Слайд-шоу

Как отреагировал Артик на известие об отъезде Ромки? Это был маленький и коварный торнадо в пределах небольшой городской кухни. Сначала он бесстрастно слушал, а потом… Потом резким движением смахнул чашки со стола. Рома не успел опомниться, как за какие-то считанные секунды Артем превратил идеально чистую кухню в среднестатистическое место преступления на бытовой почве из вечерних теленовостей. Досталось и Ромке, когда в него случайно отлетела деревянная ножка от расшатанной табуретки, которая не выдержала удара об стену. Только тогда Рома смог скрутить Артемку. — Когда уезжаешь? — глядя в сторону и тяжело дыша спросил Артик. — Завтра, — Рома боялся нового всплеска эмоций, а потому стиснул Артика еще сильнее. — Отпусти! Я больше не буду, — выдохнув и закрыв глаза, словно делая над собой усилие, пообещал Артем. Рома ослабил хватку, Артем тут же вырвался и молча ушел в комнату. Рома оценил разрушения: в основном досталось посуде. На холодильнике красовалась свежая отметина от опрокинутого стола. Рома поправил абажур, который съехал набок и все еще медленно раскачивался, вернул стол на место и стал собирать осколки. Такого бурного проявления эмоций Рома не ожидал. Он никогда не видел, чтобы так выражали недовольство. То есть в кино, конечно, бывали сцены, когда актеры заламывали руки, несли какую-то чушь о том, что весь мир рухнул, но в жизни же так не бывает. Оказалось, бывает… То, что сейчас произошло, не было игрой на публику. Это было отчаяние. Рома вспомнил глаза Артика, этот совершенно беспомощный взгляд, взгляд, в котором не было ни смысла, ни надежды. Взгляд чужого человека, которого Рома совсем не знал. Может, поэтому он и растерялся и не сразу смог остановить Артема. Еще большее удивление вызвал и сам факт такого глубокого переживания. Это Ромке казалось, что он безмерно влюбился, а Артем на его фоне всегда держался холодно. «Он бы так легко от меня не отказался», — с восхищением и стыдом подумал Рома. «Если бы я только мог подумать, что он так ко мне привязан, совсем по-другому сложился бы разговор со Славой… Он же сам запрещал мне любить его!» — думал Рома. Самый большой страх заключался в том, что, возрази он тогда Славе, Артем мог сказать: «Извини, Ро, но мне подобные разборки совсем не нужны, отдувайся сам». И вот это был бы действительно крах. Разве не от таких безумных поступков предостерегал его Артем? Рома брал ненавистную визитку и искренне полагал, что сделал лучше для обоих. Теперь он не сомневался, что Артем бы его не предал, а вот он, Ромка, сдался. Даже там, в кафе, он не чувствовал себя более мерзко, чем сейчас. Убрав осколки, Рома нерешительно вошел в комнату. Артик, поджав коленки, неподвижно сидел на диване, лицом к окну. — Тебя Слава заставил уехать? — не поворачиваясь, спросил он. — Нет, конечно! Просто ты же сам говорил, что здесь теперь у меня работы нет, а что-то делать надо… Так что Слава со своим предложением просто вовремя подвернулся… — Паук! — Кто? Я?! — растерялся Рома. — Да Слава, — вздохнул Артик, — все ходы у него просчитаны. — Мы же с тобой как раз перед его приходом говорили о том, что вариантов у нас не осталось. А это, может, как раз и есть наш лучший выбор? — В чем?! — ощетинился Артик. — В том, что ты там, а я здесь? Рома промолчал. — Ты решил уехать, потому что я тебе сказал, что у нас ничего не получится? — осторожно, словно боясь ответа, спросил Артем. — Нет! — запротестовал Рома. — Просто так совпало — никто не виноват. Артик облегченно вздохнул. Привычно поправил волосы, и Рома увидел, что глаза его красные от слез. Захотелось обнять его и оградить от всего мира, но Рома не рискнул. Так они и сидели молча, пока в комнате не стемнело. — Когда Слава меня сюда привез, я не хотел здесь жить, думал, что мамка новую комнату снимет и все. Но Слава уговаривал остаться, сказал, что ничего не нужно взамен и что я волен делать все, что хочу, и встречаться с кем хочу. Что все, что ему надо — это возможность заботиться обо мне. И я согласился. — Он тебя обманул? — Нет, если не считать того, что он пытается контролировать каждый мой шаг. Говорит, что это и есть забота. — Так откуда он узнал про нас так быстро? — Я ему говорил, давно… еще осенью, что ты мне нравишься, — нехотя признался Артем, — но тогда это было в шутку, я тебя видел-то всего пару раз… — Зачем же ты тогда так сказал?! — Не знаю, — пожал плечами Артик, — мы с ним доверяли друг другу. Тогда это ничего не значило — я просто дурачился, хотелось посмотреть, как он ревнует. Но после этого он снова стал ходить на твои съемки, помнишь? А когда убедился, что ты ко мне равнодушен, перестал контролировать. И вроде все забылось, но с тех пор с ним мы уже больше не были друзьями. Ну, то есть он-то, конечно, вел себя как раньше, а вот я ему уже не доверял. И, как оказалось, правильно делал! Зимой он докопался основательно… — Из-за меня? — удивился Рома. — Нет, — Артем поежился, — не из-за тебя… Это неважно. В общем, тогда мы поругались с ним здорово, и я