***
Митчелл вышел из ванны в одном полотенце, повязанном вокруг бедер, и сразу приложился к недопитой бутылке вина, с ухмылкой глядя на закутанного в махровый халат цвета пыльной розы Оливера, совершенно его не замечающего и сосредоточенно изучающего что-то в телефоне, лежа на животе. — Детка, — оставив бутылку на комоде, Митчелл сел на край кровати, запустил руки под подол халата, оглаживая сквозь тонкие трусы упругие половинки задницы. Оливер обернулся, смерил взглядом. — Чем занят? — Ищу выступления Дика Верано, — ответил он, поворачиваясь набок. — Боже, — вздернув брови вверх, рассмеялся альфа. — Мелкий сталкер. Иди ко мне. Шумно засопев, Оливер задумчиво прикусил нижнюю губу. На лице его отразилась столь неподдельная борьба с самим собой, что Митчелл не выдержал — чмокнул его в нос. Омега послушно замер и улыбнулся, давая разрешение на все непотребства, которые, он был уверен, с ним хотели сотворить. — Вот так-то лучше, — хмыкнул альфа, скидывая одеяло на пол и подтягивая его поближе, на колени. Оливер довольно промяукал в поцелуй, крепче схватился за чужие плечи, вжимаясь в пах, ощущая налитый желанием член. Широкие ладони освобождали от никому ненужного халата, избавляли от влажных трусов и настойчиво мяли задницу, пока Митчелл целовал и шептал какие-то глупости вроде «люблюнемогу». Оливер в такие моменты предпочитал концентрироваться на сексе, иначе секс прекращался и начинались разговоры. Приятные для Митчелла и не очень интересные самому омеге, заканчивающиеся такими жирными намеками на предложение руки и сердца, что не будь Оливер вертлявым ужом ввиду особенностей профессии, то ходил бы он давно и замужний, и окольцованный, и брюхатый. — Детка, послушай… — длинно и мокро вылизав всю его шею, Митчелл на мгновение отпрянул и заглянул в глаза. Оливер не стал слушать. Подался вперед, сам схватился за чужую ладонь и направил между ног, шепча с придыханием: — Хочу сейчас… сейчас… пожалуйста… Не успев чмокнуть его в плечо, чтобы еще больше распалить, Оливер протестующе вякнул, как только его перевернули обратно на живот и подсунули подушку. — Ух, какой вид, — довольно улыбнулся Митчелл, потерся членом меж ягодиц, размазывая омежью смазку по стволу, и замер, приставив головку к подрагивающей дырочке. В Оливере всегда, сколько бы и как долго они ни трахались, было узко и горячо. Он толкнулся и замер, тяжело дыша, прислушиваясь к возящемуся под ним омеге и ощутив, как нежное, беленькое тело расслабилось, вошел на всю длину, плотно прижимаясь пахом к ягодицам. — Какой же ты красивый, Оливер, ты просто не представляешь... Митчелл любовно очертил острые лопатки, едва касаясь подушечками пальцев цепочки позвонков, и задержался на загривке, как бы между делом смахнув локоны черных волос. Наверное, представлял, как будет смотреться его метка на тонкой шейке, продолжая размашисто толкаться, а затем, словно желая поиздеваться, замедлился, меняя темп, давая прочувствовать каждым сантиметром твердый член внутри. И уже Оливер начал нетерпеливо подаваться навстречу, пошире раздвигать ноги в надежде прекратить пытку. — Котик, котенок… солнышко… «Солнышко», — эхом отозвалось в голове Оливера, но он только зажмурился, чувствуя, как в него кончают, а затем замирают глубоко внутри, завершая сцепку, утягивая набок в теплые, горячие объятия. Мыслей в голове не было, оставалось лишь нежиться и урчать ласковой кошкой в нежные поцелуи, получая именно то, чего так не хватало долгие годы, — любовь.***
