***
— Герыч за тебя! — бухгалтер Игорь, не стесняясь, опрокинул стопку за коллегу. Полина и Даша подняли бокалы с вином за здравие мужчины. Он действительно хороший креативный менеджер, который прикладывал немало усилий для того, чтобы их галерея стала образцом вкуса и изыска не только в городе, но и во всей области. Круче, казались, только Питер и Москва. — Да, я молодец, — похвалил сам себя Георгий, вздёрнув и без того выпирающий подбородок, — уговорить автора было не просто, но я рад, что он все же передумал. — Для «Алла Прима» это хороший знак. У нас уже больше месяца как ничего достойного не появлялось, — взволнованно сказала Даша. Она всегда очень переживала за состояние экспозиций и наполнение фондов художественной галереи. Работа экскурсовода стала для неё всем после смерти сына в автокатастрофе. — Это точно. Жаль только, что Лариска так и не хочет рисовать. Уверен, она бы стала знаменитостью, — грустно констатировал Георг, цокнув языком. — Знаю-знаю, — жалостливо ответил Виктор, пытаясь правильно сплетать язык во рту, чтобы выходили именно слова, а не что попало. Витя и алкоголь — совсем не лучшие друзья, но он же директор, а значит надо пить вместе с коллективом. — Она даже не берётся за кисти. Говорит, что с тех пор как мы поженились муза покинула её. — Уверена, это преувеличение! — игриво взвизгнула Полина. У неё от природы был довольно резкий голос, что звучал почти как скрип рессор в старой маршрутке. Виктор покачал головой — он знал, что это правда, ведь с ним Лариса могла позволить себе предельную честность. Пусть и душа после этого ныла, как от удара влажной плетью, но он готов был терпеть от неё это и не только, если нужно. Они сидели в баре «Академия», напротив галереи, потягивая напитки и слушая музыку. Обычно такое происходило в субботу, перед выходным; у заместителя директора, Георгия — коньяк, у старшего экскурсовода Даши — мартини или вино, у экскурсовода Полины — текила, у Игоря — пиво. Так сказать… кто на что горазд. У директора галереи и профессора кафедры «Истории искусств» Виктора Дмитриевича Журавского был либо сок, либо вода. Всегда - он знал, каким треплом бывает после буквально одного глотка хорошего алкоголя. — Грустно такое слышать, — Гера, допил свой коньяк и жестом подозвал бармена повторить. — И не говори… — выдохнул Витя, проводя рукой по лысеющей макушке. — «У художника должно быть вдохновение, муза для того что бы работать и создавать, а ты посмотри на меня — да я могу вдохновить разве что броситься с моста в яму с арматурой!..» Мужчина легко прикусил себе язык, чтобы случайно не выкинуть свои мысли в вслух. — А в целом как семейство? — Георгий повернулся корпусом к другу, сбавляя голос. Игорь и Даша в это время начали какой-то шутливый спор, привлекая Полину, и можно было ненадолго поговорить по душам. — Да нормально, — вяло, но все еще осознано, смотря в свой стакан с недопитым виски, — Лара деток на дому обучает, Уля к ЕГЭ и выпускному готовится, всё как у всех… «Кота вон нашего недавно кастрировали. Он так разожрался, что едва ли не боком в двери входит. Уже даже на стол за колбаской прыгнуть не может, а просто смотрит на неё тоскливо. Прям как я на свою Ларочку. Хотя… была ли она моей хоть раз?..» Витя с силой снова глотает мысли; они горчат во рту, будто полынь и приходится их запивать, чтобы банально не блевануть в лицо другу пьяной болью и сомнениями, которые, по-капле копятся в нём не один год. Но, увы, в руках только полупустой стакан с алкоголем и чем больше глотков делает мужчина, тем больше слова норовят выползти наружу, как ящерицы из норы. — До сих пор не верю, что они твоя жена и дочь, — мечтательно говорит Гера, подпирая голову одной рукой, а второй покачивая свой бокал с коньяком. В отличие от Вити пьянел он медленно и элегантно. — Типа я верю! — захмелело шикнул мужчина. — Всё кажется, что это какой-то подростковый сон и я проснусь в общаге с влажной простыню между ног… — Витюшь, ну что ты, ей Богу?! — хохотнул мужчина, хлопнув его по плечу. Виктор и сам улыбнулся, поправляя очки. «Хорошо, что что бы я не сказал, он воспринимает это за пьяный