Никогда не знаешь наверняка, сожрёт тебя хищник али нет. Пожиратели, они хоть и тронутые умом, но бывают ой какими хитрыми.
Тут его оборвали, и парень остался в неведении. Что ещё за «пожиратели»? А тут ещё и Ширасэ с Юан пронюхали, что он о волках расспрашивает, и начали до него допытываться. Чуя ненавидел врать друзьям, но… Мог ли он объяснить друзьям, что он чувствует? После всех тех лет, когда Чуя сам делал всё лишь для племени, игнорируя собственные желания. Он сказал Ширасэ и Юан полуправду. Сказал, что некоторые разговоры и рассказы натолкнули его на мысль, что волки вовсе не едят овец. Ширасэ лишь пожал плечами: — Никто не знает наверняка. Да и какая разница? Они враги. Чуя нахмурился. — Но если дело не в инстинктах, если наша вражда имеет какое-то разумное объяснение… Разве это не значит, что мы могли бы договориться? В чём смысл продолжать эту вражду, тем более, что мы уже давно не ведём кровавую войну? Друзья посмотрели на него, как на сумасшедшего. — Что на тебя нашло, Чуя? — пробормотал Ширасэ, — Ты же ненавидишь волков. — Он, наверное, совсем заработался, — воскликнула Юан, ласково обнимая рыжеволосого за плечи, — Чуя, даже если волки не едят разумных зверей, они всё ещё убивают диких животных и едят мясо, что само по себе отвратительно. Не говоря уже о том, что они коварные и жестокие. Мы не можем с ними договориться! Стоит волку тебя увидеть, и он бросится на тебя, не задумываясь! «Но Дазай не бросился», — чуть было не возразил Чуя, ужасно напряжённый под её руками. — Я… правда думаю, что всё не так просто, — вздохнул он и устало потёр ладонью лицо. Ширасэ с Юан переглянулись. — Чуя, — серьёзно сказал Ширасэ, — не знаю, что там снова взбрело тебе в голову, но ты баран. Ты вырос в племени Овец, и, проклятие, тебе повезло родиться в семье вождя! Любопытство любопытством, но ты всё-таки… не забывай о своём долге, хорошо? Чуе набрал в грудь воздуха — и выдохнул, не в силах ни возразить, ни согласиться. — Я действительно очень устал, — сказал он вместо этого, — пойду, немного прогуляюсь. — Мы пойдём с тобой! — тут же заявила Юан. — Нет, — покачал головой Чуя, — мне нужно немного тишины. Возможно, я просто вздремну где-нибудь в поле. Не скучайте. И, не давая друзьям возможности спорить, он быстро пошёл прочь из лагеря. Чуя не врал — он устал. Ужасно устал. Только не от работы. Было начало октября — в воздухе явственно ощущалось дыхание осени. Воздух становился всё прозрачнее и чище, было свежо, исчезла духота. Облака то и дело набегали на солнце, хотя его свет по-прежнему был тёплым и ярким. Трава иссыхала и теряла цвета. Чуя брёл, куда глаза глядят, иногда переходя на бег и разминаясь, чтобы отвлечься от назойливых мыслей. Он преодолел один холм, другой, третий, не чувствуя ни усталости, ни желания вернуться. Не остановился баран и тогда, когда перед ним встала стена деревьев — не сбавляя шаг, Чуя вошёл в лес. В лесу пахло сыростью — след зачастивших в последние дни моросящих дождей. Всё ещё немного влажный мох проседал под копытами, ветви кустов цеплялись за шерсть на ногах, одежду и рога. Но Чую эти небольшие неудобства только взбодрили. Он поднял глаза от земли и стал осматриваться по сторонам. Щебетали птицы. Некоторые деревья уже желтели, но многие ещё стояли зелёные, хотя это была не юная зелень весны — цвет был глубоким и дышал стариной. С дубов падали жёлуди — Чуя подобрал парочку, любуясь цветом и формой, и какое-то время ещё играючи подбрасывал их по пути. Ему полегчало. Овцы были стадными животными, этого не отнять, и Чуя правда любил компанию, но… так уж получилось, что одиночество было для него лучшим выбором, чем общество собственного племени. Стая перелётных птиц в небе издала несколько тоскливых криков. Чуя вскинул голову, но, конечно же, не увидел их за листвой. Хорошо, наверное, птицам — они всегда могут улететь далеко-далеко… Впрочем, глупости всё это, отдёрнул себя Чуя. Птицы птицами, а овцы овцами. У него было племя, которое подарило ему жизнь и вырастило его. У него был долг перед ними, перед соплеменниками, перед друзьями, перед братом и умершими родителями. Он не мог их подвести, тем более что никто из них не был виноват в том, что Чуя… неправильный баран. Он долго бродил, потом тропинка пошла вверх — это было очередное скопление скал и возвышенностей. Парень немного замедлился, размышляя — идти ли ему дальше? Или, может, свернуть и пойти к одному из любимых мест? К водопаду, к Цветочному холму… Хотя без Дазая там было нечего делать. Чуя поначалу не понял, что его насторожило. Было спокойно. Свежо и не очень холодно. В воздухе сладко пахло поздними яблоками. Стояла тишина. Нет. Было слишком тихо. Птицы молчали. А потом эту тишину прорезал долгий вой. В первые секунды этот звук пробрал Чую до костей, заставляя застыть от испуга. Затем он еле подавил позорное желание заблеять и броситься прочь. Баран мало чего боялся в этой жизни, если вообще боялся, но это внезапный