Ваша Госпожа

Отдав на пару с мужем последние распоряжения заместителям и управляющим, мы покинули Пристань Лотоса. Летать на мече я пробовала, когда восстанавливала навыки. Мне не понравилось. Неудобно, глупо смотрится со стороны, ветер бьёт в лицо, холодно. Золотое ядро хоть и сглаживало эти моменты, но все равно было неприятно. Да я бы на лошади в этот Гусу с удовольствием добралась! Отбила бы себе задницу к чертовой матери, превратилась бы в усталое и злобное чудовище, растеряв за несколько дней беспрерывного пути весь лоск богатой гордой госпожи и став ненадолго той самой Юленькой, которой все нипочём, насмотрелась бы на новый мир вволю и осталась бы по итогу жутко довольной собой. И страшной, да. Моя Маринэ с тысячу раз бы все одобрила. Она всегда радела за мой комфорт и счастье и только подталкивала к тому, чтобы я делала лишь то, что нравится. Задумавшись, я едва не навернулась с меча, попав в воздушную яму. Вроде бы это нередкое явление называлось так. Не могу быть уверенной на все сто процентов. — Моя госпожа, вы устали? — обронил Цзян Фэнмянь, сверкая растревоженными глазами. До чего красивый. — Я в порядке, — старательно не смотря на него, ответила я. Трудно смотреть спокойно на того, кого не так давно сожрать пыталась. Тот поцелуй всю душу из меня вытянул. Я не ожидала, что Цзян Фэнмянь станет вести себя настолько решительно и смело. В повседневной жизни он почти и не прикасался ко мне. А тут столько скрытого, с позволения сказать, огня. И прочувствовала я на себе лишь его первые всполохи. Он не успел разгореться в полную силу. Меня весь вечер вчера трясло от страха и затаенного восторга. После того, как я успешно сбежала от своего ненаглядного в личные покои, разумеется. А примиряло меня со случившимся незапланированным поцелуем сразу несколько вещей. Во-первых, я хотела этого всем сердцем. И во-вторых, мы были законными супругами перед Небом и Землёй. А супруги, которые, как минимум, симпатизировали друг другу, обычно целовались, разве нет? Да и не только, кхм, целовались. Это вполне нормальное явление. И желание — это тоже нормальное явление. Ничего предосудительного мы не сделали. Да. Все правильно. И что с того, что я тут полулегальная квартирантка? Цзян Фэнмянь теперь мой муж, и мы могли целоваться в любое время дня и ночи. Все. Нормально. Абсолютно точно. Совершенно верно. — Вы уверены? Хотелось бы проигнорировать вопрос. Не замечать скованности в его движениях, робости в глазах, неуверенности в голосе, что проявлялись по каплям, по крупицам, которые ещё следовало собрать, чтобы составить в голове целостную картину, изображавшую обыкновенного мужчину, переживавшего за свою жену. Цзян Фэнмянь не позволял себе лишнего, и с губ его все не сходила вечная участливая улыбка. Постоянная маска внимательного, сильного и невозмутимого главы ордена. Однако я все замечала. — Госпожа Юй, вам плохо? — спросил Цзян Лифэн, что летел чуть позади. — Со мной все в порядке. Во имя всего святого, хватит так трястись надо мной. Я не хрустальная, — отчеканила я. — Вы были задумчивы, — проговорил мягко касатик, — и могли упасть. «Ах, как будто бы ты не поймал меня», — подумала я и едва не прикусила себе язык. Что за мысли, гуй бы их побрал? Нет. Не-е-ет, дорогая моя, ты не будешь об этом думать. Ни за что. Следи-ка, А-Юань, за дорогой. Все остальное может и подождать. — Я задумалась о совете в Гусу. Обычно Верховный заклинатель принимает кланы у себя. Почему в этот раз Гусу? Мне это не нравится. — Возможно, это связано с заключением помолвки. — Но у Вэнь Жоханя двое сыновей, — недоуменно сказала я, — как и у главы клана Лань. Или он