Из альфы в омегу

      Вечер у двух альф прошел в довольно милой, ламповой обстановке. Они пили вино, закусывая дорогим сыром с белой плесенью, и увлеченно болтали обо всем, стараясь не касаться животрепещущих тем. Ближе к ночи их срубило как маленьких детей, ибо нервные потрясения, случившиеся за этот день, не обошли стороной обоих. С утра же начались активные телодвижения. Бен по привычке рано проснулся, а заодно поднял за собой Гингу. После вчерашнего старший альфа был удивительно бодрым и активным, и только очень внимательный мог заметить, что на сидячие поверхности мужчина садился с некоторой замедленной осторожностью. Им обоим следовало скорее освободить помещение, чтобы команда уборщиков приступила к генеральной уборке дома, стоявшего приличное время в запущенном состоянии. Благо у обоих были планы на день — придется разделиться, но Гин заверил, что все будет в порядке. Бенджамину ничего не оставалось, как согласиться с альбиносом и вплотную заняться сборами. Ему предстояло выйти в свет спустя заметно долгий срок и столкнуться с множеством вопросов, на которые у него, увы, не будет ответов. На его счастье, в гараже дома стояла машина. Помнится, он ее сам тут и оставил в тот роковой вечер, когда вся эта история началась. Подошедший следом за ним альбинос присвистнул, увидев то, на чем ему предстояло сегодня поехать на работу. — Ты точно хочешь поехать на этом после вчерашнего запоя? Может, все-таки на нашем старичке доедем, я вчера особо не пил?.. — сомнение так и сквозило в голосе Гина, пока тот во все глаза разглядывал белоснежный и роскошный ламбо. Такая машина ему, пожалуй, даже во снах не снилась. — Боюсь, мне придется куролесить весь день по городу… Ты будешь на работе, так что нанимать тебя личным шофером будет эгоистично с моей стороны… Увы, мой мерс остался в другом доме. Он, конечно, больше подошел бы сейчас, но имеем то, что имеем, — вздохнул Бенджамин, находя ключи и снимая с блокировки сияющий от полировки спорткар. Гин вздохнул. Кажется, привыкнуть к богатым замашкам Бенджамина ему будет сложнее, чем он думал сначала. Сев в машину, альбинос почувствовал себя не в своей тарелке. В такой машине было страшно даже дышать, не то что касаться руками обитого кожей салона. Удивительным было еще и то, что их длинные ноги прекрасно помещались в машине с заниженной подвеской, но это легко можно было объяснить калибровкой сидений и тем, что деньги Кидда позволяли ему устроить любой каприз, какой он только захочет. Это немного даже било по гордости. Бенджамин-альфа, в отличие от омеги, был не чета ему. Настолько успешный мужчина затмевал собой чуть ли не само солнце, но где был он сам? Жалкий сирота, который ничего не добился, пока этот самый Кидд не появился в его жизни и не подтолкнул к тому, чтобы начать хоть что-то делать со своей жизнью. Альбинос глянул на точеный профиль альфы. В памяти всплыли пикантные картинки прошедшего дня, а следом за ними совершенно разбитый взгляд человека, у которого были деньги, были связи, было все, что он только мог пожелать, кроме одного, чего он за деньги купить, увы, не мог — смысла жизни. Он не умел радоваться своей жизни, не находил счастья в своих богатствах и своем успехе. Парадокс, не иначе. От заревевшего двигателя элитного автомобиля у обоих по спине пробежались мурашки. Машина очнулась, вспыхивая глазами-фарами, а затем и автоматическая дверь гаража распахнулась, выпуская наружу этого белоснежного монстра. Бенджамин подвез Гина до работы, привлекая внимание абсолютно всех, кто в тот момент был около ресторана, в котором альбинос работал. От шуточки альфа не удержался, снова называя Гина «омежкой», которого его «шугар-дэдди» подвез до работы. В глазах других это, по крайней мере, так и выглядело. Получив за это справедливую затрещину, Бенджамин поехал в фирму, вспоминая маршрут туда на каком-то автопилоте. Он настолько отвык от нее, от этой работы, что терялся уже по дороге, не зная, как себя вести, что говорить и что делать. — Босс? — крайне удивился его секретарь в приемной, который увидел Бенджамина, идущего к своему кабинету. — Здравствуй… — к его совести Бенджамин даже забыл, как звали этого омегу. — Предоставь мне сводку всех оставшихся сотрудников, а также отчеты по финансовой деятельности компании. Сделай звонок в контору, с которой у нас контракт на аренду, и вызови специалистов для оценки здания. А еще собери всех сотрудников в конференц-зале к полудню. Всех без исключения, явка строго обязательна, — велел он на ходу, явно приводя своего секретаря в состояние оцепенения. Тот явно отвык от присутствия босса, которого на период его странного отсутствия замещал вице-президент компании, который мало кому нравился. Теперь же казалось, что босс реально… вернулся. Бенджамин проработал до позднего вечера. Он хотел закрыть компанию, но это было сложной задачей, которая займет не один и даже не два месяца. Поэтому проще было назначить на пост генерального директора другого человека. Может, и стоило бы продолжить работать тут, но у Бена не было уже никакого желания и настроения. Все, чего он желал — это вести тихую семейную жизнь с альбиносом, держа уютный ресторанчик. Вернулся домой он заметно позднее альбиноса, зато как он был рад увидеть того в своем двухэтажном доме, ощущая странное чувство, будто тот был здесь всегда. Бросив на пол свой дипломат, он быстрыми шагами прошел вперед и упал в объятия парня, ощущая, как груз усталости еще сильнее надавил на плечи, понукая пожаловаться на тяжкую судьбу. — Я чертовски устал. Как эта идиотская фирма выпивает из меня все соки — я уже и забыл. Прелесть моя, порадуй меня — скажи, что ты захватил со своего ресторана нам вкусняшек, м? — спросил он, после чего внезапно подхватил Гингу и усадил на барную стойку в гостиной, приставая к нему со своими поцелуями словно очень ненасытный жадный мальчик. Гин посмеялся с его поведения. И пусть от столь резкого доминантного действия у него мурашки пробежались до самой кожи головы, он по-домашнему обнял альфу, кратко целуя его в основание шеи. — Конечно, захватил. Ужин будет впечатляющий.

