Ваша Госпожа

Честно говоря, за всеми этими тренировками, чаепитиями, играми с детьми и их сопутствующим обучением, а также посиделками с лучшей подругой, я совершенно не заметила усилившееся внимание к своей скромной персоне. Причем внимание и со стороны адептов, и со стороны дорогого муженька. Он как-то незаметно принялся сопровождать меня, куда бы я ни пошла. Ненавязчиво. Осторожно. Уважительно. Пожалуй, чересчур уважительно. И потому я не знала, куда и деться. Как положено реагировать на что-то подобное? Нет, безусловно, меня тоже очень уважали в прошлой жизни и ставили в пример другим. Любили. Прислушивались к советам. Поддерживали. Но здесь крылось что-то другое. С одной стороны мне было приятно, но с другой — меня сжигало недоверием. Я все ждала какого-то подвоха или обмана. Но касатик излучал всем своим видом одну лишь искренность и желание позаботиться. Желание честное, немного неловкое и неумелое, однако по-своему… драгоценное? Наверное, да, все-таки драгоценное. И весь он казался настолько хрупким, что это проглядывалось даже сквозь его вечную маску мягкого спокойствия и невозмутимости на красивом и уставшем лице. Не возьмусь сказать, что творилось в его бедной душе, потому как и со своей-то ещё не разобралась, но я всем сердцем своим чувствовала чужой страх, беспокойство, волнение и непонимание. Возможно, А-Мянь недоумевал по поводу моего «нового» поведения. Я, как бы это сказать, смягчилась для всех. Я стала вести себя спокойнее и хладнокровнее. Мне было некомфортно вспоминать прежнюю жизнь Хозяйки и стараться каким-то образом вписаться в нее и ее острые твердые рамки. Не устраивало меня это. Поэтому я просто начала постепенно отходить от многогранного и непостоянного характера оригинальной Юй Цзыюань. Это не значит, что я перестала раздражаться или вести себя менее упрямо, чем она, что вы. Вся суть заключалась в стабильности и, если вам так будет угодно, равновесии. Мне надоело бросаться из одной крайности в другую, и в связи с этим я, как зрелая женщина, перешла к более спокойной модели поведения, занимая выжидательную позицию. Все получилось как-то само собой с уездом Маринэ и ее маленького пострелёныша, которого она за столь короткое время, кажется, успела полюбить. После того, как они уехали, меня сразу же взяли в оборот грусть и тоска. Не хотелось мне разговаривать и тратить силы на споры и нелепые слова. Устала. Бывает же иногда такое, что ничего не приносит удовлетворения и радости? Вот и у меня такое случилось. Только А-Ли с А-Чэном и выручали, как всегда. Умные детишки. Удивительные. Они прекрасно чувствовали, когда ко мне можно подойти, а когда, наоборот, лучше обождать и дать мне время на то, чтобы более-менее прийти в себя. Чуткие и ранимые птенчики. И теперь оба мои. Никому не отдам. Никому не дам в обиду, уберегу, сохраню. Отдам все, что у меня есть. Дети должны чувствовать себя любимыми и нужными. И я готова им это показывать — действием или словом. Хотя слов они от меня навряд ли дождутся. Я не умею подбадривать словами. Но кивнуть, одобрительно улыбнуться, погладить по плечу или по голове — это всегда пожалуйста. Мой максимум. Спустя долгие две недели моя безобидная хандра, на радость всем, начала рассеиваться. И мне кажется, что это был такой маленький заговор или саботаж, целью которого являлось вывести меня из себя. Адепты как с цепи сорвались. То один в неприятности попал, то другой с кем-то подрался в неурочное время, то шум стоял невообразимый. И шумели эти ироды не где-то, а рядом с моей любимой беседкой, в которую я даже служанок не пускала. Нужно было срочно принимать какие-то меры. Это же ни в какие ворота! Необходимы санкции. Но санкции адекватные и действенные. И для начала я исключила из негласного списка наказаний порку Цзыдянем и стояние на коленях в Храме Предков. Бесполезные и непедагогичные это вещи. По отношению к подросткам, которых хлебом не корми, а дай поспорить и побунтовать, подобные меры глупы и бессмысленны. Все равно они сто раз разобьются, но сделают по-своему. Теперь я вместо грубой физической расправы использовала нечто иное. Сначала просто сверлила виновника или виновников тяжёлым взглядом