хотел съехать, он опять уговорил остаться. Извинялся. И обещал больше не лезть в мою личную жизнь. И вот теперь опять, только уже по-умному, как будто он и ни при чем. Ты правда сам хочешь уехать? — Я не хочу, Тём. Просто так надо. Ты же знаешь, чем я занимаюсь… Здесь без Славы я и копейки заработать не смогу. — Это да, — вздохнул Артем. — А если другим чем-нибудь заняться? — Я больше ничему не научился, — опустив глаза и откинувшись к стене, сказал Рома, — да и не хочу другому учиться, мне нравится фотографировать. — Это я ему предложил съемки организовать здесь, когда разговор о деньгах зашел. Слава отказался, но потом передумал. И он нашел тебя. — Неужто у него денег не было на эту квартиру? Слава не похож на бедного… — Ну, во-первых, расходы были не только на квартиру, но и на еду, и на учителей разных, а это уже приличная сумма получается — я считал; во-вторых, сколько он в институте получает — жена прекрасно знает, сколько приносит салон — она тоже в курсе. Вот и начались вопросы, почему денег в семье вдруг стало меньше. Ему нужен был новый доход, о котором она не знала. — И долго вы до меня снимали? — Нет, сначала Слава сам пробовал фотографировать — ничего у него не получилось. Потом он нашел профессионала, тот оказался пьяницей и даже пытался шантажировать Славу. В общем, дурацкая история. Поэтому Слава в тебя и вцепился, все пошло настолько хорошо, что хватало не только на квартиру. Рома вспомнил, как впервые пришел сюда. Как Артем настороженно открыл дверь. Мог ли Ромка тогда подумать, что спустя полгода этот тоненький мальчишка с глазами как у дикого лисенка и уже отросшими соломенными волосами станет таким дорогим ему. Артем играючи перевернул, словно солонку соли на столе, весь мир в его голове. Неудивительно, что Слава так боится потерять его. — Откуда же он так быстро про нас узнал? — помолчав, снова спросил Рома. — Не знаю, — безразлично ответил Артик, — может, следил за тобой — Слава на такое способен. Но я ему точно больше не говорил, да и неважно уже… Обними меня. — Что? — Не бойся, табуретом кидаться больше не стану, — словно извиняясь за свой поступок, буркнул Артем. — Я и не боюсь, — и в доказательство Рома тут же сел ближе и обнял сзади. Закрыв глаза, он, едва касаясь, целовал шею, все больше и больше возбуждаясь. — Не надо, Ро, — тихо попросил Артем. — Я же сейчас сдамся без боя. — Я этого и хочу, — довольно признался Рома. — Не надо! — Почему? — Потому что Слава может в любой момент прийти, и все станет только хуже. Тебе, наверно, пора уходить. — Он не придет, — беззаботно сообщил Ромка. — Откуда ты знаешь? — Он сам сказал, что появится только завтра в восемь утра. — И он знает, что ты пошел ко мне? — еще больше удивился Артем. — Ну да… — Пиздец, вы бисики беспардонные! — взорвался Артем и стряхнул с себя ромкины руки. — Что случилось-то?! — Ты совсем дурак или прикидываешься?! — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы, значит, меня уже как вещь делите?! Он тебя отпустил ко мне, чтобы ты трахнул меня на прощание? А завтра он придет, по головке погладит, повздыхает о твоем отъезде и тоже штаны снимет?! Вы там очередь на меня установили?! — Ты что несешь?! — возмутился Рома, но не успел больше ничего сказать. Артем, как кошка, бросился на него, оба слетели с дивана. Конечно, Рома был и сильнее, и выше, но сокрушающая злость и внезапность явно помогали Артему. Он оказался сверху и больно колотил острыми кулаками, правда по лицу почти не попало — Рома успел закрыться руками. Наконец, удалось спихнуть его. — Уходи, — тяжело дыша сказал Артем. В темной комнате Рома уже не мог различить его лица, только силуэт, может, потому слова Артема, которые он произнес в этом полумраке, прозвучали хуже ударов, которыми он только что осыпал: — Ни один голубой бы так не поступил, даже натуралы более разборчивы! Вы же просто уроды, собравшие все худшее от всех! — Артем! — пытался остановить его Рома. — Ты не лучше Славы и даже не хуже, ТЫ ТАКОЙ ЖЕ! Вчера от любви плакал, а сегодня уже сбегаешь! И еще хочешь, чтобы я тебе на прощание подставился и платочком вслед помахал?! А ты будешь на часы поглядывать, чтобы до утра успеть. Ненавижу! — Может, ты и прав, — сник Рома. — Может?! Ты еще сомневаешься? — презрительно фыркнул Артем. — Ну что же, тогда давай проверим, кто прав! Артем поднялся на колени и начал расстегивать шорты. — Что ты делаешь? — Трахни меня, ты же за этим пришел! — Хватит, Артем! — Откажешься — значит, ты тряпка и врун! — Почему врун-то? — Потому что ты говорил, что любишь меня, а у любимых нет причин отказываться! — А если соглашусь? — А если согласишься, — Артем сделал паузу, — значит, я все равно во всем прав! Но хотя бы удовольствие получишь… — И будет означать, что я не вру и все-таки тебя люблю, раз не отказываюсь? — Нет, — подумав, заявил Артем. — Ты тут позавчера всех перетрахал, но никому не сказал же, что любишь. — Тебе сказал, — устало напомнил Рома. — Не сразу, — парировал Тема, — так что к сексу это не имеет