волчий вой будто бы затронул самые глубокие и дикие его инстинкты. Чуя сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь успокоить сердцебиение, и прислушался. Спокойный низкий напев скакнул вверх, становясь громким и звеня эхом на много миль вокруг, прежде чем плавно сойти до глухих и хриплых низов. Так повторилось несколько раз, после чего вой стих. Чуя постоял ещё немного, напряжённо слушая, но вой не повторился. Наконец баран заставил себя сдвинуться с места — сначала медленно отступил назад, затем, подумав, шагнул обратно. Снова замер. Там, впереди, был волк. Совсем рядом, отделённый от другого зверя лишь скалой и деревьями. Как бы Чуя не хотел пойти вперёд, он не мог. Не должен был. Подвергать себя опасности ради простого любопытства — это было бы так безответственно с его стороны. Но… Волк был прямо там. Как Чуя мог упустить такой шанс? Он мог бы просто подсмотреть, одним глазком, его бы никто не заметил. Преодолев последние сомнения, баран медленно двинулся вперёд. Ступая исключительно по мху и избегая сухих веток, пригнувшись и почти не дыша, он обогнул скалу, скользнул меж деревьев и выглянул из-за куста. Лучше бы он повернул назад. В ноздри запоздало ударил запах крови, но не это заставило Чую замереть на месте, а его сердце — рухнуть куда-то в пятки. В нескольких шагах от него, на узкой тропе между скалами, лежал мёртвый дикий олень. Чуя ясно мог видеть его неподвижное тело, его маленькие рога и остекленевшие глаза. И разорванное горло, из которого медленно вытекала кровь. А над телом склонился волк. Чую будто бы расщепило надвое. Одна его часть тут же признала Дазая — его худощавую фигуру, его нелепые бинты и растрёпанные тёмные волосы — и баран, сам того не осознавая, доверчиво шагнул вперёд, выходя из кустов и привлекая внимание. Другая часть застыла на месте, поражённая далёким, но никак не выцветающим воспоминанием. Горящие глаза, глухое рычание и последовавший за ним боевой клич.Стремительный побег через хлещущую траву, дыхание смерти за спиной — всё равно не убежать.
Рука матери, с силой толкнувшая его в высокую траву, её голос, приказывающий не двигаться.Короткая схватка.
КровьКровь
Кровь
Мама сучила копытами по земле, но всё уже было решено — зверь рванул её за горло, и глаза, которые всегда смотрели на Чую с лаской, остекленели навечно. Чуя должен был кричать. Любой ребёнок на его месте тут же бы закричал от горя и ненависти. Чуя не стал. Не было ни страха, ни горя, ни ненависти. Чувства были пусты, а в голове было как никогда ясно. Чуя наблюдал будто бы со стороны. С предельной ясностью в голове отпечатались узкое довольное лицо и широкая улыбка-оскал с окровавленными клыками, когда волк склонился над телом, рванул одежду и впился зубами в обнажённое плечо. Оторвав кусок плоти, он медленно прожевал его, катая во рту и жмурясь от удовольствия. А потом набросился на добычу и стал стремительно кусать. Воздух наполнился хрустом костей и хлюпаньем, пока волк глотал, почти не жуя, низко ворча от восторга и взвизгивая. Чуя медленно пополз прочь. Его детское тело было измучено погоней, но в тот момент он ощутил необъяснимый прилив сил, быстро и тихо пробираясь назад под покровом высокой травы. Оказавшись достаточно далеко, Чуя поднялся на ноги, а потом и вовсе побежал. Странное чувство воодушевления кипело в нём, на губах играла полусумасшедшая улыбка, а в мыслях билось радостное, почти злорадное «Сбежал! Я сбежал!» У самого самого лагеря силы оставили его. Ноги подогнулись, баран рухнул, как подкошенный, на четвереньки, и его вырвало на траву. А потом Чуя разрыдался так сильно, как никогда в жизни, и плакал до тех пор, пока не потерял сознание. Он проснулся уже в тёплой палатке, в окружении отца, брата и соплеменников. Храбрость ушла. Чувство собственной непобедимости тоже. Остались лишь ужасная усталость, ломота во всём теле и горе. Окровавленное лицо волка, терзающего тело его матери, после не раз являлось ему в кошмарах — и вот тогда, о проклятие, Чуя сполна ощутил весь ужас произошедшего. Иногда воспоминания приходили и днём, заставляя барана застывать он ужаса, пока его сердце колотилось, как бешенное, а лёгкие отказывались дышать. Этого давно не случалось, Чуя уже понадеялся, что странные приступы прошли совсем. И вот снова. Чуе было пятнадцать, он был в лесу, с ним был Дазай — но перед глазами неумолимо мелькали события прошлого. Сердце грохотало у него в ушах. Баран прикусил губу и зажмурился, пытаясь побороть дрожь. Будто бы сквозь толстый слой воды до него донёсся голос Дазая, окликающий его, и он не слышал шагов, когда волк приблизился. — Чуя, — чужие руки крепко схватили его за плечи и тряхнули, возвращая в реальность, — Чуя, ночная буря. Чуя вскинул голову, когда знакомые слова царапнули его сознание. Лицо Дазая не имело ничего общего с жутким улыбающимся лицом из его кошмаров. Волосы липли ко вспотевшему лбу, у губ виднелось размазанное пятно крови, но