***
— Я знаю этих детишек, — уверенно заявил Герсон, указывая пальцем на распечатанный кадр. — Они часто проезжают здесь, довольно шумные. Грубые тоже. Андайн не смогла сдержать ликующей улыбки. Она прошлась по всем придорожным лавкам и заведениям, но в таком, казалось бы, тесном сообществе, никто не обратил особого внимания на фургон и его пассажиров. Старьевщик Герсон, у которого она сама в детстве ошивалась часами, выискивая сокровища среди хлама, был последней надеждой. Старая черепаха ее не подвела. — Можешь рассказать больше? Цвет фургона? Номерные знаки? Какие-нибудь имена? — спешно спросила монстр-рыба, открывая блокнот и щелкая ручкой. — Синий фургон… хм, я не помню букв на номере, но цифры были 816. Думаю, человеческую девочку звали Бетти. Монстра-волка — Фенрис. А гуманоидного, кажется, Марко, — Герсон сосредоточенно вспоминал, явно не желая как-то запутать следствие неверными показаниями. — Других их друзей не могу вспомнить. Несколько людей в компании, но монстров больше. Обычно они паркуются у продуктового и балуются или сидят в кафе, но иногда закупаются и едут за город. Часто состав меняется, но трое, что я назвал, всегда присутствуют. — Ты когда-нибудь видел с ними Найта? — Андайн протянула для наглядности одну из листовок, которыми Дрим щедро увесил всю округу. — С ними ни разу. Но я могу представить, что у мальчика были с ними проблемы, — ответил Герсон, прикуривая трубку. — О чем ты? — подняла бровь офицер. — Он одиночка, я часто вижу его шатающимся по городу, — выдохнула дым черепаха. — Вокруг него такой воздух, с которым другие подростки не могут справиться. А если они не могут с чем-то совладать, это их ужасно злит. Конечно, это ничего не значит в здоровой обстановке. Но если взрослые не обращают внимания? Можно попытаться найти иной способ почувствовать превосходство. — Подожди, — Андайн сжала переносицу, пытаясь разобраться своим полусонным сознанием. — Какой такой воздух? — У мальчика очень сильная воля. Если ее не получается использовать в свою пользу, то следующим лучшим вариантом будет ее подавление. Не важно, какими путями и с каким итогом, — пояснил Герсон. — Ты говоришь так, словно у подростков какая-то война, — расстроено вздохнула офицер. — Жизнь — это война, — пожал плечами старьевщик. — Просто победа для каждого исчисляется по-разному. Но, буду честен, в этом ребенке было что-то жуткое, и я не говорю о его негативной магии. Однажды мне довелось с ним поболтать, Найт был очень мил и понимающ для старика, вроде меня, но я часто ловил себя на мысли, что уже знаю это присутствие со времен войны. Словно меня настиг отголосок того ужасного времени, это пугает и вызывает жгучее желание просто избавиться от причины беспокойства. — Ты заходишь на территорию сверхъестественных спекуляций, — закатила глаз Андайн, с теплотой оглядываясь на времена, когда старая черепаха баловала ее всякого рода легендами. — Может быть, — посмеиваясь, согласился Герсон. Он неспеша раскурил трубку и выдохнул облако дыма. — На войне люди и монстры шептали друг другу сказку о Кошмаре, неотвратимо сопровождавшем нас в худшие моменты истории. Веришь или нет, но в те времена я часто воображал, что вижу его то тут, то там. И однажды, когда мне казалось, что мое время пришло, я увидел это существо, смотрящее прямо на меня этим жутким голубым глазом. Я не был способен двигаться, но в тот момент смирение сменилось таким глубочайшим ужасом, что не мог оставаться на месте. Думаю, если бы не оно, я бы так и помер в тот день. — Ты знаешь, я люблю твои истории, но сейчас неподходящий момент, — монстр-рыба отмахнулась от слов Герсона, как от очередной нелепой байки. Но что-то ее полусонное сознание зацепило в этом. Что-то жуткое. — Если у тебя больше ничего нет, я пойду. Обязательно зайду поболтать, когда найду ребенка, — небрежно попрощалась она. — Удачи, — тепло улыбнулся ей в спину Герсон.***
