Ты где?
Мне показалось, что Морана нет, поэтому я написал ему. На задании. Ты как? О Боже, я что один в доме с…Чёрт. А Джим где?
Он уехал ещё утром. Фу-у-ух. Я расслабился и спокойно провёл себе тренировку. Надо бы разобраться со всеми проблемами и решить, что делать. Такое чувство у меня в последнее время, что я совершенно бесполезен стал. Ланц странно притих, хотя я обещал с ним связаться. А что, если Джим взял его на себя? Или, быть может, МИ6 вышло на него таки, и пришлось его убрать? Ничего я теперь не знаю. В какой момент всё пошло не так? Я призадумался над этим. Кажется, когда Джим в первый раз отверг меня, когда я хотел его поцеловать. Что ж такого в этом поцелуе? Почему его так не хочет Джим и почему он так важен для меня? - Поцелуй – это человеческая эмоция. Сайло говорил об этом. Что, если Джим ему сказал? Чувства у меня вновь смешались. Тело ещё помнило ярость, разум был обеспокоен и даже немного в панике, а сердце странно трепыхалось. Я не получил ни одной инструкции, так что целый день провёл за бездельничеством, исключая те пять минут, когда я всё же решил связаться со Швецией. Ответа не было. Такой поворот принёс мне больше беспокойства, чем я ожидал. Кажется, меня оставили париться в этом доме, как в тюрьме. На этот раз никто мой сон не беспокоил, потому что Джим, по-моему, до сих пор не вернулся.***
Мориарти вернулся только утром. Сначала я струсил и долго не решался выйти на завтрак, но после я всё же уговорил себя это сделать. Джим не должен подумать, что я боюсь его или что мне стыдно за произошедшее. Моя храбрость была вознаграждена: дядя отсыпался у себя, первый этаж был полностью свободен от его хаотичной ауры. Моран попивал кофе за столом на кухне. Перед ним лежала газета, которую он бегло просматривал и бутерброды с джемом. - Утро. - поздоровался я. Киллер приветствующе отвесил мне кивок. - Чем занят сегодня? - сразу спросил я. - Джим сыплет на меня одно дело за другим. - пожаловался полковник. - Но моя участь явно лучше твоей. - он указал на следы на моей шее. - Если только он не загоняет меня до смерти. - Тогда придётся перебить пол Англии. - решил разрядить обстановку я. Моран усмехнулся, допивая залпом кофе. - Ну что ж, - он отложил газету и встал. - вот и снова пора убивать. Я ещё ничего не ел, но на еду стало как-то наплевать. - Можно с тобой? Киллер резко поднял на меня взгляд. - Ты чё? После всего?.. - А что такого? - я начал обижаться. - Лучше Джима больше не злить. - Себастьян почесал затылок. - А точнее, запрещено. Я фыркнул, закатывая глаза. - А может лучше наоборот ему меня не злить? - раздражённо сказал я скорее уже самому себе. Полковник покачал головой и отправился в свою комнату за спортивной сумкой и винтовкой. Как бы я не храбрился, когда Моран покинул дом, моё напряжение возросло. Мне стало как-то нехорошо психологически. Прям атака паническая началась. Странно. Что же это со мной? Теперь, когда я думаю о дяде, то вижу тот жуткий образ перед моей постелью, а потом боль в шее. Я просидел очень долго на диване, заткнув уши наушниками. Музыка должна помочь расслабиться. Моя нога дёргалась в такт песне, но когда та сменилась, я понял, что это просто нервный тик. Я чуть ли не каждые пять секунд кидал взгляд в коридор, с ужасом готовясь увидеть преступного гения. Нет, так не пойдёт. Мне оставалось лишь одно. Я переоделся, вышел на улицу и стал бегать туда-сюда, нервируя этим итак хмурые небеса. Закончив это упражнение, я сел в саду на скамейку и принялся зачем-то искать в интернете сайт Белого дома и фото конгрессмена Майлза Кингсли. Само собой они там были. Я остановился на фотографии, где была запечатлена вся его семья. На манер королевских фоток. Все такие счастливые, в рубашечках и свитерочках. Двое детей с разницей в года два, жена-блондинка и он, весь такой… Я перелистнул фото. О, здесь он один. Смотря в эти тёплые и добрые глаза, совершенно нельзя взять