Оливер ждал, когда ходил в школу в Портленде, штат Орегон, ждал, когда поливал цветы у окна, ждал, когда танцевал на выпускном, ждал в очередях в магазине, ждал на автобусных остановках, плакал, обновлял по сто раз на дню аккаунты то Дика, то Тео, то Тейлора, то Шона, мучился, ревел, жалел себя и проклинал их всех, но альфа так и не пришел. Что омега представлял себе чаще — раскаявшегося на коленях Верано, просящего его руки, или его же, но жестоко избитого отцом, — он не мог признаться ни себе, ни психотерапевту. «Возможно он уже ищет меня! И найдет! Обязательно найдет! Я же все передал мистеру Саммерсу», — улыбался своим мыслям Оливер, представляя, как он встретится с альфой и каким скорым будет примирение. Сам связываться с Диком он не хотел, да и не мог. Что-то всякий раз останавливало: здравый смысл, обида, психотерапевт или наказ отца. Он ждал, что альфа появится на пороге его школы, затем — кампуса, докажет, что тоже любит... Однако на втором курсе Оливер окончательно понял, что Дик уже никогда не придет. То ли он наконец себя в этом убедил, то ли довольная морда Верано с единственной за два года новой фотографии в профиле стала заключающим аккордом. Все, завершилась симфония, концерты отыграны, сборника сочинений по их истории не предвидится — слишком мало этих самых сочинений да и истории как таковой вовсе нет. Он жадно всматривался в подмигивающего Верано, развалившегося на скамейке с Хвостиком на коленках. Ноги широко расставлены, руки вальяжно откинуты назад, улыбка. Красивый, загорелый, немного, правда, уставший. Оливер искал скрытый, только им обоим известный смысл, ему одному предназначенный намек, в подписи «привет, солнышко», изучал сленговое значение смайлика подсолнуха в интернете, трясущимися руками, такими, что чуть телефон из рук не выпрыгивал, пытался написать комментарий с фейкового аккаунта, но каждый раз останавливал себя, переводил дыхание, старался забыть, а ночью срывался — вновь обновлял, перечитывал каждый комментарий, заходил на каждый профиль и понимал, что это конец. Дик забыл. У Дика все стало хорошо. Это Оливеру снились кошмары, это Оливер шарахался от альф козой в кусты, это Оливер слезами орошал плюшевого зайчика по ночам, кутаясь по макушку в тонкое одеяло и стараясь всхлипывать потише, дабы не разбудить соседа по комнате. Конечно, со временем привычка ежедневно проверять аккаунт, только пополнявшийся яркими фотографиями улыбающегося альфы в обнимку со стройными омегами, перестала быть необходимостью, день все реже начинался с обновления чужих профилей. Оливер, конечно, никаких проблем своих так и не решил, заветных слов «люблю» и «ненавижу» Верано не сказал, не вцепился в ворот Тейлора, не отхлестал по щекам Тео, он просто предпочел о них вовсе не думать. Так было, по крайне мере, легче жить. О Дике вспомнилось неожиданно — альфа давал интервью и сверкал белозубой ровной улыбкой в камеру. Оливер не хотел смотреть, но канал почему-то не переключил. Оливер не хотел запоминать сказанное, но фразу «у меня сейчас кое-кто есть» запомнил. Оливер не хотел лезть в социальные сети, но все-таки полез. Бурю эмоций, которую он испытал, увидев Дика с ребенком на руках с лаконичной подписью в виде сердечка-смайлика, нельзя было описать каким-то одним словом. Но то, что он смотрел на нее раз за разом, определенно смахивало на особый вид мазохизма. Это его ребенок? От кого? От Арена? От Тейлора? У них семья сумасшедших, всякое может быть. Рой вопросов спровоцировал нервное истощение — пришлось брать непредвиденный отпуск, отказывать клиентам, переносить даты слушаний по состоянию здоровья. Карьера, омега, ребенок — ха! Самая красивая жизнь, самые радостные перспективы, «самый молодой младший партнер крупнейшей северо-американской юридической фирмы», «самое громкое слушание по делам налогообложения за последние пять лет» — все удалось! Это Оливер брал кредиты, займы, ссуды на свое собственное дело. Это Оливер коротал осенние нью-йоркские ночи в компании пушистого кота-альфы. И где-то там, на подкорке сознания, все еще ждал. Извинений, букетов, поцелуев, сказки… Как