Молодой бог

Что-то среднее между закатом и рассветом находилось по ту сторону окна. Звёзды отчего-то блестели, розовый заливал небеса. Моя постель располагалась аккурат перед окном, и я глядел на безумие цвета, лёжа на отчего-то холодных простынях. Все предметы в комнате казались слегка заблюренными, нечёткими. Я знал, что справа шкаф, дверь, ведущая в ванную, слева стол с горой непонятных объектов. Моя комната, в которой я провёл пять странных лет. Я был в центре какой-то идеи. В моменте, когда уже всё почти решено. Тени, длинные и короткие, широкие и узкие, со страшными улыбками и завораживающими формами скакали по стенам. Всё это волновало меня. Я сел в постели, словно думал о чём-то. Скорее всего о том, чтобы принять окончательное решение. И я его принял. - Джим. - сказал я в трубку телефона, который оказался у моего уха. - Забери меня. С того конца слышатся разные звуки: музыка сфер, адский шёпот и тишина чистилища. Но из всей этой сюрреалистичной какофонии, тут же различается хрипловатый, но с нотками бархата голос: - Иди и смотри. Телефон исчезает из моих рук. Я сижу за столом, строча записку. Слёзы льются по лицу, невероятно ощутимые. Капают на бумагу, оттого не понять мне того, что я пишу. Но смысл… Смысл того, что я бы написал Майкрофту и так понятен. Что-то про то, что я не могу больше жить на границе, что я понимаю, что он никогда меня не простит, а так же нечто вульгарное о моих к нему чувствах. И в конце: это всё скоро кончится. Скоро я вернусь к детству, к неведению, бесстрашию, безразличию к окружающему миру. И обрету одно лицо. Я оставляю прощальное письмо на столе, зная, что Майкрофт будет искать меня прежде всего в моей комнате. Мне остаётся лишь уйти. С собой у меня ничего нет. Я даже не знаю во что и как одет. Но мне плевать. Все ценности меркнут, вся мораль рушится перед божественным началом. Я оказываюсь у ворот здания МИ6. Те серебряные и переливаются, блестят, как звёзды на небе, где встречаются солнце и луна. Чем дальше я иду, тем темнее небеса. Город остаётся позади, а вместе с ним и предрассветное волнение. Я же ухожу обратно в ночь. Звёзды уже не сияют. Они по обыденному поблёскивают, но не привлекают особого внимания. Над особняком, который мне знаком, нависли особенно тёмные и насыщенные небеса. Бог стоял у подножия лестницы. Я оказался рядом с ним, покорный и готовый. Тёмный бог хаоса и безумия. Моё желание избавиться от эмоций усилилось, так как я ощутил, как вновь попадаю под его чары. Над домом закружились чёрные птицы. К моему удивлению, чем выше я поднимался по лестнице, которая не казалась мне путём в рай, тем синхронней становилось это кружение. Птицы образовывали круги, треугольники, квадраты, взлетали то выше, то ниже. Они танцевали, будто бы на балу. «Бал Сатаны». - подумал я. - Это спасение. – сказал мне бог. - Я стану таким же как ты? - зачем-то спросил я. Глаза бога были тёмными, а падающие тени и без того сгустили тьму в области глазниц. Бог смотрел мне в душу. Я ощущал, что беспомощен в попытках сокрыть её. Он видел всё. - Ты уже такой как я. - произнёс бог. – Осталось сорвать с тебя кожу человечности. Мы зашли в огромный зал, который почему-то показался мне знакомым, хотя я ни разу его не видел. Пол был усеян какими-то странными символами. Мой взгляд устремился вверх. Потолок отсутствовал, что не вязалось с внешним строением дома. Но на это я мог лишь поражённо похлопать глазами. Там, вверху, летали будто бы полотна, а будто бы сами картины, изображающие разные библейские события. Был среди них и «Ад Данте», и «Иерархия рая», и «Еву соблазняет Змий», и знакомый мне «Падший ангел». - Ступай. - шёпот осел в ухе приятным паром. Я двинулся вперёд. В центре был бассейн, но без бортиков, и дна не было видно. Просто озеро посреди зала. Я остановился на границе суши и воды. Мои ноги были босыми, но холода пола я не чувствовал. Я ощущал искорки какой-то энергии, моя душа медленно открывалась. - В воду. – раздался голос бога. Я вдохнул и сделал шаг. Ноги исчезли в темноте неизвестных мне вод. Исчезла половина моего туловища. Я стоял по пояс, погружённый в свой разум. Каждый нейрон, каждая извилина была подвергнута проверке неведомой силы. Всё менялось, всё путалось на моих глазах. Я забыл себя, когда вода потекла по моему телу вверх. Она уносила всю боль, уничтожала моё сердце. И я вспоминал нового себя. Это был новый старт старого механизма. Бог стоял передо мной. Я видел его в зеркале, в отражении глади, в себе. И он смотрел в отражение. Мы были одинаковы. Мы