Ваша Госпожа

Цзян Лифэн, несмотря на жуткую усталость и тянущую боль в мышцах, вместе с лучшим другом, четвертым шиди, Лю Мином, встал всё-таки в ненавистные пять утра. Месяц наказания успешно завершился, а привычка вставать ни свет, ни заря осталась. А ещё ранний подъем оказался по-своему приятен: можно было успеть сделать больше дел, чем планировалось. — Что тебя беспокоит, друг мой ненастный? — шутливо пропел Лю Мин. — Твое настроение решило подстроиться под погоду? Цзян Лифэн тяжело вздохнул и посмотрел на мрачные тёмно-серые тучи, лениво плывущие в высоких и недостижимых небесах, и отрицательно покачал головой. С его настроением все было в порядке. Просто он так же, как и остальные, вновь переживал за госпожу Юй. После отъезда ее лучшей подруги, госпожи Цзинь, в Башню Золотого Карпа она впала в несвойственное себе уныние, которое не было заметно на лице, но виднелось в прекрасных пурпурных глазах, выражавших теперь одну сплошную усталость и глубокую грусть. Это вызывало у всех обитателей Пристани Лотоса недоумение и боль. Несгибаемая, непокорная и бесконечно сильная Юй Цзыюань никогда прежде не вела себя так. Хозяйка в последнее время разговаривала только с детьми или со слугами, и то исключительно по делу, а на адептов и главу Цзян почти не обращала внимания. Вне всяких сомнений, с этой женщиной происходило что-то страшное. А вдруг она проклята? Могли ее проклясть? Или она заболела? Вдруг ее золотое ядро повредилось, и госпожа больше никогда не будет здоровой? Нужно ли в таком случае обратиться к лекарям, и не выйдет ли потом так, что Цзян Лифэн за подобное самовольство получит Цзыдянем по своей многострадальной спине? — Я снова волнуюсь, А-Мин. Госпожа… Она… — Плоха, да. Вроде бы ведёт себя как обычно, но что-то не так. Она… более настоящая, что ли. — Мгм. Может, это из-за того, что она чуть не умерла? — предположил Цзян Лифэн. — Чего? — Четвертый шиди нескрываемо удивился и даже глаза от переизбытка эмоций выпучил. — Черт, а ведь ты скорее всего прав. Госпожа могла, ну… ис-испугаться. — Думай, что говоришь, дурень! Госпожа Юй и не с таким сталкивалась. — Но ты сам сказал… — Мало ли что я сказал! — воскликнул первый ученик, отказываясь верить в то, что их госпожа могла чего-то испугаться, а потом сказал более спокойно: — Это все неважно. Что мы будем делать сейчас? Что нам делать? Лю Мин зевнул и уставился куда-то себе под ноги. И единственным признаком того, что его лучший друг был занят размышлениями, служили двигающиеся в такт мыслям тонкие черные брови. Спустя несколько минут, юноша вздрогнул и победно вскинул голову: — Знаю! — Что знаешь? — поторопил друга Цзян Лифэн. — Ну? — Одни мы не справимся. Надо подключать наших шиди. — Лю Мин не обратил внимания на попытки шисюна выудить из него ответы на свои вопросы и закрутился на месте волчком. — Лю Мин! — А? Что? — очнулся четвертый шиди от непрошенной эйфории, вызванной якобы собственной гениальностью. — Что ты знаешь? — терпеливо повторил Цзян Лифэн. Видят боги, он старался сделать голос помягче, но, судя по побледневшему лицу друга, ему это ни черта не удалось. — Э, друг, спокойно! Я просто подумал, что нашу госпожу надо чем-то занять. Возможно, нарваться на пару наказаний и дополнительных тренировок. Если госпоже станет лучше, то я с удовольствием простою в Храме Предков несколько часов на коленях. Да я даже на ферулы и Цзыдянь согласен! Цзян Лифэн уважительно закивал, но на слове «Цзыдянь» чуть поморщился. У госпожи была тяжёлая рука. — Наказание, говоришь? — переспросил он. — Ага. Лучше пусть злится, чем вот так вот… — Я услышал. Где наши? — Спят, — громко фыркнул Лю Мин. — Ты время-то видел, братец? Одни мы не спим да госпожа Юй с детьми. Цзян Лифэн недовольно цыкнул и решил перевести тему разговора на что-то посущественнее: — Как нарываться будем? Все спят, а делать что-то надо уже сейчас. — Хм, госпожа Юй сама сказала, что доступна для тебя в любое время дня и ночи. Это твой шанс. — Предлагаешь надоесть ей до такой степени, что она сама меня потом с криками погонит? — Как вариант, — усмехнулся Лю Мин. И началось. Цзян Лифэн решил начать с чего-то безобидного и подходил к хозяйке Пристани Лотоса лишь по делу. Она, что удивительно, его не гнала и внимательно выслушивала, смотря на него при этом своим фирменным пронзительным взглядом, от которого внутри от страха все поджималось и стремилось убежать в безопасное место. Но первый ученик готов был терпеть, работать и слушать. И, кажется, госпоже такое поведение и настрой искренне нравились. Ну хоть где-то не провалился. Далее Цзян Лифэн, подбодренный и наученный горе-друзьями и товарищами по оружию, стал подходить чаще, с вопросами о разных незначительных мелочах, от которых любой взрослый человек пришел бы в раздражение. Но хозяйка ничего, держалась и объясняла, поразительно четко и лаконично, так, что и тупой бы понял. Смотрела правда слишком страшно, но объясняла. Черт, да их учителя так хорошо не раскатывали им материал, как госпожа Юй в их краткие «случайные» встречи, диктованные никак иначе, а волею богов, вот честное слово. Шиди тоже на месте