинки; лёгкие и не холодные, они путались в волосах студентов и испарялись, касаясь мантии или ступеньки. Даже пахло по-особому: морозной свежестью и хвоей, переплетением множества одеколонов и глинтвейном, запечённой картошкой и апельсинами. Апельсинами почему-то очень ярко. Гарри перевёл дух – столько лестниц, никто ни разу не споткнулся, – и повёл партнёршу к самому углу холла, где собирался и уже звенел смехом третий гриффиндорский курс. Ещё там стоял третий слизеринский, шуршащий одеждой и сыплющий предупреждающими острыми улыбками во все стороны. Картину немного портил бодрый Прюэтт, азартно обсуждающий что-то с наречённой, – и от гриффиндорцев уже отошел, и к слизеринцам не прибился, – но для душевного спокойствия пространство между факультетами подходило. Правда, пришлось обменяться кивками с Абраксасом – всем таким платиновым, включая мантию со строгой тёмной вышивкой. Рождественские балы традиционно посещал почти весь Совет Попечителей, и отпрыски членов Совета не менее традиционно нервничали. Нэнси улыбнулась партнёрше Малфоя, несмотря на разницу их платьев в добрый десяток галлеонов. Пиранья, а не девчонка. Начинали бал и отдувались с танцевальными фигурами старшие курсы, требования к третьему были невелики: покружиться по краям да попадать в музыку. Дальше следовала традиционная программа, торжественный фуршет для проголодавшихся и не регламентированные развлечения. Надо выдержать три танца, исполнив все формальные обязанности кавалера, может, четвёртый – чтобы точно порадовать Нэнси, и можно удаляться к фуршетным столикам. Приятные особенности сомнительного происхождения. У отпрысков знати мало что не было выбора в приглашении девчонок, – всё решала семейная политика и ненавязчивые советы любящих наставников – так ещё и воображаемая бальная книжка была забита до предела к началу декабря, а потом трижды согласована. Менее именитые, но популярные студенты просто выхватывали партнёров ещё в Хогвартс-экспрессе, потому что случится белый танец, и попробуй откажи давней поклоннице, даже если она на три головы ниже и танцевать не умеет. — Умеешь танцевать, Поттер? — в тон мыслям раздалось со спины. Ему беззлобно улыбнулся Адриан Паркинсон, стоящий в старомодной вычурной мантии. Под ней виднелся край жилета, расшитого бисером. Вот уж где семейные традиции. — Наступлю тебе на ногу, — зубасто отразил улыбку Гарри. — Берегись. — Умираю от ужаса. Милая леди, как вы связались с таким грубияном? Нэнси опасливо посмотрела на высокого слизеринца, но отреагировала быстро: — Грубиян не так плох, как кажется. — Я оскорблён, — сообщил Гарри, прижав руку к сердцу. — Я вообще-то сама любезность. — Ага, уже сутки, от момента спихивания хаффлпаффца с метлы, — влез Лестрейндж. — Привет, Том. Гарри не смог не обернуться – и точно, Тома в наборе слизеринцев раньше не было. — Это был несчастный случай. Ты ничего не докажешь. И вообще, спорт требует жертв. Да, привет, Риддл. Рассёкший толпу – студентам становилось тесновато даже в огромном холле, когда в дело вступали «не наступи на чужое платье» и «обойди соперницу по другой стенке» – Том кивнул всем сразу. И так рослый, он казался ещё выше в тёмной, почти чёрной мантии, наброшенной поверх костюма на манер плаща. Волосы уложены ровной волной, глаза серьёзные, от носков ботинок отражается сияние потолочных светильников. За локоть цеплялась мелкая Розье: Гарри помнил факультет и фамилию, а вот имя… Мелинда? Мэри? В общем, традиционные политические игры: у Тома приглашение конкретной девочки явно было запланировано за год. Можно подумать, Риддл где-то прятал ежедневник для долгосрочного планирования. Слишком уж продуманной была каждая деталь его хогвартской жизни: от осторожных одолжений сокурсникам до помощи чужим первачкам. — Не вздумай устраивать несчастные случаи весной на нашей игре, — подкатил к их компании ещё и Мальсибер. — Я видел этот трюк, огребёшь бладжером. — Как огорчительно, — округлил глаза Гарри. В свои лётные способности он верил: раз семь увернётся, а дальше или слизеринский капитан не выдержит, или судья свистнет из-за притеснения ловца. В конце концов, хаффлпаффец действительно ляпнулся случайно. Гарри даже подстраховал его, спустившись до амортизирующих чар, прежде чем улетучиться за снитчем. Их пикировку прервали преподавательницы травологии и древних рун: вынырнув из огромных дверей