Андайн никогда по-настоящему не хотела участвовать в таких серьезных делах. Ее первым побуждением, чтобы пойти в полицию, было желание не допустить несправедливости, а вторым — ее устранить. Иногда, в юные годы, ей представлялось, как она получает на руки холодное дело и мгновенно решает его, зарабатывая уважение всего отдела. Но толстые папки незакрытых преступлений, сколько бы она их ни перечитывала, убывали крайне медленно, даже при совместной работе с коллегами из других городов. А первое убийство, совершенное во время пребывания офицера на службе, и вовсе развеяло весь романтизм выбранной профессии. Тогда она не занималась делом Джоку, его вела Альфа, да и решать тогда было нечего, но Андайн хорошо помнит ошарашенное состояние города. Никто не мог и представить, что в их мирной гавани возможно подобное. Никто не знал, как реагировать, кому доверять. Вдруг твой сосед вдохновится, осмелеет и покажет зубы? Даже если убитую никто толком и не знал, граждане сочувствовали ей и ее осиротевшим сыновьям. Казалось, абсолютно все стремятся оказать поддержку несчастным детям, и это наполняло еще юного офицера надеждой. Сейчас же она в недоумении и зла, что городу словно бы плевать на исчезновение ребенка. По логике, разве родители не должны переполошиться, начать требовать от полиции результатов, бояться, что именно с их детьми следующими что-то случится? Однако практически никто не заботился, будто… они ждали и хотели этого. Это пренебрежение к пропавшей невинной душе, это потерянное и разбитое выражение лица Дрима, пробуждают в Андайн жажду справедливости, сравнимую с человеческой. Она вытащит правду наружу, даже если это ее убьет. Там, где с ней не работали гражданские, работал суд. Уже ожидаемо, что школа, в которой учился Найт, не дала допуск к делам учеников, пока офицер не обзавелась необходимым постановлением. В их маленьком городке нет судьи, и Андайн никогда не приходилось иметь дело с судейской коллегией, но по какой-то причине сейчас и в дальнейшем ей предоставлялись все необходимые разрешения даже без убедительных доводов. Она нихрена не знает о парне, который подписывает все эти бумаги, но ему либо плевать, либо категорически наоборот. В любом случае, ей это на руку. После разговора с Герсоном определить главных подозреваемых не составляет труда. Первая — Бетти Ноир, человеческая девушка. Именно ей принадлежит фургон, запечатленный на пленку. Второй — волк Фенрис, одноклассник Найта, отличившийся достижениями в спорте и частыми стычками с одноклассниками. И третий — Марко, гуманоидный четырехрукий худощавый монстр, давний приятель Фенриса, известный безнадзорностью из-за нежелания иметь дело с младшими в своей многодетной семье, а также выполнением заказов одноклассников за деньги. К концу недели, наконец-то, Андайн с поддержкой Альфы организовала людей для внезапного обыска. Она решила, что будет эффективнее нагрянуть домой к подросткам до того, как они почувствуют опасность и попытаются избавиться от улик. Андайн с малым псом навестят Фенриса, Азриэль и Догго — Бетти, а Догами и Догаресса — Марко. Если ничего не обнаружится, то они принесут извинения и уйдут. В противном случае детишек вместе с законными представителями поведут на допрос. — Вы не можете просто так врываться в наш дом из-за какого-то сбежавшего из дома подростка! — отец Фенриса агрессивно вскинул руки, подходя к Андайн почти вплотную. — Будьте уверены, у нас есть все основания полагать, что Найт стал жертвой преступления, к которому ваш сын может быть причастен, — холодно отозвалась офицер, стараясь сохранять профессионализм, пока Пес Поменьше обнюхивал первый этаж. Пока ничего. Видимо, скелет здесь не появлялся. — Вы ни в чем не можете обвинить его без доказательств, — прорычал Феликс, злобно прищурив глаза. — Вы правы, мы здесь именно для того, чтобы подтвердить или опровергнуть наши опасения, — Андайн не шелохнулась под давлением, смотря в ответ. К счастью, ей приходится иметь дело только с главой семейства. Мать и сын беспокойно стояли рядом. Женщина следила взглядом за собакой, Фенрис же старательно делает вид, что ему безразлично происходящее, но язык тела говорит о нервозности. Закончив здесь, пес поднялся на второй этаж, остальные последовали за ним. Он прошел по коридору, сразу обратив внимание на конкретную дверь, выделяющуюся стикерами и обрывком полицейской ленты. Одного лая было достаточно, чтобы Андайн напряглась и прошла вместе с ним внутрь, потребовав семью остаться снаружи с открытой дверью. Игнорируя громкое недовольство Феликса, монстр-рыба обратила внимание на действия напарника. В комнате царил настоящий бардак, хуже, чем было в общежитии Альфис во время экзаменов. На полу было столько мусора, что офицеру пришлось тщательно искать участки, на которые можно ступить. Кровать так и вовсе кошмар. Удивительно, но среди всего этого еще умудрилась затесаться корзина для белья, почти полностью скрытая одеждой. Не заботясь о подобных мелочах, пес нырнул в грязное белье, обнюхивая ткань, пока не нашел заинтересовавшие его джинсы и футболку. Ткань была достаточно темная, и было бы легко пропустить крошечные коричневые и фиолетовые пятна. — Стоило бы стирать почаще, — Андайн победно взглянула на подростка. Фенрис только злобно оскалился.***