бинтованный волк глядел на Чую разумными серьёзными глазами, в глубине которых виднелось искреннее беспокойство. — А теперь дыши, — приказал он твёрдо. И Чуя послушно сделал вдох. Один, второй, третий, четвёртый, пятый… Он сбился со счёта, когда напряжение наконец оставило его. Накатила внезапная слабость — баран покачнулся и лишь благодаря вовремя поддержавшему его Дазаю не упал здесь же. Вдруг послышались шаги и приближающиеся голоса. — Дазай? — позвал кто-то. — Вот же невовремя, — вздрогнув, буркнул Дазай. Оглянувшись, он принялся толкать Чую в сторону кустов: — Спрячься пока. Чуя, всё ещё немного не в себе, покорно нырнул в кусты. Бездумно продравшись вперёд, он опёрся на ствол дерева и почти тут же съехал вниз — ноги его не держали. Выдохнув, откинул голову назад и закрыл глаза, краем уха прислушиваясь к чужому разговору. Дазай еле успел затолкать Чую в кусты, когда Чёрные Ящерки вместе с молодым наставником показались из-за поворота. Все выглядели приунывшими и пристыженными, Акутагава, сжав зубы, старался скрыть хромоту. Осаму с удивлением понял, что совсем забыл об отвратительной охоте молодняка. Он поспешил скрыть собственную растерянность, повернувшись к прибывшим с привычно бесстрастным выражением лица. — Отнесите добычу в лагерь. У меня ещё дела здесь. — А как же проверка? — возмутилась Хигучи. Дазай окатил волчицу холодным взглядом. — Она окончена. Результаты узнаете потом. «И они вам не понравятся». — Тут что, — вдруг подал голос Тачихара, принюхиваясь, — была овца? Дазаю понадобилось немало выдержки, чтобы ничем не выдать себя. — Мы живём рядом с племенем Овец, было бы странно, если бы мы время от времени не встречали их запахи, — ровно ответил он. — Но… — Хороший нюх, Тачихара. Интересно только, где были твои навыки во время охоты, — Дазай наклонил голову, глядя в глаза младшему волку. Тот поспешил опустить взгляд. Чёрные Ящерки, больше не говоря ни слова, столпились вокруг туши убитого животного, соображая, как её лучше утащить. А вот их наставник, наоборот, подошёл к Осаму и, понизив голос, спросил: — Я знаю, что вы должны доложить обо всём господину Мори, но давайте обговорим всё заранее. — Прошу прощения? — Я понимаю, что всё прошло не очень хорошо, — забормотал молодой волк, — но ребята перенервничали, да и осень такое напряжённое время… Я не отрицаю, им есть ещё над чем работать, но, может, мы сначала обсудим между собой их проблемы, а потом вы отчитаетесь вожаку… чуть менее подробно? Дазай моргнул, поражённый этой наглостью. Может, в другое время он бы сполна развлёкся, манипулируя соплеменником, но сейчас у него были дела поважнее. — Промахи твоих учеников — это и твои промахи тоже, — твёрдо осадил он другого волка, достаточно громко, чтобы Чёрные Ящерки могли слышать, что осмелился предложить их наставник, — имей смелость нести за них ответственность. Ты сомневаешься, что я смогу представить точный отчёт? Или, может, ты сомневаешься, что мой отец, наш вожак, сможет в итоге принять справедливое решение? — Нет, нет, что вы, просто… Дазай отошёл, давая понять, что разговор окончен, и стал наблюдать за тем, как четверо учеников, фыркая и переругиваясь, поднимают тело добычи. Гин пихнула оленью голову в сторону Тачихары, как бы ненароком ударяя того рогами по лицу. Заботливая Хигучи пыталась забрать у Рюноске большую часть веса, но тот только рычал на неё. Наконец, лишь чудом придя к какому-то соглашению, они медленно понесли мёртвого дикого оленя прочь. Наставник Чёрных Ящерок, в последний раз покосившись на Дазая, последовал за ними. Осаму на всякий случай ещё немного подождал, после чего поспешил к Чуе. Баран сидел в зарослях, прислонившись рогатой головой к стволу дерева и закрыв глаза. Дазай сделал несколько шагов, шурша ветвями и давая знать о своём присутствии, и замер в нерешительности. Вся эта ситуация застала его врасплох, у волка даже не было времени подумать. Чуя просто появился из ниоткуда, после чего вдруг побледнел, дрожа, и перестал реагировать на происходящее вокруг. Дазай вспомнил остекленевший взгляд барана, направленный на него и тушу у его ног, и у него скрутило живот. Чуя испугался его? — Чуя, — позвал он тихо и, сделав ещё один робкий шаг, опустился перед другим парнем на корточки, — эй, коротышка, ты как? Баран открыл глаза. Посидел немного, всматриваясь в листву над головой, потом вздохнул и выпрямился, глядя прямо перед собой. — Давай уйдём отсюда. Осаму осторожно кивнул. От него не укрылось, что рыжеволосый даже не отреагировал на упоминание о своём росте. Он поднялся на ноги и протянул руку Чуе и постарался не накручивать себя, когда баран не обратил внимания на этот жест. Они медленно пошли прочь. Чуя был задумчив. Волк внимательно следил за ним, подмечая малейшие изменения и готовясь в любой момент подставить плечо, если спутнику станет плохо. К их общему изумлению ноги вынесли их не куда-нибудь, а ко входу в подземные пещеры. Чуя остановился, удивлённо