***
- Мне больно оттого, что я не рядом с ним. Мне неприятно, когда вы меня лишний раз трогаете. Мой лечащий врач пропал без вести. Скажите мне, может ли быть что-то хуже этого дерьма, что со мной сейчас происходит? - Чуя чуть ли не кричит. Как же достали эти бессмысленные походы к психотерапевту, который то и дело хуи пинает, только записывая в дряхлую книжечку какие-то заметки. По любому пишет, что тот просто отмороженный придурок, и что уже никакие лекарства не помогут. Впрочем, это совершенно не имеет никакого смысла. Дни проходили незаметно. Каждый раз всё было как по сценарию: подъём, таблетки, сон. Обед, просранное время, сон. Таблетки, сон. Что может быть монотоннее? Такая рутина любого до ручки доведёт, что уж говорить про Накахару, активного и заинтересованного миром подростка. Он рад бы каждый день встречать с улыбкой на лице, радуясь каждому мгновению, каждому вздоху. Хотя, что уж там, когда-то это было обыденностью. - Парень, твои дела совсем плохи. В последнее время ты даже ничего не ешь, хотя раньше был не прочь перекусить. Медсёстры жалуются, что ты им жизни не даёшь своими расспросами. Это всё из-за твоего друга, да? - Как знать, - проговорил мальчик, расправив плечи. - Я не знаю, где он сейчас, и, я уверен, что вы мне ничего не расскажите. Я полностью потерял себя. Кажется, я по-настоящему болен. Эта фраза... Та, которую нельзя произносить здесь. Признание своей болезни приведёт к огромным последствиям, но как же сейчас плевать. Чуя сдался. Он сдался своим эмоциям, уступая врачам. - Болен, значит, - повторил врач, слегка улыбнувшись. - Я попрошу, чтобы сёстры давали тебе дополнительное лекарство, не беспокойся. - Дополнительное? А, скажите мне пожалуйста, - Чуя расплылся в чудаковатой устрашающей улыбке. - Смогу ли я после них нормально существовать? Я уже давно не живой. Просто мертвец, который каким-то образом дышит. Низшее существо, которое живёт под наблюдением, как подопытная крыса. Сколько это будет продолжаться? - Этого я не знаю. Лекарства нам предоставляют отдельно. Накахара сначала не поверил, округлёнными глазами смотря на врача, а затем истерично рассмеялся, сдирая корочку раны на большом пальце. - Как это? Вы не знаете, что мне прописываете? - мальчик схватился руками за лицо, чуть тянув за щёки. - Ну вы и психи! - Вам это знать не обязательно, - мужчина нахмурился, ожидая дальнейших действий больного. - Да знаю я, - согласился Чуя, не переставая ёрничать на стуле. - Вот только зачем вам это? Вы не собираетесь помогать мне, признайте это! Даже если вы хотите помочь - я благородно откажусь!***
На ум совершенно не приходили здравые мысли. Сколько времени прошло? Кто знает. Рыжий сидит на своей кровати, рассматривая напротив стоящую. На ней, когда-то давно, они познакомились, на ней они дурачились, играли, строили план отделения. Это было так давно, или совершенно недавно? Здесь, он испытал ярость, счастье, веселье, самую страшную для него привязанность, и даже, казалось, самую настоящую любовь. Акутагава преданно посещал парня, иногда принося гостинцы. Хоть они с Дазаем не были настолько близки, но поддержать друга он считал своим долгом. Какие-нибудь конфетки, фрукты, которые Чуя копил в своей прикроватной тумбочке, никогда не съедая: аппетит так и не возвращается, а отдавать кому-то очень жалко, всё-таки, подарок. Рюноске гладит того по плечу, обещая, что всё наладится. Они обязательно его найдут, внушал он, но с какой-то опустошённостью в голосе. Галлюцинации творили странные вещи, заставляя жмуриться каждый раз. Как же это всё достало!***
- И что, так ничего и не нашли? - удивлялся Лиан. Парень уже заметно похорошел, и шёл на поправку. Его странный цвет кожи нормализовался, а в голосе уже пробивалась радость. - Может, я смогу чем-нибудь помочь? - Спасибо тебе, - сказал как отрезал Чуя, не отрываясь от пустой кровати. - Но мы хотели сами добиться нужной информации. Не нужно себя утруждать. - Но, знаете, ребята... - парень немного замялся, подбирая слова. - С вами было весело. Как-никак, а наблюдать было одно удовольствие, хоть и через чур было шумно. - Ага, - рыжик облокотился на холодную стену, слушая собеседника. - А помнишь, как вы таблички поменяли на палатах? - рассмеялся мальчик. - Я тогда полдня искал нашу, всё время заглядывая к кому-то, тут же говоря "простите пожалуйста". Накахара кивнул, слегка улыбнувшись. Было дело. - А когда вы послали меня за поварихой, дабы получить добавки? Ха-ха, я тогда ещё потерялся на этаже! - А нехер ржать, мы, вообще-то, без дополнительной порции остались, а ты! - улыбнулся Чуя, растворившись в воспоминаниях. - Мы всегда хотели с тобой наладить общение, но ты всегда нас сторонился. - Да ты видел это со стороны? Ну представь, идут два лба, ржа, как кони. Вы прям грозой этажа были! - Да ладно уж, не так шумно было! - заметил рыжий. - И вообще, ты себя то видел? Тоже мне, нашёл, кого бояться. Парни общались очень редко, но метко. Лиан рассказывал какие-то истории из жизни психиатрии, а Чуя внимательно слушал, иногда подчёркивая для себя какие-то детали. В общем, старались держать планку. Когда-то даже Акутагава приходил, рассказывая свои забавные истории, коротая время. Было, конечно, незабываемо весело. Спасибо им, что хоть как-то помогают отвлекаться от раздумий, а то Чуя точно бы забылся.***
