wish i was better

      Конечно же, Чонвон не выспался. Звонок будильника ворвался в его сонное царство как Камикадзе, и спастись от него оказалось чем-то превыше сил парня. С тяжёлым стоном Ян протягивает руку к телефону, лежащему на столе, не раскрывая глаз выключает, надеясь урвать хотя бы пару минут такого необходимого сна, но напоминает себе о том, что универ не ждёт, а пропуски в начале учебного года ему ни к чему.       С трудом поднявшись с мягкой, манящей обратно в свои объятия постели, Ян направляется в душ. Прохладная вода немного тонизирует, но этого всё ещё недостаточно, чтобы прийти в привычное бодрое состояние. Остаётся только надеяться, что он не уснёт посреди пары.       В голову внезапно ударяет воспоминание о вчерашнем. Ссора с Сону, что ещё вчера казалась вполне обоснованной, сегодня вызывает лишь желание дать самому себе по лбу. Ну вот с чего он вообще решил, что может обидеть друга, который, между прочим, просто искренне интересовался его состоянием, желая только помочь. Но теперь уже ничего не вернуть, придётся отвечать за внезапный эмоциональный всплеск. Просто необходимо искренне извиниться перед старшим.       Ах, да... Чонсон... Как вообще избавиться от мыслей о нём? Видимо это невозможно. Тем более после того, что было вчера. Слова Пака крутились в мыслях неуловимым снежным вихрем.       Ты очаровательный, Чонвон.       Котёнок.       Чонвон имеет привычку принимать ванну долго, но в этот раз бьёт все рекорды. Он стоит перед зеркалом, битый час разглядывая своё лицо, словно не прожил восемнадцать лет с одними и теми же чертами. Словно в эту ночь, после слов Чонсона, он и вправду стал котом.       Котенком его не называла даже бабушка.       Слишком мило, слишком сладко. Так, что зубы сводит и , чёрт, ещё ничего, если бы ему это было неприятно, но ему-то понравилось. Хотелось бы услышать вживую. И, возможно, не один раз. И не от кого-то, а именно от него, Чонсона.       Вздохнув, Чонвон с силой жмурится и окунается в ладони с ледяной водой, чтобы окончательно взбодрить своё тело и смыть что-то... Если бы он только понимал что. Хозяйка, когда он проходит мимо кухни обратно в комнату, смотрит на него, как на лихорадочного, но ему уже всё равно, он смирился. Да, его внешний вид оставлял желать лучшего, покрасневшие щёки и глубокие тёмные круги под глазами красноречиво говорили о том, что не всё в порядке, но он и не обязан всегда быть свежим. Никому ничего он не обязан.       Парень проходит в комнату, прикрыв дверь, и принимается искать свою небольшую косметичку. Буквально пару минут назад он говорил себе, что никому ничего не обязан, но... это немного другое. Его личное желание выглядеть хорошо во что бы то ни стало в любом случае побеждало. Его просто так воспитали. Он впитал с молоком матери желание нравиться всем вокруг, где и когда бы ни оказался.       Ты очаровательный, Чонвон.       Бросив короткий взгляд на одиноко лежащий на столе телефон, Чонвон мотает головой, сбрасывая наваждение, и подходит к зеркалу, чтобы скрыть следы бессонной ночи. Закончив с лёгким макияжем, состоящим из одного только тонального крема и бесцветного геля для потрескавшихся губ, Ян начинает надевать школьную форму. Из-за долгого душа приходится пожертвовать завтраком, но парень всё же надеется на возможность купить кофе по пути к остановке.       Ян садится в автобус, сжимая в руках горячую жестяную баночку с капучино. Поездка до универа должна занять около пятнадцати минут, поэтому он потратит это время на то, чтобы разрешить хотя бы одну проблему. Чонвон ненавидит ссориться. Обидеть всегда легче, чем извиняться, это он запомнил с детства на всю жизнь, поэтому очень старается держать эмоции при себе. Но такой подход также имеет эффект накопления и в определённый момент просто не может не вылиться во что-то плохое, но кому, если не Сону, лучше всех известны особенности характера Чонвона.       — Доброе утро... — парень вздыхает, разом собирая все кусочки себя в единое целое, чтобы взять в руки. Эй, это ведь твой лучший друг! Для тебя не должно быть проблем извиняться перед ним!       Сону мычит в трубку, но не сонно, а скорее равнодушно. Его утро вряд ли слишком доброе, но у Яна есть возможность поднять ему настроение, а для этого нужно лишь перестать слишком много думать и сказать всё со всей своей искренностью. Всё, что сейчас так или иначе происходит между друзьями целиком и полностью ответственность Чонвона.       — Хён... Прости меня... Пожалуйста... — они вздыхают почти одновременно, но танцор не допускает тишины, он должен высказатся до конца, чтобы друг понимал всю серьёзность его слов, — Я правда не хотел тебя обидеть вчера, но у меня сейчас трудные времена, поэтому... Нет, я не оправдываюсь, — перебивает он свой собственный поток слов, — Я просто хочу, чтобы ты понимал, что я действительно чувствую вину за то, что был слишком груб. Ты этого совсем не заслужил.       Сону снова молчит, из динамика слышно лишь его тихое дыхание, и Чонвон неосознанно напрягается, но на душе значительно легче после того, как всё, что крутилось на языке с самого утра, наконец оказалось донесено до адресата. Через несколько бесконечно долгих секунд по ту сторону провода слышится движение, потом звук закрывающейся двери, Ким снова вздыхает, видимо собираясь с мыслями.       — Мы ведь не должны отдаляться друг от друга, Вони, — говорит парень тихо и его голос проникает в душу Яна, вынуждая принимать все слова к сердцу. Он сейчас искренний как никогда - понимает Чонвон, — ты знаешь, что всегда можешь поговорить со мной, но вынуждать друг друга тоже не нужно. В этом мы вчера ошиблись оба. Просто имей в виду, что я всегда готов оказаться рядом, когда тебе это нужно, но если тебе требуется время на то, чтобы разобраться самому, то я обещаю не наседать. Только не закрывайся от меня, ты ведь у меня единственный.       Чонвон сглатывает ком в горле, вникая в каждую мысль друга. Да, у Сону кроме него нет никого, с кем можно было бы поговорить, он его единственный друг, он - вся его семья. Если рядом не будет Яна, то кто тогда? Он ведь совсем один, тем более сейчас, оказавшись в совсем другой стране. Бабушка Сону умерла год назад, и это было самое страшное, что приходилось переживать его другу за всю жизнь. Потому что бабушка была его семьёй, потому что мамы у него не стало давно, когда парню было девять, а отец ушёл из семьи ещё до его рождения. Он не был плохим человеком, просто выбрал мечту и последовал за тем, чего желал всю свою жизнь.       Чонвон в очередной раз приказывает себе не плакать.       — Я всегда буду рядом, хён, — обещает искренне, не имея за душой ни одного сомнения, но чувствует, как друг напрягается, явно имея другое мнение на этот счёт, но выбирает промолчать. Чтобы никого из них не расстраивать.       — Верю, — шепчет Ким, побеждая дрожащий голос, и тут же переводит тему, чтобы не думать о слишком тяжёлом, — Я подрался с Ники.       — Ты что!? — Ему наверное просто послышалось. Не могло быть такого, чтобы его хён... никогда. Сону, даже будучи довольно вспыльчивым человеком, никогда не мог выбрать такой путь решения проблемы, как применение силы. Для этого должно было случиться что-то очень серьёзное, но даже в этом случае он бы скорее предпочёл решать проблемы через старших.       — Он тебя обидел? Ты вообще в порядке?       — Тише, я сейчас тебе всё объясню. — Сону поразительно спокоен, лишь как-то... подавлен?       — Я слушаю, — чёрт, у него осталось минут десять от силы.       — Я не знаю, что на меня тогда нашло на самом деле, мне очень стыдно за то, что подобное вообще могло произойти со мной, — начинает парень, и Чонвон с трудом сдерживается, чтобы не поторопить его, но всё же терпеливо слушает, кусая губы от волнения, — Ники обнимался с каким-то парнем после репетиции, а я... пошутил, что они геи... Я правда хотел просто пошутить, но он вдруг крикнул в ответ, что я сужу по себе. Мы долго ругались, в конце концов я не выдержал и ударил его. Нас быстро разняли, но он разбил мне губу, а я ему нос. Теперь нам обоим грозит штраф, и ни о каком первом месте можно и не мечтать.       Чонвон не уверен, что его догадка правильная, в конце концов психолог из него никакой, но ведь на самом деле единственное, что двигало тогда Кимом - ревность. Она огромным тяжёлым и колючим шерстяным одеялом легла на сердце парня, мешая трезво рассуждать, и привела к конфликту. Так думал Чонвон, но он всё ещё не мог доверять своим выводам.       "Очень стыдно перед Нишимурой, это ведь не его вина совсем" - говорит Сону, на что Чонвон хмурится, качая головой.       Глупо это всё. Поведение Ники, ревность, драка. Они так любят всё усложнять, не только эти двое, а вообще все вокруг Яна, да и он сам тоже ничем не отличается. Разве нельзя просто поговорить обо всём прямо?       