МОСКВА

Рано утром в день отъезда мы должны были зарегистрироваться на рейс до Парижа все вместе, с Никой, Пьером и его семьёй, но мне насчитали какую-то неимоверную сумму за аренду автомобиля, и мне пришлось долго разбираться с агентством автопроката. Ждать меня Пьер отказался, так как ему важнее всего было доставить Веронику завтра утром прямо к «кристиандиоровской» церкви, без происшествий и задержек. Так, впятером они сидели почти вместе, а я - далеко в хвосте самолёта. Когда я увидела, что молодой француз, сидевший с Никой, ушел в туалет, я подошла к ней и села рядом. Она крайне напряженно смотрела в иллюминатор. - Волнуешься? - мягко спросила я. Она повернула голову и слабо улыбнулась. - Да, кажется, я немного волнуюсь. - тихо сказала она. - Они выбрали тебя, Ника. Ты их уже покорила. Так что может быть только лучше. - произнесла я ободряюще и ласково улыбнулась. Она взяла мою руку и чуть сжала. - Спасибо тебе. За всё. - проговорила она очень тихо и хрипло. - Не благодари меня. Я бы не смогла иначе. - прошептала я и утонула во влекущей пучине её тёмно-синих глаз. Мир перестал существовать. Но, как это всегда у нас происходило, кашлянул вернувшийся француз, и я была вынуждена освободить его место.

***

Мы прилетели в Париж в 9 утра по местному времени, и нам предстояло ехать еще четыре часа до Нормандии. Пьер арендовал минивэн и повёз нас сам, тогда как его жена Настя возмущалась, что он не нанял для этого водителя. - Я женился на русской не для того, чтобы выслушивать такие капризы! - неожиданно для самого себя бросил он раздраженно и замер: Пьер боялся свою жену, и такая вольность с его стороны могла обернуться серьёзной взбучкой. Настя же сперва вскинула бровь, а потом просто пожала плечами, и мы, наконец, поехали. Ника и Настя всю дорогу спали, что было вполне объяснимым столь короткой ночью перед нашим отъездом, а дети Пьера комментировали происходящее за окном. Я же сперва смотрела на парижскую кольцевую дорогу, автотрассы, а затем и проезжаемые маленькие города, и с удивлением думала о том, как сильно переменилась моя жизнь с тех пор, как однажды летом, год назад, я не решила - безо всяких на то оснований - ехать в отпуск в Москву. Я прикрыла глаза, вспоминая мою тогдашнюю дорогу от Москвы до Нахабино, мой гостиничный номер с видом на озеро, который сняла для меня Василиса, нашу первую встречу с Никой. Я думала, вспоминала, размышляла. Образы, отрывки фраз, цвета, запахи тех мест и сцен возникали в моём сознании, убаюкивая меня, и я, наконец, уснула. - А вот и твоя церковь, Вероника! Точнее, твоя и Кристиана Диора. - весело воскликнул Пьер, и все мы проснулись. Мы, действительно, уже приехали в Гранвиль, и наша машина остановилась прямо у подножия церкви, расположенной на невысоком холме. - Сюда же нельзя въезжать на машине, Пьер. - недоумённо сказала я. - Да, обычно нельзя. Но умный Пьер получил разрешение от «Руссо&Ришар». Я уже отправил им номер машины. Они вписали его в базу. Теперь мы считаемся причастными к стройке. - заявил он с гордостью. Настя закатила глаза, дети захлопали, а вот Нике, казалось, совсем не было дела до наших приземлённых забот: она вцепилась в ручку двери авто и с жадностью рассматривала величественное здание церкви. Она была настолько заворожена этим, что приоткрыла рот. Именно такой я видела её в день, когда раскопки позволили обнаружить потайную дверь во флигеле московского особняка, во время нашей первой - и, казалось, последней - совместной работы. Не обращая на нас никакого внимания, она осторожно открыла дверцу автомобиля и, выйдя, направилась к церкви. - Думаете, она решила помолиться? – весело