***
— Это бред какой-то, хён. Чонвон ковыряет палкой в земле, сидя на лавочке рядом с Чонсоном. И почему они не поехали по домам? Чонсон решил, что им нужно поговорить здесь и сейчас, несмотря на то, что его куртка всё ещё хранит следы недавней драки. Яну всё меньше и меньше нравится настрой старшего и то, в какую сторону уходит их разговор. — Это серьёзно опасно, Чонвон-а. Всё гораздо хуже, чем ты думаешь. И первый такой случай не значит, что последний. Они не отстанут. Пак наклоняет голову, но младший плотно утыкает взгляд в пол, не даёт тому и шанса заглянуть в его глаза. Он знает, что в чужих сейчас - страх и предостережение. Его собственные застелила беспросветная пелена сомнений. — Но это ведь не нормально. Их должны отстранить от занятий. — Я первый полез в драку, поэтому по фактам вина при любом раскладе останется за мной. Чонвон сжимает губы. Хрупкая ветка в его руках ломается. Это несправедливо. Это просто банально нечестно. Кей специально вывел Чонсона на эмоции, он сделал всё, для того, чтобы спровоцировать драку, так почему за это должен держать ответ Джей? Разве не могут хотя бы в этот раз факты быть на их стороне? — Это только мои проблемы, и я не хочу впутывать тебя в них. — Ты уже, хён. Поздно отступать, — отсекает Чонвон. — Я изначально не должен был этого делать. Чонвон, я очень люблю тебя, — Ян напрягается, взметая взгляд на старшего. Ветер вокруг них бушует, раскидывая по тротуару коричнево-жёлтые листья, а колышущиеся ветки деревьев в свете ночных фонарей выглядят жутко, — И я не хочу, чтобы ты продолжал вариться в этом. Потому что если ты увязнешь, то потом выбраться будет нереально. — Что ты пытаешься... — Я изначально был неправ, начиная всё это. Я слишком многое поставил на кон, но проигрался в итоге, понимаешь? Я знал, чем это может обернуться, но продолжал упорно следовать своим чувствам и своей жадности. Чонвон понимает и не понимает одновременно. Он вглядывается в черты лица Пака, исследует каждую морщинку, каждую ещё свежую ссадину, но не находит в них ответа. Чонсон по привычке пытается прикусить губу от волнения, но она тут же отдаёт острой болью. Ян отворачивается, не в силах смотреть на искажённое болью чужое лицо. — Не говори так. Ты следовал за своим сердцем, ты не мог быть неправ априори, — возражает, пытаясь осознать в какое же русло неуловимо уходит этот разговор. Да, произошедшее буквально час назад знатно помотало нервы их обоих, плотно натянув и без того напряжённые струны, но он всё ещё не понимал, почему Пак говорит сейчас всё это. Почему первыми словами, которые он услышал от Чонсона были: "Прости меня. Это моя вина"? — В этом-то и была моя ошибка. Я действовал интуитивно, хотя должен был в первую очередь оценивать ситуацию со здравой точки зрения. Я должен был принять во внимание все риски, должен был думать о тебе в первую очередь, а не о том, чего я сам хочу. — Рассчитать любовь? Ты сам-то понимаешь, о чём говоришь? — Чонвон искренне негодует. Пак сейчас пытается сказать, что всё, что было между ними - ошибка? Что им не стоило поддаваться чувствам, а просто... Иметь в виду то, как другие на это отреагируют? — Я пытаюсь объяснить тебе... — Это всё, —Чонвон гулко сглатывает, собирая мысли в кучу, — всё, что было между нами - неправильно по-твоему? Пак проводит по лицу рукой, точно смахивает невидимую паутину и раскрывает глаза, невозмутимо продолжая играть на своей шарманке. — Да, — у Чонвона вселенная взрывается перед глазами, — сейчас всё кажется не так страшно, но я же говорю, дальше - больше. Я поддался эмоциям, когда познакомился с тобой, и уже тогда проебался. Теперь это всё ведёт нас к обрыву, ты ведь и сам видишь, что так, как это происходит сейчас, дальше продолжаться не может. — Тогда мы найдём выход, — Ян чувствует, что не хочет слышать дальнейшие слова. Не хочет слышать того, что пытается донести до него Пак. До последнего предпочитает быть слепым. Ему