Рядом сопела Оля, напросившаяся лечь с братом: пугают кошмары и Сова, прилетающая каждую ночь. Это пугает и Антона, заставляет задуматься о том, в чем же провинилась эта маленькая девочка, что теперь каждую ночь она боится сомкнуть глаз.
Как бы хотелось, но заснуть не получается. Антон хочет повернуться на другой бок, но боится разбудить сестру скрипящими пружинами матраса. В голове крутится минувший день и Ромка, проводивший до дома. Целоваться под старой трухлявой елью, боясь быть замеченными, было здорово. Ромка применил бы к этому слову другой матный синоним, но Антон не стал над этим задумываться.
Как только веки смыкались, в ушах начинало звенеть, а все тело гудеть и будто проваливаться в матрас. Начинали мелькать отдельные картинки, выдающие себя за сон. Там была Алиса, растянувшая свою пасть в зловещей улыбке-оскале, была мама, ругавшая за что-то. Дальше был мягко улыбающийся Ромка. После этого пошли какие-то бессмысленные незамысловатые отрывки, поглощающие Антона в крепкий сон.
Приятная дымка окутывала комнату, полупрозрачной плёнкой стояла перед глазами. Очень трудно было разглядеть что-то, но постаравшись Антон увидел два силуэта, сидящих за его собственным столом. Туманность перед глазами так и не надумывала рассеиваться, поэтому пришлось часто моргать и щурить глаза, чтобы это неприятное чувство ушло. За столом оказались Рома и Бяша. Последний что-то рисовал на листке, а Пятифан комментировал и указывал. Они не замечали Антона. Казалось, парень видел какой-то момент из чужой жизни, из чужих воспоминаний —не своих точно. Пришлось подойти ближе, чтобы разглядеть, что происходит. Бяша выводил карандашом через копирку какие-то сложные вихрастые узоры на квадратный деревянный лист. Тут-то Антон и понял, что не так: здесь Ромка и Бяша были младше, передние зубы последнего были на месте.
Дальше в руках оказался небольшой паяльник и парень начал ловко выжигать собственный рисунок по дереву. Ромка завороженно смотрел на это, его глаза блестели неподдельным интересом, с лица не сходила улыбка. Антон, глядя на это, сам невольно улыбнулся. Как бы ему хотелось попасть туда, к ребятам. Идиллию прервал стук в окно. Не такой легенький стук, как будто ветка дерева у дома невзначай стукнулась в стеклину, а настырный такой стук, заставляющий обратить на себя внимание. Антон повернул голову, парни же находились в своём мире и ничего не замечая, продолжали заниматься своими делами. За окном никого. Светит летнее солнце и щебечут птицы за окном. Антон повернул голову обратно к мальчикам, думая, что все это всплески его фантазии, ведь парень понимал, что находится во сне и все что происходит сейчас — нереально. Стук повторился. Антон снова повернул голову и отшатнулся, будто ошпаренный. За окном стояла лисица Алиса, растягивая рот в ужасном оскале - улыбке. Её рот не свойственно возможностям был растянут от уха до уха. Зубы были в крови и кровавых ошметках, по белой шерсти на груди стекала густая тёмная жидкость. Антон отшатнулся. В эту же секунду раздался дикий неуравновешенный хохот Алисы, заставляющий дрожать всё тело и не чувствовать пол под ногами.
— А ты понравился Жульке... И не только ей. — игриво произнесла Лиса, совсем как тогда, в день их чертового знакомства, и ее длинный язык прошелся по стеклу.
Антон открыл глаза. Вокруг всё знакомое: те же стены, потолок, тот же стол, шкаф. Ничего необычного и пугающего, а через плотную ткань штор пробивалось яркое зимнее солнце. «Ещё немного и я точно сойду с ума». — сделал вывод Антон, протирая глаза.