в любовных романах, где каждая ссора заканчивалась бурным примирением, где не было преград для любви, где не было ни ужаса, ни кошмаров, ни боли, ни таблеток снотворного. Ему хотелось, чтобы перед ним неожиданно появились, чтобы его обняли, нашептали, как все эти долгие годы любили, не забывали, искали… Но у Дика было все хорошо. Без него. И Оливер тоже решил отпустить. Сначала на словах. Затем — на деле. И тут уже можно было задуматься, кем был подвернувшийся вовремя под руку Митчелл — охотником, выжидающим непокорного омегу, или все-таки жертвой обстоятельств.***
Сэбрин Манэ больше всего на свете не любил две вещи: Бронкс, в котором вырос, и котов. Исконно латиноамериканский квартал Нью-Йорка пал в немилость не сразу, в конце концов, любому человеку свойственно романтизировать свое детство. Сэбрин исключением не считался. Но здесь практически невозможно было ходить на каблуках: от насильников не убежишь, от грабителей не скроешься, нерадивого комплиментщика, присвистнувшего вслед «ой, детка, поверти попкой», сумкой не огреешь — равновесие потеряешь, на тротуар завалишься, испачкаешься, так и останешься сидеть, только теперь грязный и с глазами на мокром месте. Но ладно люди, нет, самым главным врагом моды в Бронксе были именно решетчатые сливы с постоянным клубящимся паром то тут, то там, в самых что ни на есть неожиданных местах. Сколько шпилек было перепорчено, сколько ног переломано — не счесть! Красиво не оденешься, по тротуару не продефилируешь, даже вкусный кофе не выпьешь — его здесь варили наиотвратительнейшим образом. Сэбрин себя зажравшимся манхеттеновцем не считал, но пить эту бурду не стал, так и просидел в кафе, зверея с голода, потому что готовить салат с горбушей тут тоже не умели, а он был на диете. Отвлечься от ощущения пустого желудка помогало только наблюдение за задернутыми жалюзи в окнах конторы «Винтер & партнеры». И сколько радости он испытал, стоило тени Оливера Винтера мелькнуть с чашкой в руках! Лентяй! На часах уже восемь тридцать, а он только завтракает! Да Сэбрин уже на фермерский рынок сгонял, «собакой мордой вниз» постоял, притащился сюда и играл в шпиона битых полчаса, только солнечных очков для завершения образа не хватало — дома забыл. Он схватил со стола изящные перчатки, сграбастал в охапку дизайнерскую сумку последней коллекции, напялил на бегу берет, толкая тяжелую стеклянную дверь плечом, и бросился, кутаясь в расстегнутый кожаный плащ, наперерез старенькому, едва успевшему затормозить, «мерседесу». — Бестолочь! Сдохнуть хочешь?! — зло прокричали ему, но Сэбрин ничего не слышал, бежал. Благо, не на каблуках. В офис Оливера он залетел раскрасневшийся от радости и волнения, быстро взял себя в руки и уже приготовился толкнуть приветственную речь ошалевшему Винтеру, жующему яичницу, как в носу защипало. Нет, подумал Сэбрин. Этот день не мог стать еще хуже, чем он уже был. Но на кушетке, нежась в лучах теплого осеннего солнца, лежал белоснежный пушистый кот. Лежал и словно улыбался. Сэбрин чихнул.***
— Тебе точно не надо к врачу? — спросил Оливер и вздрогнул, стоило омеге перед ним высморкаться в бумажный платочек в который раз за утро. Интересно, сколько Дик ему платил, что на нем настоящий кожаный плащ, явно новенький, без потертостей и заломов, а сумку, лежащую рядом, на столе, можно было в музей сдавать — лимитированная коллекция с только-только прошедшего показа во Франции. И смартфон за несколько тысяч баксов, и кольцо на пальце — ювелирное, с бриллиантами. Сэбрин снова чихнул, и Оливер на это лишь фыркнул, подавая очередной платочек, не испытывая ни капли жалости, только досаду. Нельзя же так выставлять свои отношения напоказ. А что с тем ребенком? Дик теперь в разводе? Или, как его друг, тоже на работе с секретарями шашни