отношения и ничего не докажет! — Думай как хочешь, — окончательно сдался Рома и уже собирался сообщить, что он уходит, как внезапно затрезвонил дверной звонок. — Вот, блин! — всполошился Артем и быстро стал застегивать шорты. А Ромке вдруг стало весело, истерически весело. Он целый день был как сжатая пружина, весь этот чертов длинный день. Сначала он давил себя уличными экспериментами, пытаясь разобраться в себе, потом Слава уволил его, дальше Артем сообщил, что они больше не смогут видеться и именно в этот момент их застал Слава и сделал предложение, из которого следовало, что придется спешно покинуть родной город. И после всего этого Артем решил устроить дурацкое испытание. Вдруг стало все безразлично. — Артем! — голосом умирающего позвал Рома. — Что? — не обращая на него внимания и пытаясь справиться с последней пуговицей, уже вставая на ноги, спросил Артик. — Я согласен! Давай трахнемся! — в Темкиной актерской манере предложил Рома. Артем прыснул от смеха. — Иди в жопу! — И он бросился открывать дверь. — Да-да! Именно так! — вслед крикнул Рома. Пришла Саша. — О, Рома, и ты здесь? — снимая куртку и шмыгая носом, обрадовалась она. — На улице так похолодало под вечер — промерзнуть успела. А вы чего в темноте сидите? Я макароны купила и тушенку, кто будет? — Ромка скоро уходит, на него не вари, — заявил Артик, успев ответить только на последний вопрос. — Нет, я передумал! Я останусь, — спокойно возразил Рома и с улыбкой добавил: — Если никто не против… Артем хотел что-то сказать, даже открыл рот от неожиданности, но промолчал, только стрельнул своими глазищами. Ромке даже показалось, что он видел в них искры, и это доставило удовольствие. Он не знал, зачем решил остаться. И если бы сейчас Артем, на правах хозяина квартиры, попросил бы его уйти, Рома не расстроился бы. Все, от чего он мог расстроиться за сегодня, уже произошло — лимит исчерпан! Он бы с легкостью собрался и ушел. Потом он наверняка пожалел бы, но это было бы потом. — Отлично! — улыбнулась Саша, не обратив внимания на молчаливую мальчишечью дуэль. — Сейчас приготовлю. И она направилась на кухню. — Оставайся, только на секс не рассчитывай! — прошипел Артем, как только Саша скрылась на кухне. — Могу уйти, — с демонстративным равнодушием пожал плечами Ромка. — Уйдешь — я тебя покусаю до бешенства! — сдерживая смех, тихо сообщил Артик. — О боже! — донесся из кухни встревоженный Сашин голос. — Вы что, тут бомбу испытывали?! — Черт! Я и забыл о кухне, — схватился за голову Артем, но тут же преобразился и непринужденным голосом ангела громко заявил: — Это просто Ромка завтра в Москву жить уезжает, вот он от радости все и разгромил. Рома от такой бессовестной клеветы только рот открыл, а Артем уже показал ему язык и убежал на кухню. А в коридоре снова появилась растерянная Саша. — Это правда, Ром? — Про Москву? Правда, — уточнив, буркнул Рома. — А почему раньше об этом не сказал? — Я и сам не знал, просто неожиданно предложение появилось по работе. — Понятно, — потерянно заключила Саша. Когда садились за стол, выяснилось, что уцелела лишь одна тарелка. — А что такого? — тут же нашелся Артем. — Давайте все вместе из сковородки поедим. — Угу, а чай все вместе из чайника попьем? — озадаченно предположила Саша, не обнаружив целых чашек. — Там, в шкафу, винные бокалы стоят, — как ни в чем не бывало отозвался Артем. — Неси бокалы, — вздохнула Саша. Этот странный ужин Рома потом часто вспоминал. Они втроем ели из толстой чугунной сковородки. Густой рубиновый чай с каркаде в хрустальных бокалах на ножках был лучше благородного вина. И тогда Ромке казалось, что он не ел ничего вкуснее. — Кушай, кушай, Рома! — не отвлекаясь от еды, сказал Артик, — в Москве тебя так уже не накормят! — А правда, Ром, ты где там жить-то будешь? — спросила Саша. — Не знаю, я еще не думал об этом. — А деньги-то есть? — У него талант есть, — тут же вставил Артем — заработает! Знаешь, как им Слава гордится! Ему для Ромы ничего не жалко! Он все готов с ним разделить… Рома незаметно пнул его под столом. — Ты чего пинаешься? — с невинным видом возмутился Артем. — Я же правду сказал! — Слушай, Рома, а может, мне с тобой поехать? — просияла Саша. — Зачем? — Ну как зачем? Сам же говоришь, что жить негде, город незнакомый. А вдвоем нам проще будет и жилье найти, и вообще… У меня там знакомые есть — помогут. — А тебе-то зачем это нужно? — Я же давно хотела уехать! Да смелости не хватало, а вдвоем у нас точно все получится. — Ну, не знаю, — сдался Рома. Он и правда не успел подумать о том, что ждет его на новом месте. А между тем переезд — дело серьезное. — Если хочешь, конечно, я не против… — Офигеть! — возмутился Артик. — Еще одного не сбагрили, а уже вторая лыжи жиром смазывает! Вы что, меня тут все решили бросить?! — Подожди, Артем, — отмахнулась Саша, глаза ее горели. — А билет ты уже купил? — Нет, — растерянно ответил Рома. — Отлично! Завтра вместе купим, а то пришлось бы нам в разных вагонах ехать… — Ромка, блин, скажи ей! — требовательно