всё равно на кого бы то ни было, он готов бежать вместе с Чонсоном хоть на край света, хоть под автоматную очередь, главное - вместе, главное - не отпускать его руки. Он нащупывает чужую ладонь, крепко сжимая в своей, и впервые сталкивается со стеной. Ледяной стеной, что так жестоко пробирается холодом под его кожу. Вздрагивает, но всё равно - глупо и до безумия упрямо - продолжает держаться за обжигающий лёд. — Я не хочу, чтобы ты пропал в этом дерьме как и я. У тебя от меня будут только проблемы. Я надеялся, я так глупо надеялся на то, что смогу всё разрешить и стать... лучше. Стать кем-то, кто сможет сделать тебя счастливей, но со мной этого никогда не получится. Ты лишь будешь из раза в раз разбиваться ради меня. Тебе это не нужно. Ян отпускает чужую ладонь неосознанно и поднимает горящий гневом взгляд. — Почему ты за меня решаешь, что мне нужно, а что нет? — шипит сквозь зубы и неосознанно хватает рукав куртки Пака. Ему нужна опора, твёрдая почва под ногами. Он заглядывает в глаза напротив в поисках привычного "всё в порядке". Ищет, упорно вглядывается, надеясь уловить то самое, что служило для него спасательным кругом долгое время, хочет схватиться за спасительную соломинку, но никакого спасения утопающих в этот раз не происходит. — Потому что ты ещё не знаешь, как много работы мне пришлось совершить, чтобы стать хотя бы тем, кто я есть сейчас, но и этого, как видишь, недостаточно. Это бесит. Безумно бесит то, что он и в самом деле ничего не знает, что Чонсон оставил это всё в себе, несмотря на то, о чём Чонвон его просил. И он злится от этого только сильнее. — И как долго мне оставаться в неведении? Как долго я буду за бортом твоего внутреннего мира, хён? Разве это не то, о чём я тебя просил? Разве не хотел, чтобы ты наконец открылся мне? Что мы видим в итоге? Ты пахал лишь на себя. Никаких нас, только ты и твои бесполезные проблемы на пустом месте, — Чонвон не может больше бороться с концом, поэтому выбирает добивать до последнего. И это, наверное, тоже одна из его ошибок, но он внезапно чувствует, что просто банально устал. От Чонсона, от давящих на грудную клетку чувств к нему, от всего, что так или иначе связано с Паком. Всё связанное с ним дико сложно и не поддаётся его пониманию. И ему надоело искать ответы на пустой карте. Если бы Чонсон только дал ему направление, хотя бы пару указателей... Тогда он бы собрал все свои силы и решил эту запутанную задачу, но сейчас решать не поддающиеся никаким законам загадки не в его силах. Пытаться нащупать ответы на пустом месте просто бессмысленно. — Я не хочу втягивать тебя в это, говорю же. — Тогда как ты себе вообще представляешь наши отношения? — возмущается Чонвон и, сам того не ожидая, попадает в мишень. — Поэтому нам и не стоит... продолжать их. Прямо в десятку, браво, Чонвон, можешь забрать свой приз - осколки собственного сердца. — ...ты меня бросаешь? — выдавливает из себя, не веря ни собственным словам, ни ушам, ни дрожащему голосу. — Так будет лучше. Для тебя будет лучше, Чонвон. — Ты снова всё решил за нас двоих, да? Это просто не может так продолжаться. Когда-то ведь кошмары заканчиваются, правда? Да даже мёртвая зима всегда сменяется летом, так какого чёрта его постоянно сковывает лёд? В чём он так провинился перед судьбой, что его постоянно швыряет по диким волнам? — Я просто смотрю правде в глаза, Чонвон. Я хочу лишь лучшего для тебя. — Лучшего?... У Чонвона все внутренности выворачиваются и каждая клетка сознания кричит: "сдавайся!", но он лишь крепче сжимает в руке чужой рукав, впивается в него до белых ногтей. Чонсон шепчет в тон собственным фатальным мыслям: "отпусти". Чонвон одним резким, неуловимо быстрым для глаза движением, перемещает руки на чужую шею, с силой хватая за воротник, и тянет на себя. — Никогда, — надрывается Ян, разрываясь на миллионы мелких кусочков, — ты никогда не станешь лучше, если продолжишь эту гонку от самого