***
— Придёшь ко мне в гости? — Ульяна едва не давиться своей газировкой. Они с Агой сидят во внутреннем дворике лицея, на стальных, неудобных перилах, охлаждаясь после последнего, в их школьной жизни, урока физкультуры. — Ты меня никогда не приглашала раньше, — откашливаясь. Агата заботливо похлопала её по вспотевшей спине. — Раньше не сейчас, — с улыбкой. — Я хочу тебе кое-что показать, а сделать это можно только у меня дома. Уля ошарашено хлопает ресницами. — Ну так что? Придёшь? — как-то более напористо. Девушка угукает, улыбаясь и допивая сладкую газировку. Сегодня она, наконец уведёт чертоги лучшей подруги. — У тебя большой дом, — удивлённо задрав голову вверх, говорит Ляна, заходя за огороженную высоким забором, территорию особняка. Агата незаметно закатила глаза — это говорил всяк входящий. Она надеялась, что Ляна отреагирует иначе. — Угу, большой, — угрюмо, — твоего даже больше. Пошли? — подзывая подругу рукой. Первое, что почувствовала Ульяна, ступив за порог — холод. Не приятную прохладу в жаркий летний день, но и не замогильный мрак забытого склепа. Это был холод морозильной камеры, в которой держат туши убитых зверей на продажу. По спине девушки пробежали мурашки. — Холодновато, да? — криво улыбаясь, шепнула Агата, — ничего, у меня в комнате теплее. Она тихо сняла обувь, вытягивая из-под тумбы под вешалкой белые гостевые тапочки. — На, обуйся и тихонько иди за мной. — Хорошо, — начиная снимать туфли, — а почему мы говори шёпотом? — Потому что… — она попыталась по-тихому закрыть двери, но те издали предательский щелчок. — Лягушонок ты дома? — прозвучало из кухни. — Да бл… — Гата укусила себя за щеку. — «Лягушонок»? — с глупой ухмылкой. Ага снова закатила глаза. — Меня зовут Агата, сокращённо Ага, — тихо оборачиваясь. В потёмках родного дома её карие глаза приобрели странный, зеленоватый оттенок. — Жаба Ага самая большая и ядовитая лягушка в мире. — Я-ясно, — с искренним пониманием. — Луковка, ты где? — уже на более высоких тонах. — «Луковка»?! — Уля прыснула со смеху. В ту же секунду из кухни вышла женщина в халате, с распущенными до груди светлыми волосами. Ага горестно вздохнула, оборачиваясь к матери. — Мама знакомься, моя лучшая подруга — Ульяна, — указывая рукой. Девушка улыбнулась. — Ляна — моя мама. — Очень приятно, — школьница двинулась женщине на встречу. — Взаимно, — тепло улыбаясь, протягивая худую руку с длинными, узловатыми пальцами, — меня зовут Арника. — Какое красивое имя, — с искренним восхищением. Агата едва сдержалась, чтобы не рыкнуть от злости. — Спасибо, оно всем нравится, — улыбчиво пожав Ляне ладонь. Вблизи Арника выглядела не так измождённо, как издали. Уля удивилась той мысли, что она, возможно, была даже моложе её мамы. — Классно. Мы пойдем в мою комнату, хорошо? — затараторила Агата, пытаясь перехватить подругу под локоть. Это знакомство не входило в её планы. — Ага, разве это прилично: волочь гостью сразу к себе? — поучительным писком. — Надо её сначала чем-то угостить. Ты проголодалась Ульяночка? — Ну-у… — замялась, прыгая взглядом по дорогому паркету и складках на женском халате. — Давайте я сделаю вам чай, — воодушевлённо хлопнув в ладоши, — и мы пообедаем вместе в прихожей! Никто даже не успел что-то сказать, как женщина рванула на кухню, громыхая посудой, будто боевыми доспехами. Уля улыбнулась такой ретивости и оглянулась на хмурую Агату. Та вздохнула, цокая языком; она, как никто, хорошо знает свою мать и понимает, что эта показная любезность только для того, дабы отвлечь внимание от осязаемого холода и тысячи трещин что в доме, что в семье. Облепиховый чай дурманил своим ароматом. Уля привыкла к дорогим индийским сортам и впервые пила что-то такое, что, по сути, можно самому собрать в саду и засушить. В этом была какая-то первобытная магия природы и Ляна наслаждалась всяким глотком. Она сидела рядом с Агой на высоких пуфах, в прихожей, напротив Арники, что как Клеопатра, возлежит на широком кожаном диване. Пока готовился чай, она успела привести себя в порядок и сейчас, с высоким хвостом, в топике и домашних легинсах, смотрелась вполне прилично. Уля пристально изучала тело женщины: было очевидно, что она не ходит в спортзал, но это не мешало ей качать по утрам пресс — маленькие кубики, стеснительно выглядывали из-под