Гулять морозным зимним днем под слепящим солнцем — то ещё удовольствие. Но когда компанию Антону составлял Бяша и Рома, он не осмеливался возмущаться. Куртка, привезенная отцом, якобы, с самой Америки, нисколько не согревала. Антону приходилось ежиться и прятать руки в карманы. Рома с Бяшей шли чуть впереди, разговаривая о чем-то своём. Антон глядел, то под ноги, то прожигал взглядом спину Пятифана. Что-то заставляло Ромку тоже поворачивать голову невзначай назад и резко отдергивать. Бяша, идущий рядом, ничего не замечал будто, да и замечать ему ничего не нужно.
— Ага! Мамка мне потом такой подзатыльник влепила, что аж в глазах потемнело! — уловил обрывок фразы Антон. Кажется Бяша рассказывал какую-то историю, приключившуюся с ним недавно.
— А ты че молчишь, Антошка? — как-то резко спросил Ромка. Антон поднял голову, шмыгнул замерзшим носом и задал встречный вопрос:
— А чё я?
— Замёрз что-ли? Бяш, глянь как колбасит его! — усмехнулся Ромка. Бяша тихо посмеялся.
— Да так, немного. Кто вообще в такой мороз на улицу выходит? — поровнялся с парнями Антон, — Мама вообще говорит, что у нас тут волки ходят, точнее замечали вроде. Может лучше по домам, мало ли? — предложил боязливо Петров, боясь быть высмеенным. Не Бяшей, так Ромкой точно.
— Кстати, да, на. Моя мать тоже говорит, что вроде как дядь Витька видел у колодца, на. — совершенно без смеха, как ожидал Антон, ответил Бяша.
— Да? А я первый раз слышу. — задумался Ромка. Бяша заметно придвинулся ближе к нему и посмотрел по сторонам. Явно боится парень.
— Ну, так че? По домам или как? — переспросил Антон, замедляя шаг.
— О, а можно к тебе? Ты ближе живёшь. — сразу повернулся к Петрову Бяша.
— Ну, я не знаю... — замедлился Антон. Приглашать сейчас Бяшу к себе не хотелось, но и обидеть друга тоже было бы некрасиво.
— Не напрашивайся, если не зовут. — Ромка стукнул Бяшу по затылку. Тот обиженно зыркнул из под капюшона и затянул его посильнее.
— Да, Антох, давай по домам, а то уже темнеть начинает. Пойдём Бяшку проводим, а потом я тебя. — предложил Пятифан, на что Антон завороженно кивнул.
— Да вали уже. — Ромка пнул Бяшу под зад, за его пошлые шутки. Тот зашёл за свою калитку и помахав, пошёл в дом.
— А ты ко мне. — заявил Ромка, когда они с Антоном только отошли от дома Бяши.
— Что? — удивился Антон.
— Поговорить надо. Потом я тебя до дома отведу.
Соглашаться или отказываться было бессмысленно, потому что Ромке что в лоб, что по лбу — все равно на своём настоит.
В доме пахло сыростью, по ногам веяло холодом, в связи с чем Ромка разрешил не разуваться.
— А где твоя... — попытался задать вопрос Антон, но Пятифан перебил:
— Нету. В центр поехала с мужиком. — по его лицу, на котором отразилась неприязнь и злоба, было понятно, что сейчас об этом Роме говорить не хочется.
В ромкиной комнате бардак. Вещи явно не на своих местах. Будь бы Антон посмелее, обязательно бы его пристыдил, потому что с самого детства приучен к порядку. Ромка уселся на кровать, оперевшись спиной к холодной стене, и даже не посмотрел на Антона и не пригласил присесть. Блондин поправил очки и, почесав нос, медленно сел на край кровати, смотря в противоположную стену.
Оба молчали. Тишина была давящая, неприятная, хотелось даже встать и уйти, или издать хоть какой-то звук.
— Тебе не кажется это ненормальным? — задал вопрос Ромка.
Антон сразу повернулся к нему.
— В смысле?