себя. Однажды ты заглянешь в зеркало и не сможешь даже самому себе ответить: кто же ты такой на самом деле? — Отпусти, Чонвон, — хрипит Пак, и это выводит из себя сильнее, чем если бы он кричал и рвал в ответ. Но его непроницаемо-умиротворённое лицо злит Чонвона до плотно сжатых зубов, до желваков, ходящих под светлой кожей. Он сжимает зубы до скрипа и отпускает чужую кофту, делая роковой шаг назад. Ещё пара шагов, и всё закончится навсегда. Все нити рвутся, он остаётся без сил и опоры, точно брошенная игрушка кукловода. И пусть это то, чего добивался Пак, он получил всё, что так хотел. Так почему же он продолжает стоять на месте? Почему не двигается, раз так прочно решил уйти? Разве не должен он закрыть за собой все двери теперь? — Уходи, — подталкивает Ян. И непонятно кого - Чонсона к последним шагам их расставания, или себя - к обрыву, — или передумал в последнюю секунду? — пытается вложить в последние слова как можно больше издёвки и сарказма, но собственный голос предаёт, звучит чужим и сломанным до основания. Чонсон замирает и вглядывается в чужие глаза - как же Яну хочется вырвать ему их за этот взгляд. За такой жалкий и отрешённый взгляд, каким смотрят на уличных щенков, на смертельно раненых, на умирающих. На обречённых. — Не могу двинуться с места, — чётким и до основания опустошёнными голосом проговаривает Пак, а для Чонвона это становится последней каплей в кровавом океане. Ян кидается как фехтовальщик, без предварительной подготовки, сразу с поразительной точностью целится кулаком в лицо, даже не замахиваясь. Ему кажется, что если он ещё хотя бы одну секунду продержит все свои чувства внутри, то просто взорвётся от переизбытка, как переполненный воздухом сдавленный воздушный шарик. — Разве тебе мало? Мало того, что ты со мной сделал? Посмотри, — он вдруг давится собственным гневом и закашливается, но продолжает говорить, не обращая никакого внимания на чужую разбитую губу и на то, как Пак пытается подставить ладони, чтобы не испачкать свою одежду густой кровью из вновь открывшейся раны. Чонвон кривит губы в неестественно-уродливой ухмылке. Его рана кровоточит не меньше, но ему даже прикрыть её нечем, — посмотри на что я... стал по-похож, — кашель не оставляет, каждый вдох точно пытка, — я ненави... ненавижу тебя... проваливай, — он даже не замечает, как слёзы градом падают на асфальт, оставляя солёные следы его боли. — Это лучше, чем если бы ты продолжал любить меня. Чонсон, видимо, до последнего пытается держать себя целым в чужих глазах, но Чонвону настолько тошно на это смотреть, что он просто не выдерживает. Его воротит как от самой отвратительной и безжалостной пытки. Зачем он продолжает это делать? Почему затаптывает их обоих всё глубже в эту яму? И он не удерживает себя, когда снова кидается на Пака. Мажет по скуле - на этот раз у старшего срабатывают хотя бы какие-то инстинкты самосохранения, и он пытается увернуться. Удар всё равно оказывается достаточно сильным, Яну даже кажется, что он слышал хруст чужих костей. Пусть лучше трещат кости, чем сердце - думает Чонвон и снова отходит назад. У него есть много причин ненавидеть Пака. Как никогда много. Но больше всего он ненавидит его за то, что даже после сотни пуль, пробивающих его еле дышащее сердце, он всё ещё до последнего вздоха продолжает любить его. — Что ещё мне сделать, чтобы ты наконец исчез? Это наконец, кажется, действует. Ян чувствует себя как никогда ничтожным. Ничтожней, чем ничтожество. Пак разворачивается, и у Чонвона не остаётся ни слёз ни сил. Он падает на асфальт, больно сбивая колени и, кажется, ладони. Только бы он не оглянулся. Пусть только не оборачивается, иначе они оба не вынесут этой пытки. Ян смотрит на тёмные капли слёз на асфальте под собой, и звуки чужих отдаляющихся шагов гремят оглушительней динамитного взрыва.louder than bombs
28 июня 2021 г. в 04:08
На третий раз проигнорировать и сбежать не получается.