одежды. — Ульянка, скажи, ты давно дружишь с Агатой? — негромко отпивая и положив чашку на широкий журнальный столик, тут же поднимая расписной чайник. — Ещё с восьмого класса, — Уля и себе положила чашку на стол, показывая таким образом чтобы и ей долили. — С восьмого? Ого… Я думала с десятого. — Почему? — Ага мне о тебе только в десятом упоминала. Все перевели взгляд на флегматичную блондинку, что, скрестив ноги, опустила глаза, в свою чашку изучая движения вальсирующей заварки. — Так вышло, — буркнув из-под чашки и даже не смотря на них. Уля с улыбкой закатила глаза, Арника обидчиво уставилась на дочь. Наступило молчание; тяжкие тучи ненадолго укрыли собой солнце и в комнате стало темнее. — У вас очень большой дом, тётя Арника, — решив комплиментом разрядить обстановку. — «Тётя»? — улыбчиво пискнула та, сверкая зеленью глаз. — Как мило. Спасибо и за «тётю», и за дом. Он и вправду большой. У нас часто много гостей, что остаются на ночёвку. Может и ты захочешь? — Не сегодня, — железно перебила Агата, залпом допивая свой напиток. — Она ко мне за доп. материалами для ЕГЭ зашла и скоро уйдет. Мы готовимся, мама. — Ой, точно, — женщина картинно коснулась ладонью своей щеки. — Ну тогда, надеюсь, в другой раз. С этими словами она взяла себе ещё кусочек магазинного пирога. Агата, через силу, сделала тоже самое. Она видела эту «гипер-искренность» на лице матери не один раз и знала, что сейчас она просто бросает бисер пред наивной Ульяной, надеясь впечатлить тем, чего не существует. Ляна далеко не первая гостья в доме, и таких постановочных приветствий, угощений и дешёвых комплиментов Гата насмотрелась на годы вперёд. — Обязательно, тётя Арника, — киввет ей девушка и блондинка неосознанно почему-то испугалась этой идеи. — Нравится? — тихо спросила Арника, собирая остатки посуды со стола. За окном в алых лучах сверкал закат, окрасив комнату в приятные оттенки розового и сиреневого. — Очень, — выдохнула девочка, любуясь картиной над диваном, сложив руки за спиной, — она прямо неземная. Кажется, что у неё даже волосы двигаются, стоит мне только взгляд отвести. — Это я, — гордо, лихо откинув волосы за спину. — Правда?! — девушка не на шутку удивилась. Из кухни послышался шум воды и звон фаянсовых чашек; мать припахала Агату к мытью посуды. — Угу-у, — томно вздыхая. — Я тогда была молодой и красивой. Позировала для одного очень близкого друга во время учёбы в институте. В результате эта работа получила высший балл. — И есть за что, — кивая, приблизив руку к картине, но не касаясь её. — Очень плавные очертания окружения, а основной акцент выведен на ваше тело и цветы. Так обычно рисуют влюблённые художники. — Ну не без этого… Мы так и не виделись после института, — тихо говоря. Ляна отчётливо уловила грусть, что сквозила на ровне с каким-то запоздалым угрызением. — А ты, погляжу, неплохо разбираешься в живописи. — У меня родители этим занимаются, — не отводя взгляда от портрета. — Художники? — Преподаватели. А вы не против, если я сфотографирую эту картину? Она мне очень понравилась. — Да, конечно, почему бы и нет, — улыбчиво забрав последнее грязное блюдце со стола и направляясь к выходу. — Ты не первая кто об этом просит и не последняя уж точно. — Спасибо, — улыбаясь и доставая из кармана ученического сарафана свой iPhone, нежно-розового оттенка. Арника незаметно ухмыльнулась, гордо шагая в сторону кухни. Когда она вернулась, Уля уже рассматривала картину у себя в телефоне. — Ульяночка, — ласково, — спасибо, что дружишь с моей луковкой. Она строптивая, но у тебя никогда не будет подруги более верной, чем она. Ульяна подняла взгляд на женщину, нежно улыбаясь и сверкая огромными глазами. — Я знаю, поэтому и ценю её. И не только за верность. Арника искренне верит ей, в ту же секунду поймав себя на мысли, что где-то она уже видела такой тёплый взгляд и овал лица. И это по-своему настораживало. — У тебя хорошая мама, — похвалила Уля, едва шагнув в комнату подруги. Чаепитие было окончено и теперь они могли заняться тем, за чем пришли. Что бы это не было… — Угу. Местами, — буркнула та, целенаправленно подходя к своей кровати и склонившись. — Садись, не стесняйся. Комната Агаты была просторной и тёплой, выполненной в приятных оттенках голубого. Качественная, современная мебель, большой платяной и книжный