Дрим больше не мог откладывать уборку, даже терзая себя мыслью, что Найт не будет в восторге от того, что младший брат лезет, куда не следует. Но, опять же, в доме дважды происходил обыск, и близнеца все равно нет рядом, чтобы воспротивиться, а в комнате продолжает скапливаться пыль. Когда Найт вернется, Дрим не хочет, чтобы ему пришлось иметь дело с грязью, поэтому решительно берется за моющие средства и тряпки, готовый противостоять всему, что он там найдет. Многочисленные полки завалены книгами. Скелет задумчиво перелистывает их, вспоминая, как Найти освобождал под них место, отдавая ему мягкие игрушки. Это было еще до ухода мамы. Покачав головой, Дрим оставляет удручающие мысли и продолжает собирать пыль с мебели. Он не рискует заглядывать в шкаф, отчего-то не желая смотреть на украшенную заказными пуговицами одежду. В открытое окно задувает сырой воздух, вчера прошел дождь, и есть все основания полагать, что будет еще. Подросток моет пол под кроватью, когда замечает едва слышимый стук и движение. Он недоуменно убирает тряпку и ощупывает руками, почти сразу находя шатающуюся половицу. Вроде бы ничего странного. Дом очень старый, почти все ступеньки скрипят, если не знаешь, куда наступить, да и все остальное — полнейший антиквариат. Дрим должен оставить это, но в комнате Найта больше нет ни одной такой шатающейся части, и это наводит его на определенные мысли. Дистальные фаланги легко подцепляют край половицы и вытаскивают ее. Младший близнец с замиранием сердца шарит внутри рукой, сразу натыкаясь на твердую обложку. Это был старый и невзрачный дневник, страницы которого слегка разбухли от неправильного содержания. Внутри Дрима боролись надежда и страх. Он хотел прочитать все и найти ответы, узнать, куда пропал блудный брат и почему. В то же время правда его страшила. Их жизнь никогда не была идеальной, но ей можно наслаждаться. Но что, если только младший из двоих был достаточно блаженен, чтобы не замечать очевидных проблем? Было бы проще просто передать потенциальную улику в полицию, но тогда Дрим совершенно не будет знать, чего ожидать. Не пожалеет ли он впоследствии о прихоти сохранить невежество, позволив практически незнакомцам копаться в секретах брата? Он не сможет себя обмануть. Пока решительность не иссякла, скелет открывает дневник на случайной странице, игнорируя хруст обложки. Запись датировалась четырехлетней давностью… «В последнее время становится хуже. Я чувствую, сколь сильно их отвращение, это невыносимо. Я рад, что Дриму досталась другая сила. Но почему мы не могли получить и того, и другого поровну? С тем, как все идет, неужели даже капли неведения мне не позволено? Хотя бы на мгновение, кто-нибудь, усмирите свои темные чувства и желания. Мне так страшно, но нельзя проявлять слабости». Душа Дрима в тревоге заныла, во рту пересохло. Всего несколько строчек подобны окну во внутренний мир Найта, ранее всегда зашторенное невзрачными занавесками. Но внутри темно и холодно, одиноко. Должно быть, старший брат писал это, когда они оба привыкали к магии. В то время тот особенно шарахался окружающих, перегружаясь чужими чувствами и эмоциями. Младшему близнецу не по себе от того, что другому так сильно доставляли неудобства эти способности в то время, как он сам поначалу был в полном восторге, сгорая от желания поделиться своим счастьем со всеми. Следующие несколько записей были о резком отношении учителей в связи с его неуспеваемостью, о его мыслях о Дриме и его друзьях, и новых маршрутах до дома, на которых Найт увидел что-то интересное. Позитивный скелет уже успел немного расслабиться, отчего новая запись выбила его из колеи. «Сегодня не успел уйти пораньше, мисс Эванс задержала меня после урока. Льюис и Болл затащили меня за школу, хотели посмотреть, есть ли у меня деньги. Когда не нашли — избили. Кажется, мое ребро сломано. На нем большая трещина, сильно болит. Пришлось зайти в библиотеку. Я не знаю как вылечить это, но, надеюсь, справочник достоверен. Там нет отдела для монстров-скелетов, поэтому, я надеюсь, экто-плоть сработает в качестве фиксатора. Надо быть осторожным, когда Дрим решит обнять меня». Дриму стало откровенно плохо. Со дня пропажи он начал подозревать издевательства, но никогда не