крутит? — Точно врача не надо? — с нажимом повторил Оливер. — Н-нет… все хорошо! Еще полчасика и все пройдет, я уже выпил таблет… Апчхи! Апчхи! А-а-апчхи! Господи, — Сэбрин посмотрел на него своими опухшими глазами. — Я по делу, как я уже сказал. Мистер Верано попросил передать вам эти документы. Он начал копаться в своей сумке, торопливо вынимая то косметичку, то батончики, то чехол с наушниками, чтобы наконец выудить сложенный пополам конверт желтого цвета. — Что это? — Наше предложение признаться в даче ложных показаний, — глухо отозвался омега, вновь потянувшись к пачке платочков. — Если кому-то не нравятся показания, не значит, что они ложные, — Оливер сощурился. — Мистер… Апчхи! Апчхи! А-а-апчхи! Мистер Верано не верит, что вы знаете о том, что мистер Кэнди намеренно соврал. Это доказательства лжи. Мы потратили около двух тысяч долларов на частных детективов. Возмещать не надо, — Сэбрин горделиво вскинул подбородок вверх. Странно, подумал Оливер. Такие омеги, утонченно-красивые, немного даже похожие на своих предков-женщин, Дику никогда не нравились. Неужто вкусы поменял? — Мистер Кэнди не врет. Мы проверяли на детекторе лжи. Нотариально… — Посмотрите данный док… Апчхи! Апчхи! Апчхи! Там.. Апчхи! Посмотрите данный документ. Там есть ответы на все ваши вопросы. Мы изобличаем мистера Кэнди во лжи и дальше продолжаем процесс. Без подобных эксцессов. А я… — он шмыгнул красным носом, засобиравшись, — пойду. До свидания. Просьба ответить сегодня до двенадцати. Завтра, как вы помните, допрос свидетеля стороной ответчика. Если вы не согласитесь, мы будем вынуждены обвинить вас обоих. Удачного дня. Напоследок вновь высморкавшись и собрав все использованные бумажные платочки со стола, Сэбрин кивнул и с чувством выполненного долга вышел из кафе, звякая колокольчиком. Однако на улице его снова скрутил приступ чихания, и он, согнувшись в три погибели, еле доковылял до моментально пойманного такси. Оливер с усмешкой наблюдал, как он старается залезть в салон на заднее сидение и при этом не помять плащ. — Ваш завтрак, сэр. Мясной салат с рукколой и пармезаном, латте большой. Оливер с неожиданности чуть не подпрыгнул. — С-спасибо. — Пожалуйста. Ничего не лезло. Перед глазами лежала желтая папка, которую он боялся открывать, и стояло красивое лицо Сэбрина, которое не попортили даже красные пятна аллергии. Что из этого бесило больше, Оливер понять не мог, но решил сосредоточиться на деловой стороне вопроса, хватая документы, даже не притронувшись к собственному завтраку. Мистер Кэнди не вызывал подозрений. Красивый, красивее того же секретаря Дика, эдакий воздушный зефир, он не испытывал недостатка внимания со стороны альф. Служебный роман между привлекательным Стефаном Хамсвордом и не менее привлекательным омегой не мог быть чем-то необычным. Причин не верить ему Оливер не нашел. В конце концов, никакой бы выгоды он с процесса не получил. В папке лежало несколько фотографий Кэнди и подозрительного вида альф, какие-то выписки из реестров, сканы билетов на самолет и записка от руки: «Надеюсь, ты сделаешь верный выбор. Хотя бы ради своего клиента». Оливер глубоко вздохнул, собираясь с мыслями. Нет, это очередная уловка. Нельзя поддаваться на провокации. Он судорожно запихнул все обратно в папку-конверт и уже в собственном офисе пропустил каждый листик через шредер, не читая.***
