По ту сторону небес

      Солнце почти зашло за горизонт, когда на дороге к деревне Водных Каштанов появились два путника. Крестьяне, что только недавно вернулись с полей и сейчас разбредались по домам на ужин, сразу же заметили их и внимательно пригляделись.       Они шли плечом к плечу, мерно обсуждая что-то. Один из них был облачён в белые монашеские одежды, за спиной у него висела шляпа доули, а в руках он нёс корзину, наполненную чем-то. Другой выделялся высоким ростом и ладной фигурой. Его чёрные, как самая тёмная ночь, волосы были аккуратно собраны в высокий хвост, а глаза, устремлённые на попутчика, искрились неподдельным вниманием и заботой.       — Да это же даочжан Се и Сяо Хуа! — воскликнул кто-то из крестьян.       Люди, ещё не дошедшие до домов, тут же обернулись и посмотрели в сторону шедших мужчин.       Кто-то поддакнул:       — А ведь и вправду они!       — Вернулись. Вернулись, — вторили остальные.       Староста деревни выбежал вперёд и поспешил поприветствовать прибывших:       — Даочжан Се, Сяо Хуа, наконец-то вы вернулись. Мы уж волноваться стали. Ушли куда-то, никому ничего не сказали.       Се Лянь неловко улыбнулся:       — Мы и сами не знали, что так получится.       Глядя на их покрытые дорожной пылью одежды и тронутые тенью усталости от долгого пути лица, Староста замахал руками, показывая, что не нужно перед ним отчитываться.       — Вы же только возвратились. Так поспешите к себе, чтобы отдохнуть и восполнить силы.       — Премного благодарны, — ответил за двоих Се Лянь, кивая головой.       Они уже было двинулись вперёд, как Староста вновь окликнул их:       — Даочжан Се, чуть не забыл, к Вам тут приходил кое-кто.       — Кто же? — Се Лянь вновь обернулся к нему.       — Он не представился. Только спросил, где Вы. А как я сказал, что Вас нет, так сразу и ушёл. Высокий такой, в опрятной одежде и с ужасно хмурым лицом.       Образ Фэн Синя мгновенно возник в голове Се Ляня, и он посмотрел в сторону Хуа Чэна, словно тот мог что-то об этом знать. Но Хуа Чэн со всей любезностью и спокойствием беседовал с подошедшими к нему селянами, сверкая яркой улыбкой, от которой сердце само пустилось в пляс.       Се Лянь кашлянул в кулак и снова вернул своё внимание к старосте.       — Что ж, спасибо, что сказали.       — Так это Ваш знакомый?       — Да, полагаю.       В монастыре Водных Каштанов всё было на привычных местах. Местные жители, хоть и заходили сюда, чтобы помолиться и возжечь палочки благовоний, но ничего, кроме подношений на столе, не трогали.       Хуа Чэн долго смотрел на заполненные тлеющими палочками стаканы, затем перевёл взгляд на заново нарисованный им портрет Наследного принца под маской Бога.       Нежное лицо, изображённое на полотне, принадлежало юноше, чьё сердце было столь чисто и благородно, что своим теплом могло обогреть даже самую заблудшую душу. Он медленно обернулся назад, за спиной Се Лянь как раз принялся разбирать то, что они принесли с собой из их неожиданного путешествия.       — Скорее всего, тем гостем был Фэн Синь, — произнёс Се Лянь, осматривая пузатый глиняный сосуд с цветочным маслом, который ему удалось заполучить почти даром. — Наверное, что-то случилось в Столице.       Не в силах отвести взгляда от тонких изящных пальцев принца, Хуа Чэн ответил с небольшой заминкой:       — Даже если что-то и случилось бы, вряд ли они не смогли разобраться с этим самостоятельно. В противном случае это лишний раз послужило бы доказательством, что на Небесах одни никчёмыши и дармоеды.       Се Лянь покачал головой и отставил сосуд в сторону.       Он довольно давно не поднимался наверх. Сначала было много молитв, на которые следовало ответить, потом дела в монастыре Водных Каштанов. И, видя все его метания, Хуа Чэн просто не мог оставаться сторонним наблюдателем. Его помощь в исполнении молитв принц не принимал, а видеть, как самый дорогой тебе человек старательно пытается разорваться на двое или трое, уже не было никаких сил.       