Чонвон обнимает себя за плечи с мягкой блаженной улыбкой, вдыхая запах, что окутывает его с ног до головы. Толстовка Чонсона пахнет один в один как старший, и Ян даже не пытается отгонять мысли о том, каким глупо-влюблённым он сейчас выглядит, потому что ему просто незачем отрицать безоговорочную правду. Улыбка сменяется хитрой усмешкой, когда он видит в чате возмущённое сообщение от Пака. Он в очередной раз извиняется за то, что "случайно" перепутал их толстовки и уехал в чужой. Мол, Пак вскружил голову, вот он и не заметил.
Это почти правда. Опустим слово "почти".
Ведь то, что его мысли безжалостно путались в голове, а земля уходила из-под ног именно по вине старшего, определённо не выдумка. И, собственно, толстовки их оказались на полу не только потому что парни вымотались от долгих репетиций. У Чонвона перехватывает дыхание, когда он, прикрывая глаза и погружаясь в приятный шлейф чужого парфюма, вспоминает о том, как задыхался в эйфории, о том, как чужие руки, до безумия нежные и до дрожи горячие, рисовали невидимые узоры на его теле. Одежда казалась тогда просто ненужным аутфитом, но без неё легче не становилось, а будто наоборот. Голова становилась тяжелее, а Чонсон - желаннее.
И уже который раз, когда они заходят так далеко, но всегда неизменно останавливаются лишь на уровне поцелуев. Как минимум потому что гараж не лучшее место для чего-то подобного. Как максимум потому что Чонвон всё ещё не был готов к следующему шагу.
И хотя с каждым днём его чувства лишь крепли, он всё ещё не мог полностью и целиком отдаться им, он всё ещё видел какую-то дурацкую преграду, которую придумал никто иной, как сам Чонсон. И Ян искренне не понимал какого чёрта, но продолжал легкомысленно забивать и делать вид, что всё более чем в порядке, но.
Но.
Слухи.
Этот мерзкий шёпот окружал его всегда. Чужие пропитанные ядом и насмешкой слова летали около него точно насекомые летней ночью, не желая отступать от своей жертвы ни на шаг, пока не высосут всю кровь. И он бы мог забить даже на это. Вполне спокойно он справлялся с игнорированием, удачно закрывал уши и прогонял всё плохое из головы. И это бы сработало на ура, если бы он не чувствовал, что надвигается буря.
Чонсон это чувствовал тоже, но они оба молчали. Сделать вид, что всё в порядке легче, чем решить проблему - так считали они оба, и в этом своём решении были как никогда неправы. Но кто бы сказал им об этом? Будь у Чонвона из будущего возможность поговорить с тем самым Чонвоном, который так беззаботно бежал в объятия парня, что стоял у его подъезда и который лишь наигранно-виновато улыбался в ответ на возмущения о краже чужой толстовки, всё обернулось бы наверняка иначе. Но Ян пока что не освоил путешествия во времени, поэтому наслаждался каждой секундой рядом со своим личным солнцем, прогоняя липкую тревогу прочь.
Так было гораздо легче.
И это было настолько недальновидно, что тому самому Чонвону из будущего хотелось рвать волосы на голове.
Ну а сейчас Чонвон из настоящего лишь кусал локти, от осознания того, какими же на самом деле глухими могут быть люди, когда им это нужно. Как легко проигнорировать правду, уловив из чужих слов лишь то, что им самим кажется важным и выкинуть основное содержание, словно так и должно быть. И плевать, что от этого у кого-то могут быть проблемы.