***

Весь день альбинос был сонный как муха. Он отлично выспался с утра, да и настроение у него было на уровне. Портило общий праздник то, что нужно было вернуться домой. Во-первых, за вещами. А во-вторых, там он оставил Бенджи, у которого, казалось, неплохо так шарики заехали за ролики. Нужно было проверить, в каком он состоянии, да и вообще решить, что делать дальше. Ведь тот снова стал омегой, который не в состоянии сам себя прокормить. И как-то слабо верилось, что тот сможет найти себе другого альфу-кормильца. Не после того, в каком состоянии он застал дом Бенджамина-альфы. С его бывшим явно было что-то не так. Закончил он поздно, и времени ехать домой уже не было. Пришлось ограничиться звонком, благо Бенджи не стал упрямиться и послушно снял трубку.       Из его слов, казалось, что все в порядке, но чутье альбиноса подсказывало ему, что тот врет.       — Бенджи. Сиди в квартире тихо, не высовываясь, ок? Я постараюсь завтра или послезавтра приехать. Привезу тебе продуктов и еды впрок. Решим вопрос с деньгами. Пусть мы больше не пара, ты все еще для меня… Ммм… Как младший брат? Я не оставлю тебя в беде.       — Хорошо… — раздался тихий ответ в телефонной трубке таким привычным и знакомым голосом; совсем недавно этот голос ласкал его слух и был проводником из тьмы к светлому будущему.       Гин упрекнул себя, что поддается меланхолии Кидда, тоскуя и думая об утраченном. Придя в свой, надо так понимать, новый дом, альбинос подивился его лоснящейся чистоте. Команда уборщиков явно потрудилась на славу, в доме даже дышать теперь было легче. Облокотившись о стену, альфа улыбнулся. Да. Они многое утратили. Зато многое и приобрели. Не стоит забывать, чем бы все кончилось, не случись этого обмена телами в принципе. Парень вздохнул, ворочая ленивые мысли в голове. Нужно будет сказать Кидду, что совсем не обязательно каждый день подвозить его до работы на крутых машинах. В конце концов, у него самого есть права и машина, пусть и не столь помпезная. Усмехнувшись про себя, он пошел изучать территорию кухни. В этом доме та была просто королевской. Большая площадь, огромный гарнитур в красивой отделке. В центре стояли тумбы, столешницы были выполнены из мрамора. Да, их маленькая кухонька в той квартирке была совсем не чета этой королеве кухонных помещений. Подумать только, даже холодильник был огромен, со встроенным искусственным интеллектом, да еще и материал был черный глянец, на котором Гин отражался словно в зеркале. Альбинос тяжко охнул, заметив свое отражение. Сейчас он осознал, что кое в чем Бен был прав. Трудно и печально было это признавать, но ведь Бен был действительно здоровее его. Он с потрохами проиграл доминацию в этом доме. До чертового Кидда было просто не дотянуться — крайне умен, крайне красив, способный быстро соображать и притягивать к себе деньги по одному щелчку пальцев. Тот, кого по праву можно назвать «альфа-самцом» и не выглядеть глупо в глазах окружающих. Гину с ним даже по запахам было не сравниться. Вчера и сегодня Бен дразнил его «омежкой», и, может, дело было в том, что на правду не обижаются, или скорее в том, что сработали какие-то первобытные инстинкты, где слабый подчиняется более сильному, но, вот ирония, Гина совсем не задевала эта дразнилка и прозвище. Наоборот, сомнений больше не оставалось — теперь главным будет Бен. Он и до этого был главным, если уж быть совсем откровенным. Вся эта машина под названием «новая совместная жизнь» держалась исключительно на энергии Кидда, его амбициях и уверенности в успехе. И этим он заражал Гина, заставляя эту белую унылую гусеницу, как он иногда себя называл, злясь на свои недостатки и слабости, шевелиться и выползать из кокона. Однако ж, забавно было замечать различия между Бенджамином-омегой и Бенджамином-альфой. А они прямо-таки бросались в глаза. Возможно, всему виной были гормоны, которые влияли на особенности поведения, реакций и действий обоих полов. Омегой Бен был очень нежным и мягким, податливым, но при этом бойким и эмоциональным; в его объятия хотелось упасть двадцать четыре на семь, ведь обнимать его и слушать его задорный смех было все равно, что нежиться на мягкой подушке, под теплым одеялом в шесть тридцать утра, когда за окном стоял зубодробительный мороз. Бен-альфа, напротив, был весьма сдержанным и уравновешенным, демонстрируя столько эмоций, сколько считал необходимым. Он был более дерзким и резким, хмурым и серьезным. А еще самоуверенности и наглости, несмотря на всю хандру и плохое настроение, ему было не занимать. Гин невольно вспомнил их вчерашние «резвульки» и шумно сглотнул скопившуюся слюну. О да, он очень хотел повторить, но, как и сказал Бен, для альфы невозможно заниматься сексом с другим альфой каждый день. Последствий для здоровья никто из них не хотел. Конечно, секс — это не обязательно проникновение внутрь партнера и все же… Гин весь день думал о том, что он должен лечь под своего альфу. Интересно, как это?.. Действительно ли будет так больно, как ему кажется? В перерыве на обед он успел немного почитать тайком специализированный форум, но конкретного ответа на свой вопрос так и не нашел. У всех все было по-разному. Кто-то быстро привыкал и входил во вкус, кто-то медленно раскачивался, испытывая боль до слез в первые разы. Конечно, все еще зависело от опыта и деликатности партнера. Гин не сомневался в Бене. В конце концов, это было бы нечестно по отношению к нему, ведь сам Кидд доверился альбиносу, хотя для этого его тела подобный опыт явно был впервые. Совершенно неожиданно Гин поймал себя на мысли, что уже даже определился с позой, в которой хочет провести свой первый раз в роли нижнего. У него было стойкое ощущение, что на четвереньках ему будет гораздо легче пережить первый болезненный опыт. Но встать на четвереньки перед другим альфой и выставить податливо зад… Ох, как же это было стыдно.       — «Побрить что ли везде «пух»?» — мысленно усмехнулся Гин, потешаясь сам над собой.       Почему он думал об этом всем так, словно действительно собирался стать этим «омежкой» на постоянной основе? Неужели на него и правда так влиял запах наиболее доминантного партнера? Другой ответ как-то пока не приходил в голову. Осмотрев дом, альбинос убедился, что Бен еще не вернулся с работы. У него было время спокойно и в одиночестве побродить и все здесь осмотреть. Дом был двухэтажным, построенным по последним веяниям моды в архитектуре. Высокие потолки, минимализм и дороговизна материалов отделки, нейтральные мрачноватые цвета в сочетании с деревом, со вкусом подобранная мебель и большое пространство повсюду. Дом нельзя было назвать таким уж уютным, но он точно подходил под описание «берлога богатого альфы-холостяка».       А еще в подвале дома действительно обнаружился полноценный погреб с дорогими коллекционными бутылками алкоголя, которые кто-то явно коллекционировал, словно картины для музея.       — Вот алкаш, — проворчал Гин, прохаживаясь мимо антуражно запылившихся бутылок. — Не будешь ты у меня и дальше так хлебать спиртное.       Усмехнувшись своим мыслям в который раз за последние полчаса, Гин, наконец, вернулся наверх. Он не знал, когда точно вернется второй альфа, поэтому времени у него было немного для того, что он задумал. Ему хотелось сделать сюрприз, и он надеялся, что все же сумеет успеть сделать все задуманное.       Закончив с подготовкой к сюрпризу, уже переодетый в домашнее Гин вышел из спальни, вспомнив, что оставил пакеты с едой на столе кухни, а не в холодильнике, и по дороге застал вернувшегося Бенджамина. Тот был так рад его видеть, что больше смахивал на пухленького и мохнатого щеночка, который дождался встречи с любимым хозяином. Не хватало только хвоста позади, который бы ходил ходуном туда-сюда от радости.       Что ж, Бен явно будет рад еще больше после того, как Гин скажет ему кое-что, однако не успел альбинос и слова произнести, как его резко посадили на барную стойку.       И здесь он, наконец, справившись с оцепенением от происходящего, пришел в себя, прекратив предаваться воспоминаниям о сегодняшнем дне.       — Слушай, ты меня не пугай так. Я вешу килограмм 80, учитывая мой рост, а ты меня так тягаешь. Это шокирует, знаешь ли. Хоть бы предупредил…       — Ну не бурчи, ничего ж ужасного я не сделал.       — Угу. Давай я тебя сейчас также внезапно подниму на ручки? — не то чтобы недовольно огрызнулся Гин.       — Да ты не подымешь мою тюленью тушу, — авторитетно заявив в ответ, Бен с интересом уставился на Гина, не понимая, чего это он нервный такой.       А тот просто действительно удивился, вновь позабыв, что Бен теперь альфа, причем очень сильный, который вполне в состоянии его потаскать на руках.       — Так ты говорил, что ужин будет впечатляющий… Что ты принес?       — Новые позиции в меню. Фарфалле с кусочками свежего лосося под сливочно-грибным соусом, новый салат какой-то, я уже забыл его название… И стейк из ноги оленя.       — Ого!       — А то!       Бен радостно хохотнул, и его желудок, вторя общему восторгу, на радостях заурчал.       — Кстати, я нашел твой погреб и познал всю истинную мощь твоего алкоголизма. Печень свою пожалей, бухарь.       Бенджамин ожидаемо скуксился, сделав вид, что на пару минут оглох и все прослушал. Гин, который именно такой реакции и ждал, посмеялся, а затем все же слез со стойки, пользуясь случаем, что Бен выпустил его из медвежьих объятий.       — Я сегодня кое о чем думал и пришел к выводу, что… — Гин поманил Бена пальцем, и когда тот послушно повиновался, прильнул к его груди и потянулся губами к уху, нашептывая секрет: — Сегодня мы могли бы это попробовать. Я купил отличную смазку по дороге домой. Смекаешь о чем я говорю?       Бен стоял малость застывший, пытаясь понять в чем соль, помимо того, что тема явно касалась секса.       — Намекну потолще. Я уже был в ванной и немного подготовился. А еще немного побрил себя в нужных местах, но если ты будешь шутить по этому поводу, я тебе никогда не дам.       С важным видом, сказав свое веское «я!», Гин отстранился, обогнул Бенджамина и, наконец, вытащил контейнеры с едой из бумажных пакетов.       И он был чертовски доволен реакцией Кидда.       Бенджамин пораженно застыл, выронив из рук мобильный телефон, который до этого вытащил из кармана брюк.       Только его мозг, уставший от сигналов голодного желудка, переключился на еду, как вдруг там все резко щелкнуло, словно кто-то разом врубил все поставленные в помещении софиты в одну точку. Осознание всего сказанного вспышкой небесного светила пронзило ему голову, и он очень вкрадчиво и похотливо посмотрел на Гингу. Тот явно его сегодня решил избаловать.       — Серьезно? — со смешливым недоверчивым тоном переспросил альфа, хватая ушедшего из его объятий альбиноса за руку и рывком заставляя вернуться к себе.       Прижав того к себе за талию, Кидд уложил ладонь на шею младшего альфы, придерживая подбородок большим пальцем, и внимательно посмотрел тому в глаза. Гин смотрел на него с лукавой и довольной улыбкой, а его пронзительные голубые глаза так и говорили альфе, что он не шутил.       — А-а-а… — обреченно протянул Бен, роняя голову альбиносу на плечо. — Я тебя обожаю.       Все это было, конечно, хорошо, но желудок альфы снова недовольно дал о себе знать.       — Но сначала все же заморю червячка. Не хочу помереть с голоду, пока буду долго и тщательно расцеловывать твою сахарную попку в благодарность за такое самопожертвование, — коротко чмокнув Гина в губы, он игриво шлепнул его по ягодицам обеими ладонями.       Альфа, который минутой ранее изображал из себя умирающего лебедя, удивительно активно замельтешил по дому, сбрасывая с себя чертов костюм. Переоделся он в любимые спортивные джоггеры черного цвета, решив ограничиться только ими — и то всего лишь ради приличия, чтобы раньше времени не светить уже немного напрягшимся от предвкушения хозяйством. Не дай бог Гин еще посмотрит туда и резко передумает.       Бен быстро устроил себе закусон и, пока Гинга не видел, быстро опрокинул в себя бокальчик вина для храбрости, понимая, что привычки этого тела так просто не победить. Алкоголизм не так легко лечится, как ему казалось.       После трапезы они вдвоем оказались на свежем матрасе, хрустящем от чистых и белоснежных простыней.       Бенджамин изо всех сил сдерживал зверя внутри, пока нависал сверху и покрывал губы, шею и плечи альфы своими жадными, но мягкими поцелуями, полных обожания и страсти.       Наконец, светлый альфа остался совершенно нагим, заворожив Бенджамина еще больше. Он видел эту картину уже сотни раз, но никогда так, как сейчас. Кидд даже завис, разглядывая, как тело альбиноса с раскинутыми руками и разбросанными по простыням длинными волосами смотрелось на его кровати. Этот вид ему чертовски нравился и нешуточно заводил, отчего кое-что уже очень заметно торчало из-под ткани его штанов.       Он опустился полосой поцелуев к паху, проходясь язычком по стволу. К этому «мальчику» он уже давно привык и не испытывал брезгливости. Он знал все секреты, как сделать так, чтобы Гин выгибал назад голову, закатывал глаза и сипло стонал, отчаянно ерзая бедрами, всего от одной ласки рук и губ.       Вот и сейчас Бенджамин весело игрался, добавляя жару, ведь дальнейшее телу альбиноса может сильно не понравиться, пусть он и собирался быть с ним максимально деликатным и осторожным.       