глядя на тёмный провал. Дазай хмыкнул. — Подумать только. Мы ведь не были здесь с той самой ночной бури, — он задорно улыбнулся барану, — А знаешь, мы ведь могли бы обустроить эти пещеры. Сделать своё собственное маленькое убежище. Чуя не ответил. Они сели у входа, привалившись спинами к прохладной, поросшей мхом скале. Чуя всё ещё молчал. Дазай поёрзал. — Извини, — сказал он наконец. Баран удивлённо моргнул. — С каких это пор ты извиняешься? И главное, за что? — Ты не должен был этого видеть, — он криво улыбнулся, — мне следовало догадаться, что маленький барашек боится крови. — Я не боюсь крови, идиот. Дело… не в этом, — Чуя тяжело вздохнул, — ты говорил, что вы едите животных. Я думаю, я бы неизбежно столкнулся с этим рано или поздно. Внутри Дазая смешались облегчение и недоумение. — Тогда что произошло? На тебе лица не было. — Я… кое-что вспомнил. Чуя зажмурился на пару мгновений и качнул головой. Потом снова вздохнул и сказал: — Ты сказал, что волки не едят других зверей. Но я просто не могу верить твоим словам. Сердце Дазая упало. — Мне было пять лет, — продолжал Чуя, — когда мою мать убил волк. И он съел её. Мне много раз говорили, что я был слишком молод, слишком шокирован, чтобы знать наверняка. Но я видел это так же ясно, как вижу сейчас тебя. Я видел это своими собственными глазами. Он повернул голову и наконец посмотрел Дазаю в глаза. Волк мог ясно видеть бушующий в голубых омутах шторм — шторм из смятения и решительности, отчаяния и надежды. Чуя был настроен получить ответы на свои вопросы. — Так скажи мне, Дазай, кому мне верить? Себе? Или тебе? Осаму позволил себе немного времени на то, чтобы обдумать ответ и вернуть себе самообладание. После чего преувеличенно громко вздохнул, раздражённо почесав голову. — Вот же. Чего-чего, а такого я не ожидал. Чуя рядом напрягся, и Дазай поспешил продолжить. — Я не врал тебе, когда говорил, что волки не едят овец, — спокойно уверил он барана, — но это не значит, что твои воспоминания — ложь. Видишь ли, для любого правила существуют исключения. Ты когда-нибудь слышал о пожирателях? Баран нахмурился, потом медленно кивнул. — Один раз. Но я не знаю, что это значит. Дазай скрестил ноги и устроился поудобнее. — Разумные звери не должны есть себе подобных. Но, как я уже сказал, существуют отклонения. Периодически появляются хищники, которые охотятся на других зверей, как правило, травоядных, и едят их мясо. Мы не знаем, почему так происходит. Многие травоядные склонны думать, что это проявляют себя наша подавленная дикая природа, но… это не правда. Все мы в какой-то степени похожи на своих диких собратьев, но хищники чётко чувствуют и понимают разницу между зверьми и животными — их невозможно перепутать. У нас нет инстинктов для нападения на зверей. Я думаю, что пожиратели действуют вполне сознательно. — Но зачем? — Чуя подтянул к себе колени. — Я не знаю, — пожал плечами Дазай, — возможно, они просто получают удовольствие от убийств. — Получается, — просипел баран после недолгого молчания, — мою мать съел пожиратель? — Получается, что так, — Дазай задумчиво ковырнул когтём мох. — Но… но это был волк! Значит, это был кто-то из твоего племени! — Вряд ли. Мы не единственные волки на всём свете. Да и если бы кто-то в племени оказался пожирателем, его бы уже не было в живых. Чуя шокировано моргнул. — Вы бы убили собственного соплеменника? — Конечно, — ровно ответил волк, — хищники ненавидят пожирателей. Они основная причина, почему многие травоядные боятся и ненавидят нас. Большинство хищников регулярно патрулирует свою территорию, и стоит нам обнаружить пожирателя — мы убиваем его без промедления. Нам не нужны проблемы. Разъярённые травоядные бывают… — он поджал губы, — довольно жестоки. Чуя некоторое время молчал, обдумывая чужие слова. — Хочешь сказать, это всё? Что все хищники и травоядные враждуют из-за простых заблуждений? — Такое происходит далеко не везде. Я слышал рассказы о местах, где хищники и травоядные живут в мире. Всё всегда зависит от готовности зверей говорить друг с другом и слушать друг друга, — Дазай горько усмехнулся, — думаю, нам просто не повезло. В Тихих холмах и прилегающих территориях тема пожирателей — это что-то вроде табу. Родители не рассказывают об этом, пока кто-то лоб в лоб не столкнётся с этим явлением. А если эта тема всё же всплывает, то обычно говорят, что каждый хищник может быть пожирателем. — Но это… это… Выражение лица Чуи было очень сложно понять. Дазай терпеливо ждал, пока баран закончит предложение. — Знаешь, в это очень сложно поверить. — Ну извини, — волк позволил себе кривоватую улыбку, — всё, что у тебя есть — это мои слова. — Я понимаю, и я верю тебе, — Чуя взволнованно вскочил с места, прошёлся туда сюда и нервно облизнул губы, — просто… ты же тоже хищник. Я… мне нужно спросить ещё кого-то, чтобы увидеть ситуацию со всех сторон. Дазай буквально чувствовал, как его лицо окаменело. — Дерьмо! — спохватился