из-под ресниц и очень долго молчала, сжав губы в тонкую упрямую полоску. И только после, когда была уверена, что довела глупых и самоуверенных адептов до ручки, оглашала приговор. Я посылала их работать во благо ордена. На поля, на луга, на озера, на тренировочные полигоны, на кухни к сердобольным и очень милым поварихам, которым не хватало лишних рук, к слугам, к простым жителям, жалующимся на мелкую нечисть, за которую не брались крупные кланы. И так далее и тому подобное. А потом, как только задание оказывалось успешно выполненным, лишала их на определенный срок каких-либо привелегий. И в этот момент разочарованные стоны и вздохи достигали своего апогея. Они-то думали, что все, отстрелялись, но нет. Для них я стала очень строгой учительницей, не терпящей суеты, и в какой-то степени матерью. Я была их уважаемой Госпожой, Хозяйкой Пристани Лотоса, которую следовало слушаться. И они, спустя пару месяцев вот таких отработок, это наконец поняли. И вроде бы даже успокоились. Поэтому я с чистой совестью вновь погрузилась в лелеемую и неуловимую, точно колокольный звон, тоску, сама не зная, чего мне не хватало. — Моя госпожа? — позвал меня мягкий голос. Надо же, касатик вот пришел, и снова весь в беспокойстве. А внешне спокоен, как водная гладь, и взгляд ласков. У меня даже сердце зашлось от непрошенного волнения. Я не ожидала, что он все-таки решится подойти. А-Мянь… Цзян Фэнмянь, что при жизни Хозяйки, что сейчас, старательно избегал моего общества, проявляя заботу и внимание издалека и ненавязчиво, будто обидеть боялся или оскорбить. Такой очаровательный в своей неуверенности. Его почему-то хотелось как-то подразнить или ласково позвать. Жаль, что позволить себе подобное я могу только в мыслях. Мне нравился Цзян Фэнмянь. Он был хорошим и сильным человеком, в меру мягким, в меру строгим. Он был справедливым, милосердным, добрым и смелым лидером. Единственный недостаток — нерешительность. — Фэнмянь? Чем обязана? Я вроде бы просила не беспокоить меня. Я сидела в своей беседке, пила чай, грустила и уж точно никого не ждала. Хочу грустить и дальше, желательно вдали от чужих глаз. Неужто многого прошу? — Прошу меня простить. — Мужчина склонил голову в извинении. — Я могу присоединиться? Зачем он спрашивает? В своем доме муженек имел право делать все, что пожелает. К чему эта вежливость? Ай, ладно. Будь, что будет. — Попробуй, — в своем стиле ответила я и залюбовалась шокированным выражением лица своего… мужа. М-да, универсальные русские ответы кого угодно введут в ступор. — Моя госпожа? — Что? Не рискнешь? — усмехнулась я, после чего продолжила серьёзнее: — Можешь присоединиться. Цзян Фэнмянь с едва заметным облегчением выдохнул и присел напротив меня. Я взяла вторую пиалу и налила в нее чаю, который ещё не успел остыть. Я пришла сюда совсем недавно. Пар от пиалы поднялся к деревянной крыше и растворился в воздухе. Вдалеке смеялись юноши и девушки. Загорались первые фонари. А между нами воцарилась тишина. Мне говорить не хотелось. — Моя госпожа? — М? — Ну что такое? Я бы ещё с удовольствием помолчала с ним. — Вы… — Я решила терпеливо ждать, когда он продолжит. Да и выбора особого не было. — Вы несчастны? Ого. Такого вопроса я не ожидала. Он ударил меня наотмашь, слишком личный и, пожалуй, откровенный. — К чему этот вопрос? — прошептала я. Голос дал слабину. Вот же… — Вы увядаете, — с грустью и болью проговорил он. — Ученики и слуги переживают за вас. И наши… дети тоже. — Я просто очень устала, — призналась я, не видя в этом проявления слабости. Люди устают, и чем же я, спрашивается, не человек? — Мне захотелось отдохнуть. Оставь меня. — Моя госпожа, прошу вас, не надо так говорить. Вы всегда можете подойти ко мне и попросить о помощи, если в том будет ваше желание. — Что? — Мне больно видеть вас такой несчастной. Скажите, что я могу сделать? Пожалуйста. А что ты можешь сделать, мой хороший? Когда-нибудь моя тоска отхлынет, и я вздохну полной грудью. А пока мы только можем лечь спать. Тяжело выдохнув, я пересела поближе к замершему и затаившему дыхание мужчине и молча положила голову на его плечо. Ответы придут потом. — Ты можешь просто лечь спать. «Все будет хорошо».