Большого зала, они чёткими командами принялись разгонять студентов по колоннам и рядам, чтобы в первый танец ворвалась не «орда бешеных громамонтов». Пришлось срочно ввинчиваться в львиный прайд. Там всё было громче и ярче, с перешёптываниями, обсуждением Пивза – они вовремя спустились, потому что последние выходящие попали под водяные бомбы, – и периодическим фырканьем от девочек, которые хотели принца, а держали за ладонь бестолкового громкого подростка. Судя по лицу, с которым Агата вцепилась в руку смеющегося Септимуса, запрет на убийства сокурсников был не зря прописан в хогвартском кодексе. Рядом выстроился более серьёзный четвёртый курс. Им уже предстояло сделать пару танцевальных движений, то есть страшная ответственность. Где-то там виднелся пятый, и с пятого по седьмой курс студенты сравнивались по росту, так что гора голов и мантий смешалась в одно большое калейдоскопное пятно. — Я действительно постараюсь не наступать на ноги, — протянул руку Гарри. — Но, эм, так себе танцую. — Я верю в вашу грацию, мистер Поттер, — хлопнула ресницами Нэнси. Бывают ли кокетливые пираньи? Двери Большого зала распахнулись одновременно с первыми аккордами музыки. Легко зашагали семикурсники, разбившись на четвёрки, зашуршали платья, виднелись под мантиями острые лопатки выпрямленных спин. Вслед пошли шестые курсы. Пятые. Четвёртые. Столы из зала убрали, оставив россыпь фуршетных столиков вдоль стен, и Гарри только сейчас увидел, что паркет делил пол на квадратные плитки разных тонов. В тёмном натёртом дереве отражались грандиозные потолочные люстры – ещё с утра висели свечи. От входа можно было рассмотреть нескольких преподавателей, выглядящих непривычно в парадной одежде, и пару суровых мужчин с их спутницами – явно члены совета. Плавно шагая с правой ноги, Гарри выбросил всё лишнее из головы и мысленно превратил это в квиддичный матч. Соседние пары – бладжеры, двигаются хаотично, не врезаться. Снитч уже в руках, никуда лететь не надо, только не упустить. Тем более что им разве что линиями зал не разметили, чтобы толпа нервничающих детей не сбила общий порядок. Он остановился напротив Нэнси, замечая, как свет люстр немного тускнеет: блестящие украшения на платьях расплывались на краю зрения. Поклонился ещё раз. Развернулся через плечо, скользящими шагами подходя к нужной плитке и выдерживая расстояние между парами. А дальше всё просто: движение в три такта, скользящие шаги по паркету, одна рука чуть ниже лопатки Мерсер, вторая придерживает девичьи пальцы через перчатку. Музыка оркестра плыла по залу, проникая под рёбра дрожащим трепетом. Мелькали лица. Постукивали бальные туфли. Через половину круга он даже осмелился отвести взгляд от волос партнёрши и посмотреть в центр зала. Старшекурсники не зря ходили на все эти предварительные репетиции: они крутили девушек и разворачивались сами, перестраивались и выполняли танцевальные фигуры, всё более сложные от четвёртого курса к седьмому. В какой-то момент даже прошли двумя скрещивающимися диагоналями, грациозно проскальзывая в промежутки между парами и завершая это вращением. Гарри потянул за руку, разворачивая Нэнси раньше времени, но избегая Медоуз с её партнёром. Та виновато улыбнулась, но строй тут же выровнялся, и ноги всех участников были в безопасности. Поворот, улыбка, Прюэтт проплыл мимо зубасто улыбающейся акулой, Хиггс мелькнул багровой вспышкой через несколько пар, Линда Олдридж сияла россыпью страз на изумрудном платье. Движения старшекурсников отвлекали все взгляды от младших, так что Гарри периодически огибал замешкавшихся, проскальзывая между столиками и мантиями. Нагнал Малфоя, сосредоточенного и довольного. Затесался среди слизеринцев: вот где никто не лажал, сохраняя ровный строй и нужные промежутки. На четвёртом круге стал буфером между парами Прюэтт-Блэк и Мальсибер-Винникус, и факультетскую принадлежность сохранив, и себя обезопасив. Отсюда было видно безмятежно улыбающегося Риддла. Какими бы ни были его планы, сейчас тот смотрел на Розье с милой, почти нежной улыбкой, кончиками пальцев касаясь её спины. Гарри аж порадовался за девчонку. Немного. Может, с ней Том хотя бы нормально разговаривал. Снова потянул за руку Мерсер, завершая разворот, и остановился ровно с последним тактом музыки: подбородок поднят, спина прямая, руки наконец можно опустить, а то аж локоть затёк. Нэнси