произнёс Пьер. Дети не поняли шутки, а Настя снова закатила глаза. - Думаю, она хочет познакомиться с новым, но уже ставшим очень близким ей другом. - ответила я задумчиво. - Ты всегда любила пофилософствовать, Алекс. - насмешливо произнёс Пьер, и я улыбнулась, внутренне соглашаясь с ним. Я вышла из машины, но решила не идти за Никой: я знала, что эта первая встреча с объектом реставрации для неё - интимна, и от этой встречи будет зависеть результат её работы. Я же просто хотела находиться неподалёку, чтобы она чувствовала, что даже если я не участвую в этой встрече, я сопровождаю её. И она всегда может позвать меня. Если захочет. Ника вернулась одухотворённой, но молчаливой. К счастью, Пьер деликатно не отпускал шуточек, а просто повёз нас к нашему новому дому. «Повёз» - это громко сказано: наш дом находился прямо напротив церкви Нотр-Дам дю Кап-Лиу. Дом оказался довольно большим: два этажа, несколько спален, большая, совмещенная с кухней гостиная (однозначно, кухни в американском стиле сейчас модны во всём мире). Главным же плюсом этого дома был продолговатый сад, буквально нависавший над океаном, и крайняя граница которого была обрамлена скалистым камнем. Ника, увидев такой потрясающий пейзаж, присвистнула, а я гордо улыбнулась, так, будто этот дом выбрала именно я. А, может быть, подобную гордость испытывают люди, когда показывают близким город своего детства? Настя и Пьер пригласили нас вечером поужинать в ресторане, обещав заехать за нами в определённый час, а пока откланялись. Их дети были очень уставшими с дороги, да и Настя была не в самой лучшей форме. Когда они ушли, я обратилась к Нике: - Ты устала? - спросила я, уверенная, что она ответит утвердительно. - Не особенно. - пожала она плечами. - Я выспалась в машине. Но я зверски голодна! - Что ж, это можно исправить. - улыбнулась я. - Предлагаю тебе прогулку-сюрприз. С едой, конечно! Но для этого нужно надеть удобную обувь и взять дождевик. Идёт? - Ты же сказала мне, что дождевик не всегда обязателен? Он у меня такой некрасивый… - произнесла она так, как это может произнести только женщина, и я всеми силами старалась сдержать себя, чтобы не рассмеяться. - Ника, это Нормандия. Тем более, мы находимся на океане. Погода у моря меняется каждые пять минут. - сказала я мягко и так же мягко улыбнулась. - Лаааадно. Сейчас буду. - разочарованно протянула она и двинулась в сторону своей спальни. - Хорошая девочка. - дразняще прошептала я, но она услышала, обернулась и… показала мне язык. «Знал бы главный архитектор этого проекта, какую дьяволицу он вызвал себе на помощь из России», - думала я, веселясь. Наконец, мы вышли из дома, еще раз подошли к церкви и осмотрели её. «До завтра», - заговорщически шепнула зданию Ника. Я с тёплой улыбкой наблюдала сообщничество Вероники с этим, казалось бы, неодушевлённым строением. Однако для Ники это здание было таким же по-человечески живым, тёплым и ранимым, как она сама. И я была счастлива иметь возможность наблюдать зарождение её отношений с этим объектом. Как только мы стали спускаться в нижний город, пошел такой характерный для Нормандии - мелкий и частый - дождь. Укрываясь капюшоном, Ника пробурчала нечто вроде «Я правильно сделала, что взяла дождевик», снова вызвав мою улыбку. И меня даже нисколько не заботило, что дождевик она взяла исключительно благодаря мне! Когда мы спустились в нижний город, я попросила её подождать меня у входа в супермаркет, где купила маленькую бутылку холодного шампанского, воду, нормандскую колбасу из свиных потрохов, камамбер, паштет, а также чай, кофе и варенье на утро. Мне еще надо было купить хлеб, но не было и речи о