баран, — Я не это имел в виду… — Всё в порядке, — ровно сказал Осаму, — я понимаю. — Я… ты… аргх! Чуя остановился и нервно потёр свой рог. — Я сейчас не могу нормально соображать. Мне нужно время, чтобы обдумать, — он махнул рукой, — всё это. — Как всегда, — бинтованный наигранно закатил глаза, — твои рога слишком сильно давят тебе на голову. Что уж тут поделаешь, думай. Хотя я удивлён, что ты умеешь. — Закрой пасть! Чуя направился прочь, но через пару шагов оглянулся. — Я вернусь, когда буду готов, — его лицо смягчилось, — и мы поговорим. — Ты знаешь, где меня искать, — подмигнул ему Дазай. Баран кивнул и пошёл дальше, больше не оглядываясь. Осаму глядел ему вслед, пока рыжие волосы не перестали мелькать между деревьями. Улыбка сползла с его лица. Он опустил голову, глядя на свои руки. Когти его были в крови, под ними застряли клочки оленьей шерсти. Для него в этом не было ничего особенного. Было ли оно для Чуи? Волк тихо вздохнул, поднялся на ноги и поспешил в сторону лагеря. Былая бодрость, которая позволила Чуе играючи преодолеть многие мили между лесом и родным племенем, исчезла без следа. Когда он, измученный и продрогший от усилившегося осеннего ветра, наконец приплёлся обратно в лагерь, уже стемнело. — Где ты был? — сурово спросил Поль, отвлекаясь от разговора с другими овцами, а у Чуи даже не было желания огрызаться. — Гулял, — коротко откликнулся парень и попытался обойти брата. Тот, хмурясь, преградил ему дорогу. — Сейчас осень, и все усердно трудятся на благо племени. А ты тратишь своё время на прогулки? — голубые глаза мужчины сверкнули гневом. — Мне тоже нужно отдыхать, — сказал Чуя и снова попытался ускользнуть, но Поль его не пропустил. — Ты должен сообщать мне, куда ты уходишь и насколько. Последний год я почти не знаю, где ты. — Что ж, может, тебе следует прекратить следить за каждым моим шагом? — вот теперь парень действительно начал раздражаться. — Я твой вождь и твой брат. — Да, я в курсе. И я так сильно тебя ненавижу за это. Чуя отпихнул брата с дороги и спешно ушёл, не оборачиваясь на крики взбешённого Поля. В лагере горели костерки — после тяжёлого дня овцы собирались вокруг них, наслаждаясь выпивкой и весёлой компанией. В воздухе витал запах сидра и жареных каштанов. Кто-то играл на свирели, некоторые бараны уже вовсю отстукивали копытами в танце, чуть поодаль весело горланила пьяная компания. Чуя приостановился ненадолго, глядя на это. Он любил эти посиделки. Он помнил, как в первый раз присоединился ко всеобщему веселью — это был его одиннадцатый день рождения, все вокруг смеялись и пели, поздравляли его и пытались чем-нибудь его угостить. Чуе было тепло и радостно, ему казалось, что все вокруг — его друзья. Он был таким беззаботным. Потом отец умер, Поль стал вожаком, и внезапно всё стало очень и очень сложно. Чуя прошёл мимо костров, обогнул палатки и поднялся по склону холма, удаляясь от света и шума. Земля была холодной, но сухой, и баран опустился среди увядающей травы. Хорошо было бы просто отправиться в палатку и лечь спать, но Чуя знал, что не уснёт — слишком много мыслей крутилось в его голове, и он при всём желании не смог бы от них избавиться. Парень со вздохом опёрся на руки позади себя и запрокинул голову к звёздному небу, будто бы пытаясь там найти ответы на свои вопросы. Безуспешно. И снова Дазай привёл его мысли в совершеннейший беспорядок. Чуя так много думал в последнее время, что у него всерьёз начинала болеть голова. Послышались шаги. — Холодно, — тихо сказал Артюр, непонятно, к кому обращаясь, и протянул подростку плед. Чуя усмехнулся, но плед взял. Черноволосый баран, поёжившись, поплотнее укутался в собственную тёплую накидку, и присел рядом. — Ты не выглядишь отдохнувшим. — Не сложилось, — Артюр в отличие от Поля не стал допытываться. — Ты действительно ненавидишь своего брата? Чуя вытаращился на Рембо, не сразу вспоминая о своих недавних словах. — Нет, конечно! То есть, иногда я действительно терпеть его не могу, но я не имел в виду ничего по-настоящему ужасного, — парень тяжело вздохнул, — просто… Есть кое-что, что меня беспокоит, и мой высокомерный прилипчивый засранец-брат ни капли не помогает! Артюр задумчиво промычал себе под нос. — Вы двое друг друга стоите. Такие упрямцы. Чуя тут же вскинулся, готовый возразить, но, подумав, так ничего и не сказал. Они немного посидели в тишине, прежде чем Артюр спросил: — Что тебя беспокоит, Чуя? Барашек только фыркнул, сильнее заворачиваясь в плед. — Ты не обязан говорить, если не хочешь, — спокойно уверил старший, — но если тебе нужен совет или просто свободное ухо… Я всегда готов помочь. Чуя знал, что это не пустые слова. Настороженность, сковавшая все его внутренности, отступила перед Рембо. Кто бы что ни думал о черноволосом баране, Чуя считал, что не мог мечтать о лучшем члене семьи. — Это… — немного помявшись, всё же сказал он, — это насчёт волков. Артюр сжал губы. — Чуя, это… — Это не о