не сидели и подготавливали почву к благодатному нарушению основных правил ордена. Естественно, госпожа Юй чего-то подобного терпеть не стала и наказала всех нарушителей вместе с Цзян Лифэном, который как старший должен был за всем проследить. Поначалу радостные, они уже засобиралась в пресловутый Храм Предков, но отправили их далеко не туда, а к слугам на отработки и на поля к крестьянам! Их, что ничего тяжелее меча в руках не держали! Присматривали за ними более старшие адепты и Иньчжу с Цзиньчжу, верные служанки госпожи. Их злорадные и смеющиеся лица не покидали провинившихся даже во снах. Руки, спина и ноги отваливались от долгой и непривычной работы, а яркое солнце своей неотвратимостью и безжалостностью сводило с ума. Жаркие лучи оставляли на лице и оголённых руках и ногах легкие ожоги, когда им едва ли не целый день приходилось работать на рисовых полях и лотосовых прудах. Однако, благодаря сформированному золотому ядру, неприятные повреждения быстро исчезали. Ладони покрылись новыми трудовыми мозолями наравне с мозолями, оставленными после тренировок с мечом. Все наказанные жутко уставали под конец дня и с удовольствием ложились спать ближе к девяти вечера, иногда пропуская ванну и ужин. Ведь чтобы отбыть положенное наказание, нужно было вставать засветло, а потом их ждали привычные уроки и тренировки. Такая двойная нагрузка не оставляла времени на размышления и самобичевание. Работа, работа и ещё раз работа. Впрочем, с каждым днём наказание переставало казаться им тем самым наказанием. Юношам стало приятно видеть благодарность на лицах простых людей и их добродушие и понимание, когда они рассказывали о своей суровой и справедливой госпоже. Им начало доставлять удовольствие просто помогать кому-то. — Правильно наша хозяйка поступает, — отвечал один старик, хитро щуря глаза на солнце. — Добрый труд голову мигом прочищает. Помню себя молодым. Сколько мне ни говорили о правильном поведении и ни заставляли стоять на коленях, все равно по-своему поступал. С возрастом только понимание пришло. И давно же это было, детишки. Моменты, подобные этому, наказанные адепты тоже по-своему полюбили. Послушать чьи-то жизненные истории было очень интересно. А потом их в благодарность обязательно угощали чем-то вкусным — локвой, яблоком или пирожком свежим, только с углей, — и отпускали с миром. Иногда госпожа Юй отправляла их в глухие деревушки Юньмэна, где поселилась всякая мелкая нечисть. Они пробовали было взбрыкнуть и давить на жалость, — ведь что эта мелкая нечисть могла сделать? — но Пурпурную Паучиху это нисколько не волновало. Дело заклинателей — помогать простым людям. Вот и идите, помогайте. А то, что деревня гуй знает где, так потренируетесь в ориентировании, нечего в ордене сиднем сидеть. В деревнях вроде тех, в которые их отправляла госпожа, почти не видели знаменитых заклинателей, а слышали о них лишь от редких приезжих в виде преувеличенных рассказов или сказок. Такое положение вещей било юных учеников Великого ордена по гордости. Но они успокаивали себя тем, что помогали. И помогали, надо сказать, бескорыстно и абсолютно бесплатно, поскольку денег в маленьких деревушках почти не водилось, и еды там было мало. Ее приходилось покупать у местных, если своя заканчивалась, а то и делиться. Но это им не было в тягость. Ночевать в пути и на месте прибытия чаще всего приходилось под открытым звездным небом. В этом была даже своя особая романтика. Плюс сам факт путешествия будоражил и воодушевлял. А их точно наказывали? Или они настолько привыкли, что это стало им в радость? Так, размышляя о слабеньком неупокоенном духе молодой девушки, что встретился им в последней деревушке, Цзян Лифэн и Лю Мин, закадычные друзья, вернулись наконец в родной орден, оставив старшего адепта где-то позади. Стоял теплый вечер и повсюду горели приятные глазу фонарики. Одуряюще вкусно пахло лотосами и приближающимся дождем. А в беседке, которую очень любила их госпожа, сидели двое. — Шиди, — пискнул первый ученик. — Ты это видишь? — Ага, — отупело выдохнул Лю Мин. — Они там… — Ага. — … вместе. — Ага. Оба ученика стояли именно на том участке пространства, где их самих в надвигающихся сумерках видно не было, а вот глав ордена Юньмэн Цзян, отнюдь, — замечательно. Они сидели совсем рядом и тихо-тихо разговаривали. Ни криков, ни споров, ни ссор. И вдруг госпожа Юй о чем-то очень тяжело вздохнула и доверчиво положила голову на широкое плечо главы Цзян. Длинные волосы прикрыли часть ее лица. Цзян Лифэн и Лю Мин чуть не задохнулись от эмоций и поспешили скрыться как можно скорее. Это зрелище им не предназначалось. Уставшие и ошарашенные, они добрались до покоев, кое-как отмылись, поели оставшейся с общего ужина лапши и со спокойной душой легли спать. А на следующий день узнали, что Юй Цзыюань, хозяйка Пристани Лотоса, Пурпурная Паучиха, ушла в уединение. Никто не знал, когда она вернётся. И старшие, и младшие адепты, и верные слуги ордена, и даже сам глава Цзян с юными госпожой и господином терялись в догадках. Первый ученик, Лю Мин, третий шиди и все остальные винили во всем себя. Неужели довели?