думал, что все настолько ужасно. На страницах видны мокрые разводы, Найт явно плакал, а младший брат даже не может вспомнить, когда старший хотя бы отдаленно выглядел затронутым. Ночной плач за стенкой больше не видится простой тоской по матери или следствием кошмара. Впереди еще много страниц, и каждая из них может таить память о страшной жестокости. Итак, Дрим продолжает читать. «Эдан и Рэна…» «… у Фенриса и Бетти…» «… Ривз, когда Юна…» «Кевин…» Имен было так много, что Дрим, пытаясь хоть как-то заземлить себя, начал их записывать в случайную тетрадь из стола Найта. Однако спустя всего десяток подобных записей, он больше не мог справиться с эмоциями, громко разрыдавшись, опустив голову на стол, за который переместился после краткого беспокойного метания. Воображение так ярко рисовало образы измученного и избитого брата, что не получалось найти ни одной позитивной мысли, за которую можно зацепиться. Скелет не мог успокоиться, он не мог дышать, его грудная клетка разрывается, но это так мелко на фоне всего, так бессмысленно. Его брат так страдал. Иногда между записями не проходит и дня, Найт с этим жил и даже продолжал улыбаться глупому младшему брату. А Дрим, едва коснувшись истины, ломается под ее весом, как хрустальная статуэтка, коей его все считают. Подросток выпрямился с твердым выражением лица, сердито утирая слезы. Даже если ему придется плакать всю ночь и переживать подобную боль, он не остановится, пока не закончит. — Мне нужно знать, что случилось. Мне нужно знать, где Найти. Мне нужно наказать его обидчиков, — как мантру прошептал он несколько раз, прежде чем дрожащими руками вновь взять дневник. «Наверное, к лучшему, что я не связан с позитивом. Я бы не хотел чувствовать их счастье, когда они мучают меня». «Новые друзья Дрима немного беспокоят меня. Хотя я не чувствую от них ничего отрицательного, я не могу читать мысли. Надеюсь, Дрим поймет, если его попытаются использовать, и пресечет это». «Я не хочу отдаляться от Дрима, но не хочу, чтобы он узнал обо всем. Он такой добрый. Он попытается остановить это. Я не хочу, чтобы он был втянут в это. Пока Дрим не знает, у них нет причин трогать его. Я не хочу, чтобы тебе было больно, Дрим». — О, Найти… — вздохнул подросток, всхлипывая. — Я никогда не хотел, чтобы было больно тебе. Ты не должен был… Мы могли бы… Дрим не знал, что они могли бы сделать. Найт был одиночкой, он всегда брал ответственность, даже когда мама была жива. Он не доверял посторонним, ему не у кого просить помощи. Если старший брат решил пройти через это сам, то ничто бы его не переубедило. Но если бы только Дрим догадался, они могли хотя бы быть друг у друга, а не просто существовать под одной крышей, исполняя лживый танец. Младший близнец не хочет злиться, не должен, но это легче, чем продолжать винить себя во всем. Но смог бы Дрим сам втянуть Инка и Блю, а также их семьи в эту неразбериху, если бы Найт открылся ему? Сделать друзей мишенями издевательств, когда это их даже не касается, а потом прятаться за спинами их семей, глупо полагаясь получить защиту просто за компанию. Это низко, однако Дрим знает, что это очень поверхностная точка зрения. В конце концов, Блю и Инк сделали бы все, чтобы помочь, как и их родные. Они уже доказали это. Записи начали сливаться в сплошной текст. Дрим продолжал читать, выписывая имена и их проступки, часто делая перерывы, чтобы совладать с эмоциями и обдумать новую информацию. Он так устал. Подросток даже не трогал первые несколько десятков страниц, а впереди еще много. Скелет только что преодолел шестнадцатый день рождения, и заметка об этом немного подняла настроение. Может ли он просто лечь спать и продолжить позже? Но ведь Найта нет уже так долго. Может ли Дрим позволить себе терять время? Конечно, нет. «Фенрис затолкал меня в кладовку после уроков. Я думал он сделает мне больно, как всегда. Вместо этого Фенрис попытался меня раздеть. Я испугался и ударил его ногой, убежал, пока его тошнило. Думал, утром у меня будут проблемы с учителем, но Фенрис ничего не сказал. Это странно. Я чувствую себя неважно». Дрим нахмурился, перечитывая эту запись. На затворках сформировалась мысль, которую подросток еще не до конца понял, но его от нее тошнило. На всякий случай сделал пометку. До весны записи не отличались от предыдущих. Все те же издевательства, все те же обходные пути, все то же избегание и отстраненность. Вот когда все стало невозможно хуже. «Марко схватил меня и отвел к Фенрису. Я