нападениях, — поспешно продолжил подросток, — не о том, чтобы выгнать волков. Скорее, наоборот. Рембо удивлённо вскинул брови. — Наоборот? Чуя глубоко вдохнул, будто перед прыжком в воду, и выпалил: — Почему никто никогда не рассказывал мне о пожирателях? Он мог видеть, как лицо Рембо застыло. Взгляд его зеленовато-жёлтых глаз стал вдруг таким острым, что Чуя ощутил себя на лезвии кинжала. — Кто… — Не спрашивай, кто мне рассказал, — Чуя с вызовом вскинул подбородок, — не отвечу. Артюр некоторое время молча смотрел на него, его глаза мерцали в темноте. — Как много ты знаешь? — наконец спросил он. — Знаю, что есть хищники, которые едят зверей, но по какой-то очень веской, я надеюсь, причине мы вообще об этом не говорим. Из-за этого всё очень запутанно. — Так было уже давно, — заметил Рембо, — тема пожирателей — это почти табу. Большинство наших боится хищников и недолюбливает их, но при этом никто не хочет накалять обстановку, намеренно распространяя дурные слухи. Молчание в данном случае — наилучший выход. — Дерьмо это, а не выход, — огрызнулся Чуя, — Почему просто нельзя рассказывать детям всё, как есть? Нам, может, и удобно, но хищники не заслуживают такого обращения. Рембо очень внимательно посмотрел на него. — Не думал, что когда-нибудь услышу это от тебя. Чуя поджал губы. — Я был неправ, ясно? Если бы я знал раньше… — Я не обвиняю тебя, — рука Артюра мягко опустилась между рогов подростка и потрепала его по волосам, — у тебя очень доброе сердце Чуя. Чуя прикусил губу, напряжённо думая. — Брат… что он думает об этом? Он никогда не пытался ничего изменить? — Поль никогда не высказывался прямо, но он лидер и многое знает и понимает. Но, предвосхищая твоё возмущение, ты ждёшь от брата слишком многого. Как вождь, он находится под большим давлением. Даже без пожирателей, многие овцы ещё помнят войну, так что Поль не может просто взять и объявить всеобщую дружбу. Но вот что я тебе скажу — пять лет назад, когда у волков появился новый вожак, война практически прекратилась, но твой отец никогда не позволил бы ей закончиться просто так. Именно Поль в конце концов добился перемирия. — Но почему он не сказал мне? — воскликнул Чуя, — Я видел, как волк съел мою мать. А Поль просто сказал, что я выдумываю, и чтобы я никому об этом не говорил. Я думал, что сошёл с ума, Артюр. Почему он так поступил? — Поль просто пытается защитить тебя. — Он пытается защитить себя, — выплюнул Чуя. Артюр резко вздохнул, словно желая возразить. Но так ничего и не сказал. — Не говори ему об этом разговоре, пожалуйста, — чуть погодя, тихо попросил подросток. — Не буду, — заверил старший и, помолчав, добавил, — надеюсь, однажды ты сам скажешь ему всё, что нужно. Он снова погладил барашка по волосам, прежде чем, ёжась, втянуть руку под накидку. — Я не стану допытываться до тебя, Чуя. Но что бы не происходило в твоей жизни, будь осторожен. И помни, что я всегда готов помочь тебе. — Я знаю, — Чуя с улыбкой стянул плед со своих плеч и накинул на спину Артюру, — а теперь иди к костру и выпей горячего сидра. Мне больно на тебя смотреть. Черноволосый баран с готовностью поспешил в тепло. Чуя в последний раз взглянул на звёзды, прежде чем отправиться в свою палатку. Теперь заснуть оказалось гораздо легче. Следующая неделя пролетела быстро для Чуи. Времени на скуку не осталось, теперь помимо осенних работ баран с головой погрузился в наблюдение за соплеменниками. Что бы ни говорил Дазай, он мог быть терпеливым и наблюдательным, если хотел. Он внимательно смотрел и слушал, снова собирая по крупицам чужие разговоры и байки. После всего, что он узнал недавно, многие вещи стали намного заметнее и понятнее. Чуя не мог утверждать, что Овцы воспитывают в детях ненависть к хищникам. Но он не мог утверждать и обратного. Ещё спустя пару дней он поймал себя на том, что постоянно злится. Чуя любил свое племя — как же иначе? Он здесь родился. Он здесь вырос. Овцы были его семьёй. Но иногда всё то, что они говорили, то, как они поступали, и то, чем они вообще жили — всё это казалось подростку совершенно чужим. Накахара Чуя привык думать, что он неправильный баран. Он не понимал традиций и условностей, он ненавидел свой статус и всё, что с ним связано. Он бежал от того, чего другие желали, и преследовал то, чего другие страшились. Он был тем, кому чего-то вечно недоставало, в то время, как племя Овец процветало. Проблема всегда была в нём. Было время, когда Чуя даже сомневался — а он точно из племени Овец? Баран ли он вообще? Без шуток, он слышал байки о зверях, которые рождались от межвидовых союзов, так что никто не может осуждать его за подозрения! В этот раз дело было не в Чуе. Не в его странных желаниях и взглядах на мир. В этот раз он знал, что Овцы были не правы. И он не знал, что с этим делать. Теперь каждый раз, когда он слышал, как соплеменники говорят о волках, у подростка внутри всё перекручивалось. НеправдаНеправильно
Почему вы так говорите?