заканючил Артем. — А я-то что могу ей сказать? — пожал плечами Рома. — Она же сама так решила. — Тогда я тоже с вами поеду! — внезапно заявил Артик. — Я тоже так решил! Рома и Саша растерянно уставились на Артема. Словно лавина общего сознания пронеслась, набирая мощь, безжалостно сокрушая все ограничения. И в этой эйфории уже никому не было дела до здравых доводов. Но все же Саша спросила: — А как же учеба? — У нас все прогуливают. А на экзамены я приеду и сдам. Из всей группы у меня одного высший балл. — Ну одно дело — прогуливать, другое дело — вообще не появляться. Тебя же искать станут, — все-таки возразил Рома, но радуясь этому простому и такому логичному выходу. — Завтра еще день есть, — напомнил Артик. — Я с куратором договорюсь, предупрежу, даже дополнительные задания возьму; она нормальная — ей все пофигу, отпустит! — А мама? — спросила Саша. Рома напрягся, больше всего хотелось, чтобы Артем поехал с ним. Этот едва появившийся огонек надежды мог погаснуть в любой момент. — С мамой сложнее, — почесал лохматую голову Артик, — Слава ей завтра же позвонит, поэтому надо его опередить. Артик замолчал, напряженно обдумывая варианты. — Нет, Артем! — решительно, словно очнувшись, заявила Саша, воспользовавшись его замешательством. — Если хочешь с нами, приезжай после экзаменов. К тому времени и с жильем определимся, и с работой. Да и тебе прятаться ни от кого не нужно будет. — Подожди, — оборвал ее Рома и, обращаясь к Артику, с надеждой спросил: — Ты точно сможешь мать уговорить? — Сомневаешься?! — самодовольно хмыкнул Артик. — И не из таких задачек кульки для семечек делали! — Рома, это безумие! — мрачно резюмировала Саша. — Почему безумие? — пожал плечами Рома и решил, что пора приоткрыть завесу их тайной связи, тем более раз уж им предстоит жить вместе. — Мне с Артемом там лучше будет, если, конечно, он сделает все по-человечески… — Ромка, я тебя люблю! — обрадованно завопил Артем. И Рома даже не смутился, потому что прозвучало это как эмоциональный возглас радости, а не как личное признание в чувствах, но на всякий случай ответил: — Мы тоже все тебя любим! — Ладно, как хотите, — сдалась Саша, — но если что, я вас предупреждала! — У тебя у самой учеба. Как выкручиваться будешь? — перешел в наступление Артик. — Я-то на заочном — отпрашиваться ни у кого не надо, главное — экзамены сдать. И мама не заругает, — язвительно напомнила Саша. Еще почти час бурно обсуждали подробности предстоящего путешествия. Подсчитали деньги, которыми располагали, как ни странно, но у Артика тоже оказалась весьма приличная сумма. На вопрос: «Откуда?» он просто пожал плечами и сказал: «Накопил». Решено было, что Артем днем решает все свои проблемы, связанные с отъездом, а Рома и Саша после того, как соберут вещи, купят билеты: себе — вместе, а Артику — в другом вагоне, на случай, если Слава решит лично убедиться, что Рома уехал, или раньше времени станет искать Артема. За час до отъезда, недалеко от вокзала, Рома передаст Артему его билет, и они расстанутся до самого отбытия поезда. А в пути, если получится договориться с проводником, переберутся в один вагон. План получился витиеватым, но вполне осуществимым. Наконец, все замолчали, заговорщицки поглядывая друг на друга, обдумывая произошедшее. И Саша снова заговорила: — Ну что, завтра трудный день, пора отключать наш коллективный разум. Кто первым мыться идет? — Ты иди, — тут же предложил Артик, — а я пока посуду помою. Ты же знаешь, какой я незаменимый в хозяйстве, — подлизываясь, закончил он. — Да что тут мыть-то?! — сокрушенно возразила Саша. — Посуды в доме не осталось! Сковородка да три вилки! — Тем более! Бросить меня здесь хотела, вот как бы я тут жил один, без посуды? — Тебя не переспоришь! — махнула рукой она. — Ладно, я в душ. Саша встала, поцеловала Артемку в макушку и ушла. Это произошло как-то само собой, словно по какой-то старой и доброй традиции. Так может поцеловать мама перед сном нагулявшегося и усталого ребенка или старшая сестра озорного, но любимого братика, хотя такое, конечно, встречается гораздо реже. Ромку тронула эта незамысловатая забота. У Ромки детство не было трудным, и он никогда не считал себя нелюбимым ребенком, но таких простых проявлений внимания не помнил. Между ним и родителями всегда существовала едва уловимая дистанция. Ромка не был шумным или непоседливым, всегда мог сам найти занятие, потому хлопот не доставлял. И за все свое детство был наказан лишь однажды, когда в восемь лет мама обнаружила у него горсть настоящих автоматных патронов, которые Ромка добросовестно стащил с армейского полигона, куда, надо заметить, тоже оказалось непросто пробраться. Ромка с детской наивностью и гордостью рассказал, как он с дворовыми друзьями полдня шел по лесу, пока они не набрели на этот полигон, и как он героически лез под колючей проволокой, и как их чуть не сцапали караульные. Цветов и почестей он, разумеется, от мамы не ожидал, достаточно было бы простого восхищения, но вместо этого