На пути к идеальному концу

Джек лишь пораженно ловил ртом воздух, а после исчезновения Люциуса побежал, куда глаза глядят. Это не могло быть возможным. Это сон. Глупый сон или видение уставшего разума. Только обжигающая сигарета была реальна, запах и дым успокаивали расшатанные нервы. Детектив видел призрака. И этот призрак признался в убийствах. Следующая встреча была такой же спонтанной. Люциус не прятался от него, как в прошлые разы. Видимо, убийца находил забавным то, что мог безнаказанно грешить и дразнить детектива невозможностью своего ареста. Джек был раздражен и совершенно не знал, что делать. Такому в академии не учили. Что делать с мертвыми преступниками, Джек не знал. – Детектив, – почтительно кивнул Люциус на его появление, и Джек даже поверил в его тон. Было в Люциусе что-то невероятно искреннее, чего МакГаффин описать не мог. Может, это из-за признания – такого простого, такого чистосердечного и открытого. – Люциус, – сказал Джек, подсаживаясь на скамейку рядом с Люциусом. Это было странно, но Джек чувствовал тело мужчины. Холодное, даже ледяное, сковывающее его самого. Он поежился от ощущения, но не отстранился от потустороннего присутствия. – Чем тебе не угодил Том Вагнер? – прямо спросил Джек. – Только Том? – по-особому игриво спросил Люциус, не особо меняясь в лице, только играя голосом. – А есть причины и для остальных? – продолжал допрос детектив. – Зачем Вам знать, если вы не можете меня задержать, – протянул Люциус и шепотом добавил: – Или удержать. От шепота по позвоночнику детектива пошли мурашки, словно его только что по всей длине облизал, несомненно, холодный язык Люциуса. – Я хочу знать мотив, – упрямо сказал Джек, не поддаваясь страху. – Я хочу понять, почему ты это сделал. Зачем. – У меня две причины, – отозвался Люциус, кладя свой подбородок на напряженное плечо детектива, от чего тот замер. Дыхание Люциуса остужало шею и небритый подбородок Джека, заставляя сосредоточиться. Он бы хотел повернуть голову, но боялся встретиться глазами со сверхъестественным существом. Ему было страшно, но в тоже время Джек трепетал, терпя внутренний ужас. – Какие? – хрипло спросил Джек. – Первая, – томно сказал Люциус, проводя неожиданно когтистой рукой по спине детектива, – это скука. – Скука? – переспросил Джек, стараясь сосредоточиться на разговоре, а не на странных ощущениях. – Верно, – прошептал Люциус. – Мне было скучно. Этот дом – моя тюрьма. Я пленник, заточенный в границах этого поместья. Мне не уйти. – А вторая? – Вторая, – сказал Люциус, пока его вторая рука стала поглаживать грудь Джека, – это их грехи. Когда я вижу грешную душу, я не могу сдержаться, детектив. Это сильнее меня, и вероятно, это питает меня. Дает мне это жалкое существование. Люциус взял его ослабшее тело в кольцо когтистых рук, совершенно не раня. Он продолжал дышать в шею Джека, уместив голову на плече, чувствуя себя весьма уютно. МакГаффин не сопротивлялся, представляя, что подобное происходило со всеми жертвами призрака. Он вероятно уже готов убить его. Джек боялся смерти, но сейчас он был спокоен, облизывая пересохшие от волнения губы. Люциус устало фыркнул и отпустил его из странных объятий. – Вот мой мотив, детектив, – сказал Люциус, вставая. – Куда ты? – неожиданно для себя спросил Джек. Люциус повернулся к сидящему полицейскому, смотрящего на него лихорадочными глазами. – Нам лучше больше не видеться, Джек, – медленно, словно вытягивая из себя слова, произнес Люциус. – Почему? – недоуменно спросил МакГаффин, дивясь самому себе. Почему он так противился мысли о том, что не увидится с Люциусом? Он убийца. Призрак. Зачем Джеку искать с ним встреч? Почему внезапно Люциус, которому, по его же словам, было скучно, лишаться такого знакомства? Почему Люциус отказывался от него? Почему так больно в груди? – Это опасно, – сказал Люциус, отвернувшись. – Береги себя, детектив Джек МакГаффин. Сколько бы Джек ни приходил в Данте-Манор, он никак не мог отыскать заветную фигуру в костюме. Убийства прекратились, и надобность посещать старый особняк тоже. Со временем Люциус, убийца-приведение, стал лишь слабым воспоминанием в памяти детектива.