Кстати, Гин не соврал. Все было так гладко и чисто, даже непривычно. И кто из них теперь «омега»?.. Бен улыбнулся, переворачивая альфу на живот и спускаясь поцелуями к ложбинке между двумя ягодицами. Шаловливый язык прошелся по интимному месту, щекоча и лаская прежде, чем там окажутся пальцы.       Поиграв, Кидд оторвался от своего дела и осмотрел баночку со смазкой. Упаковка выглядела обнадеживающей, так что, открыв крышку, альфа запустил внутрь пальцы, улавливая приятный аромат белесой субстанции. Он удовлетворенно кивнул. Смазка была что надо — густая, жирная и при этом достаточно вязкая.       Смазав ею тугую дырочку, Бен принялся с небольшим напором аккуратно массировать подушечкой большого пальца края сопротивляющегося ануса. Медленно, без всякой спешки, пытаясь потихоньку вставить палец.       Неприятных ощущений на стадии растяжки не должно было быть, если знать, что делать, поэтому Бен просто улыбался, наблюдая за своими медитативными действиями.       Мышцы поддавались растяжке крайне неохотно, поэтому альфа запасся безграничным терпением. Он был ласков и обходителен, ведь он сам этого хотел — было бы печально все испортить и потерять возможность иногда быть сверху.       Полноценная растяжка заняла у него примерно час, когда он сумел свободно вставить все четыре пальца. Те уже спокойно проникали внутрь, катаясь по смазке, как сыр в масле. Гин тоже был уже разгорячен и обласкан. В конце концов, Бенджамину ведь удалось найти и нащупать необходимую точку внутри, чтобы сгладить острые углы и заставить альфу получать от этого хоть какое-то удовольствие.       Когда он сделал это впервые, Гин даже замер и напряженно обернул к нему голову, не понимая, что за чертовщина. Бенджамин рассмеялся с его реакции и показательно помассировал еще, наслаждаясь эмоциями на лице альбиноса, который был сконфужен этими определенно приятными, но непривычными и неподдающимися описанию ощущениями.       — Мой член не четыре пальца, это будет намного больнее и неприятнее. Ты уверен, что хочешь сейчас? — прошептал Бен на ушко, навалившись всем телом на Гина, вдавливая его в кровать и не прекращая массировать простату.       Кидд упивался его стонами и дрожью тела от того, что делал с ним своими пальцами.       Оторвавшись ненадолго, он не сумел удержать себя от того, чтобы потереться изнывающим без ласки членом об упругие ягодицы, решив, что ему хватит и подобных ласк, чтобы кончить, если Гин все же откажется от проникновения сейчас.       Гин же находился в каком-то непонятном для себя самого состоянии. Ему было очень странно. Начать хотя бы с того, что он находился под другим взрослым альфой, который был здоровее его, а в довесок еще и старше на семь лет. Находился под мужчиной с куда более резким и сильным запахом, который никогда бы не понравился полностью гетеросексуальному альфе. И все же… Гину он нравился.       А еще нравился вес над собой и эти отнюдь не лидирующие позиции. Почти любой бы альфа сказал, что находиться под особью своего пола стыдно и унизительно, и что весь этот акт — это способ указать слабому на его место.       В голове альбиноса было множество всяких предрассудков и стереотипов, но все они как-то испарялись, стоило ему вспомнить, что над ним был его Бен. Парень, который столько времени был его омегой. Альфа, который днем ранее без страха и сомнений сам лег под него и, ничего не стесняясь, эротично постанывал на страстные толчки внутрь, совершенно не чувствуя себя униженным. А ведь это был чертов Бенджамин Кидд!       Гину совсем не понравилось первое вторжение пальцев. Больно ему не было, было совершенно никак, но от этого никакого ощущения его сильно отвлекали поцелуи в шею и плечи, а также ласка от свободной руки Бена. Он то и дело крепко сжимал его член, заставляя Гина кусать себе губы от удовольствия.       Еще Кидд то и дело вжимался в его бедра своим пахом, давая прочувствовать свое возбуждение, свой жар, и от этого у альбиноса то и дело волнами по всему телу пробегались мурашки. Парадоксально, но это успокаивало его, отчего собственное тело поддавалось растяжке, расслаблялось, рефлекторно раздвигая ноги шире.       Другое дело было, когда Бен нашел в нем ту самую точку. И если сначала Гин впал в оцепенение от этих ощущений, то вот потом…       По телу раз за разом проходилась волна удовольствия, такая мощная, что ослепляла разум, заставляя альфу запрокидывать голову и тихо стонать, томно вздыхать и искать еще больше этих прикосновений, тем самым самостоятельно насаживаясь на пальцы Бена.       Они почти не говорили друг с другом, предпочитая в основном молчать и упиваться происходящем. Для них это была уже давно обыденность. Несмотря на то, что болтать во время секса было по большей части прерогативой омег, Бен и в омежьем теле этим не страдал. Но вот старший альфа, наконец, прервал молчание, и Гин завис над его вопросом.       Сколько Бенджамин его растягивал, мучил этими играми с простатой, из-за которой его собственный член не прекращал сочиться и сочиться белесой жидкостью, не в силах разрядиться? Радовало то, что он ни разу не упал с момента, как Бен начал играть с его задницей.       Пальцы уже так легко принимались, а хлюпающий звук, который сопровождал подобные игрища и обычно заводил не на шутку, сейчас все сильнее смущал альбиноса. Вместе с этим внутри разгорался пожар, и Гин не знал, нормально ли это? Честно говоря, ему хотелось большего — сильнее, глубже. Раз уж идти на эксперименты, то идти до самого конца, не откладывая на потом. Пока смелость и отвага зашкаливали. Потому что потом их могло и не быть.       — О, заткнись… — облизнул Гин свои губы и привстал на локтях, приподнимаясь из своего лежачего положения.       Он коснулся рукой своего члена, проводя ею по всей длине, и тот, в ответ на прикосновение, нетерпеливо дернулся. Однако сегодня ему была отведена совсем другая роль.       — Дай-ка я посмотрю на твоего красавца… — пошло прошептав, Гин развернулся к Бенджамину, осел на кровать и потянулся к чужому органу, с интересом разглядывая то, что уже вскоре будет в нем.       Казалось, этому «приятелю» уже не терпелось ощутить себя внутри чужого тела. Гина пугало то, что могло случиться дальше, но поворачивать было уже поздно. Он так для себя решил. И, собрав все свое мужество в кулак, подскочил обратно на колени и припал губами к губам Кидда.       — Возьми меня, — томно прошептав эти слова тому в губы, альбинос слился страстным поцелуем, а затем также резко отстранился.       Выскользнув из рук Бенджамина, он завалился обратно животом на кровать и без какого либо стыда поднял свои бедра вверх. Еще и крайне развратно при этом выставляя ягодицы, прогнувшись в пояснице.       