одинаковы. Нет ни чувств, ни любви. Тотальный контроль. Мы двинулись дальше по воде, которая стала мне казаться дорогой среди звёзд, под нами город грехов и мельтешащих смертных. Я вижу насколько они утонули в своих маленьких мирках. - Хороших и плохих богов не существует. - голос сотрясал звёзды. - Эти понятия нужны для контроля смертных. Бог — абсолютен и неисчисляем. Поэтому нас не двое. Мы — множество или множество множеств. Этот мир, что я оставил позади, был блёклым. - Я ждал тебя, чтобы начать путь вдвоём. - сказал бог, оказываясь около моего лица. В его глазах я видел чёрные дыры, в которых умирали звёзды и рушились галактики. - Пойдёшь ли ты со мной в рай? - Пойду. Пойдёт один, пойдёт другой. Вход в рай был один, но вели к нему тысячи дорог. Я должен был выбрать свою. - Можно ли пойти по одной? - спросил я. Упала звезда. Вторая, третья. Начался звездопад. - Можно. - кивнул бог. Я улыбнулся, улыбнулся он. Мы медлили секунды, пока звёзды сгорали со всех сторон. Мы наслаждались моментом, которого ждали. Бог положил свои ладони на мою шею, впиваясь пальцами в кожу. Я положил свои ладони на его шею, впиваясь пальцами в кожу. Я не чувствовал боли. Передо мной, перед нами открывалась дверь. Пение высших сфер усиливалось, задрожали оставшиеся звёзды. Наши взгляды намертво слились, образуя кротовую нору. Сильнее. Сильнее. Мы покидали этот мир с улыбкой. Мы покинули этот мир. И мне открылся рай… Я понял, что кричу лишь когда по большей части отошёл ото сна. Я орал, но ощущал, как шею сковывает мнимое удушье. Меня била крупная дрожь, но судороги сводили любую попытку пошевелиться на нет. - Эдвард. - голос мне был знаком. - Дыши. Это просто сон, слышишь? Эдвард! Я понял, что надо мной нависает Майкрофт. Он шлёпал меня по лицу одной рукой, а второй держал обе мои кисти. - Чёрт. - политик отпустил меня, исчезнув на какое-то время. Я не мог собрать себя по кускам. Восстановить своё сознание в реальности. Или скорее вернуть реальность в сознание. Вскоре у моих губ я ощутил прохладное стекло. - Пей. - велят мне. В нос ударил запах алкоголя. Я сделал глоток, проверяя настоящий ли он. Комната в доме Майкрофта потихоньку прояснялась. Я начал ощущать себя где-то, в конкретном месте, и эти мысли меня успокаивали. - Таких кошмаров у тебя ещё не было. - сказал политик, протирая свои глаза. - Что же тебе снилось? Я всё ещё дрожал, но, оказавшись вплотную к Холмсу, позволил его теплу забрать весь свой страх. Вопрос, который мне задали меня озадачил. Кошмар фактом резал голову, но я не мог вспомнить содержания беспокойного сновидения. - Не помню уже. - признался я. - Странно. - произнёс Майкрофт, укрыв меня обратно одеялом. - Pavor nocturnus ярче всего остаётся в памяти. Я сглотнул, ощущая терпкий вкус слюней. Было темно, но даже в темноте я видел беспокойство, поблёскивающее в глазах Майкрофта. Наступило утро. Белёсые блики из окна, казалось бы, навеивали глубочайшую тоску. Но мне было фиолетово на погоду и коллективные стереотипы. Я ощущал тепло чужого тела, и этого мне хватало. Однако, по обычаю, это тепло не терпело долгого нахождения в постели после пробуждения. - Ты куда? - хрипло спросил я у Майкрофта. Тот потянулся, разведя руки в стороны и выгибая спину. Его пижама на холодные времена меня всегда забавляла. Классика — основа Майкрофта. - Мне нужно съездить по делам. - неопределённо ответил политик. Я нахмурился, но не возмутился. - Сегодня Рождество. - напомнил я, зарываясь в ещё нагретое одеяло. - Всего лишь канун. - поправил Холмс. - И это не повод откладывать планы. Я не стал спорить. Давно уже привык к тому, что для Майкрофта работа — это основная деятельность. Мне было просто любопытно куда он отправляется в такой день. Даже Правительство, включая обе палаты, сегодня наверняка проведёт весь день, закутавшись в шотландку или нарядившись в твидовые пиджаки. Никакой работы 24 и 25 декабря. - Ты надолго? – поинтересовался я, садясь в импровизированном коконе. В доме холодно. Несмотря на то, что из английской моды ушло низкое отопление, дом Майкрофта, как и всё, что в нём происходило (за исключением нашего секса, разумеется) было традиционным. Здесь невозможно было как летом ходить в футболке. Теперь приходилось наряжаться в несколько слоёв одежды или качественный твид или прочую шерсть. - Вернусь к пяти. - пообещал Холмс. Он вернётся к пяти. Точно к пяти. Если только не произойдёт нечто внеплановое, типа смерти Её Величества (Боже, храни Королеву!), теракта в парламенте или войны. Хотя последнее вряд ли является