том, чтобы покупать его в супермаркете. Я осторожно подошла к выходу и, увидев, что Ника рассматривала витрины на противоположной стороне улицы, незаметно выскочила и юркнула в булочную. Там я купила два багета и, упаковав всё как следует в рюкзак, незаметно для Ники вернулась к супермаркету. Она, наконец, заметила меня, улыбнулась и принялась рассказывать, какие вкусности она приметила в витрине напротив. - Я так голодна… - сокрушалась она, поглаживая себя по животу. Я рассмеялась. - Скоро. Очень скоро. - произнесла я уверенно. - Ты еще час назад так говорила. - буркнула она. Я подошла к ней и наклонилась к её уху. - Ты не будешь разочарована. - прошептала я и рассмеялась, увидев, как потемнели её глаза. - Идём же скорее. Наше время ограничено. - сказала я, подавая ей руку. - Почему же? Что, рестораны скоро закроются? - спросила она с подозрением. Во французской провинции, действительно, рестораны закрываются с 15 часов и до ужина. - Нет. Дело не в этом. Но я пока еще ничего не могу рассказать. Это сюрприз. - заговорщически проговорила я. Она надула свои прекрасные губки. Я снова рассмеялась и потянула её за руку. - Долго еще идти? - сердито спрашивала она, когда мы, казалось, бесконечно взбирались по узкой каменной лестнице между двумя скалами. Океан шумел где-то вдалеке, а над нами летали стаи серебристых чаек. - Нет, еще двадцать метров. Обещаю. - уверенно произнесла я. - Потерпи. И, действительно, мы прошли еще только двадцать метров, когда, наконец, я произнесла, распахивая дверь в большой парк: - Вуаля. Ника переступила порог парка и… её сердитое лицо преобразилось. Красивейший парк со множеством экзотических деревьев, прудом, зимним садом и перголой для диковинных роз, в центре которого - величественный особняк 19-го века, обнесённый розовым известняком. Она была поражена красотой этого места, а я же горделиво выхаживала рядом, радуясь, что смогла её удивить. - Это дом детства Кристиана Диора. Сам дом был перестроен по проекту его матери Магдалины. А вот этот зимний сад, пруд и пергола были спроектированы и построены самим Кристианом. Вероника прогуливалась между красивейшими цветами сада, из которого открывался потрясающий вид на океан, а, значит, и Англию, находящуюся по ту его сторону. - Когда Диора крестили в «твоей» церкви, он уже жил в этом доме. - тихо произнесла я, наблюдая за ней. Она медленно ходила по саду, по парку, вокруг дома, пребывая в том же сосредоточенном, одухотворённом состоянии, что и в час нашего приезда: встреча со зданием церкви, с которой она должна будет работать целую неделю, была для неё столь важна, что здесь, у дома Кристиана Диора, она пыталась проникнуться духом этого места, ведь, символически, будущий кутюрье «лицезрел» церковь Нотр-Дам такой, какой она была тогда, более ста лет назад. Мне казалось, что Вероника пыталась соединить в своей голове - и сердце - эти будто несоединимые события. Будто дом Кристиана Диора мог сказать ей нечто важное, что она могла бы применить к своей миссии по реставрации церкви, где его крестили. Для меня было крайне важно показать ей это место до начала её работы. И я очень рада, что мне это удалось. Однако, мой полноценный план на сегодняшний день заключался в том, чтобы мы с Никой спустились к океану и побродили по пустому берегу, пока еще не наступил час прилива. Согласно расписанию отливов-приливов у нас было не более двух часов, и нужно было торопиться. Я осторожно подошла к ней, когда она пыталась заглянуть в еще не открывшийся на летний период дом-музей Диор через стёкла очень красивой веранды. - Даже когда он уже был молодым кутюрье и жил в Париже, он часто приезжал сюда