Дик не удостоил его и взглядом. Не здороваясь, сел рядом с довольно ухмыляющимся Стефаном, что-то шепнул на ухо секретарю и тот, посмотрев на Оливера как-то чересчур презрительно для постороннего человека, мгновенно вылетел за дверь. Беспокойство, собиравшееся тугим комком где-то в районе солнечного сплетения с самого утра, только усилилось. Нет, он все проверил. Кэнди не мог врать. — С тобой все хорошо? — сжав пальчиками его ладонь, обеспокоенно спросил Микки. — Да. — Точно? Может, воды? Докатился, беременные уже о нем переживают. — Нет, сиди. Скоро начнется. Просто голова гудит, — Оливер постарался ободряюще улыбнуться. В затылке действительно трещало, но он списал все на непогоду — в Нью-Йорке начинался сезон штормов. — Таблетку дать? Микки смотрел на него так, что стало ясно — не отстанет. — Давай, — нехотя согласился Оливер, протягивая руку. Через некоторое время голова действительно прошла, а волнение немного поутихло. Он перевернул оставшуюся лежать на столе пачку лекарства и заметил в составе экстракт валерианы. Ну, хоть успокоился. Вот у кого точно было все хорошо, так это у сверкающего на всю площадь Фоли хайлайтером мистера Кэнди. Выглядел он обалденно: в элегантной обтягивающей черной водолазке с высоким воротом, коричневых шерстяных брюках и с идеальными черными стрелками на глазах. Оливер завистливо вздохнул. Стрелки рисовать он не умел, тем более такие. Это когда же он встал? В пять? Или по дороге в салон красоты успел заскочить? — Мистер Кэнди, меня зовут Дик Верано, я адвокат Стефана Хамсворда. — Добрый день, — кокетливо улыбнулся омега, и Оливер покачал разочарованно головой. Вчера же только говорили — не плыть. А ему слово, и он уже как желе. — Добрый день, — по учебнику отзеркалил улыбку Дик и спрятал руки в карманы идеально выглаженных брюк. — Мистер Кэнди, сколько вы проработали секретарем у мистера Хамсворда? — Два с половиной года. — Сколько раз вы вступали с ним в половую связь? — Я не считал, — очаровательно протянул омега, поведя плечом. — Судя по вашей улыбке, не могу сказать, что вам не нра… — Протестую! — выкрикнул Оливер, сверля взглядом спину альфы. — Домыслы. — Отклоняю, — мотнул головой судья. — Продолжайте, мистер Верано. — Вас принуждали к сексу? — Дик вздохнул и оперся рукой о перилла перед присяжными. — Не сказал бы. — Да или нет? — Нет. — Связь, то есть, происходила по обоюдному согласию обеих сторон? — Да. — Скажите, вы спали с другими людьми, пока… длилась эта связь? — Не помню… Вряд ли. — Да или нет? — Скорее всего нет. Мистер Хамсворд меня удовлетворял. Во всех аспектах. Оливер прикрыл глаза, понимая, что будет дальше. — Во всех аспектах? — Да. — В сексуальном и…? Помогите, пожалуйста. — В материальном. — В материальном, значит, — задумчиво протянул Дик, вышагивая по маленькому пятачку. — Он давал вам денег? — Да. — Помимо зарплаты? — Да. — И подарки покупал? — Нет. Только деньги. — То есть, он платил вам за работу и отдельно — за секс? По залу прошлась волна удивленных вздохов. Сияющий мистер Кэнди нахмурился, хайлайтер на скуле предупреждающе сверкнул. — Я не был проституткой. — Да? — удивился наигранно Дик, подходя к собственному столу. Материализовавшийся из воздуха Сэбрин подал ему пару листков. — Мистер Кэнди, вам знаком клуб «Конфетка»? На 60-й Центральной. Мне сообщили, — Оливер скрипнул зубами, — что вы были стриптизером в данном клубе… а после финансового кризиса девять лет назад вы стали оказывать услуги интимного характера. Ваш босс заверил меня, что минет, то есть оральный секс, оценивался в триста долларов, — он подал бумагу судье. — Ваша Честь. Письменные показания. — Я… я… — открыл рот омега. Не покраснел, не смутился. — Ваша Честь! — вскочил Оливер, понимая, что это единственный шанс. — Нам не были предоставлены данные документы! — И что? — развел руками Дик, не глядя на него, обращаясь к присяжным. — Я тоже не был ознакомлен с документами по переписке мистера Хамсворда и мистера Кэнди. — Ваша Честь… — Помолчите, — жестом остановил его судья и нахмурился, вчитываясь в строчки документа. — Понятно, — проговорил он, кладя руки в замок перед собой. — Продолжайте, мистер Верано. Вы же не закончили? — Не закончил, Ваша Честь. Мистер Кэнди… Вы