и не влюбиться. Особенно такому эмоциолнально нестабильному молодому человеку, как я. Майлз — пример чёртовой стабильности и разумности, которыми мне не помешало бы обзавестись. Конечно, первое звучит немного скучновато. А впрочем, второе тоже. Наткнувшись на незаконно добытое папарацци фото в одних плавках (как гласит подпись, конгрессмен в отпуске с семьёй на просторах родной Калифорнии), я ещё раз разочарованно вздохнул. Никогда мне не владеть им. Если я вообще хочу владеть. Нет, здесь скорее я хочу, чтобы он просто был рядом и заботился… Так. Пора прекращать мечтать о том, что очень глупо. Расстроенный я отправился обедать. С Джимом я встретился лишь ночью, когда сумерки только-только попрощались с землёй, пожелав ей сладких (или кровавых) снов. Ну, то есть как встретился... Дядя пришёл сам. Он вошёл в мою комнату, и я замер как в ночь моей близкой смерти. Мне стало снова страшно. Но Мориарти был вроде спокоен. - Джим… - я вдруг захотел сказать, что сожалею, что хочу вернуть всё обратно. Но не сказал, замялся, не в силах прийти к решению. Я смотрел как дядя подходит ко мне. Он молчал. На его лице эмоции не отображались. Я встал на ноги, когда преступник почти вплотную приступил ко мне. Мы смотрели друг на друга. Я испугано, Джим без эмоций. И тут он снова применил этот эффект неожиданности, резко схватив меня, бросив на кровать животом вниз. Затем он навалился и заломил мои руки за спину. Я почувствовал что-то холодное. Щелчок. Наручники?! Тут паника накрыла меня. Зачем ему это?! Чего он хочет?! Я начинал брыкаться, пытаться встать, но Мориарти прижал меня. Его пальцы стянули мои штаны вместе с нижним бельём, а после и свои брюки. Я на секунду замер, переводя дыхание. Может это снова прикол такой? Но нет, Джеймс схватил меня за талию, моё тело онемело, истерика застряла в горле, становясь на линию старта. Вот-вот она вырвется прямо на постель. - Твою мать, Джим! Прекрати! Ну, прости! - я попытался воззвать к нему словами, но в ответ мне ничего, кроме ужаса не пришло. Я закричал. Я заорал, когда дядя начал вводить в меня свой член. Без смазки, чёрт блядь возьми! Я пытался, пытался освободиться, но что с моим телом?! Это уже начинает переходить все границы. Ужас и животный страх заставили меня захлёбываться в собственных криках. Это было просто непередаваемо больно! В глазах начало темнеть, я стал задыхаться. Но вот внутри себя я начал ощущать что-то влажное. Может это?.. Что это? Член скользит лучше, но мне всё равно больно. Страшно ещё то, что мой собственный член начал вставать. Какого хрена? Мне больно, мне просто отвратительно! Жестокость? Серьёзно? Пошёл я со своим поехавшим сознанием и пошёл Джим! Руки затекли, металл больно впился в кожу, зад грел. Когда дядя кончил, я издал всхлип и провёл языком по искусанным, но уже засохшим губы. Мне захотелось блевать. Я чувствовал себя… никем. Просто вещью. Он ушёл. Он просто оставил меня… так… Я приподнял голову, чтобы осмотреться. Тишина. Господи… Мне пришлось как-то подняться. Твою… по ногам стекали капли крови вперемешку со спермой. Боже… Я, тяжело дыша, чуть вскрикивая, попытался натянуть штаны обратно. Это принесло такую боль, что я почти упал на пол. Как же мне освободиться? Я крутился в поисках подсказки. Ничего… Я бы мог попытаться перекинуть ноги через руки, ведь наручники шире ремня… Но это будет АДСКИ больно. Я вышел из комнаты. Единственное место куда я мог податься — это… Моран только лёг, я подошёл к нему. Моё тело подрагивало. - Эдвард? - он заглянул мне за спину и вздохнул. В ящике он отыскал отмычки и аккуратно освободил меня. Я стоял и не двигался даже после того, как с моих запястий спали оковы. Рука киллера легла на моё плечо. И тут меня прорвало. Я опустился на кровать Себастьяна и начал рыдать. Мне не хотелось, чтобы Моран это видел, но сил сдерживаться уже не осталось. Киллер сел рядом. - Я же говорил… - тихо произнёс мужчина. - Твою же налево… Я не мог и помыслить о том, что придётся вернуться на второй этаж. Нет. Этого не будет! Я лежал на кровати Морана, моё тело измучено. - Я не могу вернуться. - сказал я. Моран молчал, сидя рядом. - Пожалуйста, Себастьян. - начал умолять я. В конце концов Моран кивнул и лёг рядом. - Будет хуже, если Джим узнает. Для меня сейчас хуже некуда, так что… так что я засыпаю с Себастьяном. Рядом с ним лучше, чем там, в шаге от реального кошмара.***