— В коромысле, Петров. — раздраженно съязвил парень и тяжело выдохнув,продолжил:
— То...Что мы делаем...Это, это же ненормально блять!
Антон опустил голову и потер замерзшие руки.
— Тебе не кажется, что этого вообще не должно было быть? Я нормальный пацан, я нравлюсь девкам. Я не педик, слышишь. — Рома грозно посмотрел в серые глаза напротив, выдерживая всю серьезность разговора.
— Я тоже... Не педик. — Антону с трудом далось произнести это слово. Слишком грубое, слишком неправильное и слишком режущее.
— Тогда хули происходит то, что происходит? Ответь мне! — Ромка вскочил и схватил Антона за грудки, сжигая бешенным злым взглядом.
— Я не знаю. — уверенно произнес блондин, смотря в прямо в глаза из под прозрачных линз.
Ромка встряхнул Антона, яростным взглядом прожигая дыру. Петров продолжал смотреть, не моргая, давая понять, что они на равных. Ромка рыкнул и толкнул Антона в покоцанную дверь, нехило приложив спиной. Заглянул последний раз в глаза и вцепился губами в чужие. Грубо скинул очки и вдавил парня сильнее. Антон не успел даже воздуха набрать, как Ромка грубо протолкнулся языком в чужой рот и жадно целовал. Это был даже не поцелуй. Он будто пожирал Антона, с силой сжимая его волосы. "Поцелуи" перешли на шею, оставляя за собой пятна и кровоточащие ранки. Антон попытался несильно отпихнуть Пятифана, но тот сильно ущипнул за бок и стукнул спиной о дверь. Ромины руки уже расстегивали чужой ремень, попутно пытаясь протиснуться в штаны. Антону стало противно от самого себя и от того, что с ним делает Рома, поэтому он двинул коленом по ромкиной промежности и оттолкнул от себя, попутно вытирая рукавами слюни с лица и шеи.
Ромка отошел подальше и рассмеялся, но не надолго. Осел на кровать. Та скрипнула и прогнулась. Пятифан смотрел в стену и молчал. Долго молчал, как показалось Антону. Потом закрыл лицо руками и тяжело выдохнул.
— Я не педик, ясно?! — сказал Рома, повернув голову к Антону, прислонившемуся к двери.
— Мне не нравятся сопливые ботаны. — сказал Пятифан, обращаясь в никуда, скорее к самому себе.
Антон молчал и нервно сдирал указательным пальцем заусенец на большом.
— Я парень. И у меня не встаёт на сопливых мальчиков. — прошипел Ромка, вцепившись в собственные волосы.
— Ром... — позвал тихо Антон, набрав больше воздуха в грудь.
Пятифан повернулся и осмотрел с ног до головы внимательно, изучающе и как-то отрешенно.
— Пошли, провожу. — отрезал Рома и встал с кровати. Антон отошел от двери и подождал пока Ромка даст выйти.
Путь до дома был тошным и отторгающим, до тошноты тихим. Молчание прерывалось хрустом снега и криком ворон. Рома шёл впереди, сложив руки в карманы и воткнув голову в плечи — на улице мороз, как никак. Антон смотрел на ссутулившуюся спину впереди и прокручивал то, что произошло двадцать минут назад. Ему не нравилось это. Но в тоже время хотелось поддержать Рому, но как именно это сделать, парень не знал. Знал только то, что его самого никогда не привлекали парни, мужские тела и фигуры. Всё, что происходило с Ромкой — пугает и по-странному влечёт. По-началу парень скидывал все на выплеск гормонов. В его возрасте это обычная вещь. На биологии об этом рассказывали еще в прошлом году. Поток мыслей прервал ромкин голос.
— Сорянба за то, что было, ну ты понял короче. Извиняться не умею, особенно перед пацанами с которыми сосусь, как с бабой. — Пятифан пнул с силой трухлявую палку. Та, пролетев метр-два, упала, рассыпавшись.