Потому Хуа Чэн придумал способ, как вынудить Се Ляня отправиться на отдых. Сам принц в начале не догадывался об этом. По легенде, сочинённой для него Хуа Чэном, они должны были отправиться в соседние земли, где бесчинствовал свирепый дух, что держал в страхе множество людей.       Се Ляня мучили сомнения, всё-таки никаких молитв ему не поступало, и с Небес никто ничего не докладывал. Это казалось странным, ведь если дух долгое время не давал покоя жителям тех земель, то разве могли они ни разу не воззвать о милости к богам? Однако бывало всякое, оттого, отбросив подозрения в сторону, принц собрался и рано утром в компании Хуа Чэна покинул свой монастырь, чтобы помочь нуждающимся. Мысль о том, что что-то не так, настигла его после посещения второй деревни, где ни о каком свирепом духе и слышать не слышали. К тому же Хуа Чэн вёл себя не столько подозрительно, сколько чересчур заботливо.       Небольшой мешок с припасами, висевший у Се Ляня за спиной, он ещё в самом начале пути забрал себе. Дорогу выбирал Хуа Чэн, игнорируя любые заросшие тропинки, которые так и манили к себе Се Ляня, навевая мысли о коротком пути. В итоге они шли по ровной тропе, а после демон и вовсе договорился с проезжающим мимо на телеге извозчиком, чтобы их подбросили до ближайшей деревеньки.       С подачки Хуа Чэна ночевать они остались на постоялом дворе, с кроватью, застеленной свежими простынями, соломенным матрасом и сытным ужином.       Се Лянь долго отнекивался, мол, это излишне, но после нескольких коротких поцелуев, осыпавших заалевшие щёки, затих и покорно поужинал. Ну а за вкусным ужином последовал крепкий сон на удобной кровати в кольце сильных рук.       Разморённый хорошей едой и глубоким сном, принц даже позволил Хуа Чэну уговорить себя поспать подольше. В итоге они постоянно просыпались, когда солнце уже почти было в зените, и на не такой уж далёкий путь потратили намного больше времени, нежели обычно.       Но даже поняв, что всё это было сделано специально, и никакого свирепого духа не существует вовсе, принц не нашёл в себе сил, чтобы пожурить Хуа Чэна. Хватило одного его игривого взгляда, и Се Лянь просто растаял, воспарив душой. Действительно, он слишком его разбаловал, вот Хуа Чэн и озорничает как может.       Возвращались они также. Разве что ещё дольше. Только на этот раз не из-за Хуа Чэна, а принца. Се Лянь внял беспокойствам демона, и наконец-то полностью посвятил себя отдыху… и Хуа Чэну. Куда же без этого.       Иногда Се Лянь задумывался о том, что отсутствие хотя бы каких-то вестей из Небесной Столицы выглядит странным, но затем приходили мысли, в которых за всеми делами Поднебесной следили члены Совета, и это успокаивало его. Да и к тому же вряд ли бы они не нашли способа связаться с ним, в случае чего.       Так принц думал раньше. Теперь же, узнав, что Фэн Синь приходил лично, Се Лянь не мог не подумать о чём-то серьёзном. Возможно, сеть духовного общения снова пала, или ещё что-то произошло.       В тот же момент он приложил два пальца к виску и, мысленно назвав пароль Фэн Синя, обратился к нему в сети духовного общения.       Но никто не ответил.       Се Лянь подождал немного и попробовал ещё раз, и снова ничего.       Тогда принц решил связаться в Му Цином. Эти двое, пускай и не ладили, но по крайней мере иногда имели хотя бы размытое представление о том, где мог бы находиться один из них.       Однако Му Цин также не ответил.       Это выглядело ещё страннее. Если Фэн Синь пребывал в сети духовного общения не так часто, то Му Цин же, наоборот, присутствовал в ней постоянно. Порой даже не участвуя в обсуждении, а оставаясь сторонним слушателем, чтобы быть в курсе всех дел. И стоило только обратиться в его личную сеть, тот хоть и с заминкой и неохотой, но отвечал. Сейчас же ни Му Цин, ни Фэн Синь никак не отреагировали.       Раздумывая над этим, Се Лянь коротко взглянул на Хуа Чэна, который бодро выкладывал на стол овощи из корзины.       