Вообще-то нет, потому что это не романтично и требует смелости.       Смелости у Чонвона не слишком много, он сам с самого утра больше похож на розовую лужицу, чем на человека. Ему так жарко, хотя окно автобуса открыто нараспашку. Прибыв на место, он быстро прощается с Кимом и обещает позвонить вечером. И успокаивает тем, что всё наверняка обойдётся, что судьи просто не могут не оценить талант парня по заслугам, ведь он лучший вокалист из всех, кого Ян знает.       В универе всё идёт хорошо, по крайней мере первые две пары проходят в сравнительном спокойствии, не считая того, что каждый преподаватель считал своим долгом поинтересоваться насчёт его самочувствия. Именно сегодня он меньше всего хотел привлекать внимание, но карма к нему никакого сочувствия проявлять не планировала. Но, как оказалось, косые взгляды однокурсников и раздражающее беспокойство было ещё той ерундой по сравнению с тем, что ждало впереди.       Началось всё с того, что к третьей паре соизволил прийти Ханбин. Чонвону на него плевать ровно настолько же, насколько самому Ханбину на учёбу. Ян даже не заметил сначала его появления, да и не было у него желания отвлекаться на что-либо вокруг, пока Чонсон писал ему, интересуясь насчёт самочувствия. Совершенно не оглядываясь по сторонам и не прислушиваясь к разговорам вокруг него, танцор увлечённо отвечал Паку, пока громкий голос однокурсника не раздался почти над самым ухом.       — Ты оглох? — Чонвон наконец поднял на парня вопросительный взгляд, делая вид, что заинтересован его присутствием, — свали по-быстрому.       — С чего бы, — Ян, поняв, что от него хотят, потерял к бесполезному диалогу всякий интерес и уткнулся обратно в телефон, всем своим видом показывая, что уступать место не собирается.       — Потому что ты занял моё место.       — Это моё место.       — Было когда-то.       — Было, есть и будет, — Чонвона ситуация никак не задевала, также как и сквозящий раздражением голос Ханбина. Ему-то какое дело до того, что там кто о себе вдруг возомнил. Побесится и перестанет.       — Свали и разойдёмся мирно.       Чонвон откладывает телефон с неотвеченным сообщением от Чонсона и поднимает на парня взгляд, метающий молнии. Ему сейчас... угрожали? Он правильно понял? То есть теперь кто-то возомнил, что над ним можно потешаться, а чуть что он даже не сможет дать отпор. Как бы не так.       — Я не собираюсь уходить, — стальным голосом проговаривает Ян.       Однокурсник молчит какое-то время, словно даёт ему время получше подумать над своим выбором, и он это время зря не тратит. Вспоминает Сону, который, поддавшись своим эмоциям, принёс проблем не только себе, но и японцу; думает о самом себе, о том, как на тех же эмоциях обидел друга, и делает вывод о том, что, что бы ни случилось, голова должна оставаться свежей. И думать нужно только ей, а не горящей ярким пламенем задетой гордостью. Ему не нужны проблемы, а значит он должен сделать всё, чтобы этих самых проблем избежать. И не важно, как при этом будет чувствовать себя его же самолюбие, потому что есть риск сделать ещё хуже, и тогда из этой ямы будет невозможно вылезти.       Ян, продолжая сверлить Ханбина взглядом, поднимается из-за парты, и, под не менее тяжёлый взгляд, в котором ярко сквозит победная усмешка, берёт в руки свой рюкзак и вещи с парты. Ничего, он посидит у стены, ну что ему свет клином на этом окне сошёлся? Парень пытается себя успокоить, но получается не особо, однако приходится держать себя в руках. Потому что так нужно. Так поступают умные люди, а не безумцы, что тут же кидаются с кулаками. Так теперь должен поступить Чонвон, не думая об этом, как об унижении, а как о правильном решении.       Однако, его гордость вновь даёт о себе знать, причём очень ярко, так, что парень с трудом сдерживает желание разбить Ханбину его кривую усмешку. Он едва ли не теряет равновесие, лишь чудом спасаясь от того, чтобы не поцеловать носом пол, вместе со всеми своими вещами. Встаёт ровно, закрывая глаза, и глубоко вздыхает, сжимая-разжимая напряжённые руки в кулаки. Чувствует смешок в спину, а следом за ним ещё несколько таких же, но железная сила воли позволяет ему оставаться верным своему решению и дальше уже без происшествий пройти к своему новому месту. Чонсон [10:45] Всё в порядке? Ты так резко замолчал У тебя уже пара? Прости если отвлекаю, ответишь после

me [10:49] Пара ещё не началась

Чонсон [10:49] Всё хорошо?

