* * *
Чу Ваньнин вдыхал соленый запах пота. Влага сбегала по его лопаткам, затекала в распахнутый рот. Дышать было тяжело, а щеку то и дело обжигало от того, что его тело, прижатое к шелку простыней, скользило вперед от мощных толчков. Спина была выгнута с такой силой, что ягодицы были устремлены вверх, в то время как голова впечатывалась в постель. В волосах Чу Ваньнин чувствовал жар чужих пальцев. Его потянули на себя, и он изогнулся, встречаясь взглядом с глазами, залитыми безумием. Тот, кто терзал его, дернул сильнее, наклонил влево, открыв беззащитную шею, и впился в нее зубами. Дикий зверь! Чу Ваньнин закусил губу, только бы не застонать, не радовать его своей болью. — Кричи, — потребовал мужчина, прижимаясь всем телом, снова наваливаясь на него. И Чу Ваньнин понял, что тот протолкнул что-то огромное, обжигающее в него. И продолжал втискивать глубже, хотя Чу Ваньнин и так уже был почти что разорван этим орудием. — Кого ты хочешь обмануть, Ваньнин? Столько раз ты пытался мне отказать, но я все равно вытрахивал из тебя стоны, — звучал его низкий голос. Могло ли быть так, что его… Что в нем сейчас… Чу Ваньнин содрогнулся от отвращения, а мужчина продолжал: — Твой неприступный вид только сильнее дразнит меня. Гордый старейшина Юйхэн теперь всего лишь подстилка Императора. Чу Фэй! — Ты ничего от меня не получишь! — услышал Чу Ваньнин свой собственный голос, и его щеку обожгло от удара. — Я уже получил все! А теперь заткнись и покорно прими своего мужа. Чу Ваньнина с новой силой вжали в постель, и он испугался, что вот-вот задохнется. С каждым словом мужчина вбивался все глубже, не жалея и не давая привыкнуть к его чудовищному размеру. Он не сдерживал стонов, сжимал его бедра с такой силой, что на них тут же появлялись синяки. Боли было все больше, каждый вдох Чу Ваньнин мог сделать только наполовину. Горячая рука сжималась на его горле, как ошейник. Влажные громкие звуки раздавались все хаотичнее, и Чу Ваньнин не мог выносить то, что с ним делали. С последним коротким вздохом свет перед его глазами погас. Чу Ваньнин подскочил на постели, царапая горло и задыхаясь. Он был в своей постели. Вокруг не курились приторные благовония, а стоял затхлый запах давно запертого помещения. На полу спал Мо Жань. И Чу Ваньнин понял, что чудовище, которое надругалось над ним во сне — это и был Мо Жань. Тот был много старше, но у него были знакомые полные губы и темные глаза с яркими фиалковыми всполохами на самом дне. Омерзительно! Как ему могло присниться такое бесстыдство? Да еще о ненавистном ученике! А потом Чу Ваньнин вздрогнул от мысли, что во сне ему было горячо, а не так холодно, как обычно.* * *
После долгих странствий они остановились, наконец, на горе Лимин. Хуайцзуй, учитель Чу Ваньнина, устроил тут дом во время своего путешествия, и когда Чу Ваньнин искал пристанище, он вспомнил, что теперь это место наверняка пустует. Мо Жань споро привел его в порядок. Ему было в радость очищать, мыть и проветривать их новый дом. Учитель смирился с его присутствием. Значит, у Мо Жаня есть шанс показать свое раскаяние. Больше никогда он не ослушается Учителя. Жители деревни у подножия горы только обрадовались их приходу. Нижнее Царство постоянно страдало от нашествия нечисти, и два заклинателя были для них спасением. — Старший господин заклинатель хоть и смотрит волком, а только штуки его работают на совесть. Больше нечисть не таскает живность, и детей можно отпускать без страха. Настоящее благословение, что он выбрал нашу гору. Так говорили деревенские после того, как Чу Ваньнин смастерил для