Он хотел подойти, хотел вмешаться — и с каждым разом подавлять эти порывы становилось всё сложнее. Чуя всегда был вспыльчивым. Возможно, у него были реальные проблемы с тем, чтобы сдерживать свои чувства, и гнев в особенности. И теперь этот гнев разъедал его изнутри, как медленный яд. Между тем наступила середина октября. В тот день Чуя занимался уборкой — поднявшийся ночью сильный ветер принёс со стороны леса сломанные ветки и тучу опавших листьев — когда Ширасэ и Юан подошли к нему. — Пссс, Чуя, — позвала Юан, дёргая его за рукав, и кивнула головой в сторону, предлагая отойти. Чуя вскинул бровь, но послушно пошёл с друзьями. Помимо Ширасэ, здесь было ещё несколько ребят. — Что-то случилось? — спросил Чуя. Овцы с улыбками переглянулись. — Ты не поверишь! — зашептал Ширасэ, — Мы были в кладовой… — В кладовой? — перебил рыжеволосый, — Что вы там делали? — Стащили тыквенный пирог, — отмахнулся друг, — так вот… — Вы воровали еду? — почти вскрикнул Чуя, в последний момент понизив голос. — Да не перебивай ты! — огрызнулся Ширасэ, — Ну взяли мы пирог, что такого? Он всё равно принадлежит племени, это не считается за кражу! Забудь про пирог, ты не поверишь, что мы обнаружили! Самогон! Десять бутылок, если не больше! А ведь старшие говорили, что не будут варить его до ноября. — И что? — Ты шутишь? Овцы смотрели на него круглыми блестящими глазами. Чуя внезапно почувствовал себя очень неуютно. — Нет, — сказал он, еле справившись со внезапно пересохшим горлом, — вы не будете воровать алкоголь. — Да ладно тебе, Чуя, — зашептала Юан, — всего пару бутылок! Никто даже не заметит! И Ширасэ уже сказал, что это не воровство, еда принадлежит всему племени. — Всему племени! Это значит, что каждый не может просто брать, что хочет. Едой из кладовой распоряжаются старшие! — прошипел Чуя, — Надо будет, они сами дадут нам самогон. — Ага, конечно, — фыркнул Ширасэ, — нам ждать ещё пару лет, прежде чем эти зануды разрешат хлебнуть что-нибудь покрепче сидра! Ребята за его спиной согласно загудели. — Давай, Чуя, не ломайся! Будет весело! Ждущие, нетерпеливые глаза впились в барашка со всех сторон. Может, пару месяцев назад Чуя и пошёл бы у друзей на поводу. Но чем меньше была его уверенность в честности и правоте соплеменников, тем крепче становилась его уверенность в себе. Нынешний Накахара Чуя был совсем не в настроении для того, чтобы следовать на поводу у других. — Нет, — твёрдо отрезал Чуя, довольный тем, что его голос не дрогнул, — я не буду этого делать. И вы тоже. — Ты это несерьёзно, — простонал Ширасэ, — мы уже всё спланировали! — Я сказал, нет! — повторил рыжеволосый. — Чуя, пожалуйста! — взмолилась Юан, — Не бойся, нас не поймают! А даже если и поймают, ты же будущий вождь. Никто тебя не накажет. — Вот именно! — поддакнул кто-то из ребят. — Если так подумать, ты можешь просто взять самогон из кладовой и сказать, что это награда за хорошую работу, — предложил Ширасэ, — никто не посмеет тебе возразить. — Точно, Чуя, ты же наследник! Почему ты просто не можешь взять пару бутылок для нас! — Тебе что, жалко? — Мы же твои друзья! — Ты же будущий вождь, ты должен заботиться о зверях, чтобы они тебя поддерживали! Чуя сжал кулаки. — Вы правы. Я будущий вождь, и у меня есть право отдавать приказы, — он развернулся к остальным соплеменникам и громко позвал, — Адам! Высокий баран с коротко стрижеными волосам на голове, приблизился к нему ровным и быстрым шагом. — Да? — Отпусти остальных. Эти четверо, — он кивнул на притихших друзей, — закончат работу. — Неожиданное решение, — заметил Адам, тем не менее, не возражая. — Я просто решил, что у старших есть дела поважнее, — спокойно ответил Чуя, — в то время, как для моих товарищей будет полезна кропотливая работа. Адам кивнул и отправился отпускать остальных работников. Подростки загудели. Ширасэ схватил Чую за плечо и развернул. — Что ты творишь?! Рыжеволосый с оттенком злобы отбросил его руку. — Вы сами сказали, что я будущий вождь, — он с вызовом вскинул подбородок, — я принимаю те решения, которые считаю наилучшими. Или ты сомневаешься? — Ах ты, мелкий… — тычок от Юан вовремя оборвал его, — Так ты поступаешь со своими друзьями, Чуя? — Мне кажется, это вполне вписывается в ваше понимание дружбы! — выплюнул Чуя и сам поразился тому, насколько искренними были эти слова. Не слушая больше чужих возмущений, он развернулся и ушёл. Пока товарищи и соплеменники могли его видеть, Чуя сохранял идеальную осанку, шагая ровно, не слишком медленно, но и не слишком быстро, с достоинством держа рогатую голову. Оказавшись за пределами племени, он остановился и с устало-злым стоном зарылся лицом в ладони. Потом запрокинул голову к серому осеннему небу. Дружба бывает самой разной. Когда-то Чуя, зная лишь один её вид, и не подозревал о том, насколько много боли на самом деле причиняла ему дружба с соплеменниками. Но