По крайней мере то, как обернулась для них с Чонсоном ситуация с девушкой и ночной дракой, уже о многом говорило. То, что Тэён оставил их после тренировки и провёл серьёзную лекцию на тему того, как избежать пьяных драк, казалось Чонвону высшей степенью идиотизма, но все попытки объяснить произошедшее обернулись провалом. Всем было просто всё равно на причины, они видели факт того, что Ян оказался в полиции вместе с Паком, и это было единственным, что их волновало в этой ситуации.
А ведь Чонсон спас девушку от изнасилования. Рискуя при этом своим здоровьем, он, тем не менее решился на этот поступок, даже не раздумывая, точно это было само собой разумеющееся. И он даже не пытался получить какую-то награду или элементарное признание. Когда они выходили из участка, один из сотрудников предложил им оставить хотя бы номер, на случай если девушка захочет поблагодарить их, но Пак лишь махнул рукой, сказав, что ему ничего не нужно.
Чонвон всё же в тайне от него подсунул полицейскому бумажку с наспех выведенными цифрами.
И никак не ожидал, что уже следующим вечером его телефон оживится звонком с неизвестного номера.
— Алло, здравствуйте, это Пак Чонсон? — раздался приятный женский голос.
— К сожалению нет, это Чонвон. Чонсон-хён не хотел оставлять свои контакты.
— Ох, я даже не знаю, как мне вас благодарить...
— Не стоит на самом деле, — уверял Чонвон. Ему было неловко, ведь на самом деле лично он ничего не сделал. И всю благодарность заслужил не он, а Чонсон. Однако...
— Вы не подскажете, как я могу связаться с Пак Чонсоном? Я всё же очень хочу поблагодарить его тоже.
— Не думаю, что это возможно, потому что он был немного против. Я сам передам ему вашу благодарность, хорошо? — отчасти так и было, но кроме слов самого Пака останавливало ещё что-то опасное и душное.
Чонвон не хотел признавать, но это чувство захватывало его в плен слишком часто, чтобы просто умолчать. Потому что это странно - ревновать человека абсолютно ко всему. Он знал, что у Чонсона много знакомых, но когда тот приветственно обнимал кого-то из них, его руки неосознанно сжимались в кулаки, а в голове хищный собственнический голос кричал "моё!".
И непонятно, на самом ли деле Пак этого не замечал или просто делал вид - неужели снова он просто притворялся? - что ничего не видит. Как бы там ни было, но поводов для ревности меньше не становилось, и это было ещё одним фактором, сокращающим срок на таймере бомбы. С каждой секундой времени было всё меньше.
Но они были всё также слепы.
Чонвон старательно утыкает взгляд в телефон, но его глаза снова и снова возвращаются к Чонсону, а точнее к чужой руке на его плече, к улыбке, обращённой не к нему, к взгляду... Он поднимается с места и подходит к парням. Телефон остаётся на полу, а Ян пробирается под руку Пака, приобнимая за талию. Он с трудом дожил до перерыва и наконец игнорировать то, как липнет (точно специально) к его парню Кей стало в высшей степени невыносимо.
И почему только эта жизнь вечно так испытывает его на прочность?
Лицо Кея скрашивает ухмылка, на которую Ян не обращает никакого внимания, потому что Пак пальцами проводит по его рёбрам, что даже сквозь толстовку ощущается ярче атомного взрыва на тонкой бледной коже. Он задерживает дыхание впитывая в себя это небрежное прикосновение, старается не обращать внимания - снова - на то, как парни вокруг косятся на него.
— Чонвон-а, тебе не обязательно так ревновать, никто не собирается уводить у тебя этого придурка, — тело Чонсона у него под боком мгновенно напрягается, он сам подбирается, стреляя предостерегающим взглядом в парня. Будь эта фраза сказана в добродушно-шутливом тоне, он бы явно не задумываясь просто улыбнулся в ответ, но весь тот яд и сарказм, что пытался вложить в эти слова Кей, не распознает только слишком тупой. Или слепой.