Следующий день наполнен болью в ванной. Я еле смог дотронуться до своего зада! Это подействовало на меня ещё угнетающе, поэтому я даже поесть из комнаты не вышел. Я целый день лежал в комнате, как какой-то псих и пялился в потолок. Всё бы ничего. Но пришёл вечер, и Джим пришёл снова. Сначала я даже не понял, что кто-то проник ко мне. Когда я понял, было уже поздно. Меня снова заковали в наручники. И снова отымели. Было ещё больнее. Я не стеснялся кричать, я брыкался, но… Боже, это было настолько ужасно, что я не могу даже позволить себе вспоминать это. Мориарти снова бросил меня, когда дело было сделано. Я снова пошёл к Себу. Тот сидел, опустив голову, когда в очередной раз спас меня от железяк. А я ронял слёзы от беспомощности. Кап. Кап. Кап. Лошадь рвала меня на части, её клыки впивались мне в кожу. Следующий миг и это уже ногти Джима. Даже во сне он решил меня помучить.***
Я был удивлён тому, что на следующий день у меня открылось второе дыхание, и я решил, что буду готов к вечеру. Несмотря на адскую боль (болел не только зад, но и ладонь раскровилась, мигрень тянула меня бросить всё и лечь в кровать), я целый день тренировал себя, свой разум и тело действовать, когда появляется Джим. Безупречно проработать свои реплики, то, как я буду держаться, хотя бы примерно составить планы от А до Я, в зависимости от того, как поведёт себя дядя. Я вдруг подумал, что этот день должен что-нибудь знаменовать, если мне удастся совладать с Мориарти. Однако, небо оставалось неизменно серым, что почему-то взволновало меня. Неужели я стал пленником предрассудков? Себастьян не преувеличил, когда вчера пожаловался, что Джим его заваливает. Полковник отсутствовал с самого утра (его не было в комнате, когда я проснулся). Ещё одно задание для меня — вразумить дядю. Себастьян непричём и неправильно отыгрываться на нём за мои поступки. Сначала я усмехнулся тому, что всерьёз вознамерился заставить Джима Мориарти думать о «правильном и неправильном», а потом вдруг мою голову посетила такая мысль: «Боже, неужели я теперь осознаю свою ответственность? И не уж то тот самый синдром «безнаказанности», о котором говорил Майкрофт, больше ко мне не относится?». Кроме постановки целей и задач нашего вечернего разговора (я понял, что Джим будет продолжать посещать меня каждый вечер после захода солнца — такой была, кажется, его месть, превращать то, что приносит мне удовольствие в пытку), я придумывал приёмы, как можно вырваться, лежа в наручниках. Если честно, я не сильно-то и преуспел, но зато был уверен, что без боя не сдамся. Из-за того, что я почти ничего не ел вчера, физических сил у меня осталось немного. Проблема была в том, что сегодня в меня ничего не лезло. От стресса меня сразу тошнило. Самым сложным оказалось выдумать козырь. Я всерьёз вознамерился обыграть дядю, обыграть Джима Мориарти. Но чтобы это сделать, было необходимо наконец-то ответить на самый первый вопрос, вопрос извечности, разящий библейскими мотивчиками. И это было уже не нечто вроде: «Для чего тебе это всё?». Теперь меня интересовало нечто более глубокое. Как ты стал таким? Если я пойму наконец-то это, то познаю саму сущность Джима, и, в следствии, получу ключ от всех дверей его разума. О, такая власть была бы сверхнаградой. Единственный способ постичь нечто подобное, о котором я знал, — уподобиться. Как-то в десятом классе вместо того, чтобы читать Бёрнса, я назло учителю уселся за «Тайную историю», которая