Антон поднял голову. Не заметил, как дошли до дома. На извинения он лишь кивнул головой и бросив Ромке «До завтра», зашёл во двор.
— Сегодня мама с папой ругались. — осведомила Оля, поглощая хлеб со сгущенкой.
— Из-за чего? — спросил Антон, лежащий на кровати и думающий ни о чём.
— Мама говорит, что не хочет жить в деревне.
— Странно, это же ее дом детства. — перебил сестру брат.
— Да! А папа говорит, что если бы не он, мама жила бы в хлеву.
— Так, Оля. — Антон соскочил с кровати и подошёл к сестре, сидящей на полу в его же комнате, перед телевизором.
— Забудь о чем они говорили. У взрослых свои причуды и лучше в них нос не совать, а то такой же станешь.
— Какой такой? — переспросила Оля, притаившись.
— Взрослой! И не будет у тебя ничего, кроме сложных дел и вопросов в голове. — Антон выдохнул и сел рядом с сестрой, готовясь к просмотру, а точнее пересмотру «Питера Пена» и хватая со стула своеобразный бутерброд со сгущёнкой.
— Быть взрослой — скучно. — сделала вывод девочка.
— Вот и не слушай папу с мамой, когда они ругаются.
Оля кивнула и повернулась к телевизору. На экране мелькало сражение Питера Пэна и Капитана Крюка, но Антон не смотрел на него. Темно-коричневые чуть приоткрытые шторы больше приковывали его взгляд. Он думал обо всём. О том, как отец предложил переехать из городской суеты в тихое спокойное место, но на самом деле причина переезда была совершенно в другом. О страшном месте, в котором они теперь живут с семьёй и которое совсем не тихое, каким его называет отец. О Роме думать не хотелось, но сердце по особому сжималось, когда парень вспоминал как всё началось у них с ним. Тут до Антона дошло. Он вспомнил то, что запомнить периферией зрения было практически невозможно. Рома всегда, с самого первого дня пребывания Антона в школе смотрел на него по-странному задумчиво. Когда все писали что-то в тетрадях, Ромка с соседнего ряда, отвлекавшись от написания, смотрел на прямую спину Антона, а когда тот чувствовал взгляд и вроде как начинал поворачиваться, Пятифан сразу же утыкался в тетрадь, сжимая в руке ручку. Ромка всегда с интересом слушал и смотрел, когда Антон рассказывал стихотворение у доски или просто отвечал. Всегда. Абсолютно всегда его взгляд был прикован к блондину, чтобы тот не делал и где бы тот ни был.
Антон понял. Он понял всё. Пришлось прикрыть ладонями глаза от жгучего света лампы и хорошенько осмыслить. Рома давно понял свою "неправильность", он уже точно знал за что себя нужно ненавидеть и он уже точно понимал, что Антону он плохого не сделает, но для виду всё-таки стоило припугнуть, чтобы репутация не пострадала и чтобы "кто-то там" не надумал лишнего. Ромка знал себя недостаточно хорошо, поэтому Антон дал ему точное утверждение. Рома — красивый, раскидистый в плечах парень. Такие как он нравятся девушкам. А Ромке они не нравятся совсем, как бы ему не хотелось любить женские тела. Антон мог предположить, что это из-за потери отца, другой причины роминой "неправильности" он не находил. А потом вдруг обратился к себе. Его воспитывал отец. И кнутом и пряником — всё как у всех обычных семей. Девочки никогда его не привлекали, а если и привлекали, то, наверное, в дружеской форме. Он никогда не представлял себе голую женскую фигуру, никогда даже не думал о девушках. У него было слишком мало свободного времени, чтобы думать хотя бы о ком-то.
Наверное, Антон осознал себя давно, даже принял, не отрекаясь от чувств и желаний, а Рома ненавидит себя всем сердцем и то, что он делал вместе с Антоном, приносит ему жгучую боль, потому что настоящий мужчина не может любить других мужчин. Антону хотелось поддержать, обнять, похлопать по спине и сказать, что все нормально и что не нужно ненавидеть себя за свои же чувства, пусть многие и считают их болезнью. Но, наверное, Ромка больше не приблизится к Антону так как приближался сегодня, потому что ненавидит себя всем сердцем и душой.