Чонвон решает притвориться вторым, поэтому молчит.
— Да ладно, представь себя на его месте. Никогда не знаешь, в какой момент Джею надоест играть с тобой, не так ли? — но уже чужой голос не даёт ему как следует отпустить ситуацию и добивает скандал. Он смотрит в насмешливое лицо Ханбина, переводит взгляд на крепко сжимающего зубы Чонсона и очень хочет провалиться под землю прямо сейчас.
Ну разве его жизни обязательно постоянно подкидывать ему всё больше и больше новых подлянок?
— К счастью, он не такой ограниченный как ты, поэтому не сравнивай, — язвит Чонсон в ответ, а Ян с трудом удерживает в себе мученический стон. Всё происходящее кажется такой глупостью, что хочется дать по лбу не только себе, но и тем, кто это ситуацию лишь усугубляет.
Он говорит себе не цепляться за чужие слова, сказанные в порыве гнева, преследующие лишь одну цель - задеть как можно глубже. Поддаться на провокацию значило показать слабость, а они именно этого и добиваются. Как гиены-падальщики, ждущие, когда жертва ослабнет, чтобы лишь после этого напасть на беззащитное животное. Чонвон не должен думать об их словах сейчас, но...
— Он лучше всех, с кем ты был до этого? Лучше каждого? — поднимает бровь Кей, — Или ему есть чему поучиться у кого-нибудь из них? Готов поспорить, что Чонвон понятия не имеет о том, как много людей побывало в твоей постели. И скольким из них ты клялся в любви? Давай попробуем посч...
Пак с горящими яростью глазами вцепляется в футболку Кея, отчего тот растерянно затыкается, пока все остальные в зале даже не думают останавливать их. Просто смотрят, не зная как вмешаться, а Чонвону хочется помахать у них перед глазами ладонью, чтобы не зависали и сделали наконец что-нибудь. Сонхун, прожигающий это зрелище взглядом последние две минуты, просто поднимается и уходит из зала.
Ян не знает, чего ему хочется больше - врезать Кею или заплакать от разочарования.
Не слушай - твердит мозг, но сердце не понимает.
— Заткнись сейчас же, — шипит Пак в лицо Кею.
— А то что? — усмехается в ответ, — не хочешь, чтобы твой малыш знал правду?
Отвратительно - думает Чонвон, а Чонсон почти заносит руку для удара, когда в зал входят Тэён с Сонхуном. Ли мигом оказывается между ними, отрывая руку Чонсона от чужой футболки.
— Что вы тут устроили? Разборки проводите в другом месте. Тебе, Джей, ночных пьяных драк мало? Нужно и тут устроить?
— Это была не пьяная драка, — в очередной раз пытается достучаться с правдой, но никто и не думает слушать. Как предсказуемо. Всем плевать, Чонвон, о чём ты думаешь вообще.
— Хватит отговорок. Я сказал: отношения выясняйте за пределами Академии.
Кей одаривает Чонсона предостерегающим взглядом, и Чонвон понимает. Это не конец. И, что хуже всего, так это то, что это теперь никогда не закончится. Неужели он повернул настолько не туда, что стал предметом всеобщей ненависти и общественного буллинга? Разве так сильно ошибся, выбрав Чонсона и дав ему шанс?
И разве оставалась всё ещё правда, которую Пак пытался от него скрыть? То, что не хотел ни под каким предлогом открывать Яну, но то, чем пугали его все вокруг? И нервы Чонвона натягивались всё сильнее, пока он заставлял своё тело отдаваться тренировке. У него в голове в это время происходило какое-то Бородинское сражение, так что совладать с собственными мыслями выходило плохо. Тэён делал ему много замечаний, но это не помогало.
Ян не мог перестать думать о том, что всё это - неправильно. Не мог больше отрицать, что вся иллюзия порядка в их отношениях на самом деле даёт ощутимый крах прямо сейчас. И ему нужно обсудить это с Чонсоном, но что ему сказать? "Прости, но мне кажется, что мы что-то делаем не так?" Он даже объяснить не может, что за сила всё это время так упорно толкала их к обрыву.