них големов, отпугивающих мелкую нечисть. Несмотря на то, что он не мог больше использовать свои силы на полную мощность, тонкие плетения ему все же удавались. Такие, где требовалось вливать совсем немного духовной энергии. Они были сложными, пожалуй, никто, кроме Чу Ваньнина, и вовсе не смог бы их исполнить. Он накладывал заклятия на Ночных Стражей и отправлял их охранять границы людских поселений. Чу Ваньнин собирался изучать и создавать новые техники на горе Лимин. Он не опускал рук, и Мо Жань гордился своим учителем, хоть порой, по ночам, едва сдерживал слезы отчаяния. Он знал, каким сильным был Чу Ваньнин. Юйхэн Ночного Неба, Бессмертный Бэйдоу. Великий заклинатель, которого мечтали заполучить все духовные школы. Теперь он был отшельником, еще год-два — и его имя предадут забвению. Весна сменилась удушающим летом. Воздух дрожал, земля казалась раскаленной сковородкой. Выходить на улицу можно было только в самые ранние часы или после заката. Мо Жань без стеснения стаскивал верхние одежды и работал в садике или по дому с обнаженным торсом. Только старался не попадаться лишний раз на глаза Чу Ваньнину. Тот всегда заставлял его облачаться во все положенные слои ткани, и Мо Жань готов был свариться в них. Сам Учитель и не думал снять с себя хоть что-то, но жару переносил хуже Мо Жаня. Мо Жань смотрел, как Чу Ваньнин в очередной раз хмурится, поглядывая из-под вуали на палящее солнце, и его озарило. Он найдет для учителя веер, чтобы тот мог хоть немного спастись от беспощадного зноя. Ранним утром Мо Жань помчался на рынок, но готовые расписные веера показались ему слишком простыми. Хоть на них были начертаны прекрасные горы и изящные деревья, все было не то. Тогда он купил веер, готовый к росписи, и отправился за помощью к Лю Юймин, дочери старосты деревни. Всегда приветливая, она часто помогала им с мелкими заботами, и Мо Жань понадеялся, что сможет довериться ей. Лю Юймин свела его с художником, который и расписывал веера на продажу. Тот был готов украсить веер бесплатно. “Господин заклинатель и так старается для всей деревни!” Но Мо Жань настоял на оплате. Он уже знал, что должно украсить тонкий пергамент. Прошло два дня, и вот сегодня веер должен быть готов. Мо Жань и Чу Ваньнин как раз должны были отправляться по делам в деревню. Лю Юймин заберет веер и передаст его после того, как они поговорят со старостой о злобном духе, который нападал на охотников. — Учитель, смотрите! Я достал нам персиков, — сказал Мо Жань, вернувшись к Чу Ваньнину. Они только что вошли в деревню, было еще свежо, но Мо Жань щурился от рассветного солнца. — Этот выглядит самым сладким, — он протянул бархатистый румяный персик, и Чу Ваньнин невольно подставил ладонь. Мо Жань улыбнулся. Пусть учитель едва его терпит, но он все такой же добрый человек. Он помогает всем жителям деревни, хоть лишнего слова им никогда не скажет. Но дела его куда красноречивее слов. Самый прекрасный мужчина на свете. Мо Жань не умел красиво говорить, поэтому даже в мыслях просто звал учителя лучшим и довольствовался этим. Все равно нет ни одного слова, которое сравнилось бы с самим Чу Ваньнином. Чу Ваньнин посмотрел на Мо Жаня, но не стал возвращать персик. Легким движением он скрыл его в глубине белоснежного рукава. Сам Мо Жань тут же вгрызся в сочный плод, сок потек по его пальцам, и он едва сдержался, чтобы не облизать их. Чу Ваньнин не оставлял попыток научить его вести себя на людях прилично. Так что Мо Жань просто продолжил есть лакомство, раздумывая, где бы потом вымыть перепачканные ладони. — А-Жань! — к нему бежала