Хотя сейчас большую часть времени Хуа Чэн проводил с ним, обосновавшись в монастыре Водных Каштанов, почти не наведываясь в Призрачный город, Се Лянь знал, что он был осведомлён абсолютно обо всех делах в своих владениях. Не важно, где он находится, если что-то произойдёт, Хуа Чэн будет первым, кто обо всём узнает. И это распространялось не только на демонические земли, но и на Небеса. Пускай теперь у него не было шпиона среди богов, однако это не мешало ему собирать сведения из других источников.       — Сань Лан, — позвал он его.       Хуа Чэн на звук его голоса тут же обернулся, с улыбкой вопросительно склонив голову.       — За время, что мы провели в странствии, тебе не поступало никаких сведений о делах небожителей?       На его вопрос отвечать Хуа Чэн не спешил, но и оттяжкой это не было. Он выложил последний клубень картофеля на тарелку, отложил корзину в сторону и улыбнулся ещё шире.       — Нет, не поступало.       Се Лянь удивился:       — Неужели совсем ничего?       — Так и есть.       Нахмурившись, принц в задумчивости поджал губы. Если ничего в Столице бессмертных не происходило, тогда зачем Фэн Синю понадобилось спускаться к нему? Скорее всего, это как-то было связано с Советом. Возможно, участия всех членов требовало какое-то происшествие, о котором информация пока что не просочилась за пределы Небес.       — Гэгэ? — Хуа Чэн вопросительно склонил голову набок. — Что-то случилось?       — Не то что бы. Просто сейчас я пытался связаться с Фэн Синем и Му Цином, и ни один из них не ответил, сколько бы раз я не позвал. Это довольно странно.       Хуа Чэн же ответил совсем спокойно:       — Чего же странного? Скорее всего, эти двое сейчас просто заняты. Должны же они хотя бы раз в год чем-то заниматься, а не только драться друг с другом. Разнообразие необходимо.       Под конец фразы Хуа Чэн чуть хохотнул, но его веселье не передалось принцу. Разве что совсем немного, да и то только потому, что в тот момент уголки губ демона игриво приподнялись вверх.       Видя, что слова не подействовали на Се Ляня успокаивающе, Хуа Чэн поспешил подойти к нему ближе.       — Гэгэ нет нужды переживать. Эти двое не маленькие, и даже если что-то и могло случиться наверху, то они там не одни.       — Я не переживаю. Просто это кажется мне странным. Ведь если уж меня искали, то почему они не попробовали позвать в сети духовного общения?       Хуа Чэн продолжал улыбаться, незаметно протягивая руки к принцу, чтобы приобнять его за талию, после заключая в крепкие, полные нежности объятия. Однако дослушав до конца, он чуть замедлился, а улыбка на его лице так и застыла, превратившись из довольной в неловкую.       Заметив это, Се Лянь с невысказанным вслух вопросом посмотрел на него. Хуа Чэн, может, и не сказал ничего, но одного взгляда на него уже хватало, чтобы понять, что что-то тот недоговаривает.       Се Лянь как никто другой знал Хуа Чэна и понимал, что порой тот мог озорничать сверх меры. Сильнее всего это стало заметно после его возвращения.       Год. За это время столько всего происходит, меняется. Се Лянь ждал его и дождался. Вот только не прошло и месяца с их воссоединения, как всем Небесам неожиданно понадобилось что-то от принца. Будь то дела Совета или обыкновенные собрания, на которых его присутствие и не требовалось вовсе. Его дёргали раз за разом. Тогда-то Хуа Чэн и решил напомнить всем небожителям, что он личность очень неоднозначная. И ежели для принца он оставался возлюбленным, и оттого Се Ляню принадлежала вся его нежность и любовь, то для остальных небесных чиновников Хуа Чэн был непревзойдённым Князем Демонов, который никогда не относился к небожителям почтительно, а порой и открыто высказывался о них не в самой приятной форме.       