у него изъяли все трофеи и лишили прогулок на три дня, плюс — позорное обещание «больше так не делать», «забыть дорогу и в лес, и на полигон». Ромка был по-взрослому ответственным и отсидел тогда свой «срок» «от звонка до звонка», о снисхождении не просил. А с пятнадцати лет, неизвестно по каким причинам, стал вдруг называть маму на вы. Это произошло как-то само собой, и даже он сам не помнил, как это случилось в первый раз. Его никто не одернул и не поправил, казалось, что так было всегда. Лишь в восемнадцать лет, когда дома были в гостях его друзья, они удивились Ромкиной «причуде». На что он им ответил, что не видит в этом ничего необычного и такое обращение подчеркивает уважение к родителям. Видимо, объяснение прозвучало убедительно, и больше никто из присутствующих не решился на дальнейшие вопросы или шутки. Это все было правдой, Ромка действительно уважал маму, но вот было ли там место любви? Он никогда не задумывался, потому что не знал, как может быть по-другому. С двенеадцати лет он не помнил ни одного случая, когда бы мама прикасалась без практической необходимости. Не помнил ни одного объятия, ни одного маминого поцелуя, ни простого поглаживания по волосам. Только взаимное уважение личного пространства и всегда ровные и спокойные диалоги двух самостоятельных людей. — Спасибо тебе за то, что на кухне убрался, я бы со стыда сгорел, если бы Сашка весь бардак увидела, — прервал молчание Артик. — Всегда пожалуйста, — очнувшись от своих раздумий и грустно улыбнувшись, ответил Рома. — А почему ты сам мне не предложил поехать с тобой? — Не знаю, я об этом просто не успел подумать, все произошло как-то быстро. — Как так можно, Ро! — сокрушенно качая головой, возмутился Артик, подражая заботливой мамочке. — Это первый и самый простой вариант! Вот что ты будешь делать без меня в Москве? Ты же пропадешь! Тебе простые вещи объяснять приходится. Облапошат тебя там, как блондинку в автосервисе. — А что же сам тогда не предложил, раз «сразу об этом подумал»? — Ну как-то неловко напрашиваться, — пожал плечами и, совсем по-детски шмыгнув носом, ответил Артик. — Вот как?! А почему же потом передумал, раз неловко? — Ну если уж Сашке разрешил с тобой ехать… Я что, рыжий, что ли, здесь оставаться? Артем закончил уборку, вытер руки и сел напротив. — Вообще-то, да, рыжий, — рассматривая немногочисленные и едва заметные Темкины веснушки и желая чуть-чуть поддеть, сказал, улыбаясь, Рома. — Сам ты рыжий! У меня светло-русые волосы, раньше еще светлее были! — заявил Артем и на всякий случай пригладил волосы руками, словно желая убедиться, что они на месте. Рома скептически посмотрел, но промолчал. Волосы не были ни русыми, ни светло-русыми, они явно отливали осенним золотом. — А еще я пирсинг хочу и татушку. — Кольцо в нос? — пошутил Рома. — Не… губу или язык хочу проколоть, — не уловив иронии, серьезно ответил Артик. — Не рановато ли? — Фу, ты как Слава нудишь! — Ну теперь, если мы едем вместе, я должен привыкать о тебе заботиться, а ты должен слушаться. — Ромка, у меня лучше предложение — давай лучше я о тебе заботиться буду, а ты слушайся. Ей-богу, так всем будет проще! А то тебя на час оставить нельзя — сразу в историю двумя ногами наступаешь. — Наглец! — вздохнул Рома. — Что-то ты невеселый. Все хорошо, Ро? — Да, — Рома сразу подобрался, желая показаться бодрым. Теперь существенных причин для грусти не осталось. Но то ли недавние воспоминания о матери, то ли нервное напряжение за весь день давало о себе знать. — Просто устал, — признался Рома. — Скоро спать ляжешь. Ты же третьи сутки нормально не спишь из-за меня. Тем более я обещал, что сегодня ничего тебе не обломится, так что можешь отсыпаться. — Я еще не привык с тобой засыпать… Мне больше нравится с тобой болтать, — этот внезапный приступ искренности тоже можно было списать на усталость и перенапряжение, но сейчас не было за него стыдно и Рома не боялся Темкиных подколов, которые, конечно же, не заставили себя ждать. — Ок, я тогда зубки почищу, — Артем сделал непристойный жест губами. — Фу, Артем! — смутился Рома, в очередной раз поразившись его неиссякаемому багажу пошлостей. — А что?! — невозмутимо ответил Артик. — Мне ртом еще всю ночь работать придется, — и, сделав паузу, уточнил: — Я имею в виду наши разговоры, а ты о чем подумал, бесстыдник? Когда вышла Саша, Артем тут же исчез в ванной. Делал он все быстро, если что-то не получалось, тут же исправлял и жил дальше, и все это с улыбкой, для грусти же находились лишь какие-то мгновения, непосредственно в момент неудачи. Вот, оказывается, какой Артем настоящий, а вовсе не пугливый и надменный, каким показался при знакомстве. — Я за него переживаю, — словно подслушав Ромкины мысли, сказала Саша. — Почему? — Как почему? С нами-то все ясно: у тебя в Москве — работа, у меня — давняя мечта, а у него-то что? Ему же учиться надо, и вообще… — Это мы с тобой можем не справиться, — спокойно возразил Рома, — а у него все получится! — Ты правда так думаешь? — Конечно! — Странно… Я