трёп» — улыбчиво думая. — «Приятно, когда рядом есть тот, кто души в тебе не чает. Вот как Ляна в матери. Они так похожи между собой, такие цветущие красавицы… только Лара более пышная, будто сортовая роза из королевского сада, а Ляночка такая хрупкая, скромная, нежная…» В захмелевшей голове всплывал образ дочери в тёмно-синей форме лицея; её огромные глазищи цвета закатного неба — голубовато-карие, в жизни таких нигде не видел! — нежная улыбка, ласковый голос… Ему нравилось то, что дочь пошла всем телом в мать. Со спины они вообще выглядели как сёстры. «Интересно, а у ее губ такой же привкус, что и у Ларочки? Вот бы знать наверняка…» — Что говоришь? — Георг тут же обратил внимание на резко замечтавшегося, друга. «Я сказал это в голос?» — Что сказал? «Про то, что у моей дочери губы как у жены. Мне просто интересно… Они и на вкус такие же? Как смесь черники с корицей? Или другие? Вот бы попробовать…» Мужчина озадаченно уставился на своего шефа. У Вити всегда были проблемы с алкоголем, причём каждый раз реакция была уникальной: от драк и поломанной мебели, до исповеди или пошлых анекдотов. Конечно, никто не воспринимал, что угрозы, что россказни всерьёз — в жизни он вёл себя наоборот очень скромно и мягко, но в тот вечер в душе Геры что-то недобро шевельнулось. Мужчина подвинулся к товарищу еще ближе, осторожно приобняв за плечо. — Знаешь, хорошо, что это слышал только я, — говорит он поучительно, — и только я знаю, что это все пьяная хрень. Правда ведь, Витёк? Витёк кивнул, легко ухмыляясь, ведь всегда хорошо, когда у тебя есть друзья, что не отличают твою правду от лжи. Домой вернулся поздно на такси, когда на часах было уже за полночь и светофоры мигали только одним желтым глазом. Жена встретила его в шортах, топике, и почему-то с влажными волосами. Широко раскрытые в бесконечной своей глубине, глаза выдавали слегка растерянный вид. — Ч-что-то случ-чилось? — заикаясь от выпитого и стараясь грамотно разуться. — Нет, — после краткой паузы. От её голоса несло таким холодом, что Виктор даже немного протрезвел. — Ты как отпраздновал? Хорошо? — помогая снять пальто. — Да-да, отлично, — вяло, позволяя раздевать себя как куклу. Пышная грудь жены маячит пред носом и Витя чувствует как ему становится стыдно. — Прими душ и ложись, — спокойно, по-домашнему, давая дорогу. Мужчина идёт в ванную, стягивая с себя рубашку, брюки и отдавая жене. На секунду задерживает взгляд на отражении в слегка запотевшем зеркале — чехонь русая, а не мужчина! — вздыхает, снова смотря на Ларису. — Прости, но я и сегодня не смогу… — начинает виновато, но жена прерывает, подняв ладонь. — Уже и не нужно, — безразлично пожимая плечами. — Ты не хочешь меня уже полгода — нет смысла ждать чуда дальше. Эти слова режут душу словно тысячи маленьких лезвий: секут и крошат, разделывают как какой-то овощ. Хотя Витя и есть овощ, пусть и многими любимый. — Мне жаль, Ларочка, — выдыхает опечалено. Ну какой же мужчина откажет такой женщине в тех ласках, которых она достойна? Только такой идиот, как он. — Всё в порядке, правда, — по доброму улыбаясь. — Я никогда тебя за это не буду винить. — Дело не в тебе, дорогая, — болезненно, — ты безупречна, как античная скульптура, а я, ну-у… И снова взгляд в зеркало — залысина, ранняя седина на когда-то русых висках. Глубоко посаженые тёмно-синие глаза, в которых печаль глубже, чем дно Марианской впадины. Худые руки, вялые мышцы, тонкие щиколотки… книжный червь, одним словом. Он не достоин прикасаться руками, губами к прекрасному телу Ларисы. Недостоин её желать. Даже дышать рядом с ней права не имеет. — Что ж… — безразлично вздыхая, — в перспективе я понимала, что так будет, но прошу тебя, не волнуйся. У меня никогда не будет другого мужчины, кроме тебя. Виктор, печально, кивает головой чувствуя терпкую горечь в кадыке, и вину на затылке, от этих слов. Он бы искренне радовался если бы застал однажды Лару с любовником — мускулистым, накачанным мешком с яйцами и тестостероном. Но эта женщина безупречна во всём, даже в верности. — Спасибо, родная, — горько улыбаясь, и проклиная самого себя в голове: «Меня окружают слишком