Не желая обращать на себя гнев Собирателя цветов под кровавым дождём, небожители стали пытаться справляться со всем самостоятельно, вспоминая о принце только в самых безысходных ситуациях. Хуа Чэн добился своего и также пропал отовсюду, вспоминая о своих владениях и делах лишь после увещеваний Се Ляня.       Однако, даже запугав небесных чиновников, Хуа Чэн не забывал, что среди пантеона богов у принца остались двое бывших подчинённых, которые хоть и относились к нему с осторожностью, но всё равно умудрялись снова и снова высказывать своё недовольство. Хуа Чэну на их мнение было глубоко плевать, поэтому на любые их жалобы ответ был один: приподнятая в саркастичном удивлении бровь, растянутые в ехидной усмешке губы и красноречивое молчание.       Фэн Синь и Му Цин напоминали о себе не то что бы часто, но каждое их появление приносило только головную боль принцу. Поэтому Хуа Чэн мудро решил, что, если уж устраивать для Его Высочества заслуженный отдых, то отдых этот должен быть ото всех небожителей разом. И никаких исключений. Разве имело смысл после таких его рассуждений задавать вопрос, почему духовная сеть принца неожиданно перестала работать?       Хуа Чэн озорничал. И прекрасно осознавая, что Се Лянь на все его выходки всего лишь покачает головой, скрывая смешливую улыбку и стараясь сделать голос как можно серьёзнее, и строго произнесёт своим мягким волшебным голосом, от которого в груди становится так тепло, одно единственное «Сань Лан», он позволял себе маленькие шалости снова и снова. В конце концов, Хуа Чэн имел полное право на спокойные и тихие деньки с его божеством, не омрачённые воплями двух отдельных идиотов и остальных не менее идиотских недобожков по духовной сети. Ну не рухнет же их Небесная Столица от того, что за ними никто не следит!       Правда, всех этих доводов рассудка принц не слышал. Для него всё это было обязанностями, которые он считал своим долгом исполнять. Не важно где, когда и почему. Так что Хуа Чэну самому приходилось заботиться о том, чтобы на голову Его Высочества не падало слишком много ненужного мусора.       Молчание затягивалось, и, продолжая смотреть на спокойное улыбающееся лицо Хуа Чэна, Се Лянь всё понял без единого слова.       Он тяжело вздохнул и постарался придать своему голосу побольше строгости, чтобы произнести укоризненное:       — Сань Лан.       А Хуа Чэн этого только и ждал, чтобы тут же наклониться и коротко поцеловать лепестки его губ. Но оба знали, что одним поцелуем дело не закончится, оттого Се Лянь поспешил напомнить, что они ещё даже вещи до конца не разобрали, а ведь уже темнеет.       От его слов прищур подведённых красным глаз Хуа Чэна стал ещё явственнее, окончательно превращая его в хитрющего лисьего демона. И надо бы вывернуться из его тёплых крепких объятий, да только вместо этого Се Лянь теряет голову от очарования этого мужчины и его неземной красоты.       Как-то незаметно Хуа Чэн сменяет обличье, оказываясь перед ним в своём истинном воплощении, и этого становится достаточно, чтобы окончательно потерять голову. Какой бы яркой и пышущей невероятной молодостью не была его ипостась Сяо Хуа, но настоящий лик Хуа Чэна приводил Се Ляня в такой восторг и трепет, что порой ноги грозились вот-вот подломиться.       Протянув руки вверх, принц заключил лицо демона в мягкую ловушку своих ладоней и притянул к себе, сам подаваясь навстречу, приподнимаясь на цыпочках, чтобы также поцеловать прохладные губы. Но разве мог это быть простой короткий поцелуй, когда сердце так заходилось от желания прижаться ещё ближе и целоваться без остановки, вплоть до самого рассвета?       Хуа Чэн обнял его крепче, вжимая в себя со всем желанием и жаждой. Когда-то он думал, что ему будет достаточно просто боготворить это божество, поклоняться ему и следовать за ним куда угодно, даже на самый край света; после он упорно прогонял от себя мысли обо всём низменном, греховном, призывая себя к самому чистому и невинному проявлению любви. Вот только встретившись с ним лицом к лицу вновь, осознал, что всё это бесполезно, и те самые греховные мысли, одолевавшие его, уже не обуздать. А добившись взаимности, остановиться было просто невозможно.       