испытывали финансовые трудности? — Я отказываюсь давать показания. Так можно? — омега премило хлопнул ресницами, но перекошенное от злобы лицо проконтролировать не смог. Эффект получился комичным. — Нет, — покачал головой судья, мягко улыбнувшись, как нерадивому чаду. — Вы уже согласились. Можете оплатить штраф в пять тысяч долларов и не давать показания. Это слушание не по уголовному делу. — Мне повторить вопрос, мистер Кэнди? — Не нуждался, — прошипел сквозь зубы он. — Если не нуждались, почему вы не могли оплатить апартаменты, которые снимали в Сохо, и переехали в пригород? Добираться два часа, водить вы не умеете — прав нет. В чем причина? — Понравилось дышать свежим воздухом, — омега нахмурился. — Да, в Нью-Йорке отвратительно пахнет, — легко согласился Дик, кивая, прохаживаясь взад-вперед. — Но ранее вы каждый месяц получали деньги от некоего… Мистера Спая. Это альфа, тридцати четырех лет от роду, Ваша Честь. Он работает в конкурирующей с мистером Хамсвордом фирме. И очень любит… красивых омег, — он положил ладонь на грудь. — А вы, видит Бог, очень красивый омега. Оливер яростно потер лицо, вмиг делаясь свекольного цвета и слыша где-то на подкорке сознания строгий голос судьи: — Мистер Верано, мистер Винтер. Ко мне в кабинет, живо.***
У судьи Гувера была насыщенная, судя по обстановке кабинета, жизнь: пять браков — пять семейных портретов, восемь сыновей, исключительно альфы, — восемь выпускных фотографий, четыре прошедших круглых юбилея — четыре золотых грамоты от президента США. — Попрошу объяснить мне, — проговорил альфа, закручивая кончик пушистых усов и слегка покачиваясь в кресле, — каким образом слушание о бракоразводном процессе превратилось в федеральное разбирательство по делу о корпоративном шпионаже? Чего стоите, мистер Винтер? Присаживайтесь. — Это… — Оливер сделал шаг вперед, но Дик, уже удобно устроившийся в одном из гостевых кресел, прервал его. — Позвольте я. Мистер Кэнди работал на конкурентов. Думаю, с мистером Спаем они были любовниками, познакомились в клубе. Кэнди набился в секретари моего клиента, занимался корпоративным шпионажем, а за полгода до своего увольнения, думаю, он перестал быть нужен Спаю. Не знаю, может какой-то разлад в отношениях произошел. Когда ему позвонил мистер Винтер с просьбой дать показания против моего клиента, Кэнди сообразил, что это сможет реанимировать отношения со своим бывшим любовником. Репутация Стефана Хамсворда оставляет в последнее время желать лучшего... Вот и решил солгать, чтобы заработать очки симпатии. — Ваша Честь, это… — снова попытался Оливер, не понимая, почему ему помогают. Его прокол, его ошибка — ему и отвечать. В должники к Верано он не набивался, а за ложь без сговора его лицензии лишить не могли. — Помолчите, мистер Винтер, — жестом остановил его судья Гувер и глубоко вздохнул. — Мне такое в бракоразводном процессе не нужно. Ясно? — Я понял, Ваша Честь, — кивнул со всей серьезностью Дик. — Я предлагаю исключить показания мистера Кэнди из дела, объяснить ситуацию присяжным. С мистером Кэнди и мистером Спаем мы будем судиться отдельно. — Ваша Честь… — возмутился Оливер. Ему даже слова вставить не давали, словно он какое-то дите. — Я думаю, что это вполне возможно, — не замечая его бурчания, согласился альфа. — Будем считать, что этих показаний просто не было. — Ваша Честь! — вскричал наконец Оливер, не выдержав. Оба альфы удивленно уставились на него, и Дик, мягко улыбнувшись, спросил: — Вы что-то хотите сказать, мистер Винтер? По понятным причинам Оливеру сказать было нечего. Прыгать в бездну с совравшим под присягой омегой он не собирался, там, в зале суда, ожидал гораздо более нуждающийся в его поддержке человек — Микки. — Нет. Я согласен, — прошептал он одними губами, сжимая кулаки. Развели, как слепого котенка! А он, окрыленный такой удачей, даже в прошлом копаться не стал! И как теперь в глаза смотреть клиенту? Как ему победу обещать? — Отлично, — выдохнул судья Гувер и добавил, насмешливо качая головой. — Ох, омеги-омеги… Ладно, пошли закончим на сегодня процесс.***