решил выбрать кого-то в невестки из побочных ветвей? И если память мне не изменяет, а Маринэ в своих письмах была честна, то Вэнь Сюй, наследник Цишань Вэнь, уже был помолвлен на дочери одного из соседствующих с ними кланов. Только имя девочки неизвестно. Его скрывали в целях безопасности. Вэнь Жохань славился своей паранойей. Оставался Вэнь Чао. Он был ровесником моего сына. — Вы не знали, но у Цинхэн-цзюня родилась дочь. Маленькая Лань Чжэньли. — Что ты мне не договариваешь? — с подозрением спросила я, в первый раз жалея, что ушла в затвор. Новости доходили до меня сжато, или вообще не доходили. А информационный голод письма и короткие разговоры меня удовлетворить не могли. Мой современный мозг требовал информации. Я, как и мои современники, привыкла усваивать кучу нужных, — а чаще всего — ненужных, — знаний, данных, слухов, новостей. Здесь же я, в сравнении с родиной, чувствовала вокруг себя какой-то странный изолированный штиль посреди неведомой мне бури. Интересности доходили до меня долго, а о самом важном сперва узнавали главы орденов и кланов. Если это касалось политики и политически важных фигур. И ещё так, по мелочи. — Цзян Фэнмянь. Плечи моего муженька напряглись и тут же расслабились. Размеренно он мне ответил: — Мать девочки скончалась в родах. Ее здоровье, говорят, и без того было слабо, а новая беременность окончательно ее подкосила. Она бы не пережила рождение дочери. — То есть девочке и ста дней нет? — Вы правы. — И Вэни желают заключить союз и выстроить основу будущих отношений? — Вероятно. Просто прелесть! Да они там совсем охренели?! — Возможность отказаться? — с угасающей надеждой спросила я. И сама же себе удивилась. Какое мне дело до судьбы Лань Чжэньли? Со своей бы разобраться, а не лезть вместо этого, куда ни попадя. Браки по расчету и заключение союзов ещё до рождения детей здесь — норма. Куда ты лезешь, А-Юань, со своим двадцать первым веком? Ты же и сама поспособствовала заключению помолвки между А-Ли и А-Сюанем. Так какого черта бесишься теперь, лицемерка? Я злобно фыркнула и сжала губы в тонкую линию. Все раздражало. И Вэни, которые позарились на девчонку и начали вести себя очень агрессивно и нагло на политической арене, и полеты на мечах, и мужен… Ай, ладно. Муженек не бесил. Не так сильно. — Минимальна, моя госпожа. Лань Цижэнь мало что сможет противопоставить, — тихо ответил он, подлетев ко мне поближе и уведя чуть в сторону. Подальше от лишних ушей. Свист ветра скрадывал звуки и обеспечивал подобие конфиденциальности. — Сейчас, я слышал, ему ещё сложнее. — В плане? — В плане управления кланом. Цинхэн-цзюнь полностью отошёл от дел, и всем теперь управляет его младший брат. Но главой последний не является, и вследствие этого старейшины давят на него, не признавая авторитет. — А что думаешь ты? Мне было примерно понятно, что происходило. На Лань Цижэня не ставили в силу молодого возраста и неопытности и хотели продавить под себя. Тот не давался. Насколько могу судить из воспоминаний, человеком он был упрямым и волевым. Думаю, мы с ним сойдёмся. Учитель учителя́ видит издалека, как говорится. — У него есть все необходимые качества, чтобы занимать должность главы, пока не подрастет наследник. — Ты так уверен? — Мы давно общаемся и обмениваемся письмами. И опытом. — Что тогда говорит твой опыт? — усмехнулась я. — Он не сможет ничего противопоставить Вэнь Жоханю. Но в его силах отсрочить неизбежное до тех пор, пока девочке не исполнится двадцать лет. — Отчего двадцать? — изумилась я. Двадцать лет — слишком поздно для вступления в брак. Здесь. — Одно из правил Гусу Лань. До двадцатилетия девушка имеет