Он действует очень нежно. Целует несколько раз совсем невесомо, чтобы после прильнуть напористее. Смять губы своими, лаская, руками оглаживая спину, поднимаясь выше — от талии к лопаткам. Хуа Чэн чувствует, как в этот момент томная дрожь охватывает всё тело Се Ляня, и от одного этого осознания ему хочется застонать. Когда человек, которого ты любишь и желаешь всем своим естеством, отвечает тебе взаимностью, отдавая всего себя, внутри будто что-то расцветает, согревая душу.       Когда Хуа Чэн немного отстраняется, Се Лянь непроизвольно тянется за ним, не желая, чтобы ощущение бархатистых губ исчезло. В такие моменты он так ясно ощущает собственную страсть и влечение. Это сводит с ума. И не только его.       — Ваше Высочество… — шепчет Хуа Чэн, и в полутьме черты его лица, кажется, едва ли не сияют от всей переполняющей его нежности. Се Лянь различает в этом шёпоте всё его желание и жажду и не противится.       Словно ведомый прекраснейшей мелодией, принц чуть склоняет голову на бок, приоткрывая губы, и Хуа Чэн припадает к ним вновь. Настойчивее, уже не сдерживаясь, кончиком языка лаская покрасневшие лепестки губ, и углубляет поцелуй. Дрожь Се Ляня становится сильнее, передаваясь и Хуа Чэну. Маленький огонёк страсти уже обернулся негасимым пламенем, и теперь его не обуздать так легко.       Се Лянь раскрывает губы сильнее, чувствуя, как собственный язык плавится в жгучем танце с языком Хуа Чэна, а сердце стучит так громко, что в ушах отдаётся глухой звук. Дыхание сбивается, но он не в силах вспомнить, что дышать нужно через нос. Хуа Чэн отрывается от него на мгновение, чтобы дать глотнуть воздуха. Это ему не нужно дышать, а принцу необходимо. Вот только почти сразу жалеет об этом, стоит увидеть раскрасневшиеся от возбуждения щёки и ещё больше припухшие губы. Внутри словно взрываются фейерверки. Хуа Чэн подхватывает Се Ляня на руки, как-то незаметно взмахивая ладонью в сторону, и делает несколько шагов назад.       Се Лянь думает, что надо остановиться хотя бы на секундочку, чтобы расстелить циновку, да и дух перевести не помешает, вот только эти мысли крутятся у него в голове так долго и мучительно, что он даже не успевает и слова произнести, а его уже опускают вниз.       Принц неловко склоняет руку вниз, чтобы провести по дощатому полу, однако вместо этого пальцы зарываются в циновку, застланную чистой простынёй. Он не может вспомнить, когда Хуа Чэн успел всё подготовить, но с новым поцелуем довести эту мысль до конца просто не представляется возможным.       Протянув руки вперёд, Се Лянь опускает ладони на плечи Хуа Чэна, сжимая ткань, показывая, что хочет снять её. И Хуа Чэн, увлечённый терзанием его губ, ласканием его точёного, покрасневшего от вожделения лица, приподнимается, чтобы рукой скользнуть ниже, по груди принца, животу, и плавным движением ухватиться за пояс его одежд изящными бледными пальцами, и потянуть его, развязывая уже немного сбившийся узел.       Полы одежд приглашающе расходятся в стороны, и на губах Хуа Чэна расцветает улыбка, от которой сердце Се Ляня замирает, чтобы следом застучать ещё громче и сильнее. Ему кажется, что этот неистовый стук слышен на весь монастырь, и от этого ему становится совсем неловко. Однако этот взгляд, эти руки и эти губы не дают ему сгореть от страсти в одиночку.       Хуа Чэн стягивает с него одежды. Слой за слоем, пока нательная рубашка не оказывается в стороне, и только потом тянется к своей рубахе, с удивлением отмечая, что руки принца также тянутся к ней, чтобы помочь снять. Он не останавливает его: каждое такое незначительное действие со стороны Се Ляня для него неоценимо, ведь это показывает, что они оба желают близости.       Се Лянь тянет за чёрные шнурки, дрожащими пальцами распутывая их переплетение, другой же рукой подцепляет край рубахи снизу и тянет вверх, помогая снять её через голову. Водопад чёрных волос обрушивается на него сверху, скрывая за собой, и принц подаётся вперёд, снова соединяясь с Хуа Чэном в поцелуе.       