не хотел… Было так страшно… Он собирался закончить начатое, я знал. Я пытался сопротивляться… но… но… (Часть страницы размокла, делая текст едва читабельным. Некогда аккуратный почерк быстро превратился в беспорядочный и размашистый). Фенрис сказал, что если я не буду слушаться, он сделает это с Дримом. Он заставил меня вызвать тело. Я не мог ничего сделать… Почему я не мог спасти себя? Почему никто не пришел спасти меня? Чем я заслужил это? Мое тело так болит. Я такой грязный… такой грязный… я не могу смыть это… Как мне жить с этим?» Читать дальше стало невозможно. Дрим бросился к забытому ведру с водой, чтобы облегчить несуществующий желудок. Его позитивная природа не могла справиться с таким внезапным приростом негатива, извергая его липкой черной массой. В горле и глазах жгло, но подросток этого не замечал. Он открыл для себя истину, которой так жаждал.***
Впервые за две с лишним недели Андайн была на высоте, предчувствуя скорое окончание дела. В отличие от Фенриса, Бетти тщательно следила за чистотой одежды и комнаты, но вот не уделяла столько же времени фургону, внутри которого обнаружилось множество подозрительных пятен. К сожалению, явных улик против Марко нет, но его с легкостью можно привязать к делу в качестве пособника или соучастника. Первые допросы не раскололи детей, а мать Бетти быстро озаботилась наймом адвоката, вынудив выпустить несовершеннолетних из-под стражи. Однако после получения результатов экспертизы у полиции будут развязаны руки. — Андайн, звонил мальчик Джоку, — внезапно перед ее столом возник Догго. Плохое зрение не позволяло ему работать с документами, поэтому он торчал на телефоне, когда не в патруле. — Сказал, что нашел важную улику, и хочет, чтобы ты приехала забрать ее как можно скорее. — Улику? Он не сказал, что это? — изумленно вытаращилась она, уже собирая вещи. — Нет. Но голос у него был странный, — пес поводил косточкой между зубов. — Пустой, что ли? Подобное неопределенное описание встревожило Андайн, подгоняя скорее добраться до машины. За то время, пока они сотрудничали, ребенок произвел на нее впечатление старательного, заботливого и полного надежд юноши. Усилия, которые он прикладывает для поисков брата и попыток не отчаиваться, исправно сохраняя ежедневный быт, покорили ее. Он старался не плакать каждый раз, когда им приходилось говорить, чтобы не отвлекать офицера от работы утешениями, что каждый раз разрывало морскому монстру сердце. Мысль, что Дрим нашел что-то, что окончательно сломило его веру, пугала. Вдруг мальчик нашел доказательство смерти близнеца или, что еще хуже, его останки? По телу пробежал холодок. Она молилась, чтобы это было не так, останавливая себя от превышения скорости. Даже если это не так, ей обязательно следует убедиться, что скелет не останется один и не наделает глупостей. Если он уже не сделал что-то опрометчивое. Андайн вздохнула с облегчением, заметив Дрима сидящим на крыльце в ожидании. Однако стоило ей выйти из машины и подойти чуть ближе, офицер заметила, насколько тревожно-плохо выглядит ребенок. Огни в его глазницах выглядели тусклыми и размытыми, глядя куда-то в намного более тревожные дали, чем его ограничивала гранитная дорожка. Лицо опустело, но признаки недавнего краха в виде темноты под глазницами, блеклых дорожек высохших слез и не до конца вытертых пятен в уголках рта и на подбородке. К груди дрожащими пальцами Дрим прижимал что-то, прикрытое листком бумаги. Руки его то и дело дергались, будто порываясь выбросить отвратительную вещь, но в следующее мгновение хватка крепчала, как если бы сбитый с толку разум вспоминал, что держит нечто сокровенное и незаменимое. Не возникало сомнений, что это именно то, что пришла забрать Андайн, но что-то в ней съежилось и ощетинилось при приближении. Вокруг скелета, славящегося своей позитивной аурой, не осталось ни крупинки счастья. — Дрим? Ты хорошо себя чувствуешь? — осторожно спросила офицер, присев перед подростком. Ее ладонь зависла над костлявым плечом, не решаясь прикоснуться. Дрим вздрогнул и поднял голову, растерянно уперев в нее взгляд, будто не до конца понимая, кто она и что тут забыла. — Я нашел дневник Найти, — на одном духу выпалил он, будто боясь, что возможность говорить исчезнет. Отстраненный вид, который он поддерживал одним лишь насильственным отсутствием здравых мыслей, быстро раскрошился в горестный и отчаянный. — Я прочел его и… и… — скелет всхлипнул и задышал чаще, как-то пытаясь заставить себя