была уверена, что ты его поддержал, чтобы не расстраивать, — как-то даже с досадой сказала Саша. И тут же, взяв себя в руки, бодро добавила: — Ну тогда все просто отлично. Втроем так втроем! — Ты же сама к нему привязалась, неужели тебе без него лучше будет? — Да, привязалась, — невесело согласилась Саша. И словно извиняясь, продолжила: — Я и сама от себя не ожидала. Если честно, то Артем сначала мне очень не понравился. Меня однажды Слава попросил здесь переночевать, когда Артем болел. Отказать ему не смогла — согласилась, сам понимаешь, какая из меня «заботливая» нянька тогда была — лесба в мужской кожанке. Темное прошлое: ни братьев, ни сестер — в жизни ни о ком не заботилась, а тут этот птенчик с температурой. Но, на удивление, все прошло легко. Я даже у Славы потом спрашивала про его здоровье, и Слава разрешил мне чаще у него оставаться. Так всем было лучше. — А почему он тебе сначала не понравился? — Ну, наверно, даже не сам Артем виноват, просто мне эта «любовная» история Славы не нравилась, я боялась, что все это просто очередная грязь. — А оказалось не так? — с показным недоверием спросил Рома. — Ну мне ли не знать, какой уродливой может быть любовь, — усмехнулась Саша. — А вдруг все-таки ошибаешься? — Ну если я в этом ошиблась, тогда и насчет тебя тоже ошибаюсь. — В каком смысле? — Думаешь, для чего меня сюда Слава так часто ночевать отправляет? — Так вот откуда он про нас узнал! — не сдержался Рома и даже успел сверкнуть глазами. — Дурак ты, Ромка, — вздохнула Саша, — если бы я ему все доносила, то Слава бы совсем по-другому с тобой разговаривал, точнее, он бы даже разговаривать не стал. И уж точно я бы тебе сама в этом не призналась. — А зачем же ты тогда согласилась помогать Славе и не помогаешь? — Ну, со Славой у меня свои счеты, я же вчера рассказывала, потому и не помогаю, хоть и обещала… — А что же ты тогда ему говоришь? — Говорю, что Артем тебе глазки строит — это Слава и так знает, а ты не реагируешь. Вечером все вместе болтаем-смеемся, потом спать ложимся. — Саша многозначительно помолчала и закончила: — Ты — со мной, а Артем — один. — Вот почему он так легко согласился, чтобы я эту ночь здесь переночевал, — опять вслух догадался Рома, — он просто был уверен, что при тебе у нас с ним ничего не будет. — Знаешь, Рома, — холодно заметила Саша, — мне ваши подробности не очень приятно слушать и даже вредно. Если обоим захотелось — я это понимаю, сама такая. Но лишним меня не грузи! А то мне трудно будет Славе правдоподобно врать. — Ну теперь-то и не придется уже, — легкомысленно отмахнулся Рома. — Мне завтра все равно в салон — за вещами и деньгами заехать. А чтобы Слава раньше времени нас искать не бросился, мне еще и соврать ему придется что-то убедительное. Это вы Робин Гуды, а мне вас еще прикрывать надо. — Прости, я об этом не подумал, — тут же сник Рома, — и мне… нам… наверно, еще спасибо сказать нужно, что не выдала. — Скажете еще, времени будет предостаточно, — улыбнулась Саша, — лишь бы завтра все у нас получилось. Я спать пошла. Тебя ждать? — Нет, я сегодня с Артемом останусь, — преодолевая неловкость, выдохнул Рома. — Как хочешь, — просто ответила Саша. Как будто спрашивала из вежливости, а ответ и сама знала. — Спокойной ночи тогда. И… поцелуй его за меня перед сном. Рома остался один, размышляя над тем, что только что сказала Саша, но стройных мыслей уже не получалось — усталость брала свое. Вспомнилась вчерашняя встреча с Алисой. Казалось, будто это случилось в прошлой жизни, а не вчера. И сейчас Рома думал не о сексе, а о той неуловимой свободе, которую тогда ощущал. Рядом с Алисой легко дышалось, не было тревоги, даже тепла, о котором все только и говорят, тоже не было, но охватывало незнакомое волнительное чувство. Чувство будто ты целостный и свободный. То есть, пожалуй, все же не это главное, а то, что не требовалось доказывать ни себе, ни другим, что ты целостный и свободный. А если еще точнее, вообще было плевать целостный ли ты и достаточно ли свободный. Там на крыше, Рома знал о себе столько, сколько даже не подозревал, что в нем это способно вместиться. И принимал себя легко, без стыда и гордости. Там на крыше, Рома просто был. Он вдруг осознал, насколько одинок. Может, все дело в том, что после расставания с Ирой связь с друзьями тоже сошла на нет. И помимо сексуального голода, который он испытывал, образовался дефицит обычного дружеского общения, просто на фоне внутренних страданий неразделенной любви он и не обращал внимания на этот факт. А теперь, когда зуд физиологических желаний прошел и сквозь рассеявшийся туман одиночества стали видны вселенские масштабы изолированности, ему захотелось обычного понимания. Может, потому и зацепил Артем своим вниманием, ведь за последний год это был чуть ли не единственный случай, когда Рома общался со своим сверстником. Может, вся эта буря чувств, которая вспыхнула в нем, как порох, есть лишь неудовлетворенная потребность в обычной дружбе? И, может, прав был Слава, когда