Я и демон внутри меня

      Пряди смоляных волос стекали по белым одеждам и путались от ветра.       Чу Ваньнин, которого Мо Жань помнил, был прямым и холодным. Нынешний выглядел безумцем. Порывы надвигающейся бури полоскали рукава его ханьфу, и те походили на бившихся в ловчих сетях лебедей. Мо Жань глядел в знакомые глаза с чуть приподнятыми уголками. Раньше, давным-давно, они смотрели с удивлением, укором, лёгким раздражением или скрытым теплом. И никогда не горели такой яростью. Сейчас тонкие брови над ними выгибались, и глубокие складки скользили к переносице, придавая лицу дикость и звериную жестокость.       Чу Ваньнин, в свою очередь, тоже разглядывал бывшего ученика. Он потратил год на бесплодные поиски, но Мо Жань нашел его сам, вернулся на пик Лимин.       В последний раз Чу Ваньнин видел его, когда тот был юношей. Уже тогда Мо Жань был высоким и сильным, но фигура ещё не утратила хрупкости. Теперь перед ним стоял мужчина. Мо Жань раздался в плечах, кожа потемнела от солнца, огрубела от ветра. Он смотрел на Учителя свысока — во всех смыслах. Это было непривычно. Разве Чу Ваньнин не был выше своего ученика?       “Такой больше не заплачет”, — подумалось ему.       Чу Ваньнин старался ухватить каждую деталь. Кто перед ним? Это не его прежний ученик. Как он жил два года? Его красота теперь била наотмашь, заставляла стискивать пальцы в желании схватить, вжаться в него, напиться его запаха.       Мо Жань заметил его взгляд, склонил голову и спрятал глаза.       — Этот ученик нижайше просит Учителя смилостивиться и принять его на обучение вновь, — с этими словами Мо Жань встал перед ним на колени и отбил поклоны. — Ученик должен был снести наказание с достоинством. Ученик виноват.       Виноват?!       В горле Чу Ваньнина стало горячо. Виноват.       Мо Жань долго размышлял о том, какие слова заставят Чу Ваньнина взять его к себе. Так ничего и не придумав, он решил снова и снова признавать себя виновным во всем, в чем пожелает обвинить его Чу Ваньнин. Не спорить, не пытаться больше доказать его неправоту.       Запавшие, очерченные синеватыми тенями, глаза Чу Ваньнина вспыхнули. Рука схватила черный хлыст — не тот, который помнил Мо Жань — и гибкая змея обвила его шею. Чу Ваньнин походил на демона. Мо Жань смотрел снизу вверх в его дьявольские глаза, и черные тучи, сгустившиеся на небесах, делали бескровное лицо учителя еще более пугающим.       Шесть лет назад они вместе спасали дождевых червей.       Четыре года назад Мо Жань пошел с ним к озеру и добыл Божественное Оружие, которое открылось в руках Чу Ваньнина.       Три года назад погиб Ши Мэй.       Два года назад он...       Нет! Мо Жань не будет об этом думать. Он бы и вовсе стер из памяти разбитые колени и алые разводы между ног.       Удавка еще позволяла дышать, и Мо Жань делал короткие хриплые вдохи, не отрывая взгляда от Чу Ваньнина. Он думал, что стоит уйти — и все забудется, поблекнет, как кошмарный сон.       Только его сны стали безумными.       Эти кошмары пришли сразу после того, как он сбежал с горы, на которой они обосновались, покинув орден Пика Сышэн.       Когда-то, мечтая об Учителе, он думал о поцелуях и никогда не смел представлять, что они лягут в одну постель. Но тот, другой, делал во снах с Чу Ваньнином такие вещи, о которых Мо Жань не слышал даже в детстве, пока рос в борделе.       — И за что я должен тебя наказать, скажи?!       Хлыст освободил его горло и тут же опустился на спину, рассекая одежду, оголив старые шрамы.       — Распробовал постельные утехи? Скольким ты подставлял задницу? Взял мужчину? — на каждом вопросе рука Чу Ваньнина поднималась и хлыст бил снова и снова.       — Никто... — ответил Мо Жань, дергаясь от обжигающего прикосновения.       — Сказал, что будешь следовать за мной! — Чу Ваньнин снова размахнулся. Удар. — Что не покинешь, как бы я ни ранил тебя! — Удар. — А сам сбежал, поджав хвост!       — Этот ученик подвел вас, — Мо Жань опирался на кулаки, опустив голову между рук, но его голос был слышен, несмотря на порывы ветра.       Брызги крови стекали по искривленному лицу Чу Ваньнина. Он схватил Мо Жаня за ворот и потянул за собой, внутрь, прочь от грозы, но тот не сопротивлялся. Иначе, пожалуй, Чу Ваньнин вряд ли справился бы с ним — Мо Жань был крупнее, мощнее. Но он шел за Учителем, спотыкаясь, и не делал попыток вырваться.       — Зачем ты вернулся? — спросил Чу Ваньнин, толкнув Мо Жаня на пол, и тот послушно опустился на колени.       — Мое место рядом с Учителем, — Мо Жань и правда смотрел на него с жаждой, но без прежнего собачьего восторга. — Хочу быть с вами.       — Значит, хочешь. Сам, — и непонятно было, поверил ли Чу Ваньнин его словам. — Тогда... со всем должным почтением прогнись и раздвинь ноги.       Мо Жань выдохнул, расслабляясь. Грудью он коснулся пола, задница была поднята, а колени широко разведены. Чу Ваньнин когда-то посчитал его порочным. Может, он был прав?       В первый раз после сна, в котором Мо Жань видел их на пропитанных потом простынях, он почувствовал отвращение — Чу Ваньнину было больно, и он мог представить, насколько. Но как только эта мысль возникла в его голове, Мо Жань воскресил сон до мельчайших подробностей. Он с восторгом рассматривал сжатые пальцы, в которых алела смятая ткань. Он вглядывался в экстаз на своем "чужом" лице. Эта картина нравилась ему, она отдавала возмездием.       Свернутый хлыст прошелся по кровоточащим вспухшим рубцам. Мо Жань не чувствовал, но у Чу Ваньнина тряслись руки. Тот думал, что не отпустит Мо Жаня.       Пусть платит. Всю жизнь.       Как он вообще позволил ему уйти?       Хотелось всем телом ощутить твердые мускулы и пропитанную солнцем кожу. Заставить Мо Жаня поклясться больше ни к кому, кроме него, не прикасаться. Чу Ваньнин не устоял, прижался к своему ученику и наполнил лёгкие терпким запахом сильного тела.       Плечи Мо Жаня горели, но это было шуткой по сравнению с прошлым ранами. И Чу Ваньнин, он сам... Тогда он не собирался пачкаться о него.       Но вместо прохлады ребристой оплётки Мо Жань сейчас чувствовал тепло живой кожи.       Почему он к нему прикоснулся?       — Ты получишь мой, — Чу Ваньнин путался в завязках на нижних штанах, — и не смей думать о других, сколько бы их ни было. Я выбью воспоминания о них.       Мо Жань увидел, как отброшенный хлыст упал справа от его локтя, а потом его мышцы поддались под напором чего-то горячего. С короткими нетерпеливыми толчками в него проталкивалась чуть пульсирующая напряженная плоть.       Мо Жань замотал головой, обветренные губы складывались в одно и то же имя:       — Чу Ваньнин... Чу Ваньнин! — он стиснул пальцы, прогибаясь еще сильнее и добавил: — Никто больше.       Ему казалось, что член тверже рукояти плети, что его разорвет от жара и жёстких толчков. Он знал, как Чу Ваньнину сейчас хорошо. Он сам... Кто-то с его лицом в его мечтах, двигался еще яростнее. Стонал на каждом толчке, заставлял мужчину под собой поднимать ноги выше, обхватывать его талию, чтобы можно было трахать его так глубоко, как только возможно.       В заднице ходил член, проталкивался до упора, до звонкого шлепка, а когда покидал его, Мо Жаню казалось, что задний проход выворачивают наизнанку. Но перед глазами стояла изящная спина, прогиб, белеющие ягодицы, расцвеченные алыми полосами. Чу Ваньнин из его снов едва слышно вздыхал, сжав зубами простыни, а Мо Жань, не жалея, долбил покрасневшее кольцо мышц.       Воспоминания о грязном сне пришли так вовремя, видеть их было так правильно.       