— Тош, ты спишь? — сестра тихонько толкнула брата. Антон поднял голову, встрепенулся и потер лицо руками, переваривая всё, что смог надумать.
— Я пойду, ты, наверное, спать хочешь, а я мешаю. — виновато произнесла сестра.
— Да нет, Оль, всё нормально, я просто сегодня встал рано.
— А... Э... Я тогда тоже спать пойду. Спокойной ночи. — сказала уже веселее девочка и кинулась выключать телевизор.
— Да не, иди, Оль, я сам. Спокойной ночи.
Сестра кивнула и вышла из комнаты, прихватив поднос со сгущенкой.
***
Рома
Когда не стало отца, мать начала сильно пить. Все деньги уходили на бухло и на немногочисленные продукты. Приходилось постоянно торчать на улице и если какая-нибудь бабушка шла с магазина с сумками, помогать, авось, как-нибудь отблагодарит. Когда был мелким, благодарили всегда: то пряник дадут, то конфету. Бяшка со мной бегал вечно, тоже старикам помогал, но ничего не брал у них, говорил всегда, мол, у них итак пенсия маленькая, а тут еще мы последнюю крошку отбираем. Я смеялся над ним тогда, а он фыркал лишь и цокал. Когда подросли, помогать старикам, для своей же выгоды больше не хотелось. Потому что подростков, нас, уже взрослых ребят, благодарить можно было словом(Помню, как нам Сёмка всякие ништяки из дома таскал, лишь бы в компанию приняли. Даже скучаю по нему как-то). Слово — не материальное, ничего с него не сделается, поэтому пришлось подворовывать. Это было, наверное, подло, но нам тогда было всё равно, а точнее одному мне, потому что, что у Семёна, что у Бяши дома дела обстояли не чтобы прям отлично, но хорошо. А я этим воровством, считай, питался.
Бывало, мать приносила что-то с работы, но сразу пропивала. Она не такая плохая, просто женский алкоголизм — штука серьёзная, из нее просто так не выйдешь. Зато когда хахаль у нее появился, она вроде даже изменилась как-то: помолодела, посвежела, постройнела и пить — не пила практически. Вопрос: как этот ее ухажер на нее глаз положил? Дома она всегда растрепанная, но когда на работу, всегда намыливается и накрашивается, так даже и не скажешь, что алкоголичка.
Меня никогда не привлекали парни из моего окружения, со всеми я дружил, бывало дрался, но о чувствах и речи идти не могло. О том, что "не такой", узнал я в 13-14(точно не помню), когда мы все к Пахану пошли, порнушку смотреть. У того родаки уехали в город, а он нашел припрятанную кассету и всех позвал. Дрочили тогда не все. Некоторые смотрели внимательно и запоминали. А у меня тогда вообще не встал. Я испугался ещё, что импотент, чуть сердце из груди не вырвалось. Но я виду не подал, сидел, смотрел завороженно, как будто увиденное приносит мне удовольствие.
Долгое время еще думал я, что импотент и что хуй мой не встанет никогда, но не тут-то было. На очередном показе порнухи у Пахи(тогда только у него был видик) я засмотрелся не на красивую грудастую брюнетку, а на подкаченного шатена, на его чуть прогнутую спину и крепкий зад. Так стыдно мне не было еще никогда. Но это еще цветочки, потому что в тот же вечер дома, в кровати, я дрочил, представляя себя вместе с этим шатеном. В ту ночь я не уснул, вспоминая, как обзывал хлюпеньких ботанов педиками, а сам дрочил на мужика из порнухи. Я старался не думать ни о чем и никогда не возвращаться к этой теме. Прошел год и мне всё таки не раз приходилось испытывать возбуждение при виде мужского голого торса. А потом появился Антон. Тогда я испытал первые чувства. Никогда ещё я не влюблялся, но влюблялись в меня. И мне приходилось строить из себя влюбленного дурачка, встречаясь то с Ленкой, то с Крис.