Лю Юймин. Ее щеки раскраснелись от бега, и Мо Жань подумал, как ему повезло, что в деревне нашлась такая добрая душа. Она глубоко поклонилась Чу Ваньнину, послала сияющую улыбку Мо Жаню. Чу Ваньнин приготовился достать платок и вытереть залитые соком пальцы своего ученика, ведь неотесанный Мо Жань платков не признавал, сколько Чу Ваньнин его ни наставлял. — Позволь помочь, — Лю Юймин стеснительно улыбнулась и достала украшенный вышивкой из лотосов платок. Мо Жань, не подозревающий о мыслях Учителя, с благодарностью подставил руки. Вместо того, чтобы просто передать платок Мо Жаню, она осторожно принялась стирать сладкие капли с загорелых ладоней. — Лю Юймин, позволь, я сам, — растерялся Мо Жань. — Я буду у старосты, — бесстрастно сказал Чу Ваньнин. Он сжал в пальцах свой старый платок, расшитый хайтаном, радуясь, что не успел вытащить его из рукава. Платок этот был у него с тех самых пор, как в ученики пришел Мо Жань, только вот Чу Ваньнин не мог припомнить, откуда он взялся. Не мог же он купить себе платок, вышивка на котором скорее была выполнена руками новичка, а не мастера? Иногда Чу Ваньнин просто доставал его и смотрел, пытаясь понять, почему его сердце болит, когда он разглядывает старательные стежки. — Жду тебя там, — Чу Ваньнин направился к дому старосты, но тут же обернулся и добавил с холодом в голосе: — Решай свои проблемы и ступай за мной. — Постойте! — Мо Жань вырвал руки из хватки расстроенной девушки и поспешил за Учителем. — Простите, я не ждал, что она позволит себе такую вольность. Я знаю, как важно сохранять чистоту тела и помыслов, — тараторил Мо Жань. — Простите, Учитель. Этот ученик примет наказание. — Даже удивительно, что из всего моего учения ты принял именно это, — бросил Чу Ваньнин, не повернув головы. — Забудь. Он хотел бы сказать, что желает слизать медовую сладость с его пальцев и посмотреть на ошарашенное лицо Мо Жаня. Может, он сразу скривится от отвращения? Чу Ваньнин не был уверен, но одно мог сказать точно — Мо Жань не подходил для его пути. В нем было слишком много страсти. Столько, что он отравлял ею всех, кто к нему подходил. Близость к Мо Жаню сделала его таким же похотливым. Чу Ваньнину нужно было гнать его от себя, но он получал удовольствие, пробуя свою выдержку на прочность. Он ненавидел Мо Жаня, так что не боялся, что однажды перейдет рубеж. Для него это было просто еще одним способом совершенствовать дух. Пока он размышлял, они подошли к дому старосты, и неловкая сцена с платком была позабыта. Во время разговора со старостой Чу Ваньнин не мог не заметить, что Мо Жань нервничает и все поглядывает на вход во внутренний сад. На ходу придумав предлог, он послал его на рынок. А сам, вместо того, чтобы покинуть дом старосты, скользнул к бумажной двери и чуть приоткрыл ее. В саду было двое. Лю Юймин и еще одна девушка, по виду служанка. Дочка старосты держала на вытянутых руках изящный веер, и на нем, словно живые, цвели нежные цветки хайтана. — Красота какая! Я бы тоже хотела получить такой, — не скрывая восхищения в голосе, воскликнула служанка. — Мо Жань кажется таким неотесанным, но погляди, у него есть вкус, — согласилась Лю Юймин. — Госпожа, вы уверены, что стоит тратить на него свое очарование? — Шутишь? Муж-заклинатель! Я такого не упущу. Он немного дикий, но я его приручу, — она кокетливо прикрыла лицо, а потом схлопнула веер и нетерпеливо постучала им по ладони. — И когда он вернется? У меня дел, что ли, больше нет, как ждать его? Мо Жань. Лжец. Чу Ваньнин не стал дожидаться ученика и кинулся обратно, на гору. Он не запомнил