me [10:49] Да, отвлёкся просто немного

Чонсон [10:49] О, ну ладно Тогда... как смотришь на то, чтобы прогуляться после занятий? Сегодня ведь нет тренировки?

me [10:50] О Да Я вообще не против

Чонсон [10:50] Тогда как насчёт встретиться в 4?

me [10:50] Давай

Чонсон [10:51] Тогда я напишу тебе позже       Что ж, кажется не так уж всё и плохо?

***

      — Привет.       Вообще, это было неожиданно.       — Привет, хён.       Крайне неожиданно.       То есть... вот эта прогулка, приглашение Чонсона. Интересно, что за муха его укусила, что он так внезапно решил позвать его гулять? При том, что раньше ни в какую не хотел принимать его предложения?       — Предлагаю сходить поесть, потому что я успел только домой забежать и переодеться. Ты не обедал ещё?       — Нет, поэтому мне нравится твой план.       Встреча оказалась крайне неловкой, но Чонсон выглядел очень даже спокойным и его, кажется, всё вполне устраивало. Ну да, он, наверное, постоянно гуляет с кем-то, судя по мессенджеру Чонвона, что почти каждый вечер разбавлял его одиночество новыми фотографиями из различных мест Сеула.       Ян медленно идёт по дорожке, позволяя себе изучить идущего рядом парня, пока тот отвлёкся на поиски какого-нибудь заведения поблизости. Он не был похож на того, кто просто наскоро натянул на себя первые попавшиеся вещи из шкафа, и это не могло не удивлять, потому что он либо на самом деле долго выбирал свой лук, либо просто выглядел всегда идеально, натяни он хоть мешок из-под картошки вместо широкой фирменной тельняшки с принтами и тонкой безрукавки. Дорого-богато, как говорится, Чонвону даже неловко стало в своей мягкой плюшевой толстовке, светло-серого цвета. Но у них ведь не свидание, а значит он может одеваться так, как ему комфортно. Не беря в учёт то, что сейчас ему было не слишком комфортно.       — Выглядишь чем-то озадаченным. Что, контрольную на два написал? — наконец отвлекается от смартфона Чонсон.       — Это невозможно, я отличник, — с гордостью признаётся Чонвон.       — Поэтому и спрашиваю. Был бы троечником, не парился из-за этого так, — спокойно пожимает плечами Пак, останавливаясь на светофоре, — Ну куда ты так гонишь, тут же ограничение скорости стоит, — тут же отвлекается он на то, чтобы упрекнуть неудачного мотоциклиста в нарушении правил.       — Ты разбираешься в этом?       — У меня есть права.       — О, — Ян удивлённо вскидывает брови.       — Что? — парень ловит его неверящий взгляд, — Я уже больше года вожу вообще-то. Хотел и тебя прокатить на байке, но подумал, что уж лучше в другой раз.       Значит, в другой раз. Значит, он планирует ещё раз погулять с ним? И это всё ещё не сон? Чонвон бы всё отдал за то, чтобы узнать чем вызваны такие изменения.       — Я немного боюсь скорости, — неуверенно проговаривает Ян.       — Брось, я уверен тебе понравится, так что нечего сса... бояться.       Не то, чтобы проблема была в Чонсоне, совсем наоборот, единственным камнем преткновения был сам Чонвон, который мотоциклов боялся как конца света, а такое страшное слово, как байк, боялся произносить даже в мыслях. Поэтому идея с прогулкой на этом виде транспорта казалась чем-то нереальным, но стоило только подумать о том, как он будет прижиматься к широкой спине Пака, обнимая его за талию и сжимая руки сильнее на высокой скорости и на поворотах... Это казалось слишком романтичным, а ещё таким... неправильным. Чонвон споткнулся об эту мысль, вдруг застывая на месте, так что в него чуть не врезалась идущая позади парней девушка. Неправильно?       — Всё в порядке? — немедленно интересуется Чонсон, быстро оказываясь рядом с застывшим парнем.       — Да, — быстро выпаливает Ян, стараясь улыбнуться как можно спокойней, но, судя по лицу друга, выходит не очень.       — Если ты хочешь, мы можем отменить прогулку, — начинает Чонсон медленным вкрадчивым голосом и, несмотря на мотающего головой Чонвона, продолжает, — ты выглядишь неважно. Всё же случилось что-то? Или ты из-за вчерашнего так? Всё ещё думаешь об этом?       