говорил о том, что разум просто одурманен избытком застоявшихся гормонов. Эти сомнения больно кольнули острой иглой. — Иди, твоя очередь мыться, — буднично сказал Артик, шлепая босиком и на ходу вытирая полотенцем мокрые волосы. — Поцелуй меня, — попросил Рома. — Зачем? — Артем удивленно замер. — Просто так. Артем опасливо пожал плечами, словно пытаясь угадать, какой подвох скрывается за этой внезапной просьбой, и, подумав, настороженно сказал: — Вообще-то, я на тебя до сих пор обижен… — «У любимых нет повода отказываться», — напомнил Рома. — Ах ты, котяра! — Артик довольно просиял. Тут же облапил за шею Ромку и смачно поцеловал в губы, потом в щеки, в шею и снова в губы. — Достаточно? — Да. — Теперь будешь знать, как надо себя вести, когда тебе такое говорят. А то начал раздумывать: «буду — не буду, люблю — не люблю», — Артем отпустил Ромку и снова занялся своими волосами. — Так мне, что, надо было сразу тогда согласиться? — Конечно! Неужели я бы тебе такое предложил, если бы не хотел, чтобы ты это сделал, заодно и помирились бы. — Но ты же сам хотел, чтобы я ушел, — напомнил Рома. — Хотел… А потом перехотел! Я иногда бываю несносным — привыкай. Главное — не отпускай меня, — и выставив вперед ногу, с патетикой закончил: — ДАЖЕ ЕСЛИ САМ ПРОСИТЬ БУДУ. Иди мойся уже! Мне еще матрас расстелить надо. — Давай помогу — стол уберу… — Сам уберу, не девочка же! — бойко заверил Артик. Рома не знал, что на это ответить. Настаивать на своей помощи или тем более шутить на эту тему он не рискнул. Когда вернулся после душа, Артем уже лежал под одеялом. Его волосы словно от ветра разлетелись и застыли на подушке, это было как остановившееся мгновение. Рома, стараясь ничем себя не выдать и не спугнуть Артика, бесшумно ретировался, в передней отыскал сумку, достал «Зенит», вставил «двухсотую» пленку… «Эх, если бы сейчас был любимый «Никон» со своим незаменимым светосильным объективом», — с сожалением подумал Ромка, выкручивая кольцо диафрагмы до крайнего «два и восемь». При скудном освещении рассчитывать на хороший снимок не приходилось, но Рома все же надеялся на чудо. Чудо не произошло: как только щелкнул затвор, Артем обернулся, и Рома уже представил, насколько сильно смазалось лицо на фото. — Ты чего, Ром? — Ты так красиво лежал… Думал, получится отличный снимок. — Ты бы хоть предупредил тогда, и вообще, я не причесан. — Так в этом и была вся суть! — Ну-ну, знаю я твою «суть» — только голых фотографируешь! — недовольно пробубнил Артик. — Ты же под одеялом, а в кадре только твоя голова… — Нашел время, — шутливо продолжал ворчать Артем, — завтра днем сфотографируешь. — Да, но это будет уже совсем другое фото. — Выключай свет и ложись! Рома убрал камеру, не поленившись сложить ее в футляр. После разбитого «Никона», он стал щепетильнее относиться к технике. Выключил свет и залез к Артемке под одеяло. Матрас уже не казался узким, места вполне хватало, главное — обнимать крепче. — А я все ждал, когда же ты меня фотографировать станешь, — признался Артик. — Да что-то с этими заказами я совсем «видеть» разучился, — вздохнул Рома. — Надо было, конечно, нам настоящую съемку устроить… — А я красивый? — вдруг спросил Тема. — Ты? Очень! — честно признался Рома. — Правда? — Правда. — А мне кажется, что у меня нос маленький, из-за него выгляжу как ребенок… Еще эти веснушки. — У тебя самые красивые и незаметные веснушки, они мне очень нравятся! — А нос? — И нос тоже! — Рома еще крепче прижал его к себе и поцеловал. — А тебе не хотелось бы стать девочкой? — В каком смысле? — В прямом… не жалеешь, что родился мальчиком? — Нет конечно! Мне нравится быть мальчиком. А почему ты спросил? — Просто, ты сам говорил, что вы со Светкой были «подружками», а не «друзьями» — вот я и подумал. — Нет, это мы дурачились. Я люблю быть красивым, и мне нравится делать то, что считается «женским», но для этого не обязательно быть девочкой. — Но все-таки, если бы ты был девочкой, тебе было бы проще любить мальчиков, — смущаясь, сказал Рома. — Это тебе было бы проще тогда меня любить, а мне лично так больше нравится! — Ты извини, если я что-то не то спросил… — совсем смутившись, сказал Рома. — Нет, это даже хорошо, — оживился Артик, — я и сам не знал, как тебе это сказать… — Что именно? — Не относись ко мне как к девчонке — сиськи у меня никогда не вырастут. Так что не обманывай себя и принимай как есть. — Я и не принимал тебя за девчонку, — искренне запротестовал Рома. — Принимал. Ты сам этого не замечаешь, — возразил Артик, — потому и говорю. Ты ласкаешь меня как девочку, я это чувствую. — А в чем отличие и как мне нужно тебя тогда ласкать? — Ну, — Тема задумался, — забудь все, что ты делал с девчонками, и представь, что это у тебя вообще первый раз, делай то, что хочется, а не то, к чему ты привык. — Легко тебе сказать… — Это, наверно, трудно, — согласился Артик, — но со временем сам поймешь, а для начала тогда просто помни, что я — парень. И еще… когда входишь — не торопись, будь нежнее. — Ты меня