Прикосновение кожей к коже ощущается иначе, чем через одежду, отчего тихий стон срывается с губ Се Ляня. Он разводит ноги в стороны, едва ли не приглашая в свои объятия, и Хуа Чэн не заставляет ждать, осторожно устраиваясь между ними и опускаясь вновь, лёгкими поцелуями покрывая его лицо. Лоб, щёки, снова губы, подбородок, а затем переходит на шею. Совсем легонько прикусывает выступающий кадык, сразу же обходит место языком, прочерчивая влажную непрерывную дорожку вниз к ключицам. Здесь укусы становятся ощутимее, но Се Ляню, наоборот, это нравится. Каждый раз, как зубы Хуа Чэна смыкаются на коже, всполохи удовольствия растекаются по телу, отдаваясь в паху.       Руки Хуа Чэна гладят везде, сжимают бока, а потом одним ловким движением приподнимают принца и стягивают штаны вместе с бельём, немного влажным от выступившей смазки. Се Лянь жмурится от смущения, но тут же распахивает глаза, когда ладонь Хуа Чэна смыкается вокруг его члена; он несдержанно стонет, стараясь подавить этот звук мгновенно прижатой к губам рукой.       На это Хуа Чэн мягко улыбается и томно шепчет в самое ухо:       — Вашему Высочеству не нужно сдерживаться. Хочу слышать… — И отводит ладонь Се Ляня от губ, целуя снова и снова, пока его пальцы ласкают твёрдую плоть.       Тихие вздохи перерастают в мелодичные постанывания, набирая силу больше и больше. И Хуа Чэн мычит одобрительно в ответ, мучаясь в нетерпении быстрее овладеть им всем. Тело, душа — они его. Всё его.       — Сань Лан, — тихо зовёт Се Лянь, и голос этот пропитан такой жгучей страстью, что Хуа Чэн непроизвольно подаётся бёдрами вперёд, прижимаясь к ноге принца, и тот чувствует, как велико желание Хуа Чэна. Неистовый жар опаляет кожу, и Се Ляню кажется, что он чувствует, как пульсирует сквозь ткань штанов член демона.       Хуа Чэн хочет ласкать его ещё и ещё, чтобы Се Лянь потерял голову от его прикосновений, совсем забылся в удовольствии, но таких прикосновений не хватает, нужно больше, гораздо больше.       Он протягивает руку в сторону, и тут же в раскрытую ладонь влетает тот самый пузатый флакон с цветочным маслом. Откупорив крышку, Хуа Чэн выливает немного на пальцы и шире разводит ноги принца, зная, что от первого же касания Се Лянь поспешно стиснет их, не в силах выносить этого удовольствия.       Рука, мягко ласкающая член принца, медленно отстраняется, перемещаясь выше, касаясь предплечья, как бы предупреждая, что сейчас будет. В такие моменты Хуа Чэн всегда гладит его по руке, и Се Лянь тянется к его ладони, чтобы переплести пальцы в замок и прижать их сцепленные руки к груди, где трепыхается собственное сердце. Хуа Чэн склоняется над ним, целует, лаская костяшки этого замка из их рук, и Се Лянь кожей чувствует его улыбку.       Смазанные маслом пальцы дотрагиваются до плотно сжатого входа, начиная мягко массировать его, с каждым движением разминая всё настойчивее. Они занимаются любовью едва ли не ежедневно, но это не значит, что подготовка от этого теряет необходимость.       Се Лянь поджимает губы, стараясь полностью расслабиться, и страстные поцелуи, вновь обрушившиеся на него жарким шквалом, охотно помогают в этом. Хуа Чэн припадает к его губам, уже с большим напором размыкая губы принца, чтобы языком скользнуть внутрь, заставляя забыть обо всё на свете.       В этом страстном танце Се Лянь растворяется, раскрывается и даже пропускает момент, когда первый палец медленно проникает в него, неспешно двигаясь вперёд и назад, поглаживая чувствительные стенки. Хуа Чэн не торопится, двигает пальцем внутри, другими снаружи продолжая разминать уже более податливое кольцо мышц, и только когда чувствует, что можно, вводит второй.       