чем-то незапланированным. Я проводил взглядом уже одетого в серый костюм, расчерченный синими линиями, Майкрофта. И судя по совершенно не праздничному цвету галстука (синий?!), политик находился далеко от размышлений о рождественских радостях. Мне же хотелось хоть чего-то волшебного, учитывая, что мою голову окутал тёмный туман ночного кошмара. Бессовестно провалявшись в постели до обеда, я вылез из уюта и тепла во враждебный холод дома. Мне сразу стало зябко, поэтому я вытащил из шкафа привезённые на праздничный уик-энд вещи и сгрёб одежду в охапку. С этим комом я потопал в комнату в конце коридора. Лишь здесь находилась ванна. Божественный и благодатный пар от горячей воды тут же осел на окна. Я развесил одежду на батарее, надеясь, что та хоть чуть-чуть нагреется, а сам затем залез в ванну. Нельзя остаться равнодушным к этому чувству облегчения. Вокруг холод и мрак, который нагнало серое небо. А я сижу в горячей водичке и ощущаю экстаз от тепла. Откинув голову на бортик, я улыбнулся. Буду сидеть здесь до конца времён. Мои мысли распарились вместе с телом и уже вели самостоятельную жизнь. Образы, формы и облики проносились перед сознанием, но я не успевал ничего понимать. Но мне и не было столь важно понимать всё. Я водил пальцем по стеклу, нарушая покров пара. - Мы — множество или множество множеств. – неосознанно прошептал я. Смысл моих слов дошёл до меня, когда ощутил, что мне уже слишком жарко. Сознание вернулось с обеденного перерыва и уставилось на беспорядок в пилотной. Что это? Судя по волнению, которое меня охватило, я произнёс нечто не от балды взятое. Может это из моего сна? Я сел, обхватив руками колени. Мои внутренние поиски ничего не дали. Стоун бы сказала, что это пепел кострища бессознательного. Ну, то есть она бы не использовала такое сравнение. Кажется, из-за общения с Императрицей моя речь претерпевает ужасные пафосные реконструкции. Но всё верно. Если я не могу вспомнить откуда и почему, то это всё проказы моего невроза. Я вышел из воды, теперь наслаждаясь прохладой. Пока мягкое полотенце сушило моё тело, на меня легло какое-то беспокойство. Даже если Майкрофт был удивлён и встревожен моим кошмаром, то не значит ли это, что я подошёл к черте? Желудок резко скрутило, волнение пульсировало в районе солнечного сплетения. Ноги и руки отяжелели. Последняя встреча с Джимом была давно. Кажется, прошло больше месяца. Но я так и не получил ответы на свои вопросы. О, и неужели это меня пугает? Ещё вчера я пожимал плечами на возможность воцарения своего злого духа, а сейчас я в ужасе. Что изменилось? Миновала лишь одна ночь. Что это был за сон? Что в нём такого было? Я видел краешек своего тела в зеркале. Оно кажется бледным в тусклом зимнем свете, даже свет ламп его не насыщает. А ещё мне удивительно было жарко. После горячей ванны и лёгкой паники, которую я испытал, с моих щёк не сходил румянец. Я ходил ко комнате взад-вперёд, раздумывая над тем не открыть ли окно. Нет уж, я могу заболеть. Хоть снаружи и не дождь, но редкий снег — тоже своего рода слёзы с небес, но уже застывшие, мёртвые. Я вернулся в комнату и сел на кровать. Мой телефон неожиданно затрезвонил. Я вздрогнул, схватившись за итак взволнованное сердце. Звонила Робин. - Чё? - Не «чё», Эдвард. - Робин осадила меня за грубость. - Добрый день вообще-то. Я закатил глаза. - Ну! Чё такое? - нетерпеливо спросил я. Робин бросила все попытки научить меня вежливости. - Я звоню спросить, где будешь праздновать. - пояснила девушка. - У нас тут тематическая вечеринка для избранных в клубе. - Не. - сразу отрезал я. - Терпеть не могу тематические вечеринки. И я уже занят на всё Рождество. - А-а-а! – затянула свою знающую ноту Робин. - Точно. Будешь в компании своего папочки мистера Амбреллы? Я полностью опустился на кровать, укрывшись одеялом. Волосы уже стояли дыбом от зябкости. - Ага. На другом конце непонятные шорохи во время заминки. - Понятно. Я представил, как Робин кивает, слегка удручённая отказом. Ей они не нравятся, но с моими она ничего поделать не может. Заставлять — опасно, а уговаривать — попусту тратить силы и время. - Передай Бриттней мои самый тёплые пожелания. - сказал я, вливая как можно больше сарказма в голос. Робин хмыкнула. - Передам. Не волнуйся. - звучит всё так, будто она показывает язык. – Своему тоже передай приветик. Надеюсь, он подарит тебе ошейник под цвет своего галстука. Ты будешь чудесно смотреться на поводке. Ну, всё. Чао! Прежде чем я успел сказать Робин куда ей стоит пойти, она бросила трубку. Я вздохнул и