"По-моему вся Академия знает о наших отношениях?" И что же Чонсон может с этим сделать? Ничего. Есть ли вообще из этого выход? "Мне кажется, тебя что-то беспокоит, не мог бы ты поделиться?" Принесёт ли этот разговор хоть какую-то пользу?
Или всё произойдёт в точности по закону Мерфи, по худшему из сценариев?
Ян не уверен в том, что вообще готов к разговору, но ему даже не приходится долго думать, потому что судьба - судьба ли? или это тот самый злосчастный закон Морфия? - решает всё за него.
Они с Чонсоном уходят с тренировки, когда на улице уже темно, а на часах больше десяти вечера. Всю дорогу до байка они молчат. Непривычно и неловко, но Ян банально не знает, как ему себя вести. Он бы, конечно, и без чужой помощи разобрался, но Кей решает иначе.
Сзади слышится свист, а потом и окрик по имени - Джея - и они оборачиваются, встречаясь взглядами с четырьмя рослыми парнями, что явно не настроены слишком дружелюбно. Чонвон тянет Пака за рукав куртки и проговаривает тихо "пойдём, они того не стоят". Парень почти его слушается, даже начинает разворачиваться, а Ян думает, что это победа, но его разве жизнь не учила рано не радоваться?
— Так что, Дже-я, на сколько из десяти он хорош в постели?
Чонвон смотрит умоляюще, и, о Боги, это работает. Пак успокаивается, прикрыв глаза, и собирается сесть на байк, а младший уже ликует, что им удалось избежать стычки...
... но ничего в этой жизни не бывает хуже человеческого упрямства и настойчивости.
— ...или... О, вау, — чужой мерзкий саркастичный голос точно сам своей же догадке удивляется, — ты его что, на самом деле любишь?
Чонвон кривится, а Чонсон замирает, практически не дыша. Нет, нет, нет, только не это. Ян касается рукой чужого запястья, но всё безуспешно. Кей хмыкает, чувствуя, что ухватился за нужную ниточку. И продолжает безжалостно за неё тянуть, переворачивая внутренности Чонсона и встряхивая, точно центрифуга.
— Неужели наш драгоценный Чонвон-и правда повёлся на это? Его, так называемая, любовь и гроша медного не стоит. Уж кто-кто, а Пак Джей любить не умеет. Зато умеет трахаться, да, Джей?
Яна парализует от кончиков пальцев до самой макушки. Это всё такие глупости. Чонсон сделал его счастливым. Эти... три с лишним недели были лучшими в его жизни. Каждая минута, проведённая рядом с Паком, просто на вес золота в его воспоминаниях. Сделал ли Чонсон ему на самом деле что-то плохое? Он едва ли мог вспомнить хотя бы что-то, кроме его лжи об имени, но это ведь история прошлая.
— Каждый, кому так или иначе приходилось иметь дело с тобой, Джей, бежал сломя голову куда подальше. И они все тебя ненавидят, знаешь ведь? Пусть сейчас для Чонвона внезапный поход в полицию ничего не значит, но со временем вся тяжесть того груза, что лежит на твоих плечах, будет валиться на него. И все твои проёбы выбьют его из колеи. Ты этого хочешь, не так ли? Сломать его. Для тебя чужое сердце ничего не значит. Ты привык так поступать. Чонвон для тебя также ничего не значит. Просто игрушка.
Чонсон, что всё это время лишь с трудом втягивал в свои лёгкие воздух, срывается с места быстро и неожиданно. Настигает Кея где-то на середине улицы и сразу замахивается для удара. Тот и бровью не ведёт, а кулак Пака прилетает прямо в челюсть.
С губ Чонвона слетает лишь беспомощное "хён", что растворяется в раскалённом воздухе, оставаясь неуслышанным.
Ян тупо смотрит перед собой, пока перед ним развязывается едва ли не троянская война. На Чонсона кидаются сразу четверо. У младшего сводит конечности и холодеют руки. Ну почему всё так, ну почему не может Пак хотя бы раз просто... А, ну да, куда же ему без проблем.