Ян с трудом удерживается, чтобы не закрыть уши от внезапного шквала вопросов, но вместо этого поднимает взгляд на обеспокоенного старшего.       — С однокурсником поругался, — нагло врёт он о причине своего состояния, но отчасти это является правдой, потому что произошедшее и правда изрядно попортило ему настроение, — а ещё я беспокоюсь о танцах, потому что скоро выступление, и если я не подтяну свои навыки, то не смогу поучаствовать, а это один из лучших способов зарекомендовать себя в коллективе. И мне одиноко. Я чувствую себя словно не в своей тарелке в этом городе, потому что все вокруг меня выглядят так спокойно рядом с другими, а мне сложно даже поговорить нормально с кем-то. И я не понимаю, почему ты всё же позвал меня гулять, хотя до этого так долго отказывался.       Мне восемнадцать, и у меня полные штаны каких-то ненужных проблем и беспокойств.       Чонвону вдруг становится страшно от того, что он только что выказал. Теперь Чонсон подумает, что он просто ребёнок, который себя сам же загоняет, потому что все его проблемы имеют очень простое решение, но он так растерялся от того, что это всё накрыло его с головой. Просто его мирная деревенская жизнь в какой-то момент перевернулась так, что он самого себя за этим всем не узнаёт.       Чонсон молчит почти минуту, то ли переваривая информацию, то ли думая, как бы попроще сбежать от его общества, но наконец отзывается.       — И почему ты молчал? Знаешь, когда держишь все проблемы в себе, однажды это приводит к чему-то... не очень хорошему, — голос Пака словно чем-то мягким проходится по сознанию. Он уже не смотрит так взволнованно, но в его взгляде появляется что-то... глубокое и пока для Чонвона не понятное. Старший берётся за чужое запястье, мягко тянет всё ещё застывшего на месте танцора дальше по дороге, — пойдём, посидим спокойно, поговорим обо всём.       Ян растерянно моргает и идёт следом. Внезапно вспоминаются слова Джейка о том, что ему следует держаться подальше от этого парня, но как может он держаться подальше от того, кто так крепко держит его запястье, пока они не заходят в небольшую кафешку. Чонвон, уже успевший окончательно прийти в себя, медленно листает меню, останавливая выбор на лимонаде и супе из водорослей.       Сделав заказ, Чонсон расслабленно откидывается на спинку дивана и смотрит на Яна. Чонвон под чужим спокойным изучающим взглядом сидит ровно, оглядывает помещение, бегая глазами по интерьеру и посетителям. В целом обстановка очень даже комфортная.       — Так что там у тебя с однокурсником?       — А? — отвлекается парень от разглядывания какой-то картины на стене, — а, да там ничего особенного, просто пристал, но мы это уже разрешили, не волнуйся, хён       — Ты уверен?       — Я говорю, что со всем разобрался, — с чего-то раздражается Чонвон, хмуря брови. Ему не нужна защита и опека, он сам может постоять за себя. Он не ребёнок, он может принимать взрослые решения и самостоятельно решать свои проблемы.       Пак кивает, поджимая губы, и отводит взгляд в сторону окна. Да, разбираться с проблемами Чонвон, конечно, может, но вот держать при этом в себе эмоции получается всё ещё не очень. Ему однозначно стоит поработать над этим, пока он не оттолкнул от себя всех дорогих людей. Наверное, взрослые знают какой-то секрет, позволяющий им принимать чужие слова как надо, а не реагировать так остро на каждую фразу.       — Прости, хён, — Ян закусывает внутреннюю сторону щеки, искренне сожалея о том, что кто-то ещё становится свидетелем его эмоциональной нестабильности, что в последнее время стала ему слишком близким другом. Чонсон лишь отмахивается.       — Всё в порядке. Ты помирился с другом?       — Да, мы поговорили утром и всё разрешили, — кивает парень уже более спокойно, а Пак едва заметно улыбается уголками губ.       — Ну вот, я же говорил, что всё будет окей.       — А сколько... будет длиться твоё освобождение от тренировок? — Чонвон внимательно вглядывается в чужое лицо.       — До следующего ледникового периода видимо, — проговаривает старший себе под нос, но, заметив чужой недовольный взгляд, улыбается, наклоняясь вперёд, ставит локти на стол и опирается подбородком о ладони, заглядывая прямо в бегающие от неожиданности его движения глаза Яна, — А что, так сильно хочешь увидеть настоящего профи в действии?       Ян почти давится воздухом, сам не зная от чего.       — Глупости, я профи получше тебя буду, — тут же морщится он в свою защиту, стараясь выглядеть равнодушно, но неосознанно сильнее вжимается спиной в спинку дивана.       — Не сомневаюсь, — продолжает улыбаться своей самой обворожительной улыбкой парень и смотрит так внимательно, словно пытается найти что-то на дне чужих зрачков, пока в его собственных играют озорные чёртики. Чонвон и предположить не может, что же ему нужно там увидеть, — Я бы точно посмотрел.       Парень уже начинает действительно нервничать, чувствуя себя словно не в своей тарелке под чужим изучающим взглядом, и неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы, словно на спасение души Чонвона, около их столика не появился официант с подносом. Пак, с едва заметным сожалением, отстраняется, откидываясь на спинку дивана, и его глаза гаснут, оставляя месте озорных огоньков лишь полное спокойствие. Может ему вообще показалось?       — Спасибо, — благодарит Ян официанта, когда тот, расставив все блюда на их столике и вежливо поклонившись, уходит, — Странно, что ты сегодня в таком спокойном месте.       — То есть? — Чонсон вопросительно вскидывает брови, делая глоток из стакана с ледяным американо.       — Ну, судя по твоим фотографиям, ты скорее тусовщик.       Пока парень думает, что ответить, Чонвон времени зря не теряет, принимает пробу одного из своих любимых блюд - супа из морских водорослей. После первой же ложки довольно мычит - это, конечно, не то, что готовит бабушка, но всё равно очень вкусно.       — А разве это плохо? — просто пожимает плечами парень, — если есть хорошая компания, то почему бы не повеселиться от души. Молодость для этого и дана - чтобы создать крутые воспоминания. Вкусно тебе?       — Угу, — мычит Ян с набитым ртом, — скорее всего ты прав.       Грустно. Он свои лучшие годы тратит, кажется, совершенно не на то. А ведь душа просит чего-то... особенного. Чтобы потом можно было вспомнить, от души посмеяться в старости, поделиться в кругу самых близких, кто прошёл с ним длинный путь, или кто присоединился к нему гораздо позже. Ничего, вот приедет Сону со своего конкурса, и тогда можно будет повеселиться от души. Уж кто-кто, а его хён умел наслаждаться каждым моментом, превращать его во что-то незабываемое.       — Конечно я прав, великий и неповторимый Чонсон плохого не посоветует, — гордо бьёт себя кулаком по груди парень, отчего едва не давится своими токпокки.       Чонвон смеётся от души, но с едва заметным оттенком грусти, что, конечно же, не ускользает от внимательного взгляда собеседника.       — Тебе... наверное одиноко, да? — сменяет он тон на серьёзный. Сложно привыкнуть к тому, как быстро умеет этот парень переключаться между своими интонациями.       — Иногда, — соглашается Ян, копаясь палочками в тарелке, — я почти не выхожу из дома. Разве что в парк чтобы потренироваться.       — Ты говорил о выступлении, да?       — Да... — Чонвон вздыхает, отпивая из своего стаканчика лимонад, — скоро отбор, я боюсь не попасть в команду. Конечно, для новичка это не потеря, я ведь только вступил в коллектив и должен радоваться тому, что меня вообще взяли, но... Ничего не могу поделать со своей жадностью, мне нужно всё и сразу.       