хорошие, даже замечательные люди! Я вас недостоин, дорогие мои!» Если бы не Георгий, они с Ларочкой никогда бы не были вместе. Как-то по пьяни проиграл Витя в карты на желание, а тот недолго думая захотел, да бы Витёк позвал первую красавицу потока — изумительную художницу Ларису Краснову, замуж, прямо посреди аудитории. А она взяла и согласилась! Да ещё так просто и легко, будто только от него этого предложения и ждала. В шоке были все — даже преподаватели не верили до конца в реальность происходящего, а его собственный отец говорил, что наверно она «залетела» на вечеринке от кого-то, и срочно ищет дурачка, чтобы замуж выскочить. Но Виктору было плевать — рядом с ним была сексапильная красавица и умница Лара, что садилась только возле него каждый раз, когда у них были общие пары, или приходила с ним под руку на всякую вечеринку в общаге. Не стыдилась, наоборот — показывала всему миру свой выбор, и он не смел, просить у Бога большего. А когда во время брачной ночи Витя понял, что Лариса девственница — его радость, казалось, была такой же бесконечной как Млечный Путь. А потом родилась Ульяна. Витя несколько месяцев толком не спал, всё время любуясь её, такими же безупречными как у матери, чертами лица. Она только в два годика ходить начала, ведь до этого он её из рук просто не выпускал. Потом была аспирантура, идея Геры с арт-галереей «Алла Прима», ставка преподавателя истории искусств на кафедре, известность, уважение, дом, капитал... Казалось, Господь решил просто задарить его своей щедростью, и Виктор поглощал её, как голодный ребёнок молочный шоколад, до тех пор, пока в один день не почувствовал, что среди всей этой красоты и благодати, нежности, уважения и признания, как бельмо на глазу, выделялось что-то непонятное и нелепое. И это был Он. С начала Витя начал остывать к жене. Не потому, что она ему надоела или он хотел острых ощущений, нет; просто рядом с ней он чувствовал себя неполноценным, недостойным, не заслуживающим такой красоты. Со временем это распространилось на все сферы его жизни. Он стал более тихим, замкнутым, ходил со слегка опущенной головой и осунувшимися плечами. Будто пытался вжаться в самого себя, стать маленькой точкой и вообще исчезнуть с карты Мира. Виктор знал, что не заслужил того, что у него было сейчас, но ничего другого у него больше не было, и в конце-концов остался только привкус горечи и ненависти к самому себе, каждый раз, когда он краем глаза замечал Лару, которая моется в душе, или переодевается. — Прими ванну и ложись спать у себя в кабинете, — просит она, мягко улыбаясь, — а я еще немного пободрствую. И закрывает за собою двери, оставляя мужа наедине с мыслями о ней, отвращением к себе и легким головокружением от выпитого. Его вещи Лариса сложит в кабинете на стуле — в последнее время эта комната стала для Вити всем миром и её это более чем устраивало. Потом уйдет в спальню, разденется до гола, распустит волосы, что чёрным водопадом укроют плечи и спину. На цыпочках пройдет мимо комнаты дочери, прислушиваясь и борясь с желанием приоткрыть двери. Лара спустится на первый этаж, войдя на кухню и достанет с верхней, винной полки, бутылку полусладкого, а также один бокал. С этим нехитрым инвентарём, спокойно продефилирует в сторону своего кабинета-оранжереи, включит свет, поставит среди комнаты мольберт, на него холст, а возле него открытую бутылку. Она постоит ещё какое-то время с бокалом вина в руке, оценивая его вкус и пряность; обнажённая, раскованная, расслабленная… А потом возьмёт в одну руку палитру со свежими красками, во вторую кисточку и впервые за семнадцать лет брака начнёт рисовать, ведь этим же вечером, сама того не осознавая и не понимая, её наконец-таки посетила Муза.Перспектива
20 мая 2021 г. в 15:07
Перспектива (от лат. «perspicio» — вижу ясно) — это способ изображения трёхмерных предметов и объектов в двухмерном пространстве с учётом восприятия их человеческим глазом. Работа с перспективой — очень важный этап при создании сложных изображений, ведь она определяет расстояние предметов; их отдалённость друг от друга, а значит и важность во всей картине.