даже в программу не входила. Тогда я понимал ещё меньше, чем сейчас, но меня заинтересовала идея воспроизведения древнего принципа, позволяющего заглянуть за завесу, углубиться в собственное бессознательное. Сейчас мне стали потихоньку раскрываться истины. Я не собирался читать древние тексты, вдыхать ядовитые пары и поститься. Из физического мне понадобился лишь дядин костюм. Раз уж меня так выводит из себя одно только облачение в обычные, казалось бы, тряпки, значит, это один из компонентов ранее не существовавшей формулы. Джима снова не было дома. Его дневные отлучки в неизвестные мне дали тревожили не меньше ночных визитов. Не без трепыхания сердца и внутренней борьбы, я зашёл в комнату криминального гения и, стараясь не смотреть на кровать, быстро прошагал до гардероба. Сняв всю свою одежду прямо там, я, как в последний раз, облачился в одежды дяди. Причём проделал я это основательно медленно, прикрыв глаза, заставляя свой разум очиститься. Когда я был готов, при параде, до последней запонки, дрожь в коленях указала мне на то, что я всё ещё неравнодушен к подобному способу самопознания. Оказавшись около зеркала я поднял на себя глаза. Пусть они светлы, пусть более очерчены ресницами, пусть кожа более бледна, пускай волосы отдают золотом, а не чернью. - Здесь главное - кем ты сам себя хочешь видеть. Продолжая разглядывать себя, чувствовать тяжесть истории ткани, насколько она пропитана его сущностью, в моей голове пронеслись слова: «Апостол Джима Мориарти», а затем «Дьявол носит Вествуд». Мысли сами собой рождались и умирали. Мои ли они? Быть может. Что точно принадлежало мне — мысль, распятая на затворках сознания — мысль о том, что у меня ничего не выйдет, пока я не перерожусь, весь этот маскарад — пустое, пока я не сделаю нечто ужасное. И мне думалось, что путь к этому лежит через мою ярость, направленную на других, что я должен позволить животному желанию взять вверх. - Джим не дал тебя остановить… Что б ты знал. Может это и пытался сказать мне Себастьян? Дядя специально провоцировал меня? Взращивал мою злость, питал зверя внутри? У меня было много вопросов. Насмотревшись на своё отражение, я медленно покинул комнату дяди и спустился в сад. Грозовой воздух на секунду вырвал меня из транса, заставив вновь волноваться не пойми почему. Я вернул себе отрешённость и сел на скамейку. Этот сад — ещё один компонент, ещё один библейский образ. Мы часто беседовали здесь. Был ли Джим Змеем, а я Евой или Адамом? Без сомнения. Всё похоже на древний миф, события которого повторяются даже сейчас, в мировых масштабах и бытовых. Именно здесь он склонял меня на свою сторону, предлагая запретное, божественное. Догадался ли он, что соблазном в этой истории выступал одновременно и Змей, и Яблоко? Это была особенность нашей версии «Падения человечества». Человека соблазнило не спелое наливное яблочко, не соблазн нарушить табу, а сам Искуситель, всей своей сущностью. Яблоко — лишь аксессуар. Всё довольно тривиально, если подумать. Я слегка усмехнулся. Было таким с самого начала. Наш первый и единственный поцелуй был тривиальным. И эта тривиальность определила моё отношение к человеку, что так походил на бога. Эту тривиальность он и презирает во мне. Почему? Ты отвлекаешься. Но я тебе помогу… Помогу тебе добраться до рая. И нас не остановит никакая Сила. Рай, бог, божественность, высшее… Что это значит для него? Почему такой акцент на этой концепции? Мои руки с загрубевшими отбитыми костяшками казались ещё бледнее. Мир был нейтральным, ни наполнен тёплым светом, ни занавешен мраком ночи. Что-то мне это напомнило. Только подобное происходило внутри меня. Тогда, когда я замер посреди здания суда, глядя на сообщение от неизвестного номера, отправителя которого я сразу ощутил у своего уха. Он шептал мне обещания и дарил надежду. И я побежал за ним, за Змеем, минуя сад, плевав на Яблоко. Мне было хорошо. Я сидел на