Микки не злился, наоборот, он был подозрительно счастлив, гладя все еще плоский живот и не переставая улыбаться. У Оливера поначалу закралось подозрение, что бедный омега просто пережрал гормонов, которых ему не хватало ввиду отсутствия близости с альфой, но как только бедняга прошептал заветное «так все неправда!», все сразу встало на свои места. По мнению Оливера, Микки занимался самым неблагодарным на свете делом, а именно безответно и беззаветно любил козла, этой самой любви недостойного. Мало того, что Микки с ним намаялся за все пятнадцать лет совместной жизни, так еще и два аборта умудрился втихушку сделать, лишь бы муженька не расстраивать, а сейчас страдал — беременность шла тяжело, была поздней, а стресс от бракоразводного процесса и угроза принудительного прерывания только хлеще заставляли цвести целый букет болезней. Маленькую клумбу, вернее. Оливер посмотрел на экран смартфона. Микки как раз строчил сообщения из больницы про «мне назначили пить кальций», «мне сказали, что у меня сахарный диабет, но только такой, какой у беременных» и так далее. Омега переживал не только по поводу собственного здоровья и здоровья малыша, больше всего он боялся, что его лишат ребенка. Долгожданного ребенка от любимого человека. Если они проиграют, Оливер знал — Микки не выдержит. Повесится, таблеток наглотается, а может даже и вены в ванне вскроет. Ответственность за него ощущалась то ли висящим над головой мечом, то ли удавкой на горле. Оливер глубоко вздохнул, пряча смартфон в карман домашних брюк. — Как говорил Сэбрин, тут… миленько, — неожиданно раздалось позади него. Оливер вздрогнул и резко крутанулся. На пороге конторы стоял Дик собственной персоной. Холеный, в сером шерстяном пальто, в кожаных перчатках. Оливер стрельнул глазами на настенные часы. Пол-одиннадцатого. — Мы закрыты, — проговорил он, взяв чувства под контроль и на мгновение обрадовавшись, что Митчелла сегодня не было. Объяснять, откуда они знают друг друга, почему-то не хотелось. — Для меня откроешься, — насмешливо бросил Дик, делая шаг вперед, оглядываясь. — М, котик. Ты же собак больше любил. Кис-кис-кис. Пушистый альфа, словно по команде, растянулся на кушетке, перевернулся на спину и подогнул лапки. — Мяу, — приказал маленький диктатор. Дик послушался: не снимая перчаток, пузо почесал, за ушком пощекотал, подмигнул. — Уходи, — решительно произнес Оливер. Он стоял около принтера, вцепившись до белых костяшек в его крышку. — Оторвешь, — Дик кивком указал на чуть ли не треснувший в руках пластик. — Я пришел поговорить. — Спасибо я тебе говорить не хочу. Альфа досадливо цокнул языком и усмехнулся, проведя рукой по волосам. Идеально уложенным. Вообще, сегодня в зале суда он выглядел не так. На свидание собирался? Оливер нахмурился и продолжил: — Нам не о чем с тобой разговаривать. — Конечно не о чем, — быстро согласился Дик. — Мы же видимся в пятый раз в жизни, мистер… Винтер. — Если… — У меня к тебе просьба. Ну или предложение. Это с какой стороны посмотреть. — Если это не пять и пять миллиардов долл… — Нет, — пожал плечами Дик. — Это одиннадцать миллиардов. Оливер не понимал, что происходит, еще с момента, как увидел перед собой Верано, но теперь он окончательно запутался. — Не понял, — честно признался он. Дик охотно улыбнулся. Ему было приятно от произведенного собой эффекта. Он по-молодецки тряхнул плечами, шире распрямляясь, и проговорил с улыбкой: — Я предлагаю помирить супругов Хамсвордов и заставить Стефана оставить ребенка. Ты со мной?