шкафы, плазменный телевизор, широкое окно от потолка до пола. Однако, девушка явно не нуждалась в таком количестве пространства. Самым обжитым углом был заваленный едой компьютерный стол и кое-как заправленная постель, на которой сверху было пару старых мягких игрушек. Ляна скромно села в высокое компьютерное кресло, чувствуя, как утопает в его обволакивающей мягкости. Ага ещё пару секунд прошуршала чем-то, а потом торжественно достала из-под кровати красивую бас-гитару, чёрно-бирюзового цвета, с рисунком синего пламени на грифе. — Вау-у, — с придыханием, подвинувшись ближе, — это ты её хотела мне показать? — Не только, — улыбаясь, подключая инструмент к усилителю и доставая из ящика в столе медиатор с надписью «Nirvana». — Я написала песню. Хотя это скорее набросок, чем песня, но хочешь послушать? Ульяна так активно закивала головой, что волосы опять выбились из-за ушей. — Она немного грустная, — все еще широко улыбаясь и перебирая струны, дабы поймать ритм, — так что готовься. Уля поудобней уселась в кресле, поджимая ноги к груди и обнимая руками колени. Пухлые пальцы Агаты ловко скользили по струнам. Гитара приятно звучала низким, грудным голосом, а солнце вконец закатилось за горизонт, вспыхнув вдали последним лучом, и став таким образом сигналом:Ты мне лжешь так открыто, будто рану вскрываешь, твои слова неприкрыты, и ими злобу питаешь. Горчит предательство в глотке, смешит мысль шальная, что я была идиоткой, тебе всегда доверяя.
И мне не больно, не больно! А смешно до икоты. То, что было меж нами — теперь лишь Бога заботы! Бога заботы! (2х)
И всё вроде красиво, и всё вроде нормально, нежно, скромно, учтиво, от части — даже формально. Но это так для других, и документов в портфелях, ведь, что бы нам все сказали, узнав Кто в наших постелях?..
И мне не больно, не больно! А смешно до икоты. То, что было меж нами — теперь лишь Бога заботы! Бога заботы! (2х)
По этой бренной пустыне, невинность детская бродит, и ища былые святыни, во тьме круги лишь наводит. От этих чувств безграничных, одни соль-пепел остались, остатки слились в канаву, флюиды — другим всем раздались.
И мне не больно, не больно! А смешно до икоты. То, что было меж нами — теперь лишь Бога заботы! Бога заботы! (3х)
Когда Ага закончила и подняла глаза на подругу, то удивилась; Ляна выглядит настолько серьёзной и задумчивой, будто эта песня задела какую-то важную часть её воспоминаний. Девушка впервые видит столько сосредоточенности на этом гладком, не знающем и тени грусти, лице. Она помолчала немного, вглядываясь в незнакомые черты, что в тени седеющего вечера приобрели какую-то эльфийскую ауру. — Ну как?.. — тихо напоминая о себе. Ляна не сразу подняла взгляд. — Очень… взросло, — отвечая и в каком-то замешательстве потирая шею. — Это точно ты писала? — Не веришь? — вскинула девушка густую подкрашенную бровь, положив гитару возле себя, на подушку. Ляна ласково улыбнулась. — Нет, просто… Это из-за Виктории Степановны? — Это-о вообще, — она многозначно обвела рукой воздух вокруг себя. — В целом. — Ясно, — Ульяна отпустила из объятий колени, опуская худые ноги вниз. — Я хочу её на выпускном сыграть, — блондинка откинулась на подушки, перед этим включив настольную лампу. Часть её светящегося конуса упала на профиль Ляны и ступни Гаты, что она свесила с краю постели. — И? — Мне нужен барабанщик. — А я не умею… — грустно, но девушка перекрыла её слова поднятой вверх пухлой ладошкой. — Я знаю, поэтому и позвала тебя, — тут она резко выпрямляется, пододвигаясь ближе. — Как думаешь, стоит ли подать объяву в ВК-группу нашего лицея? — Да! — утвердительно кивая и улыбаясь. — Песня интересная, кто-то откликнется точно. — Думаешь? — нервно взлохматив свои короткие кудри. — Ладно. — Значит, ты придёшь-таки на выпускной? — в тёмно-синем взгляде Ульяны стрельнуло лукавство. Агата шумно вздохнула, закатив глаза. — Мне не с кем. Если всё сложиться, отыграю свой первый и, наверно, последний концерт, и свалю в закат. — Га-ата-а, — нудит девушка. — Ну неужели тебе никто из наших мальчиков не нравиться? — Да не в этом дело, — поморщившись и потирая затылок. — А в чём? — Агата отвела взгляд, сжимая пальцами одеяло. Ульяна горько вздохнула, догадавшись. — Лёва Астахов? — холодно. Девушка стеснительно подняла взгляд. Она была влюблена в