уставился в потолок. М-да. Подарит он мне ошейник… Подарок. Я понял, что совсем не подумал об этом. Сегодня же Рождество и к тому же оставаться одному в доме — не вариант. Я вышел из дома, ступая на замороженную дорожку. Пар изо рта, редкий снег, все дела. Благо, это не Аляска и не горы в Шотландии, так что хорошее пальто исправно держит тепло. На подъездной дорожке красовался мой серебристый кабриолет BMW. Мне до сих пор кажется, что это моя самая верная покупка, ибо теперь я был более свободен в плане передвижения, мог не напрягать Майкрофта, а точнее его водителя, так как стал приезжать сам. Я устал от чёрного, Мерседесов, от чёрных Мерседесов, решил, что серебряный пойдёт мне на пользу. Одно бесит - ужасно пачкается, особенно в сезон дождя и снега. Ещё меня подкупило, что это кабриолет. Весной и летом я планирую не отказывать себе в объёме воздуха при езде. Канун Рождества не означает, что все до единого будут сидеть по домам с семьёй. М-25 была забита. Все спешили в город в театры, в рестораны; все спешили из города, чтобы навестить родственников в деревнях и других графствах. Фары у большинства уже жрали энергию, потому что день был еле светлый, и к тому же темнело рано. Нервы у всех были на пределе. Гудки, ругательства, где-то уже пели песни для сочельника. Мне не улыбалось просидеть в пробке три часа, поэтому я свернул на какую-то дорогу, ведущую подальше от шумной трассы. Сначала я не заметил, что та совершенно пуста. Но, вырвавшись из плена раздумий над окутанным тайной отъездом Майкрофта и вариантами подарка, я стал вертеть головой. Главная дорога осталась позади, впереди, сзади — никого, по бокам — тёмные бестравные поля, на которые медленно, но верно падал снег. Сама дорога была покрыта подтаивающим, но нетронутым снегом, что навело меня на мысль о том, что никто по этой дороге до меня не ехал. Я был заворожён пустотой и одиночеством. Я был здесь один, и это меня не пугало вплоть до момента, когда я увидел вырисовывающийся на горизонте дом. Я тут же надавил на тормоза. Машину слегка занесло, но я сумел остановиться у обочины. Моё сердце грохотало. Как я мог не вспомнить этот путь? Это дорога, ведущая к дому Джима. Я просидел несколько минут, пялясь на здание. Оно чернело, я даже услышал страшные завывания виолончелей и скрипок. Картина напоминала атмосферу творчества Тима Бертона. А ещё мне показалось, что я это уже где-то видел. Я много раз ездил туда и обратно, пока жил там, но здесь другое. Я вырулил с дороги на землю и вышел из машины. Не надо туда идти. Я понимал это. Одна моя часть понимала. Вторая… Она хотела, чтобы я пошёл. Просто одним глазком! Я шёл медленно, несколько раз обернулся, но каждый раз опять впивался взглядом в окна, в фасад, в мёртвый сад. Дом выглядел тёмным и каким-то пустым. Мне была известна лазейка, поэтому я свернул с дороги и пробрался к ограде сбоку. Есть ли там сейчас кто-то? Джим? Но всё было слишком тихим… Я пролез между терниями деревьев и попал в голый сад, который в мае цвёл как бешеный. Здесь мы вели тысячи бесед, здесь я смеялся и рыдал. Сходил с ума. Здесь он соблазнял меня, обещал, уверял. Мне пришлось действовать по-шпионски. Хоть интуиция подсказывала, что охраны нет, я всё равно был аккуратен. Открыл дверь в комнату, в которой унижал охранника. Пусто. Оказавшись внутри, я с трепетом огляделся, пытаясь понять, что чувствую. Кроме волнения присутствовал интерес и ужас, который и становился источником азарта. Мои шаги звучали слишком громко. Ладно, если бы здесь была охрана, меня бы уже давно скрутили. Выйдя на распутье, я замер. Слева — путь в гостевой зал, на кухню, справа — в спортзал, прямо — комната Себастьяна и ход к гаражу. А прямо и наверх — второй этаж. Я совсем потерял всякую осторожность и рванул вверх по лестнице. Я нёсся через воспоминания, одновременно приносящие печаль и гнев. Я глянул на картину Кабанеля и понял, что понимаю её, эти чувства, эти слёзы от боли предательства и бессилие перед охватившей ангела ненавистью. Комната Джима. Теперь я позволил предположению стать чем-то большим. Дверь была не заперта, я зашёл в комнату быстро, будто с намерением. Так, как я делал это раньше. Голая постель, пустые полки, опустошённые ящики. Они покинули дом. Как давно? После нашей последней встречи? Я заметил, что пыль отсутствует, значит, приезжает какая-нибудь горничная, чтобы поддерживать чистоту. Ни следа моего дяди. Я секунд десять гипнотизировал кровать, анализируя всё, что на ней происходило. Теперь я обладаю знанием, и могу всё объяснить. Но