скамейке и не ощущал ни боли, ни времени, ни бытия. У меня не получилось воплотить то, что я намеривался. Я не становился Джимом, я всё глубже познавал себя. Склонившись над ботинками, я испустил пару вздохов. На душе было паршиво. Мне нужен был совет. Я нуждался в нём как никогда, но именно сейчас спросить было некого. На мой вопрос даже Себастьян не смог бы дать ответ. Так кто же ты? Многое было не ясно, но с ужасом я заключил, что являюсь романтиком. Тем, кто цепляется за каждую нитку, вея из неё целые полотна. Откуда во мне эти сантименты? Здесь мне на ум пришла, конечно же, моя мама и ряд её обожателей, постоянно творящих самую настоящую романтическую ахинею. Элизабет Портер была для таких людей магнитом. Придя к такому заключению, я громко рассмеялся. - Мой отец. - произнёс в слух я. - Неужели?.. О, какая забавная картина-то вырисовывается! Теперь понятно почему Джим не питал особой приязни в брату. В Адаме тоже был корень «зла». Здесь я распахнул глаза, глядя на своё мутное отражение в стёклах напротив. Может я напоминаю дяде его брата? Такой нерешительный в чёрном бизнесе, цепляющийся за что-то совершенно жалкое по меркам Джима. Брата он не смог удержать, и вот, взялся за меня. От этой смутной догадки я поднялся на ноги и стал ходить взад-вперёд. Остаётся неясным зачем здесь сексуальный подтекст. Этот вопрос я адресовал небу. Безответно. Как оказалось, Джим действительно объявил мне Холодную войну. Операция по старинке, всё аналоговое. Никаких сообщений, звонков, эмэйлов. Никак не дав понять мне, что вернулся, дядя оказался в дверях моей комнаты. Я ждал его целый день. Пусть я и не смог найти ответ на тот самый вопрос, но я вознамерился показать Джиму, что близок к чему-то большему. Но когда я увидел его во плоти на пороге своей комнаты, моё тело меня подвело: как по команде меня начало тошнить и появилась слабость. Я сглотнул комок в горле и, убрав руки за спину, произнёс: - Ты не сделаешь этого. Джим пересёк порог. Неспешные продуманные движения, отстранённо-изучающий, как у врача над препарированным телом, взгляд. Но стоило мне сделать шаг назад, как он быстро и стремительно стал ко мне приближаться. Ни одного слова. Я приготовился к нападению, но преступник достал платок и сунул его мне прямо в лицо. Едва уловив резкий, но сладковатый запах, я понял, что проиграл. Я не предугадал самый незамысловатый способ совладать со мной. Что ж, не стоит всегда и везде искать хитроумный замысел. - Нет! Давай поговорим! Обнаружил я себя в горизонтальном положении. На кровати. О, нет… Желудок скрутило, каждая мышца в ужасе задрожала. Я стал трястись как эпилептик, но Джиму было всё равно. Он уже начал меня трахать. У меня не осталось сил кричать. Я просто лежал, уткнувшись лицом в одеяло, чувствовал, как боль пульсирует в моём заду. Наручники, казалось, стали ещё меньше, или у меня уже опухли кисти. Ритм толчков отражался в моей голове, и моё сознание зависло, слушая его. Боль дошла до такого пика, что всё онемело. Я просто лежал и ощущал одновременно всё и ничего. Руки Джима на моей талии, тело не двигается, хотя холод от пальцев я чувствую. Раздался странный звук. Я не понял, что это. Какой-то щелчок. Джим почему-то остановился. Но вот мою поясницу пробила новая боль. Яркая и свежая боль. Холодное, нет, ледяное лезвие резало мою плоть где-то внизу спины. Я заорал. Мне пришлось закусить одеяло, иначе я откусил бы свой язык. Медленные движения, тонкие разрезы, кровь стекает по бокам. Мои пальцы на руках настолько сильно напряжены, что неосторожным движением можно легко сломать один из них. А может и все. Казалось, он там вырезает слова гимна Великобритании. Это не кончалось вечность. Я подавлял всхлипы, крики, скулёж в одеяле. Настоящая боль, не приукрашенная. Жестокая игра, в которой всегда один победитель. Когда закончил Джим, боль и не собиралась заканчиваться. Дядя продолжал находиться во мне. Во всём