Гин был очень смущен, но азарт уже полностью его захватил. Ему было интересно, сможет ли он завести своего альфу до звездочек в глазах, будучи совсем не похожим на омегу.       — Ну же… Давай… Я хочу этого, скорее… Внутри так пусто… Или… Мне сначала нужно сделать…       Потеряв всякое благоразумие, Гин провел рукой по ягодице, отвел ее в сторону и проник в себя двумя пальцами, раскрывая пульсирующее отверстие, что так и звало в приглашении войти внутрь.       В мозг Кидда после такого прямехонько в цель попала молния. Альфа возбужденно рыкнул, вцепившись руками в белоснежные ягодицы. — О, мой маленький и глупый мальчик… — очень низким и хриплым голосом нашептал ему Бен, склонившись к его уху и потираясь в процессе сочащимся от напряжения и возбуждения членом об ягодицы альбиноса. — Провоцировать меня таким образом было так безрассудно с твоей стороны…       Голос альфы был доминантным во всех отношениях: властный, низкий, очень возбужденный и прогибающий всех под себя. И от Кидда не укрылось то, как от его голоса у Гинги мурашки по спине пробежались, явно подстегивая того, если судить по тому, как тот начал толкаться бедрами навстречу.       Бен протиснул в него пальцы вновь, выталкивая пальцы самого альбиноса, после чего вынул руку сам и обильно смазал ею свой член, раскатав по нему перед этим резинку. С каким-то внутренним удрученным чувством он глядел на него и понимал, что сейчас эта дурная бандура сотворит с его любовником. Вспомнив свои собственные вчерашние ощущения в первые минуты проникновения, он в этом только убедился. Нет, это не будет приятно.       Шумно выдохнув и собрав весь свой самоконтроль в кулак, Бенджамин плавными движениями заскользил головкой по покрасневшей и растянутой дырочке. Растяжка была долгой и правильной. Бен вообще завороженно любовался результатом этой растяжки, стоило только развести ягодицы в стороны.       Нужно дать альбиносу время привыкнуть и не бояться. В его случае этот этап был давно и неоднократно пройден в другом теле — ему было не привыкать несмотря на то, что обстоятельства сильно изменились. Ему еще повезло пережить этот шок и потрясение в том теле, в котором это природой было заложено. У Гина таких щадящих условий не было, а потому храбрость храбростью, но когда Бен протиснется дальше места, растянутого пальцами, будет уже не до пошлых шуток.       Альфа медленно, качающимися движениями вводил головку, потихоньку протискивая себя внутрь и уже изнемогая от узости. Что будет, когда он вставит его глубже? От этих мыслей у Бена аж мурашки по спине пробежались от удовольствия.       Постепенно член проникал все глубже, ни на миг не прекращая медленных покачивающих движений. Резко вводить и замирать никто не собирался, ибо Бен прекрасно понимал, как безболезненно дать телу привыкнуть. И только на моменте, когда член с некоторым усилием вошел почти до конца, он по просьбе альбиноса приостановился, ласково целуя тому спину. Он прекрасно понимал, что тот сейчас испытывал не самые приятные ощущения, а потому терпел и не торопился. Все-таки первый раз всегда был что-то из разряда не самого восхитительного, особенно в случае альф. Если омеги еще от случая к случаю нормально переживали свой первый опыт, с альфами это совершенно не работало.       — Ты как? — тихим хриплым голосом спросил он на ушко у Гина, начиная тихонечко и плавно покачиваться, не выходя назад, чтобы не доставлять дискомфорт от сильного трения и толчков внутри.       Гин понял, что переборщил со своей смелостью еще в тот момент, когда между ягодиц к нему пристроилась крупная головка. Он молча запаниковал, пытаясь не выдавать своего состояния партнеру. Пусть он не испытывал никакой брезгливости ко всему происходящему, только сейчас парень вдруг ощутил, что ему действительно сильно не по себе. Сердце то замирало, то билось так, будто вот-вот проломит грудку клетку.       Альфа попытался расслабиться. Внутрь него вошло что-то очень горячее, большое и влажное. Гин зажмурился, дыша громко, тяжело и медленно, то и дело переминаясь с одного колена на другое, словно пытался найти более удобное положение, чтобы уйти от неприятных ощущений. Сейчас он уже ничего не стеснялся, а просто пытался справиться с тем, что ощущал.       Бенджамин помогал ему в этом, целуя спину, что-то нежно нашептывая и тем самым успокаивая. Благодаря этому взявшийся непонятно откуда страх отступал.       — Мнх…       Гин нервно облизнул губы и уже болезненно простонал, когда член начал проникать туда, где пальцы не касались. Было больно. Время от времени появлялось желание вытолкнуть то, что проталкивалось глубже настолько, что создавалось впечатление, будто его насадили на кол. Ему нужна была передышка, и вдруг все движения прекратились, словно Бен услышал его мысли.       Позади раздался тихий и хриплый голос мужчины, что так плотно прижался к его спине своей грудью.       — Н-не знаю… Больно… — прошептал он сдавленно в ответ.       — Страшно… — задыхаясь, добавил он и зажмурился, когда Бенджамин двинул бедрами, пусть и очень медленно.       — Больно… Ах… Черт!       Гин привстал на руках и запрокинул голову немного назад, поворачивая ее к Бену, чтобы затем с жадностью поцеловать своего альфу. Но как же странно было даже думать об этом — свой альфа. Однако, именно сейчас он как никогда нуждался в этой нежности, мечтательных мыслях и романтичных дурачествах, в которых хотелось утонуть. Он понимал, что Бену тоже было тяжело сдерживаться, а еще, возможно, и самому больно из-за давления внутри слишком узкого тела.       Бенджамин нервно кусал губы. Он сам не знал, откуда в нем проснулось столько выдержки и силы сдерживаться. С омегами он этим никогда не отличался, будучи чрезмерно активным бараном, прущим напролом. Однако тихие «больно» действовали на него отрезвляющим образом, вновь и вновь укалывая острым кончиком кинжальчиков прямиком в сердце.       В этот момент он уже твердо решил не страдать херней и просто принять все, как есть. Гин ведь не отвернулся от него из-за смены пола, да еще и согласился лечь под него, а это ведь многого стоило.       — Люблю тебя, — пробормотал альбинос, вызывая волну нежности в груди Кидда. — Ничего. Не думай, что я пересиливаю себя и совсем этого не хочу… Мне нравится… Нравится, что ты внутри, пусть это и чертовски странно.       Он словно тоже читал его мысли.       Гин вновь упал лбом в подушку и закусил ее край. Начало секса стало невероятно трудным испытанием для него, в отличие от того, как тот прошел вчера у Бенджамина в нижней позиции.       