озвучить нужные мысли, — … написал имена… кто обижал его. — Почти шепотом произнес он, протягивая обе вещи. Осторожно, боясь вывести Дрима из равновесия, Андайн взяла дневник и лист бумаги, стараясь на него не смотреть. Казалось, потеря контакта с тем, что оставил ему брат, все же что-то оборвала в подростке. — Я не понимаю, почему кто-то мог сделать что-то настолько ужасное! — повысил голос юноша, давясь слезами, которые даже не пытался стереть, неуклюже упав на плечо офицера, часто дыша. Не ожидавшая этого монстр только неловко приобняла его свободной рукой. — Мой брат никогда не делал ничего плохого, но… но… ах! Пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, накажите их… Можете не возвращать Найти, ему тут плохо… всегда так плохо… просто заставьте этих чудовищ пожалеть, что они сделали с ним! — Дрим… что ты узнал? — спросила Андайн, хмурясь от разочарования, что никогда не умела утешать. Во рту пересохло. От вопроса рыдания скелета только усилились, он прижался к ней так сильно, словно боясь, провалиться под землю без ее поддержки. — Давай отведем тебя домой. Офицер аккуратно перехватила Дрима поудобнее и подняла, на секунду пошатнувшись, не ожидав такого маленького веса. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что где-то не притаился любопытный зевака, Андайн толкнула приоткрытую входную дверь и прошла внутрь. К тому моменту, как она добралась до дивана, подросток уже затихал, только продолжая беспомощно икать. Понадобилось несколько минут на убеждения его отпустить, чтобы монстр-рыба сходила на кухню за стаканом воды. В конце концов Дрим упал боком на подушки и потерял сознание, по всей видимости, от нервного истощения. Она укрыла подростка пледом и решила ненадолго остаться, расположившись рядом и открыв дневник. Никогда в своей жизни Андайн не испытывала подобных ярости и отвращения к монстру или человеку, тем более к несовершеннолетним. Раньше она бы никогда не поверила, что подобные зверства могут происходить в ее родном городе, но сейчас у нее нет выбора. Доказательства здесь, в ее руках. Страницы, впитавшие в себя все страхи, несчастья и все отчаяние владельца, исчезнувшего одним непримечательным днем. Она понимает, почему Дрим просит не возвращать Найта. Честно говоря, после такого она не верит, что там все еще есть, кого возвращать. Офицер предпочла бы спрятать этот ужас, не выставлять напоказ зверства и унижения, через которые пришлось пройти бедному ребенку. Но так она никогда не добьется для него справедливости, а это то, о чем совсем недавно умолял ее младший близнец. Она уже начала строить обвинение, а с результатами экспертизы и записями из дневника мало какому адвокату удастся справиться, но для верности Андайн привлечет Судью. Когда Альфа узнает о новых фактах, то самолично займется поиском. Кого она не хочет вовлекать, так это Азриэля. Издевательства, с которыми имела дело Чара были достаточно плохими, но ситуация Найта выходит за всякие рамки, как уровнем жестокости, так и количеством вовлеченных сторон. Дела, которые она разбирает на досуге, часто покрыты пылью, и раны тех дней уже не так кровоточат, но это происходит здесь и сейчас, а виновники известны и доступны. Андайн опасается, что молодой Дримуур сделает что-то опрометчивое, поддавшись гневу. Но Азриэль уже не ребенок, и нельзя просто оградить его от работы, которую он выбрал сам. — Поверить не могу… — хрипло прошептала она, закрывая лицо руками, позволяя себе краткий момент слабости. — Надо позвонить Ханни, — сказала себе офицер, неуклюже поднимаясь в поисках телефона.***
Дрим мучился во сне, отчасти благословленный беспамятством, отчасти проклятый невозможностью узнать, что так сильно ранило его душу. Он был холоден и одинок в доме, жильцов которого одного за другим постигала участь жертвы. Ледяные лапы реальности тянули его ниже и ниже, где радостным мечтаниям и идеалистическим грезам нет места, только темным и страшным кошмарам. Но он не сопротивлялся. Где-то там его брат, давным-давно незаметно утопший, утянутый на дно беспощадным потоком жестокости. Мама говорила, что его свет подобен утренней звезде, и что подобное благословение стоит хранить в секрете. Однако вместо того, чтобы сиять избранным, Дрим не был разборчив. Сейчас же он хочет лишь разогнать тьму вокруг судьбы Найта и сжечь тех, кто бездушно обратил заслуженное счастье в пыль. У всего есть своя цена, и пришло время возвращать долги.Вот так, дитя. Я укажу тебе желаемый путь.