навестить родителей и работал над своими эскизами. - произнесла я. - Кто знает, может быть, твой красный кардиган он сконструировал именно здесь? - произнесла я лукаво. Она резко повернулась ко мне. Её глаза расширились от удивления. - Откуда ты знаешь…? - начала она, но я её перебила, резко наклонившись к её уху. - Не забудь, что я раздевала тебя, дорогая. - томно прошептала я и рассмеялась обомлевшему выражению её лица. «1-0, малышка», - с гордостью подумала я. Я отошла на несколько метров и протянула ей руку: - Если ты всё еще голодна, то нам надо торопиться. Она еще несколько мгновений пребывала в смятении, но пустой желудок, видимо, стал её подгонять, и она последовала за мной. Как только она заметила, что мы не возвращаемся в город, а спускаемся к морю по узкой каменной и очень скользкой лестнице, она начала возмущаться. - Ты мне сказала, что мы идём есть! А мы идём черт-те куда! - вынужденно кричала она из-за частых порывов ветра. - Мы идём есть, как я и обещала. - спокойно отвечала я и улыбалась про себя. - Но здесь только скалы и пустой пляж. Здесь нет ни одного ресторана! - возмущалась она. Я остановилась и повернулась к ней. - То, что ты перед собой видишь - это самый лучший гастрономический ресторан в мире. - уверенно сказала я, показывая на океан. Видя её крайний скепсис, я пустила в ход «тяжелую артиллерию»: - Ты доверяешь мне, Ника? В последний раз, когда я задавала ей этот вопрос, мы вошли в Музей д’Орсе без очереди. Видимо, этот факт и заставил её прекратить возмущение: она, конечно, закатила свои красивые глаза, но всё же последовала за мной. Когда мы спустились на пляж, море еще было далеко-далеко, и я радовалась тому, что у нас есть время на этот поздний обед у воды. Точнее, на песке и скалистых камнях, которые через два часа полностью уйдут под воду. Не без труда я нашла более-менее ровный камень, расстелила на нём небольшое одеяло и пригласила Нику присесть. Пока я доставала еду, то невольно загляделась на неё: она сняла обувь и опустила голые изящные ступни на песок, прикрыла глаза, вдыхая свежий морской воздух. Её греческий профиль на фоне суровых скал и пасмурного неба казался еще более очерченным. Она была потрясающе красива. - Вот, здесь у тебя есть вода, хлеб, сыр, колбаса и паштет. А я сейчас принесу тебе еще кое-что. - сказала я, с улыбкой наблюдая, как она бросилась спешно разворачивать продукты. - Я такаааая голодная! - протянула она. - А ты куда идешь? И зачем? - подозрительно спросила она, видя, как я достаю карманный швейцарский нож и пакет. - Это всё еще сюрприз. Наслаждайся! - подмигнула я и уже готова была уйти, как она вскрикнула. - Что ЭТО? Почему ЭТО движется? - в ужасе кричала она, и я в голос рассмеялась, подходя к ней. - ЭТО движется, потому что ЭТО живо и здорово. Это мидия. И ты ей нравишься! - весело сказала я, поднимая мидию, шевелящуюся у её ног. Она поморщилась. - Она тебе, видимо, не нравится. А ведь она совсем безобидная. Смотри, какая она красивая внутри. - сказала я, доставая нож и открывая мидию. Понюхав её, я присвистнула. - Она, к тому же, и потрясающе свежая. Смотри. Хочешь попробовать? - я срезала мускул, прикрепляющий оранжевого цвета моллюск к раковине, и протянула Нике. Она снова поморщилась и отстранила мою руку. - А зря. - проговорила я и съела мидию, отмечая её отменный вкус. Ника смотрела на меня в ужасе. - Ты… съела ЭТО? - с недоверием спросила она. - Да. Причем, съела с удовольствием. А ты, что, никогда не ела мидий? - просто спросила я. - Ела, конечно. - ответила Ника, будто обидевшись. - В ресторане. - заявила она. Я рассмеялась. - Если ты ела их в ресторане в Москве, то, уверяю тебя, они были куда менее свежими и куда более дорогими, чем эта. - ответила я, смеясь. Второй раз за день эта невыносимая женщина показала мне язык. - Ладно, я иду по своему делу. Скоро буду. Bon appétit!