Растяжение становится более ощутимым, но не болезненным. Скорее томным. Се Лянь думает, что за всем этим последует, и сладостно сжимается на пальцах демона, немного прогибаясь в пояснице, чтобы податься навстречу подготавливающим пальцам, что расходятся в стороны, скользят глубже, обводя все потаённые места.       Смазка с головки члена вязкими каплями падает на живот, и от этого вида Хуа Чэна ведёт. Пока его указательный и средний пальцы размеренно двигаются внутри, большой поглаживает мошонку, вызывая неконтролируемую дрожь в теле принца. Се Лянь стискивает его руку сильнее, до белых костяшек, а горячее дыхание прерывается жаркими стонами. В голове поволока становится яснее, его ведёт от каждого прикосновения, неважно, внутри или снаружи. Желание уже полностью овладело им, и не осталось ни единой связной мысли, кроме сбивчивых просьб, умоляющих войти уже, взять его, обнять его и…       — Сань Лан. — Он распахивает влажные глаза, различая перед собой силуэт Хуа Чэна. — Уже достаточно… Достаточно… — снова и снова повторяет он.       А Хуа Чэн в ответ говорит, что нет, не достаточно.       — Ещё немного, — мягко прихватывая зубами мочку уха, выдыхает он, заставляя стадо мурашек пробежать по спине вниз, к пояснице. — Не хочу, чтобы Вашему Высочеству было больно.       Се Лянь мотает головой, а в голове его звучит набатом: «Не будет больно, не будет, войди же уже, скорее, скорее. Хочу тебя. Ну же, не могу больше», а вслух из всех его мыслей просачиваются только невнятные стоны и всхлипы.       Третий палец проскальзывает внутрь, и Се Ляня едва ли не подбрасывает на циновке. Хочется метаться из стороны в сторону, сбивая простынь. Он подаётся назад, силясь уйти от этих пальцев, уже всеми способами показывая, что больше не нужно. Он готов. И Хуа Чэн наконец-то сжаливается над ним.       Осторожно вытаскивает пальцы, распуская завязки на своих штанах и снимает их, затем нижнее бельё, небрежно откидывая в сторону. Ему самому трудно сдерживаться, и медленная подготовка становится пыткой для них обоих.       Хуа Чэн судорожно вздыхает; он то вспоминает, что ему не нужно дышать, то снова делает вдох по привычке. Вздрагивая от прикосновения своей же руки к члену, Хуа Чэн наклоняется и целует бледную точёную коленку принца, прижимаясь к нему. Се Лянь чувствует его нетерпение, разводит ноги шире, показывая, что готов ко всему, но всё равно вздрагивая, когда массивная обжигающе горячая головка упирается во вход.       Хуа Чэн опускается на него, ловя взгляд, и целует, снова уводя от главного, но Се Лянь всё равно отчётливо различает момент, когда, направляемый рукой, член Хуа Чэна проникает к него.       Не больно. Совершенно не больно.       Се Лянь прогибается в пояснице и стонет в поцелуй, одной рукой всё также удерживая ладонь Хуа Чэна в нерушимом замке, а другой обхватывая демона за шею и прижимая к себе как можно ближе.       Хуа Чэн выжидает немного, позволяя привыкнуть к чувству наполненности, и только потом медленно выходит, чтобы почти сразу же толкнуться вперёд. Сплетённые в объятиях, они сгорают. Се Лянь уже не сдерживается, нет сил, и стонет от удовольствия на особенно чувствительных толчках. Шею покрывают поцелуи, такие терпкие и властные, что влага, всё это время копившаяся в уголках глаз, соскальзывает вниз, очерчивая прозрачным следом кожу. Хуа Чэн тут же сцеловывает его слёзы и рукой перехватывает под поясницей, немного изменяя положение, а с ним и угол проникновения, зная, что именно здесь.       — Ах! — раздаётся в тот же момент наполненный неистовым желанием стон, Се Лянь сжимается сильнее, а ногти его неконтролируемо впиваются в спину, проводя по коже, царапая.       Хуа Чэн улыбается, ни на секунду не останавливаясь, то двигаясь помедленнее, то наращивая темп, окончательно сводя с ума. Се Лянь коленками сжимает его бока, намекая, чтобы прижался ближе. Ещё ближе. И тогда проникновение выходит ещё глубже.       Перед глазами вспыхивают разноцветные кляксы, и Се Лянь полностью раскрывается, уже забрасывая ноги Хуа Чэну на поясницу. И демон понимает без слов — близко. Ещё немного и принц кончит.       