напротив сияла ярче, чем люстры. Гарри очень, всей душой надеялся, что она ничего романтичного себе не придумала. Стоило срочно найти рейвенкловцев и показать ей Реймонда Принца, вот уж кто западал в память. Или Лафингтона. Или Боунса-старшего, хаффлпаффца и брата Эдгара, – симпатичный, умный и спокойный, тот тоже был предметом вожделения горстки младшекурсниц. Некоторые даже пытались познакомиться через младшего брата, по поводу чего Эдгар забавно фыркал и стращал их несуществующими недостатками старшего. Даже спустя два танца он не пожалел, что пошёл с Мерсер, но после «ой, я отойду с Розой поболтать, хорошо?» постарался не расплыться в улыбке слишком уж откровенно. Сбывались лучшие мечты. — Конечно, не против. Если захочешь ещё потанцевать, подходи, — галантно добавил он. И воссиял восторгом только после того, как Нэнси отошла к стайке подружек – у многих это был первый вальс в жизни, и девочкам нужно было срочно обменяться подробностями. Оказавшийся неподалёку Боунс взоржал, прикрыв рот рукавом мантии. Гарри поправил волосы, отставив средний палец, чертыхнулся – забыл про количество фиксатуара. У него всё просчитано и по плану, а студенты, собравшиеся у стен с видом «не партнёршу не нашёл, а добровольный выбор», выглядели не очень-то счастливыми. Перед ним стояла задача наесться невесомыми канапе, не заляпать мантию и подсмотреть карту танцев, чтобы убежать во время белого. Дамы знали, насколько неловко им отказывать, поэтому принцип добровольности полностью снимался: можно оказаться в цепких лапах девочки, которая тебе и не нравилась-то никогда. Гарри считал себя эталоном толерантности и миролюбия, то есть ему просто были безразличны практически все девочки школы. Но быть чьим-нибудь призовым кубком он всё равно не желал: спасибо, принцесса уже найдена. Скучавший у стены Септимус идеально подходил в качестве компаньона по поеданию канапе. Где Уизли, там и развлечения, нужно просто подтолкнуть в верную сторону и придерживать на поворотах. Потом к ним затесался Хиггс; влез в разговор хаффлпаффец Стивен Кэрроу; вернулся, стряхнув партнёршу на время обратно в серпентарий, Прюэтт; проплыл мимо под руку с девицей и пожелал удачного вечера – то есть официально благословил на любые глупости, кроме смертельных – Флимонт… Через два часа Гарри обнаружил себя в компании почему-то Мальсибера, азартно размахивавшего руками по поводу квиддичных тактик, Герберта Бёрка, провожавшего взглядом каждое девичье платье вне зависимости от возраста носительницы, и Дариана Лестрейнджа. Дар, впрочем, молчал. Кажется, его прихлопнули или silencio, или кружкой пунша – официально алкогольные напитки имелись только за столиками попечителей, неофициально же под студенческими стояло не одно сливочное пиво. Дариан был не только пьяным, но и умным, поэтому рот мог не открывать чисто на всякий случай. Не квиддичными же тактиками собственной команды он заслушивался, хоть Мальсибер и выдавал конфиденциальные вещи с лёгкостью бывалого дезинформатора. Где-то в процессе Гарри успел ещё раз потанцевать с Нэнси, покружить Розу и даже провести четверть круга Миранду Патил, которую и узнал только потому, что подруга рядом окликнула по имени. Веселье безо всякого алкоголя пузырилось внутри радужной плёнкой, он улыбался и подмигивал, передавал блюда и открывал девочкам сливочное пиво, поддерживал нейтральные разговоры и, разглядывая венки на стенах, безмятежно подслушивал политические. — Вилфорд! — окликнули Мальсибера, и тот развернулся прямо в процессе объяснений, почти расплескав свой бокал. Он даже сливочное пиво пил вот так, в бокалах, нагло вылив предыдущий напиток в чужую кружку. — Ну что-о-о, — протянул тот. Бёрк оживился и помахал рукой. Гарри проследил за его взглядом, потом посмотрел в сторону, на оркестр – те как раз укладывали новые ноты на пюпитры. После ещё раз в сторону приближающейся компании из хищных девиц. Соотнёс с картой танцев. О нет. Белый танец. Ещё и фокстрот. Никакое вальсирование с воздухом не могло подготовить его к таким технически сложным штукам, да и ни одна из девочек не была гриффиндоркой, так что он не собирался позориться на весь Хогвартс, спасибо. Как только этот вывод оформился в голове, Гарри улыбнулся в никуда и скользнул за спину Лестрейнджа. Нужно было срочно, немедленно, сию секунду найти себе важное дело, прежде чем придётся прятаться среди