право совершенствоваться и не вступать в брак, сохраняя чистоту души и тела. Более того, ей следует это делать. — Откуда такие глубокие познания, муженек? — улыбнулась шире я. — Я временно обучался с Вэй Чанцзэ в Облачных Глубинах, госпожа, — покраснел он к моему удовольствию. — Переписывать правила в качестве наказания — это довольно частая практика. И про вступление в брак там было. — Три тысячи правил, да? — хитро протянула я. Цзян Фэнмянь замялся. — Фэнмянь? — хихикнула я. — Что ещё? Что там с браком? — Моя госпожа, — простонал он. С чувством. И с изумительным страданием. — Договаривай. — Есть отдельный свод правил для вступающих в брак и про брак в частности… — Не договаривай, — невозмутимо прервала его я. Смех бурлил где-то внутри и грозился вырваться наружу. Мне не хотелось знать обстоятельств переписывания правил подобного рода, но история скорее всего занятная. Черт, мне ж теперь любопытно. Вот не отстану теперь. — Потом расскажешь мне? — Вы безжалостны, — с обречённостью смертника выдавил мужчина. И до конца полета мы не сказали друг другу ни слова. Моя дьявольская улыбочка и так говорила за себя. *** Я не люблю описывать пейзажи, но если бы мне когда-нибудь предстояло сесть за написание своих же мемуаров, то для описания Облачных Глубин я не пожалела бы и нескольких страниц. Водопады, горы, зелень, тишина, жизнь — это все про Гусу. Самый мятежный дух нашел бы здесь свои законные мир и покой. — Приветствуем главу ордена Юньмэн Цзян и его супругу, — поприветствовал нас вежливый голос молодого мужчины. Правее от него стояли двое красивых мальчишек с отрешенными выражениями лиц. Самый старший пытался держаться с достоинством наследника, но красные глаза и небольшие темные круги под ними выдавали его усталость. Ему на вид лет десять было. Тот, что помладше, незаметно цеплялся за рукав старшего брата, сохраняя холодное спокойствие. Полумертвое. Ох, детки. Они же потеряли мать. — А-Юань, дорогая! О боже, здравствуй! Я медленно повернула голову налево, успев заметить, как дети от удивления вздрогнули, а Лань Цижэнь отчётливо скрипнул зубами, и чуть не проворонила жёлтую молнию грёбаной Конохи, что кинулась к неподготовленной мне прямо в объятья. Маринэ, оставив позади мужчину в золотых дорогущих одеждах, видела перед собой только меня. Я стойко выдержала все поползновения в свою сторону и вслушалась в словесную очередь потерявшей всякий стыд женщины. Говорила она много. — Я до последнего надеялась, что ты приедешь, дорогая. Здесь такая тишь да благодать, что помереть можно, — в своем стиле трещала Маринэ, как всегда умудрившись и оскорбить присутствующих, и сделать им комплимент. — Просто красота. А ты как? Как ты себя чувствуешь? Не устала? Хочешь чаю вместе выпьем? Кис, ты просто обязана попробовать их чай. На слове «кис» у всех глаза на лоб полезли. У Лань Цижэня очень выразительно покраснели щеки и мочки ушей, краснота даже на шею перешла, а лицо исказилось настолько, что у меня возникло опасение, как бы этому красавцу сердечко не отказало. Помрёт же молодой, а ему ещё троих детей воспитывать. На кого он их оставит? Цзян Фэнмянь вообще выпал из реальности и теперь переводил взгляд с меня на Маринэ, и обратно. Возможно, он хотел выругаться. — А-Лин, я тоже безумно рада видеть тебя, — тепло отозвалась я, не меняя непоколебимого выражения лица, словно мне, суровой Пурпурной Паучихе, от взгляда которой леса воспламенялись, а дети рождались седыми, ничего не стоило вытерпеть назойливую госпожу Цзинь. — О, я знаю, дорогая. Твоя постная мина меня не обманет, — рассмеялась она. Держать лицо мне надоело быстро, и я широко улыбнулась.