Кидд действовал очень медленно, поначалу даже не выходил, просто раскачивался, аккуратно разрабатывая его сзади. И все же от любых неосторожных движений изо рта альбиноса сам собой вырывался какой-то болезненный скулеж. Собственный член уже давно и безнадежно опал, слабо реагируя на ласку рук второго альфы, что только усугубляло ситуацию.       В какой-то момент его даже от самой этой позы начало тошнить. Гин захотел наконец увидеть лицо любовника, увидеть его взгляд и губы. Да, ему, взрослому мужику, прямо сейчас хотелось, чтобы его жалели и лелеяли, словно маленького принца-омежку.       Потакая желанию альбиноса, Бен их перевернул, выйдя ненадолго и дав долгожданную передышку. Очутившись теперь уже спиной на кровати, поменяв позицию на ту, которую сам Бен очень любил, будучи омегой, Гин наконец сумел расслабиться. Кажется, он понял, почему та так нравилась Бенджамину, что он частенько начинал канючить на его попытки эту банальную позу поменять.       Сам Бен, казалось, потерял счет времени, пока их секс был чем-то вообще непонятным и едва ли приятным. Природа словно насмехалась над ними, говоря, что они пытаются делать то, что ею не заложено, и поэтому выглядят как идиоты. Это удручало его, но он продолжал говорить себе, что все это неважно, и что они со всем справятся.       Прошло еще какое-то время, и толчки сделались легкими, легко проникающими. Бедра начали скользить быстрее и плавнее, не встречая уже сильного сопротивления. Ощущения становились все безболезненнее, тело уже совсем привыкло к этому, и именно тогда Гин вдруг обнаружил кое-что необычное.       Он дернулся вперед и зажал рот рукой на рефлексе, пытаясь заглушить звук. Еще один толчок в тоже место вызвал ту же самую реакцию, и альбинос зажмурился, откидывая голову назад. В третий раз, в четвертый. Он уже понял — головка попадала туда, куда нужно, и это заставляло его тело сходить с ума и покрываться мурашками.       — Еще… Сюда… — Поерзав бедрами, прошептал он, а уже через секунду тихо застонал.       Гин был в шоке от своего чертового тела. Весь первый час был похож на пытку! Сколько они так лежали после проникновения и пытались сделать это хоть немного приятным для него? И вот, после практически слез, через волны страха, боли и проклятий, он вцепился руками в постельное белье, совершенно не веря своим ушам — во что превратился его голос из-за этих стонов. Такие звуки издавали омеги, но никак не альфы.       — О боже… Бен… Бен! Ах… Да…       Пусть он все еще ощущал боль, если крупный орган проникал очень глубоко, но в остальное время… Собственный член начал «восставать из мертвых», и это было очень красноречивым доказательством тому, что сейчас Гину действительно все нравилось, как бы не было стыдно признать это такому альфе как он.       Несмотря на то, что альбинос, к радости Бенджамина, наконец, начал оживать и постанывать от удовольствия, а не дискомфорта, альфа все также продолжал медленно и нежно покачивать бедрами. Он внимательно наблюдал за реакциями своего любовника, и, повинуясь тихим мольбам, толкался теперь в определенную точку, немного наращивая темп.       Улыбка на лице Кидда расцветала с каждой секундой все больше, потому как он воочию видел, как раскрывается и раскрепощается альбинос под ним. Стоны, скомканные простыни, выпяченная мостиком грудь — Бен никогда и предположить не мог, что он будет так возбуждаться от этого вида в исполнении не сладкого и тонкострунного омеги, а альфы, причем не самого слабого десятка.       Гин, наконец, завелся. Возбуждение ударило ему в голову, и всякий раз, как это происходило, он переставал следить за языком. И если в прошлые разы это лишь добавляло интимного юмора в обстановку, то сейчас его язык явно стал ему врагом.       — Давай, мой альфа… Хочу тобой пахнуть, — ляпнул он совершенно нелогичную для альфы фразу, а затем ухватил Бенджамина рукой за бедро и заставил резко войти.       Все его тело задрожало от какого-то мазохистского удовольствия, когда член Кидда вошел так глубоко, как он и хотел.       — Давай же… Сегодня ты показываешь, кто тут главный. Давай!       Он тихо зарычал на него, но в его голосе не было совершенно никакой агрессии.       — Я люблю тебя… Никакие проблемы в обществе по отношению к гомосексуальным парам мне не помешают тебя любить, — выдохнул он, приподнимаясь и целуя губы доминирующего сейчас партнера. — Всего тебя хочу.       Бен, знавший об особенности Гина молоть всякую глупость от перевозбуждения, не был удивлен его словам, хотя собственный самоконтроль от произнесенных фраз заметно пошатнулся.       — Ну ты сам напросился… — хрипло прошептав тому в шею, Бен с усилием поцеловал ее, оставляя заметный засос, который будет очень трудно прикрыть чем-то, что не является водолазкой с высоким воротом.       Затем альфа выпрямился, перехватил бедра альбиноса и начал, наконец, полноценно заниматься тем, что любил больше всего на свете — беззаветно трахаться.       Стоны альбиноса от одновременного удовольствия и остаточного дискомфорта отливали кровь от его мозга к члену, отчего он становился крепче, перевозбуждаясь, но растянутый Гин принимал его всего, позволяя пользоваться своим телом, может, еще не так как вздумается, но уже оставляя простор для фантазии.       Бенджамин крутил его в разных позах, смекая и мотая на ус, в каких позициях угол проникновения был чувствительнее и приятнее для Гина, а затем нещадно брал его с этих поз, зацеловывая любой доступный участок кожи. При этом он не переставал ласкать вновь вставший и засочившийся смазкой член любовника.       От звука мощных и хлестких шлепков об упругие ягодицы у Бена мурашки бегали по коже. Почему это было так, черт возьми, возбуждающе? Он ловил себя на мысли, что была бы его воля, он бы с Гинги вообще не слезал, и неважно, что для этого альбиносу, как минимум, нужно было стать омегой. Сейчас в Бенджамине включился маленький влюбленный эгоист, который хотел съесть своего любовника целиком и даже волосинки не оставить. Чем он, в каком-то смысле, сейчас и занимался, довольно посмеиваясь с того, что разум альбиноса уже явно покинул его тело.       Осталось вытрахать собственный разум из тела, но много времени на это уже не понадобилось — Бенджамин ощущал приближение разрядки.       Гину же казалось, что он просто свихнется. Подобных ощущений альфа никогда не испытывал, да и не думал он, что когда-то подобное испытает. Кто же мог подумать, что жизнь вот таким образом к нему повернется? Она явно не собиралась его щадить и делала все, чтобы посмеяться над двумя дураками, что влюбились друг в друга с таким отчаянием.       