Наверное это стало такой необходимостью для Яна, потому что, несмотря на свои, как говорил тренер, выдающиеся навыки и талант, он так и не смог добиться ничего особого в этой сфере. Ему всегда чего-то не хватало, какой-то искры, которая так ярко горела в его товарищах, которые двигались вперёд, вечно оставляя парня в тени собственных достижений. Шли годы, и это всё больше беспокоило, несмотря на то, что все вокруг говорили о том, что его звезда просто ещё не взошла, но вот он уже десять лет отдал танцам, и где же эта самая звезда? Почему, загораясь для всех остальных, она до сих пор не спешит освещать Чонвона?       — И как? Помогают тебе тренировки?       — Сложно сказать. Тэён говорит, что у меня есть талант и потенциал, достаточно навыков, да и отдача хорошая - в целом всё, что необходимо. Но всё ещё чего-то не хватает, — опускает уголки губ парень, медленно хлебая бульон из ложки.       Чонсон понимающе кивает и долго думает о чём-то. По нему как обычно невозможно определить, что же творится в его мыслях. Может, он и вовсе просто молча ест, не забивая голову ничем лишним, в отличие от Яна.       Они заканчивают поздний ужин почти в полной тишине, лишь иногда отвлекаясь на короткие диалоги. Пак рассказывает некоторые смешные истории с прошедшей тусовки, делится забавными случаями из своего детства, но к теме танцев больше не возвращается.       Заплатив каждый свой счёт, парни выходят из заведения, медленно прогуливаясь по оживлённым вечерним улицам. Стоит густой туман, и небо заволокло тучами. Вероятно будет дождь. День становится короче, так что уже к семи вечера на город опускаются сумерки, что кажутся ещё темнее из-за отсутствия солнца. Ян старается идти ближе к другу, не совсем осознавая, чем именно вызвано это желание, но смахивает всё на сгущающуюся темноту.       — Почему ты вообще начал танцевать? — внезапно спрашивает Чонсон.       — Сложный вопрос. Наверное я просто зацепился за эту мечту - засиять на сцене. Чтобы мной восхищались. Чтобы с меня брали пример.       Пак размеренным шагом следует по дорожке, понимающе кивая. На асфальте начинают проявляться первые капли мороси. Чонвон с досадой думает о том, что волосы теперь могут начать пушиться из-за увеличивающейся влажности.       — Как сильно ты любишь танцевать? — коротко взглянув в чужое лицо, Пак поднимает голову, подставляя её учащающимся каплям, падающим с неба.       Чонвон на автомате повторяет чужое движение, заглядывая в пустое серое небо, стараясь пробраться внутрь себя, чтобы найти ответ на вопрос, который ему никогда и никто не задавал, даже он сам. Конечно, он часто говорил, что любит танцевать, но насколько же сильна эта любовь едва ли понимал. Он просто... последовал внезапно возникшей страсти, а потом уже не смог выбраться из этого моря, что утянуло в свои глубины с головой.       — Я просто люблю это. Я живу этим. Танцы - то, что делает меня собой. Без них я пустышка.       — Вот оно, — Ян вопросительно смотрит на старшего, но тот всё также, не опуская лица, продолжает говорить куда-то ввысь, — Вот то, что мешает твоей звезде сиять. Ты никогда не думал о том, чтобы бросить танцы?       — Конечно нет! — тут же восклицает парень, даже руками махая в знак протеста, — Я живу танцами.       Чонсон наконец поворачивается к Яну, подходит почти вплотную, опуская голову, чтобы снова захватить взгляд младшего в плен своих чёрных омутов. Слишком близко, слишком горячо. Чонвон не может избавиться от мысли, что тот читает его всего и полностью по одним только глазам, в то время, как взгляд самого Пака остаётся нечитаемым. Он хочет отстраниться, но ноги словно приросли к земле.       — Ты не умеешь жить танцами, — ломает безжалостно и смотрит пристально. Несмотря на дождь, тот даже не моргает.       — Что?       С чего он взял? И почему вообще кто-то должен за него решать, что он может, а что нет? Это просто не имеет смысла. Что такого знает Чонсон, чего не может постичь Чонвон? Ему жизненно необходимо вдохнуть хотя бы кубический миллиметр кислорода, чтобы отрезвить опьянённое близостью сознание. Но что он может сделать против адски сильного желания прижаться ещё ближе?       