Stormy night

      — Это я убил Эйса, — сказал Дазай.       Среди волков прокатился ропот.       Превозмогая слабость, Дазай заставил себя выпрямиться, и смерил соплеменников спокойным и уверенным взглядом. Пути назад не было.       — Это я убил его, — повторил он ещё раз, чтобы все услышали.       — Что он несёт? — донеслись до него отдельные голоса.       — Вы это слышали?       — Дазай убил Эйса!       — Да быть такого не может!       — Ещё как может!       — Это просто неудачная шутка…       — Если кто и способен прикончить своего соплеменника, то это он…       Ропот усилился, поднимаясь над толпой, как огромная туча встревоженно жужжащих пчёл, и Дазай ощутил новый прилив головной боли.       — Тишина, — прорвался сквозь всеобщий гвалт спокойный, но властный голос Мори.       Стая послушно притихла, переводя взгляд с вожака на Дазая и обратно.       — Дазай, — Мори лишь на мгновение заколебался, прежде чем задать действительно важный вопрос, — Почему ты убил Эйса?       Дазай легко мог прочитать эмоции всех присутствующих по их лицам — недоумение, возмущение, гнев и страх — все их чувства были ясны, как день. Однако мысли собственного отца он даже сейчас понять был не в состоянии. Лицо Мори оставалось спокойно, его пурпурные глаза смотрели на Дазая внимательно и вдумчиво. Это был взгляд, который в обычное время заставлял кожу Дазая под бинтами зудеть от тревоги, но сейчас всё было иначе — сейчас этот бесстрастный взгляд помогал ему сохранить собственное хладнокровие.       — Эйс был пожирателем, — сказал он просто, — Он пытался убить меня и Чую.       Несколько голосов в толпе громко ахнуло, и Дазай поморщился. В иное время он бы насладился драматичностью момента, но сейчас всё, чего он хотел — это лечь и закрыть глаза.       — Это очень серьёзное обвинение, Дазай, — медленно проговорил Мори, тщательно взвешивая слова, — можешь рассказать подробнее?       Дазай облизнул пересохшие губы, собирая мысли в кучу.       — Неуловимый пожиратель времён войны, — начал он, стараясь говорить беспечно и расслабленно, — он никуда не ушёл. Он стал следопытом. Это позволило ему скрывать свои преступления, подставляя других зверей. Я говорю про Эйса, если кто-то до сих пор не сообразил.       Шёпот недоверия прокатилось по толпе, но Дазай проигнорировал его, пристально глядя в глаза отца — ему казалось, что стоит отвести взгляд, и он потеряет равновесие.       — Кто знает, как долго бы это продолжалось, — продолжал он скучающим тоном, — но Эйс облажался. Одиннадцать лет назад он убил подругу тогдашнего вождя Овец, но упустил маленького барашка — её сына. И тот узнал его сегодня. Конечно, Эйс решил устранить свидетеля, а затем и меня, когда я появился. Мы подрались, и я сбросил его со скалы. Конец истории.       Ненадолго воцарилось молчание.       — Как, должно быть, удобно, что Эйс ничего не может сказать в свою защиту, — хмыкнул кто-то.       — Что ты хочешь этим сказать? — обернулся Мори к говорившему.       — Н-ничего такого, — под взглядом вожака волк тут же съёжился, — но согласитесь, уж слишком всё подозрительно выходит. К тому же, Дазаю никогда не нравился Эйс.       — Дазаю вообще мало кто нравится, — вдруг подал голос Тачихара, гнусавя из-за распухающего носа, — но раньше он никого не убивал.       Бинтованный хмыкнул, немного удивлённый этой неуклюжей поддержкой.       — Дазай, не мог бы ты пояснить, как ты всё это понял? — миролюбиво предложила Ямагива.       — Что именно? — усмехнулся подросток, — Если ты про намерение Эйса убить меня и Чую, то тут, как бы, всё было довольно очевидно.       — Я имею в виду все те преступления, в которых ты обвинил Эйса, — мягко сказала женщина, — ты должен объяснить, как ты к этому пришёл.       