Чонвон оглядывается по сторонам, задерживает взгляд на здании Академии Искусств, точно ждёт какой-то помощи от этих бетонных стен. От этих белоснежных стен со светло-розовыми вставками и большими окнами в пол. От здания так и веет спокойствием и умиротворённостью, в то время как картина перед ним разворачивается далеко не самая эстетичная. Он не знает, почему не делает ничего, но его сознание шепчет, что это край и дальше бежать всё равно нет никакого смысла, потому что их с Чонсоном банально потопили.
Они не справились с бурей, но чего он вообще ожидал, когда их командная работа основывалась лишь на том, чтобы вместе переживать счастливые моменты, а вот что касалось трудностей... О чём они вообще думали, когда отпускали ситуацию на самотёк? Почему ни разу не решились поговорить о важном, предпочитая предаваться пустым разговорам о бесполезном, в то время как настоящая буря надвигалась со спины? Разве не видели они её? Разве не чувствовали, что тьма накрывает всё увереннее с каждым днём?
Ведь у них был шанс не совершить эту ошибку.
И где они теперь?
Чонвон хлопает по щекам несколько раз, прося себя собраться с мыслями и сделать наконец что-то, пока от его парня не осталось одно только мокрое пятно, и то это в лучшем случае. Чонсон, конечно, парень крепкий, но против четырёх таких же увальней у него едва ли был шанс.
Взбегая по ступенькам, Ян спотыкается по меньшей мере раз десять, но всё же добирается до холла, где - слава всем богам - стоят Хисын, Джейк и Тэён, что-то оживлённо обсуждая. На Чонвона они устремляются тремя парами перепуганных глаз, пока тот пытается объяснить, что ему нужна помощь, очень срочно и желательно на улице. Младший смотрит ошалело, и его испуганные глаза мигом вводят Джейка в панику.
Хисын приходит в себя первым и тянет за руку в сторону выхода. Чонвон ему, конечно, безгранично благодарен за такое быстрое соображение, но идти туда сейчас кажется для него по меньшей мере пыткой, поэтому он сопротивляется из последних сил, насколько позволяют ватные ноги, но Ли оказывается более настойчивым, чем он мог бы подумать.
Пак лежит на земле, и от одного только вида крови - непонятно чьей и непонятно на ком - Чонвона воротит и внутренности скручивает. Он не хотел этого видеть. Только не Чонсон. Только не снова.
Хисын останавливается в паре шагов от неразборчивой кучи из тел, добивающих лежачего, и то ли оценивает обстановку, то ли борется с собой и собственным шоком. Ян не понимает и не хочет, да и не под силу ему такая роскошь сейчас. Громкий крик Тэёна доносится точно из-под толщи воды, и старшие втроём оттаскивают агрессоров от неудавшегося воина.
Чонвон видит его на земле, всего в крови и совершенно беспомощного, смотрящего диким волком на всех, кто приближается к нему. Ему становится больно, так больно, точно это его били только что в восемь сильных рук, а не его парня. И страшно, просто безумно страшно. Животный страх проходится по его ослабевшему телу крупной дрожью и застывает где-то в горле крупным липким комом. Тяжёлым, невыносимо тяжёлым комом, от которого он просто обязан избавиться...
Чонвона выворачивает на асфальт около лавочки, где его оставил стоять Хисын. Минут пять его желудок без остановки выкачивает из себя все соки. Джейк подбегает довольно быстро, пытается привести в чувства, что-то говорит и спрашивает, но у него перед глазами лишь одна картинка, в ушах - чужой крик, внутри - руины того, что раньше было уверенностью.
Он отвечает Шиму, что с ним всё хорошо, поднимается на ноги сам, отказываясь от чужой помощи. Как он вообще оказался сидящим на земле? И почему сел на асфальт буквально в нескольких сантиметрах от лавочки? Что за внезапная ненависть к новым джинсам?
Кей и ещё трое парней стоят поодаль, хмуро выслушивая разгневанного Тэёна. Хисын откуда-то взятой водой и салфетками помогает Чонсону.
Мир перед глазами медленно плывёт и голова кружится.