Гин уже все для себя решил. Бен был для него всем. Тот Бен, который поддерживал его, нежно касался его кожи и смотрел так ласково — вот в какого Бенджамина он влюбился. Ничего не изменилось со сменой тела, и если до секса какие-то плохие, надуманные мыслишки могли вызвать сомнение, то сейчас их смыло целиком и полностью.       Секс с этим альфой вообще действовал одновременно опьяняюще и отрезвляюще.       Гин, привыкнув к этой безумной заполненности внутри, получал уже нешуточное удовольствие, а Бенджамин делал снова и снова так, чтобы возможность мыслить у любовника отпала.       Бен оказался таким страстным в постели в роли верхнего. Его глаза горели страстным огнем, а бедра двигались с такой силой, доставляя настолько мощное удовольствие, что нижний альфа был готов умереть здесь и сейчас.       Альбинос шумно втягивал носом воздух, поддаваясь на встречу толчкам, тянулся к поцелуям, прикусывая губы любимого и лишь провоцировал того на тихое рычание и новые более сильные проникновения, от которых, в хорошем смысле, звезды пролетали перед глазами. И в подтверждение этого собственный член то и дело дергался, говоря о том, что вряд ли его надолго хватит.       В комнате царил действительно очень густой и насыщенный запах. Запах двух возбужденных альф. Он перемешался, но в этой симфонии ароматов их все же можно было различить. Запах Бена сделался таким сильным, агрессивным; он полностью подчинял и заставлял Гина принять факт того, кто тут теперь настоящий хозяин. Против природы идти было трудно. Даже если они оба относились к сильным альфам, всегда один оказывался сильнее другого, подчиняя его себе.       И вот именно этого сильного альфу он днем ранее поимел?       Стоило только Гину подумать об этом, как его здорово так тряхнуло. Он застонал, цепляясь за широкие плечи Бенджамина, и испытал настолько сильную вспышку оргазма, какую, наверное, никогда не испытывал.       В последний момент и Бенджамин быстро вышел, сдернул резинку с органа и с низким рыком излился на белокожий живот альфы, дрожа от удовольствия и ощущений, накрывших его с головой. Бен уже даже позабыл, что это и как это - кончить не от чьего-то присутствия в заднице, а наоборот — от узости вокруг члена.       — Люблю тебя… Я так сильно люблю тебя… Не бросай меня… Я больше не хочу быть без тебя, — прошептал уже утративший способность соображать альбинос, когда они оба закончили, а затем просто отключился.       Оргазм, как и сам секс, так его измотали, что сознание просто уплыло.       Бен был на таком седьмом небе от удовольствия и счастья, что совершенно не обратил внимания на тот важный факт, что его возлюбленный альбинос лежал на кровати без сознания. Заметив это, альфа безумно перепугался, встрепенувшись, замельтешив, проверяя пульс, дыхание, но с Гином внешне все было в порядке. Пульс был учащенным, но оно и было понятно — на животе поблескивала белесая жидкость, ясно говорящая о том, что тут только что происходило. Неужели Гину под конец было так хорошо, что он потерял сознание?       И все же Бен не думал, что это хорошо и должно льстить ему, как любовнику. Все же ему было неспокойно. Ведь секс между двумя альфами был чем-то не сулящим добро для здоровья принимающего партнера. Стоило разобраться в этом подробнее, чтобы по максимуму нивелировать урон.       Бережно похлопав того по щекам, Бен вернул возлюбленного в сознание, но тот был так вымотан, что полежав с минуту с полуприкрытыми глазами, благополучно и крепко заснул.       Бен улыбнулся. Он бережно взял Гина на руки и унес его в душевую, где тщательно обмыл парня, заботливо пройдясь по всем участкам. Затем также аккуратно вытер его, одел на него свежее белье и уложил на чистые простыни, накрывая сверху одеялом и касаясь губами лба.       Описать то, что он испытывал к этому парню, словами было просто невозможно. Порой даже действий не хватало, чтобы выразить в полной мере его любовь, которая теперь окрепла так сильно, что становилось даже страшно, на какие безумства он будет готов пойти ради него.       Стоило немного отрезвить свою голову, а потому мужчина спустился в погреб за бутылкой и пошел в свой кабинет. Пусть на сегодня он сказал себе, что с работой покончено до следующего дня, выполнить собственные же обещания оказалось труднее. Трудоголизм в его случае был непобедим, особенно когда он помогал отвлечься от своих невеселых мыслей. Он должен был уже сжалиться над собой, дать себе отдохнуть, но Бен просто не мог позволить себе такой роскоши. Улетучившиеся мечты продолжали ранить его без ножа, и он хоть как пытался отвлечься от этого, искупить перед своей душой вину за все это, просто уходя с головой в работу. Работа была панацеей для него от всего.       Так он и заработался, пока Гин, прихрамывая, не нашел его, коротко целуя в висок и заваливаясь после на диван.       Проснулся альбинос уже поздно ночью. На электронных часах с подсветкой был третий час ночи, в комнате стояла темень кромешная, но Бенджамина в кровати почему-то не обнаружилось. В отличие от его запаха, да еще и какого — он все еще будоражил кровь в жилах младшего альфы. Кажется, выветриваться их ароматы будут долго.       — О, мое тело… — простонал Гин, пробуя пошевелиться, но все так болело, что казалось, будто по нему бульдозер проехался.       Кажется, он понял стенания Бенджамина после течки… Однако, несмотря на все это, чувство было приятным — так недолго и мазохистом стать.       Гин отдернул с себя одеяло и привстал, отмечая, что тело его было вымытым и одетым в чистые пижамные штаны. Те явно были ему большеваты — кто бы мог подумать, что этот несносный тип из телевизора в итоге окажется таким физически здоровенным быком.       — Вот даже не знаю, мне пугаться размера его члена или того, что это вызывает у меня желание на этот член насесть… — страдальчески прошептал парень, обращаясь к тишине комнаты, а затем попытался как-нибудь встать, ухватившись за поясницу.       Мысленно ругаясь, Гин медленно шел по дому, прислушиваясь и принюхиваясь, выискивая свою цель в лице Бена. К счастью, та нашлась сразу, избавив несчастного альбиноса от лишних страданий в попытке передвигать ногами.       — Ты такой алкаш, — засмеялся Гин, чмокнув альфу и завалившись на диван, отметив, что сурово уставившийся в монитор альфа сидел не без своего коронного аксессуара в виде бокала спиртного. — Такой сердитый. Ноутбук тебя обидел, Бенни? — поддразнил его Гин и улыбнулся.       