понять… Нет. Я не хочу понимать. Я вышел прочь, на несколько секунд задержавшись в дверях, осматривая место на пороге, где я истекал кровью после последней здесь ночи. В свою комнату я лишь заглянул, снова поддаваясь ностальгии. Сладкое неведение. Вот чем оттуда веяло. Наивностью, юношеским максимализмом и чем-то тёмным. Я уже почти закрыл эту дверь на веки вечные, но услышал шаги на первом этаже. Пока старался определить кто это (я помнил, как звучал Джим и Себастьян), этот кто-то стал подниматься по лестнице. Не знаю, что именно заставило меня юркнуть в комнату: страх быть пойманным или азарт игры. Но я сделал это. Закрыл дверь с другой стороны, а затем на всякий случай скрылся от незнакомца в гардеробе. Глухие звуки и темнота. Я ощутил себя героем какого-нибудь триллера. Такого мрачноватого, медленного, смысл которого до конца понять может лишь сценарист или режиссёр. В комнату никто не пожаловал, поэтому я решил оставить это дело. Вышел из гардероба, но не позволил своим шагам звучать слишком громко на пути к выходу. Ручку я тоже постарался тянуть по возможности беззвучно. Коридор по прежнему пустел, и ко мне даже пришла мысль: не галлюцинирую ли я снова? Это означало бы, что граница ещё ближе, чем мне представлялось. Через силу я начал отступать к лестнице. Хватит мазохизма. - ¿QUIÉN DEMONIOS ERES? ¿QUÉ ESTÁS HACIENDO AQUÍ? Я подпрыгнул на месте, как кот при виде пылесоса. За мной стояла загорелая женщина в чёрно-белом обмундировании прислуги. Она быстро что-то тараторила, явно ругаясь. Её тёмные брови яростно на меня нападали. - LLAMARÉ A LA POLICÍA! - Да господи! - всплеснул руками я. - Ухожу я уже блин. Язык английский сначала выучи твою налево. Я стал спускаться по лестнице, провожаемый гневными тирадами. Тоже мне покровительница дома. Теперь понятно почему охраны нет, эта особа кого хочешь загрызёт. Пнув входную дверь, я вышел на свет и стал спускаться по лестнице, находясь в не очень хорошем расположении духа. Мне захотелось назло Джиму, этому дому, этой испанской бестии оставить после себя хаос. Поэтому я решил выйти через главные ворота. Подойдя к охранному пункту, я сунул руку в кабинку и шибанул по панели. Механизм затрещал, завёлся, и ворота стали раскрываться. Я эпично вышел за них и обернулся. Миг и меня прошибло дежавю. Ворота, вид дома, тёмное небо над ним. Я замер, в которой раз чувствуя тошнотворные позывы. - Пойдёшь ли ты со мной в рай? Я сорвался с места и быстро, практически перейдя на бег, понёсся по дороге. Я не мог вынести сюрреализма в таком состоянии. Моя психика была не готова. Машина уже успела остыть, но я сразу завёл мотор и газанул. Прочь. Прочь. Я снова еду прочь. И нет в пути со мной того, кто смог бы мне помочь. - Я помогу. - раздался голос слева. То был мой дядя, только он - плод тёмного посева. - Сбавь скорость. Разобьёшься ты. - звучат слова другого. - Я не хочу носить цветы на плитку камня рокового. - Вы все - моё воображенье. И каждый раз ваш диалог - внутри меня сраженье. - Тебе я помогу, - тогда сказал мой сладкий демон. - забыть, как чувствовать вину и дать свободу мысли. - Тогда уйдёшь ты весь во тьму, об этом поразмысли! Ты хочешь стать предметом бед, ты хочешь смертью обратиться? Не бог он, не спаситель твой, он просто веселится. Я глянул. Этот добрый дух несёт в себе двуличье. Он светел, но как тёмный эльф - хозяин безразличия. - Он - зло, а ты - добро, всё так? - спросил я с раздраженьем. - Но для тебя лишь высший свет достоин уваженья. - Ты знаешь, что я не святой. Я никогда им не был. Всё потому, что я другой. Никем другим я не был. - Так сложно распознать всё мне, где есть добро, а где отрада Сатане! - Там нет границ. - шепнул мне дядя сразу. - Там звёзд прекрасных верениц полно для наслажденья глазу. Там нет сомнений и забот, свободы действий достигая, покинь фальшивый свой оплот и распахни ворота рая. Я был готов поверить дяде. Готов отдать ему себя. Но что-то было в его взгляде, моё сомненье зацепя. - Услышь, я не прошу тебя со мной идти в темницы рая. Твоей я не хочу владеть душой, невозвратимо сердце разбивая. Но кто же я, - судить тебе. Решать тебе, что выбрать. Ты так нуждаешься в семье, иль с корнем её выдрать. - Семья - ничто, семья - лишь бремя. Пустое слово. Скуки семя. Не дай ему надуть тебя. Знай, для него ты лишь дитя. Вы боритесь, а я страдаю. Один, другой, я умираю. Хочу найти я избавленье. От скуки и от озлобленья. - Решать тебе кого оставить в прошлом. Путь человека или божества. Вопрос о чём-то очень взрослом. Кто станет духом