Дазай вздохнул, прикрывая глаза — и тут же поспешил распахнуть их, когда весь окружающий его мир стремительно поплыл куда-то в бок. Почему он должен что-то объяснять? Он так устал…       — Почти обо всех случаях пожирательства сообщал Эйс, — стал перечислять он, — и у нас никогда не было возможности допросить самих «виновников». Также Эйс зачастую был тем, кто убирал тела — так он мог объяснить свой запах на них и скрыть прочие улики. В одном из случаев, зимой, я заметил кое-что странное. Горло жертвы было просто растерзано — для убийства достаточно было укуса, но преступник старался скрыть следы зубов. В тот раз пожирателем якобы был гроно… — он запнулся, чувствуя, как ему становится всё тяжелее говорить, — горностай. Так что я проверил заднюю часть шеи и затылок. Горностаи… когда охотятся, они бьют именно туда. И я думаю, что… — он снова запнулся, — если бы мы могли посмотреть на тела всех жертв… мы бы поняли, что их убил один и тот же зверь. Что касается военных лет… Я думал над теми случаями уже некоторое время, с тех пор, как Чуя рассказал мне о матери, но я не знал, что тот зверь всё ещё здесь. Но когда Эйс погнался за ним, всё стало ясно… и он сам сказал… сам подтвердил свою причастность… так что…       Он замолк, осознавая, что его речь всё больше превращается в бормотание. Вокруг царило странное молчание.       — Дазай, — осторожно сказала Ямагива, — я уже некоторое время хочу спросить… Почему ты зовёшь мальчика из племени Овец по имени? И что важнее, что значит, он рассказал тебе о матери? Ты… ты общаешься с овцами?       Дазай замер. Оцепенел, неспособный управлять ни своим телом, ни своим языком. Капля пота стекла по его затылку и поползла по шее, и, отслеживая её путь по своим ощущениям, Дазай отстранённо пришёл к выводу, что он по-настоящему, просто грандиозно облажался.       Не было и шанса, чтобы волки не услышали Ямагиву, не было и шанса, чтобы они не услышали его собственных слов, так глупо ускользнувших от его воспалённого сознания. Дазай чувствовал, как все они смотрят на него — Чёрные Ящерки, сгрудившиеся вокруг раненного Тачихары, Ямагива и Сугимото, мрачный Тайса, отец, который, вот так редкость, выглядел удивлённым, и с несколько десятков остальных волков.       — Дазай, ты пересекался с юным Чуей до этого инцидента? — переспросил Мори.       Это помогло Дазаю выйти из оцепенения. Незаметно ото всех он вонзил когти собственное бедро, чтобы привести себя в чувство. Ему нужно было ответить. Он должен был что-то сказать.       — Ну да, — он пожал плечами, — но как это относится к разговору?       — Даже не знаю, — рычаще пробасил Тайса, — думаю, все хотят знать, почему наш наследник якшается с врагом.       — У нас перемирие, — напомнил Дазай.       — И все мы видели, как хорошо овцы его соблюдают, — выплюнул старый волк, — что с перемирием, что без, они всегда останутся стадом тупых вонючих травожоров. Мне надоело это терпеть!       Волки согласно зарычали.       Дазай почти что с жалостью обвёл взглядом их оскаленные пасти и горящие обидой и местью глаза. Овцы, при всех их недостатках, были не единственными, кто отказывался сделать шаг навстречу другому племени, не единственными, кто упрямо держался за давнюю вражду. Одной подростковой выходки хватило, чтобы пошатнуть хрупкий мир. Нескольких фраз Тайсы хватило, чтобы волки рвались в драку прямо сейчас.       Дазай должен был чувствовать поражение.       Но вместо этого у него появилась идея.       — Ты идиот, — хладнокровно заявил он.       Он не повышал голос, но тем не менее волки притихли.       — Что?! — обернулся к нему взбешённый Тайса.       — Я сказал, что ты идиот, — повторил Дазай.       Он выпрямился и смерил стаю надменным взглядом.       — Ты говоришь, что держать овец в узде невозможно. Ну, для тебя, наверное, всё так и есть. Но я, — он сделал драматическую паузу, — я добился в этом таких успехов, каких не смог никто из вас.       — Что ты хочешь этим сказать? — послышался голос из толпы.       Дазай демонстративно вздохнул, как бы выражая свою досаду из-за чужой глупости.       — Чуя не просто какой-то баран, — пояснил он, — он брат Поля, будущий вождь племени овец. Эта причина, по которой я связался именно с ним. Переманить одного этого мальчишку на свою сторону значит получить возможность наконец-то повлиять на Овец изнутри. Конечно, втереться к нему в доверие было непросто, — ещё один демонстративный вздох, — особенно учитывая всю эту историю с убийством его матери. Но его сильное чувство справедливости в итоге сыграло мне на руку, — Дазай торжествующе усмехнулся, — Так что, если всё пойдёт, как надо, через десяток лет наши злейшие враги могут стать нам ценными союзниками.       — Думаешь, мы поверим в эту чушь? — фыркнул Тайса, — Овец невозможно воззвать к голосу разума.       «Да ты сам не хочешь мира, безмозглый ты болван», — подумал Дазай.       — В самом деле? — сказал он вслух, вызывающе скалясь, — Разве ваш отряд не разговаривал с Чуей сегодня? Разве вы все не слышали, как он защищал нас перед собственным племенем? Хотите сказать, мои усилия были бесполезны?       Волки неуверенно переглянулись.       — Он действительно был довольно мил, — сказала Ямагива, — но…       — Но даже так, всё, что у нас есть — это твои слова, — Тайса скрестил руки на груди, — Если твой план был так хорош, то почему ты не рассказал о нём соплеменникам?       — Напомни, с каких пор я обязан перед тобой отчитываться? — ледяным тоном поинтересовался Дазай.       Старый волк слегка стушевался под его взглядом.       — Передо мной — может быть и нет, — буркнул он, — Но что насчёт вожака? Господин Мори, вы знали о том, что он задумал?       Дазай перевёл взгляд обратно на отца. Всё теперь зависело от этого момента — момента, который он не мог предсказать. Либо всё пойдёт по плану, и Мори сейчас просто отчитает его за самовольство, либо же он разоблачит его ложь, вытащит все его секреты наружу, вывернет перед стаей его истинные чувства и мотивы, и тогда…       — Не совсем, — сказал Мори.       Тогда Дазай сам не знает, что с ним будет… Стоп, что?       — Я уже долгое время думал над тем, как можно было бы всё-таки наладить контакт с Овцами, — спокойно продолжал вожак, — В конце концов, нельзя вечно существовать в таком напряжении. А выгода от союзничества может быть очень большой — вы все знаете, что Овцы преуспели в выращивании растений и изготовлении оружия. Я думаю, Дазай знал о моих намерениях. Однако я не ожидал, что он сам попытается воплотить их в жизнь, тем более, таким неожиданным образом.       Он улыбнулся.       Дазаю показалось, что его сейчас вырвет от беспокойства.       Почему?       — Что ж, — Мори хлопнул в ладоши, — кажется, мы всё прояснили. Давайте возвращаться в племя.       — Но как же… — возмутился было Тайса.       — У вас есть какие-то возражения? — дружелюбно осведомился Мори, обернувшись к племени.       Волки, вздрогнув, дружно попятились, прижимая уши к голове.       — Я приму это за «нет», — кивнул сам себе вожак.       Стая разорвала полукруг, незаметно образовавшийся вокруг Дазая, Мори раздал указания насчёт раненных, тела Эйса и будущего ужина, и все медленно двинулись в сторону Волчьих Скал. Дазай не сразу заставил себя сделать шаг вслед за ними — казалось, что его ноги превратились в два ломтика размокшего хлеба.       Когда они вернулись в каньон, солнце уже низко висело над горизонтом. Те немногие, кто остался в лагере, встречали их обеспокоенными взглядами, а при виде тела Эйса, которое они принесли с собой, и вовсе бледнели. По каньону тут же поползли шепотки — волки обсуждали произошедшее. Дазай чувствовал на себе чужие опасливые взгляды, но ему уже было всё равно — он был готов рухнуть там, где стоял.       Рука на его плече заставила парня вздрогнуть от неожиданности.       — Пойдём-ка, — тихо сказал Мори и потянул его за собой.       Дазай, уже мало что соображая, покорно позволил вести, толком не понимая, куда именно они идут. Только когда они скользнули вдоль скалистой стены, избегая толпы и свернули в укромное ущелье, до него дошло, что они идут к пещере целителя.       — Почему… — слабо начал он, но Мори не обратил на него внимания.       — Кадзии, — позвал он, входя в пещеру, — возьми всё, что тебе нужно для лечения ран, и иди наружу.       — Почему не здесь? — названный волк нехотя оторвался от чашки, в которой что-то с увлечением смешивал.       — Мне нужна будет пещера. Никого не пускай сюда, пока я не скажу, и сам не входи.       По лицу целителя было видно, что он не очень-то доволен таким положением дел, но возражать вожаку он не стал, послушно собирая все необходимые ему вещи.       — Зачем мы здесь? — спросил Дазай, когда Кадзии вышел.       Мори убрал руку с его плеча, и юный волк, потеряв опору, покачнулся и опёрся на стену пещеры. Подняв голову, он увидел, что отец внимательно наблюдает за ним.       — Думаю, ты сам ответил на свой вопрос, — он вздохнул, внезапно выглядя усталым, — присаживайся, а лучше — ложись. И скажи мне, где ты ранен.       Дазай несколько раз тупо моргнул.       — Я могу сам об этом позаботиться.       — Позволь мне решать.       Игнорируя его вялые протесты, ловкие руки Мори оторвали его от стены и подтолкнули к лежанке на узком деревянном помосте в углу. Стоило Дазаю сесть, и будто бы вся тяжесть мира навалилась на его кости, заставляя его лечь без всяких лишних уговоров.       — Только не засыпай, — строгий голос отца донёсся до него, будто сквозь туман, — Постарайся сосредоточиться и перечисли все травмы, которые можешь опознать.       — Ммм, — слабо простонал Дазай, — почему ты думаешь, что я ранен?       — Дазай, — с нажимом сказал Мори.       Дазай облизнул пересохшие губы.       — Думаю, у меня сотрясение, — сказал он, не в силах больше спорить, — и укус на руке. Возможно, ушибы живота, но это не так существенно.       Мужчина неопределённо хмыкнул и отвернулся к полкам со снадобьями. Дазай наблюдал за ним краем глаза.       — Ты бы мог оставить это Кадзии.       — Если ты хочешь следующие несколько дней питаться лимонами, то ладно.       Мори подсунул под голову бинтованного подушку и с одобрительным мычанием ощупал повязку на его руке.       — Почему ты не позвал на помощь? — спросил он.       — Что? — заторможено переспросил Дазай.       — Когда ты понял, что Эйс пожиратель, почему ты не позвал на помощь? — повторил старший волк, — Ни за что не поверю, что ты был так уверен в своей победе. Эйс не самый сильный волк, но ты не смог бы одолеть его в одиночку.       — Я был не один, — возразил Дазай.       Мори на мгновение замер, прежде чем возобновить свою деятельность.       — Верно, — сказал он, укладывая бурдюки с холодной водой рядом с головой и на живот сына, — мальчик из племени Овец. Так в этом всё дело? Ты его защищал?       Бинтованный медленно моргнул, с трудом борясь с сонливостью.       — Конечно, — произнёс он осторожно, — ты хоть представляешь себе, сколько проблем нам бы принесло убийство чужого наследника? К тому же, я очень много сил вложил в этого парня. Он слишком ценен, чтобы вот так его потерять.       — Достаточно ценен, чтобы ради него рисковать жизнью? — отец склонился над ним, последовательно ощупывая голову и шею в поисках других травм.       «Не так уж мне и нужна эта жизнь», — по привычке подумал Дазай, но вслух неожиданно сказал другое:       — Почему ты так себя ведёшь?       Твёрдые холодные пальцы замерли на его шее. Отец мог бы без проблем задушить его прямо сейчас, промелькнула вялая мысль сквозь пелену надвигающегося сна.       — Как я себя веду? — каким-то чудом дошёл до него чужой вопрос.       — Как будто тебе не всё равно, — еле слышно выдохнул Дазай, теряя сознание.       Что ему ответил Мори, он уже не услышал.       Если раньше Овец невозможно было заставить замолчать, то теперь они шли в полной тишине. Чуя ощущал их горящие взгляды на своей спине, но убедил себя не оглядываться, шагая впереди с уверенно поднятой головой. Поль шёл рядом с ним. Губы вожака были плотно сжаты, напряжённые глаза были устремлены вперёд. За всю дорогу до лагеря он ни только ни разу не заговорил с младшим братом, но и даже не посмотрел на него.       