пути. Очнулся только в своей комнате. Вспомнил о персике в рукаве, достал его и швырнул в стену. Пусть только Мо Жань вернется, и Чу Ваньнин заставит его отвечать. Как назло, Мо Жань не спешил. Чу Ваньнин не знал, что тот обегал всю деревню, когда наконец понял, что его Учитель вернулся домой. И рванул в гору, задыхаясь под полуденным солнцем. Вернувшись к их дому, он постарался незамеченным проскользнуть в свою комнату, взять сменную одежду и спрятать веер. Вручать его вот так — залитым потом, с тонкими полосками прилипшей пыли… Чу Ваньнин будет в ярости. Но только он, крадучись, направился к прудику, как его окликнул ледяной голос: — Мо Вэйюй! — Учитель, — он тут же невольно согнулся в поклоне. — Позвольте этому ученику привести себя в порядок. Я такой грязный, что мне стыдно показываться вам на глаза. — Грязный, — повторил Чу Ваньнин, и у Мо Жаня волосы встали дыбом. Голос звучал, как всегда, спокойно, но ему чудилось, что так мог бы говорить настоящий демон. Холод в нем промораживал кости. Мо Жань понял, что встречи не избежать, и зашел к Учителю. И тут же сделал шаг назад. Он хотел спрятаться от темного взгляда. — Ты тайно встречался сегодня с Лю Юймин? Как? Как Учитель узнал об этом? Мо Жань хотел было соврать, но по глазам понял, что не найдет слов. Он ведь только сегодня обещал, что не будет вести себя непозволительно, а встреча наедине с незамужней девушкой… Пусть с ними всегда была служанка, но Учитель точно будет в ярости. — Да, — едва слышно ответил он. Первый удар хлыста он даже не успел заметить. Лицо обожгло, и он инстинктивно закрыл голову, выронив одежду. Боль была не такой сильной, как от Тяньвэнь, но Чу Ваньнин больше не мог призывать свое божественное оружие, так что довольствовался простой кожаной плетью. Хлыст свистел снова и снова. Мо Жань не в первый раз получал порку, но никогда еще учитель не был так свиреп. Он быстро оказался на коленях, принимая удары на спину. — Похотливая псина. Ты рассказывал мне о чистоте, — у Чу Ваньнина даже дыхание не сбилось. — А сам трахаешь селянок? Мо Жань не смог сдержать растерянного взгляда. Он впервые услышал брань из уст Учителя. Только потом до него дошло, в чем его обвиняют. — Нет! — он вскинул голову и почувствовал обжигающее касание хлыста. — Нет! Учитель! Чу Ваньнин остановил руку с занесенным хлыстом. — Этот ученик вообще не смотрит на женщин! Я смотрю только на моего Учителя, — Мо Жань сам испугался своей смелости. Но Чу Ваньнин словно услышал только первую фразу. Он прищурился. — Значит, не женщины? Кого же… Я видел, как ты облизывался на Ши Мэя. Хотел выебать его? Мо Жань отполз от Учителя. Тот явно сошел с ума. Почему он говорит все эти ужасные вещи? — От природы дурной характер, не поддается исправлению! — выплюнул Чу Ваньнин. — Я зря потратил на тебя силы. Мо Жань застыл с раскрытым ртом. — Хотя… Учение кнутом идет тебе на пользу. Раздевайся. Мо Жань не посмел спорить, он принялся распускать пояс, стащил ханьфу, слой за слоем, пока не осталось только нательное белье. Чу Ваньнин молчал, и Мо Жань стянул последнее. Стоило ему попытаться прикрыться, как его сбило с ног пинком. А потом лицо впечатали в пол. Чу Ваньнин все так же молчал. Злоба окончательно затопила его. Он сделает это. Навсегда отвратит Мо Жаня от мужских ласк. От одной мысли, что тот будет предаваться разврату с кем-то… А темперамент Мо Жаня не позволит ему оставаться непорочным, это только вопрос времени. В мыслях промелькнули грязные картины из его сна. Он не сомневался, что Мо Жань станет таким же. Наглый, уверенный в своей красоте. Развратный! Голова