Бен в ответ только тяжко вздохнул, а затем оторвался от ноутбука, откидываясь на спинку кресла, после чего помассировал переносицу и развернулся к дивану, на котором лежал альбинос.       — Забавно, — продолжал тот. — Сегодня я в полной мере ощутил разницу между нами в этих телах. Пусть у меня довольно сильный запах, и я никогда не был слабаком, но я должен признать, что из-за тебя и твоего запаха я превращаюсь в послушного котеночка. А самое забавное, что мне это нравится. Может… Может, я просто слишком долго тянул лямку первого во всем в отношениях. Ну или, по крайней мере, старался тянуть. До встречи с тобой. А… Да… Прости, что вырубился. Голова совсем улетела.       Обняв небольшую подушку, Гин повернул к Бену голову и улыбнулся шире.       — Ты ведь не передумал насчет нас?       — Я не передумал. Ты же знаешь. Мне без тебя жизнь не мила. Пока ты есть и ты рядом, мне есть смысл держаться за жизнь. Я люблю тебя так безумно, что готов на все. Готов к любым безумствам на свете. Это даже пугает. И да. Ты меня здорово напугал, отключившись.       Бенджамин судорожно выдохнул, испытав некоторое облегчение, что с альбиносом действительно все было в порядке.       — Я понял, что мы еще многого не знаем о сексе между альфами. О побочных эффектах, заботе о здоровье, вот этом всем. Я не хочу, чтобы мы страдали из-за этого.       Встав с кресла, альфа пересел на диван, подхватывая Гина и помогая ему устроиться у себя на коленях. Лишь после этого Кидд, наконец, блаженно прикрыл глаза, позволив себе расслабиться. Он ощущал себя одновременно спокойно и счастливо, но вместе с тем разбито и растерянно.       — Я тут проверял состояние всех своих дел, и с удивлением отметил, что твой бывший вообще толком ничего не потратил. Даже удивительно. Что с ним не так? Оставил дом в таком сраче, покупал только еду, еще в счетах были списания в какие-то игры… У него нет там, часом, никакой депрессии?       Гин пожал плечами.       — Это лучше спрашивать у врача, но его ж не затащишь туда.       Бенджамин нахмурился. Пусть он вернулся в родное тело, связь с вожделенным омежьим телом, в которое он, вероятно, больше никогда не вернется, он не мог порвать. Сама мысль о том, чтобы оборвать все это, была до того болезненна, что Бенджамин даже думать об этом не собирался. Нужно было сберечь это тело. Нужно было что-то сделать. Может, на худой конец… подкупить этого дурачка деньгами и безбедной жизнью, а взамен заполучить двух детей от них обоих?       Бен тряхнул головой. О чем он только думал.       — Но я вообще о чем сказать хотел. Денег с моего основного счета предостаточно осталось, даже приумножилось каким-то немыслимым образом, и я подумал… Может, нам уехать отсюда? Я бы хотел развеяться. Упущенные возможности пока стягивают мою шею удавкой, и я хочу попробовать, наконец, расслабиться и отпустить это. Мне нужно начинать жизнь сызнова, но начать ее надо правильно, чтобы не травить себя за то, что вернулся в свое тело. Что думаешь? Позволишь мне украсть тебя и утащить в какую-нибудь большую и красивую виллу в лесу, рядом с изумрудным озером, где редко бывает солнце?       Гин внимательно посмотрел на него. Сам он переживал из-за этого явно куда меньше самого Бена. В глазах любимого слишком отчетливо отражалась тоска. Она в них застыла — кто же знал, что такой Казанова и образец идеального альфы, как Бенджамин Кидд, настолько сильно захочет быть омегой, что попав обратно в родное тело, моментально скатится к самой грани затяжной и серьезной депрессии, последствия которой могли быть весьма опасными.       Прижав голову Кидда к своему плечу, Гин ласково погладил его по волосам, тяжко вздыхая.       — Эй… Мы можем поехать куда угодно, я совсем не против. Ты очень печальный. Глаза грустные, и я хорошо вижу это в тебе. Это ведь твое родное тело… Мы с самого начала должны были встретиться вот так… Пусть и полюбить друг друга, возможно, и стало бы чем-то нереальным. Но кто знает. Может дружба и общение с тобой научило бы меня самоуважению, я бросил бы его, а там…       Гин неопределенно вздохнул.       — Знаешь, я благодарен. Не знаю, что именно махнуло вас местами, но я этому реально благодарен. Ведь благодаря этому всему я, наконец, увидел, что я больше не люблю того человека, а этот дурной омега никогда не любил меня. Я не хочу, чтобы ты думал, будто я жалею или хочу к нему вернуться. Правда. Я готов быть хоть омегой, хоть еще кем, я ведь довольно смазливый, скажи? Стану всем, чем ты захочешь, лишь бы только ты не винил себя ни в чем.       Несмотря на собственные чувства и переживания, альбинос продолжал тепло улыбаться. Теперь ему предстояло стать тем путеводным лучиком из полного мрака, и он желал сделать все от себя зависящее, чтобы также помочь Бену, как когда-то он помог ему.       Взгляд парня упал на бутылку спиртного, которая стояла на рабочем столе Кидда и была уже наполовину выпита.       — Что ж. Раз теперь ты решил стать в нашей паре настоящим мужланом, то мне тогда придется стать маленьким злом в твоем большом доме. Я буду отбирать у тебя алкоголь. Я серьезно. Алкоголик несчастный. Да и потом. Может, мы все же откроем свое дело? Не обязательно прятаться в лесах. Как думаешь, ты бы согласился съехать в какую-нибудь небольшую квартиру в другом городе и все начать с нуля? С полного нуля. Больше ни о чем не вспоминать, не возвращаться в прошлое. Разумеется, мы можем съездить отдохнуть куда-то подальше от всего мира. Я и сам устал, хотелось бы морально свалить с себя весь груз, навалившийся за последние годы. Но не убегать от этого мира окончательно. Нам просто нужно отдохнуть на некоторое время.       Помолчав немного, Гин продолжил.       — Я всегда все делал ради отношений, как и ты. Мне нужна была цель — и ты такой же, как я. А раз так, то никто из нас не будет тем, кто молча подставляет щечку под поцелуй, ожидая всего и сразу, ничего не делая взамен. Видимо поэтому нас так быстро друг к другу притянуло. Мы с тобой во многом совершенно разные, две противоположности, но в некоторых и очень важных вещах — ни в чем друг от друга не отличаемся. И это стало отправной точкой. Мы теперь вместе навсегда. Я хочу так думать, по крайней мере. Потому что для меня это именно так.       Альбинос вздохнул, ощущая себя подозрительно болтливым и активным для того, у кого ломило все тело, а в голове до сих пор стоял туман.       — Давай лучше не забивать сейчас ничем голову. Посмотрим, куда можно поехать отдохнуть.