будущего Рождества? Я вырулил на М-25 и направил свой автомобиль носом на Лондон. Не важно, что меня разрывает на части. Я знаю, что это Рождество я проведу с Майкрофтом. И я хочу показать ему, что он значит для меня. Поэтому я оставил все распри с самим собой и сосредоточился на мысли о подарке, что преподнесу в знак моей глубокой признательности. На улицах города снег практически отсутствовал. Слишком жарким было движение толпы и транспорта. Опускалась тень сумерек, гирлянды на деревьях засияли теплее, яркие витрины зазывали внутрь магазинчиков и кафе. Все люди переполнены волнением от ожидания, радостью от предстоящего наслаждения и суетой. Я же пытался отвлечь себя миссией. Мне приятна эта кипящая предпраздничная жизнь. У людей повышаются надежды, они становятся добрее и улыбаются. По-моему, это хорошо. И никому из них нет дела до того, что их жизни, по сравнению с масштабами вселенной, песчинки, если не атомы. Им нет дела до каких-то там психов, возомнивших себя выше бытия. Сейчас их занимает лишь атмосфера Рождества. Они слушают хоры у церквей, они дарят друг другу любовь, они просто радуются тому, что дышат. Не в этом ли вся прелесть? Быть сами собой, с кем бы и где бы ты ни был. Я шёл мимо разных магазинов, но ничего в голову не приходило. Мне пришлось помучиться, и в итоге я уже решил забить на это дело. Если в голову ничего не лезет, значит, так надо. Но я остановился напротив ювелирного магазина. Остановился, потому что рекламируемое рядом кольцо напомнило мне кольцо, которое я нашёл в ящике Джима. Которое принадлежало моему отцу и должно было стать маминым. Блеск камней, металла, свет маленьких лампочек, встроенных под каждое стекло, ослепили меня. Я неуверенно остановился у первого же стеклянного ящика. Здесь грациозно растянулись цепочки на любой вкус. Далее располагались подвески на выбор каждому. - Сэр? - пожилой продавец, по праздничному наряженный в красное, оказался напротив меня. - Предупреждаю, мы закрываемся через десять минут. Я нахмурился, глянул в окно, а затем на часы, которые висели над дверью. Ах, да. Сегодня всё в Англии работает до четырёх часов. - Да-да. - кивнул я, начиная интенсивно бегать глазами по ассортименту. - Я быстро. - Я могу Вам чем-нибудь помочь? Мужчина был любезен. Сзади него замаячил человек помоложе. Я наклонился ближе к стеклу, пытаясь быстро решить, что я ищу. - Кольцо. - выпалил я. - Мне нужно кольцо… В уголках глаз продавца появились тёплые морщинки, а в глазах весёлый блеск. - Обручальное, сэр? Как романтично делать предложение в такой день. Я покачал головой, про себя ухмыляясь. - Какое-нибудь просто в подарок… - я стал давить на свои виски пальцами, уже не зная, что сказать. - Для девушки, сэр? - уточнил мужчина, подойдя к определённой витрине. Я снова покачал головой. - Мужское. Мои щёки слегка порозовели, потому что второй консультант внимательно наблюдал за происходящим. Я был уже последним посетителем, так что ни на кого больше посмотреть было нельзя. - Так-так… - в задумчивости похлопал себя по губам пожилой ювелир. - Пожалуйте мужские. - он указал на бархатную подушку, из которой торчали ряды золотых колец. - Какой размер Вас интересует? Я мысленно ударил себя по лицу. Какой размер у Майкрофта? Диаметр пальца! Я посмотрел на свои пальцы. Его пальцы были тонкими, и, если мне не изменяет память и восприятие, то наши размеры вроде как совпадали. Чёрт, надо бы придумать что-то другое. - Хотя бы приблизительно. - продавец хотел мне помочь. - Мы принимаем кольца обратно, если оно не подошло по размеру. Я чувствовал себя идиотом, но был благодарен, что меня не били и не осуждали. - По-моему, как мой. - я поднял вверх левую руку. Продавец прищурился, и я понял, что он сразу определит размер без всяких вспомогательных средств. Вот это мастерство. - Так-так… - снова задумался он, ища в рядах нужное кольцо. - Сейчас-сейчас… - его пальцы, вооружившись специальными щипцами ловко схватились за одно из колец и выудили его из-под прочного стекла. - Примеряйте! - он протянул кольцо, которое перед этим положил на белую бархатную тряпочку. Я взял прохладное кольцо и ощутил прилив какого-то удовольствия. Хочу, чтобы оно принадлежало Майкрофту. Кольцо обхватило палец и село на него как что-то само собой разумеющееся. Я довольно улыбнулся. - Оно обручальное? - уточнил я, снимая с пальца украшение. Продавец кивнул. - Могу подобрать экземпляр из обычных. Но я уже решил. Как только увидел надпись внутри. Незаметная для посторонних, доступная лишь обладателю кольца.