декораций и надеяться, что не заметят. Обшарив взглядом ближайшие компании, он, изображая целеустремлённый подход к девушке, прошёл к Риддлу и Краучу. Двое зануд, у которых сохранилась идеальная укладка волос и даже не было румянца на щеках, стояли в затемнённом углу с бокалами сока. Игнорируя слегка разочарованный вид незнакомой девушки, он нырнул в угол и оказался за спиной у Тома со скоростью особенно борзого снитча. Постарался не съёжиться под взглядами: недоуменно-раздражённым у Крауча и сначала удивлённым, но потом всё более понимающим у Риддла. Тот едва посмотрел в зал и уже развлекался за его счёт. — Господа, спасите, — обезоруживающе улыбнулся Гарри, разводя руками и утащив ближайший бокал сока. Мол, он тут давно стоит. Серьёзные речи ведёт. Никакого фокстрота. А если Риддл будет очень много выпендриваться, выпихнет его к девушкам. Том танцевать фокстрот тоже не умел, их уроки были одинаковыми – куцый венский вальс да пара основных фигур. — Какая вежливость, мистер Поттер, — процедил всё ещё недовольный Крауч. Гарри подавил желание высунуть язык или сделать ещё что-нибудь недостойное. Столько высокомерия в таком возрасте, фу. — Конечно, мистер Поттер, — изобразил издевательский полупоклон Том. — Вы пришли как раз к обсуждению юридически регламентированной длины учебных занятий. Гарри притворился, что ему интересно, но не преуспел: Крауч с Риддлом ещё минут десять действительно обсуждали занудные вещи. Зато руку Нэнси в перчатке он подхватил как раз перед началом последнего вальса. И положенное количество оттанцевал, и импровизировать не пришлось. Импровизация настигла к концу бала. Зал постепенно пустел: парочки выскальзывали во внутренний двор и сад, особо нетерпеливые – в тёмные коридоры. Часть преподавателей осталась танцевать и развлекать попечителей, часть испарилась бдить нормы приличия и снимать баллы. Гарри наговорился до охрипшего горла, насмеялся, всё-таки испачкал рукав мантии, ослабил узел галстука и решил пару дружеских обид на волне социальной эйфории. Радость всё ещё трепыхалась внутри, но поверх накатывала волна усталости. Поэтому, когда Нэнси пожелала вернуться в башню, он обрадовался. И честно дотащил гудящие ноги через все лестницы к портрету Полной дамы. Четырнадцать лестниц ощущались как все двадцать восемь. — Спасибо за вечер, — улыбнулась Мерсер. У неё даже причёска держалась, Гарри свою давно растрепал обратно и постоянно откидывал волосы с глаз, натыкаясь на непривычные очки. — Не за что, всегда рад, — дежурно ответил Гарри, выдав максимум дружелюбия в тоне. Хотелось рухнуть поспать, безо всяких душей и отмывания остатков фиксатуара. — И танцуешь ты неплохо, — продолжала на что-то намекать Нэнси. Гарри, исполнивший все социальные обязанности принца и на этом считавший свой долг погашенным, насторожился. Мерсер, конечно, была ничего. И даже не испортила ему вечер. Но не ждала ли она, что это всё перейдёт в плоскость поцелуя рук и прочих дел повышенной романтичности, которые Гарри совершать не собирался, чтобы не оказаться под грузом чужих ожиданий? Ладно, если это поможет спровадить её в башню и не испортить впечатления, так уж и быть. Аккуратно взяв девичью ладонь и всё ещё подспудно ожидая пощёчины, Гарри изобразил поцелуй где-то над перчаткой. Текстура тонкой ткани почти змеилась перед уставшими глазами. В ответ он неожиданно получил клевок в щёку, писк, призванный изображать что-то вроде «доброй ночи!», и бодрую ретировку якобы уставшей дамы через портрет. Похлопал глазами. Ресницы смыкались медленно, мысли в голове текли ещё медленнее. Потёр щёку: спасибо, что без слюней. Посмотрел на Полную даму. Та воззрилась в ответ с глупо-умилённой улыбкой. Этого он выдержать уже не мог, посему, поминая все предметы нижнего белья Мерлина, сделал круг по седьмому этажу – вдруг девичий консилиум по обмену впечатлениями засел в гостиной, а не в их спальне, – и проник в собственную комнату только с Прюэттом. В уголке губ довольного Игнатиуса красовалось пятно от чужого блеска. Гарри порадовался, что Нэнси была не так точна и нацелилась только на щёку: ещё и блеск он бы не пережил. А окончательный сбор чемодана в Хогвартс-экспресс решил и вовсе оставить на утро. Результаты последних тестов, забрасывание забытых мелочей в чемодан и необходимость успеть на завтрак отлично отвлекут от мыслей, какие же странные эти девочки.