- прокричала я, уже уходя. Меня не было минут пятнадцать. Видя неожиданную нелюбовь Ники к моллюскам, я собрала только шесть устриц. Я взяла только те, которые были прикреплены к камням, а, значит, были живыми и идеально свежими. Конечно, эти устрицы не знали, что сегодня из Москвы прилетит Александра и заграбастает их одним движением ножа. Если бы они это знали, они бы подготовились к этому отливу иначе. Но, как говорится, à la guerre comme à la guerre. Когда я вернулась, Ника, казалось, насытилась своей «магазинной» едой, а эпизод с мидией, вероятно, заставил её задуматься. По тому, как она косилась на мой пакет, я поняла, что её распирало от любопытства. - Эти устрицы не знали, конечно, что я приду за ними. И мне, как и тебе, их искренне жаль, но ты не представляешь даже, насколько они вкусны. Они настолько вкусны, что я не могу отказать себе в этом удовольствии. - мечтательно проговорила я, открывая первую устрицу своим ножом. Нормандские устрицы всегда трудно открывать. - Хочешь попробовать? - спросила я у неё, уже зная ответ. - Правда, о лимоне я не подумала… - Ты уверена, что они… безопасны? - спросила все еще сомневающаяся Ника. - Всегда существует риск, когда ты принимаешь в пищу дары моря, Ника. Просто потому, что они сырые. Но эта устрица не более опасна, чем та, что ты купишь в рыбной лавке. - просто сказала я. - Ну, так что? Готова рискнуть? Или боишься? - Ничего я не боюсь. - буркнула она, вызвав мою улыбку, и взяла ракушку из моих рук. Когда ей удалось-таки положить моллюска в рот, её глаза расширились, и она издала одобрительный стон. Затем она прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом, и долго-долго жевала. - Это потрясающе, Саш! Это просто потрясающе! - воскликнула она и обняла меня за шею, целуя в щеку. - Я рада, что тебе нравится, Ника. - произнесла я умилённо. - Еще? - лукаво спросила я, показывая ей содержимое пакета. Когда все устрицы, а также еще одна найденная для Ники мидия были съедены, я достала бутылку шампанского и два заранее приготовленных бокала. Я наполнила их и передала один Нике, внимательно смотря в её потрясающие мерцающие глаза. - Я очень хочу выпить за твой проект. Я хочу, чтобы ты знала, что я очень горжусь тобой. Главный архитектор не мог сделать лучшего выбора. Он сделал выбор не только в пользу невероятного профессионала, но - и это главное - в пользу человека, который относится к реставрации каждого объекта как к личному, интимному процессу. Я знаю, что ты отдашь этой церкви часть себя. И я счастлива, что у меня есть шанс присутствовать при этом. Я хочу выпить за тебя. - произнесла я, смотря в её увлажнившиеся глаза. Я с восторгом смотрела на неё и думала лишь о том, сколь трудно любить эту женщину, и насколько чище, лучше, глубже делает меня эта любовь. - У меня с тобой всё в первый раз. - прошептала она, и слёзы потекли по её щекам. Я подняла руку и нежно стёрла с её подбородка скопившиеся капли. - У меня с тобой тоже. - прошептала я. Ника нежно положила руку на мою щеку, осторожно придвинулась, и я ощутила на своих губах её такие мягкие, такие тёплые, такие желанные губы. Мир перестал существовать. Мы целовались, с восторгом признаваясь друг другу в чем-то жизненно важном, посреди подводных скал на пустынном пляже в преддверии прилива, где-то на северо-западе Франции, между океаном и домом Кристиана Диора, и я думала о том, испытывала ли я что-то более прекрасное в этой жизни.