Золотые перья, словно маленькие фонарики, парили в нереальности, подгоняемые несуществующим ветром. Дрим шел следом, ведомый неведомой целью, пока странное и знакомое присутствие из прошлой жизни парило позади и мягко шептало увещевания и обещания.Все положительные эмоции и добрые сны подвластны мне. Я дам тебе возможность отобрать их у тех, кто приобрел все за счет других. Но не забывай — мы не есмь справедливость. Мы столь же эгоистичны, как и существа, коим уподобляемся.
Костлявая рука предлагает ему перо, и Дрим с благодарностью принимает. На его череп надевают золотой обруч-корону. Где-то на краю видимости крылья, сотканные из позитивной энергии, защищают его от неведомого.***
— Вот и отдохнули напоследок, — проворчал Эррор из своего кресла, вжимая голову в плечи, почти как черепаха. — Время сближения! — жизнерадостно воскликнул с кровати Киллер, с диким энтузиазмом разглядывая свои ужасные карты. У сидевших на полу Даста и Хоррора дела в этой партии шли получше. — Будто тем же самым не будем заниматься уже завтра, — продолжал бухтеть Ошибка, агрессивно щелкая спицами. Их последнему дню на море помешала гроза. Завтра в полдень им выезжать дальше, куда бы то ни было, поэтому посещение напоследок пляжа или бассейна с утра не представляется возможным. Особенно при учете, что буря может даже не закончиться за ночь. Найт, как и все, не был расстроен этим обстоятельством, он любил компанию, и каждому было чем заняться. Даже Эррор, старательно поддерживающий возмущенный вид, больше недоволен тем, что погода не поддерживает их планы, чем необходимостью коротать часы с ними в комнате. Подросток сидел перед окном вместе с Кроссом, наблюдая за бушующим морем и вспышками молний, наслаждаясь маленькими всплесками адреналина, когда раскаты грома заставляли стены дрожать. Найт не боится грозы, но и никогда не понимал, насколько великолепно она выглядит и ощущается, будучи подавленным иными бедствиями. Часть его продолжала переживать, как Дрим с этим справляется, хотя погода в их родном городе должна отличаться от здешней. В конце концов, расстояние должно превышать две тысячи километров. С высоты все выглядело еще удивительнее. Кросс вдохновленно рисовал, вгоняя подростка в легкий транс шорохом карандашей. Кукла в руках и ощутимый вес короны на голове успокаивали. Несмотря на попытки вернуть украшение, Найтмер продолжал повторять, что ему эта вещь подходит больше. Сейчас уже как-то странно обходиться без золотого кольца, и Найт надевает его каждый раз, когда возвращается в номер. Он бы носил его постоянно, но боится, что кто-то попытается украсть, как это было со всеми мало-мальски ценными вещами в родном городе. — Может, спустимся в казино? Хорошенько развлечемся напоследок, обзаведемся деньгами на карманные расходы, — предложил Киллер, которому волей судьбы все же пришла победа. Даст выглядел раздраженным. — Босс? — он обернулся, не дождавшись мгновенного подтверждения, застав Найтмера бесцельно смотрящим в открытую книгу. — Все в порядке? — Ничего, — вздохнул Кошмар, отложив не способное его привлечь чтиво. — Думаю, стоит навестить брата. — Ой, лет пятнадцать его не видели. С чего вдруг? — удивился Киллер, но без особого энтузиазма. — Найтмер, у тебя брат есть? — изумление Кросса же было искренним. Найт почему-то ожидал этого. — Ты никогда не говорил! — в его голос просачивалась обида. — Точно, тебя же еще не было, когда мы встретились. Тогда только Даст присоединился, — припомнил