Чонвон застревает между двух огней.       Парень перед ним кажется чем-то нереальным.       Ян понимает, что дождь усилился, только когда по насквозь мокрой чёлке Чонсона начинает медленно бежать капля воды. Он поднимает на неё глаза, упираясь взглядом в чужой лоб, и следит, словно в замедленной съёмке. Капля останавливается где-то на уровне переносицы, где её догоняет другая, и они вместе бегут дальше, снова задерживаясь уже на кончике, после чего одной большой холодной лужей обрушиваются на нос Чонвона. Он неосознанно моргает, снова встречаясь с чужим взглядом, но уже так непозволительно близко, что ладони начинают потеть от волнения. Чонсон и правда смотрит в самую душу.       И, Боже, как же это невероятно.       Невероятно неправильно.       — Ты насквозь промок, — озвучивает очевидное Ян, чтобы хоть что-то в этой захватывающей дух тишине произнести. Парень напротив облизывает пересохшие губы, и он старается украдкой, лишь одним глазком, взглянуть на них, на блестящие розовые, словно бутоны пионов, чужие губы.       Такой красивый. И так манит, точно запретный плод.       Чонвон, остановись - кричит подсознание, но он не слышит ничего, кроме размеренного дыхания парня перед собой.       — Хочешь, я тебя научу? — шёпотом. Вкрадчиво, слишком интимно.       — Да, — также шепчет младший, сам не понимая на что именно соглашается. Это просто не имеет значения. Сейчас он готов согласиться на что угодно, что даст ему Чонсон. Он ослеплён.       Чонвон жмурится от яркого света.       Это ночной фонарь над ними вдруг загорелся.       Или это всё-таки Чонсон сияет?       Пак также жмурится, нарушая покой того мгновения, что только что охватило их двоих, и просто спокойно улыбается, отстраняясь, заставляя Яна вынырнуть из этой пучины. Он жадно глотает воздух, ведь, оказывается, не дышал всё это время, и делает шаг назад, также стараясь улыбнуться. Мимо проносится машина, после чего он, уже окончательно избавившись от наваждения, слышит и чувствует на своём теле крупные капли дождя.       — Думаю, что нам стоит укрыться где-нибудь, пока ливень не прекратится, — Чонсон берётся за чужое запястье и оглядывается по сторонам, вскоре находя вполне приемлемое укрытие в виде автобусной остановки. Чонвон следует за ним, чувствуя, как к телу неприятно пристаёт совершенно мокрая ткань толстовки, и ёжится от холода. Над их головами блестит молния, а когда они уже оказываются под спасительным козырьком, гремит гром. Танцор вздрагивает.       — Сядешь отсюда на автобус, — обращает на себя внимание Пак, — боже, ребёнок, ты что грома боишься? — на лице старшего снова привычная улыбка, с тонким намёком на насмешку. Парень хмурится, глубоко вдыхая полной грудью, и расправляет плечи.       — Не боюсь я ничего! Просто неожиданно прогремел.       — Гром всегда гремит после молнии вообще-то, так что не так уж и неожиданно, — скрещивает руки на груди, откровенно забавляясь попытками младшего оправдаться, — пугливый... как котёнок.       — Что?..       — А что? — переспрашивает с просто убийственным спокойствием на лице, — правда на котёнка похож.       — Повтори, — просит Чонвон.       — Что?       — Как ты меня назвал.       — Котёнок, — всё также невозмутимо, — а тебе зачем?       — Просто... для науки.       Чонсон усмехается, а Чонвон решает оставить все размышления на потом. Тем более, что вот он, кажется, его автобус едет.       — Ну... тогда до встречи? — Ян неловко мнётся, также как в самом начале прогулки, не решаясь сделать то, о чём думал ещё раньше.       — Да, пока, — но Пак делает всё за него, снова опасно приближаясь и мягко обнимая за плечи, потрепав мокрую макушку на прощание, — напиши, как доберёшься.       Чонвон кивает, забегая в автобус, стараясь не вдыхать слишком глубоко медленно смывающийся дождём запах чужого тела.