чернявого баскетболиста Лёвушку еще с седьмого класса. Всегда старалась быть где-то рядом с ним; сидеть сзади, любуясь выбритым затылком, курить сигареты за лицеем, возле мусорки. Мило хихикать над его часто глупыми шутками. Она была рада роли друга и «своего пацана» в их тестостероновой компании, и не рассчитывала на большее, ведь рядом с такой красавицей и милашкой, как Ульяна, любая девушка похожа на чебурашку. А Агата так вообще походила на крокодила Гену. Но это не мешало ей вздыхать и надеяться. Отчасти именно благодаря Уле, что сама теперь закатила глаза, устало вздыхая. — Он мне не интересен, ты же знаешь, — флегматично. — А ты ему очень даже, — с какой-то обидой. Ляна жалостливо глянула на неё. — Прости, — после паузы, пытаясь дотянуться рукой до колена одноклассницы. Она и вправду чувствует некую вину и ответственность, за отсутствующие отношения у лучшей подруги. — Ай, ладно, — отмахиваясь и снова откидываясь, дёргая стальную круглую серьгу в левом ухе. — Я привыкла к своей роли «девахи без комплексов». Справлюсь. Ульяна отрицательно качает головой. Девушка поняла, что внушение не работает и снова вздохнула. — Просто… Дело даже не в нём, — закрывая глаза и буквально вытянув из себя следующую фразу. — Не создана я для любви. Ульяна взволновано свела бровки домиком. За отношения Агаты она переживала больше чем за свои. Какими бы они в настоящий момент странными не были. — Быть другом, партнёром, собутыльником, жилеткой для слёз я могу, без проблем, — горько смотря в потолок, — а вот с кем-то встречаться, быть любимой, желанной и самой любить… Нет. Это не для меня. И мне это и не нуж!.. Ульяна не выдерживает этих пронизанных отчаянной болью и тоской, слов, бросаясь сверху на Агату и затыкая ей рот. Своими губами. Девушка не успевает среагировать, и они на несколько секунд замирают, таращась друг на друга, не разрывая касания. Губы Агаты сухие, потрескавшиеся, как и её душа, но вспотевшая от летней духоты и форменного сарафана, кожа пахнет приятной смесью ментоловых сигарет и пота, что отдаленно напоминает тимьян. Ляне нравиться этот аромат. — Т-ты чего?! — заикаясь и краснея, как только их губы разомкнулись. — Прости, — мягким шёпотом, пытаясь сесть рядом, — просто ты выглядела такой расстроенной, что мне захотелось тебя утешить. — Поцеловав?! — девушка в испуге подвигается ближе к изголовью кровати, подгибая ноги. Ульяна стеснительно опускает глаза, заправляя прядь за ухо. — Ну-у, мама со мной так делает, — невинно хлопая ресницами. Агата хочет выкрикнуть: «Ну, не засасывая же!», но вспоминает, что и её мать когда-то успокаивала плачущую Агату поцелуями в детстве. Часто в губы, короткими чмоками. «Уля просто немного перестаралась» — оправдывает она поступок Ляны у себя в голове. — «Бывает. Пожалела меня — жалкую и постоянно ноющую» — Ну да, у тебя ведь очень нежная мама, — понимающе. — Твоя тоже хорошая, — улыбается Ляна, радуясь, что на неё не злятся. — Иногда. Местами, — кисло ухмыляясь и немного расслабляясь. Они еще молчат пару минут, пытаясь урезонить мысли в головах, а потом Ульяна сама подтягивается к изголовью кровати, уложив между собой и девушкой гитару. — Знаешь, я давно носила в себе эту мысль, но теперь скажу, — говорит, тепло улыбнувшись и снова обнимая руками колени, мечтательно положив на них голову. — Если бы ты была парнем, я бы встречалась только с тобой. И, наверное, даже после выпускного. — Да ну? — шутливо вскинув бровь. Уля кивает, сверкая тёплым взглядом, от чего Агата снова растеряно краснеет. — Ну, спасибо. Брюнетка улыбается ярче любой лампочки в доме и Агата тут же расслабляется. — Не грусти, — мягко касаясь девичьего плеча. — У тебя еще будет любовь. Я уверена. И Ага, в который раз за сегодня, закатывает глаза, но улыбается, пытаясь хотя бы сделать вид, что верит в это так же сильно как и Ляна. — А знаешь, что?! — резво вскакивает Журавская, соскальзывая с постели так, что сарафан немного задрался, открывая ремешок, на котором держались её белые чулки. — Давай вместе напишем твою объяву в ВК! И Агате уже самой приходится слезать с кровати, дабы оттащить подругу от компьютера, со словами: «Куда лезешь, там же пароль». Но в целом вечер удался на славу и объявление в группе лицея они таки разместили. А ещё, Агата впервые спала, улыбаясь во сне.