совсем запутал, — осторожно признался Рома. — Ты говоришь, чтобы я относился к тебе не как к девчонке, и в то же время просишь: «нежнее»… — Мужчина — не значит «грубо», это означает по-другому. — Я постараюсь… — А ты молодец, Ромашка! — Это почему? — Так легко все принимаешь, даже не верится, что я у тебя первый. Как будто к нашей встрече заранее готовился. — Ты же сам сказал, что я всегда таким был, просто до тебя не знал об этом. — Это да. Но все-таки Слава, например, только на словах все быстро принял, а на деле еще полгода боялся ко мне прикоснуться, до сих пор краснеет, как пьяная монашка. — Давай не будем про него, — оборвал Рома. — Ревнуешь, — довольно констатировал Артик. — Ты же сам спрашивал, как это у других бывает. Вот и рассказываю. — Тогда лучше про остальных расскажи. — Про кого, остальных-то? Бочка только, но про него-то как раз и рассказать нечего, он наоборот, сначала сделал, а потом уже подумал и испугался. — А может, он просто понял, что ему это не надо? — Такое тоже бывает, но это не про Бочку, он точно «ваш» — «двойной» агент. — С чего ты так уверен? — Ну, к Светке он и без меня мог подкатить — проще. И ни к чему было со мной дружбу затевать. Да и в общении я же чувствовал, что что-то есть в нем… — Однако ты в нем ошибся, — напомнил Рома. — Я ошибся в нем как в человеке, а вот с ориентацией промашки не было: сделал он тогда все с удовольствием и без колебаний — слизал, как кот сметану! — А зачем вообще надо делить людей по ориентации? — не желая слушать интимных подробностей, спросил Рома. — Ты это у меня спрашиваешь? — развеселился Артик. — Это не я от всех отгородился, а меня отгородили. У меня с окружающими проблем не было, а у них со мной были. Вот у них и спроси, зачем делить, заодно и мне расскажешь. — Ты ни о чем не жалеешь? — помолчав, спросил Рома. — Нет, — быстро ответил Артик. — А ты? — А я жалею, что столько времени зря потеряли и что раньше тебя не разглядел. — Наоборот, хорошо. Когда мы познакомились, мне вообще не до того было, так что я бы, скорее всего, испугался. Я, конечно, влюбчивый, но, чтобы близко человека подпустить, мне много времени надо. — Да? — искренне удивился Рома. — Если ты такой пугливый, то как же ты решился на первый шаг там, в туалете? — Это было легко, потому что первый трудный шаг для меня был раньше — когда я тебя чай пить позвал. Вот тогда правда всего трясло. Еще эта конфета… — Но тогда же ничего не произошло — мы просто пили чай. — Да, — Артик заерзал, — но я думал, что съемки уже не будет, и планировал, что у нас одним чаем дело не ограничится. Я же не знал, что ты про себя еще не все знаешь. Ты всегда таким уверенным в себе казался. В общем, я думал, что у тебя такое было. А ты после съемки сразу убежал. — Ого! Даже и не знал, что произвожу впечатление опытного. Но все равно боюсь, что я был бы еще не готов. — Значит, тем более жалеть не о чем — все произошло в свое время. Это я уже в туалете… после… понял, что это у тебя в первый раз, когда при свете твои круглые глаза увидел, — весело сообщил Артик. — А если бы ты знал заранее, что у меня «не было», ты бы так же поступил? — Нет, конечно, с меня уже хватило «новичков», что Бочка, что Слава. Устроили из этого трагедию всей жизни: «Ах, теперь мы не натуралы!» Как будто я им клеймо на лоб влепил и силком их заставлял, и вообще, как будто не они меня, а я их… — Но Слава-то вроде всем доволен? — Это теперь. А раньше он такие сцены устраивал, что сбежать хотелось. То он любит, то он не может меня любить, то снова любит, но как сына — достал! Вот тогда я ему и сделал наконец то, отчего он отказаться не смог, он от счастья чуть не растекся — про все на свете позабыл! Ну я и спросил его прямо: если бы ему такое сын сделал, он тоже был бы счастлив? Он меня даже ударил. Тут же извинялся, конечно, но зато потом больше этой чуши и сомнений не было, стал шелковым и все про себя наконец-то понял и принял как есть. Вот только мне уже неинтересно стало, я думал, он взрослый нормальный мужик. Иногда я думаю, что, если бы он меня не встретил, ему было бы лучше. — Тебе не жалко будет его бросать? — Жалко. Он очень старается, и, по сути, не виноват. Но и я тоже не виноват, что у него все так сложно. Его любовь не от сердца — искусственная какая-то, как будто сам себя уговорил и заставил. От этого и я себя виноватым постоянно чувствую. Устал я от этого. — Ты извини меня, — помолчав, сказал Рома, — я, наверно, тоже тебя достал своими сомнениями, как Слава. — Ты шутишь?! Мы всего три дня вместе, а завтра уже едем в Москву… навсегда! Ты, конечно, не такой прыткий, как Бочка, но уж точно не тугодум, как Слава. Похоже, ты мой самый идеальный бишечка, которого я встретил! — Правда? — Правда, и у тебя есть все шансы разбить мое сердце окончательно, — за своей шутливостью Артик прятал то, что постеснялся бы произнести серьезно. — Это хорошо, — с облегчением сказал Рома и еще крепче обнял его. — Смотри у меня, если разочаруешь — покусаю! — До бешенства? — До бешенства.