Мо Жаня гудела от удара, и он не сразу понял, что за резкая боль прострелила его от копчика до самой шеи. Она сменилась тянущим распирающим чувством, будто его вот-вот разорвут на части. Он испуганно сжался, но стало только больнее. Чу Ваньнин двигался, словно голем, и рукоять его плети то скрывалась, то снова появлялась меж разведенных бедер Мо Жаня. Тот кусал губы, но проклятые слезы все бежали, затекали в рот, обжигали свежие ранки. Он терпел, когда Тяньвэнь сек его спину, но это наказание рвало не тело, а душу. — Это моя расплата... За то, что я украл свое место в жизни, — прошептал сквозь стоны Мо Жань и вжался лбом в нагретое дерево. Но Чу Ваньнин его не слышал. Он мечтал отбросить плеть, заменить ее на свой стоящий член, который сейчас упирался в нижние одежды, пропитывал их постыдной влагой. Это наказание и ему тоже. За то, что подпустил к себе, за то, что сам упал до его уровня. — Запомни эту боль и не смей больше предаваться разврату, — холодно проговорил Чу Ваньнин, словно все, что он сделал, и правда было обычным наказанием нерадивого ученика. Наконец он выдернул рукоять, и окровавленный хлыст упал рядом, а отверстие тут же судорожно сомкнулось. Хотелось проникнуть пальцами, развести, раскрыть его снова. Но Чу Ваньнин увидел кровь и остановился. Он оттолкнул Мо Жаня, и тот уткнулся в натертые доски пола. Чу Ваньнин хотел погладить его ягодицы, но вместо этого отвесил звонкий шлепок и повелел: — Вставай! Наказание окончено. Солнце по-прежнему ярко светило в раскрытые окна, хотя Мо Жань подумал, что пытка была бесконечной и за окном должна быть ночь, не меньше. Но день сиял, хотя то, что произошло, больше напоминало кошмарный сон. Мо Жань сначала свел колени, опустился на пятки, сдерживая крик, прикрыл рукой глаза. Он сделал несколько коротких выдохов и только после этого неловко потянулся к одежде, а потом начал спешно натягивать ее, путаясь в завязках и попадая в прорехи, оставленные кнутом. “Неужели его пробрало до слез?” — думал Чу Ваньнин, возвышаясь над учеником. Он знал, что Мо Жань мог вытерпеть гораздо больше боли. И ему невдомёк было, что это слезы обиды собаки, которую сначала прикормили, а потом отвесили пинка. Мо Жань, как мог, поправил одежду. Потом провел рукавом по лицу. Собрал рассыпавшиеся по плечам волосы в хвост и встал, смотря в сторону. — Не показывайся мне на глаза до завтра, — сухо произнес Чу Ваньнин и отвернулся. Мо Жань, не кланяясь, покинул дом. Он шел к лесу, плохо соображая, но ноги сами несли его к реке. Ткань штанов уже набрякла от крови, а сам он весь был в холодном липком поту. На берегу Мо Жань начал сдирать одежду, но замер и закусил ребро ладони. Зажмурился. Он выдохнул сквозь зубы, стянул последнее и кинулся в воду. Ледяная вода ослабила дергающую боль, но справиться со жгучим стыдом не смогли бы даже снега Куньлунь. Не успел Мо Жань поймать мысль, что хорошо бы просто зайти в воду с головой, сделать вдох и забыть о своем унижении, как ярость и злость смыли ее. Ещё ничего не закончено! Мо Жань поспешил к берегу, увязая в хватке реки и поднимая брызги. Саднящие колени впечатывались в мокрый песок, дыхание было громким, а сердце билось еще громче. Мо Жань прижал кулаки к мокрому лицу — мокрому от речной воды, только от воды — и скорчился на холодном песке. Было бы правильно смириться и принять свое наказание. Он бы многое отдал, чтобы вымолить прощение у Чу Ваньнина за смерть Ши Мэя и треснувшее ядро. Но этому человеку, человеку, который раньше звался его Учителем, Мо Жань больше ничего не должен. Пора возвращаться домой.