Антон производил впечатление начитанного и умного человека, который и за себя постоять может и на философские темы поговорить. Я не считал его обычным ботаном. От ботана у него были только дурацкие очки. Он был весь белый, как облако, я еще думал, что он альбинос какой, мне о таких на биологии Катя рассказала, стоя у доски и зачитывая
сочинение на тему «Альбинизм у животных». Но оказалось, что он обычный парень со светлыми волосами.
Не думал я, что общение с ним зайдёт настолько далеко.
Антон не спал. Он чувствовал себя виноватым в том, что произошло прошлым днём. Не помог, не поддержал. Не стоило тогда просто уйти, как обычно попрощавшись. Антон даже успел подумать, что, наверное, мама права и делать в этом месте абсолютно нечего. Она считает, что где-то неподалеку бродит маньяк, милиция, по ее мнению, бездействует. Как же она ошибается. Точнее, пусть и дальше ошибается. Если узнает правду — не поверит, а если и поверит, то у нее вообще сорвет крышу.
Всё, что успело произойти с Антоном, всё, что он уже успел увидеть в этом месте оставило глубочайший след на его здоровье и восприятии мира. Серый потолок в темноте казался поглощающим мраком, а стул с поваленными на него вещами казался притаившейся лисой. Смех Алисы зазвенел в ушах ужасным воспоминанием. Антон сжал простынь в кулак и зажмурился. В голове эхом отражался голос лисы с приторно-гадкими нотками проявлениями доброты и дружелюбия. Лучше бы они остались в городе. Эта мысль еще больше резала в сердце. Тогда бы не было ни Бяши, ни Ромы.
«— Слушал меня, было бы всё в порядке!» — сказал пискляво внутренний голос, пародируя голос Алисы.
«Нет! Было бы в порядке, не повстречай ты Алису!» — вторил другой.
Поддавшись второму голосу, Антон провалился в сон, постепенно падая в бездонную черноту.
—Ты, наверное, назовёшь меня странным или типо того, но... блять, — Ромка стоял в комнате Антона и опустив голову, пытался сказать что-то, — в общем-то, ты вроде нравишься мне или типо того. Мне круто с тобой, но не как с другом, ну... Типа, как с парнем, в смысле... Блять! — Рома ругнулся, пнул косяк. Повисло молчание, после которого парень мягко улыбнулся.
Антон улыбнулся в ответ, поправляя съехавшие на нос очки, и сделал шаг к Ромке. В момент комната почернела, а вместо Ромки стояла лисица и махала пушистым хвостом. Это была обыкновенная лиса, с белой грудкой и рыжей пушистой шерстью. Только вот лапы ее были испачканы в чём-то гадко-липком и вязком. КРОВЬ! Антон отступил назад, но под ногами провалился пол и парень упал в бездну черноты под заливистый приглушенный смех Алисы.
Каша была слишком вязкой, слишком густой, да и с комочками к тому же. Будто это не комочки, а кусочки чей-то плоти, попавшие каким-то образом в кастрюлю. Есть перехотелось.
— Антон, подойди-ка сюда! — позвала мама с прихожей.
— Тут милиционер про твою одноклассницу спрашивает.
Мужчина в форме протянул Антону фотографию.
На ней застыла улыбающаяся Катя со своей мамой, видимо, на каком-то семейном ужине. Антон не понимал и вопросительно посмотрел на полицейского.
— Пропала. Везде обыскались. Не видел, не слышал ничего подозрительного?
— Нет. — сухо выдавил парень. Внезапно захотелось пить, во рту сушило неимоверно.
"Вот и Катя забрела в темный прогнивший гараж и наконец увидела, что таят за собой тяжелые железные двери. Или кого".