Он не мучает его, сейчас исполняя его невысказанную просьбу. Это потом он истерзает его, на это у них есть вся ночь впереди. А сейчас Хуа Чэн начинает двигаться размашистее, его бёдра со звонкими шлепками сталкиваются с ягодицам принца. Снова прикусывая мочку уха, он кусаче целует его шею, рукой наконец-то обхватывая напряжённый член Се Ляня. Хватает всего лишь пары движений, чтобы тот достиг кульминации. И прилив удовольствия оказывается столь силён, что выбивает его из реальности на какое-то время.       Хуа Чэну мало. Он ещё не кончил, но движения постепенно замедляет, переходя на размеренные покачивая, наблюдая, как Се Лянь приходит в себя после оргазма. Принц от этих плавных движений совсем тает, после той волны, что накрыла его мгновение назад: эти ласки ещё приятнее. А поцелуи, осыпающие лицо, и вовсе сводят с ума своей нежностью.       Се Лянь раскрывается больше, сам тянется к Хуа Чэну и целует в шею, он старается не кусаться, боясь, что сделает больно, но зубы всё равно смыкает ощутимо, затем сразу же целуя место укуса. Когда так делает Хуа Чэн, ему очень нравится, и поэтому принцу хочется узнать, понравится ли самому Хуа Чэну такое. И ему нравится.       От ласк возбуждение снова охватывает Се Ляня, и он, разомлевший, льнёт к Хуа Чэну, всем своим видом показывая, что готов продолжать.       Хуа Чэн снова начинает двигаться, не меняя позы. Его хриплое горячее дыхание обдаёт ушную раковину жаром, и принц довольно мычит в ответ, рукой, что до этого впивалась в плечо демона, зарываясь в его волосы и поглаживая голову.       Звук, похожий на довольное урчание, разбавляет шуршание и шелест их тел, Се Лянь старается прогнуться в пояснице сильнее, уже зная, что так Хуа Чэну нравится больше, и сам же стонет громче, когда член снова задевает самое чувствительное место внутри него.       Глядя на нахмуренное от заполняющего всё естество удовольствия лицо Хуа Чэна, Се Лянь просто не может сдержаться и, приподнявшись, прижимается губами к его щеке, оставляя долгий тихий поцелуй.       Хуа Чэна это сражает наповал, движения бёдер ускоряются, стремительно приближая его к пику.       Несколько особенно сильных и глубоки толчков, и Хуа Чэн издаёт совершенно бесстыдный стон, кончая. Руки сильнее сжимают Се Ляня в объятиях, перенимая дрожь его тела.       Не давая принцу опомниться, Хуа Чэн обхватывает ладонью его вновь налившийся возбуждением член и мерно ласкает плоть. Дрожь становится сильнее, Се Лянь мотает головой из стороны в сторону, то поджимая губы, не позволяя себе ни звука, то наоборот приоткрывая, сам же смущаясь от стонов, полных наслаждения. Его хватает на несколько движений, и одновременно с тем, как умелые пальцы стискивают головку, Се Лянь кончает снова.       Второй оргазм кажется не таким всепоглощающим, но одновременно с этим отнимает последние силы. Опустившись лопатками на циновку, принц тяжело дышит, стараясь унять расшумевшееся сердце. В голове гудит, а ноги, окончательно ослабевшие, сползают с поясницы Хуа Чэна, подрагивая.       Поцелуи ни на секунду не прекращаются, не давая окончательно успокоиться. Се Лянь знает, что этим всё не закончится, но перед следующим заходом их ждёт новый шквал ласк.       Волосы Се Ляня выбились из пучка, рассыпаясь во все стороны, и Хуа Чэн заботливо распустил их окончательно, чуть массируя кожу на затылке.       Медленно отстранившись, Хуа Чэн покидает его тело, но только за тем, чтобы лечь на бок, притягивая принца в свои объятия для нежных поцелуев.       — Гэгэ ведь не слишком устал? — Голос мягкий, завлекающий, и Се Лянь по наитию подаётся ближе, головой прижимаясь к груди Хуа Чэна, пряча нахлынувшее на него смущение.       Хуа Чэн посмеивается, но в этом смехе нет злой насмешки, наоборот, только искреннее благоговение, и Се Лянь улыбается в ответ. А кольцо на его груди, нагревшееся от их страсти, поблескивает в темноте, как будто бы игриво.