I L U

Мне предложили на выбор коробочки. Я сначала уставился на бархатную синюю, но решил в итоге, что красная вполне сойдёт. Я вышел из магазина аккурат без минуты четыре, держа в руках сентиментальную заурядную покупку. Я сделаю так, чтобы Майкрофт заметил надпись внутри позже, когда снимет кольцо (надеюсь не сразу же). Я никогда не смогу сказать ему этих слов. И он не скажет. Пусть это будет просто выгравированным фактом. Я столкнулся с Холмсом у дверей ровно в пять часов. Он только вернулся и переступал порог дома. - Ездил куда-то? - спросил он, пропуская меня первым. - Да. - я сглотнул. - В город. Прогуляться по праздничным улочкам. Майкрофту не нужно знать, что я был в доме Джима. К тому же у меня было доказательство, что я был в городе. Оно лежало в моём кармане, нагретое моей ладонью. - А ты как съездил? - поинтересовался я, пока мы снимали верхнюю одежду. - Все правительственные дела уладил? Глаза Холмса отправились гулять по комнате, и вряд ли я придал бы этому значение, если бы не его ответ: - Всё в порядке. Майкрофт привык делиться со мной допустимыми подробностями. Мне даже стало казаться, что это вошло у него в привычку. Теперь он со мной постоянно об этом говорил и таким образом в каком-то смысле изливал мне душу в плане работы и жаловался. Так что отсутствие каких-либо подробностей меня насторожило. Я поднимался с политиком по лестнице, внимательно его оглядывая, словно сейчас я увижу в чём дело. Мы попали в зал, где уже был растоплен камин. Я продолжал наблюдать за Холмсом, отмечая какие-то интуитивные импульсы. Что-то было не так. Он был словно под впечатлением от чего-то. - Что-то… - я замолк на пару секунд, снова пытаясь расшифровать политика. - не так. Он повернулся ко мне, вскидывая брови и фальшиво улыбаясь. - О чём ты? Я остался стоять рядом с его креслом. - Не знаю… - я задумчиво сканировал мужчину. - У меня странное чувство. - Последствия твоего кошмара. - тут же выдал ответ Майкрофт. - У таких снов есть особенность откладываться в голове на весь день. Я пожал плечами. Может он и прав. Может, я всё ещё не успокоился после визита в резиденцию короля ада. Однако, меня не покидало ощущение, что мы оба что-то скрываем. Я не рассказал ему о своём глупом приключении, и он чего-то не договаривает. - Я распорядился об ужине. - перевёл тему Холмс, поднимая на меня взгляд. - Через полчаса. Я кивнул и отошёл прочь к окну. Снегопад усилился. Волшебная картина. Наверное, я вручу кольцо после ужина и нескольких стаканов виски или вина. Холмс ушёл переодеваться к ужину. Ох уж эта традиция. Я же просто сменил джинсы на брюки, чтобы более менее вписаться в обстановку. Майкрофт появился в песочного цвета твиде и галстуке в коричневую шотландку. Я еле сдержал ненужную озорную улыбку. Ужин в лучших традициях английских рождественских блюд. Было бы здесь побольше народу в соответствующих нарядах, то меня бы не покидало ощущение, что мы в конце девятнадцатого века. - Что там с послом? - спросил я, потому что не знал о чём ещё спросить. - Операция прошла не так гладко, как мы предполагали. - поделился политик. - Террористов кто-то проинформировал, что за послом прибудет спасательная группа специального назначения. - Это та, что из ваших? - я отодвинул от себя тарелку, наевшись уже досыта. - Нет. - покачал головой Холмс. - Леди Смолвуд привлекла… фрилансеров. Однако, я намерен прекратить подобного рода ухищрения. Несмотря на то, что такие наёмники удобны во временном плане, они довольно ненадёжны. А нам хватило в этом году скандалов. - Холмс многозначительно прокашлялся. - А что с Гарви? - я спросил в небрежной манере, но мне было всё-таки интересно. - Судебный процесс по его делу всё ещё открыт. - ответил мне политик. Я вздохнул. Меня всегда выводило на удивление, что судебные дела могут тянуться так долго. Сбор доказательств, спор двух сторон, новые свидетели, старые уловки… И повезёт, если в конце всё решится справедливо. Жаль, что такие как Гарви – живучие твари. Выбрался из комы, выберется из-за решётки. Мне не нравилось, что моё настроение приближалось к критической отметке «отвратительное». День с самого начала был болезненным, но я не хотел дать ему закончиться на этой ноте. Где бы ни был Майкрофт, что бы ни хотел скрыть от меня - это его дело. Захочет — расскажет. Политик присел на подлокотник маленького диванчика и скрестил руки на груди, наблюдая за тем, как я беспокойно мерию комнату шагами. - Чём займёмся? - спросил наконец он. - Сегодня Рождество. - А ты напряжён. - раздался голос Майкрофта. Я стоял к нему спиной. Да уж, моё тело действительно напряглось из-за предстоящих действий. Стоп. На что это он намекает? Я полуобернулся к нему, ухмыляясь. - Предлагаешь почтить нашего Спасителя Иисуса Христа содомистским актом? Холмс ухмыльнулся, уперев руки в подлокотник. Я обвёл комнату взглядом, собираясь уже перейти к волнующему делу, но тут мой взгляд упал на проигрыватель. Так, так. Кажется, я могу сделать этот вечер ещё приятнее. Я подошёл к стопке с пластинками и стал перебирать их. Здесь были в основном исполнители 50-х и 60-х, имелась парочка из 70-х. Но я зацепился за название «Останься со мной» и вынул чёрный винил из обёртки. Да будет музыка. Комната наполнилась приятной мелодией. Я растянул губы и обернулся к Холмсу. - Потанцуем? Тот глядел на меня уже сдавшимся взглядом. Конечно, он со мной потанцует. Мы встретились на середине комнаты. Держа руки за спиной, я ловко вынул кольцо и зажал его в левой руке. Правая соединилась с рукой политика. Мой лукавый взгляд поглядывал в его глаза.

Когда спускается ночь и все темным темно на земле и луна — единственный свет, видный нам мне не будет страшно, нет, мне не будет страшно Пока ты со мной, со мной

Мы медленно переступали с ноги на ногу, покачиваясь и улыбаясь.

О милый, милый, пока ты со мной, со мной пока ты со мной, пока ты со мной

Дыхание политика оседало на моём лбу, а я грел его шею. И никакой силе не было подвластно разрушить моё умиротворение. Моё сердце было счастливо. Был счастлив и я.

Если небо, на которое мы смотрим перевернется и упадет и горы раскрошатся в море я не заплачу, не заплачу, не пророню и слезинки пока ты со мной, пока ты со мной

Сегодня грёбаное Рождество. О, магия праздника. Она заставляет даже такого сноба как Майкрофт растягивать губы. Или всё дело в нас?

О милый, пока ты со мной, со мной пока ты со мной, пока ты со мной

Сегодня можно. Сегодня можно помечтать, можно побыть обычными, разделить радость мира.

Что бы ни случилось с тобой, будь со мной, будь со мной будь со мной будь со мной, будь со мной

Я переплёл наши пальцы и прижался к политику, пряча раскрасневшееся лицо. От него пахло морозным остролистом.