У Мо Жаня стояло, будто он и правда готов оттрахать чужую задницу. Он растянул себя, готовясь к встрече с Чу Ваньнином, так что больше не было крови, только жжение и ощущение, что в нем больше запчастей, чем положено природой.       Чу Ваньнин запустил пальцы в его волосы, натягивая темные пряди. Мо Жань прогнулся, следуя велению его рук, и услышал прерывистый шепот:       — Ты не только отнял у меня силы, ты испачкал меня своей грязью.       А сам Мо Жань шептал тому, подмятому под него Чу Ваньнину:       — Каково быть моей подстилкой, Ваньнин? Стать наложницей Императора?       Щеки Учителя из сна были мокрыми, но глаза сияли. В них была жизнь и яростный протест.       Голову снова потянули за волосы вверх, и Мо Жань испугался, что шея переломится. Он поймал взгляд Чу Ваньнина. Темные пятна вокруг покрасневших глаз изуродовали их.       Тот, из снов, прижатый к постели, казался живым. Этот был все равно что мертв.       Если Мо Жань заставит Чу Ваньнина плакать, заставит принимать его, сможет ли он вернуть жизнь в прекрасные глаза?       — Учитель… — стонал Мо Жань, стараясь ослабить напряжение в натянутых до предела мышцах.       — Ты недостоин быть моим учеником, — сказал Чу Ваньнин, — Это все, на что ты годишься, — добавил он и снова вбился в него, обжигая плечи дыханием.       Мо Жань был прогнут, задница терпела удары чужих бедер, голова была запрокинута, но член бесстыдно стоял, истекая, напрягаясь все сильнее, несмотря на унизительные слова.       "Я скажу их тебе и посмотрю, как ты на них отзовешься, — пообещал Мо Жань самому себе. — Я трахну тебя, намотаю волосы на кулак и скажу, что Учитель создан для того, чтобы быть моей шлюхой”.       Так говорил мужчина в его сне, перемежая слова хлюпающими толчками и стонами.       Низ живота напрягся, отзываясь на каждое новое движение, будто это не в его проход вбивались, а Мо Жань сам яростно насаживал стройное тело на свой член.       Чу Ваньнин в его воспоминаниях застонал и кончил, а вместе с ним и Мо Жань спустил, не коснувшись себя даже пальцем.       В реальности Чу Ваньнин оттолкнул его от себя, и Мо Жань даже не попытался скрыть опадающий член и мокрые пятна под собой. Задний проход пекло, а по ногам стекала сперма.       Чу Ваньнин только что трахнул его.       Чу Ваньнин, который не признавал парного совершенствования. Который шел по пути воздержания, сохраняя чистоту на протяжении всей своей жизни. Выебал человека, которого ненавидит.       Для кого это было наказанием?       — Если я узнаю, что ты касался кого-то, я перережу тебе глотку и напьюсь, наконец, твоей грязной крови, — проговорил Чу Ваньнин, его дыхание почти не сбилось, а на лице была гримаса отвращения. — Однажды твое непослушание довело до беды. Мой лучший ученик... Мой любимый ученик погиб.       Чу Ваньнин схватил со стола полосу кожи и дохнул на нее, накладывая заклятие.       — Думал, я подпущу голодного пса к своему горлу? Останешься, только если я запечатаю твои силы.       Мо Жань всматривался в Учителя. Его ярость и безумие все же были лучше того безразличия, с которым он наказывал его в первый раз.       Чу Ваньнин ждал, что Мо Жань будет взбрыкивать, как необъезженный конь, но тот разок глянул со злобой, моргнул — и только почтение осталось в его взгляде.       — Как скажет Учитель.       Чу Ваньнин надавил коленом на его шею и замкнул ошейник.       — Только как я смогу вас защищать? — прохрипел Мо Жань, растирая горло, как только его отпустили.       — Хватит, — разозлился Чу Ваньнин, пряча ладони в глубоких рукавах. — Я не слабая дева. Два года без тебя жил.       Учитель уже оправил одежду и возвышался над ним, как памятник невозмутимости.       Мо Жань опустил черные ресницы, пряча темный блеск. Он не будет спорить.       Он вернулся.