Убийца. — Это не секрет, просто не было повода говорить о нем, — Кошмар выглядел неловким от внезапного интереса, но все же смотрел на монохромного скелета слегка извиняющееся. — Не беспокойся, Кросс. Ты ничего не упустил. Это было коротко, Эррор и Найтмер недолго с ним говорили, прежде чем мы уехали, — добавил Даст. — Ну ладно, — Кросс отвел взгляд, смущенный своей вспышкой. — Вряд ли он скажет что-то полезное, — предупредил Ошибка, одаривая Кошмара странным, понятным только им двоим взглядом. — У него может быть своя половина истории, но вряд ли в ней ответов больше, чем в твоей. — В прошлый раз они тоже вели себя загадочно, — прошептал Киллер за спинами Кросса и Найта, заставив обоих вздрогнуть своим внезапным появлением. — Так ничего и не объяснили. Но, кажется, кто-то, кого они знали, пропал. Эррор был на грани истерики, так сильно его это выбесило. — Отлично, — отвлеченные Убийцей, они не услышали, с чем согласился Эррор. — У нас уже есть планы на лето, поэтому отправимся, когда сезон закончится. Все равно это не к спеху, — сказал им Найтмер, удовлетворенный планом. — И да, можете сходить в казино. Я, пожалуй, посещу спа. — Пошли, ребята. Ты тоже, Кросс, — Киллер тут же нетерпеливо подскочил к двери. — Я знаю, ты нервничаешь один в комнате. — Да, да, — проворчал тот, откладывая альбом. — С нами? — спросил Хоррор, обращаясь к Найту. — Посмотришь… как они жульничают. Попробуешь подловить. — Хэй! Я не всегда жульничаю! Иногда мне просто везет, — Убийца обиженно схватился за грудь, Даст же дерзко ухмыльнулся. — Да, я сейчас, — улыбнулся подросток. Он подошел к Найтмеру, слегка опасаясь, но уже привыкнув просить. — Мы можем завтра посетить почту перед отъездом? Я хочу отправить брату письмо. — Конечно, — задумчиво ответил Кошмар. — Возможно, мне тоже стоит отправить предупреждение о скором посещении.***
Редко бывали такие дни, когда Дрим просыпался с неохотой, но сегодняшнее утро было именно таким. После вчерашних потрясений он предпочел бы пребывать в беспамятстве вечно, но, к его огромному удивлению, подросток уже не чувствовал себя так же плохо, как раньше. Что-то в нем отзывалось злорадным удовлетворением, а также смутным впечатлением поддержки и утешения. Воспоминаний о сне не осталось, но его значимость присутствия в нем сохранилось. И Дрим твердо верит, что это не последняя их встреча. — Ты проснулся? Как ты себя чувствуешь? — спросил его Блю мягким голосом, гладя череп. Мечта совсем не удивился его появлению. — Меня тошнит, — честно ответил он, мутным взглядом смотря в сочувствующее лицо друга. — И спина болит. — Ты уснул на диване. Я боялся разбудить тебя, если попробую поднять в комнату. Но Инку будет еще хуже, — слабо улыбаясь, голубой скелет указал на кресло, где в неудобной позе спит третий член их компании. — Да, — от этого зрелища Дриму даже как-то полегчало. Почему-то при взгляде на Инка ему вспомнился недавний портрет, который тот нарисовал. Образ золотых перьев воодушевлял, и подросток отрешенно осознал, что обеими руками сжимает одно под пледом. — Ты не мог бы принести мне воды? — Конечно! Дай мне секунду, — Блю подскочил и с энтузиазмом убежал на кухню. Убедившись, что рядом нет любопытных глаз, Мечта медленно засунул руку под подушку, руководствуясь неясным предчувствием. Там лежала золотая корона, прямиком с загадочной картины. Позитивный скелет зачарованно провел по ней пальцем, не в силах отвергнуть мысль, что эта вещь отныне принадлежит ему.