Это была на удивление холодная осень. Прошло примерно два года, а Чую до сих пор держат здесь. Ему уже семнадцать, а такое впечатление, что ему до сих пор пятнадцать, и он такой же гиперактивный мальчик, со своими причудами. Что там говорили они, когда отдавали на лечение на "месяцок"? Не, нихрена. Подросток так и остался в "28" палате, несмотря на то, что его сожители несколько раз переезжали в другие палаты. Лиан давно вышел на поправку и вскоре выписался. Было тяжело расставаться, так как вместе они прошли довольно долгий и испытательный путь со своими капканами. Парень возмужал, и уже не был похож на того хлипкого осиного листочка. Конечно, до конца он вылечиться не мог. Он всё равно будет наблюдаться врачами, иногда проходить обследования и так далее. Акутагаве же повезло гораздо меньше: шестнадцатилетний парень перекочевал в палату Чуи, что не могло не радовать. Он стал ещё более закрытым, и почти перестал общаться с Накахарой. Возможно, это всё было из-за очень плохого ментального здоровья, с которым он борется с самого детства, или же из-за огромного давления со стороны противных медсестёр, которые то и дело капали на мозг. Прошло столько времени, а всё оставалось по-прежнему. Черноволосый так и говорил о чём-то своём, как-то слишком жалобно смотря на Чую. Рыжик же чувствовал себя ещё хуже. После того, как он смирился со своей болезнью, жизнь превратилась в бесконечный кошмар. Ему постоянно меняли таблетки, обосновывая тем, что ни одни препараты неэффективны. Кто бы мог подумать, что он продолжает дело Дазая, пряча их в точно такой же тубус, который показал шатен когда-то. Столько времени прошло, а он продолжает тихо хныкать по ночам, надеясь, что всё-таки когда-нибудь они встретятся. Только вот, захочет ли этого сам Осаму? Конечно, после выхода из клиники (что маловероятно), он может написать заявление о пропаже человека, но... Что-то его останавливает. Может, этот человек просто не желает его видеть? Он даже не попытался найти его, когда его перевели в другой корпус. Ни малейшего движения, ни одной весточки. Чуя не может смириться. Те самые "бабочки в животе", которые бушуют при каждом его упоминании, чертовски надоедают. Когда же он поймёт, что привязанность это плохо? Такого не было ни с одним человеком. Даже тот же самый Рюноске вызывает только хорошие воспоминания, но если он его потеряет, то не будет так долго печалиться. Да, возможно он будет сочувствовать самому себе, но вскоре это пройдёт. Боль, вызванная утратой. Как же это неприятно. Сны с участием Дазая - отдельная опера. Накахара сжимает руки в кулаки до бела во сне, сдерживаясь. Он практически не помнит его лица, только чертовски красивые руки и тонкие пальцы, которые так любили его щекотать. Голос, словно бархат. Это безусловно он, вот только как за ним не пойдёшь, он всегда будет отдаляться. Сны с его участием с каждым разом превращались от волшебных сновидений похожих на рай в сущий ад, с неким психологическим ужасом. Парень уже устал ковырять больные пальцы, которые полностью покрылись смявшимися на вид шрамами. Они вызывали лишь отвращение глядя на них, и одновременно боль, даже, может быть, сочувствие. Может, кто-то скажет, что Чуя - эгоист, и окажется прав. Он стал часто жалеть себя, что раньше так презирал. Буквально после каждого пореза или ссадины он пропускает пару слёз, а затем ещё полдня выпрашивал у врачей бинты, которыми он стал заматываться полностью. Прямо как... Дазай? Аж самому смешно с такого предположения. Мешки под глазами были чертовски противными на вид. Кто знает, может, это его наказание за всё прожитое? Сколько можно сдерживать свои эмоции, что в один момент ты просто начинаешь истерить, не зная, куда тебе деться? Это тебе не шутки-минутки, а настоящая трагедия. Растаптывая свои эмоции, ты только копаешь себе могилу. Спасибо Дазаю, что научил, как делать себе больно. Спасибо за то, что мучаешь даже на расстоянии. Спасибо, что оставляешь надежду на то, что когда-нибудь их дуэт воссоединиться.