мне. Он кончил после пары толчков. И… ушёл. Я лежу на кровати. Лежу. Продолжаю лежать. Глубокая ночь. Мне легче лежать так вечность, чем пошевелить хоть пальцем. Боль такая, что я снова немею. Тело болит и от того, что затекло. Мне становится трудно дышать, поэтому я всё же поднимаю голову. А! Как шея ноет! Подниматься на ноги оказалось не так страшно, как я предполагал. Всё потому, что я успел привыкнуть к боли, и та меня уже не пугала. Я распрямился и встал на дрожащие ноги. Сперма с огромным количеством крови была размазана везде. Я должен снова пойти к Себастьяну. У меня создалось впечатление, что из меня выкачали всё. Во мне не было ни гнева, ни грусти. Я просто как робот следовал командам в голове. Выйдя из комнаты, я чуть не поскользнулся на собственной же крови. Мой взгляд поднялся и встретился со знакомой картиной. Ненависть и слёзы. Боль и обида. Я был Люцифером, которого бог изгнал из рая. Секунду назад в голове пусто, а сейчас жуткий всепоглощающий шторм внутри меня поднимал волны до небес. Я кинулся к двери дяди и попытался ту вышибить. Конечно, я сделал себе только больнее. Открыть её не вышло. Закрыто. - Ублюдок! - вдруг заорал я. Я стал бить дверь ногами. Колотить её, несмотря на то, что на данный момент это было выше моих сил. - Ты сволочь! Чокнутый психопат! Я убью тебя, ты, грёбаная тварь! Освободи меня, блядь! Как я только его не назвал. Я смаковал это ощущение. Наконец-то я осмелился направить злость в правильное русло, а не на посторонних. - Я не твой грёбанный эксперимент! На мои крики и шум прибежал Моран. Он в шоке замер около меня, а затем попытался остановить. Я съехал на пол, трясясь и роняя слёзы. Моран навис сверху. - Боже, Эдвард… - он увидел, что я сижу в крови. Полковник замер в ступоре на несколько секунд. - Сейчас. - затем он начал активно стараться освободить меня. - Если ты поможешь ему, можешь попрощаться со всем, включая жизнь. – раздался приглушённый голос из-за двери. Себастьян замирает. Я тоже. - Джим, блядь, это уже не смешно. Посмотри, что ты с ним сделал! - восклицает Моран. - Я сказал: поможешь ему снова - и я прикончу тебя твоей же винтовкой. И тишина. Лишь наши с полковником тяжёлые дыхания слышны. Я сидел на полу, ощущая под пальцами кровь. В моей голове образ. Джеймс Мориарти — не человек. Почему так? В нём нет того, что принято считать человечным. Дьявол — лишь лирическое описание. Что до реальности — она страшнее поэзии. Он перешёл границу, познал животное начало. Боль и страдания — веселье и страсть. - Знаешь, что такое страсть? - как-то сказал он мне. Мы сидели на первом этаже, я перебрал с виски. - Люди полагают, что это секс и эмоции. - я не заметил какой энергией были окутаны слова дяди. - Но настоящая страсть - это страдания. Кто равнодушен к чужим чувствам? Кому всё равно на них? Социальным девианам. Для кого всё вокруг игра, а люди игрушки? Психопатам. Я ощутил, как горит тело. Страшно то, что знал я всё с самого начала. А если не знал, то догадывался, но… «каждый видит то, что хочет» и я видел в дяде божество, того, рядом с кем я мог тоже отдаться тому, чего каждый человек жаждет, но не может. А более всего меня трогало то, что я на самом деле был не один, что был на свете кто-то, схожий со мной. Но похоже, что наше главное различие перечеркнуло всё остальное. Я резко встал на ноги, шипя от болезненных ощущений. Переместить руки вперёд оказалось сложно, но я справился, будучи озарённым одной истинной. - Ничего. - сказал я Морану бесцветным голосом. - Иди спать, Себастьян. Я в порядке. - Ничего ты не в порядке! - киллер сорвался на крик. Я, не оборачиваясь, пошёл в свою комнату. - Спокойной ночи. - дверь в мою комнату закрылась. Я повернул ключ, чтоб запереть ту на замок. Это вряд ли поможет если что, но хоть создаст такую нужную мне сейчас иллюзию защиты. Кажется, у меня шок. Я сел на кровать и решил, что просижу так всю оставшуюся вечность.