Остальные овцы встретили их на подходе к лагерю. Кто-то, заметил Чуя, прихватил бинты и свёртки с травами — совершенно ненужные, ведь никто из зачинщиков драки не был серьёзно ранен.       — Что случилось? — Артюр с обеспокоенным лицом шагнул им навстречу.       Поль молча прошёл мимо, даже не взглянув на него. Рембо растеряно обернулся на Чую — тот ответил ему виноватой улыбкой. Артюр вздохнул. Тысяча вопросов, вероятно, крутилась у него в голове, но он только ответил на натянутую улыбку:       — Воды?       — Было бы неплохо, — с благодарностью выдохнул Чуя.       Новоприбывшие смешались с остальным племенем, неся за собой слухи, возмущение и гнев. Взглядов стало больше. Тем не менее, Артюр со спокойной уверенностью отвёл Чую к колодцу и, зачерпнув воды из ведра, протянул барашку черпак. Подросток жадно припал губами к воде.       — Чуя, — к ним подошёл Поль, — иди в свою палатку и жди меня там.       — Зачем? — без энтузиазма спросил Чуя, уже догадываясь, о чём пойдёт разговор.       — Нам с тобой нужно серьёзно поговорить.       — Разве?       — Чуя, — процедил Поль, — сейчас не время для игр.       Игр? Чуя не поверил своим ушам. Да кем он его вообще считает? Он уже открыл рот, готовясь выдать язвительный ответ, но не успел.       — Господин Поль!       Чуя еле подавил раздражённый стон при звуках этого голоса. Ширасэ подошёл к ним, ведя за собой маленькую девочку с пушистыми волосами до плеч, которая робко косилась то на собравшуюся у колодца верхушку племени, то на своего сопровождающего.       — Чего тебе, Ширасэ? — похоже, что и Полю уже надоело иметь дело с этим парнем.       — Я требую, чтобы Накахара Чуя предстал перед судом старейшин!       Что?       На мгновение Чуя лишился дара речи. Стоявшие поблизости овцы замерли, пристально наблюдая за происходящим.       — Ширасэ, — вздохнул Поль, — я знаю, что вы с Чуей не ладите в последнее время, но ты переходишь границы.       — Дело не в этом! — вспыхнул Ширасэ, — Чуя Накахара предатель! — объявил он во всеуслышание, решительно вскинув голову, — Он на стороне волков!       Разговоры смолкли. Теперь все овцы, как по команде, повернули головы в их сторону.       — Это очень громкое заявление, Ширасэ, — медленно сказал Поль.       — Обвиняешь меня только потому, что я пытался предотвратить драку? — фыркнул Чуя, игнорируя внутреннюю дрожь, — Что с тобой не так?       — О, нет, дело в том, что ты вылизывал им ноги во время разговора, — на лице Ширасэ играла торжествующая улыбка, — Я знаю, что ты сделал, и ты не отвертишься. Давай, Акира, — он подтолкнул девочку в спину, — не бойся. Скажи всем то, что ты сказала мне.       Акира робко вышла вперёд.       — Я кое-что видела, — сказала она, — во время драки.       — И что же ты видела? — спросил Поль нетерпеливо.       — Я видела волка на скале. Точнее, висящего на скале. Он падал. Но Чуя, — она сглотнула, бросая быстрый взгляд на рыжеволосого, — он схватил его и помог забраться обратно. Я всё ясно видела.       Сердце Чуи пропустило удар.       — Чуя, — брат повернулся к нему, — это правда?       Чуя сглотнул комок в горле, мечтая оказаться где угодно, только не здесь. «Всё в порядке», — сказал он себе, крепко сжимая кулаки, — «ты не сделал ничего плохого».       — Да, это так, — он вскинул голову, окидывая соплеменников вызывающим взглядом, — а что я должен был сделать, позволить ему умереть?       — Чуя… — начал было Поль.       — Да!       Все головы повернулись к Ширасэ.       — Да, ты должен был! — рявкнул он, выглядя почти обезумевшим, — А если бы понадобилось, ты должен был сам сбросить его со скалы!       Чуя застыл, глядя на него недоверчивыми глазами. Он не знал этого барана. Стоявший перед ним с перекошенным от фанатичной ярости лицом — разве мог он быть его другом детства? Улыбчивый задиристый мальчишка, угощавший Чую жаренными каштанами, и этот полный чистой ненависти парень — разве мог это быть один и тот же зверь?       — Ты с ума сошёл? — выплюнул он, — Это убийство!       — Если не мы их, то они нас! — воскликнул Ширасэ, — Мы не сможем жить спокойно, пока волки живы!       Чуя покосился на соплеменников и вздрогнул. На лицах Поля и Артюра застыл ужас, многие из овец нерешительно переглядывались, но были и такие, кто не выказывал ни толики протеста — их лица были задумчивы, кто-то глубокомысленно кивал, а младшие внимательно слушали Ширасэ с одобрительными улыбками.       — Всех давно беспокоят твои разговоры о волках, Чуя, — тому ещё хватало наглости выглядеть преданным, — то, как резко изменилось твоё мнение о них. До поры до времени я не придавал этому большого значения, а зря. Сегодняшний день открыл мне глаза. Ты вёл себя с волками так, будто это они твоё племя, а не мы! Ты сбежал с поля боя, пока бы боролись с этими монстрами! Ты спас нашему врагу жизнь, да и он тебя даже пальцем не тронул! Сознайся, Чуя! — он шагнул ближе, обвинительно тыча пальцем в сторону рыжеволосого, — Ты предал нас! Ты предал своё племя!       — Неправда! — рявкнул Чуя, шагая противнику навстречу, так что чужой палец упёрся ему в грудь, — Я не предатель!       — Тогда объяснись! — взвизгнул Ширасэ, — Назови причину! Почему ты поклонился нашим врагам? Почему оставил это животное в живых? Назови хоть одну…       Дальше Чуя не дослушал.       Резким движением головы он нанёс удар снизу по чужой челюсти. Ширасэ отшатнулся, клацнув зубами.       — Его зовут Дазай! — рявкнул Чуя, притягивая его обратно за воротник.       Ширасэ попытался оттолкнуть его, и они, сцепившись, повалились на землю. Чуя без труда оседлал противника, дёрнул его на себя, сталкивая их лбами, да так, что искры из глаз полетели.       — Ты слышишь меня? Я сказал, его зовут Дазай! — повторил он громко, — Он не животное! Он мой друг! Он в жизни не вредил ни одному травоядному зверю, и в нём больше разумного и доброго, чем во всех вас! Так что не смей говорить, что он не заслуживает жизни!       Грудь его горела. Лицо Ширасэ расплывалось перед его глазами, и Чуя запоздало понял, что его зрение застилают навернувшиеся слёзы.       Вокруг загомонили.       — Дружить с волком?       — Так это правда?       — Чуя предал нас!       — Это не я предатель, — выплюнул Чуя, как яд, — это вы, — он вскинул голову, обводя племя разъярённым взглядом, — вы позволили этой глупой вражде дойти до такого. Вы позволили своим детям думать, будто всё это правильно.       Толпа возмущённо загудела, двинулась на него единым строем, и на мгновение Чуе показалось, что они сейчас бросятся на него, но овцы так и остались стоять, переминая копытами.       — Достаточно! — рявкнул Поль.       Он был бледен, как смерть.       — Чуя Накахара, — голос его звенел, — иди в свою палатку живо. В этот раз ты не избежишь разговора, — добавил он тише.       — Ну уж нет! — крикнул кто-то из толпы, — Пусть говорит здесь и сейчас! Мы все хотим объяснений!       — Я прошу всех успокоиться! — Поль повернулся к племени, — Этот день был… непростым. Боюсь, мой брат сейчас не совсем здраво мыслит. Будет лучше, если он ответит на все вопросы в менее напряжённой обстановке.       Не похоже было, чтобы овец это устроило, но больше возражений не последовало.       Чуя, чувствуя себя одеревеневшим, поднялся на ноги и побрёл в сторону палатки.       «Я так больше не могу», — промелькнула единственная ясная мысль в его голове.       Отодвинув полог, он зашёл в шатёр-палатку, и, стоило ткани скрыть его от чужих глаз, опустился на лежанку, медленно и осторожно, будто резкое движение заставило бы его развалиться на куски.       Я так больше не могу.       Он спрятал лицо в ладонях.       Поль появился не сразу, хотя Чуя не мог сказать, как скоро — он потерял счёт времени. Брат ворвался в палатку, тяжело дыша, и судорожно задёрнул полог, будто бы прячась от преследователей.       — Что ты наделал? — зашипел он.       — А что я наделал? — эхом откликнулся Чуя, не отрывая ладоней от лица.       Поль шагнул к нему и с силой отвёл его руки в сторону, заставляя взглянуть себе в глаза.       — Чуя.       Его взгляд казался больным.       — Скажи, что это была шутка, — почти взмолился он, — пожалуйста, скажи, что ты все эти слова были мне назло…       — Так ты обо мне думаешь? — перебил Чуя, — Так это всё выглядит для тебя? Сейчас, когда я наконец делаю что-то, что считаю правильным, ты думаешь, я делаю это просто для того, чтобы тебе насолить?       — Тогда ради чего? Ради чего всё это, Чуя?       Чуя тяжело вздохнул, оглядывая палатку, прежде чем снова упереть в сторону брата свой твёрдый уставший взгляд.       — Я просто защищаю то, что мне дорого.       Поль непонимающе нахмурился.       — Моя жизнь, — пояснил Чуя, — возможность прожить её так, как я хочу. Жизнь моего друга. Жизнь других зверей, не только Овец, и их право жить в мире. Я просто делаю то, что считаю правильным, — сказал он опять в надежде, что брат наконец поймёт.       Поль прикрыл глаза.       — Правильным, — повторил он пугающе тихо.       Он снова открыл глаза, и глаза его были полны разочарования. Чую замутило.       — Ты спутался с волком. Поссорился со всеми своими друзьями. Посеял беспорядок в племени, настроил всех против себя. Ты подставил меня, как брата, как вождя, ты подвёл весь наш род, — голос его становился всё громче, — За последние полгода, Чуя, ты только и делал, что всё портил. Это ты считаешь правильным? Ты всё разрушил, всё то, что твоё племя дало тебе, и ради чего? Ради глупой идеалистичной идеи, которая ни с того, ни с сего возникла в твоей голове! Когда ты наконец повзрослеешь?!       Под конец Поль почти сорвался на крик, но вдруг осёкся, обернулся через плечо, будто опасаясь, что за ними следят.       Чуя сжал кулаки. Обида и гнев кипели у него в груди.       — Что для тебя значит «повзрослеть», брат? Позволить толпе озлобленных, ослеплённых страхом зверей помыкать мной? Чтобы я постоянно оглядывался в страхе, что кто-то косо на меня посмотрит? Чтобы я терпел насмешки в сторону тех, кто мне дорог? Хочешь, чтобы я стал трусом, как ты? — выплюнул он, — Да ни за что! Мне надоело жертвовать своим счастьем ради племени! Я буду жить так, как захочу!       Несколько мгновений Поль просто смотрел на него, ноздри его широко раздувались.       — Как. Ты. Смеешь, — процедил он, чеканя каждое отдельное слово.       Чуе показалось, что он сейчас его ударит.       — Как ты смеешь?! — взревел Поль.       Чуя невольно отшатнулся, когда брат резко шагнул вперёд, нависая над ним.       — Говоришь, надоело жертвовать своим счастьем?! Ты не знаешь, что значит жертвовать, Чуя! В какой-то момент хотел всё бросить, я хотел сбежать с Артюром подальше отсюда и никогда больше не возвращаться! Но угадай, что? Я остался. Чтобы заботиться о тебе. Чтобы позаботиться о нашем отце, хотя в итоге всё, что я услышал от него в его последние дни — это угрозы и упрёки. Чтобы позаботиться о племени, которое было на грани вымирания из-за этой войны. Я сделал всё ради других. А что насчёт тебя? Что ты сделал, Чуя? Ты только и делаешь, что убегаешь, отталкиваешь всех и твердишь о несправедливости. Но если твоя жизнь несправедлива, то какова же тогда моя?       — Тебя никто об этом не просил! — выпалил Чуя.       Он не хотел больше этого слышать.       — Думаешь, раз твоя жизнь не удалась, то и со мной должно быть также?       — Моя жизнь сложилась бы иначе, если бы только тебя не было! — рявкнул Поль.       Чуя задохнулся, не в силах вымолвить и слово.       Лицо Поля сделалось пустым.       — Ты мой младший брат, — глаза его были холодны, как лёд, — и будущий вождь. Пришло время тебе наконец соответствовать этому. И если мне придётся избавиться от всего, что сбивает тебя с пути, что ж… так тому и быть.       С этими словами он развернулся и вышел из палатки.