теперь ему было с чем сравнивать. Он встряхнул рогатой головой и направился на север. Давно была пора поговорить с Дазаем. Обычно они не встречались, не обговорив заранее, кто и в какой день занят. Но Дазай сказал: «Ты знаешь, где меня найти». Это значило, что он будет день за днём ждать в условленном месте в условленный час, пока Чуя наконец не придёт. Дазай всегда был так уверен в нём, как будто он знал его лучше всех на свете. Как же раздражает. Но возможно, Чуя считал это чуточку приятным. Самую малость. Старый мёртвый клён уже не так выделялся среди теряющих листву деревьев. Многие его ветки были обломаны и либо висели на остатках коры, либо валялись вокруг. В раскол набились опавшие листья, которые постепенно начинали гнить, но их запах заглушал сладкий аромат поздних яблок. Дазай сидел, задумчиво разглядывая осенний лес. При приближении Чуи его треугольные уши дёрнулись, и он повернул голову. На несколько мгновений его лицо приобрело совершенно невиданное выражение: глаза широко распахнулись, так же, как и рот, прежде чем уголки губ дёрнулись в искренней улыбке. Хвост за его спиной мотнулся в одну сторону, в другую, после чего закачался туда-сюда. Чуя аж застыл, будто его поразило величайшее откровение. Этот придурок вилял хвостом? К сожалению, волк очень быстро взял себя в руки. Улыбка превратилась в ухмылку, хвост замер, и Дазай, вскочив, шагнул навстречу барану. — Ночная буря, — сказал он. Идиот всё ещё цеплялся за этот дурацкий условный знак. — Ночная буря, — фыркнул Чуя в ответ. — Неужели наш милый ягнёнок наконец почтил меня своим присутствием? Я, конечно, знал, что ты будешь долго думать, и я уважаю тебя за этот нелёгкий труд, но всё же… — Мог бы просто поздороваться, тупица! — Чуя швырнул в него подвернувшуюся ветку. Дазай увернулся и подошёл ближе. Его глаза внимательно впились в Накахару. — Итак, — сказал он с наигранной беспечностью, — что ты решил? — Решил? — не понял баран. — Насчёт меня, — будто для пущей точности, волк указал на себя когтистым пальцем. Чуя непонимающе нахмурился. Что он должен был решить? А потом до него дошло. Он снова внимательно посмотрел на Дазая. Худоба — сложно сказать, стала ли она больше. Свежие повязки. Тёмные круги под глазами. Напряжение, скрытое весельем. Обречённость в глазах. Нет. — Ты! — Чуя шагнул к Дазаю и тыкнул его пальцем в грудь, — За кого ты меня принимаешь? Я никогда не стану считать тебя меньшим придурком, просто потому что некоторые хищники — чокнутые маньяки! И уж тем более я не стану бояться тощего перемотанного засранца! Осаму моргнул раз, другой, пока слова Чуи не дошли до него. Ухмылка исчезла с его лица. — И да, — добавил баран чуть спокойнее, — я жалею о том, что сказал тогда. Я никогда не думал, что ты станешь мне лгать, чтобы выгородить хищников. Я много наблюдал за своими, и… Если бы я только мог извиниться за них всех. — Не говори ерунды, — Дазай мягко перехватил его руку, — ты тут не при чём. Да и ты в чём-то прав, хищники — не какие-то мученики. Ты ведь слышал о былой войне. Прошлый наш вожак был готов использовать любые средства, в том числе и запугать племя Овец пожирательством, если это означало его полную власть в Тихих холмах. У ваших стариков всё ещё много причин ненавидеть нас. — Но ведь сейчас всё наладилось, — заметил Чуя, — наследник прошлого вожака добился перемирия. — Мой… нынешний вожак не был наследником по крови, — сказал Дазай, — он был целителем. Он убил старика, когда стало ясно, что тот обезумел. Чуя поёжился. У волков были кровавые методы справляться с проблемами. — Пусть так, но это было к лучшему. Именно после того, как у вас появился новый вожак, стычки практически сошли на нет и стало возможным заключить мир, пусть и такой шаткий, — барашек усмехнулся, — Я должен поблагодарить твоего отца. — Что? — не понял Дазай. — Я слышал твой разговор с другим волком в тот день. Целитель, ставший новым вожаком — твой отец, верно? Осаму замер. — Чуя, оказывается, может быть внимательным. — О, заткнись. Кстати, я брат вождя племени Овец, — Чуя широко ухмыльнулся, — На этот раз ты проиграл битву умов, Дазай. Они взглянули друг на друга. Сначала прыснул Чуя, потом захихикал Дазай, и через пару мгновений волк и баран уже согнулись в приступе хохота. — Поверить не могу, — отсмеявшись, выдавил Дазай, — что это, если не судьба? — Ты меня уже достал своими разговорами про судьбу, — ворчливо отозвался Чуя, тем не менее улыбаясь. Когда они успокоились, Чуя твёрдо посмотрел в глаза волку. — Ты мой друг. И ты слишком тупой и раздражающий ублюдок, чтобы быть один, так что я, так уж и быть, буду за тобой приглядывать. Глаза Дазая сияли. — За тобой самим приглядывать нужно чтоб ты не затерялся в траве, ягнёнок! Переругиваясь, они пошли в лес и уселись под деревьями, уплетая поздние яблоки. В этом году они были как никогда сладкими.