Дорогой, будь со мной, будь со мной Оо, будь со мной, будь со мной

Моя рука, что лежала на плече политика опустилась. Правой я взял его левую и потянул к себе. Майкрофт подчинился мне, заинтересованный происходящим. - Спасибо за всё. – тихо произнёс я, надев кольцо на безымянный палец Холмса. Моё сердце замерло, боясь, что размер не подойдёт. Но вот оно застучало вновь, когда кольцо село как надо. Я отступил на шаг, наблюдая за тем, как глаза Майкрофта рассматривают мой подарок. - Если поверья верны, то этот палец ведёт к сердцу. И я бы хотел, чтобы кольцо напоминало тебе о его существовании. - я перевёл дух, а затем слегка ухмыльнулся. - Ну, и обо мне. Политик поднял на меня слегка растерянные глаза. Сейчас он подбирает в голове слова. - Я… Мне... – он хлопал глазами. Видимо, не мне одному сложно говорить о таком. - Я понимаю. - улыбнулся я, сцепляя руки в замок за спиной. - Но если ты его снимешь, я буду вынужден очень сильно расстроиться. Я пошутил, но Холмс, вертя новый объект, произнёс: - Я бы не хотел, чтобы ты расстраивался. Наши взаимные улыбки слились, и я наконец-то почувствовал облегчение. Холмс подошёл к столику между креслами и выудил из-под него какой-то предмет. - Мне удалось поднять архивы. - сказал он и протянул мне нечто, что показалось мне маленькой картиной. - Думаю, это единственная сохранившаяся фотография. Да, это была фотография в рамке. Мама и я на фоне здания внешней разведки. Кажется, это тот самый день, когда я стал членом Лиги. Моя мать улыбается, обнимает меня одной рукой. Здесь мы выглядим очень похоже. Но даже мне не понятно улыбаюсь я искренне или нет. Улыбка проглядывается, но может означать что угодно. - Спасибо. - говорю я Холмсу. - Это было начало. - я поднял фотографию. - А это исход. - мой взгляд пал на левую руку политика. Майкрофт уже налил нам выпить. - Твоя мать рассчитывала, что я позабочусь о тебе. - сказал он, пока мы рассаживались. - И ты позаботился. Мне нравилось, что всё приобрело двойной смысл. Моя озорная улыбочка и вздох политика, в котором было лишь формальное осуждение. Просто ради приличия. Я отошёл в туалет, а когда вернулся, обнаружил чем-то обеспокоенного Майкрофта. Он отошёл от окна с телефоном. Твою мать! Кто беспокоит его прямо в самый канун? - Мне нужно ненадолго уехать. - сообщил мне он. Я разочарованно вздыхаю. - Там что, кто-то умер? - от досады спросил я. Холмс на секунду замер, глядя на меня, но в следующий миг уже целеустремлённо покинул зал. Мне стало как-то не по себе. Целый день Майкрофт куда-то бегает и даже намёка не даёт. А я остаюсь теряться в догадках и плохих ощущениях. Это Рождество какое-то неоднозначное. Вроде весело, но и грустно как-то, вроде всё смахивает на праздничную романтику, но и присутствует элемент какого-то заговора. Возможно всё так потому, что я сам собой неоднозначен, изменчив и невозможен. Я пытался хоть как-то отвлечься от навязчивых мыслей и сам не заметил, как осушил почти пол графина виски. Ощущение опьянения не приходило ко мне ровно до момента, пока я не встал отлить. Голова закружилась, ноги двигались сами по себе, всё поплыло. Чтобы не упасть где-нибудь в коридоре без сознания, я вернулся к маленькому диванчику и улёгся на него, подложив под голову небольшую подушечку. Ощущение чьего-то присутствия меня разбудило. Я разлепил глаза. Майкрофт сидел у меня в ногах, закинув ногу на ногу и о чём-то думал. Моё шевеление привлекло его внимание. Его рука с кольцом на пальце легла на мою ногу. - Пойдём в постель, иначе я не смогу тебя донести. - мягко сказал он. Я еле поднялся, пытаясь заставить предметы в комнате вернуться на свои места. - Вижу, ты решил отметить Рождество по-своему. - Холмс помог мне подняться. Я вцепился в него, испытывая лёгкий стыд. От политика приятно пахло морозным воздухом, поэтому я уткнулся лицом в его плечо. - Почему ты не любишь Рождество? - пробубнил я. Холмс придерживал меня, позволив себе ухватиться за пояс. Мой вопрос вызывал у него ухмылку. Он молчал какое-то время, пока я тёрся о него. Мой нос уловил также запах сигарет. - Многие разочаровываются в нём именно в детстве. - прозвучал его хрипловатый голос. Он подтолкнул меня к двери, и я нехотя оторвался от него. - И что же такое там у тебя было? - еле ворочая языком, спросил я. Разумеется, сейчас Холмс выдаст что-то загадочное и обобщённое. Мы стали продвигаться к спальне. - Я был старшим ребёнком. Мой взгляд переместился на политика из-за чего я чуть не споткнулся на ровном месте. Майкрофт не смотрел на меня, и я всё понял. Даже моему тормозящему сознанию было ясно, что всё Рождество доставалось Шерлоку, поскольку Майкрофт автоматически стал взрослым после рождения брата. Мне стоило усилий принять душ, но я это сделал. Когда постель уже ощущалась под конечностями, я, всё ещё будучи удручённым откровенностями Холмса, лёг рядом с ним, прижимая его ближе. Мне хотелось утешить его, но я понимал, что он в этом не нуждается. Поэтому мне оставалось лишь влить все свои эмоции в глубокий поцелуй.